Скандальная графиня Беверли Джо

– Что может быть между нами греховного?

– Что ж, я принимаю твой вызов, – улыбнулся он.

Подойдя к комнате в дальнем конце коридора, он распахнул двери:

– Опочивальня барона Дрессера!

Комната была просторна и некогда, пожалуй, даже отличалась известной роскошью – лет эдак сто или двести назад. Стены были обшиты дубовыми панелями, а камин сделан из цельного камня. Резная дубовая кровать была поистине баронской – более шести футов в ширину.

– Такое ложе не ограничивает свободы действий, – сказал Дрессер.

Они взглянули друг на друга, но тут раздался голос леди Эрнескрофт:

– Джорджия! Где ты? Поди-ка сюда!

Джорджия скорчила рожицу, но повиновалась. Дрессер последовал за возлюбленной.

– Сядь, – приказала мать. – Поешь. Дождь кончился, а до вечера еще далеко. Мы можем осмотреть сад. Все-таки в этом поместье есть нечто… многообещающее.

Джорджия взглянула на Дрессера, словно безмолвно просила прощения, и он вышел из комнаты.

Вскоре мать потребовала, чтобы ей принесли деревянные башмаки на толстой подошве, чтобы, гуляя по саду, не испортить туфли и платья. Дрессер вызвался их сопровождать, и Джорджия шепнула ему украдкой:

– Сапоги! Вот что следовало надеть. Если уж я решила отведать деревенского житья, то буду носить сапоги.

– И возможно, станешь законодательницей мод.

– Ну уж нет! Никому не покажусь в таком виде. – Джорджия ласково улыбнулась ему. Она и впрямь воспринимала это как вызов судьбы и была готова его принять.

Издали каменный дом выглядел крепким и даже красивым. Правда, со стен придется убрать старый плющ, особенно там, где он нависает над самыми окнами, а взамен посадить какие-нибудь милые цветочки. Подъездную дорогу непременно надо будет заново посыпать гравием, а еще соорудить навес для карет, – но это все в свое время.

– Посмотри, вон овечка щиплет травку! – Она дернула Дрессера за рукав. – Но почему лишь одна?

– Потому что у меня была масса иных забот.

– Однако разъезжать по скачкам у тебя время было.

– Вот уж о чем нисколько не сожалею! – улыбнулся Дрессер.

Джорджия, не в силах более сдерживаться, нежно поцеловала его.

– Кроме того, – шепнул он ей, – с помощью моей Картахены я все-таки заработал кругленькую сумму, притом наличными.

Леди Эрнескрофт ушла далеко вперед и теперь озиралась по сторонам. Она со знанием дела давала советы по благоустройству поместья, большинство из которых требовало бы бешеных денег. Джорджия не спорила с матерью, но понимала, что есть иные, куда более насущные, надобности.

– Нам надо вырыть пруд.

– Но в один прекрасный момент он может переполниться – места тут болотистые.

– Этого не случится, если вырыть его правильно. Ведь вы обещали мне морской бой, сэр, помните?

– Но у меня нет двадцати слуг.

Джорджия наморщила лоб, раздумывая над новой проблемой:

– Думаешь, нам не удастся воспользоваться услугами двадцати деревенских мальчишек? Полагаю, они будут в восторге. А где тут ближайшая деревня?

– Крукс-Дрессер? Примерно в миле отсюда, вон за той рощицей. Уверен, мы сможем легко найти два десятка ребятишек, когда у нас будет пруд.

«Мы», «у нас» – какие волшебные слова! И словно в подтверждение этих слов, из-за туч вдруг выглянуло солнце.

Они обошли маленький огород, где по шестам карабкались зеленые плети бобов, а среди прочих растений виднелись симпатичные кочаны капусты.

– Этот огород может приносить вдесятеро больше овощей, и больших трат на это не надо, – объявила леди Эрнескрофт, и Джорджия горячо согласилась с матерью. Лишь треть земли была возделана и засажена, зато видна была рука отменного земледельца.

– Несколько слуг моего кузена, оставшихся тут, решили, что нечего земле пропадать, и стали выращивать овощи, – сказал Дрессер. – Весьма вероятно, что излишками они кормили свои семьи, а часть, возможно, даже продавали. Я не стал их расспрашивать.

Леди Эрнескрофт лишь хмыкнула и принялась осматривать невозделанную часть огорода, заросшую сорняками.

– Пойдем. Я покажу тебе конюшню, – шепнул Дрессер Джорджии.

– Но меня куда больше занимает фруктовый сад. Ведь нам нужно будет кормиться по большей части тем, что сумеем вырастить сами. А каково состояние здешней фермы?

– О ферме потом. Пойдем в конюшню.

Она послушно последовала за ним, но уже издалека кое-что заметила:

– Крыша конюшни выглядит великолепно. Постой-ка, она новенькая!

– Конюшня была в худшем состоянии, чем дом. А Карта оказалась столь многообещающей лошадкой, что я…

– Неужели ты с ума сходишь по лошадям, Дрессер? Не думаю, что мы можем позволить себе содержать конюшню. К тому же я не желаю, чтобы мой муж вечно пропадал на скачках.

– Ты уже ставишь мне условия?

Сердце Джорджии на мгновение сжалось – она испугалась, что может в одночасье разрушить все свои робкие мечты. Но она сказала твердо:

– Да. Я готова вложить все, что имею, в Дрессер-Мэнор, но лишь для нас. Здесь все должно быть для нас с тобой.

– И я хочу именно этого. Погляди, вон Карта, гуляет на лугу…

Глядя на вороную кобылу, Джорджия улыбнулась:

– Наш купидон. Без нее мы могли потерять друг друга.

– Может, я и переименую ее или назову Купидоном ее первого жеребенка. Послушай, ты совершенно права по поводу конюшни. Возможно, я занялся ею лишь оттого, что это было мне по силам, а с домом и землями я боялся не справиться. Но теперь, когда рядом ты, мы все сумеем.

Джорджия нежно прильнула к нему:

– Да, задача это нелегкая, но я уже вижу, как все будет: добротный красивый дом в окружении цветущих садов, которые будут щедро плодоносить.

– Ты на самом деле готова жить здесь почти круглый год? – спросил он.

– До тех пор, пока вместе.

– У меня есть одна мысль. Карта чересчур хороша, чтобы держать ее тут без дела. Как думаешь, сколько твой отец за нее заплатит?

– Ну, если с ним умеючи поговорить, то очень немало, – усмехнулась Джорджия.

Они потянулись друг к другу, чтобы поцеловаться, но все же передумали: им не хотелось нежностей в саду, по щиколотку в грязи. И все же Джорджия изнывала от желания быть как можно ближе к нему и втихомолку мечтала о его объятиях.

– У Торримонда появилась интересная мысль, – сказал Дрессер, тронув ее за руку. – Про то, где нам жить в Лондоне.

– Расскажи.

– Мне понадобится каждую зиму бывать в городе – этого требуют дела в парламенте. Как насчет того, чтобы на это время останавливаться в доме твоего отца?

– Что? – отпрянула Джорджия. Нет, эта мысль ей вовсе не нравилась!

– И все же подумай, любовь моя. Почти никаких расходов, и не забудь: мы не сможем позволить себе снимать на зиму приличное жилье в Лондоне. Не захочешь же ты жить в крохотной комнатушке на третьем этаже? А твои родители, возможно, смогут предоставить нам несколько комнат, где мы будем чувствовать себя вполне уединенно.

– Проклятие! Дрессер, ты требуешь от меня слишком многого. – Однако она задумалась. – Я буду немного скучать по прелестному домику в Мейфэре, моему собственному. Но неразумно содержать дом ради того, чтобы проводить в нем всего лишь несколько недель в году. Я буду настаивать на том, чтобы сохранить его, а если не получится, то пусть это станет самой страшной бедой в моей жизни. И слава Создателю – он уже наградил меня, теперь у меня есть ты. – И они все-таки поцеловались.

Ей безумно нравились эти поцелуи украдкой, легкие, словно касание крыла бабочки, и сладкие, словно глотки нектара. Но по-настоящему они отведают нектара немного позже.

Рука об руку они направились к дому.

– Значит, мы будем трудиться тут с весны до осени, а зимой некоторое время проводить в Лондоне и даже появляться в свете? Может быть, даже сможем время от времени ездить в гости? Бат совсем недалеко отсюда.

– Да, Бат совсем недалеко, – согласился Дрессер. – Пойдем, ты кое-чего не заметила в саду.

Взяв Джорджию за руку, он повел и остановился возле неприметной клумбы под самой стеной дома. Часть клумбы была старательно вскопана, и там…

– Никоциана! – воскликнула Джорджия. – Как тебе это удалось?

– После бала в твою честь я попросил леди Треттфорд подарить мне несколько кустиков. Я не знал, перенесут ли они дорогу. Но вот они, живые, и на них даже есть уже несколько бутонов. – Джорджия лучезарно улыбнулась ему, однако, прежде чем она успела раскрыть рот, он прибавил: – Они растут прямо под окнами моей спальни – нашей спальни. И если сегодня ты придешь навестить меня, когда стемнеет, то почувствуешь их аромат…

Тем же вечером она бесшумно прокралась в спальню Дрессера. Он уже ждал ее. На сей раз на нем был простой шерстяной халат, а Джорджия надела новую красивую сорочку и свой любимый зеленый халатик.

– Как долго я ждала, – сказала она.

– Да, целую вечность. – Дрессер заключил ее в объятия и поцеловал. Она могла бы бесконечно наслаждаться его поцелуями, однако на эту ночь у нее были куда более серьезные планы.

Она оттолкнула Дрессера и принялась одну за другой расстегивать пуговки халата.

С улыбкой Дрессер стал проделывать то же самое, не отрывая взгляда от Джорджии. Тихо рассмеявшись, она приподняла подол сорочки, поддразнивая его. Дрессер сбросил с плеч халат и предстал перед ней обнаженный.

– Ты так и намереваешься простоять передо мной до утра? – спросил он. – Нет, я не против, разумеется. Вся ночь в нашем распоряжении. А если нас застигнут на месте преступления, то просто-напросто заставят пожениться.

Со смехом Джорджия стянула через голову сорочку и отбросила ее в сторону.

– Сегодня у меня на волосах нет пудры.

– За что я от души благодарю небо! – Он запустил пальцы ей в волосы, приподнял густые пряди и отпустил. Роскошные рыжие кудри рассыпались по ее нагим плечам. – Как хороши они в свете свечей!

– Тогда я очень волновалась по поводу этой гадкой пудры, – жалобно сказала Джорджия. – Я боялась, что слуги обо всем прознают.

– Я уничтожил все следы, хотя, признаюсь, было искушение оставить все как есть.

– Искушение?

– Разумеется. Я мог скомпрометировать тебя. И принудить к браку.

– Но ты этого не сделал. – Сердце ее таяло от любви. – Ты самый лучший человек на свете. – Приподнявшись на цыпочки, она поцеловала его в щеку, ту самую щеку, обезображенную шрамом. – Я хочу, чтобы ты взял меня к себе в постель. Хочу стать полностью твоей.

Рука, ласкающая ее грудь, замерла.

– Но почему?

– Когда-то я решила, что, прежде чем выйти замуж, непременно лягу в постель с будущим мужем. И если не забеременею, то откажусь от замужества. Я никого больше не желаю разочаровывать.

Дрессер покачал головой:

– Думаю, ты не отважилась бы на такое, любовь моя. И я уже говорил, что, если детей у нас не будет, я никогда на это не пожалуюсь.

Ладонь Джорджии легла на его грудь.

– Тогда какая разница? Вам все равно придется жениться на мне, лорд Дрессер, так возьмите меня сейчас. Я хочу быть полностью вашей.

И Дрессер покорился. Он действовал искусно, однако очень просто, но для Джорджии это было верхом блаженства. Сначала он умело разжег огонь в ее чреслах, предоставив ей исследовать его мощное тело, а затем глубоко вошел в нее и двигался нежно, заставляя все ее тело выгибаться в пароксизмах страсти.

Двигаясь в ней, он не переставал целовать ее, нежно руководя, подчиняя ее тело волшебному ритму, даря блаженство, какого прежде она никогда не знала и даже не могла вообразить. Уткнувшись лицом в его горячее, соленое от пота тело, Джорджия с трудом заглушала крики блаженства, а тело ее вздрагивало в судорогах наслаждения, но вот она рухнула наконец в полнейшем изнеможении на постель, а Дрессер принялся вновь целовать ее.

Но вот дар речи постепенно вернулся к ней. Но что сказать?

– Я люблю тебя, – прошептала Джорджия, касаясь губами его разгоряченного тела. – И мне так сладко лежать здесь с тобой, чувствовать тяжесть твоего тела, которое защитит меня от любой беды. Говорила ли я тебе, что ты – мой якорь?

– Я лучше позволю тебе уплыть, Джорджия, чем буду привязывать. Я тебя обожаю, – сказал он, целуя ее волосы. – И мне так хорошо с тобой в постели, что, боюсь, в один прекрасный день старый дом рассыплется и обломки рухнут на наши грешные головы.

Джорджия хихикнула, уткнувшись носом в его плечо, вдохнула запах, который был для нее слаще аромата всех цветов мира, и прошептала:

– Ну и пусть…