Божественная комедия (сборник) Прашкевич Геннадий
И я могу заполучить его в постель?
Не только в постель. Не все следует делать в постели, Катрин.
Ты, правда, добился этого?
Ты видишь, я рядом.
Даже чувствую.
Я добился замедления и убыстрения времени.
То есть ты построил то, что хотел построить?
Ответ положительный. Теперь неважно имя, кличка, формальные признаки. Из вечности вызывают не по имени. Правда? И звери окликают друг друга не по именам. Вспомни улыбку, вспомни, как касались ваши язычки, вспомни губы, руки, походку, цвет глаз, в твоем подсознании все сохранено, как в памяти самого мощного компьютера. Вспомни, и ментальная матрица мгновенно расположит информацию в нужном порядке, а система, встроенная во все это… она выдернет нужного тебе человека из любой эпохи… Вот ты вспомнила меня, и я здесь… Мир больше не подвержен случайным переменам.
А разве случай не прекрасен, Расти?
Я скажу сдержаннее: он необходим для эволюции.
Почему ты так смотришь на меня?
Потому что ты меня позвала…
Но я… Мне кажется…
Не говори ничего…
Ты так странно смотришь…
Оставь. Если ты про категорию стыда, то не трать время. Ты хотела меня сразу, еще при первой встрече. Я обещал тебе ключ. Ты ведь хочешь?
А как быть с чувством любви?
Твои бедра так невинны?
Но я искала!
Не меня.
Как знать…
Ты не нашла…
Кого мне винить в этом?
Никого. Ты честно перебирала. Ты честно считала, что у тебя есть какой-то выбор. Общераспространенная иллюзия. Я понял это давно, еще до нашей встречи в той галерее. А ты заговорила про тюрьму тела. Помнишь? О том, что тебе тесно в собственном теле. Ты сказала, что хочешь весь мир. По крайней мере, я так понял. Так что речь идет не о поиске единственного мужчины…
Значит, ты знал, что рано или поздно я попаду в «Парадиз»? Ты делал это для меня, Расти? Но зачем, если первое, что тут случилось – я переспала с Карлом…
Твое право. Ведь он убил меня.
Надеюсь, это не упрек? Надеюсь, ты меня не подозреваешь?
Нельзя подозревать, тем более винить в том, что тобою не контролируется. Спроси Адриану, кто сделал ее проституткой. Она сразу ответит: американцы. Она, наверное, никогда не видела американцев вблизи, а они вообще о ней ничего не слышали, но проституткой ее все же сделали американцы.
Это ты про себя?
В некотором смысле.
Ты нашел этот свой круговой лазер?
А как ты думаешь? Чем я занимался эти годы?
Прости, но я сперва подумала, что «Парадиз»…
Построен Карлом… Да, я понял… Как тебе еще думать? Кровь и грязные деньги. Принято думать, что дворцы на таком фундаменте стоят недолго, но это не так. Ты же знаешь.
Не заставляй меня плакать.
Все, что сделал Карл хорошего, это он убил меня.
Ты говоришь об этом так спокойно… Если тебя нет…
Меня нет. Но я остался в твоем подсознании. Навечно таким, каким ты меня увидела. Карл тоже. Он ведь тоже искал. Редкие полотна, комфорт, разве не так? Он тебя искал. Мир вращается вокруг тебя. Легкое движение твоих бедер меняет судьбы, один твой кивок перекраивает мир. Это не преувеличение. Я просто сунул ключик в твою сумочку.
Ты любил меня?
Неверная терминология.
Ты считаешь это слово термином?
Нет ни греха, ни благодати, Катрин. Все это выдумки западных моралистов. Спишь ты с Карлом или со мной, не имеет никакого значения. Важно то, что мир вращается вокруг тебя. Ты и есть круговой лазер. И еще… Знаешь… Если Бог существует, то он – женщина… А мы лишь хотим Ему понравиться…
НЕТ ДОСТУПА
Расти…
Попробуй не бояться…
Я спала с тем лионским физиком… Да, спала… Но я ведь хотела знать о тебе, хоть что-то… Я спала с Карлом, потому что он мог найти «Смычок» Снукера… У меня всегда была цель… Итальянский профессор менял мое гражданство, поэт-авангардист кормил в трудные времена… Получается, что если я – Бог, то очень жестокий…
Законы любви не отменяют законов термодинамики.
Но что мне делать с тем, что я узнала?
Понять. И не судить себя.
А кто может меня судить?
Ну уж точно не те, кто спал с тобой.
Как это понять?
Коснувшийся Бога – отмечен. Он подарил себя Богу. Он излился в Бога. Нет другого ключа, я ошибался, Катрин. И поправь сенсоры, вот так… Я тоже из тех, кто старается добиться того, что не существует… Да, я размешал пространство-время, но на всех витках Бог один… И пора признаться, что жил я только для того, чтобы тебе понравиться. И все скоты мира мычали у твоих ног ради этого. Ты – центр мира. Поиск закончен.
Но я-то никого не нашла!
Так только кажется, Катрин.
Но тебя убили! Ты мертв! Разве не так?
Не надо плакать, это не функционально.
А что функционально, черт побери?
Ментальная матрица.
Объясни! Я не понимаю!
В нашем мозгу существует центр наслаждения, значит, к нему можно подключить некие сенсоры. Меня нет, но я есть. Я возникаю, ты чувствуешь. Ты даже получаешь оргазм. Со мной. Или с Карлом. Или с прокурором. Это неважно. В раю мы все равно любимы. Ты – любовница Карла, но спишь со мной, а одновременно умираешь с каким-нибудь современником Кеплера. Теперь это возможно. Никто не отменял основного инстинкта, но никто уже не ущемит прав и желаний другого человека. Ты можешь спать с Карлом, а зачать от меня. В постели мораль и раньше не работала, а теперь ее просто нет. По крайней мере, в «Парадизе».
А остальной мир?
Всего лишь вопрос времени.
Но откуда такая тоска, Расти? В истинной любви не должно быть тоски.
Да потому, что это все еще не истинная любовь, Катрин, это все еще только перебор вариантов. Но ты найдешь. Я знаю. Однажды ты увидишь, что любить можно без боли, без сосущей сердце тоски. Ну да, тебя трахали портовые грузчики, но ты просто хотела есть. При чем тут любовь? Тебя трахали издатели, но ты просто хотела денег. При чем тут любовь, правда? Тебя трахали поэты, физики, наркодельцы, дипломаты, зачем перечислять? Никакой любви. Они просто хотели тебе понравиться. Карл расшатывал психику людей, чтобы тебе понравиться. Я осмысливал ментальную матрицу. «Стог» Клода Моне, круговой лазер, авангардистские стихи, черная борода прокурора – все это явления одного порядка. Все хотят замкнуть тебя в своей культуре, но их искусственная мораль страшней саркомной тоски. Катрин… Послушай… Однажды ты проснешься и вдруг поймешь, что тоска ушла. И печаль кончилась. И нет эпох, нет границ. Нет зависти и сословий. Кровь, деньги, – это тоже не играет. Девчонка может обнять обожаемого учителя, а насильнику нет смысла заламывать руки жертве, потому что она его обожает. Никто не отравит тебя зловонным дыханием, запахом пота, горячечной испариной. Я смахнул пыль с любви. Мир открыт. А если тебе страшно, то падай в обморок, мы оттащим тебя на кушетку и бросим там помирать.
Расти, это так ужасно.
Я не думаю. Нет, я так не думаю.
Неужели нет больше ничего, что разделяет нас?
Мысль нельзя экранировать, скорость ее распространения не знает границ. Мысль может существовать сама по себе, вне своего первоначального источника, она образует паттерны, проявляющие все необыкновенные свойства живого. Доходит до тебя? Впервые между человеком и объектом его любви ничто не стоит. И нет больше несчастий, порожденных тем, что мы так долго считали моралью».
ФАЙЛ ОБОРВАН
«…и тут приходит папа Софоклес.
Он ест депрессивных. Он издалека чувствует запах уныния.
С юрских эпох у него сохранились особые мозговые центры, которых у других живых существ нет. Он обволакивает жертву особенной нежностью, он расслабляет, он освобождает от метаний, боли и ужаса. Бум-бум! Он продает грибы и ягоды. У него грибы в локоть, а ягода чудесная. Ночью он сторожит ядерный могильник, а днем работает системным администратором синагоги. «Как так? Бум-бум! – и из ничего сразу возникает все?» Тебе нужен Снукер? Это тот тип, что рисует голых баб и сам плачет по пьяни? Все художники любят шлюх. Если хочешь найти Снукера, ищи его у шлюх. Только там. А Мертвая голова? Папа Софоклес подмигнул. Вот классное имя для настоящей шлюхи. Не то что уши нетопыря, правда? Рука папы Софоклеса как бы невзначай прижимается к сливочному бедру мадам Катрин. Ну да, проблема выбора ценностей. Правда, никто еще не доказал, что мы выбираем? С главными ценностями мы каким-то образом живем».
НЕТ ДОСТУПА
Родецкий!
Зови меня Снукер.
Ты что, правда любишь бильярд?
Не смеши меня. Я гоняю шары, как Бог.
А может, как раз эта игра ему не дается?
Мне нравится твой подход. Так не все говорят. Я в форме. За весь этот високосный год я не сделал ни одной картинки! Это небывалый успех. Не каждый мазила заканчивает год с такими хорошими результатами.
Почему от тебя разит одеколоном?
Это болгарская ракия.
Ее пьют?
Она дешевая.
Родецкий, ты такая сволочь.
Давай сожми меня там, красотка. Ну давай, не ленись, сконцентрируйся. Пусть работают стеночки. Хочу излиться в тебя. С тех пор, как появилась статья, в которой меня напугали ножом ирландской проститутки, я стараюсь излиться в каждую. Что-нибудь да останется. А зарежет она меня или нет, черт с ней! Так угодно Богу.
Только не ссылайся на Бога. Пожалуйста, не ссылайся.
Двигай бедрами, добрая самаритянка. Не скучай, я с тобой. Кто тебя трахал так, чтобы ты умирала в сплошном стоне?
Это зависит не только от партнера.
Ну да. Еще от способа. Ты права.
Я могу вообще не дать.
Знаю. Читал твою глупую книгу.
Почему глупую?
Потому что там все трахаются.
Разве нами движет не основной инстинкт?
Он, он. Но учитель не обязательно должен залазить на ученицу.
Ты говоришь это потому, что боишься свою клонированную ирландскую овцу.
Заткнись. Здесь не ток айриш. Ненавижу шлюх. С ножами или без, ненавижу.
А я люблю. Всех люблю. Даже Мертвую голову. За то, что в ее руке нож, и она знает, когда его можно пустить в ход. И Карла, потому что кровь с его денег смывается океанами слез. Люблю даже прокурора, борода которого лезет в рот, ведь он в тщете своей посягает на божественное. Слышишь, Снукер? Расти перевернул мир. Он сжег твою мораль. «Закончить год с таким результатом!» Придурок. Судьба карает таких, как ты. Руками Карла. Руками Расти. Руками прокурора. Руками папы Софоклеса и ирландской шлюхи. Снукер, что ты написал такое, что она решила тебя убить?
Всего лишь смычок.
Где ты это сделал? Не молчи!
На стене бара, в котором она работала.
Всего лишь смычок? Многие считают, что это выдумка журналистов.
Но так было. Мне так хотелось. Я вдруг услышал музыку. Плевал я на музыку, но иногда она рвет сердце. Бар принадлежал дружку шлюхи. Я написал смычок вином и кетчупом. Там настоящее дерьмо подавали к столу. Но ничего другого под рукой не оказалось.
И что сталось со смычком?
Эта сука смыла его. Водой и тряпкой. И выгнала меня. И поклялась зарезать.
Родецкий! Тебе нравится, как я это делаю?
Ты классная! Это точно.
Хочешь мы будем так делать часто?
Нет. Не хочу. Я выкину какой-нибудь номер, и ты тоже захочешь меня зарезать. Художника все хотят зарезать. Живое искусство людям не по душе, все хотят морали, красотка. Двигай бедрами, пока ты подо мной. Все вы хотите отыскать запыленную мадонну на старом чердаке и объявить ее шедевром. А это была лишь шлюха.
А ты пытался что-нибудь изменить?
Давай, девка, не ленись. Изменить? В каком смысле?
Ну, скажем, бросить пить. Или заняться делом. Для будущего.
Что мне в будущем? Мне нужны денежки. Прямо сейчас. Люблю денежки. Подбросишь мне пару монет? Будущее – это кабак, в котором я еще не был. У меня есть приятель, он ночует под мостом через Сену. Хороший парень, только плохо одет. А скоро зима. У него будущее выглядит хреново. Давай, сучка, активней. Я возьму приятеля за руку и скажу: пошли.
Куда?
В кабак?
Но ведь мы говорим про будущее.
Ну я же говорю. Будущее – это кабак, в котором я еще не был.
Родецкий! Но ведь должна быть у искусства какая-то возвышенная цель!
Сразу видно, ты недалекая. Но бедрами у тебя получается. Ты техничная девчонка. Мы еще проделаем такое как-нибудь, да? Только свистни. У тебя просто здорово получается. А твоя подружка в той комнате… Я видел ее отражение в зеркале… Она свободна? Ты не ревнуешь? Если подкинешь пару монет, Пожалуй, я не прочь с нею повозиться. Возвышенная цель, знаешь ли, помогает художнику меньше, чем хорошее владение техникой».
ФАЙЛ ОБОРВАН
«…там, где возможно все, там уже ничто не имеет значения».
ПЕРЕЗАГРУЗИТЬ
КЛЮЧ ОТ ТЮРЬМЫ (за час до титров)
«…центр наслаждения.
«Раз только там насилье, где теснимый насильнику не помогал ничуть».
Я помогала насильникам всю жизнь. Родецкий, взгляни на меня! Переведи взгляд на стену. Тебя не раздражает белый квадрат? Ты трогаешь меня так грязно, Родецкий, почему так? Ты посмотри какая шикарная плоскость.
Он поднялся и, голый, вытянув руки, походкой слепого пошел вдоль стены.
Он не видел белого квадрата. Я ненавидела Расти Маленкова за то, что он оставил мне это последнее унижение: видеть Снукера, не способного даже вычислить нужное место. Он не видел белого квадрата. Он точно его не видел. Я замерла, когда Родецкий остановился. Скрюченные пальцы, как у паука. Они все же попали в белый квадрат. Он вел рукой, и вдруг замер. Рука не могла вырваться из квадрата. О Боже, подумала я, сколько на свете таких мест-ловушек для настоящего художника. Как легко они ввергают художника в бездну. Снукер уже забыл обо мне и это наполняло меня желанием еще более острым, чем жесткие ласки Карла или нежность Расти Маленкова. Снукер выглядел больным. Наверное, Карл прав. Наступление психотропных веществ остановить нельзя. Кажется, он успел нанюхаться. Когда? «Кокаиновая полька». Или сербка? Это Адриана пронесла с собой некоторые запасы? Он мечтает слупить с меня пару монет, чтобы, видите ли, поиграть с Адрианой.
Эволюция завела нас в тупик.
Снукер, обними меня! Он не слышал.
Успокойся, сказала я себе. Все, что он делает, он делает для меня.
Маленков не врал, с этой стороны рай выглядит безупречно. Ты же хочешь всех, правда? «Как из глубин прозрачного пруда к тому, что тонет, стая рыб стремится, когда им в этом чудится еда, так видел я – несчетность мигов мчится навстречу нам, и в каждом клич звучал: «Вот кем любовь для нас обогатится!» Ты же всю жизнь мечтала об этом. Ты искала Снукера. Вот он, слепой, твоя мечта, жадный нетопырь, шарит скрюченной рукой в белом квадрате. Обернись, Родецкий. Посмотри, какие у меня красивые груди, как они плавно оплыли, как точно определилась логарифмическая кривая бедра. Мы, как муравьи, обнюхиваем друг друга, чтобы грубо отвергнуть или наоборот побежать дальше уже только вместе. Маленков размешал пространство-время, он привел материю в состояние пластического неистовства, он создал мир, в котором мы оказались вот такими. Напиши меня, Снукер! Ты можешь. Я не хочу, чтобы руины моей жаждущей тюрьмы рассеялись, как пыль. Я не хочу исчезнуть навсегда. Оставь меня хотя бы на полотне, пусть даже незаконченном. Пусть оно будет валяться на пыльном чердаке. Рано или поздно появится Карл и вновь обретет меня, ведь ментальная матрица действует, она запущена, «Парадиз» построен. Снукер, ну где ты, гад, найдешь такую идеальную плоскость? На полке тюбики с красками. Маленков предусмотрел все. Давай начинай! Я открыта. Каждый миллиметр тела хочет.
Снукер обернулся.
Он морщил некрасивый лоб.
Оттопыренные уши покраснели.
Правой рукой он будто бы нехотя дотянулся до тюбика, но левая так и оставалась в белом квадрате. Я страшно боялась, что он опустит руку, и этим все закончится. Смотри, Родецкий! Смотри на мое бедро. Я бывала бесстыдной, но никогда не бывала такой открытой. Видишь, какой короткий халатик? Он распахнут. Атласный, вишнёвого цвета. Видишь, как светлые волосы стекают на груди. Я вся изгиб, вся вскрик. Я вся таю. Проведи по бедру. Ты вспомнишь. Почувствуй тепло, полуоткрытые губы, прижмись. Рука по халатику, по белому квадрату. Видишь, как окаменели соски? Войди язычком, подними на руки. К окнам, туда, где за темными диапозитивами сладко темнеют деревья. Я стягиваю с тебя грязные одежды, бросаю их на пол. Начинай, черт побери! Все так горячо, все так налилось так влажно. Ты же видишь, как оплывает ткань с бедра. Тончайший шелк, символ древней, истлевшей, как дерн, человеческой морали. Я откидываюсь на руки, я перед тобой, я часть мирового диапозитива. Ласкай, трогай, дыши, веди рукой по бедру, умирай со мной. Вход открыт. Где ключ, который работал на нас задолго до того, как в голову Расти Маленкова пришли мысли о ментальной матрице?
Стон.
Капельки пота.
Давай. Сделай мне больно.
Я обнимаю тебя ногами. Впиваюсь пальцами в покрывало.
Не останавливайся. Сладкая сволочь, животное, хочу умереть с тобой. Другие меня убивали, а с тобой я хочу сама умереть. Летящая линия. Почему ты опять рисуешь смычок? Разве я так выгляжу?»
ФАЙЛ ОБОРВАН
ОБОЖАЮ
Работы Снукера
Расти Маленкова
Адриану из Сербии
Ужины при свечах
Утреннее море
Туфельки-леопарды
Дельфинов
Шелк, когда он с шелестом спадает на пол
Тяжелую платину
Понимание с полуслова
Секс с друзьями
Много секса
Опять секс
НЕНАВИЖУ
Деньги
Снукера
Гостиницы
Пустые плоскости
Смирение
Деньги
ФАЙЛ ОБОРВАН
Послушай, Адриана. Вчера в холле. Мне, правда, показалось или там опять была эта девчонка? Кресло белой кожи с алжирским золотым тиснением. А девчонка сидела, поджав под себя ноги. Ты тоже ее видела? Ну да, темная родинка над верхней губой, справа? Кто это?
Да так, дурочка одна.
Я смотрела на Адриану.
Ей хотелось побыстрее нырнуть в постель.
Она попала в рай. Она хотела пожить в раю, пока он не исчез, как недавно исчезла ее страна, казавшаяся вечной. Она сходила с ума от невозможности понять, что же это происходит с миром. Водилы с тяжелых грузовиков не доплачивают ей, это понятно, бармен из вшивого заведения лапает, но здесь-то…
Господи, сколько солнца!
Это ты открыла окно?
Нет, горничная. Ты тут так стонала.
Я? Когда?
Ночью.
Я провела рукой по простыням.
Почему они влажные? Этот запах…
Ну да. Пахнет мужским потом.
Но тут не было никого!
Совсем никого?
Адриана засмеялась.
Казалось, тело ее просвечивает насквозь.
Настоящая розовая статуя. Обнаженная. С рыжими волосами.
Я сладко вытянулась, чувствуя каждую мышцу. Белый квадрат на стене привычно встал перед глазами, там, где его когда-то нанес неизвестный дизайнер. Но теперь белый квадрат жил. Он не был пустым. О, черт, черт! Я вскрикнула. Квадрат заселили! Он был заполнен. Я видела желтый смычок, бегущий по коричневым струнам. В этом было что-то невыразимое, как ночной стон Карла, как мухи, роящиеся над раздробленными коленями Расти Маленкова. Летящий по струнам желтый смычок, он вызывал желание. Мадам Катрин застонала. Мухи на раздробленных коленях физика были жирные и веселые. Смычок бесшумно скользил по струнам. Вегетативный невроз. А та девчонка, сказала Адриана, все еще не решаясь лечь рядом, кажется, я ее знаю. Она считает нас разрушительницами. Она переезжает из страны в страну. Она устраивает всякие манифестации, дура, натравливает на таких, как мы, полицию нравов. Она считает, что мы заставляем мужчин работать, а потом убиваем их.
А она-то чего хочет?
Естественности.
Всего-то?
Ты считаешь, этого мало?
Даже больше, чем мало.
Да? Почему? Объясни. Мне интересно.
Да потому, что главным свойством естества является его бесчеловечность.
Ну, не знаю. Может, и так. Но эта девчонка, наверное, знает что-то такое.
Поэтому и выволокла бы нас из рая? Да? Ты ведь этого боишься, Адриана? Но сражающийся за прошлое обречен, а ждущий чуда не имеет шансов. Запомни это. Жертвы были всегда. И злодеи были. Но, Адриана, ни нам, ни этой девчонке пока не дано понять, как правильно отделять овец от волков, если граница проходит вовсе не между отдельными телами, а прямо в сердце…»
ПЕРЕЗАГРУЗИТЬ
Конечно, все герои умрут, и злодеи умрут. Но пока по экрану не идут титры, шанс есть у каждого.