Структура и динамика психического (сборник) Юнг Карл

8. Общие соображения и перспективы

421 Проблемы аналитической психологии, которые я постарался здесь очертить, заставляют прийти к выводам, которые удивляют даже меня. Я вообразил, что я разработал наилучшее научное направление, подтвержденное фактами, наблюдаемое, классифицированное, рассматривающее причинные и функциональные отношения, – но, в конце концов, обнаружил, что вовлек себя в сети рефлексий, которые простираются далеко за пределы естественной науки и распространяются на философию, теологию, сравнительное религиоведение и гуманитарные науки в целом. Этот грех, неизбежный, хотя и предсказуемый, причинил мне немало огорчений. Мало того, что я полностью некомпетентен в этих областях – мне кажется, что мои рефлексии подозрительны также в принципе, потому что я глубоко убежден, что «поправка на личные особенности» оказывает сильное влияние на результаты психологического наблюдения. Печально, что психология не располагает согласованным математическим аппаратом и все ее расчеты субъективны и пристрастны. Также у нас нет огромного преимущества «точки Архимеда», которой обладает физика. Физика наблюдает материальный мир с психической точки зрения и может перевести его в психические термины. Психическое же наблюдает само себя и может только перевести психическое обратно в психическое. Если бы физика находилась в таком же положении, она бы не смогла ничего сделать, за исключением того, чтобы предоставить физический процесс в распоряжение самих приборов, которые следили бы за его протеканием. Именно таким способом она оказалась бы наиболее понятной самой себе. Для психологии не существует среды, в которой она могла бы отражаться: она может только изображать себя в себе и описывать саму себя. Рассуждая логически, в этом также состоит принцип и моего собственного метода: в своей основе это чисто экспериментальный процесс, в рамках которого успех и промах, интерпретация и ошибка, теория и спекуляция, доктор и пациент образуют symptosis[68] (оицлтюац) или symptoma[69] (аицлтюца) – появляющиеся вместе – и в то же самое время они являются симптомами определенного процесса или череды событий. То, что я рассматриваю, является в основе своей не более чем контуром психических событий, происходящих с определенной статистической частотой. Научно говоря, мы не переносим себя каким-либо образом за пределы психического процесса и не переводим его в другую среду. Физика же порождает математические формулы – продукт чистой психической активности – и убивает одним ударом семьдесят восемь тысяч человек[70].

422 Столь «сокрушительный» аргумент предназначается для того, чтобы заставить психологию молчать. Но мы можем скромно указать, что математическое мышление – это также психическая функция, благодаря которой материя может быть организована таким образом, что станет возможным привести к разрушительному действию те могущественные силы, которые связывают атомы вместе – чего никогда бы не случилось с этими силами в ходе естественного течения событий, по крайней мере, на этой земле. Психическое нарушает естественные законы космоса, и даже если мы преуспеем, делая что-либо на Марсе с помощью расщепления атома, это также будет совершаться с помощью психического.

423 Психическое – это опорная точка мира: оно является не только одним из важнейших условий существования мира в целом, но также вмешивается в существующий естественный порядок, и никто не может с определенностью сказать, каковы границы этого вмешательства. Чрезвычайно важно подчеркнуть достоинства психического в качестве объекта изучения естественной науки. Со все большей настойчивостью мы должны акцентировать внимание на том, что малейшее изменение в психическом факторе, если речь идет о принципиальном изменении, имеет важнейшее значение для наших знаний о мире и его представлениях. Интеграция бессознательных содержаний в сознание, являющаяся главной целью аналитической психологии, как раз и есть такое изменение принципа; этим уничтожается верховная власть субъективного эго-сознания и оно сталкивается с содержаниями коллективного бессознательного. Соответственно, эго-сознание будет зависеть от двух факторов: от условий коллективного (социального) сознания и от архетипов или доминант коллективного бессознательного. Последнее феноменологически подразделяется на две части: инстинктивную и архетипическую. Первая включает природные импульсы, вторая – доминанты, которые проникают в сознание в виде универсальных идей. Контраст между содержаниями коллективного сознания, подразумевающего существование истины, и истинами коллективного бессознательного столь явен, что последнее отвергается как целиком иррациональное, даже бессмысленное, и совершенно неподтверждаемое; оно исключается из научной сферы, словно несуществующее. Однако психические явления такого рода существуют повсеместно, и если они представляются нам бессмысленными, то это только доказывает, что мы не понимаем их. Когда-нибудь их существование будет признано, и мы больше не сможем изгонять их из нашей картины мира, даже если преобладающее осознанное мировоззрение оказывается неспособным принять то, что сознательное изучение этих явлений быстро вскрывает их необычное значение, и нам сложно избежать вывода, что между коллективным сознанием и коллективным бессознательным существует пропасть, через которую практически невозможно перебросить мост и над которой субъект обнаруживает себя подвешенным.

424 Как правило, достижения коллективного сознания передаются потомству с его благоразумным большинством, и их усвоение не составляет какой-либо трудности для среднего человека. Он все еще сохраняет веру в то, что между причиной и следствием обязательно существует связь, и едва ли воспримет факт, что причинность становится относительной. Для него кратчайшим расстоянием между двумя точками по-прежнему является прямая линия, хотя физика и вынуждена исчислять бесконечно малые расстояния, что поражает обывателя своей исключительной абсурдностью. Тем не менее, ужасающий взрыв в Хиросиме вызвал благоговейный страх и почтение даже к самым трудным для понимания построениям современной физики, тогда как взрыв в Европе, которому мы недавно стали свидетелями[71], хотя и гораздо более ужасный по своим последствиям, лишь некоторыми был признан психической катастрофой. Вместо того чтобы признать это, люди предпочитают разнообразные нелепые политические и экономические теории, которые в такой же мере полезны, как и объяснение взрыва в Хиросиме случайным попаданием огромного метеорита.

425 Если субъективное сознание предпочитает идеи и мнения коллективного сознания и идентифицирует себя с ним, то содержания коллективного бессознательного подавляются. Подавление влечет за собой типичные последствия: заряд-энергия подавленных содержаний отчасти¹²³ добавляется к энергии подавляющего фактора, эффективность которого, соответственно, увеличивается. Чем выше этот заряд, тем больше подавленная позиция нуждается в фанатичном характере действия и тем ближе она становится к превращению в свою противоположность, то есть наблюдается энантиодромия[72]. И чем сильнее заряжается коллективное сознание, тем дальше эго теряет свою обычную важность. Оно, так сказать, поглощается мнениями и тенденциями коллективного сознания, в результате чего появляется человек массы, всегда готовый пожертвовать неким жалким «-измом». Эго сохраняет свою целостность, только если оно не идентифицирует себя с какой-либо из противоположностей, а умеет поддерживать баланс между ними. Последнее же возможно только в случае осознания обеих противоположностей одновременно. Однако осуществить необходимый инсайт чрезвычайно трудно не только каким-либо отдельным общественным и политическим лидерам, но даже и религиозным наставникам. Все они желают конкретного решения в пользу полной идентификации индивида с совершенно односторонней «истиной». Даже если речь идет о самой великой истине, идентификация с ней все же с неизбежностью приведет к катастрофе, так как она задерживает дальнейшее духовное развитие. Тогда вместо знания как такового останется одна только вера – иногда это наиболее удобно и поэтому более притягательно.

426 Если же, напротив, реализуются содержания коллективного бессознательного, если признается существование и действенность архетипических представлений, тогда между тем, что Фехнер назвал «дневными и ночными взглядами», вспыхивает неистовый конфликт. Средневековый человек (и современный также, поскольку он сохраняет точку зрения прошлого) жил, полностью осознавая противоречие между суетностью, которая была субъектом princeps huius mundi[73] (Иоанн 12:31; 16:11)¹²⁴, и стремлением к Богу. На протяжении столетий это противоречие он наблюдал в форме борьбы за власть между императором и Папой. В моральном плане этот конфликт, в который человек был вовлечен по причине первородного греха, разросся до «перетягивания каната» между добром и злом уже в космических масштабах. Средневековый человек не был столь беспомощной жертвой суетности, как современный массовый человек, поскольку, пытаясь скомпенсировать известные и, так сказать, реальные силы этого мира, он все же учитывал и влияние метафизических сил, которые он был вынужден принимать в расчет. И хотя средневековый человек был политически и общественно бесправен – как, например, крепостные – и оказывался в чрезвычайно неприятной ситуации, подвергаясь тирании мрачных суеверий, но он, по крайней мере, был биологически ближе к той бессознательной целостности, которой человек первобытной культуры достигал даже успешнее средневекового, а дикие животные обладали во всей полноте. Если смотреть с позиций современного сознания, может показаться, что плачевное положение средневекового человека нуждалось в улучшении. Но потребность в расширении горизонтов разума посредством науки лишь сменила средневековую односторонность – а именно эту древнюю бессознательность, которая когда-то господствовала и постепенно исчезала – на новую односторонность, выражающуюся в переоценке «научно» подтвержденных взглядов. Эти взгляды (по отдельности и совокупно) связаны с хронически односторонним знанием о внешнем объекте, так что в настоящее время отсталость психического развития в целом и самопознания в частности стала одной из наиболее острых современных проблем. В результате преобладания односторонности, – несмотря на ужасающую зримую демонстрацию бессознательного, ставшего чуждым для сознания, – существует огромное число людей, которые являются слепыми и беспомощными жертвами конфликта между сознанием и бессознательным.

Они используют свою научную добросовестность только по отношению к внешним объектам, но никогда – к своему собственному психическому состоянию. Однако психические факты серьезно нуждаются в объективной и точной проверке и признании. Существуют объективные психические факторы, каждый бит информации о которых так же важен, как радио и автомобили. В конце концов все (особенно в случае с атомной бомбой) зависит от сферы использования этих факторов, а это всегда определяется неким состоянием ума. В этом смысле текущие «-измы» являются наиболее серьезной угрозой, потому что они представляют опасность отождествления субъективного сознания с коллективным. Такая тождественность безошибочно производит массовое психическое с его непреодолимым стремлением к катастрофе. Субъективное сознание должно для спасения от этой гибели избегать отождествления с коллективным сознанием путем признания своей тени, а также существования и важности архетипов. Последние предоставляют эффективную защиту и от животных сил коллективного сознания, и от массового психического, которое сопутствует ему. С точки зрения эффективности религиозный взгляд средневекового человека грубо соответствует установке, вызванной интеграцией в эго бессознательных содержаний, с тем отличием, что в последнее время восприимчивость к внешним влияниям и к бессознательному замещается научной объективностью и осознанными знаниями. Но поскольку религия для современного сознания все еще означает вероучение и, следовательно, коллективно воспринимаемую систему религиозных положений, искусно классифицируемых как религиозные наставления, то она обладает близким сродством с коллективным сознанием, даже если ее символы и выражают ранее действовавшие архетипы. При условии, что контроль Церкви над общинным сознанием объективно имеет место, психическое, так сказать, продолжает довольствоваться определенным равновесием. Во всяком случае, оно конституирует достаточно эффективную защиту от инфляции эго. Но когда Мать Церковь и ее материнский Эрос впадают в состояние неопределенности, индивид оказывается во власти коллективизма и сопутствующего массового психического. Он уступает действию социальной или национальной инфляции, и трагедия заключается в том, что при этом он руководствуется той же самой психической установкой, которая когда-то связала его с Церковью.

427 Но если индивид достаточно независим, чтобы признать фанатичность социального «-изма», ему может угрожать субъективная инфляция, поскольку обычно он не способен увидеть, что религиозные идеи в психологической реальности не покоятся исключительно на традициях и вере, но возникают вместе с архетипами, «тщательное рассмотрение» которых – religere! – конституирует сущность религии. Архетипы непрерывно присутствуют и действуют в психике, и в качестве таковых они не нуждаются в том, чтобы в них верили – достаточно интуитивного понимания их смысла и определенного мудрого благоговения, [74], не позволяющего упустить из виду их важность. Отточенное опытом сознание знает о катастрофических последствиях, вызванных пренебрежением этим наследственным для индивида, так же как и для ощества, приобретением. Точно так же, как архетип является частично духовным фактором, а частично содержит в себе скрытый смысл, внутренне присущий инстинкту, так и дух, как я уже показал¹²⁵, является двуликим и парадоксальным: он несет в себе огромную мощь, равно как и великую опасность¹²⁶. Картина выглядит таким образом, что человеку предназначена как бы главная роль в разрешении этой неопределенности. Более того, осуществлять это ему следует при помощи своего сознания, однажды возникшего подобно свету из мрака первозданного мира. Мы нигде не можем подчерпнуть уверенности в этих вопросах, и менее всего – там, где процветают «-измы», поскольку они представляют собой лишь искаженную замену утерянной связи с психической реальностью. Массовое психическое – это неизбежный результат потери смысла существования индивида и культуры в целом.

428 Из сказанного ясно, что психическое не только нарушает естественный порядок вещей, но если и его равновесие при этом нарушается, то действительно разрушается и его собственное творение. Поэтому тщательное рассмотрение психических факторов важно для сохранения не только индивидуального, но также и общественного баланса; в противном случае разрушительные тенденции легко приобретут верховную власть – как в случае атомной бомбы, этого беспримерного средства психического массового разрушения. Поэтому неверное развитие души с неизбежностью приводит к психическому массовому разрушению.

Современная ситуация настолько зловеща, что возникает подозрение в планировании Творцом нового потопа, который окончательно искоренит расу людей. Но если кто-то вообразит, что здоровая вера в существование архетипов может быть внедрена извне, он подобен человеку, который хочет объявить вне закона войну или атомную бомбу. Такое мероприятие напоминало бы действия одного епископа, который отлучил от церкви майских жуков за их неподобающую плодовитость. Изменение сознания начинается с себя; это продолжительный процесс, целиком зависящий от того, насколько выражена способность психического к развитию. В настоящее время мы уже знаем, что существуют личности, способные развиваться. Мы не знаем, много ли их, точно так же, как мы не знаем, насколько суггестивной силой может обладать расширяемое сознание или какое влияние оно может оказывать на мир в целом. Эффекты такого рода никогда не зависят от разумности той или иной идеи, а в значительно большей мере – от ответа на вопрос (на который можно ответить только ex effectu[75]): подошло ли время для изменений или нет?

429 Как я уже говорил, психология комплексов оказывается в неравном положении с другими естественными науками из-за того, что ей недостает внешней опоры. Она может только переводить саму себя на свой язык, сама придавая форму своим собственным образам. Чем больше она расширяет область своих исследований, чем более сложными становятся ее объекты, тем сильнее она ощущает отсутствие точки, в которой она отличалась бы от этих объектов. И как только комплексы достигнут этого эмпирического человека, его психология неизбежно сливается с самим психическим процессом. Они не могут более отличаться от этого процесса и, таким образом, превращаются в него. В этом случае психология подстегивает бессознательное в его устремлении к осознанию. Таким образом, психология актуализирует бессознательное стремление к сознанию. В действительности психология – это вхождение психического процесса в сознание, а не, в широком смысле, объяснение этого процесса, поскольку нет предположения, как психическое может быть чем-то другим, кроме самого психического процесса. Психология обрекает себя на исчезновение в качестве науки, и в этом отношении она точно достигает своей научной цели. Каждая другая наука имеет, так сказать, свой внешний вид; с психологией же дело обстоит не так – ее объект находится внутри субъекта всей науки.

430 Поэтому психология неизбежно достигает высшей точки развитии процесса, характерного для психического и состоящего в интеграции бессознательных содержаний в сознание. Это означает, что психическое человеческое существо становится целым, и это оказывает замечательное влияние на эго-сознание, чрезвычайно трудное для описания. Я сомневаюсь в своей способности сделать подходящий доклад об изменениях, происходящих с субъектом под влиянием процесса индивидуации – это относительно редкое событие, происходящее только с теми, кто прошел через изнурительные тяготы, однако для интеграции бессознательного достижение согласия с бессознательными компонентами личности обязательно. Однажды эти бессознательные компоненты становятся осознанными, и этот результат приводит не только к их ассимиляции в уже существующую эголичность, но и к трансформации последней. Главная трудность заключается в описании способа этой трансформации. Говоря в общем, эго – это жесткий и прочный комплекс, который из-за своей связи с сознанием не может с легкостью изменяться и не должен этого делать, так как это может привести к возникновению патологических нарушений. Ближайшую аналогию изменения эго можно обнаружить в области психопатологии, где мы встречаемся не только с невротической диссоциацией, но также и с шизофреническим расщеплением или даже с растворением эго. Здесь же мы также можем наблюдать патологические попытки интеграции – если позволительно такое выражение. Они состоят в более или менее интенсивном внедрении в сознание бессознательных содержаний, в то время как эго не способно ассимилировать эти вторжения. Но если структура эго-комплекса достаточно прочна, чтобы противостоять их атаке без фатального смещения своего основания, тогда может произойти ассимиляция. В рамках этого события происходит изменение как эго, так и бессознательных содержаний. И хотя эго способно сохранить свою структуру, оно вытесняется с центральной, доминирующей позиции и, таким образом, оказывается в роли пассивного наблюдателя, которому недостает силы для утверждения своей воли при любых обстоятельствах – и не столько потому, что оно по какой-либо причине ослаблено, а потому, что определенные соображения требуют от него взять паузу. То есть эго не может не заметить, что влившиеся в сознание бессознательные содержания вдохнули в личность новую жизнь, обогатили ее и создали некую фигуру, которая по своему масштабу и интенсивности затмевает эго. Это ощущение парализует сверхэгоцентричную волю и заставляет эго осознать, что, несмотря на все трудности, лучше умерить свою спесь, чем вовлечься в безнадежную борьбу, в которой ему неизменно достанется «грязный конец дубины». Таким образом, воля как энергия, которой можно распоряжаться, постепенно подчиняется более сильному фактору, а именно, новому целостному облику – я назвал его Самостью. Естественно, в этих обстоятельствах существует величайшее искушение просто следовать силе-инстинкту и прямо идентифицировать эго с Самостью для поддержания иллюзии господства эго. В противном случае эго окажется слишком слабым, чтобы создать необходимое сопротивление наплыву бессознательных содержаний, и вследствие этого ассимилируется бессознательным, которое затемняет и размывает эго-сознание и мешает его идентификации с предсознательной целостностью¹²⁷. Оба эти направления развития делают реализацию самости невозможной и в то же самое время губительны для эго-сознания и препятствуют его сохранению. В итоге это может привести к патологическим результатам. Психические явления, в настоящее время наблюдаемые в Германии[76], относятся к этой категории. Совершенно ясно, что такое понижение ментального уровня, то есть подавление эго бессознательными содержаниями и, соответственно, идентификация с досознательной целостностью, невероятно психически ядовито или обладает инфекционной силой и способно привести к самым катастрофическим последствиям. Поэтому подобного рода развитие должно отслеживаться чрезвычайно тщательно; оно требует неусыпного контроля со стороны общества. Я должен порекомендовать любому, кто чувствует угрозу возникновения такой тенденции, повесить на стене картину с изображением Св. Христофора, дабы иметь возможность постоянно ее созерцать. Функциональное значение самости проявляется только тогда, когда она может действовать компенсаторно по отношению к эго-сознанию. Растворение эго в самости и идентификация с ней вызывают рост этакого сомнительного сверхчеловека с раздутым эго и обесцененной самостью. Однако такой персонаж, претендующий на то, чтобы быть спасителем или вести себя угрожающе, нуждается в scintilla, душе-искре, маленькой частичке божественного света, который загорается наиболее ярко, когда борется против наступающей тьмы. Возможна ли радуга без фона из темнеющих туч?

431 Это сравнение должно напомнить читателю, что существуют и не патологические аналоги процесса индивидуации. Они отражены в духовных памятниках и являются положительной иллюстрацией рассматриваемого нами процесса. Прежде всего, я должен упомянуть коаны дзен-буддизма, эти возвышенные парадоксы, которые озаряют, подобно молнии, непостижимые взаимоотношения между эго и Самостью. Святой Иоанн Креститель предложил совершенно иное решение той же самой проблемы в более доступной для западного человека форме в своем рассуждении о «Темной ночи души». Мы же лишь пытаемся обнаружить аналогию между психопатологией, с одной стороны, и восточным и западным мистицизмом, с другой: процесс индивидуации является, с точки зрения психологии, пограничным явлением, и для того, чтобы он стал осознанным, требуются специальные условия. Возможно, это первый шаг на пути развития, на который должен ступить человек будущего – пути, который в настоящее время принял патологическое направление и привел Европу к катастрофе.

432 Любому, кто хорошо знаком с нашей психологией, может показаться излишним тратить время на непрерывные разговоры о постоянно подчеркиваемом различии между становлением сознания и явлением самости (индивидуации). Но я снова и снова отмечаю, что процесс индивидуации совмещен с проникновением эго в сознание и что вследствие этого эго идентифицируется с самостью, что, естественно, вызывает безнадежную концептуальную запутанность. Индивидуация в таком случае приводит лишь к эго-центрированности и аутоэротизму. Однако самость заключает в себе бесконечно больше, чем просто эго, о чем с древнейших времен свидетельствует символизм. Он показывает, насколько любая самость больше, чем эго. Индивидуация не закрывает человека от мира, а помогает ему соединить мир с самим собой.

433 На этом я буду рад подвести свое изложение к концу. Я постарался обрисовать развитие и основные проблемы нашей психологии, выделить квинтэссенцию и передать дух этой науки. Учитывая необыкновенную трудность моей темы, читатель может простить меня за чрезмерные требования к его доброй воле и вниманию. Фундаментальные рассуждения – одна из тех вещей, которые отливают науку в форму, но они редко развлекают.

Дополнение

434 Поскольку различные взгляды, призванные прояснить природу бессознательного, часто ошибочны, я хотел бы рассмотреть более подробно, по крайней мере, два главных предрассудка.

435 Более всего удивляет распространенное предположение, что слово «архетип» означает врожденную идею. Ни одному биологу не может прийти в голову, что каждый индивид постоянно пересматривает заново свой общий тип поведения. Наиболее вероятно, что птица-ткач устраивает свойственное ей гнездо потому, что она птица-ткач, а не кролик. Подобным же образом, вполне очевидно, что человек рождается со специфическим человеческим типом поведения, а не с типом поведения гиппопотама или каким-либо еще. Неотъемлемой чертой характерного поведения является его психическая феноменология, отличная от феноменологии птицы или четвероногого животного. Архетипы – это типичные формы поведения, которые, однажды став сознательными, естественно, предстают в качестве идей и образов, подобно всему, что становится содержимым сознания. Поскольку речь идет о характерных способах поведения человека, неудивительно, что мы можем обнаружить сходные психические формы не только у жителей стран, находящихся в противоположных полушариях, но также и у людей других эпох, о чем свидетельствует археология.

436 Теперь, если мы желаем доказать, что определенная психическая форма – не уникальное, а типичное образование, то это можно сделать, только если мы сами засвидетельствуем – со всей предусмотрительностью, – что наблюдали те же самые проявления у других различных индивидов. Наконец, мы должны выяснить, могут ли схожие или подобные явления встречаться в фольклоре представителей других народов и в текстах, дошедших до нас от прежних столетий и эпох. Мой метод и точка зрения в целом изначально основывались на индивидуальных психических фактах, которые установил не один только я, но также и другие исследователи. Предложенные материалы – фольклористика, мифология или история – служат в первую очередь для демонстрации единообразия психических событий во времени и пространстве. Поскольку смысл и содержание типичных индивидуальных форм крайне важны на практике и их понимание играет значительную роль в каждом индивидуальном случае, мифологема и ее содержание также c неизбежностью будут привлекать общее внимание. Нельзя сказать, что целью нашего исследования является интерпретация мифологем. Но именно в этой связи получил широкое распространение предрассудок, что психология бессознательных процессов – это вид философского моделирования для объяснения мифологем. Это, к сожалению, довольно общее заблуждение, при котором совершенно игнорируется тот факт, что наша точка зрения отталкивается от наблюдаемых явлений, а не от философских спекуляций. Если, например, мы изучаем структуру мандалы – образ, который часто возникает в сновидениях и фантазиях – может возникнуть (и в действительности возникает) опрометчивое возражение, что мы прочитываем в психическом индийскую и китайскую философию. На самом же деле, мы лишь сопоставляем индивидуальные психические проявления с очевидно сходными коллективными явлениями. Анализ восточной философии предоставляет нам сведения об универсальных формах внутреннего опыта, общих для людей всех эпох. Основная проблема критика заключается в отсутствии у него личного опыта в этом вопросе, тем более, что он не обладает состоянием ума ламы, занятого «конструированием» мандалы. Эти два предубеждения делают современную психологию недоступной для некоторых научных умов. Кроме этого, здесь существует много и других препятствий, непреодолимых для разума, поэтому мы воздержимся от их обсуждения.

437 Непонимание или игнорирование со стороны общества не может, однако, заставить ученого отказаться от использования определенных вероятностных вычислений, о ненадежности которых он достаточно хорошо осведомлен. Мы полностью отдаем себе отчет в том, что многого не знаем о различных состояниях бессознательного и протекающих в нем процессах, так же как и физик не знает многого о процессах, лежащих в основе физических явлений. О том, что лежит за пределами феноменального мира, мы не имеем абсолютно никакого представления, поскольку источником любого представления является не что иное, как феноменальный мир. Если мы должны заняться фундаментальными рефлексиями относительно природы психического, нам необходима Архимедова точка опоры, которая сделает такое суждение возможным. Она может быть только непсихической, поскольку психическое как живое явление встроено в нечто, что, по-видимому, по своей природе является непсихическим. Хотя информацию о последнем мы получаем только через психическое, у нас достаточно причин, чтобы верить в его существование. Эта реальность лежит вне пределов нашего тела и взаимодействует с нами главным образом посредством частиц света, воздействующих на сетчатку глаза. Совокупность этих частиц образует картину феноменального мира, которая, по сути, зависит, с одной стороны, от конституции воспринимающего психического и, с другой – от состава световой среды. Воспринимающее сознание достигло высокой ступени развития и создало инструменты, позволяющие многократно расширить наш диапазон зрения и слуха. Соответственно, постулируемая реальность феноменального мира, так же как и субъективный мир сознания, подверглись беспримерному расширению. Существование этой примечательной корреляции между сознанием и феноменальным миром, между субъективным восприятием и объективно реальными процессами, то есть их энергетическими последствиями, не требует дальнейших доказательств.

438 Так как феноменальный мир представляет собой совокупность процессов на атомном уровне, то, естественно, чрезвычайно важно выяснить, позволяют ли нам фотоны (назовем их так) получить точные данные о реальности, лежащей в основе промежуточных (mediative) энергетических процессов, и если позволяют, то каким образом. Эксперимент показал, что и свет, и материя проявляют себя и как отдельные частицы, и как волны. Этот парадоксальный вывод обязывает нас отказаться на атомарном уровне от причинного описания природы в обычной системе пространственно-временных координат и поместить здесь невидимые вероятностные поля в многомерных пространствах, которые в действительности отражают состояние наших знаний в настоящее время. Основой этой абстрактной схемы объяснения должна являться концепция реальности, в которой учитывается неконтролируемое влияние наблюдателя на наблюдаемую систему, в результате чего реальность иногда теряет свой объективный характер, и к картине мира физиков¹²⁸ присоединяется субъективный элемент.

439 Применение статистических законов к физическим процессам на атомарном уровне замечательно является прекрасной аналогией ситуации в психологии, поскольку последняя исследует основы сознания, прослеживая действие сознательных процессов до тех пор, пока они не теряются в темноте, когда ничего больше нельзя проследить, кроме их организующего влияния на содержания сознания¹²⁹. Исследование этих эффектов приводит к необычайному выводу, что они исходят от подсознательной, то есть объективной реальности, которая в то же самое время проявляет себя подобно субъективной реальности – другими словами, подобно сознанию. Следовательно, реальность, лежащая в основе бессознательных эффектов, включает наблюдающего субъекта, и поэтому мы не можем представить себе ее устройство. Она является в одно и то же время и абсолютно субъективной, и универсальной истиной, поскольку в принципе она может быть засвидетельствована повсеместно, чего определенно нельзя сказать о сознательных содержаниях, личностных по своей природе. Неуловимость, причудливость, нечеткость и уникальность, которые мирской ум всегда ассоциирует с идеей психического, характеризуют только сознание, но не абсолютное бессознательное. Поэтому те скорее качественно, нежели количественно, характеризуемые единицы, с которыми имеет дело бессознательное (архетипы), по своей природе не могут с определенностью быть обозначены как психические.

440 Хотя я руководствовался чисто психологическими рассуждениями, предполагая, что архетипы имеют исключительно психическую природу, психология, по-видимому, обязана в свете последних достижений физики пересмотреть свои «только психические» предположения. Физики совершенно ясно продемонстрировали, что на атомарном уровне удовлетворительная схема объяснения объективной реальности возможна только при условии включения в нее наблюдателя. Это означает, во-первых, что к физической картине мира добавляется субъективный элемент и, во-вторых, что между психическим и объективным пространственно-временным континуумами существует несомненная связь, которую нужно объяснять. Физический континуум непостижим, следовательно, мы не можем создать картину и его психического аспекта, который также с неизбежностью существует. Тем не менее, относительная или частичная идентичность психического и физического континуумов имеет чрезвычайно важное теоретическое значение, поскольку она позволяет перекинуть мост через кажущуюся пропасть между физическим и психическим мирами – конечно, не непосредственным образом. Со стороны физики это может быть сделано при помощи математических уравнений, а со стороны психологии – при помощи эмпирически выявленных конструктов – архетипов, содержание которых (если оно есть) не может быть представлено разуму. Архетипы в той степени, в какой мы можем наблюдать и переживать их вообще, проявляют себя только через свою способность организовывать образы и идеи, причем этот процесс всегда бессознателен и не может быть обнаружен впоследствии. Посредством ассимиляции мыслительных содержаний, происхождение которых из мира явлений не подвергается сомнению, они становятся видимыми и психическими. Поэтому они впервые узнаются только как психические сущности и постигаются как таковые на том же основании, на котором мы располагаем непосредственно воспринимаемые явления в эвклидовом пространстве. Однако необходимость объяснения непонятных психических явлений вынуждает нас предположить, что архетипы обладают и непсихическими свойствами. Такой вывод основывается на явлении синхронии, которая ассоциируется с активностью бессознательных операторов и до сих пор именуется «телепатией» и т. д. (или отвергается)¹³⁰. Скептицизм, однако, уместен лишь в случае ошибочных теорий, но не объективно наблюдаемых фактов. Ни один беспристрастный наблюдатель не может их отрицать. Нежелание признавать такие факты опирается в основном на неготовность людей принять сомнительные сверхъестественные способности, приписываемые психическому, такие как «ясновидение». Самые разнообразные и сложные аспекты этих явлений, как мне сейчас представляется, вполне объяснимы при допущении о психически относительном пространственно-временном континууме. Как только психическое содержание пересекает порог сознания, синхронистическое краевое явление исчезнет, время и пространство возвращаются к своим привычным сферам действия, и сознание снова изолируется в своей субъективности. Это одна из тех ситуаций, которые проще всего описываются в терминах принципа дополнительности физиков. Когда бессознательные содержания поступают в сознание, синхронистические проявления прекращаются; и наоборот, синхронистические явления могут быть вызваны погружением субъекта в бессознательное состояние (транс). Такое же отношение взаимодополнительности легко прослеживается в обычных клинических случаях, когда соответствующие бессознательные содержания становятся осознанными. Мы также знаем, что психосоматические явления, неподвластные контролю воли, могут индуцироваться посредством гипноза, при котором происходит то же самое ограничение сознания. Профессор Паули формулирует физическую сторону принципа дополнительности, рассматриваемого здесь, следующим образом: «Он принадлежит свободному выбору экспериментатора (или наблюдателя), вынужденного решать… какие инсайты он получит, а какие потеряет; или, излагая популярным языком, будет ли он измерять А и портить В или портить А и измерять В. Однако он не может получить инсайт, не потеряв чего-либо». Это особенно верно для физической и психологической точек зрения. Физики определяют количества и их соотношения; психологи определяют качества, не будучи способными измерить количество. Несмотря на это, и психологи, и физики приходят к очень близким идеям. На параллелизм между психологическими и физическими объяснениями указал К.А. Майер в своем эссе «Современная физика и современная психология»¹³¹. Он пишет: «Обе науки за годы независимой работы накопили результаты наблюдений и выработали системы представлений для их сравнения. Обе науки столкнулись с определенными барьерами, которые… имеют сходные основные черты. Объект исследования и исследователь со своими органами чувств, знаниями, измерительными инструментами, техниками и процедурами, расширяющими его возможности, неразрывно связаны. Это и есть дополнительность в физике, так же как и в психологии. Между физикой и психологией фактически существует подлинное и аутентичное отношение дополнительности».

441 Однажды нам удастся отбросить крайне ненаучную претензию, что синхронистичное явление – это просто результат случайного совпадения; мы увидим, что это вообще не необычные случаи, а относительно рядовое явление. Этот факт находится в полном согласии с «вероятностно-впечатляющими» результатами Б. Раина. Психическое – это не хаос, созданный случайными обстоятельствами, а объективная реальность, к которой исследователь может получить доступ с помощью методов естественной науки. Существуют определенные указания на то, что психические процессы находятся в энергетической связи с физиологическим субстратом. Поскольку они являются объективными событиями, их едва ли можно объяснить чем-либо еще, кроме энергетических процессов¹³²,– или, иначе говоря, несмотря на неизмеримость психических процессов, ощутимые изменения, производимые психическим, не могут быть поняты никак иначе, кроме как явления энергетические. В этом отношении психолог находится в совершенно иной ситуации, нежели физик: психолог также говорит об энергии, однако не может измерить ее количество, кроме того, концепция энергии строго определяется математически, что невозможно в случае психики. Формула кинетической энергии E=mv²/2 содержит факторы m (масса) и v (скорость), поэтому эти факторы, очевидно, несопоставимы с природой эмпирической психики. Если, тем не менее, психология настаивает на создании собственной концепции энергии для описания активности, evspysia[77], психического, она, конечно, будет использовать не математическую формулу, а некий ее аналог. Но следует отметить: эта аналогия существует с древнейших времен в форме интуитивной идеи, из которой впоследствии выросло понятие физической энергии. Последнее опирается на раннее применение svspysia, неопределяемой математически, ее можно проследить от примитивной или архаической идеи «экстраординарного могущества». Концепция маны существует не только в Меланезиии – она может быть также обнаружена в Индонезии и на восточном берегу Африки; она же все еще отдается эхом в латинском numen и более слабо в genius (например, genius loci[78]). Термин «либидо», используемый в новейшей медицинской психологии, удивительно сходен с примитивным понятием маны¹³³. Эту архетипическую идею вовсе не следует считать достоянием лишь первобытных любей – она отличается от концепции энергии физиков лишь тем, что, по сути, характеризует качество, а не количество. В психологии точное измерение количеств заменяется приблизительным определением степеней интенсивности, для чего, в противоположность физикам, мы заручаемся поддержкой чувственной (оценочной) функции. Последняя занимает в психологии то место, которое в физике принадлежит методу конкретного измерения. Возможность градуирования психических процессов по интенсивности указывает на то, что они поддаются количественному измерению, даже в тех случаях, когда они недоступны прямому наблюдению. Хотя психологические данные являются качественными по своему характеру, они также свидетельствуют о существовании латентной психической энергии, поскольку психический феномен несет в себе и определенный количественный аспект. Для того чтобы произвести количественную оценку, психическое необходимо расматривать в его динамике, таким образом, чтобы к нему была применима формула энергии. Так как масса и энергия обладают одной природой, то понятия массы и скорости вполне применимы для характеристики психического в той мере, в какой оно проявляет себя в пространстве. Даже если мы не готовы утверждать, что психические и физические процессы тождественны, мы не можем не согласиться с тем, что они находятся в состоянии взаимодействия. Но эта последняя гипотеза требует, чтобы психическое в некоторой точке соприкасалось с материей, и наоборот, материя – с латентным психическим. Этот постулат весьма близок к определенным формулировкам современной физики (Эддингтон, Джонс и др.). В этой связи я должен напомнить читателю о существовании парапсихических явлений, реальную ценность которых могут оценить лишь те, кто наблюдал их непосредственно.

442 Если эти размышления справедливы и обоснованны, то они должны иметь весомые последствия для изучения природы психического, поскольку в качестве объективного факта психическое должно быть внутренне связано не только с физиологическими и биологическими явлениями, но также и с физическими событиями – и, по-видимому, наиболее глубоко с теми из них, что относятся к сфере атомной физики. Как, возможно, прояснили мои ремарки, нас, прежде всего, интересует установление определенных аналогий и не более того; само же существование таких аналогий еще не дает нам права делать вывод о том, что существование этой связи уже доказано. Мы должны, исходя из современного состояния наших физических и психологических знаний, довольствоваться констатацией их сходства в определенных базовых рассуждениях. Существующие аналогии, однако, уже сами по себе достаточно значимы для того, чтобы служить поводом для серьезного обсуждения.

Примечания

Впервые опубликовано как: «Der Geist der Psychologic». Eranos-Jahbruch, 1946 (Zurich, 1947), р. 385–490. Пересмотренное и дополненное, это эссе было опубликовано заново под названием: «Theoretische berlegungen zum Wesen des Psychischen» in Von den Wurzeln des Bewusstseins (Psychologische Abhandlungen, IX; Zurich, 1954), р. 497–608. На английском языке начальная версия вышла под названием «The Spirit of Psychology» в сборнике «Spirit and Nature» (New York, 1954; London, 1955), р. 371–444.

¹ Hermann Siebeck. Geschichte der Psychologie.

² В действительности, это справедливо только для прежней психологии. В последнее время произошло значительное изменение взглядов по данному вопросу.

³ Psychologia empirica (1732).

⁴ В англо-саксонских странах существует степень «Doctor Scientiae», и психология также обладает достаточно большой независимостью.

⁵ В настоящее время ситуация несколько улучшилась.

⁶ Wundt W. Grundriss der Psychologie, р. 227–228. [Выделено Юнгом.]

⁷ Guido Villa. Einleitung in die Psychologie der Gegenwart, р. 339.

⁸ Wundt W. Grundzuge der physiologischen Psychologie, III, p. 327.

⁹ Pierre Janet. Automatisme psychologique, р. 243, 238ff.

¹⁰ Gustav Theodor Fechner. Elemente der Psychophysik, II, p. 438: «…идея психофизического порога… вообще дает прочную основу для идеи бессознательного. Психология не может извлечь представления не только из бессознательных восприятий, но даже и из результатов и следствий этих восприятий».

¹² Ibid., p. 439.

¹² Grundzuge der physiologischen Psychologie, III, р. 328.

¹³ Ibid., p. 326. Цит. по: Wolf С. Vernunftige Gedanken won Gott, der Welt, und der Seek des Menschen (1719), par. 193.

¹⁴ Ethnische Elementargedanken in der Lehre vom Meschen и. Der mesch in der Geschich-te, I. Р. 166ff., 213ff.; II, р. 241ff.

¹⁵ Volkerpsychologie, V. Part II. Р. 45.

¹⁶ Ibid., IV, Part I, p. 41.

¹⁷ Ср. с замечанием Фехнера: «…идея психофизического порога является крайне важной, так как она подводит твердую основу под идею бессознательного вообще» (см. прим. 11.) Он продолжает: «Восприятие и представления в бессознательном состоянии, конечно, прекращают существование в качестве реальных… однако иногда остаются внутри нас в форме психофизической активности» и т. д. (II, р. 438ff.) Этот вывод несколько неосмотрителен, поскольку психические процессы остаются в большей или меньшей степени теми же самыми, не зависимо от того, существует сознание или нет. «Представление» существует не только за счет своей «представимости», но и – и это главное – оно существует также в силу собственной психической экзистенции.

¹⁸ Ср.: Lipps Т. Der Begriff des Unbewussten, р. 146ff; Grundtatsachen des Seelenlebens, р. 125ff.

¹⁹ Leitfaden der Psychologie, p. 64.

²⁰ Ibid., p. 65f. [Выделено Юнгом.]

²¹ «Geschichte der neueren deutschen Psychologie».

²² Я воспроизвожу здесь слова Уильяма Джемса о важности открытия бессознательного психического: «Самым значительным и важным шагом вперед, совершенны психологией с тех пор, как я еще в студенческие годы занялся ее изучением, я считаю сделанное впервые в 1886 году открытие, что – по крайней мере, у некоторых людей, – сознание не ограничивается обыкновенным “полем”, с его “центром” и “периферией”, но охватывает еще целый ряд воспоминания, мыслей, ощущений, которые находятся совершенно за пределами основного сознания и, тем не менее, должны быть признаны своеобразными фактами сознания, обнаруживающими свое существование несомненными проявлениями. Я считаю это открытие важнейшим из завоеваний психологии, потому что оно открыло перед нами совершенно неожиданные свойства душевной организации человека. Никакое другое психологическое открытие не может сравниться с этим по глубине своего значения» – в книге: James W. The Varieties of Religious Experience. London, 1902, p. 233. [Рус. пер.: Джемс У. Многообразие религиозного опыта. СПб.: Андреев и сыновья, 1993, с. 189–190.] Открытие 1886 года, на которое ссылается Джемс, – это постановка проблемы «сублиминального сознания» Фредериком В.Х. Майером. См. прим. 47.

²³ Один математик заметил, что все в науке было создано человеком, за исключением чисел, которые Бог создал сам.

²⁴ G.H. Lewes в своей работе The Physical Basic of Mind считает все это само собой разумеющимся, например, на с. 358 он говорит: «Чувствительность с разной степенью интенсивности проявляется в различных видах, таких как восприятие, фантазия, эмоция, желание, которые могут быть сознательными, подсознательными или бессознательными». На с. 363: «Сознание и бессознательное коррелируют друг с другом, оба относятся к сфере чувствительности, способности ощущать. Каждое проявление бессознательного процесса изменяет общее состояние организма, управляет им, и способно при этом противостоять ощущениям, нарушающим его равновесие». На с. 367: «Существует множество непроизвольных действий, часть из которых мы находим сознательными, и много произвольных действий, среди которых раз за разом мы обнаруживаем подсознательные и бессознательные… Так же как и мысль, которая однажды появляется бессознательно, в другой раз – сознательно, оставаясь все время той же самой мыслью… поэтому действие, в один момент – произвольное, а в другой – непроизвольное, является тем же самым действием». Льюис определенно заходит слишком далеко, когда говорит: «Не существует реального и существенного различия между произвольными и непроизвольными действиями» (с. 373). Определенно, разница между ними есть.

²⁵ Fechner, II, р. 438ff.

²⁶ Я не принимаю во внимание «Умного Ганса» (но ср.: Katz D. Animals and Men, 13ff.) и собаку, которая говорила об «изначальной душе».

²⁷ James W. The Varieties of Religious Experience. London, 1902, p. 232; [Рус. пер. – Джемс У. Многообразие религиозного опыта, СПб.: Андреев и Сыновья, 1993, с. 188.]

²⁸ Hans А.Е. Driesch, The Science and Philosophy of the Organism, 1929, р. 221.

²⁹ Ibid., p. 281.

³⁰ В: Die Psychoide als Prinzip der organischen Entwicklung, p. 11. Происходит от Psyche (фихрєібц^ = «душеподобный»).

³¹ Ibid., p. 11.

³² Ibid., p. 33.

³³ Я могу с полным правом воспользоваться словом «психоид», потому что, хотя этот термин заимствован из другой области восприятия, он, тем не менее, грубо описывает ту же самую группу явлений, которую подразумевал Блейлер. А. Бузман в своей книге Die Einheit der Psychologie (p. 31) называет это недифференцированное психическое «микропсихическим».

³⁴ Особенно часто возражают против использования термина «сверхсознание» люди, попавшие под влияние индийской философии. Они обычно не могут принять тот факт, что их возражение распространяется лишь на гипотезу о «подсознании»; использования этого двусмысленного термина я стараюсь избегать. С другой стороны, мое понятие бессознательное оставляет вопрос о том, что «выше», а что «ниже» – полностью открытым, так как оно охватывает оба аспекта психического.

³⁵ См., в частности: Eduard von Hartmann. Philosophie des Unbewussten (1869).

³⁶ Оценку его работ можно найти в: Jean Paulus. Le Probleme de l’hallucination et revolution de la psychologie d’Esquirol a Pierre Janet.

³⁷ В этой связи мы должны также упомянуть значительного швейцарского психолога Теодора Флурнуа (Theodore Flournoy) и его главный труд: Des Indes a la Planete Mars (1900). Другие пионеры – В. Карпентер (W.B. Carpenter) (Principles of Mental Physiology, 1874), Г. Луес (G.H. Lewes) (Problems of Life and Mind, 1873–1879) и Фредерик В.Х. Майер (см. прим. 23 и 47).

³⁸ Эта неопределенность и неясность инстинктов, как показал Е. Мараис (E. Marais) в экспериментах с обезьянами (The Soul of the White Ant, p. 429), может оказывать влияние на способность научения, господствующую над инстинктами, как это очевидно и в случае с человеком. По вопросу инстинктов см.: Szondi L. Experimented Trieb-diagnostik and Triebpathologie.

³⁹ «Инстинкты являются физиологическими и психическими поведенческими диспозициями, которые… заставляют организм двигаться в четко определенном направлении» (Jerusalem W. Lehrbuch der Psychologie, р. 188). С другой точки зрения (Oswald Kulpe), инстинкты рассматриваются как «сплав чувства и органических ощущений» (Outlines of Psychology, p. 322).

⁴⁰ Les Nevroses, р. 384ff.

⁴¹ Жане пишет: «По-видимому, мы должны различать в каждой функции подчиненную и ведущую части. Если функция используется продолжительное время, она содержит старые части, которые функционируют очень свободно и представляются совершенно особыми и специализированными органами… Это – подчиненные части функции. Однако, по моему мнению, в каждой функции существуют и ведущие части, суть которых состоит в функциональной адаптации к более новым и значительно менее привычным обстоятельствам, и они представлены органами, дифференцированными в заметно меньшей степени». Но ведущая часть функции состоит в «ее адаптации к специфическим обстоятельствам данного момента, момента, в котором мы должны ее использовать» (р. 384).

⁴² Rivers W.H.R. Instinct and the Unconscious.

⁴³ Эта формулировка является чисто психологической и не имеет ничего общего с философской проблемой индетерминизма.

⁴⁴ Die Seele als elementarer Naturfaktor, p. 80.: «Индивидуализированные стимулы информируют… “начального познающего” о патологическом состоянии, и тогда этот “познающий” не только хочет лекарство, но и знает, каким оно должно быть» (р. 82).

⁴⁵ См. п. 6: «Бессознательное как множественное сознание».

⁴⁶ Джемс также говорит о «трансмаргинальном поле» сознания и идентифицирует его с «сублиминальным сознанием» Майерса (Proceedings S.P.R., VII, 1892, p. 298ff.), одного из основателей Британского общества психических исследований (см.: William James. Frederic Myers’ Service to Psychology, ibid., XVII, 1901, p. 13ff). Относительно поля сознания Джемс говорит: «Когда мы говорим о “поле сознания”, мы должны отметить… неопределенность его маргинальных областей. Содержание этих областей почти не попадает в сферу внимания; тем не менее, оно существует и оказывает влияние на нашу душевную деятельность и даже на то направление, какое примет в ближайший момент наше внимание. Оно является как бы “магнитным полем”, внутри которого, подобно стрелке компаса, вращается центр нашей духовной энергии, когда одна фаза сознания сменяется в нас другой. Все наши воспоминания носятся над этим полем, готовые войти в его пределы от малейшего прикосновения; точно так же непрерывно находится в сфере его влияния и наше эмпирическое “я”, то есть вся совокупность сил, импульсов и знаний, как пребывающих в действии, так и не принимающих в данную минуту активного участия в нашей внутренней жизни. Граница между тем, что в данную минуту актуально и что потенциально в нашем сознании, так неопределенна, что всегда трудно сказать относительно какого-нибудь элемента душевной жизни, сознаваем ли он или нет». (Многообразие религиозного опыта, с. 189.)

⁴⁷ При шизофренической диссоциации таких изменений в сознательном состоянии не существует, так как комплексы воспринимаются не полным, а фрагментарным сознанием. Вот почему они так часто появляются в первоначальном архаическом состоянии.

⁴⁸ Для Гете красный цвет имел духовное значение, однако это соответствовало его учению о чувствах. Мы можем предположить, что в основе такого видения лежали идеи алхимиков и розенкрейцеров, например, красная тинктура и карбункул. См.: Jung C.G. Psychology and Alchemy, pars. 335, 454, 552.

⁴⁹ Как уже было отмечено Блейером: Bleuler. Naturgeschichte der Seele und ihres Bewusstwerdens, p. 300f.

⁵⁰ За явным исключением психоидного бессознательного, поскольку некоторые его элементы не могут быть осознаны и являются всего лишь «квазипсихическими».

⁵¹ В этой связи я должен упомянуть, что Мейер связывает наблюдения такого рода со сходными явлениями в физике. Он говорит: «Отношение дополнительности между сознанием и бессознательным побуждает нас, однако, к другой физической аналогии, а именно, необходимости строгого применения “принципа соответствия”. Это может дать нам ключ к “строгой логике” бессознательного (вероятностной логике), которую мы так часто ощущаем в аналитической психологии и которая побуждает нас думать о “расширенном состоянии сознания”». (Moderne Physik – Moderne Psychologie, р. 360.)

⁵² Jung C.G. Psychology and Alchemy. Pars. 352, 472. [Рус. пер. – Юнг К.Г. Психология и алхимия. пар. 352, 472.] [Также: Mysterium Coniunctionis, пар. 42 и далее.]

⁵³ Artis auriferae (1593), I. Р. 208. Речь идет о цитате из: Morenius (см. настоящий том, пар. 394), повторенной в: Mylius. Philosophia reformata (1622). Ha с. 142 он добавил: «scintillas aureas».

⁵⁴ «Variae eius radii atque scintillae, per totius ingentem materiei primae massae molem hinc inde dispersae ac dissipatae: inque mundi partibus disiunctis etiam et loco et corporis mole, necnon circumscriptione, postea separatis… unius Animae universalis scintillae nunc etiam inhabitantes». (Это понуждает лучи и искры рассыпаться и рассеиваться в необъятном объеме всей массы prima materia; сейчас искры единой универсальной души обитают в этих разъединенных частях мира, который ранее отделился от громады материальной субстанции и даже от окружающей ее среды.) Khunrath. Amphitheatrum sapientiae aeternae solius verae (1604), p. 195, 198.

⁵⁵ Ibid., p. 197. Ср. с гностической доктриной о Семенах Света, собираемых Девой Света, и манихейской доктриной о частицах света, которые должны приниматься плотью человека в качестве ритуальной пищи как вид Евхаристии, когда вкушаются дыни. Наиболее ранним упоминанием этой идеи, как кажется, следует полагать . (Irenaeus, Contra haereses, I, 2, 4.) Касательно дынь см.: von Franz M.-L. Der Traum des Descartes.

⁵⁶ «Mens humani animi scintilla altior et lucidior». (Ум человеческой души – это высшая и самая яркая искра.) Amphitheatrum, p. 63.

⁵⁷ Khunrath. Von hylealischen… Chaos (1597), p. 63.

⁵⁸ В качестве синонима Кунрат говорит о (с. 216) «forma aquina, pontica, limus terrae Adamae, Azoth, Mercurius» (форма водная, подобная морю, слизь земли Адама и т. д.). [Adama – по-еврейски «земля».]

⁵⁹ Ibid., p. 216.

⁶⁰ «Formae scintillaeve Animae Mundi» (формы или искры мировой души) также называются Кунратом (р. 189) «rationes seminariae Naturae specificae» (семена-идеи Природы, источник разнообразия), таким образом повторяя древнюю идею. Таким же образом он называет «scintilla Entelechia» (p. 65).

⁶¹ Paracelsus. Samtliche Werke, ed. by Karl Sudnoff, XII, p.231; Bucher und Schriften… Paracelsi…, ed. by Johannes Huser, X, p. 206.

⁶² Khunrath. Von hylealischen Chaos, p. 94.

⁶³ Ibid., p. 249.

⁶⁴ Ibid., p. 54. В этом он сходится с Парацельсом, называвшем lumen naturae квинтэссенцией, извлеченной из четырех элементов самим Богом (Sudnoff, XII, p. 36, 304).

⁶⁵ Ch. XIX, 1ff. (trans. by Lake in: The Apostolic Fathers, I, p. 193).

⁶⁶ «Sic paulatim scintillas aliquot magis ac magis indies perlucere suis oculis mentalibus percipiet, ac in tantam excrescere lucem, ut successivo tempore quaevis innotescant, quae sibi necessaria fuerint». Gerhard Dorn. Speculativae philosophiae // Theatrum chemicum, I (1602), p. 275.

⁶⁷ «Sol est invisibilis in hominibus, in terra vero visibilis, tamen ex uno et eodem sole sunt ambo» (Солнце, невидимое в человеке, но видимое в мире, является одним и тем же солнцем). Ibid., p. 308.

⁶⁸ «Et vita erat lux hominum. Et lux in tenebris lucet». (И жизнь была свет человеков. И свет во тьме светит). Иоанн 1:4, 5.

⁶⁹ «Lucet in nobis licet obscure vita lux hominum tanquam in tenebris, quae non ex nobis quaerenda, tamen in et non a nobis, sed ab eo cuius est, qui etiam in nobis habitationem facere dignatur… Hic earn lucem plantavit in nobis, ut in eius lumine qui lucem inacces-sibilem inhabitat, videremus lumen; hoc ipso quoque caeteras eius praecelleremus creaturas; illi nimirum similes hac ratione facti, quod scintillam sui luminis dederit nobis. Est igitur veritas non in nobis quaerenda, sed in imagine Dei quae in nobis est». «Philosophia meditativa», Theatrum chemicum, 1, p. 460.

⁷⁰ Sudhoff, XII, p. 23: «To, что присутствует в свете природы, в то же самое время представляет работу звезды» (Huser, X. р. 19).

⁷¹ Philosophia sagax, Huser, X, p. 1 (Sudnoff, XII, p. 3).

⁷² Ibid., p. 3f (pp. 5f.)

⁷³ Апостолам соответствуют зодиакальные символы. Ibid., p. 23 (p. 27).

⁷⁴ Ibid., p. 54 (p. 62).

⁷⁵ Ibid., p. 344 (p. 386). Последнее предложение относится к Матфею 5:14: «Vos estis lux mundi».

⁷⁶ Ibid., p. 409 (p. 456ff).

⁷⁷ «…подобно петухам, которые поют на изменение погоды, и павлинам, извещающим о смерти своего хозяина… все это есть нерожденный дух и свет природы». Fragmenta medicа, cap. «De morbis somnii», Huser, V, p. 130 (Sudnoff, IX, p. 361).

⁷⁸ Liber de generatione hominis, VIII, p. 172 (I, p. 300).

⁷⁹ De vita longa, ed. by Adam von Bodenstein (1562), Lib. V, c. ii.

⁸⁰ Philosophia sagax, X, p. 341 (XII, p. 382): «Теперь ясно, что вся человеческая мудрость земного тела заключается в свете природы». Это «человеческий свет вечной мудрости». Ibid., p. 395 (р. 441).

⁸¹ Liber de generatione hominis, VIII, p. 171 (I, p. 299f).

⁸² «Огонь пришел Я низвести на землю, и как желал бы, чтобы он уже возгорелся!» Лука 12:49.

⁸³ Fragmenta cum libro de fundamento sapientiae, IX, p. 448 (XIII, p. 325f).

⁸⁴ Philosophia sagax, X, p. 46 (XII, p. 53).

⁸⁵ Ibid., p. 79 (p. 94).

⁸⁶ Practica in scientiam divinationis, X, p. 438 (XII, p. 488).

⁸⁷ Liber de Caducis, IV, p. 274 (VIII, p. 298).

⁸⁸ В Hieroglyphica Гораполлона звездное небо обозначает Бога в качестве неотвратимой Судьбы, символизируемой цифрой «5». По всей видимости, имеется в виду квинкункс – квадрат с четырьмя элементыми по углам и пятым посередине.

⁸⁹ Alchemical Studies, index, s.v. «Agrippa».

⁹⁰ Cornelius Heinrich Agrippa Nettesheim. De occulta philosophia (1533), p. Ixix: «Nam iuxta Platonicorum doctrinam, est rebus enferioribus vis quaedam insita, per quam magna ex parte cum superioribus conveniunt, unde etiam animalitim taciti consensus cum divinis corporibus consentire videntr, atque his viribus eorum corpora et affectus affici». (В соответствии с доктриной Платона, в низших сущностях присутствует определенная добродетель, через которую они в известной мере согласуются с высшими существами; отсюда можно увидеть, что молчаливое согласие животных находится в согласии с божественными телами и что их тела и пристрастия соприкасаются с этими добродетелями и т. д.)

⁹¹ Lynn Thorndike. History of Magic and Experimental Science, II, p. 348f.

⁹² Frangois Picavet. Essais sur l’histoire generale et comparee des theologies et des philosophies medievales, p. 207.

⁹³ См.: Психология и алхимия, пар. 172, 265, 506, 446, 518.

⁹⁴ «Liber de compositione Alchemiae» в: Artis auriferae, II, p.32. «Чистое лато жарится до тех пор, пока оно не начинает сиять, подобно рыбьим глазам». Таким образом, сами авторы трактуют oculi piscium как scintillae.

⁹⁵ Opera omnia chemica (1649), p. 159.

⁹⁶ Eiremaeus Orandus. Nicholas Flamel: His Exposition of the Hieroglyphicall Figures etc. (1624).

⁹⁷ См. также: Зах., 3:9: «… на этом одном камне – семь очей».

⁹⁸ Эта мифологема достаточно важна при толковании cauda pavonis [хвоста павлина. – лат.].

⁹⁹ « ’ , , -, ». Elenchos, IV, 47, 2, 3. Cf. Legge, I, p. 109.

¹⁰⁰ Cumont F. Textes et monuments figures relatifs aux mysteres de Mithra, I, p. 80. [Рус. пер. – Кюмон Ф. Мистерии Митры. М., 2000.]

¹⁰¹ « .» – Pitra, ed., Analecta sacra, V, р. 300. Цит. по: Robert Eisler. Weltenmantel und Him-melszelt (1910), II, p. 389, 5.

¹⁰² Eisler, p. 388. «Всевидящий Хронос» и «всезамечающий демон».

¹⁰³ The Testament of Ignatius Loyola, trans. by E.M. Rix, p. 72.

¹⁰⁴ У Игнатия также было видение «res quaedam rotunda tanquam ex auro et magna», которое плыло перед глазами: вещь круглая, как будто бы сделанная из золота, и великая. Он интерпретировал это как явившегося ему Христа в образе солнца. Philipp Funk. Ignatius von Loyola, p. 57, 65, 74, 112.

¹⁰⁵ Как объясняет Кумарасвами в: American Oriental Society, LVI (1946), 145–161, «десятипальцевое пространство» (буквально: «десятипальцевый») относится «макрокосмически к расстоянию между небом и землей и микрокосмически к пространству между верхушкой головы и подбородком» человека. Он продолжает: «Поэтому я полагаю, что Ригведа 10.90… показывает способ, каким Пуруша, используя всю землю в качестве подставки для ног, заполняет всю вселенную и правит ею посредством силы видения и т. д., исходящей от его лица, и которой аналогична собственная сила видения и т. д. человека; это лицо, будь оно Бога или человека, является… самообразом целой триединой вселенной.

¹⁰⁶ Elenchos, VIII, 12, 5; см. также: Aion, пар. 340 и далее.

¹⁰⁷ Ibid., VIII, 12, 2.

¹⁰⁸ Ср. с алхимическим изречением: «Seminate aurum in terram albam foliatam». (Ищи золото в белой, покрытой листьями земле.)

¹⁰⁹ См. мои замечания в отношении «объединяющего символа»: Психологические типы, ч. V, разд. 3 и 5. [Jung C.G. Psychological Types, pars. 318–374 и 434–450; рус. пер. – Юнг К.Г. Психологические типы. СПб. 1995, пар. 318–374 и 434–450.]

¹¹⁰ Фрейд также пришел к подобному парадоксальному выводу. Так, в его статье «Бессознательное» (с. 177) говорится: «Инстинкт может никогда не стать объектом сознания – может лишь идея, которая представляет инстинкт. Более того, даже в бессознательном инстинкт не может представляться иначе, чем идеей». Как в моем объяснении выше мы ушли от вопроса: «Кто является субъектом бессознательной воли?», так мы должны спросить здесь: «Кто именно обладает идеей инстинкта в бессознательном состоянии?» Поскольку «бессознательная» идеация содержит в себе contradictio in adjecto [внутреннее противоречие. – лат.].

¹¹¹ Подробнее см.: Lloyd Morgan С. Habit and Instinct.

¹¹² См.: Jung C.G. The aims of Psychotherapy, CW, Vol. 16, par. 101; [Юнг К.Г. Цели психотерапии // Практика психотерапии. СПб., 1998, пар.101; Юнг К.Г. Эссе по аналитической психологии. М., 2006, пар. 343 и далее; Трансцендентная функция, пар. 166 и далее в настоящем томе.]

¹¹³ То же самое относится к пентадным фигурам.

¹¹⁴ Насколько позволяет судить объективный материал.

¹¹⁵ См.: Jung C.G. Psychology and Alchemy, par. 329. [Рус. пер. – Юнг К.Г. Психология и алхимия, пар. 329.]

¹¹⁶ Ср.: Jung C.G. Two Essays on the Analytical Psychology, par. 151. [Рус. пер. – Юнг К.Г. Эссе по аналитической психологии. М., 2006, пар. 151.]

¹¹⁷ Иногда оно ассоциируется с синхронистическими или парапсихическими явлениями. Под синхронийностью (или синхронистичностью) я подразумеваю, как я уже объяснял в другом месте, наблюдаемые необычные «совпадения» субъективных и объективных событий, которые невозможно объяснить через причинно-следственные связи, по крайней мере, при современном уровне наших знаний. На этой предпосылке основывается астрология и методы из «Книги перемен». Эти наблюдения, подобные астрологическим заключениям, не являются общепринятыми, хотя, как мы знаем, никакого вреда фактам это не причиняет. Я упоминаю об этих особых эффектах исключительно ради полноты картины и только для тех читателей, кто имел возможность убедиться в реальности парапсихических явлений. Более подробное обсуждение этого вопроса см. в: Jung C.G. Synchronicity. In: CW, vol. 8. [Рус. пер. – Юнг К.Г. Синхрония: акаузальный связующий принцип // Синхрония. М.: Рефл-Бук, 2002.]

¹¹⁸ Для доказательства этого см.: Jung C.G. Psychology and Alchemy. II.

¹¹⁹ [Mulungu – «дух, душа, демонизм, магия, авторитет»: Эссе по аналитической психологии. М., 2006, пар. 108, 117, 123 и далее.]

¹²⁰ «Природа» здесь означает просто то, что есть и всегда было как данность.

¹²¹ Это предположение основывается на том, что синий цвет воздуха и неба чаще используется для описания духовных содержаний, в то время как красный, «теплый» цвет используется для описания чувств и эмоций.

¹²² Сэр Джеймс Джинс (Jeans. Physics and Philosophy, p. 193) указывает, что тени на стене пещеры Платона столь же реальны, как и те невидимые фигуры, которые отбрасывают их, и чье существование может быть установлено лишь математическим путем.

¹²³ Наиболее вероятно, что архетипы, как и инстинкты, обладают специфической энергией, которая не может быть забрана у них на длительный период. Энергия, присущая архетипу, обычно недостаточна для его появления в сознании. Поэтому ему необходимо определенное количество энергии, поступающей в бессознательное из сознания, то ли потому, что сознание не использует эту энергию, то ли потому, что архетип привлекает ее к себе. Архетип может лишиться этого дополнительного заряда, но не своей собственной специфической энергии.

¹²⁴ Хотя оба фрагмента намекают, что дьявол был изгнан во время жизни Иисуса, в апокалипсисе воздаяние ему откладывается до Страшного суда (Откр., 20:2 и далее.).

¹²⁵ Ср.: «Феноменология духа в сказках». In: Jung C.G. CW 9i. [Рус. пер. – Юнг К.Г. Структура психики и процесс индивидуации. М., 1996, с. 87—116.]

¹²⁶ Подходящее выражение в изречении, приписываемому Христу, цитируется Оригеном (Homiliae in Jeremiam, XX, 3): «Тот, кто близок ко мне, близок к огню. Тот, кто далек от меня, далек от царства». Это «не претендующее на что-либо изречение Мастера» отсылает к: Исайя, 3314.

¹²⁷ Сознательная целостность предполагает успешный союз эго и самости, когда и то, и другое сохраняет свои внутренние качества. Если вместо этого союза самость превосходит по силе эго, тогда она также не достигает нужной формы, а остается зафиксированной на примитивном уровне и может выражаться только через архаические символы.

¹²⁸ Этой формулировкой я обязан помощи профессора В. Паули.

¹²⁹ Возможно, читателю будет интересно услышать мнение физика по этому вопросу. Профессор Паули, любезно согласившийся просмотреть рукопись этого приложения, пишет: «Само собой разумеется, физик ожидает психологического соответствия по этой проблеме, потому что эпистемологическая ситуация в отношении понятий “сознание” и “бессознательное”, как оказывается, представляет собой довольно близкую аналогию с упомянутой ситуацией “дополнительности” в физике. С одной стороны, бессознательное может подразумеваться только косвенно, на основании результатов его (организующих) действий на содержания сознания. С другой стороны, каждое наблюдение бессознательного, то есть каждая осознанная реализация бессознательных содержаний, оказывает на эти самые содержания непредсказуемое ответное влияние (как мы знаем, в принципе исключена возможность “истощения” бессознательного путем его осознания). Таким образом, физик будет вынужден заключить по аналогии (per analogiam), что это непредсказуемое обратное действие наблюдающего субъекта на бессознательное ограничивает объективный характер последнего (бессознательной реальности) и одновременно снабжает его определенной субъективностью. Хотя позиция “разграничения” между сознанием и бессознательным допускает (по крайней мере, по линии разграничения) свободный выбор “психологического экспериментатора”, существование этого “разграничения” остается неизбежной необходимостью. Соответственно, с точки зрения психолога, “наблюдаемая система” должна состоять не только из физических объектов, но должна включать также и бессознательное, в то время как сознанию должна отводиться роль “наблюдающей среды”. Бесспорно, развитие “микрофизики” показывает путь, на котором способы рассмотрения природы в этой науке и в современной психологии чрезвычайно близки, но поскольку микрофизика из-за основополагающего принципа “дополнительности” столкнулась с невозможностью устранения влияния наблюдателя с помощью поддающихся определению корректив, и поэтому в принципе отказывается от любого объективного понимания физического явления, то современная психология может дополнить чисто субъективную психологию сознания постулатом о существовании бессознательного, которое в значительной степени представляет собой объективную реальность».

¹³⁰ Физик Паскаль Иордан (Positivistische Bemerkungen uber die parapsychischen Erscheinungen, 14ff.) уже использовал эту идею связанного пространства для объяснения телепатических явлений.

¹³¹ Die kulturelle Bedeutung der komplexen Psychologie, p. 326.

¹³² Под этим я подразумеваю лишь то, что психические явления имеют энергетическое измерение, благодаря которому они могут описываться в качестве «феноменов». Это не означает, что энергетический аспект охватывает и объясняет все психическое.

¹³³ См. первую работу в данном томе.