Генетический шторм Денисов Вадим
Парадокс! Своего вдосталь, дел до задницы, а лезут. О процентах потерь в МВД и конкретных числительных его подразделения я не спрашивал.
Сразу скажу – вскоре само собой сложилось правило: не вычисляй, пока не кончилось, не тяни к себе взгляд Судьбы. И так видно: на все Заречье наберется лишь десяток выживших. Даже если учесть, что в это время года район практически безжизнен, процент погибших просто чудовищный, ведь отдыхающие, персонал и заезжие строители в районе все равно были. Кто-то из владельцев ремонтировался, кто-то строил новое, кто-то к открытию готовился, завозил припасы, обкатывал персонал, тут он часто меняется, повара, официантки и гризетки постоянно мигрируют, ищут лучшей доли.
Сейчас пошли потери вторичные, от поджогов, стихийных пожаров и аварий, по состоянию здоровья и криминалу. «Скорая» по центру не работает, да и в Заречье такую помощь заполучить проблематично. Реальных бандосов немного, для них в Сочи тоже «несезон», а вот гопников и возомнивших о себе лишку удалых хватает, некоторые торопятся отвинтиться от закона с шумом, а хапнуть с треском. За центральный рынок и универмаги центра битва идет постоянно, там то одни, то другие пытаются заявочный кол вбить.
– Подключиться не хочешь? Пока пальбы мало, видать, слабые бригады бодаются, – явно для проформы поинтересовался старлей.
– В этих размаклевках крысиных копаться не буду, – хмыкнул я.
– И то верно. Пусть мочат друг друга.
Оставшиеся фээсбэшники отступили в аэропорт, где вместе с погранцами организовали устойчивую базу; численность выживших – силовиков и мирных из персонала с семьями – за двести человек, остальные эвакуированы на Красную Поляну. «Авиаторы», как их называют, один раз приезжали сюда на «бардаке», знакомились, налаживали взаимодействие. Несколько самолетов остались стоять на земле. Вертолеты изредка летают, вот давеча один ушел в горы. И как я не заметил? Наверное, хлестался в это время у мостика. У аэропорта развернут еще один блок, он перекрывает дорогу к Главному Кавказскому хребту – там все жестче и напряженней. Особо умных, решивших прорваться в Ставрополье горными тропами, оказалось предостаточно, как и подготовленных к тому «УАЗов», – джипинг в районе развит, им многие частники в сезон занимаются, бабосы приколачивают. Потому стрелять на том посту уже начинают.
Два раза менты на двух «Уралах» ходили в рейд по Центру, только недавно вернулись, забирали адресно, по точной наводке, выводили людей по собранным звонкам. ФСБ сначала тоже занималась выводом населения, но сейчас они что-то притихли. Всех вытащенных до сих пор собирают в порту, копят, потом отправляют на Поляну.
Есть и обратный ручеек, к великому удивлению администрации, их тоже тормозят на дороге. Хотя тут нюанс: власти понимают, что территорию в порядке можно содержать только живым населением, поэтому они и заинтересованы в группах, как моя. Иначе капец, хаос и разруха свалятся на грешную землю уже через неделю, потом хрен что восстановишь.
Заправку на «Ремтехсервисе» закрыли сразу, топливо вывезли. Ближайшая отсюда спокойная – на Каспийской, там тоже армия. А вот АЗС на той стороне реки, что на Авиамоторной, вся в разборках, разные борзые пробуют отмести ее к себе. Нужно бы с этим разбираться, конечно, да у полиции сил нет.
Огромный олимпийский спорткомплекс в Имеретинке остался без власти, его на второй день отключили от энергии за нерациональностью затрат, и вроде бы организованных людей там нет, хотя точно никто не проверял. Рядом с комплексом в Бухте стоят зенитчики, их сам комплекс не интересует, у парней другие цели.
Пока мы разговаривали, один из сержантов вышел на мост и приглашающе махнул рукой, облокотившись о перила – кто-то из девчат идет, еду тащит.
– Вы не напугайте моих. Смотри, чтоб не баловали, – остерег я старлея, так, на всякий случай. – В другой раз не пойдут.
– Все нормально, не боись, – осклабился тот.
– А я не боюсь, – спокойно сказал я, продолжая заглядывать ему в глаза. – Ты лучше сержантиков своих предупреди, чтобы без блажи дурной, а то ведь за своих голову откушу до самых погон.
– Ух ты, боевой какой! А скажи, боевой, ты нас поддержишь с фланга, если че?
Не, ну просто молодец, Суворов, на!
– Чем? У меня фомка вот есть, так пойдет?
Старлей искренне удивился:
– Ты, че, Гарик, без оружия живешь!? Ну, ты даешь…
– Самый умный, да? – закипая, прошипел я. – Эмчеэсники вот тоже удивлялись. Я че, рожу стволы, сам себе папа-Калашников? Магазин какой подскажешь, где они на прилавочке? Или склад без замков, только без лечебы. Нагрузить вы горазды, а вот помощи – болта! Вы как с другой планеты рухнули! Сидите себе на жопе ровно да на всем готовом, думаете, что и все остальные так гладко живут? Откуда у меня ствол возьмется!
– Заревел лось! Да ладно, я ж типа за заботу… И про «ровность» ты зря, – обиделся Степанов. – Работаем честно, выкладываемся.
– Зря, не зря, а просвистели ваши силовые эти «тарелочки», или чем там на нас «генку» вкидывают, теперь всем скопом огребаем. Так что ты сочувствие вырази, да материально, подкинь из запасов, вот и дело будет!
– Так у нас только штатное! Я ж тоже складов не имею! – разорался и он.
Впрочем, и остыл сразу же, на кого кричать-то. Своих почти ноль…
– Давай спокойно. Поинтересуюсь вечером у нашего капитана, может, что у соседей-армейцев спросит.
Мне подумалось, что скоро оружия на бедной нашей планете будет куда как больше, чем оставшихся в живых людей, способных им воспользоваться. А что толку – дорога ложка к обеду… Ладно, перекантуемся, а там что-нибудь придумаю.
– Слушай, резкий, а давай я тебе из конфиската подкину. Миненко докладывал, что утром кой-че отбирал у абхазов, пока я в штаб ездил. Пошли-ка, глянем!
Вот! Знал я, чувствовал! Это ж мент!
Мы направились к армейской палатке с печкой, временному жилью постовых. Это лагерь. Три матерчатых кресла, столик раскладной, кострище, жестяной мангал стоит, ящики какие-то, банки пустые кучкой – нормальная полевая жизнь. Еврораскладушка с матрацем на улице, это чтобы накоротко отдохнуть. Все укрыто под зеленым армированным тентом.
К дереву был проволокой прикручен синий рукомойник, рядом с ним стояла бочка с технической водой. В тени рядком – пластиковые бутыли с водой питьевой, явно из «Магнита». Генератор сбоку тарахтит, топливо к нему в двух канистрах, провода тянутся к палатке и к блокпосту. На посту, кстати, имеется телевизор: в щели бетонного столба торчит ржавый костыль, а на нем висит маленькая «плазма» на ремнях – нигде такого больше не увидишь.
– Че по телеку идет?
– Только местное, мы же на «рога» ловим. У тебя там спутниковая тарелка есть?
– Да есть такая, только каналы платные, уже поотрубались. Забугорное не берет, а как переключиться или настроить, не знаю.
– Да, сейчас карточкой не оплатишь, сети нету…
– Спец нужен.
– Сейчас всем спец нужен. И во всем.
– Эт точно.
После такой короткой ворчливой переклички Степанов, что-то окончательно для себя решив, наконец-то, вскрыл свой Самый Главный Ящик.
– Так, что мы тут имеем? – Старлей азартно, как записной Гобсек, склонился над серым дощатым ящиком с трафаретными надписями, как над сундуком со златом. – Ага! А че, пойдет для начала!
Он вытащил что-то и тут же закрыл крышку. Что он там хранит, скопидом? Золотишко изъятое, вперлось бы оно кому сейчас… Инерция сильна ведь.
– От! Держи! – гордо произнес он, протягивая мне большой черный револьвер.
Впрочем, не совсем черный, местами воронение потерлось, облезло – «наган»! Взял в руку, отметив, что эту легенду держу второй раз в жизни.
– Отличная штука, патроны хватай. – В другую руку лег позвякивающий матерчатый мешочек, весь из себя пасторальный, из какого-то ситчика, что ли, с голубыми цветочками. Вот народ у нас! Женка с заботой шила, муженьку в дорогу.
– Сколько маслят?
– Посчитаешь сам, – предложил он и тут же сам и ответил: – Штук сорок будет. Че, не приходилось таким пользоваться?
– Таким нет, я все больше «тошкой».
– Ничего, освоишь, смотри…
Старлей быстро и умело продемонстрировал мне основные операции, собственноручно набив барабан длинными желтыми патронами.
– Зверь! И все просто. Не «виндовс», свинтишь.
– А кобуры нет?
– Извиняй, – старлей Степанов смешно вскинул брови, одновременно разводя руки в стороны. – Да у тебя бабы есть, пошьют, гы-гы. С цветочками.
– Ага. Приспособим… Ну, благодарствую, офицер, запомню.
Полицейский даже чуть полюбовался собой – вот ведь какой радетель.
– Постой! Рацию держи.
Гобсек опять нырнул головой в заветный сундук, напомнив мне знакомую цаплю, и вытащил простенькую «моторолу» с зарядником, записал и вырвал из блокнота небольшой листок в клетку.
– Это наша частота, ниже армейцы. А фээсбэшников и сам не знаю, и век бы их не знать.
Уже совсем искренне я пожал ментовскую лапу.
– Гарик, вы там ничего необычного не замечали?
– В каком смысле?
– Да ладно, пока и сам не знаю, как спросить. Забудь.
– Ладно. А я ведь что приехал… Вечером тут армяне появятся, это ко мне.
Предупредив постовых об ожидаемом пополнении рядов общины, я попрощался, сел в джип и неторопливо поехал к «Магниту». Теперь самое время и с армией познакомиться.
Огромное серое здание с красными буквами и в мирное-то время не особо дышало жизнью и излучало оптимизм, сейчас же вообще напоминало зловещую ставку Главного Злодея. Длинная стая серебристых проволочных тележек тянулась вдоль боковой стены, никто так и не прибрал брошенное имущество. Вот такой антураж вполне актуален – проволочно-колесная апокалиптика, дождались архитекторы полной гармонии творения со средой.
Прямо передо мной на дороге стояла пятнистая БМП-1, опасно вытянув орудие «Гром» в сторону реки. Башенный люк поднят, но никто не высовывался. Не дожидаясь реакции на появление машины, я сразу свернул влево, покатив по проезду.
Большая площадь перед центральным входом с белой разметкой асфальта была почти девственно пуста, лишь два джипа стояли поодаль – маленький «Дастер» и большой белый «крузак-двухсотка». А возле самого входа – игриво-зелененький «бэтр», причем не восьмидесятый – хреново мент Степанов лакшит в «военке», – а раритет, где только взяли: БТР-60 ПБ с открытым верхом. Пулемет развернут на дорогу, но уже не на мост, а в сторону Абхазии.
На второй дуге висят какие-то цветные тряпочки, трусы, что ли, сушат? Артисты.
Один боец с автоматом за спиной сидел на борту, этот в мою сторону и глазом не повел – настойчиво крутил в руках маленький радиоприемник, пытаясь выжать из эфира что-либо не шипящее. Под «броней» стояли два стула, вытащенных из универсама, на них сидели двое. Один что-то быстро сказал в рацию, еще раз глянул на меня и уточнил – ясно, их уже предупредили, молодец, Степанов:
– Ты, что ли, смотритель местный?
– Ага, положенец… Гарик Залетин.
Он вытянул из нагрудного кармана блокнотик, заглянул:
– Енисейский, так?
Во дают. Я кивнул.
– Лейтенант Мокшанцев, можно просто Валера, – сказал он, протягивая руку.
– Служил со мной в роте Мокшанцев, – вспомнилось мне давнее.
– Из Мордовии? – сразу оживился командир и, дождавшись подтверждения, добавил: – Кто-то из родни, у меня родни много. Но ты удостоверение все равно покажи, порядок, сам понимаешь…
В этот раз я достал и развернул ксиву уже ловчей, почти привычно.
– Что-то будешь набирать? Нагребай.
– Лимиты есть?
– Да никаких лимитов, мы ж разумные люди. Только учти, эскалатор на второй этаж не работает. Хотя там подъем не особо крутой, вкатишь.
После такого резкого предложения я крепко задумался. Прокол! Поехать-то поехал, а вот что нужно набирать, не совсем в курсе, не поинтересовался. Снабженец, на… Нахапаю щас дурного, потом бабы мне голову отвернут. Что-то не подумал, плохо.
– Телефон городской у тебя пашет? Заявки сбить не успел.
– Сразу после дверей, слева… Слушай, Гарик, а ты че, без ствола гуляешь по участку?
Я почувствовал, как белеют от злости скулы. Он тоже… увидел и сделал шаг назад:
– Ты че, парень? Я ж пошутил! Брякнули уже менты по трубе, просили помочь.
– А то, что уже достали вы с этим вопросом, такие заботливые! Просили его… Нет ствола, только револьвер. – Я распахнул джинсовую куртку.
Совершенно неожиданно для меня глаза летехи округлились.
– Это что, «наган», что ли?
– Он самый, менты помогли.
– Дай посмотреть.
Мокшанцев жадно схватил револьвер в руки.
– Так он дореволюционный! Офицерский, деникинский.
– И что? – напрягся я.
– Слушай, у меня такого еще нет! Я ж типа коллекцию собираю, ну! И у наших ни у кого такого нет.
Нормальный ход, сидят тут у продмага, коллекцию стрелкового оружия собирают, трусы на «бэтээрах» сушат. На секунду во мне вспыхнуло горячее желание вкатить ему в рог так, чтобы его самого нужно было на дуге сушить. Но я тоже быстро остываю. Живут мужики, службу тянут. Самое начало, кто знает, что их впереди ждет. Да и ответка прилетит по полной, это вам не гопники.
Служба, она штука такая. Разная.
– Махнемся? На выбор?
– На «калаша», – подхватил я азартно.
– Автомата жок, – даже расстроился он. – Есть пара гладких стволов, против собачек самое то. Пистолеты есть, так, что я могу тебе дать… Короче, могу на «макарку» махнуть, могу «стечкин» предложить. С кобурой-трансформером, патронов много вкину. У меня «стечкиных» три штуки, дам лучший.
Умения торговли присутствуют в любом деловом человеке, работа такая, рамсы по жизни всегда пилятся. «Стечкин» ему не нужен, и штатного завались. Стволы есть и еще будут при такой работе, а желание заполучить искомое перевешивает все ТТХ-резоны, недавно очевидные любому сетевому мечтателю, а ныне просто наивные – продать лишнее не получится, а сам не используешь.
И вот сейчас мы тобой, Мокшанцев, нагло воспользуемся.
– Не едет такая телега, дядя. – Сжав губы, я качнул в отрицаловке. – Как в мультфильме детства, «маловато будет». Делись щедрей, еще защемишь на шмонах.
– Обрез ижевский даю, «вертикалка»! Двенадцатый калибр, зверюга! Поясной патронташ полный, там разные набиты, и пачка крупной дроби, больше нету. И на «калаша» забьюсь; как только добуду, сразу брякну, мне их не мариновать. А ты в Системе, значит, наш, должен быть вооружен.
«Стечкин» мне знаком, эксплуатировал такой когда-то. Покрутил, прицелился, кобуру примерил.
– Как раз под твою лапу шпалер, – одобрил летеха. – Только очередями не сажай, хрен удержишь.
Я посмотрел на него, как на маленького. Да он и был маленький.
– Удержу. Патронов под пестоль сколько дашь?
– Да сколько хочешь, хоть цинк забери. Пошли, покажу, в магазине лежит, где очками торговали.
Я и взял цинк. Так что первой знаковой «покупкой», сделанной мной в адлерском гипермаркете «Магнит», стали патроны для АПС – полный сюр. «Передайте пачечку, я штрих-код сниму… Ринат! Сбегай, посмотри, у меня код на патроны не идет!»
После звонка девчатам, довольно долгих споров на той стороне трубы и согласования позиций, необходимых к добору, я, получив свой «список Магнитского», битый час проваландался по этажам огромного магазина. Кроме меня, там затаривались еще несколько человек, все гражданские – это настолько мало для гулких площадей объекта, что мы в сюрреалистическом шопинге ни разу не пересеклись.
Ходил с тяжелой телегой два раза, запарился реально, взял прорву. Мне даже пришлось сложить задние сиденья, постепенно забивая упаковками с маслом, пачками сыпучих и макаронных изделий пространство до потолка. Потом настала очередь верхнего багажника, куда, среди прочего, я привязал четыре пустые канистры.
Помог Мокшанцев, любезно сообщив:
– Да че ты мучаешься, приезжай хоть каждый день.
– И то верно, мне еще заправиться надо.
– Знаешь, куда ехать?
Пару раз проезжая на такси мимо, место расположения АЗС я вроде помнил. О чем и сказал.
– Так точно, тут недалеко. Но вот дальше уже наших до самого Веселого не будет. Ты там где попало не болтайся, нарвешься на диверсов.
– А зенитчики?
Он покачал головой, не отрывая взгляд от вожделенного револьвера. Все, я тут лишний, тут любовь.
– Они свой пост не выставляют, это не их задача, заперлись в периметре, – наконец выдавил он. – А вот мы мотаемся на «бэтээре», встречными курсами с погранцами.
Забрав обрез с патронами и, таким образом, закончив на сегодня дела магнитские, я собрался ехать дальше, но споткнулся на последнем вопросе мотострелка:
– Ты «тарелки»-то видел?
– Так в самом начале, когда темно было!
– Не, я не про эти, – хмыкнул он. – Четыре часа назад над Бухтой прошли. Зенитчики одну завалили, уже у горы.
– Да ты что!
– Точно говорю. Фээсбэшники туда навинтили, а нас не взяли. Да мне и не надо, мутная тема, тут бы с земным разобраться… Федоров, и на меня возьми! Не, светленького! Ладно, бывай, заезжай с гармонью.
На заправку я прибыл уже почти знаменитым, о Гарике Енисейском здесь знали, даже представляться не потребовалось. КПВТ «бардака», стоявшего слева от бетонного козырька, сперва было качнулся на шум двигателя, но тут же отвернулся в сторону госграницы. Залив полный бак, я наполнил и все четыре канистры, правда, потом мне пришлось повозиться, перераспределяя груз. Закончив, я отошел в сторону, посмотрел на джип в профиль – тьфу ты на, как батяня с ярмарки…
Телефон на заправке работал, в отеле трубку взяла Линна. Выслушал доклад об обстановке, для начала узнав главное:
– А к нам дедушка пришел. Морячок!
– Какой такой морячок? – удивился я.
– Настоящий, в тельняшке и кителе, даже фуражка капитанская. Василий Семенович, ему лет шестьдесят пять, но вполне бойкий. Анекдоты рассказывает.
– Бойкий это хорошо. А бабушки к нему не прилагалось?
– Знаете, есть! Правда, не вполне бабушка… Вся в слезах, ее Лика успокаивает.
Так, ребята, чувствую, пора мне гнать домой. Поездка в аэропорт отменяется, нужно приводить распухающую общину в кондицию. Скоро вечер, армяне приедут, пока разместим всех по лавкам, пока познакомимся.
А там и ночь – к ней готовиться нужно особо. Ибо ночь, чувствую, будет тревожная.
Поехал я, хватит пока путешествий.
Глава 4
Новые перспективы, находки и враги
Следующие два, точнее, полтора дня, я, можно сказать, бездельно провалялся с ангиной.
И до этого горло беспокоило, да все внимания не обращал – детский сад. Как можно было так вкрячиться. Юга, весна, которая здесь – лето, море – и ангина. Так и не понял, где схватил; вяло вспоминал об аптеке, а на деле лишь чайком горячим горло размягчал. Но тут уж конкретно прижало, температура скакнула вверх, и наши женщины начали меня крепить на постельный.
Я поворчал, для порядка потряс холкой да и слег без сил, немного повалялся. Натащили мне лекарств всяких модных, под угрозой сексуального насилия залили глотку омерзительным люгольным дезодорантом дегтярного цвета и вкуса – ну и падлючья же смесь, чуть не вырвало…
Только начали девки лечить папу, как в дело вмешалась Армянская Мама – бабушка Сирануш, реальная царица армянской группировки. Золотая женщина, век не забуду.
Она резко и жестко отмела всю порошковую медицину, выгнала «этих коз» и, применяя в разговоре старинные слова «взвар», «настои» и вообще забытое мной словечко «покой», взялась за меня по-народному, потчуя травами, мазями и чуть ли не сушеными лягушками. Я слушался, почти не сопротивляясь, так как уже через четыре часа активного вмешательства Царицы почувствовал себя реально лучше. Но матрац погреть пришлось, завалился, лишь изредка выползая на балкон покурить, пока Царица не видит.
Армяне полностью освоили «Парус» всего за несколько часов.
А к концу следующего дня слева от «Орхидеи» громкими – порой даже чрезмерно – и эмоциональными хлопотами бурлил «Мини-Ереван». Девятнадцать человек – это все, что осталось от родственных семей клана, – заняли этажи согласно внутреннему статусу и тысячелетиями отработанной схеме расселения. К обеду красный кирпич стен «Паруса» со стороны «Орхидеи» еле просматривался за разноцветьем постельного и прочего белья, развешанного на веревках, а по галереям и гулким металлическим лесенкам затопали детишки. Вся эта движуха была крепко разбавлена трауром – сюрреалистично активным, словно люди хотели показной жизненной энергией заглушить скорбь и отпугнуть смерть.
И над все этим встала смотрящей бабушка Сирануш.
Плоховато еще я знаю национальные особенности народов Кавказа. Думал, там Ной, как староста, всем и вся понужает… Но расклад оказался мудрее, у них налицо четкое разделение внутренней и внешней политики клана. Внутри ограды мини-отеля все определяет Царица, под которой ходят все, и Ной в том числе.
А вот снаружи ее голос не слышен.
Перед тем как свалиться, я успел провести общее собрание.
Очень короткое и без дискуссий, наверное, минут на пять, примерно столько и длилась моя тронная речь. Спич, он же вводный инструктаж, я продумывал заранее, даже пункты на бумаге набрасывал, вычеркивая из текста блатное, хотел по-доброму… Термины умные подбирал, вспоминал, что забылось, дополнял, когда вспоминалось. На деле вышло по-другому, грубей, может быть – эффективней. Только я вышел перед народом, как повалило меня не по-детски. Чувствую, мотает, долго столбом не выстою. И вообще мне как-то не до собрания – как-то того… по хрену все стало.
Большинство расселись за столики летнего кафе «Орхидеи». Так не пойдет. Выйдя из гостиницы, я специально остановился подальше и оттуда же начал говорить – все встали и подошли ко мне.
Листок из джинсы даже не доставал, руки трясутся, глаза не видят.
В итоге сказал совсем по-другому, куда короче и злей.
– Значит, так, люди… Я щас коротко прочерчу, и только по делу. Запоминайте хорошо, это серьезные слова серьезного человека. Живем общиной. Главный – я. Национальностей у нас больше нет, кроме одной, и называется она – «выжившие россияне». Будет нужно, тут и азербайджанцы появятся, и евреи, и греки, а на все ваши старые обиды мне забить и законопатить. Если кто услышанное в свой габарит не укладывает, то уходите обратно прямо сейчас, делайте нацанклав или топитесь в море от горя – оно рядом, всех примет, мне плевать… Как представитель власти, назначенный администрацией, заявляю, что лично я такие анклавы, так и не понявшие, что с нами реально произошло, буду при первой же возможности выжигать напалмом, так что прячьтесь лучше. Что думают в самой администрации по этому поводу, я не знаю, и меня это не интересует, хотя, чувствую, подход будет тот же. Короче, это чисто мой участок и здесь будет так, без байды. Потому что надоела мне вся эта нацвозня, довозились до того, что теперь все дохнем… В обнимочку.
Никто не рискнул перебить меня. И правильно сделали.
– Про все свои мудрые обычаи и гордые традиции вспоминать молча. Они, канешна, все были исключительно правильные и мудрые, как же иначе, только оказались в полной мере неработающим дерьмом, переварите это до молекулы. Потому что в Большом Честном Итоге мы, вместе со своими обычаями и понятиями, получили то, что получили. Не смогли ваши и наши народные традиции и обычаи сберечь спокойное. Все мы вырастили Уродов, и эти Уроды устроили Большой Кипеш. Не знаю, как по правде было, но думается мне, что это «генное говно» клепали все, кому не лень. Армяне против турок и азербайджанцев, турки против киприотов и курдов, грузины против нас, мы против американцев, американцы против всех, кто не на английской феньке базарит, корейцы против японцев, а японцы вообще против всех соседей, вместе взятых. И все, мать вашу, с Обычаями! Мудрыми! И древними добрыми традициями! Значит, будем теперь новые традиции создавать! Вы меня поняли?
Кто-то из слушателей шушукнул, кто-то пискнул, но все быстро стихло.
– Теперь такое… Это я уже о новых традициях. При обнаружении малейших признаков национализма инициатора процесса хлопну тут же в голову, невзирая на пол и возраст. Без суда, следствия и объяснений. Молча, подойду и порешу. Вот такая у нас новая традиция. Отныне это дело – Табу, такое слово вам просто запомнить?
Опять тишина. Глухая, страшная.
Потому, думать будут, оценивать. Сначала взбодрятся, потом без базара оценят – как так получилось? Почему не сработало? Почему не спасла мудрость многовековая?
– Итак, вокруг нас существуют, – я начал загибать пальцы, – администрация, вояки, менты, фээсбэшники какие-то в аэропорту чалятся, спасатели – эти нормуль парни… И остальные типа «мирные» и «не особо». И вот эти «остальные» для нас тревожны – без исключений. А потому все они до поры для нас «не мирные». Ной, прямо сейчас же назначаешь патруль из пацанвы, один хрен их дома не удержишь, так пусть шухерят всю набережную, от моря до автомоста. Рации ищите, где хотите! Остальное просто, мужчинам в ножи стоять, дамам крепость греть, детям слушаться с первого раза. Что еще… Рыдать только в подушку, хватит уже, отрыдались – сейчас под всеми земля остановилась, мы дальше жить будем. Плаксивую музыку не включать, громко не орать. Громкость разрешена мне и бабушке Сирануш.
При этих словах Царица благосклонно кивнула.
По-моему, она первой все поняла, что не удивило, глаза у старушки правильные – по-настоящему умного человека, а не «наставника по возрасту».
– Детей у нас пока мало, и только из армянских семей. Но скоро будут и другие. Порите своих сразу, заранее, а если не можете, так я помогу. За любую драку между детьми наказание одно – топлю котят в Мзымте… С этого вся хрень и начинается. Больше личной инициативы, придумывайте решения сами. И вообще, чаще думайте, очень вас прошу… Друг за друга держаться мертво, своих не бросать, никому ничего не спускать. Предателей и трусов сажаем на кол.
Тут я тяжело кашлянул, горло как пикой пробило, е-мое, чуть не заплакал!
Тут же подскочила Лика, протянула стакан и платок. Я с трудом глотнул теплого чая с молоком – ненавижу такой коктейль, по горлу как наждаком прошлись.
– И последнее на сегодня… Всех подряд я спасать не намерен. Сколько наберу, за тех и отвечать буду – во весь рост. Остальные не моя забота, на то спасатели всякие есть, полиция и прочие бригады. Но кого уж взял, тех в обиду не дам, обещаю, отвечу перед всеми, как смогу… Зачем мне все это нужно? Скучно одному в беде париться. Я же на курорте. А если серьезно, то одиночки не выживут. И маленькие группы не выживут. И национальные группы не выживут! А мы выживем, обещаю. Вот так пока, расходитесь, че вспомню, потом скажу.
Но люди расходиться не спешили, невысказанные вопросы и невыраженные эмоции требовали своего. Даже меня не боятся, завелись, возбудились, обсуждений им хочется. Тогда вперед выступила маленькая сухонькая Сирануш, вылезла из ступы:
– Слышали, что нам Нахапет сказал? Мудро сказал! Этого вам достаточно, или еще и мне пояснить? Все за работу! Не поймете – сама выгоню за порог!
Вот как на Кавказе без аксакалов? Или без аксакалок.
Это я потом уже узнал, кто такой этот «нахапет» – слово от древнейших народов идет, несет в себе признаки глобального родового порядка, то есть определяет положение лица в патронимии, перевожу – по нарам распределяет, масти ставит. Ну и признаки социального есть, ибо означает оно Главу, причем в феодальных понятиях. По мне, так в правильных.
Гарик Нахапет… дорулился ты, Игорь. Итог, что ни говори.
Короче, меня оттуда под локотки уволокли.
Соседний магазин армяне бомбили без меня, да и неинтересно было, нет у Гарика хомяческой жилки. Иногда это обстоятельство, признаю, мешает жить. Но я так думаю – когда надо будет, тогда и возьму, самому не с руки будет – принесут. Азартно рыться в чужих закромах мне не по нраву, вот что я понял еще с лихих былых времен. Может, потому я там и не удержался. Ресурсов на поверхности планеты осталось столько, что на поколения вперед хватит, жадничать не надо. Правда, очень быстро выяснилось, что во всей общине так считаю только я один, все остальные хронически заболели погребной болезнью и готовы днями азартно шмонать и складывать.
Так что армяне сработали четко, магаз вскрыли быстро, навар добыли неплохой. Как прозорливо и предположили девчата, всякий «вечный» продовольственный сушняк в закромах имелся, включая дешевые конфеты и сухофрукты для компотов. Таскали всем миром, долго, но с удовольствием.
Через день Ной примчался ко мне с самого утра, я как раз через силу жрал ужасного вкуса целебный «кисель», который мне припасла бабка. Девчата его внизу тормознули, Ной коротко психанул, его быстро осадили, напомнив порядки. Вика пришла, убедилась, что я уже проснулся, поставила чай – вовремя, горло так пересохло, что говорить невозможно. Помогла выпить первые глотки, за что чон рахмат. Я привстал и даже огладил ее по попке.
Девка взвизгнула, хохотнула, а я почувствовал, что оживаю.
– Разврат нам обещал, болтун, – скривила она пухлые губки.
– Вика, зая, ну какой такой с меня разврат… Собраться бы в целое, бляха. Давай пока представим, что это уже случилось, ох… зови Ноя.
Я сел на край кровати, медленно поворочал головой – терпимо, почти не болит. Взял кружку, уже самостоятельно.
– Сколько нам нужно машин, Гарик? – вот так он начал, с порога и по-деловому. – Пока самое приличное не растащили и не пожгли!
У него отрастает густая черная щетина, знак скорби, опять обычай.
Машин… Каких машин? Больному человеку и такую мозговую нагрузку! Чуть не захлебнулся – зачем такое горячее?!