Гибель королей Корнуэлл Бернард

– И здесь баб хватает. А ты действительно хочешь домой?

– Хочу.

– Тогда тебе понадобится корабль, – сказал он, – если, конечно, ты не решишь добираться вплавь. Пойдем прогуляемся.

Сорок семь кораблей были вытащены на луг рядом с крохотной бухточкой, откуда они могли быть легко и быстро спущены на воду. Корпуса подпирали дубовые колья. Еще шесть судов дрейфовали, четыре из них были торговыми шлюпами, а два – длинными боевыми кораблями с высоким носом и кормой.

– «Птица света». – Фритьоф указал на один из двух боевых кораблей, покачивающихся на воде. – Собственное судно ярла Зигурда.

«Птица света» – гладкая, лоснящаяся, с плоским дном – была истинной красавицей. На причале сидел человек и рисовал белую полосу по верху обшивки, которая должна была подчеркнуть и без того грозные обводы корабля. Фритьоф спустился с откоса на причал и уверенно поднялся на корабль, перешагнув через низкий в центральной части борт. Я последовал за ним и ощутил, как «Птица света» легким креном отреагировала на наш вес. На борту не оказалось ни мачты, ни весел, а наличие двух маленьких пил, тесла, коробки со стамесками говорило о том, что на судне ведутся ремонтные работы. Оно было на плаву, но не готово для похода.

– Я привел ее из Дании, – мечтательно произнес Фритьоф.

– Ты капитан?

– Был, может, снова стану. Скучаю по морю. – Он ласково провел рукой по борту. – Красавица, правда?

– Она очень красива, – согласился я.

– «Птицу» построил ярл Зигурд. Для него только лучшее! – Он похлопал по корпусу. – Зеленый дуб из Фризии. Но для тебя судно слишком велико.

– Оно продается?

– Ни за что! Ярл Зигурд скорее продаст своего сына в рабство! Кстати, а сколько весел тебе нужно? Двадцать?

– Не больше.

– А у «Птицы» пятьдесят. – Фритьоф снова похлопал корабль по обшивке. Он вздохнул, вспоминая море.

Я перевел взгляд на плотницкие инструменты.

– Ты готовишь ее к походу? – спросил я.

– Ярл ничего не говорил, но я терпеть не могу, когда суда надолго вытаскивают из воды. Древесина сохнет и трескается. Я хочу следующим спустить вон то, – указал он на вершину склона, где на подпорках стоял еще один красивый корабль. – «Победитель морей», – добавил он. – Судно ярла Кнута.

– Он держит свои корабли здесь?

– Только два, – ответил тот. – «Победителя морей» и «Охотника за облаками».

Рабочие конопатили «Победителя», забивали в щели шерсть, обмазанную сосновым дегтем. Им помогали мальчишки, а когда выпадала свободная минутка, ребятня играла на берегу. Котлы для перегонки дегтя дымили, над рекой повис его едкий запах. Фритьоф вернулся на причал и похлопал по голове человека, рисовавшего белую линию. Было совершенно очевидно, что здесь Фритьоф пользуется большим уважением. Мужчина улыбнулся ему и почтительно поприветствовал, Фритьоф радушно ответил. На берегу он принялся угощать детишек кусочками вяленого мяса, которые доставал из мешочка на поясе. Как ни удивительно, он знал всех мальчишек по именам.

– А это Кьяртан, – представил он меня рабочим, конопатившим «Победителя морей», – и он хочет получить от нас корабль. Он возвращается во Фризию, потому что у него там жена.

– Вези бабу сюда! – крикнул кто-то из рабочих.

– Он человек разумный, понимает, что лучше спрятать ее от твоих наглых взглядов, – парировал Фритьоф и повел меня дальше, мимо огромной кучи балластных камней.

Зигурд наделил Фритьофа полномочиями покупать и продавать суда, но из всех на продажу было выставлено всего с полдюжины, и из них мне подходило только два. Одно торговое, широкое и добротно сделанное, правда короткое – его длина составляла всего четыре ширины, – и от этого медленное. Другое судно – более старое и более потрепанное, однако его длина была по меньшей мере в семь раз больше, чем ширина, и у него имелись очень красивые обводы.

– Это принадлежало одному северянину, – рассказал мне Фритьоф. – Погиб в Уэссексе.

– Оно из сосны? – уточнил я, ощупывая обшивку.

– Полностью из ели, – ответил Фритьоф.

– Я бы предпочел дуб, – ворчливо произнес я.

– Давай золото, и у тебя будет корабль из лучшего фризского дуба, – сказал Фритьоф. – Но если хочешь пересечь море этим летом, придется довольствоваться елью. Оно хорошо построено, и у него есть мачта, парус и такелаж.

– А весла?

– У нас куча отличных весел из ясеня. – Он провел рукой по форштевню. – Его нужно немного подлатать, – признался Фритьоф, – но вообще оно молодчина. «Дочь Тюра».

– Так оно называется?

Фритьоф улыбнулся:

– Вот именно.

Он улыбался, очевидно потому, что Тюр, бог битвы и поединков, лишился, как и Фритьоф, одной руки, правой, – ее откусил обезумевший волк Фенрир.

– Его владелец любил Тюра, – добавил Фритьоф, продолжая поглаживать форштевень.

– А у него есть носовая фигура?

– Что-нибудь подыщу.

Мы поторговались, правда без всякой ожесточенности, вполне миролюбиво. Я предложил за судно остатки своего серебра, а также всех наших лошадей, седла и упряжь. Фритьоф сначала потребовал сумму раза в два больше стоимости всего этого добра, хотя на самом деле он был рад избавиться от «Дочери Тюра». Может, когда-то это судно и отличалось быстроходностью, но сейчас оно явно устарело. Чтобы обеспечить безопасность корабля, требуется пятьдесят-шестьдесят человек, а на «Дочери Тюра» команда не могла бы превышать тридцати человек. Зато для моей цели этот корабль подходил идеально. Если бы я не купил его, судно, подозреваю, разломали бы на дрова, да и, если честно, купил я его дешево.

– Оно доставит тебя во Фризию, – заверил меня Фритьоф.

Мы плюнули на ладони, пожали друг другу руки, и я стал владельцем «Дочери Тюра». Мы купили деготь и еще два дня конопатили корабль, забивая в щели густое месиво из горячего дегтя, конского волоса, мха и овечьей шерсти. На луг, где стояли корабли, со склада доставили мачту, парус и бегучий такелаж, и я велел своим людям переселиться из таверны на судно. Для ночевки мы соорудили навес из парусов.

Судя по всему, мы очень полюбились Фритьофу, или он просто радовался тому, что благодаря нам судно возвращается на воду. Он не раз приносил эль на лужайку, расположенную в четырех или пяти сотнях шагов от крепостного вала Снотенгахама, пил с нами и рассказывал истории о давних битвах, а я – о своих путешествиях.

– Как же я скучаю по морю, – снова произнес он.

– Пошли с нами, – пригласил я его.

Он с сожалением покачал головой:

– Ярл Зигурд – хороший господин, он заботится обо мне.

– Я увижу его перед отходом? – спросил я.

– Сомневаюсь, – ответил Фритьоф, – он с сыном отправился на помощь нашему старому другу.

– Хэстену?

Фритьоф кивнул.

– Ты прожил у него всю зиму?

– Он все обещал, что к нам присоединятся другие отряды, – сочинил я. – Говорил, что они придут из Ирландии, но никто так и не пришел.

– Прошлым летом ему сопутствовала удача.

– Пока саксы не увели его флот, – мрачно напомнил я.

– Утред Беббанбургский, – так же мрачно произнес Фритьоф, затем прикоснулся к молоту, висевшему у него на шее. – Сейчас Утред взял его в осаду. Ты поэтому ушел оттуда?

– Я не хочу погибать в Британии. Так что да, поэтому.

Фритьоф улыбнулся:

– Утред погибнет в Британии, дружище. Ярл Зигурд отправился убивать этого мерзавца.

Я тоже прикоснулся к молоту.

– Да подарят боги победу ярлу, – с благоговением произнес я.

– Достаточно прикончить Утреда, – сказал Фритьоф, – и Мерсия падет, а когда умрет Альфред, падет и Уэссекс. – Он улыбнулся. – Зачем кому-то спешить во Фризию, когда вокруг творятся такие дела?

– Я скучаю по дому.

– Перенеси свой дом сюда, – с жаром посоветовал Фритьоф. – Присоединяйся к ярлу Зигурду, и вскоре ты сможешь выбрать себе поместье в Уэссексе. Потом заведешь с десяток сакских жен и заживешь как король!

– Но ведь сначала придется убить Утреда? – Я изобразил сомнение.

Фритьоф опять притронулся к амулету.

– Утред умрет, – отрезал он, и в его голосе не слышалось ни доли сомнения.

– Многие пытались убить его, – продолжал я. – Вот Убба, например!

– Утред никогда не противостоял ярлу Зигурду в бою, – возразил Фритьоф, – да и ярлу Кнуту тоже, а у ярла Кнута меч быстрый, как жало змеи. Утред умрет.

– Все умирают.

– Его смерть предопределена, – продолжал гнуть свое Фритьоф и, увидев мою заинтересованность, снова прикоснулся к молоту. – Есть колдунья, – пояснил он, – и она увидела его смерть.

– Где? Когда?

– Кто знает? – пожал он плечами. – То есть она-то знает, я полагаю, и именно это колдунья пообещала ярлу.

Я неожиданно ощутил странную ревность. Что, Эрсе и на Зигурде скакала верхом, как на мне? Но потом подумал: Эльфаделль предсказала мою смерть Зигурду, но отказалась предсказать ее мне, и это означает, что либо она солгала одному из нас, либо та самая Эрсе, несмотря на ее божественную красоту, совсем не богиня.

– Ярлу Зигурду и ярлу Кнуту судьбой предназначено сразиться с Утредом, – продолжал Фритьоф, – и пророчество утверждает, что ярлы победят, Утред погибнет, а Уэссекс падет. И все это означает, что ты, дружище, теряешь величайший шанс.

– Может, я и вернусь. – Возможно, однажды я действительно вернусь в Снотенгахам: ведь если мечта Альфреда объединить все земли, где говорят по-английски, станет реальностью, придется гнать данов прочь из этого города и всех остальных между Уэссексом и неспокойной границей с Шотландией.

По ночам, когда затихали любители попеть в тавернах Снотенгахама и переставали брехать собаки, часовые, охранявшие корабли, приходили к нашим кострам и делили с нами еду и эль. Так повторялось три ночи подряд, а на утро следующего дня мои люди с песнями по каткам спустили «Дочь Тюра» на воды Трента.

Понадобился еще день, чтобы загрузить корабль балластом, и еще полдня, чтобы, перераспределив камни, слегка задрать нос судна и тем самым увеличить его скорость в походе. Я предполагал, что в днище обязательно появится течь – ведь все корабли протекают, – но к вечеру второго дня мы так и не обнаружили никаких признаков воды в трюме выше камней. Фритьоф принес обещанные весла, и мы поднялись на несколько миль вверх по течению, а затем спустились вниз. Уложили мачту на две опоры, сверху – свернутый парус и загрузили свои пожитки на крохотную полупалубу на корме. Оставшиеся несколько серебряных монет я истратил на бочонок эля, два бочонка вяленой рыбы, сухари, соленый бекон и огромную голову твердого, как камень, сыра, завернутую в холстину. Уже в сумерках Фритьоф принес нам вырезанную из дуба голову орлана, которой предстояло занять свое место на носу.

– Это подарок, – сказал он.

– Ты добрый человек, – совершенно искренне ответил я.

Он наблюдал, как его рабы перетаскивают голову на борт моего судна.

– Пусть «Дочь Тюра» служит тебе верой и правдой, – пожелал он, дотрагиваясь до молота на шее, – и пусть твои паруса всегда наполняет ветер. Желаю вам целыми и невредимыми добраться до дома.

Я велел рабам установить голову на носу.

– Ты нам очень помог, – с благодарностью обратился я к Фритьофу, – и мне жаль, что я не могу должным образом вознаградить тебя. – Я предложил ему серебряный браслет.

– Мне это не нужно, – покачал он головой, – а тебе во Фризии серебро может понадобиться. Ты выходишь завтра утром?

– До полудня.

– Я приду попрощаться, – пообещал он.

– Сколько времени идти до моря? – спросил я.

– Дойдешь за два дня, – ответил он, – и, когда выйдешь из Хамбра, иди чуть на север. Держись подальше от побережья Восточной Англии.

– А что, там неспокойно?

Он пожал плечами:

– Там рыщут суда в поисках легкой добычи. Эорик поощряет их. Держи курс прямо в открытое море и никуда не сворачивай. – Он поднял голову и посмотрел в чистое, без единого облачка, небо. – Если хорошая погода продержится, ты будешь дома через четыре дня. Может, через пять.

– Есть новости из Сестера?

Я опасался, что Зигурд узнал о моем обмане и уже возвращается сюда, но Фритьоф ничего нового не знал, и я решил, что Финан продолжает успешно водить ярла за нос.

В ту ночь в небе была полная луна, и часовые снова пришли к причалу. «Дочь Тюра» пеньковыми канатами была привязана к «Птице света». Луна отбрасывала серебристую дорожку на поверхность реки. Мы угощали часовых элем, потчевали песнями и историями и ждали. Низко пролетела сипуха с белыми, как дым, крыльями, и я увидел в этом добрый знак.

Когда наступила глубокая ночь и затихли собаки, я отправил Осферта и еще с десяток человек на поле, где стояли стога.

– Принесите как можно больше сена, сколько унесете, – велел я.

– Сена? – удивился один из часовых.

– Чтобы мягче было спать, – пояснил я и сказал Лудде подлить эля часовым.

Гости, по всей видимости, не замечали, что никто из моих людей не пьет, и не ощущали напряжения, владевшего моей командой. Пока часовые наслаждались напитком, я перепрыгнул на борт «Птицы света», перебрался на «Дочь Тюра» и там надел кольчугу и закрепил на поясе ножны со Вздохом Змея. Мои люди последовали моему примеру и тоже оделись для боя. Тем временем вернулся Осферт с огромными охапками сена. Наконец-то одному из четырех часовых наши действия показались странными.

– Что вы делаете? – спросил он.

– Хотим сжечь ваши корабли, – радостно ответил я.

– Что? – У него отвисла челюсть.

Я вытащил Вздох Змея и сунул обнаженный клинок ему под нос.

– Меня зовут Утред Беббанбургский, – представился я, наблюдая, как расширяются его глаза. – Твой господин пытался убить меня, и я хочу напомнить ему о неудаче.

Я выделил троих, чтобы они стерегли пленников на причале, а остальные взялись за дело. Мы топорами порубили скамьи для гребцов на вытащенных на берег кораблях и покидали обломки, а также сено в брюхо трюмов. Самый большой костер я сложил в трюме «Победителя морей», того самого корабля, который так высоко ценил Кнут. К тому же он находился в самом центре корабельной стоянки на берегу. Осферт поручил шестерым наблюдать за городом и предупредить, если вдруг кто-то выйдет из ворот, которые на ночь были крепко заперты. Однако никто в Снотенгахаме не отреагировал на шум, когда мы с помощью веревок выдернули подпорки и корабли с грохотом повалились друг на друга.

Город стоял в северных землях Зигурда и был защищен от остальной части Мерсии его обширным поместьем, а на севере располагались дружественные территории, управляемые Кнутом. Наверное, в Британии не было другого города, который настолько чувствовал бы себя в безопасности, иначе вряд ли корабли вытаскивали бы на берег, а Фритьоф вряд ли поставил всего четверых, чтобы охранять их. В городе не было войска, которое могло отразить нападение, потому что штурма Снотенгахам не ожидал, а четверых часовых вполне хватало для того, чтобы пресекать попытки украсть доски или уголь, который использовался для перегонки дегтя. Сейчас же мы раскидали уголь по кораблям, а один все еще чадящий котел сунули в брюхо «Победителя морей».

Мы подожгли и остальные корабли, а потом вернулись на причал.

Пламя моментально разгорелось, затем опало и снова разгорелось. Повалил густой дым, потому что пока еще горело влажное дерево и уголь. Когда же занялась сухая обшивка, огонь стал стремительно пожирать корпус. Слабый ветерок изредка прижимал дым к земле, но темные клубы, преодолевая сопротивление, упорно рвались ввысь. Жар с каждой минутой усиливался, в ночное небо снопами летели искры, вой пламени быстро набирал силу.

По узкой полосе между рекой, в которой отражался огонь, и горящими кораблями прибежал Осферт. В этот момент одно из охваченных пламенем судов с грохотом сложилось и осыпало искрами соседние суда.

– Сюда идут люди! – закричал Осферт.

– Сколько?

– Шесть? Семь?

Я взял десятерых и поднялся на берег, а Осферт тем временем стал поджигать корабли, стоявшие на воде. Рев пламени то и дело прерывался треском ломающихся досок. «Победитель морей» был полностью охвачен огнем. Неожиданно у него проломился киль, и он осел. Взвившееся ввысь пламя осветило группу людей, бежавшую от города. Их было человек восемь или девять, они даже не успели одеться, просто накинули плащи поверх нижнего белья. Ни у кого не было оружия. Увидев меня, они остановились, будто наткнувшись на преграду, – неудивительно, ведь я был в кольчуге, шлеме и со Вздохом Змея в руке. Клинок сверкал в отсветах огня. Я молчал, стоя спиной к ревущему пламени, поэтому мое лицо оказалось в тени. Люди увидели шеренгу изготовившихся к бою воинов, развернулись и помчались обратно за подмогой. А та уже двигалась им навстречу, и в свете пожара я заметил сверкание клинков.

– Назад, на причал! – крикнул я своим.

Мы отступили на причал, который уже дымился от невыносимого жара.

– Осферт! Все сгорели? – Я имел в виду суда, стоявшие на воде, все, кроме «Дочери Тюра» и «Птицы света».

– Горят, – последовал ответ.

– Все на борт! – заорал я.

Я пересчитал своих людей, а затем топором перерубил все, кроме одного, канаты, державшие «Птицу света» у причала. Городские поняли, что я собираюсь украсть любимое судно Зигурда, и те, у кого было оружие, бросились на его спасение. Я прыгнул на борт «Птицы света» и ударил топором по последнему канату, тянувшемуся от носа корабля к берегу, однако сразу перерубить его не получилось. Какой-то человек перескочил через низкий борт судна, приземлился на скамью, выхватил меч и бросился на меня. Лезвие со звоном ударилось о мою кольчугу. Я изо всех сил кулаком врезал ему по физиономии, но двое его товарищей уже спешили к нему на помощь. Один, прыгая на борт, промахнулся и чуть не упал в воду, однако в последний момент успел зацепиться за доску. Другой же приземлился практически рядом со мной и тут же нацелил мне в живот короткий меч. Я успел подставить топор, с нетерпением ожидая, когда до меня добежит Осферт. Первый дан успел очухаться и снова бросился на меня, целясь в ноги. Спасли полоски железа, вшитые в мои сапоги. Второй противник решил устранить угрозу в лице Осферта, но бастард ловко отбил его удар. Третьего дана, что промахнулся, прыгая на борт, и теперь цеплялся за доски, я столкнул в воду. Мне наконец-то удалось перерубить канат, и он рухнул вниз с громким плеском. Я едва не упал, когда «Птица света» дернулась и устремилась прочь от берега. Поверженный Осфертом противник умирал в луже крови, растекавшейся на камнях балласта.

– Спасибо, – поблагодарил я Осферта.

Течение уже несло «Птицу света» и «Дочь Тюра» вниз, все дальше от пожара, который с каждым мгновением становился все ярче и яростнее. Поднимавшийся вверх дым застлал звезды. Мы заранее закидали в трюм «Птицы» растопку и уголь и поставили там последний из имевшихся котлов для дегтя, и вот сейчас я опрокинул жаровню, выждал немного, чтобы убедиться, что тлевшие угли разгорелись, и перебрался на «Дочь Тюра». А затем мы перерубили канат, удерживавший «Птицу» рядом с «Дочерью». Мои люди сели на весла и принялись усиленно грести, чтобы увести наш корабль от очередного пожара. Я вставил рулевое весло в уключину и навалился на него, поворачивая «Дочь Тюра» к середине реки. И в этот момент над нами, сверкая лезвием, пролетел брошенный с берега топор и шлепнулся в воду позади нас, не причинив никакого вреда.

– Поднять голову орлана! – приказал я своим людям.

– Кьяртан! – Фритьоф, сидя верхом на высоком вороном жеребце, скакал вдоль берега, стараясь держаться вровень с кораблем. Кто-то из его людей метнул в нас копье, но оно упало в воду. – Кьяртан!

– Меня зовут Утред! – крикнул я в ответ. – Утред Беббанбургский!

– Что? – не понял Фритьоф.

– Утред Беббанбургский! Передай от меня привет ярлу Зигурду!

– Ублюдок!

– Передай говноеду, которого ты величаешь господином, что не стоило пытаться убить меня!

Фритьофу и его людям пришлось осадить лошадей, так как путь преграждал приток реки. Комендант осыпал меня проклятиями, но мы уже не разбирали слов, быстро удаляясь от берега.

Небо над бухтой было подсвечено заревом от горящего флота Зигурда. Не на всех кораблях занялся хороший огонь, и я был уверен, что людям Фритьофа удастся спасти одно или два судна, может даже больше. Еще я был уверен, что они попытаются преследовать нас, – именно поэтому я поджег «Птицу света», которая дрейфовала, замедляясь и все сильнее отставая от нас. Из ее трюма вырывались языки огня и жадно набрасывались на изящные обводы. Я надеялся, что корабль очень быстро потонет и его остов заблокирует проход по реке.

Я помахал Фритьофу и расхохотался. Зигурд придет в ярость, когда узнает, что его одурачили. Причем не просто одурачили, а выставили круглым идиотом. Да еще и его драгоценный флот превратили в пепел.

Позади нас в воде отражались красные блики огня, а впереди реку серебрил лунный свет. Течение стремительно несло нас к морю, и нам хватало шести весел, чтобы держать курс. Я вел корабль по центру реки, где было глубже всего, и на поворотах внимательно прислушивался, не чиркнем ли мы днищем по дну, однако боги благоволили нам, и «Дочь Тюра» стремительно проходила все излучины. Мы продвигались быстрее, чем верхом, и именно поэтому я купил судно – чтобы облегчить наше бегство. К тому же у нас была огромная фора перед любым кораблем, который отважился бы броситься в преследование. Примерно через час после бегства «Птица света» остановилась и вскоре всполохи от пожиравшего ее огня пропали. Я решил, что она потонула, заблокировав проход.

– Чего мы достигли, господин? – Осферт стоял рядом со мной на носу «Дочери Тюра».

– Мы выставили Зигурда полным дураком, – сообщил я.

– Но он не дурак.

Я знал, что Осферт не одобряет меня. Он не был трусом, но, как и его отец, считал, что войны отступают перед разумом и победы можно достичь благоразумием. Однако в сражении часто огромную роль играют эмоции.

– Я хочу, чтобы даны нас боялись, – объяснил я.

– Они и так боятся.

– А теперь будут бояться еще сильнее, – уверенно отрезал я. – Ни один дан не нападет на Мерсию или Уэссекс, зная, что его дому грозит опасность. Мы показали, что можем достать их в самом центре их земель.

– Или мы разбудили в них желание отомстить, – задумчиво произнес Осферт.

– Отомстить? – переспросил я. – Думаешь, без этого даны оставили бы нас в покое?

– Я опасаюсь атак на Мерсию, – уточнил Осферт, – набегов из мести.

– Буккингахамм будет сожжен, но я велел им всем уйти оттуда и двигаться к Лундену.

– Вот как? – удивленно произнес он и нахмурился. – Значит, сгорит и дом Беорнота.

Я расхохотался, затем прикоснулся к серебряной цепочке у него на шее.

– Хочешь поспорю на эту цепочку, что не сгорит? – предложил я.

– Почему ты считаешь, что Зигурд не сожжет дом Беорнота? – изумился он.

– Потому что Беорнот и его сын – люди Зигурда.

– Беорнот и Беортсиг?

Я кивнул. У меня не было доказательств, только подозрения, но земли Беорнота, расположенные так близко к владениям в Мерсии, уже давно не подвергались набегам и разорению, что говорило о наличии каких-то договоренностей. Беорнот, подозревал я, слишком стар для тягот долгой войны, поэтому заключил свой мир, его же сын слишком ожесточен и полон ненависти к западным саксам, которые, по его мнению, лишили Мерсию независимости.

– Сейчас я не могу доказать это, – признался я Осферту, – но позже обязательно докажу.

– Пусть так, господин, – осторожно согласился Осферт, – но все равно, чего мы добились? – Он обвел рукой окрашенный заревом небосклон позади нас.

– Кроме того, что подергали за бороду Зигурда? – уточнил я и навалился на весло, поворачивая «Дочь Тюра» к внешней стороне крутой и длинной излучины. На востоке небо просветлело, еще не поднявшееся солнце окрасило в розовый редкие облачка. Пасшиеся на берегах коровы провожали нас бесстрастными взглядами. – Твой отец, – сказал я, зная, что эти слова взбесят его, – всю жизнь держал данов в узде. Уэссекс – это крепость. Но ты и так знаешь, чего хочет твой отец.

– Все земли, где говорят по-английски.

– А их не соберешь только строительством крепости. И данов не разгромишь, просто обороняясь от них. Нужно идти в наступление. А твой отец никогда не атаковал.

– Он отправил экспедицию в Восточную Англию, – напомнил Осферт.

Альфред действительно однажды снарядил морскую экспедицию в Восточную Англию, чтобы наказать данов Эорика, которые устраивали набеги на Уэссекс. Однако эскадра Альфреда практически ничего не достигла: корабли западных саксов были большими и с низкой осадкой, поэтому не могли подниматься по рекам. Люди Эорика попрятались на мелководье, а флот Альфреда погрозил им и ушел. Однако угрозы оказалось достаточно, чтобы убедить Эорика придерживаться договора, заключенного между его королевством и Уэссексом.

– Если нам предстоит объединить саксов, – размышлял я вслух, – то мы добьемся этого не с помощью кораблей, а через стены из щитов, через копья и мечи и через кровопролитие.

– И с Божьей помощью, – добавил Осферт.

– И с Божьей помощью, – подтвердил я. – Твой брат понимает все это, и твоя сестра тоже, и они обязательно будут искать того, кто поведет людей за собой.

– Тебя.

– Нас. Вот поэтому мы сожгли флот Зигурда – чтобы показать Уэссексу и Мерсии, кто может повести их за собой. – Я хлопнул Осферта по плечу и улыбнулся. – Мне надоело, что меня называют щитом Мерсии. Я хочу быть мечом саксов.

Альфред, если он все еще жив, скоро умрет. Но его честолюбивый замысел уже успел стать моим.

Мы сняли голову орлана, чтобы никто не воспринял нас как врагов, и в лучах восходящего солнца продолжили свой путь по Англии.

Я побывал в земле данов и видел бесплодные земли, видел места, где вместо почвы один песок. И хотя не сомневался, что даны забрали себе лучшие территории из тех, что мне довелось повидать, мне стало казаться, что нет края прекраснее, чем тот, через который мы путешествовали на «Дочери Тюра». Река несла нас мимо плодородных полей и густых лесов. Вдоль берегов плотно росли ивы, опустившие ветви до самой воды, где плескались выдры, мы не раз замечали, как они тенью скользили под корпусом. Вокруг стоял громкий птичий щебет, ласточки строили гнезда из сырой земли. Один раз на нас, расправив крылья, зашипел лебедь, и мои ребята, развлекаясь, принялись шипеть на него в ответ. Деревья одевались молодой листвой, возвышаясь над желтыми лугами, поросшими калужницей. По опушкам лесов густо росли колокольчики. Это и привело сюда данов: не золото, не рабы, не даже слава, а именно земля; богатая, плодородная земля, которая давала щедрые урожаи и позволяла человеку растить детей без страха перед голодом. Сейчас на этих самых полях трудились детишки, они выпалывали сорняки и при виде нас выпрямлялись и махали нам. Я смотрел на просторные дома, на сытые деревни, тучные стада и думал: вот оно, настоящее богатство, которое вынуждает людей пускаться в опасное плавание через бурное море.

Мы постоянно проверяли, нет ли преследователей, но никто так и не пустился вдогонку за нами. Мы шли на веслах, правда всего на шести с каждой стороны, потому что я берег силы своих людей. Со дна, густо заросшего водорослями, поднималась рыба, чтобы покормиться вьющейся на поверхности поденкой. Когда «Дочь Тюра» проходила мимо Гегнесбурга, я вспомнил, как Рагнар убил там монаха. В этом городе, задолго до того как его захватили даны, выросла жена Альфреда. Город был окружен крепостным валом и палисадом, правда, оба оборонительных сооружения находились в плачевном состоянии: часть палисада разобрали, и дубовые бревна, вероятно, пошли на строительство домов, а крепостной вал во многих местах осыпался в ров. Даны не считали нужным поддерживать обороноспособность города. Они чувствовали себя в полнейшей безопасности. На них давно не нападал враг и вряд ли нападет. Все встречные приветствовали нас вполне доброжелательно. Единственное судно, стоявшее у городского причала, было торговым, широким и тихоходным. Интересно, спросил я себя, а не появилось ли у города новое название? Хоть тут и Мерсия, эти земли давно стали частью королевства данов.

К вечеру мы вошли в извилистый Хамбр. Впереди нас ждало море. Мы поставили мачту – для этой работы потребовались усилия всей команды, – затем закрепили такелаж на бортах, подняли рей и парус. Юго-западный ветер тут же наполнил его, канаты натянулись, блоки заскрипели, и судно накренилось. Я ощутил удар первой волны, почувствовал, как «Дочь Тюра» отозвалась на эту ласку. Мы налегли на все весла и полетели вперед, в ночь, на восток, преодолевая силу прилива. Постепенно сопротивление волн ослабло, и мы вышли к открытому морю, испещренному белыми бурунами, которые отмечали то место, где река противостояла волнам. Никто нас не преследовал, и мы, спокойно обойдя все мели, вырвались на простор.

Обычно к вечеру все суда идут к берегу. Капитан находит ручей и встает там на ночевку. Мы же упорно продвигались на восток и, когда наступила ночь, подняли весла и пошли под парусом. Ветер был свежим, и «Дочь Тюра» стремительно летела вперед. Глубокой ночью я повернул ее к югу и только ближе к рассвету пошел спать. Если за нами все же отправили погоню, сейчас преследователям нас не найти: суда, шедшие к берегу, не видели, как мы повернули к югу.

Я знал эти воды. Утром, когда горячее, яркое солнце ознаменовало начало нового дня, мы приблизились к берегу, и я нашел нужный ориентир. Мы заметили два корабля недалеко, но они не обратили на нас внимания, и мы прошли дальше, мимо огромных прибрежных участков, затапливаемых во время прилива, обогнули остров Фугхелнесс и вошли в Темез. Боги благоволили нам: ни днем ни ночью ничто не мешало путешествию, и мы добрались до Лундена.

Я завел «Дочь Тюра» в док, находившийся рядом с домом, в котором я когда-то жил в Лундене. Не думал, что снова окажусь здесь, в доме, где умерла Гизела. Вспомнилось мрачное пророчество Эльфаделль о том, что все мои женщины умрут. Однако я запретил себе долго размышлять над этим и успокоил себя тем, что если колдунья не знала, что флот Зигурда сгорит, так откуда она могла знать, что будет с моими женщинами.

Я заранее предупредил своих людей в Буккингахамме о возможном нападении и приказал им перебираться на юг, под защиту Лундена. Поэтому рассчитывал, что в лунденском доме меня встретит Сигунн или даже Финан. Он должен был сюда явиться после того, как закончит свою работу в Сестере. Однако дом казался пустым.

Мы подняли последнее весло и медленно втянулись в док. Кто-то из моей команды перепрыгнул на берег с причальным концом в руке, остальные принялись с грохотом укладывать весла на банки. И в этот момент дверь дома отворилась и на террасу вышел какой-то священник.

– Здесь нельзя оставлять судно! – крикнул он мне.

– Ты кто такой? – спросил я.

– Это частный дом.

Священник проигнорировал мой вопрос. Это был худой мужчина средних лет, с лицом, обезображенным оспинами. Его черная ряса из великолепнейшей шерсти была безупречно чистой, волосы умело подстрижены. И облик, и манеры этого незнакомца говорили о том, что передо мной не обычный священник, а некто, обладающий немалыми привилегиями.

– Там, вниз по течению, есть пристань, – добавил он, указывая на восток.

– Ты кто такой? – снова спросил я.

– Тот, кто велит тебе искать другой причал для своей лодки, – раздраженно ответил он и расправил плечи, когда я выбрался на причал и встал перед ним. – Я прикажу убрать ее отсюда, – пригрозил он, – и тебе придется заплатить, чтобы вернуть ее себе.

– Я устал, – отрезал я, – и никуда корабль не отведу.

Я ощутил знакомые запахи Лундена, смесь дыма и нечистот, и вспомнил о Гизеле, как она разбрасывала лаванду по плиточным полам. При мысли о ней я снова испытал острое чувство утраты. Она всем сердцем полюбила этот дом, возведенный еще римлянами, с комнатами, выходящими на просторный двор, и большим залом, обращенным на реку.

– Тебе нельзя сюда! – взвыл священник, когда я прошел мимо него. – Все это принадлежит Плегмунду.

– Плегмунду? – переспросил я. – Он командует здесь гарнизоном?

Дом предоставлялся командиру гарнизона Лундена. Этот пост унаследовал от меня западный сакс Веостан, мой друг, и я знал, что под крышей его дома меня всегда ждет радушный прием.

– Дом был пожалован архиепископу, – ответил священник, – и пожаловал его Альфред.

– Архиепископу? – изумился я. Плегмунд – очень набожный мерсиец, друг Альфреда, а теперь еще и владелец одного из лучших домов Лундена – был новым архиепископом Контварабурга. – Сюда приходила молодая девушка? – поинтересовался я. – Или ирландец? Воин?

Вот тут священник побелел как полотно. Наверное, вспомнил, как к дому приходила либо Сигунн, либо Финан, и наконец-то сообразил, кто я такой.

– Ты Утред? – спросил он.

– Я Утред, – подтвердил я и толкнул дверь.

Вытянутая комната, которая была очень уютной, когда здесь жила Гизела, сейчас превратилась в помещение, где монахи переписывали манускрипты. Вдоль стен выстроились шесть высоких столов с чернильницами, перьями и стопками пергамента. За двумя столами работали клирики. Один писал, копируя рукопись, другой же с помощью линейки и иглы накалывал линии на чистом листе. Эти линии предназначались для того, чтобы потом, при переписывании, строчки ложились ровно. Оба клирика нервно глянули на меня и вернулись к работе.

– Так приходила девушка или нет? – уточнил я у священника. – Данка. Стройная и красивая. С эскортом из полудюжины воинов.

– Приходила, – признался тот, чувствуя явную робость.

– И?..

– Отправилась в таверну, – напряженно проговорил он. Это означало, что ее грубейшим образом выставили за дверь.

– А Веостан? – поинтересовался я. – Где он?

– Его квартира у верхней церкви.

– Плегмунд здесь, в Лундене? – спросил я.

– Архиепископ в Контварабурге.

– Сколько кораблей у него в собственности? – продолжал я расспросы.