Слово Варяга Сухов Евгений
– Понимаете, тут такое дело… – прошел Чертанов в комнату, стараясь не наступать на неуложенный паркет.
Шатров отложил молоточек в сторону и недоуменно посмотрел на Чертанова.
– Мы уже с вами обо всем переговорили. Я не отказываюсь, приходите через месяц, просто в данный момент я связан обещаниями…
– Вы меня не за того приняли, – сразу решил внести в разговор ясность Чертанов. – Я – майор милиции, – раскрыл он удостоверение. – Занимаюсь расследованием убийств. Мне бы хотелось с вами переговорить, Дмитрий Степанович.
Шатров напрягся, помассировал натруженную спину:
– Так вы меня и по отчеству знаете?
Чертанов продолжал улыбаться, демонстрируя дружелюбие:
– Выходит, что так.
На первый взгляд мужчина совсем не походил на светило науки. В выцветшем халатике да в стареньких ботинках с истоптанными задниками, он больше годился бы на роль электрика какого-нибудь захудалого домоуправления. Этакий несостоявшийся Эйнштейн, изгнанный из вуза со второго курса за дебош и пьянку. В молодости, поди, хотел потрясти мир своими познаниями, а вместо этого вынужден заменять перегоревшие лампочки в подъездах.
И только достоинство, с которым Шатров держался, указывало на то, что за плечами у этого человека серьезная и весьма содержательная биография.
– Тогда вам должно быть известно, что я давно не консультирую. Теперь это не мой профиль! С некоторых пор мое дело – паркет. – Его голос прозвучал почти восторженно. – Здесь я сделал для себя массу интереснейших открытий. Например, никогда не думал, что дерево может иметь душу. И в этом я уже неоднократно убеждался. А чтобы создать такой узор, как, например, этот, – показал Шатров на паркет под ногами, – одного умения недостаточно, здесь как минимум нужны способности. А они у меня есть! Паркетчик – такая специальность, что я без работы никогда не останусь. Тем более с такими руками, как у меня. Деньги сейчас у людей есть, не то что раньше… Все желают строиться. Через недельку я в одном коттедже паркет буду класть… Олигарх пригласил. Так там только одного паркета нужно будет постелить на шестьсот метров! Деньги, которые он обещал выложить мне за это, я ни за какую консультацию не получу.
– Жаль, что у нас с вами не получается разговора. Хотя, честно говоря, я готовился к этой встрече. Правда, представлял ее немного по-другому, что ли… Разрешите сделать вам комплимент, Дмитрий Степанович?
– Я отвык от них.
– И все-таки послушайте. Знаете, что меня поразило во всех уголовных делах, что вы консультировали?
– Что же? – В глазах Шатрова блеснуло любопытство.
– Что вы смогли безукоризненно составить психологический портрет разыскиваемых преступников. У меня такое мнение, что если бы не ваша интуиция и знания, то их искали бы еще очень долго.
– Я только составлял портрет, – буркнул Шатров, – а ловила маньяков милиция.
Из соседней комнаты выглянул коренастый здоровяк с толстой шеей и, смерив неодобрительным взглядом Чертанова, повернулся к Шатрову:
– Ты работать-то будешь? Или целый день так простоишь?
– Дай мне поговорить с человеком, – раздраженно отозвался Шатров. И когда здоровяк ушел в соседнюю комнату, Дмитрий Степанович негромко произнес: – У нас, как вы сумели убедиться, свой план, а у вас свой. А потом, нам ведь за простой деньги не платят. Так что прошу прощения…
– Что ж, извините за беспокойство, – Чертанов повернулся к выходу.
– Постойте, так что именно вы хотели узнать у меня? – В Шатрове заговорил профессиональный интерес.
– Вы слышали об убийствах девушек на Дмитровском шоссе?
Нахмурившись, Шатров утвердительно кивнул:
– Разумеется. В числе жертв есть одна девушка, с которой я был близко знаком. Ее звали Мария Копылова. Вы хотите сказать, что не знали об этом?
Лукавить Чертанов не стал:
– Знал.
– Может, вас интересует, что это была за девушка? Пожалуйста, отвечу. Милая, очаровательная, добрая. Мне ее не хватает. Я очень сожалею, что нам пришлось расстаться. Но к тому, что с ней произошло, я не имею никакого отношения!
– Вас никто не подозревает… Хотя о Марии Копыловой я бы, возможно, переговорил с вами немного позже. Меня интересует другое. В городе действует маньяк, а у нас нет ни единой зацепки. Мы даже не знаем, от чего нам следует оттолкнуться. Вы не могли бы составить предполагаемый портрет убийцы?
Паркетчик посетовал:
– Странные вы, однако, люди! Как вы себе это представляете? Чтобы я по газетным вырезкам составил психологический портрет? Поверьте мне, я не медиум какой-нибудь, а серьезный ученый… точнее, бывший ученый. Меня интересуют только конкретные факты. Мне нужно как минимум познакомиться с делами…
– Мы предоставим вам материалы.
На мгновение в глазах Шатрова вспыхнул огонек, но тотчас погас.
– Но у меня нет ни желания, ни тем более возможности.
– Жаль… А может, вы могли бы тогда сказать, почему преступник отрубает у своих жертв пальцы? И кисти рук?
После некоторого раздумья Шатров ответил:
– Мое мнение такое… Вам это может показаться странным, но маньяк рубит конечности своим жертвам от большой любви. Это настолько всепоглощающая любовь к своей жертве, что она сжигает его изнутри. Он готов оставить себе какую-то часть тела жертвы. Очень часто это бывает голова, даже нога. В вашем случае – это пальцы и кисть. Как это ни покажется вам кощунственно, в моей практике был такой маньяк, который носил пальцы своих жертв в портсигаре, а другой и вовсе надевал в качестве амулета отрезанное ухо жертвы на шею.
Чертанов был поражен.
– Зачем они это делают?
– Для них куски человеческого тела являются чем-то вроде талисмана. Если хотите, своеобразным тотемом, что ли, который способен приносить им удачу и отгонять злых духов. А все потому, что у всех маньяков извращенное понятие о любви. Они просто живут в каком-то другом измерении, недоступном нашему пониманию. И убивают людей они не от ненависти, а от большой привязанности. Они скверно себя чувствуют в обществе живых людей, по-настоящему им хорошо только с покойниками.
Михаил был потрясен.
– Вы рассказываете невероятные вещи.
Шатров отрицательно покачал головой:
– Вовсе нет… Невероятные вещи я рассказывал на своих лекциях в институте, а то, что вы услышали сейчас, это всего лишь прописные истины. Вы интересовались когда-нибудь историей ацтеков? – неожиданно спросил он.
– Только в общих чертах, – обескураженно сказал Михаил, сбитый с толку неожиданным вопросом. – Знаю только, что они убивали своих пленников.
Улыбка Шатрова выглядела печальной:
– Не совсем точно. Они приносили пленников в жертву своим богам. Вырывали у них сердца и даже съедали отдельные части их тел. До нас дошли настенные рисунки этих безобразных кровавых сцен. Вы думаете, что это происходило от чрезмерной жестокости?
Пожав плечами, Чертанов предположил:
– Наверное, такова была их религия.
– Вот именно, религия! Но она замыкалась на том, чтобы любить своих пленников, как детей и братьев. Их ведь не сразу убивали. До жертвоприношения пленники жили в хижинах своих победителей. К ним относились как к самым почитаемым родственникам. Пленники жили в любви и почете, им отдавалась лучшая пища, одежда. Хозяин дома называл своих пленников не иначе как любимыми сыновьями. Но наступал день, и пленников приводили к храму смерти, где у жертвенного камня жрец вырывал им сердца, а паства лакомилась человеческим мясом… И все это проделывалось тоже от большой любви. Я вам хочу сказать, что действия серийных убийц мне очень напоминает психологию древних ацтеков. Вас не шокирует подобное откровение?
– Признаюсь, неожиданные рассуждения. Но такое полезно услышать, может что-то пригодиться в работе. А вы можете хотя бы примерно сказать, какого возраста наш маньяк. Это нам помогло бы значительно сузить поиск.
– Разве что примерно… Для более точной характеристики нужно располагать материалами дела. Но то, что он молод, это однозначно. К тому же он очень сексуально активен. Его возраст где-то от тридцати до сорока пяти лет. Больше я ничем не могу вам помочь, – развел руками Шатров. – Увы!
– Спасибо и на этом. Если все-таки надумаете помочь следствию, так мы будем только рады сотрудничеству. Я слышал, что ректор мединститута недавно предложил вам возглавить кафедру.
– Вы и об этом знаете, – невесело буркнул Дмитрий Степанович.
– У нас профессия такая – знать, – улыбнулся Чертанов. – Прежде чем встретиться с вами, я разговаривал с очень многими людьми, и все они, как один, говорят о том, что вы блестящий ученый и что вы непременно должны вернуться в науку.
– Я еще сам не решил, как мне поступить, а они уже за меня решают, – раздраженно проворчал Шатров.
– Не в моих правилах давить на совесть, но от вашего профессионализма зависит очень многое, а именно – быть ли следующим жертвам.
– Говорите, что не хотелось бы, а сами давите, – возразил Шатров.
Дверь из соседней комнаты отворилась вновь, и в проеме предстал тот же самый коренастый тип с толстой шеей. Зыркнув на Чертанова недобрыми темно-карими глазами, он заговорил, процеживая слова сквозь стиснутые зубы:
– Послушай, ты думаешь, что тебе за простой платят? С нас хозяин стружку снимет!
Посмотрев на Чертанова, Дмитрий Степанович печально констатировал:
– Вот с такими типами приходится работать. – И уже по-деловому добавил: – Если бы он попал ко мне в свое время в психлечебницу, то я бы покопался в нем и, поверьте мне, поставил бы с полдюжины диагнозов. В общем, мне пришлось бы с ним повозиться! Вот что я тебе скажу, – повернулся он к крепышу, снимая халат, – забери свою амуницию. Я уволился! Пойдемте.
– Ты еще пожалеешь, – бросил ему в спину коренастый, – будешь обратно проситься, не возьму!
– Не обольщайся, – громко хлопнул дверью Дмитрий Степанович.
Выйдя на улицу, они некоторое время шли молча. Неожиданно Шатров остановился и произнес с заметной грустью:
– А ведь я задумал прекрасный узор! Такой есть в одном из залов Лувра. Жаль, что доделывать его буду не я… Знаете, майор, о чем я сейчас мечтаю?
– О чем же?
– Когда-нибудь у меня будет свой дом, и в огромном зале (метров на сто!) я непременно выложу именно такой итальянский паркет. Итальянцы понимают в этом толк. Что у вас там еще есть, показывайте. Вы ведь рассчитывали, что я должен заинтересоваться этими преступлениями. Ведь так? – строго спросил Дмитрий Степанович.
Михаил невольно улыбнулся. Ему все больше нравился этот чудаковатый молодой доктор.
– А вы проницательны, – Чертанов вытащил из сумки пухлую папку, – взгляните, пожалуйста.
– Только давайте не на ходу, – недовольно проворчал Шатров. – Выберем где-нибудь место, там и присядем.
Чертанов улыбнулся, от него не укрылось, с каким азартом заблестели глаза Дмитрия Степановича. Все правильно, человек занялся любимым делом.
Свободная скамейка отыскалась во дворе винного магазина, недалеко от служебного входа. Двое подвыпивших рабочих, негромко матерясь, стаскивали с кузова небольшого грузовичка ящики с водкой. Посуда, заполненная спиртным, весело позвякивая, располагала на лирический лад. В глазах грузчиков не заметно ни малейшего намека на душевный трепет, очевидно, они уже давно работают в винном магазине и успели перетаскать не одну тонну водки. К подобному изобилию быстро привыкаешь и воспринимаешь его разве что на вес.
Рядом с машиной, в длинном белом халате и с листками бумаги в руках, стояла полная женщина-экспедитор и терпеливо пересчитывала ящики. Иной раз ей что-то не нравилось, и она, приостановив разгрузку, доставала из тары бутылку на выбор и принималась тщательно рассматривать пробку. Успокоившись, устанавливала ее на место, после чего разгрузка продолжалась прежним порядком.
Разложив папку на скамейке, Дмитрий Степанович неторопливо перекладывал листы дела. Не замечая происходящего вокруг, он вникал в текст, тщательно изучал фотографии с места преступления. У Чертанова возникла уверенность, что если бы сейчас из-под Шатрова выбили скамейку, то он не обратил бы на это внимания. Чертанов старался не мешать ему и, расположившись немного поодаль на сломанном ящике, наблюдал за разгрузкой товара. Женщина была недоверчивой и цепким взглядом контролировала каждый шаг грузчиков. Михаил без особого труда угадал в грузчиках знакомый контингент. Это с виду они такие ленивые и малоподвижные, а представится случай, так они проявят такую завидную расторопность, что и не уследишь.
Неожиданно женщина посмотрела в сторону Чертанова, явно занося его в список неблагонадежных. Взгляд строгий, настороженный. Наверняка она баба одинокая, лишенная ласки, и встреча с мужиком для нее маленький праздник. Приласкать бы, да служба, однако!
Женщина продолжала пристально всматриваться в Чертанова, словно признала в нем старинного любовника. А может, так оно и есть? В конце концов, он не обязан помнить всех своих женщин! Сделал свое дело да потопал себе дальше. Считать завоеванных женщин можно только по молодости, а когда они стали проходить через него косяками, так он просто забросил эту веселенькую статистику. Наскучило!
– Я, кажется, начинаю понимать, в чем тут дело, – оторвал Шатров взгляд от бумаг. – Вы сравнивали между собой этих женщин?
– Что вы имеете в виду? – не понял Чертанов.
Выложив на скамейку фотографии убитых женщин, Шатров попросил:
– Взгляните сюда, пожалуйста, только повнимательнее. – И когда Чертанов нагнулся, спросил: – Что вы видите?
Чертанов недоуменно рассматривал фотографии. За последние несколько дней Михаил успел их изучить очень тщательно, настолько, что они уже начинали преследовать его ночными кошмарами.
– Ничего особенного, – поднял Чертанов удивленный взгляд на доктора.
– А то, что все они одинаково сложены! – горячо возразил Дмитрий Степанович. – Следовательно, преступник выбирал именно такой тип женщин. А еще посмотрите на их волосы…
– Ну?
– У всех троих волосы каштанового цвета. Маньяка не интересовали ни брюнетки, ни блондинки, его волновали именно девушки с таким цветом волос и именно такой длины. Получается, что по натуре этот человек – охотник. Он высматривает девушек одного типа и, заметив нужную, не выпускает ее из поля своего зрения до тех пор, пока не завладеет ею. Уж поверьте моим наблюдениям!
– Как же ему это удается?
– Все его действия неоднократно отработаны: он будет провожать ее до работы, встречать у дома. Изучит распорядок ее дня и будет терпеливо дожидаться случая, пока она не окажется уязвимой. И, поверьте мне, такой день обязательно наступит. При этом сам он будет оставаться совершенно невидимым для нее. Девушка по-прежнему будет радоваться жизни, будет встречаться с друзьями, с подругами, но она уже обречена! И ее гибель – только вопрос времени.
– Невеселую картину вы нарисовали.
Шатров развел руки в стороны:
– Уж, извините, какая есть. Успокаивать вас я не собирался.
– Почему он выбирает определенный тип женщин? – спросил Чертанов, укладывая папку в сумку.
Ненадолго задумавшись, Шатров ответил, слегка растягивая слова:
– На этот вопрос может ответить только сам преступник. Я же могу сделать всего лишь предположение. Может быть, каким-то образом эти девушки напоминают ему его мать, это первое. Может быть, во-вторых, девушку, с которой он когда-то был близок и которая, возможно, предпочла его другому. В-третьих, эти девушки могут напоминать его любовное разочарование… Сейчас сказать трудно, но в любом случае искать ответ следует где-то здесь. Можно задать вам один вопрос? – осторожно поинтересовался Дмитрий Степанович.
– Разумеется, – охотно отозвался Чертанов.
– Это последняя, так сказать, страшная находка?
– Да… А в чем дело? Вас что-нибудь смущает?
– Как вам сказать… – задумчиво протянул Шатров. Было заметно, что его что-то гнетет. – Меня смущает то, что преступления неожиданно прекратились. Поверьте моим наблюдениям, так не бывает! Маньяки никогда не успокаиваются, они могут только затаиться, и то лишь на какое-то короткое время. А потом их ужасная сущность снова берет свое.
– Но трупов больше нет, – удивленно произнес Чертанов.
– Значит, здесь пока нет и маньяка.
– Где же он тогда может быть?
Разгрузка автомобиля закончилась. Грузчики, отряхнув ладони, отошли в сторонку выкурить по сигарете. Не атланты, поди, следовало бы и отдохнуть после напряженной работы. Женщина, понаблюдав за двумя странными мужиками, расположившимися в глубине двора, скоро потеряла к ним интерес. На бомжей как будто бы не похожи, не хулиганят, так что милицию звать ни к чему. Пусть себе сидят.
И тут Чертанов неожиданно вспомнил, где встречался с этой женщиной, – на одной из вечеринок, сразу после разрыва с Натальей. Помнится, в тот вечер она сразу положила на него глаз, и не воспользоваться таким обстоятельством было грех. Закрывшись от гуляющей публики в крошечной комнате, он попытался овладеть ею в позиции «летящие утки». Но что-то в тот вечер у него не заладилось, не то сказалась накопившаяся усталость, не то много было выпито водки, а может, смущал несвежий запах простыней, но его «дерево инь» жалко скукожилось и превратилось в бесформенный морщинистый стручок. Не дождавшись воскрешения его увядшей плоти, женщина лишь пренебрежительно фыркнула и, оправив платье, вернулась к веселому застолью.
Кажется, в тот день его вывело из себя именно это ее надменное фырканье. На прощанье женщина посмотрела на него с таким видом, словно связалась с конченым импотентом. Михаилу после этого недели две пришлось усиленно посещать бордели, чтобы доказать самому себе, что все у него в полнейшем порядке.
Но несколько лет назад женщина не была столь крупной, так что нет ничего удивительного в том, что узнал он ее не сразу. Несостоявшаяся пассия перебралась на хорошие харчи, вот и раздобрела. Разумеется, с тех пор он с ней больше не встречался, не хотелось иметь под боком напоминание о пережитом мужском фиаско.
– Маньякам всегда нужен определенный тип личности, – продолжал Шатров. – Они просто так устроены. Остальные женщины их просто не возбуждают. Я так думаю, если маньяка нет в этом районе, то, скорее всего, он объявится где-нибудь в соседнем. Или… его вообще нет в живых!
– Почему же он ушел в другой район?
– Все объясняется очень просто. У него ограничен выбор. Возраст, – загнул палец Шатров, – цвет волос, сложение. У серийного убийцы весьма высокие требования. Маньяк не лишен чувства прекрасного, разумеется, в самом гнусном его понимании. Скорее всего, он не нашел подходящий тип женщины и теперь ищет его в другом месте.
– Понятно, – задумчиво протянул Михаил. – За час общения с вами я успел узнать о маньяках столько, сколько не слышал за всю жизнь. А вы мне можете ответить, почему маньяк перенес труп Копыловой?
Шатров нахмурился, по его лицу пронеслись какие-то воспоминания.
– То, что для вас кажется странным, для меня очевидность. Вы имеете дело с очень опасным типом маньяка. Он смаковал свое злодеяние, поэтому решил перетащить труп немного подальше, чтобы обезопасить себя от возможных свидетелей.
– Теперь понимаю. Вы не откажете мне в консультации, если возникнет необходимость? – с надеждой спросил Михаил.
Дмитрий Степанович улыбнулся, щегольнув невероятно белыми зубами. С такими зубами, как у него, впору рекламировать зубную пасту.
– Обращайтесь, – легко согласился Шатров, поднимаясь с лавки.
– Куда вы сейчас? Может, вас подвезти?
– Не надо, – отмахнулся Дмитрий Степанович. – Мне недалеко, я вот сюда… рядышком, – показал он на здание больницы. – Спасибо вам.
– А мне-то за что? – искренне удивился Чертанов.
– За то, что сумели меня как-то растрясти. А то занимался черт знает чем! Думал от себя уйти… Не получилось! Хорошо, что мой отпуск от себя самого не затянулся.
Глава 4
НОВОЕ НАЗНАЧЕНИЕ
– Можешь воспринимать это назначение как очередное повышение, – торжественно объявил полковник Крылов и светлым взором взглянул на Чертанова. – Мне приказано направить лучших сотрудников. Я решил, что ты достойная кандидатура. Тем более что в этом деле ты как бы зачинатель. Успел глубоко вникнуть… Если тебе все-таки не понравится, то я помогу тебе вернуться.
Геннадий Васильевич выглядел серьезно, похоже, что он и впрямь не шутил. Хотя его внешний облик никак не соответствовал серьезности момента. Ворот модной джинсовой рубашки был привычно расстегнут, и на толстой шее висело сразу две золотые цепочки. Одна тонкая – на ней скромный крестик, а вот другая, едва ли не в палец толщиной, очень авторитетная, с огромным темно-зеленым изумрудом. Подобная вещица стоит огромных деньжищ, но задавать вопрос о ее цене было бы бестактным. Чертанов не исключал, что золотую цепь с камушком полковник взял под расписку из вещдоков. Зато сейчас щеголяет во всем этом великолепии, будто родился в россыпи из драгоценных камней.
Лицедействовать Геннадий Васильевич умел, не случайно он несколько лет проработал под прикрытием, причем добился весьма ощутимых результатов. Для такого тонкого дела, как работа под прикрытием, нужны определенные способности, а они у полковника имелись. Порой он настолько вживался в созданный им же самим образ, что трудно было понять – беседуешь с полковником милиции или перетираешь тему с уголовным авторитетом.
Поговаривали, что некогда на груди у полковника красовалась татуировка, причем отнюдь не «художественного» свойства, а самая что ни на есть «авторитетная» и будто бы подобную «награду» ему выкололи воры в «крытке», где он находился под прикрытием. За подобные художества уголовники спрашивают очень строго, а потому, как только он закончил операцию, то сразу решил вывести ее. Об этом туманном эпизоде своей жизни Геннадий Васильевич распространяться не любил. Как бы там ни было, но на левой стороне груди у Крылова виднелось несколько длинных глубоких шрамов. На правой кисти у него присутствовала еще одна меточка, татуировка в виде небольшой галочки – летящая птица, что означало «привет ворам». По каким-то своим соображениям выводить приметную наколку полковник Крылов не пожелал.
У Чертанова было ощущение, что Геннадий Васильевич и сейчас не до конца вышел из слепленного образа. Развалясь в мягком кресле и закинув ногу на ногу, от чего брючины задрались едва ли не до колен, он напоминал хозяина какого-нибудь крупного бара, а то и казино, добившегося благополучия благодаря своей бульдожьей хватке. Теперь, когда подавляющее число конкурентов были раздавлены или оставались далеко позади, можно было, задрав штаны, потихоньку попивать пиво, наращивая жирок, и наслаждаться покоем. Некая серьезная заявка на этакого хозяина жизни. А в маленьких сытых глазках так и читалось: «Для полного удовольствия не хватает пары знойных телок!»
Чертанов не сумел сдержать улыбки. Подобными типами были заполнены едва ли не все московские кабаки, и причем каждый из них претендовал на некую индивидуальность, как в манере разговаривать, так и в поведении. Но суть всегда оставалась одна – хамло с завышенной самооценкой. В кабаках они вели себя так, словно состояние каждого из них оценивалось в миллионы долларов, хотя чаще всего в карманах гремело только два гнутых пятака. Да и шутки у них были одинаковы, наиболее типичная из которых, – вырвать у стриптизерши трусики и быстро затеряться с ними в гогочущей толпе мужиков.
– У меня может не получиться… Даете слово, что заберете меня обратно в отдел? – спросил Чертанов, посмотрев на круглое лицо Крылова.
Геннадий Васильевич слегка поерзал в кресле, словно ему стало неуютно от нацеленного взгляда, и твердо пообещал:
– В чем вопрос, не сомневайся. Возьму! А потом, сам пойми, какие тебя ожидают перспективы. Создается группа, которая будет заниматься маньяками. У нас имеются отдельные специалисты, те, кто глубоко копает эту тему. Наработок тоже немало. Ты же со своей группой будешь двигателем и мозговым центром всего этого дела, а это ответственно. Вот посмотри, что творится… Это оперативная информация. Только по Московской области работает от восьми до десяти серийных убийц. А если взять по всей России! Да они просто полчищами расхаживают! – Геннадий Васильевич не шутил. Ко всему, что касалось его работы, он относился весьма серьезно. – Вот представь себе, завелся такой маньяк в каком-нибудь городишке и терроризирует все население. Думаешь, серийные убийцы орудуют где-нибудь подальше от своего дома? Черта с два! – подался вперед Крылов. – Можно сказать, что они режут прямо у себя под порогом. Это волки стараются не напакостить у своего логова, чтобы не привести к нему охотников, а эти ничего не боятся! Они непредсказуемы, поэтому-то их трудно выловить. Маньяки сначала изгадят свой дом, а потом возьмутся за жилище соседа. Вот так-то! А ты еще сомневаешься, стоит ли тебе заниматься этим.
– Я не о том… У меня может не получиться, – пожал плечами Михаил. – Я ведь сыскарь, у меня своя агентура, которая знает, что я от нее хочу. Здесь я кое-что умею. Можно даже сказать, преуспел. Теперь же придется бросить все наработки и начинать сначала.
Геннадий Васильевич раздраженно махнул рукой:
– Брось! Ты быстро наверстаешь. Парень ты способный, молодой. Схватываешь все на лету. Знаешь, – лицо Крылова расплылось в довольной улыбке, – я бы сам занялся подобным делом, но переучиваться мне уже поздно. А потом, у меня имеются кое-какие обязанности, – указательным пальцем он постучал себя по плечу, намекая на большие звезды. Но казус заключался в том, что в этот самый момент его палец упирался в какую-то медную пуговицу с легкомысленным тиснением. – К тому же ты назначаешься старшим группы. Начальства над тобой сразу станет меньше, а это, поверь мне, очень большой плюс. – Крылов назидательно поднял указательный палец. Чертанов давно обратил внимание на то, что Геннадий Васильевич любил интенсивно жестикулировать. – Ну, так что, согласен?
Михаил глубоко вздохнул:
– Куда же я денусь? Когда полковник советует, это скорее приказ.
Геннадий Васильевич вновь широко улыбнулся, вновь превратившись из строгого полковника в обыкновенного добродушного дядьку, которого хотелось стукнуть по плечу и задорно предложить: «Может быть, по пиву, Василич?» Но благоразумие победило. Собственно, у Михаила с его непосредственным начальством были не настолько приятельские отношения.
– Ты все правильно понимаешь. – Посмотрев на часы, Геннадий Васильевич поднялся. – Заболтался я тут с тобой, мне через час нужно быть в другом конце города.
Невысокого росточка, кругленький, с заметно выступающим животиком, Крылов выглядел завсегдатаем пивных баров. Его многочисленные осведомители, с которыми полковник не прерывал связи с лейтенантской юности, даже не подозревали о подлинных возможностях Геннадия Васильевича. Для них он, как и прежде, оставался Василичем, у которого всегда можно было стрельнуть деньжат на бутылку пива и попросить сигарету.
Сейчас Крылов пребывал в том чине и в том возрасте, когда можно было посиживать в собственном кабинете, давая задания подчиненным, накручивая хвосты нерадивым. Но он, обладая настоящим талантом розыскника, предпочитал вникать во все дела лично. Тем более что подобная активность сулила немало приятных моментов. Например, среди его информаторов были официантки престижных ресторанов и топ-модели. Приватный разговор с ними частенько происходил на одной из конспиративных квартир. Отказываться от такого общества было грех.
Несмотря на кажущуюся простоту и доступность, полковник Крылов скорее был личностью закрытой и непредсказуемой. Даже сейчас Чертанов не был уверен в том, что эта комната в коммуналке, где они разговаривали, принадлежит дальнему родственнику Геннадия Васильевича, несмотря на все его заверения. Наверняка сосед, угрюмый долговязый дядька с вытянутым лицом, тоже из бывших оперов, а сейчас выполнял приватные поручения Крылова. Чертанов не исключал, что в то самое время, когда они разговаривают, сосед с интересом рассматривает гостя через записывающую сверхчувствительную оптику.
Чертанов поспешно поднялся следом за полковником:
– А кто же все-таки будет моим непосредственным начальником?
Геннадий Васильевич неожиданно расхохотался:
– Ха-ха-ха-а! Скорее всего, я. Или ты не рад?
Чертанов пожал плечами:
– Нет, отчего ж…
– Так что нам никуда не деться друг от друга. – И уже серьезно, мгновенно убрав с лица улыбку, Крылов добавил: – Знаешь, мне самому интересно заняться этими делами. Ладно, пойду я. Поговорим еще, пообстоятельнее, – пообещал он.
О своем новом назначении Михаил Чертанов особо не распространялся, но уже вечером новость обошла все управление, и сослуживцы, наведываясь к нему в кабинет, сдержанно принесли ему свои поздравления: кто со скрытой иронией, кто с заметным сарказмом, а кто и всерьез полагал, что образование новой группы – это качественный скачок в карьере майора Чертанова по прозвищу Бес. Как бы там ни было, время должно все прояснить.
Откинувшись на спинку стула, Чертанов помассировал веки. Открыв глаза, он несколько минут рассматривал противоположную стену, на которой красовались календари с весьма выразительными особами. Размещались они здесь уже давно, а потому за давностью лет некоторые персоны перешагнули цветущий возраст и в жизни были не столь свежи, какими виделись на плакатах, но все-таки не настолько старыми, чтобы отсутствовало желание познакомиться с ними поближе. К этим плакатам-календарям Чертанов настолько привык, что перестал замечать их, и вот сейчас, сосредоточившись, с изумлением увидел, что друзья-коллеги понаписали по углам календарей непристойности.
Черт бы их побрал!
Календари придется снять, хотя и жаль. Он, например, был привязан к худощавой брюнетке с синющими глазами и в невероятно узком бикини. Слегка расставив ноги, она, приоткрыв хорошенький ротик, немыслимо белыми зубами сжимала свой озорной указательный пальчик. У Чертанова всегда невольно возникало желание предложить ей нечто более существенное.
Первое время полковник Крылов всерьез намеревался забрать этот содержательный плакат себе. Остановил его только отчаянный протест Чертанова. Вряд ли начальник отдела намеревался держать подобную красоту в своем рабочем кабинете, наверняка хотел приклеить где-нибудь на стене конспиративной квартиры, чтобы полностью соответствовать имиджу стареющего плейбоя. В ящике стола Крылов держал колоду карт, на которой были запечатлены голые девицы. Не бог весть какая эротика, но расписывать пульку с приятелями Геннадий Васильевич предпочитал именно этими картами.
Чертанов был настолько очарован брюнеткой, что даже по своим милицейским каналам разузнал о ее жизни. Как выяснилось, она была не профессиональной моделью, а студенткой престижного вуза и столь «выразительные» снимки для нее были не чем иным, как существенным подспорьем к «невыразительной» стипендии.
Вуз брюнетка так и не закончила. На четвертом курсе она вышла замуж за какого-то стареющего миллионера и вот уже пять лет как проживала в огромном поместье недалеко от Лос-Анджелеса. Как-то на глаза Чертанову попалась фотография его прелестницы. Брюнетка со счастливой улыбкой раскачивалась в гамаке, нацепив на остренький нос огромные черные очки. Располневшая, с заметно выпирающим брюшком, она уже не гляделась верхом совершенства. Собственно, ничего удивительного в этом не было, как известно, сытая жизнь не способствует красоте фигуры. Теперь только фотография, висевшая в углу комнаты, напоминала, что природа способна дарить и вот такие совершенные экземпляры человеческой природы.
Глаза успели отдохнуть. За последние несколько часов Михаил сумел пересмотреть груду оперативного материала, прочитал всю криминальную хронику и даже пролистал периодику за последние полгода. Однако не обнаружил ничего такого, что пролило бы свет на произошедшие преступления. Жертвы были разными, встречалась и расчлененка, но женщины, задушенные лифчиком и без пальцев на руках, отсутствовали.
У Чертанова сложилось впечатление, что в Подмосковье орудует по крайней мере с пяток серийных убийц. Окажись подобная информация в газетах, так наверняка в многомиллионном городе случился бы немалый переполох.
Особенно его заинтересовали материалы в журнале «Криминал», подписанные неким Максимом Мучаевым. Свое дело парень знал отменно, писал очень живо и весьма толково. В его статьях чувствовалась могучая фактура, без которой любое журналистское расследование представляется мыльным пузырем. Напрашивался вывод, что он имел весьма серьезный источник информации в милиции. Может, даже и не один. Чертанов уже хотел было убрать материалы, когда неожиданно его внимание привлекла небольшая заметка в «Криминале», в которой рассказывалось о том, что под Зеленоградом недавно был обнаружен труп девушки, задушенный предметами нижнего белья. Странная, однако, формулировка. Что это, трусики или, может быть, бюстгальтер? Об отрубленных конечностях не сообщалось, но этот случай явно был похож на преступления, что случились поздней осенью в прошлом году. Труп обнаружил любитель весенней «тихой охоты» – грибник, вышедший на поиски сморчков. Под заметкой стояла фамилия вездесущего журналиста Мучаева.
После некоторого колебания Чертанов набрал номер редакции.
– Слушаю, – раздался глуховатый голос на противоположном конце провода.
– Здравствуйте, можно пригласить к телефону журналиста Максима Мучаева?
– Я вас слушаю, – в голосе отчетливо послышались настороженные нотки.
– Вам звонят из Московского уголовного розыска…
На сей раз в голосе прозвучала явная заинтересованность:
– А кто, простите?
– Мое имя вам, наверное, ничего не скажет. Меня зовут Михаил Чертанов.
Мучаев почти обиделся:
– Почему же не скажет? Еще как скажет! Вас еще называют Бесом!
– Верно, – удивился Чертанов, – вы хорошо осведомлены.
– Работа у меня такая. Как известно, журналиста ноги кормят. Так что мы мало чем отличаемся от волков. Вы что-то хотели мне сообщить? – Голос Мучаева стал на полтона ниже. – Только я вас сразу хочу предупредить: мы даем хорошие деньги только за очень интересную информацию.
Чертанов невольно хмыкнул. Чувствовалось, что хватка у журналиста бульдожья. С таким методом работы он должен добиться очень многого.
– А вы, однако, бойкий малый, как я погляжу, – беззлобно сказал Михаил. – Только если вы действительно обо мне слышали, то должны знать, что Бес не продается!
– Могут быть разные обстоятельства, – виновато протянул Мучаев. – Например, вы можете попасть в затруднительное финансовое положение… – Чертанов невольно расхохотался. – Только не надо смеяться, так бывает…
– Ладно, оставим. Давайте встретимся. Я читал ваши статьи в журнале «Криминал». Мне кажется, что у нас найдется тема для разговоров.
– Когда?
– Скажем, завтра. Я подъеду в Зеленоград, и мы встретимся. Часа в два около входа в редакцию?
– Хорошо, я буду вас ждать.
Редакция журнала размещалась на первом этаже одной из многоэтажек близ площади Юности. До начала встречи оставалось десять минут, и Чертанов устроился на скамейке, в тени густого клена, так, чтобы держать под наблюдением выход из редакции.
Изучив статьи Мучаева, он составил о нем некоторое представление. Михаил даже примерно прикинул, как должен выглядеть журналист, и ему не терпелось сравнить свой вымысел с оригиналом.
Коротенькая часовая стрелка неумолимо приближалась к условленному времени, но Мучаев все не объявлялся. А тут совсем некстати на краешек скамейки присел какой-то узкоплечий хмырь с седой бородой и, несказанно раздражая Чертанова, принялся надувать из жвачки большие пузыри. Приходилось мириться с неприятным соседством, такому не скажешь, чтобы пересел отсюда подальше, так как намечается конфиденциальная беседа.
И все-таки Максим Мучаев появился ровно в четырнадцать ноль-ноль, правда, совершенно не с той стороны, откуда ожидал его Чертанов. Набаловавшись жвачкой, хлипенький мужичонка выплюнул ее себе под ноги и повернулся к Чертанову:
– Вы случайно не меня ждете? Я – Максим Мучаев.
Михаил удивленно повернулся. Переиграл!
– Вас, – неодобрительно буркнул Чертанов. – Вы сидите здесь уже пятнадцать минут… А сразу не могли представиться? Если хотели меня удивить, то считайте, что добились своего. А потом, к чему такая конспирация?
Журналист покачал головой:
– Нет, вы не правы, я наблюдаю за вами уже тридцать восемь минут, – он посмотрел на часы. – Я знал, с какой стороны вы должны подъехать. Мне пришлось выйти из редакции пораньше, чтобы не пропустить вас. Извините, но в моем распоряжении оказалась даже ваша фотография…
– Ее нетрудно получить, имея такое огромное количество друзей в милиции.
– Возможно, – улыбнулся Максим.
– И что же я делал?
– Вы остановились около табачного киоска. Купили пачку «Мальборо». Сразу распечатали ее и вытащили сигарету. Но почему-то закуривать не стали и долго перекатывали ее между пальцами.
– У меня такая привычка, прежде чем закурить, я разминаю табак, – буркнул Чертанов.
– Не страшно, но даже эта привычка может много сказать о человеке. Закурили вы сигарету вон под тем тополем. Наверное, специально ушли в тень, чтобы спрятаться от излишне любопытных взглядов и чтобы самому осмотреться.
– А вы догадливы, – усмехнулся Чертанов. – И очень наблюдательны.
– Не без того, профессия обязывает.
– А где же вы сами находились все это время? Я вас не видел.
– Вот в этом магазинчике, – журналист кивнул на павильон, находившийся за спиной. – В нем большие окна, как в аквариуме! Видно всех, кто находится на улице, зато меня совершенно никто не замечает. Вы обратили внимание на то, что окна в этом магазине зеркальные?
– Я вообще не смотрел в ту сторону. Вы всегда такой осторожный?
Мучаев развел руками:
– Что поделаешь, род занятий обязывает. Вы слышали о том, что профессия журналиста одна из самых опасных в мире?
– Приходилось.
– Мне же пришлось понять это на собственной шкуре. – Он расстегнул ворот рубахи и, повернув слегка голову, произнес: – Взгляните на мою шею… Что вы там видите?
Чертанов слегка подался вперед, заглядывая за ворот. Зрелище было неприятным – кривой широкий багровый шрам уходил вниз от ключицы.
Читать бесплатно другие книги:
