Мастера вызывали? Дик Филип
– За скорость, мать, требуется премия, – пробасил Вася. – Мы же работаем на износ, вон у нас сколько и всем срочно.
– Хорошо, сыночек, я понимаю, – она полезла в сумку. – Много-то я не могу, у меня пенсия шестьдесят рублей, но пятёрку дам.
– Нет, мать, этого мало, – Пичугин изобразил недовольную гримасу. – Знаешь, сколько нам из-за твоего телевизора хлопот придётся претерпеть? Люди ж по очереди ждут, и все мечтают срочно, а мы их – назад, а тебя – вперед. Неприятностей не оберёшься. Меньше, чем за десятку, не возьмемся.
– Ну хорошо, пять сейчас, а пять – потом занесу, – согласилась старушка.
– Я исправлю вам, – вдруг выступил вперёд Сергей. – деньги уплатите по квитанции. Завтра можете забирать.
Мастера недоумевающе переглянулись, выражая взглядами: «А парень-то не так прост, как кажется».
Старушка, поняв, что с неё больше пяти рублей не возьмут, расцвела улыбкой и поблагодарила:
– Спасибо, сынок. Вот уж уважил, дай-то бог тебе здоровья и жену красавицу.
Отыскав по номеру нужный телевизор, Сергей установил его на специальный столик и приступил к проверке.
Поигрывая ключами, висевшими на указательном пальце, к столику приблизился Пичугин, за ним вразвалочку – Абреков. Лица обоих выражали недовольство.
– Захотел переиграть нас? – сурово спросил Пичугин. – Мы думали – ты простак, тебя учить да учить, а ты, значит, сам себе на уме?
– Да, – холодно ответил Сергей, не прекращая работы.
– Смотри, парень, останешься при своих интересах. Встанешь поперёк дороги – вылетишь пулей. Мы с такими не церемонимся.
Выразив пожелания новенькому, они удалились. Сергей молча продолжил работу. Поломка оказалась пустяковой и через полчаса была устранена.
Глава 3
Часовая стрелка показала половину седьмого, времени оставалось достаточно на четыре вызова, поэтому сначала он решил пробежаться по продуктовым магазинам и купить что-нибудь на ужин, так как предстояло кормить отца.
В часы «пик» очереди вырастали обычно на несколько метров и каждую необходимо было выстоять от начала к до конца. Многие из его коллег пристраивались к знакомым в первых рядах и таким образом сокращали минуты ожидания. Сергей никогда не выискивал в очередях знакомые лица, а становясь в хвост, честно выстаивал до кассира. Иногда какая-нибудь из хорошеньких сослуживиц махала ему рукой и приглашала:
– Сергей Николаевич, идите сюда.
Но он смущался и отрицательно мотал головой, девушки удивлялись такой то ли скромности, то ли принципиальности и поговаривали между собой:
– Чудак. Другие со скандалом вперёд лезут, а этого приглашаешь – и не идёт.
Но в понятиях молодого человека никак не укладывалось, – как это он полезет вперёд других, добросовестно дожидающихся своей очереди. Внутри, в глубинах сознания его властно распоряжалась совесть, моральные принципы которой он не мог нарушить ни в какой ситуации, даже если складывались сверхблагоприятные обстоятельства и соблазн манил хорошенькой ручкой забыть о существующих условностях и запретах. Он не мог считать себя лучше других, как не мог свои нужды возвести в ранг первостепенных. Его принципом было: «я – как все порядочные», что означало – на равных со всеми; ему – как остальным, не лучше и не больше, для молодых людей его возраста это было редкостью, потому что в большинстве своём они себя выделяли и превозносили над другими. Однако Сергей именно потому и выделялся на фоне остальных, что внутренне был порядочнее многих, не стараясь бить на показуху. Он просто жил так, как требовал человеческий долг, как требовала его собственная совесть. Честность начинается с малого, и если её нет в пустяках, то вряд ли она появится в большом деле.
Закупив необходимые продукты, с полной сумкой, он потащился через весь город к заказчику, влез на пятый этаж, позвонил, дверь отворилась, но чуть-чуть, цепочка изнутри не давала возможности распахнуться настежь, предохраняя домочадцев от вторжения незваных гостей. В щель выглянул мальчик лет пяти и молча уставился на его сумку, из которой торчала аппетитная румяная булка.
– Здесь живут Холмогорские? – осведомился Сергей.
– Да, здесь, – серьезно ответил мальчик, покосившись на него вверх чёрным глазом.
– Тогда позови папу.
– А его у меня нет.
– Ну, тогда маму.
– Мамы тоже нет.
– Вообще нет?
– Мама утром ушла на работу и ещё не пришла.
– А кто-нибудь дома есть?
– Женя.
– Давай тогда хоть Женю, – согласился мастер.
– Я – Женя, – мальчуган мягко с укоризной улыбнулся, как бы говоря – «ну, дядя, какой ты непонятливый».
– Ах, ты. У вас телевизор сломался?
– Тогда открой цепочку, я зайду, исправлю вам телевизор.
– Не открою.
– Почему же?
– А ты у нас всё уворуешь, мама наказала никого не пускать.
– Вот тебе задача. А зачем тогда твоя мама мастеров вызывает? Она скоро придёт?
– Не знаю.
– Ладно, зайду завтра. Передай своей маме, чтобы завтра вечером была дома.
– Дядя, дай хлеба.
– Ты что, голоден?
– Мама утром оставила молочка и печенья, а я их давно съел, – пожаловался Женя как-то по-детски грустно, и тяжело вздохнув, трогательно добавил: – А мне так есть хочется.
Сергей сразу даже опешил от такого объяснения, не понимая, как же это мать не могла оставить ребёнку достаточно еды, потом спохватился, отломил полбулки хлеба и попытался просунуть в щель. Она не лезла. Тогда он разломил её на четыре части и по кусочку просунул мальчику, после чего достал колбасы и тоже стал ломать на мелкие кусочки.
– Это тоже мне? – чёрный глаз ребёнка засверкал радостью.
– Да, тебе. На.
– А у меня руки заняты. Я сейчас хлебушек на пол положу, а ты подожди, дядя.
– Зачем на пол, отнеси на тарелку. Я тебя подожду, – остановил его Сергей.
Вскоре мальчуган просунул в щель ручонку к получил колбасу. Снабдив ребёнка пищей, мастер напомнил:
– Не забудь сказать маме, чтобы завтра вечером осталась дома.
Решив, что дальше таскаться с полной сумкой по вызовам будет неудобно, он заскочил домой, оставив продукты на кухне. Отца в квартире не оказалось, и он написал записку: «Ужинай без меня, приду поздно», после чего продолжил обход клиентов. За неимением личного транспорта, приходилось пользоваться общественным. Полученные адреса были разбросаны в разных концах города, поэтому дорога отнимала много времени. Автобус тоже часто задерживался, и ожидание растягивалось иногда до часу.
Мимо проехал Крутенков, такой же мастер, как и Сергей, подрабатывающий после работы, но он ездил на собственной машине, к тому же, адреса давались ему почти в одном районе, поэтому он успевал обслуживать больше клиентов, и заработок у него втрое превосходил заработок Сергея.
– Тебе куда? – выглянув из машины, спросил он. – А то могу подбросить.
– Нет, я в Черемушки. Доберусь сам.
– Ну смотри. На своих двоих далеко не уедешь и много не заработаешь. Ты бы себе хоть велосипед купил, – посоветовал он, мотор взревел, и в считанные секунды автомобиль затерялся в потоке машин.
Сергей не любил, когда его подвозили, чувствуя, что впадает в невольную зависимость от другого, а душа его не терпела зависимости, и именно поэтому он отклонял любые предложения, которые обременяли узами связей. Он знал, что никому ничего не должен и от этого чувствовал себя свободным и независимым, дышалось ему легко, а спалось спокойно. Поэтому и в данном случае он предпочёл автобус.
Стемнело. Прохожих в новом районе было очень мало. Сзади раздались легкие быстрые шаги. Сергей не обратил на них особого внимания, мало ли кто в этот час торопится домой. Он тоже спешит по делам.
Неожиданно кто-то сильно схватил его за руку, точнее – подхватил под руку, как старого знакомого, и женский голос зашептал отрывисто и просительно:
– За мной гонятся. Вы мой знакомый. Проводите до пятого дома, третий подъезд.
Идти рядом с девушкой, тем более под ручку, и не иметь о ней ни малейшего представления не способен ни один мужчина, поэтому и Сергей, не удержавшись, слегка повернул голову, чтобы рассмотреть нежданную спутницу.
Молодости не говорят комплиментов, а старости они не помогают выглядеть лучше, но о красоте всегда хочется говорить много и уж если не делать комплиментов, то восхищаться ею. Поэтому внутренне молодой человек даже вздрогнул, увидев свою спутницу. Рядом шагала красивая блондинка в ореоле взлохмаченных кудряшек. Длинные густые ресницы, тонко выписанные брови, полные выразительные губы, нежный притягательный овал лица. Цвет глаз в отблеске фонарей уловить было трудно, они казались тёмными и бездонными, как небо над головой.
– Не оглядывайтесь, – бросила она. – Не будем показывать, что мы их боимся.
– А мы их боимся? – переспросил, уточняя, Сергей.
– Да, – подтвердила девушка. – Их четверо. С ними лучше не связываться.
Сзади раздался топот нескольких пар ног.
Услышав, что они приближаются, девушка заговорила наигранно оживленно и громко, чтобы и преследователи слышали:
– Как я рада, Валера, что встретила тебя…
– Меня зовут Сергеем, – шёпотом поправил он.
– Меня – Лариса, – представилась она тоже шёпотом, а вслух продолжила: – А я смотрю – знакомая фигура. Каким ветром занесло в столь отдалённые места?
– Я здесь на заработках. Подрабатываю в ночное время. У меня тут своя клиентура, – ответил он довольно громко, и шедшие сзади, очевидно, слышали его голос, потому что в ночной тишине звуки разносились отчётливо. – Я вообще-то не привык работать в одиночку, но мои коллеги что-то задерживаются. – Внезапно он круто развернулся, так, что преследователи чуть не натолкнулись на них, и с небрежной властностью предложил: – Вижу – ребята свои. Не хотите ли подзаработать по десятке на брата? Соглашайтесь, деньги предлагают не часто. Дело пустяковое.
Четверо парней никак не ожидали такого поворота… Возможно, они были настроены на то, что от них побегут, а они догонят и всыпят, как следует, а тут вдруг им предложили по десятке и как-то так властно и по-деловому, что их предыдущее настроение – помешать, подраться – как рукой сняло. Они замешкались, не зная, что предпринять дальше, а Сергей, воспользовавшись выигранным временем, сумел изменить психологическую ситуацию в свою пользу и продолжил уводить внимание врага в совершенно другую и неожиданную для них сторону.
– Не бойтесь. Ваш интеллект не понадобится. Требуется на шухере постоять. Мои ребята задержались, время – не ждет, а вы, вижу, люди свои. Или пасуете? Неужели червонец лишний?
Один из парней, куривший сигарету, бросил окурок на землю и, раздавив его каблуком, протянул:
– Не лишние. Но деньги вперед.
– Кто же это на дело идет с полным карманом? – усмехнулся Сергей. – Я свои, наоборот, повытряс. Вот наполню – и четыре червонца ваши. – Он взглянул на часы и скомандовал: – Разговаривать некогда: двое остаются у автобусной остановки, один дежурит вон на том углу, другой – у того дома. Знак подаёте посвистыванием, только в случае шухера. Ясно?
– Ясно.
Как ни странно, парни приняли условие и заняли посты. А Сергей с девушкой зашагал к указанному дому. За всё время он ясно ощущал, как пальцы спутницы крепко сжимали ему локоть. Она, казалось, боялась, что стоит отделиться от него, как сразу случится нечто страшное. И он не мог не оправдать её доверия, решительно вошёл в подъезд и увлёк спутницу по лестнице вниз к тёмной обшарпанной двери.
– Вы куда? – испугалась она.
– В подвал, выйдем в крайнем подъезде. А они будут нас ждать здесь.
Он распахнул дверь. Чёрный проём дохнул чем-то прелым, какой-то плесенью, сыростью и ещё невесть чем неприятным. Девушка заколебалась. Сергей потянул её за собой со словами:
– Ждать некогда. Надо бежать.
Они нырнули в самую темноту, в кромешный мрак, шли наугад. Под ноги попала консервная банка и, отскочив в сторону, загремела. Лариса испуганно вскрикнула:
– Не бойся. Мне приходилось здесь бывать. Ещё немного и будет дверь, – подбодрил её спаситель.
– А если она заперта? – усомнилась спутница.
– Точно знаю – не заперта на случай аварии. Вдруг водопроводную трубу прорвёт, подвал затопит – ключи искать будет некогда… Так, кажется, здесь. – Он стал пальцами щупать стену. – Вот она.
Дверь легко поддалась.
Осторожно выглянув из подъезда и удостоверившись, что парни – далеко в стороне, они выскочили на улицу, свернули за угол и затерялись в темноте.
– Вас проводить дальше?
– Нет. Я собиралась заскочить к знакомым, но раз всё обошлось, побегу домой.
Сергей проводил девушку до автобусной остановки, и они расстались.
Глава 4
К себе он вернулся часов в десять вечера.
Небольшая комната, которую молодой мастер снимал у Дарьи Даниловны, была обставлена скромно и при этом такие предметы, как кровать, стол, старый шкаф для одежды, стул – принадлежали хозяйке квартиры. К его личным вещам относились только телевизор и раскладушка, которыми сразу же по приезду завладел Николай Афанасьевич: на раскладушке он спал и сидел, телевизором – развлекался.
В этот вечерний час он тоже наслаждался увеселительной программой. Рядом с ним на стуле стоял пустой пузырёк из-под валерьянки и лежала столовая ложка.
– Ты что, заболел? – спросил сын.
– Ничего страшного, разволновался что-то, – он приложил руку к сердцу. – Передача интересная, успокаиваюсь. А тебе, между прочим, телеграмма. На кровати лежит.
Телеграмма оказалась коротенькой: «Вышли денег – Вера». Между бровями молодого человека легла суровая складка, и он устало опустился на кровать.
– Это что, сестра деньги просит? – поинтересовался отец.
– Да.
– Ты, значит, помогаешь?
– Помогаю. Стипендии не хватает, потому и работаю по вечерам.
– Правильно, не теряешься, – одобрил Николай Афанасьевич, и тоже, как и Вера, решил обрадовать сына. – Я, пожалуй, пока здесь остановлюсь. У тебя ж всё равно целый день комната пустая: днем ты на работе, вечером – на подработке. Тебе ж без разницы.
– Оставайся, – задумчиво согласился Сергей. – Только смотри – чтобы не пил и дружков не водил. Квартира не моя, я здесь только комнату снимаю.
– А где ж хозяйка?
– Гостит у дочери в Перми. Она занимает вторую комнату.
– Слушай, дай рублик на сигареты. Свою пенсию я всю по дороге ухлопал, да и что она у меня – сорок рублей всего.
Сын достал из кармана бумажный рубль и молча сунул отцу в руку. Глаза родителя засветились тусклым светом радости, сделались какими-то заискивающе масляными, речь потекла плавно, многословно и, как почувствовал сын, льстиво-угодливо, и от этого зазвучала пакостно.
– Я знал, что меня не оставят, отец как-никак. А он всё ж один на белом свете. Попробуй себе другого сыскать – ни за что, потому что чужой он и есть чужой, а родная кровь – завсегда греет…
Сергею стало неприятно, что-то низменное слышалось в голосе отца, и поэтому он оборвал его:
– Ладно, смотри телевизор, мне нужно микросхемой заняться.
Он ушёл на кухню, но поработать толком не удалось: пока собирался с мыслями, в дверях замаячил Николай Афанасьевич с толстой книгой в руках.
– Послушай, я у тебя давеча нашел хорошие картинки, а вот что написано под ними – не пойму. Час целый читал и так и не понял.
Сергей взглянул на обложку.
– Это учебник по английскому языку.
– Да! – Николай Афанасьевич озадаченно посмотрел на незнакомые слова. – А ты читаешь это?
– Конечно.
– И говорить изловчился по-ихнему?
– Могу.
– Слушай, научи и меня, – неожиданно загорелся он. – Ты мне по-русски напиши, а я выучу и буду говорить. Уж очень хочется. Здорово, когда по-иностранному трепешься. Никто тебя не поймет, а ты чешешь. Напиши мне, напиши. Я сегодня же начну учить.
Проснувшаяся страсть Николая Афанасьевича к иностранному языку показалась сыну странной, однако же она обнадёживала, что в нём погибло еще не всё и, возможно, душу его удастся возродить, а точнее – реставрировать или на крайний случай – произвести мелкий косметический ремонт, кое-где подлатав, подправив, подштукатурив.
Сергей взял лист бумаги и остановился в затруднении:
– Что бы тебе написать?
– Ну, что-нибудь такое-эдакое… недлинное.
«I want some bread», – вывел он крупными буквами первую фразу, но по-русски, и рядом – перевод: «Я хочу хлеба», и вторую фразу: «I like little birds», – что означало: «Мне нравятся маленькие птички».
– На, двух тебе вполне достаточно, – протянул он отцу.
Тот взял, медленно, по складам прочёл вслух: «Ай вонт сам брэд; ай лайк литл бёдз» – и остался ужасно доволен своей иностранной речью.
На лице его отразилось самодовольство и важность, он напыжился, как индюк при виде индюшек и, не отрывая взгляда от притягательных фраз, скрылся в комнате.
Сергею больше не работалось. Подойдя к окну, он уставился в чёрный провал ночи, где спокойно мерцали серебристые звёздочки. На душе было непонятно почему тревожно. С одной стороны, свалившийся, как снег на голову, отец. Он до сих пор не решил, как быть с ним: признать и забыть прошлые обиды или помочь куда-нибудь устроиться и распрощаться навсегда. С другой стороны, перед глазами маячил смутный профиль недавней знакомой. Что за странная девушка, и почему он не узнал у неё адрес. Но, собственно говоря, зачем узнавать, если у него сейчас в жизни всё так неопределенно. Помимо всего, в мыслях всплыл и пятилетний мальчуган, косившийся из щели чёрным глазом, и он подумал, что клиент остался необслуженным, а последнее у него случалось крайне редко, и поэтому завтра придётся начинать именно с этой квартиры.
На следующий день сразу после работы он отправился по адресу, где жили Холмогорские. Матери и на этот раз не оказалось дома, и в щель между дверью и косяком выглянул знакомый глаз.
– Это ты, дядя, – узнал он вчерашнего мастера.
Дети хорошо запоминают тех, кто делает им добро.
– Да, я. Можешь называть меня дядей Серёжей. А мамы опять нет дома?
– Нет.
– Что же ты ей не сказал, что я приду?
– Я её не видел.
– Она не приходила со вчерашнего дня? – удивился молодой человек.
– Не приходила, – грустным эхом отозвался ребёнок.
– Значит, ты опять голоден?
– Да, голоден, – еще грустнее подтвердил он.
– Подожди меня полчаса, я сейчас.
Сергей бросился вниз по ступеням. Спустя полчаса он вернулся с пакетом, полным продуктов. Мальчуган терпеливо ждал у двери, и чёрный глаз с любопытством посматривал в щель.
– Открывай, сейчас мы с тобой пировать будем.
Женя, косясь на пакет с едой, несколько неуверенно спросил:
– А ты ничего не уворуешь?
– Нет, даю тебе слово. Наоборот, это всё оставлю у вас.
Послышался лязг металла, цепочка, зазвенев, упала вниз, дверь распахнулась.
Когда Сергей увидел мальчика всего, сердце его сжалось: ребёнок выглядел худым, бледным, на щеках темнели грязные пятна, колготки на нём провисли и болтались так, как будто были на размер больше, рубашонка, вывернутая наизнанку, выбилась из-под колготок и висела чуть ли не до колен.
Оглядев его со всех сторон, мастер покачал головой:
– Что это ты, брат, такой растрепанный и рубашку шиворот-навыворот надел?
– А у меня там пятно, – Женька доверительно отогнул полу рубашки, указав пальчиком на ее лицевую сторону. – Мамка будет ругаться, если увидит.
– Ладно, подтяни штаны. Сначала поедим, потом всё остальное.
Он прошёл на кухню – грязную, неопрятную, с грудой немытой посуды в раковине, – достал кастрюлю, отмыл, поставил варить на молоке манную кашу, потом обратился к мальчику.
– Неси-ка, Евгений, веник, подмети кухню, а потом – комнату. Ты же будущий солдат, а у солдата всё должно быть в порядке.
– А ты, командир, дядя Серёжа?
– Да, командир.
Мальчуган принялся старательно мести пол. Сергей перемыл посуду, навёл порядок и ужинать сели в чистой кухне. При виде вкусно пахнувшей каши глаза ребёнка загорелись восторженным огнём.
– Какая вкусная. Ты мне ещё дашь?
– Дам. А что, мать не варит?
– Ей некогда. Она мне хлеб с молоком даёт и суп иногда варит горячий.
– Ты мать свою любишь?
– Люблю. Только она дома бывает редко.
– Ты в садик ходишь?
– Нет.
– А бабушка у тебя есть?
– Нет, мы с мамой вдвоём.
Поужинав, вымыв посуду, Сергей, указав на кастрюлю, сказал:
– Это тебе на завтра. Молоко и колбасу я положу в холодильник, так что завтра голоден не будешь. – Женька довольно засмеялся. – А теперь, брат, снимай рубашку, я её выстираю, чтобы от матери не нагорело.
Стирка уже подходила к концу, когда дверь в ванную внезапно распахнулась, и на пороге появилась Лариса. От неожиданности растерявшись, Сергей, в фартуке и с мыльными руками, засунутыми в таз, замер. Какое-то мгновенье они молча сверлили глазами друг друга, но вчерашняя спутница расценила его визит по-своему.
– Выследил, где я живу?… Между прочим, чтобы познакомиться с девушкой, нужно не в тазу плескаться, а принести ей цветы.
– Мужчина должен приносить в дом не цветы, а счастье.
– А если то и другое, то лучше. Но хватит болтовни, ни один из вас на это не способен, и мне, между прочим, благодетели не нужны. Выметайся, – она широко распахнула дверь.
Мальчуган, робко поглядывая на мать снизу вверх, попытался вступиться за «благодетеля».
– Дядя мне вкусную кашку сварил.
Но это известие только больше разъярило мать.
– Мы не нищие. Пусть в столовую устраивается поваром, если так любит готовить. Уходи, – её палец грозно замер в воздухе, указывая в направлении выхода.
– Ухожу, не волнуйся. – Он медленно снял фартук, повесил на гвоздь, вытер руки и, повернувшись к свирепой хозяйке, подал как бы между прочим совет:
– Ребенка, мамаша, следует кормить по режиму, а у тебя он как из концлагеря вышел. Все подвалы прошёл.
Сергей, накинув пиджак, покинул квартиру.
По пути к следующему клиенту он забежал на почту и выслал сестре телеграфом пятьдесят рублей. Магазины еще работали. Больше всего он любил радиотовары, и сейчас, когда на его пути попалась вывеска «Электроника», он не устоял от соблазна и забежал взглянуть на товары. Постоял у прилавка, полюбовался. Крошечные детали, аккуратно разложенные на витрине, наполняли сердце приятным теплом, ощущением творчества, надеждой на любимую кропотливую работу. Любуясь тёмными, блестящими предметами, он предвкушал, как может создать из них с ювелирной точностью какую-нибудь радиосхему или целый аппарат, а возможно и изобрести что-нибудь сверхновое. От каждой детальки, казалось, так и исходили лучи радости и тепла. В поле зрения попался стабилитрон – элемент редкий и необходимый во всех схемах радиоприёмников и телевизоров.
«Два рубля шестьдесят копеек», – прочёл он внизу.
Глаза жадно впились в предмет. Кто бы мог знать, какое искушение, какой соблазн он испытал сейчас при виде этой крошечной детали, соблазн, пожалуй, не меньший, чем у Фауста при виде Маргариты, но меняются времена и меняются предметы соблазна. Однако, перед чем не способна устоять старость и порочная душа, перед тем способна выстоять молодость и нравственность, не поправшая свои идеалы.
Соблазны никому не чужды, но весь вопрос в том, что одни способны устоять перед ними, возвысясь над пороком, другие, уступая им, постепенно разлагаются до элементарных животных потребностей, забывая о человеческой сущности чувств. Желания присущи и нам, и животным, к человек отличается от последних тем, что животное всегда удовлетворяет свои желания (не удовлетворяет лишь в том случае, если ему мешают), а человек, руководствуясь высшими человеческими понятиями и категориями, отказывается от них сам во имя чего-то другого. Поэтому нельзя не отрицать, что в душе Сергея разлилось жгучее желание – завладеть деталью, чтобы потом с только ему известным чувством радости и благоговения припаять ее к другим деталям, создав нечто новое, совершенное. Но молодой мастер подавил в себе это чувство: в кармане его после того, как он выслал пятьдесят рублей, оставалось всего двадцать. До получки надо было жить целую неделю. Возможно, сам бы он кое-как и дотянул на картошке и чае, но теперь приходилось кормить и отца, поэтому оставалось только вздохнуть и с грустью продолжить путь.
Сергей с самого начала работы в телеателье не особенно ладил с мастерами, а после того, как в открытую выступил против заведённых порядков, и совсем попал в немилость и, если раньше ему давались плохие заказы, то сейчас и совсем клиенты подбирались победней и проживали один от другого на расстоянии не менее трёх километров. Конечно, он понимал, что делалось это специально, чтобы уменьшить его клиентуру, а следовательно, – и дополнительный заработок, и поэтому не сдавался.
Глава 5
Следующая клиентка оказалась престарелой старушкой.
– Мастера вызывали? – задал ей Сергей традиционный вопрос.
– Вызывала, вызывала, – дребезжащим голоском ответила пенсионерка. – Проходи, касатик, давно жду. Прямо чуть не померла без тебя.
Старушка прошаркала в комнату и принялась снимать с себя верхнюю кофту.
«Наверно, жарко», – решил молодой человек, терпеливо ожидая, когда клиентке станет прохладнее, и она будет способна делать что-либо другое, а одежды на ней, надо заметить, было превеликое множество, штук пять кофт, не считая верхней шерстяной, и столько же юбок. После верхней кофты она сняла ситцевую и, расстёгивая следующую, прошепелявила:
– Ты подожди, касатик, я сейчас разденусь. Замёрзла окончательно. Прямо так меня и бьёт, так и колотит, аж с ног сшибает.
Опасаясь, что в силу развившегося склероза или чрезмерной заботы о собственном самочувствии она слишком увлеклась раздеванием, Сергей постарался напомнить о том, ради чего пришёл:
– Бабушка, что у вас с телевизором?
– Ох, касатик, не спрашивай, все кости ломит и в ушах так гудит, что ничего не слышно.
Молодой человек забеспокоился и погромче повторил:
– Я спрашиваю – что у вас в телевизоре сломалось?
– Я и говорю, касатик – кости ломит, всю ночь не спала. И в горле болит, кусок застревает.
Поняв, наконец, что старушка глуховата, мастер склонился к самому уху и прокричал:
– У вас телевизор работает?