Я Пилигрим Хейз Терри

Глава 33

В тот вечер Сарацин развернул свою импровизированную клинику на веранде домика для гостей. Именно здесь он и стоял двумя днями позже, обрабатывая раздробленную ногу ребенка, когда увидел группу всадников: Абдул-хан со своими телохранителями куда-то выехали.

В крепости и поселении специально распустили слух, что военачальник якобы решил навестить далеко отстоящие одна от другой могилы своих пятерых младших братьев – все они были убиты в различных сражениях. На самом деле Абдул-хан направлялся к границе с Ираном.

Через три недели он вернулся, совершенно обессиленный, жалуясь на острую боль в левой руке, что было лишь поводом разбудить посреди ночи гостящего в его доме врача. Они снова сидели вдвоем и пили чай. Сарацин внимательно выслушал Абдул-хана, велевшего ему уезжать сразу же после утренней молитвы.

Вытащив сделанную методом топографической съемки американскую армейскую карту и наметив маршрут, Абдул-хан сказал, что гостю предстоит трудный путь длиной в четыреста миль. Избегая деревень, следуя по старым тропам моджахедов, ему надо в одиночку совершить путешествие через одну из самых суровых и труднодоступных местностей на земле. Сарацин должен подняться на восемь тысяч футов и на полпути к вершине безымянной, обозначенной только номером горы найти советский наблюдательный пункт, вот уже много лет лежащий в руинах.

Он встретится в этом безлюдном месте с группой мужчин, и там, среди высокогорных пиков, вдали от цивилизации, его молитвы будут услышаны.

– Пленники уже захвачены? – спросил Сарацин, сердце которого воспарило от радости.

– Это случится сегодня вечером. Их предварительно выбрали и за ними некоторое время наблюдали: двое мужчин и женщина. Она беременна.

Глава 34

Сарацин не видел восьмерых братьев-бандитов, которые доставили в условленное место живой товар. Они приехали на старый наблюдательный пункт глубокой ночью в полной тишине: копыта лошадей были обернуты тряпками, чтобы заглушить звук.

Этот странный караван за целую неделю, которая предшествовала его прибытию, не видела ни одна живая душа. На протяжении всех семи суток пути братья делали привалы лишь перед самым рассветом: днем они отсыпались, а ночью скакали, вовсю погоняя лошадей.

Мне известно об этом, потому что через несколько лет после тех страшных событий команда войск специального назначения и агенты ЦРУ тайно пересекли границу с Ираном, взяли приступом укрепленную деревушку и допросили похитителей, как принято говорить в подобных случаях, «с нанесением серьезного ущерба». Думаю, после этого никто из восьмерых разбойников так до конца и не оправился.

Конечно, похитители находились на вершине 792 не так долго, чтобы дать свидетельские показания о том, чем занимался Сарацин. Но я не только читал протоколы допросов, но и, как уже упоминал раньше, знал об этом человеке больше всех на свете. Поэтому я могу без труда рассказать, что случилось в этих горах – местности, которая, несмотря на все молитвы Сарацина, наполнила новым смыслом выражение «забытая богом».

Хотя братья заглушили стук копыт своих лошадей, Сарацин знал: они здесь. Он прибыл сюда за четыре дня до этого и расположился в спальном помещении наблюдательного пункта, вырубленном глубоко в скале. В этой пещере он и проснулся внезапно посреди ночи. Что-то – то ли интуиция, сохранившаяся еще с боевых времен, то ли беспокойное поведение его лошадей – подсказало Сарацину: он здесь уже не один.

Саудовец справедливо предположил, что похитители, явившиеся сюда посреди безлунной ночи и позаботившиеся о том, чтобы даже копыта их лошадей не стучали, не хотели, чтобы он их видел. Поэтому он не встал, чтобы поприветствовать их.

Через полчаса Сарацин услышал шлепанье поводьев, словно лошадь заставляли идти рысью вниз с горы. На всякий случай он выждал еще минут двадцать, а затем выбрался на широкий выступ скалы.

Братья, уже наполовину спустившись с горы, остановились, чтобы напоить лошадей. Кто-то из них обернулся и заметил отблеск фонарика. Они так и не увидели человека, который вскоре станет едва ли не самым разыскиваемым преступником в мире.

Похитители оставили трех пленников, пристегнув их цепями к рым-болтам, которыми когда-то крепилась радиомачта. Сарацин впервые увидел своих жертв скованными по рукам и ногам, с кляпом во рту. Женщина была наполовину закрыта черным халатом – необходимая маскировка в этом безумном путешествии.

Довольный, что пленники надежно пристегнуты, Сарацин подошел к ним и отбросил халат в сторону, чтобы рассмотреть женщину более внимательно. Он увидел, что ее хлопчатобумажная рубашка смята и разорвана, на ширинке джинсов отсутствуют пуговицы. У Сарацина невольно возник вопрос, что с ней случилось за время путешествия: похитившие ее разбойники, может, и являлись благочестивыми мусульманами, но при этом были еще и мужчинами.

Рубаха, вся в лохмотьях, едва прикрывала живот женщины, и Сарацин, будучи врачом, с первого взгляда определил, что она примерно на четвертом месяце беременности. Другого человека, более гуманного и менее фанатичного, это, возможно, и тронуло бы, но только не Сарацина, который видел в пленниках не живых людей, а материал для опытов.

Он обернулся и заметил, что на стальной опоре, к которой когда-то крепились советские полевые бинокли, лежит любезно оставленный ему похитителями пакет с ключами от наручников, а также паспортами и бумажниками пленников.

Несчастные, все еще с кляпами во рту, наблюдали, как он изучает их документы. Женщина – гражданка Италии, двадцати восьми лет, незамужняя, сотрудница гуманитарной христианской миссии «Уорлд вижн». Он догадался, что она была захвачена во время поездки, возможно, ее предали те самые люди, которым она пыталась помочь.

Сарацин открыл ту страничку паспорта женщины, где была фотография.

По ее нынешнему запущенному виду и не скажешь, но на фото она выглядела весьма привлекательной: длинные темные волосы, белозубая улыбка, темно-зеленые глаза. Они неотступно смотрели на него, призывали к милосердию, молили, но Сарацин проигнорировал ее взгляд и повернулся к мужчинам.

Младший оказался японцем. Ему было лет двадцать пять, волосы стояли торчком, мускулистую руку опоясывала татуировка в виде колючей проволоки. Сарацин насмотрелся на поп-культуру в Ливане и, поняв, что этот тип считает себя модным парнем, этаким хиппи, сразу же его невзлюбил. Судя по документам, японец был звукооператором. Принимая во внимание все те опасности, которым он подвергался в Афганистане, и ненасытные запросы круглосуточного канала новостей, журналист, по-видимому, зарабатывал большие деньги, что подтверждали четыре тысячи долларов и два маленьких, сделанных из фольги пакетика кокаина в его бумажнике.

Второй мужчина, самый старший и спокойный из пленников, был голландским инженером. Изучив его паспорт и фотографии в бумажнике, саудовец узнал, что ему исполнилось сорок шесть лет и что он был отцом троих подростков. Судя по визам, голландец делал карьеру, работая в горячих точках: Нигерия, Ирак, Босния, Кувейт, – и всегда благополучно оттуда возвращался.

«Иншалла, на этот раз не повезло», – пришло в голову Сарацину.

Он еще раз осмотрел пленников и, хотя никак не показал этого, остался очень доволен: физически сильные и здоровые – саудовец сразу определил это наметанным взглядом врача. Если его самодельный вирус убьет их, он наверняка уничтожит и любого другого.

И еще одно обстоятельство порадовало Сарацина: с учетом ситуации, в которой они оказались, пленники вели себя относительно спокойно. Очевидно, похитители сказали им, что они стали товаром в банальной финансовой сделке. Если не считать выращивания опиумного мака и конопли, похищение людей с целью извлечения прибыли было единственной растущей и процветающей отраслью экономики в Афганистане. Бандиты в таких случаях всегда говорили своим жертвам: если те будут послушны, им не причинят никакого вреда и освободят, как только заказчики похищения получат выкуп. Правда, пару недель им придется жить в тяжелых условиях, но потом они вернутся в свои удобные номера с кондиционерами. Их наниматели станут на пару-тройку сотен тысяч долларов беднее, зато несколько деревень, где до сих пор нет водопровода, а жители лишены средств к существованию, получат деньги, на которые проживут еще десяток лет.

Сарацин вытащил у пленников изо рта кляпы и бросил каждому по бутылке с водой. Еще не напившись, они уже попытались вступить с ним в беседу. Поскольку английский был единственным языком, который знали все трое, они в первую очередь попробовали общаться на нем. Сарацин пожал плечами, прикидываясь, что не имеет ни малейшего понятия, о чем они говорят. Видя, что ее старания безуспешны, женщина попыталась что-то сказать на урду, государственном языке Пакистана, который она немного освоила, пока работала в этой стране. Затем в ход пошел дари, самый распространенный язык в Афганистане, но произношение у всех троих было таким скверным, а словарный запас столь ограниченным, что, даже если бы Сарацин им и ответил, они вряд ли сумели бы понять друг друга.

Вместо этого он бегло сказал им что-то по-арабски, и теперь настала их очередь прийти в полное замешательство. Казалось, никакой надежды установить контакт не было. Сарацин повернулся и вышел в спальное помещение. Выводя лошадей, он услышал, что пленники тихо беседуют по-английски. Сарацин убедился, что угадал: все трое были уверены, что их похитили ради получения выкупа. Японский хиппи даже предложил потянуть время, чтобы у самолетов, оснащенных системой дальнего радиолокационного обнаружения или другими поисковыми средствами, было больше шансов обнаружить пленников.

Но тут у наблюдавшего за Сарацином голландского инженера возникло подозрение, что этот человек не простой стражник. В его ловких движениях чувствовалась таящаяся внутри сила. Голландец видел нечто подобное у закаленных в боях партизан Косова, самых отпетых людей из всех, кого ему доводилось встречать. Инженеру пришло в голову, что с этим типом шутки плохи.

– Я думаю, надо дать переговорщикам шанс довести игру до конца, – сказал он товарищам по несчастью. – Есть такая голландская пословица: «Если ты сидишь по шею в дерьме, то, по крайней мере, не поднимай волны».

Но развить эту тему инженеру не удалось: Сарацин прикрикнул на них. Хотя никто из троих не владел арабским, они ясно поняли его знак: саудовец провел по рту, словно застегивал молнию. Он нуждался в тишине, и причину этого пленники поняли, когда Сарацин вытащил из седельного вьюка молитвенный коврик. Приближался рассвет, а с ним и первая, утренняя молитва.

Закончив ритуал, Сарацин взял свой АК-47, снял его с предохранителя, перевел в автоматический режим и расстегнул ножные кандалы. Одного за другим он взвалил пленников со скованными руками на спины лошадей. С японцем он обошелся особенно грубо, сильно прижав его руку, раненную во время захвата. Никто даже не попытался оказывать сопротивление.

В первый день путешествие поначалу казалось не особенно трудным, но к ночи трое пленников совсем обессилели и страдали от натертых седлом ссадин. Сарацин приказал спешиться, надел всем троим ножные кандалы и пристегнул их кусками цепи к вбитому в землю стальному штырю. Он стал разводить костер, пока пленники ерзали среди валунов, пытаясь как-то пристроиться, чтобы справить естественные потребности.

Стоя к ним спиной, Сарацин заварил котелок чая, достаточно черного и сладкого, чтобы замаскировать вкус добавленного туда сильнодействующего снотворного, и разлил напиток в три кружки. Весь этот ужасный день он отказывался давать пленникам фляги с водой, несмотря на их просьбы, выраженные мимикой. Измученные жаждой, они долго и с наслаждением пили чай. Сарацин швырнул им одеяла на землю рядом с костром, и через час пленники в наручниках и ножных кандалах погрузились в глубокий и странный сон.

Сарацин приблизился к женщине, которая лежала лицом вниз, разбросав ноги и согнув одну из них в колене, и опустился на землю рядом с ней. Двое мужчин находились в бессознательном состоянии, и он не обращал на них внимания. Сарацин стянул с женщины джинсы с оторванными пуговицами, открыв ее маленькие белые трусики.

Мгновение он смотрел на нее, потом дотронулся до голой ягодицы и медленно провел рукой по ее мягким бедрам. Только в последний момент Сарацин вспомнил, что он врач и человек, посвятивший свою жизнь Аллаху, и заставил себя остановиться. Он отвернулся, тяжело дыша, глядя в освещенную звездами ночь. Пробормотав покаянную молитву, он дал себе несколько минут, чтобы успокоиться, после чего открыл упаковку медикаментов, которую еще раньше вытащил из торбы на вьючной лошади. В ней были тюбик с замораживающим гелем, раздвоенная игла и два оставшихся флакона с противооспенной вакциной, похищенной из Института передовых методов медицины в Сирии.

Еще днем, во время долгого путешествия, Сарацин решил, что женщина лучше всех подходит для того, чтобы проверить, сумеет ли вирус взломать вакцинную защиту, поэтому нужно было ввести ей препарат как можно быстрее. Он сразу отказался от мысли сделать ей прививку в руку, не желая, чтобы пленница заметила след от укола и задалась вопросом, что это значит. Место, где сходятся ягодицы, будет оптимальным для вакцинации, решил он. Итальянка подумает, что стерла кожу седлом.

Если не считать искушения, которому саудовец вновь подвергся, вакцинация прошла без особых трудностей. На следующее утро женщина проснулась, ощущая сильный жар и головную боль, с распухшими ягодицами. Сарацин слышал рассуждения мужчин, решивших, что ее, мол, укусило ночью какое-то насекомое. Потом они повернулись к нему и жестами объяснили, что женщине будет трудно ехать верхом. Сарацин в ответ показал знаками, что это потертость от седла, дал им по полной фляге воды и положил одеяло на седло пленницы, чтобы ей было не так жестко. Он даже помог итальянке забраться на лошадь.

Следующие шесть суток они ехали день и ночь, останавливаясь лишь тогда, когда саудовец совсем выбивался из сил. Сарацин двигался позади своих пленников, используя веревку с завязанными на ней узлами, чтобы лошади и их седоки не засыпали и продолжали двигаться.

Через сутки после прививки жар у женщины начал спадать, и хотя у Сарацина не было возможности узнать это наверняка – снять с пленницы джинсы и проверить, появился ли рубец, – он был уверен, что вакцинация прошла успешно.

Поднимаясь с каждым часом все выше, они ехали долгим извилистым путем, избегая жилищ и направляясь в самую глухую часть Гиндукуша. Несмотря ни на что, пленники не были удивлены, что Сарацин задал столь высокий темп.

В Афганистане и окрестных странах всем известно золотое правило похищения людей с целью выкупа: живой товар должен безостановочно двигаться. Поэтому к концу путешествия пленники были едва живы от усталости. Уже глубокой ночью они подняли голову и увидели заброшенную деревню, такую отдаленную и затерянную в горах, что даже пастух с трудом бы нашел ее.

Но Сарацин знал эту деревню лучше многих других мест на земле.

Глава 35

Оставив пленников в наручниках, Сарацин с оружием наготове стреножил лошадей у въезда в деревню и словно бы вернулся во времена безрассудной юности.

В своей ливанской лаборатории он пришел к выводу, что есть только одно место, достаточно отдаленное, чтобы проводить опыты на людях, – разрушенная деревушка, где он больше года порой останавливался на ночлег, еще когда участвовал в войне с СССР.

Теперь он шел по разбитым улицам – каждое здание было знакомо, черные пятна кострищ будили воспоминания.

– Аллах акбар! – выкрикнул он приветствие по-арабски.

Сарацин не знал, кто здесь сейчас живет: талибы, беженцы из мест, где идут бои, или наркокурьеры, сопровождающие один из бесчисленных караванов с зельем, и не хотел приводить своих пленников, не убедившись, что в деревне никого нет.

– Аллах акбар! Бог велик!

Но единственным ответом ему был шум ветра. Сарацин прекрасно помнил этот непрекращающийся пронизывающий ветер, дующий на огромных пространствах до самого Китая. Убедившись, что он один, саудовец свернул у старой мечети и вошел в дом, где когда-то курил вместе с Мохаммедом Абдул-ханом.

Вокруг Сарацина плясали призраки: он видел, как наяву, бородатые лица моджахедов, сидевших полукругом и в последний раз просивших о чем-то великого воина. Они еще все живы и так молоды… Это было до того, как Сарацин женился и у него родился сын. На мгновение он вспомнил себя в ту пору, когда прожито было еще так мало и почти вся жизнь была впереди.

Он усилием воли вырвал себя из грез, зажег огонь в очаге, наверное в первый раз после ухода отсюда моджахедов, и поставил лошадей в бывшем зернохранилище. Лишь после этого Сарацин отправился за пленниками, приковал их цепями к старым сточным трубам, наполнил бутылки водой и дал каждому по два сухаря. Бедняги уже просто видеть эти сухари не могли: у них не было никакой другой еды с тех пор, как их похитили.

Впрочем, пленники машинально съели свой нехитрый ужин: им сейчас было все равно. Они настолько выбились из сил, что даже не стали расстилать свои постельные принадлежности, свернувшись калачиком на старой соломе, брошенной в углу. Для обоих мужчин это была последняя ночь, когда они спали относительно спокойно, не страдая от лихорадки.

Все трое проснулись на рассвете от стука молотка. Сарацин встал несколько часов назад и ремонтировал каменный амбар на краю скалы, недалеко от мечети. Через щели в стене пленники видели, что он чинит рухнувшую секцию амбара и теперь пытается при помощи одной из лошадей подтащить дверь из твердой древесины, чтобы установить ее взамен непрочной, сорвавшейся с петель. Они поняли, что этот амбар станет их тюрьмой.

Сарацин вошел в кухню только один раз, чтобы извлечь лист армированного стекла из коробки, где, как думали пленники, хранились медикаменты. Они видели, что их тюремщик вернулся на свою стройплощадку и вставил стекло в небольшой проем каменной стены, закрепив его смесью известкового раствора и глины. «Неужели окно? Вот странно», – подумали узники. Но они не угадали. Это было смотровое отверстие.

Сразу же после обеда Сарацин перевел их в эту каменную могилу. Осмотревшись, они увидели, что он бросил в угол седельные одеяла для ночлега, вырыл яму для туалета, прикрыв ее грубой занавеской, поставил дровяную печь с большим запасом растопки. Сарацин также принес им коробку сухарей и поставил четыре бочки с водой. Пленники попытались разузнать, как долго пробудут в этом душном помещении, но он лишь молча прикрепил державшие их цепи к рым-болтам в стене и вышел.

Через короткое время узники услышали стук лошадиных копыт по камням. Один из мужчин, забравшись на бочку, увидел через смотровое отверстие, что Сарацин покидает деревню в сопровождении вереницы лошадей. Боже правый, куда еще его понесло? До ближайшего человеческого жилища отсюда надо быстро скакать несколько дней. Маловероятно, что он оставит их без охраны так долго.

Пленники попытались вырвать рым-болты из камня, в который те были вделаны. Это оказалось крайне неблагодарной и мучительно медленной работой, поскольку единственным инструментом, которым они могли воспользоваться, были куски древесины из растопки для печи. А что это такое против гранита и известкового раствора? Четыре часа напряженных усилий не дали практически никакого результата – и тут они опять услышали стук лошадиных копыт.

Вновь воспользовавшись смотровым отверстием, узники наблюдали, как Сарацин приехал и тут же скрылся в лабиринте заброшенных улиц и домов, потом долго что-то копал и стучал молотком, время от времени возвращаясь к навьюченным лошадям. Он выгрузил несколько серых металлических коробок и дюжину деревянных бочек. Пленники терялись в догадках, откуда он все это взял.

В ту ночь, в первый раз после того, как их заточили в узилище, дверь камеры отворилась. Вошел Сарацин и без единого слова поставил три тарелки с кушаньем, похожим на вегетарианское карри, и круглым плоским хлебом, который афганцы называют нан. То была первая горячая пища, которую пленники видели за последние две недели. Стоит ли удивляться, что они жадно набросились на еду. Хотя кушанье было не слишком изысканным, голландский инженер, смеясь, сказал, что это самый вкусный обед в его жизни.

Не прошло и часа, как все трое погрузились в какой-то странный, тяжелый сон. Неудивительно: и в хлеб, и в карри был добавлен пентобарбитал – столь сильное снотворное, что его рекомендуют использовать многие сторонники эвтаназии.

Около двух часов ночи Сарацин внес в узилище малый хирургический набор и масляную лампу. Он выглядел устрашающе: в черном костюме биозащиты, перчатках с кевларовой подкладкой и шлеме с прозрачной пластиковой маской. На спине саудовца был кислородный баллон, подающий воздух через регулятор в его герметически закрытый спасательный костюм.

Не мешкая, чтобы сохранить как можно больше кислорода, Сарацин опустился на колени рядом с женщиной, снял с нее джинсы, отбросил в сторону ее вонючее нижнее белье и проверил место вакцинации. С тихим удовлетворением он увидел плоский шрам: значит, прививка прошла успешно. Сам Сарацин был защищен максимально, по последнему слову современной науки.

Сняв одежду с итальянки, Сарацин взялся за звукооператора. Закатав рукав футболки молодого японца, он внимательно посмотрел на татуировку в виде колючей проволоки. Сарацин ненавидел татуировки и решил колоть именно в этом месте.

Он вытащил шприц и проверил действие поршня. Удовлетворенный результатом, достал один стеклянный флакон с лишним нулем, добавленным к номеру партии. Он был запечатан специальным резиновым колпачком. Сарацин, держа шприц рукой в кевларовой перчатке, проткнул резину иглой, погрузив ее в содержимое флакона.

Слыша свое учащенное дыхание сквозь регулятор кислорода, саудовец закачал воздух во флакон и вытащил поршень, наполнив шприц, возможно, самым болезнетворным вирусом на планете. Впрочем, он скоро все узнает.

Это было похоже на сцену, происходящую в одном из последних кругов ада: при тусклом свете масляной лампы человек в причудливом темном костюме склонился над пленником и, воззвав к Аллаху, плавно погрузил иглу в татуировку.

Сарацин был хорошим врачом, имевшим богатый опыт внутривенных инъекций. Молодой японский хиппи лишь слегка пошевелился в своем глубоком наркотическом сне, пока игла, погружаясь все дальше, плавно входила в вену. Сарацин медленно вдавил поршень, наблюдая, как уменьшается в шприце уровень прозрачной жидкости, перетекающей в кровеносную систему жертвы. Через десять секунд все было кончено. Молодой человек тихо вздохнул во сне и перевернулся на другой бок.

А врач немедленно убрал стеклянный флакон и шприц в специальный красный контейнер биозащиты, который он еще раньше наполнил лизолом – дезинфицирующим средством, используемым в промышленности.

После этого Сарацин занялся голландским инженером, повторив ту же процедуру на бедре мужчины и остановившись только на мгновение, когда ему вдруг показалось, что тот проснулся после первого прикосновения иглы. Однако Сарацин ошибся, и, осознав это, он крепко сжал в руке шприц и надавил на поршень, лишив голландца возможности когда-нибудь снова увидеть жену и детей. То, что проделал сейчас саудовец, было равносильно тому, как если бы он приставил ствол АК-47 к виску инженера и нажал на курок.

Эксперимент был завершен. Сарацин собрал свой хирургический набор, не забыв прихватить контейнер биозащиты и лампу.

В полной тишине – казалось, что даже звук регулятора подачи воздуха стал тише, – Сарацин направился к двери, моля Аллаха, чтобы дополнительный ген сделал вирус грозным оружием, преодолевающим вакцинную защиту.

Глава 36

Не думаю, что существует много хороших способов умереть, но я знаю один из самых худших: вдали от дома и семьи, в заброшенной деревушке, посаженным на цепь, как собака, когда тело твое ослаблено оспой, а вопли о помощи слышит только бородатый палач, равнодушно взирающий на тебя сквозь армированное стекло.

На следующее утро пленники проснулись поздно, ощущая сильную головную боль, молотом бьющую в основание черепа. Они решили, что это реакция на скверную еду, но никто из них не подумал, что находится под воздействием наркотиков. Какой смысл одурманивать их? Ведь они скованы железной цепью в каменной темнице и убежать никак не могут.

Когда двое мужчин с трудом дотащились до маленького тазика, чтобы умыться, оба заметили друг у друга покрасневшую кожу: на бицепсе у японца и на бедре у голландца. Первая мысль, пришедшая им в голову: это укус скорпиона или паука. С помощью масляной лампы они осмотрели каждый дюйм своей темницы, но никого не нашли.

Лихорадка усилилась к вечеру и в последующие двенадцать дней становилась все интенсивнее. Ночью они обильно потели. Итальянке выпало ухаживать за больными мужчинами в этой душной тюремной камере. Она меняла им одеяла, давала еду, обтирала пот и стирала грязную одежду. Все это время на женщину воздействовали их дыхание, пот и слюна: она не понимала, что плавает в невидимом океане из миллиардов инфицированных молекул, все их узилище буквально кишело болезнетворными микробами.

Больные задыхались из-за отсутствия свежего воздуха. Итальянка встала на бочку с водой и выглянула в окно, чтобы привлечь внимание Сарацина. То, что она увидела, испугало ее больше, чем все пережитое за время этого долгого испытания. Почему – она и сама не знала. Их мучитель стоял в тридцати ярдах от амбара и оживленно разговаривал по спутниковому телефону. До сих пор женщина полагала, что он всего лишь скромный труженик на ниве этого местного бизнеса, но теперь ей пришло в голову, что он не обезьянка, а скорее шарманщик. Араб держал телефон так, что она хорошо видела его лицо, и по тем немногим словам, что смогла расшифровать, итальянка догадалась: он говорит по-английски. Закончив, он обернулся и увидел ее за стеклом. На лице тюремщика отразился испуг, сменившийся необузданной яростью, и в это мгновение бедная женщина поняла, что стала свидетельницей того, чего не должна была видеть.

Впрочем, это в любом случае никак не повлияло на ее дальнейшую судьбу.

В тот день симптомы болезни, которые и без того постоянно нарастали у обоих мужчин, приняли лавинообразный характер. Начался новый виток лихорадки, несчастные бредили, их руки и ноги покрыли гнойные волдыри, вены и капилляры начали лопаться, делая кожу темной от крови. А затем плоть стала отделяться от костей, от тел исходили странные запахи, а боль была такой сильной, что оба кричали два дня без перерыва, пока не умерли.

Каждые несколько часов лицо Сарацина появлялось в окошке, чтобы проверить, как развивается запущенный им процесс. К своей радости, он наблюдал действие высокоактивного вируса, и хотя полной уверенности у него не было, это сильно походило на геморрагическую форму оспы, которая вызывает катастрофическое кровотечение в самом обширном органе человеческого тела – коже. Эта болезнь смертельна в ста процентах случаев.

К тому времени как умерли мужчины, итальянка уже сама страдала от высокой температуры и ужасной ночной потливости. Она поняла, что конец близок. Однажды ночью Сарацин удовлетворенно наблюдал, как женщина, шатаясь, шла к умывальнику, чтобы охладить свое горящее лицо, и заметил первые волдыри на тыльной стороне ее руки. К тому моменту он уже не только знал, что синтезировал новейший чрезвычайно заразный вирус, но и не сомневался в том, что дополнительный ген позволил ему сокрушить самую лучшую из известных на тот момент науке вакцин. Вне всякого сомнения, это оружие превосходило все иные средства террора и спасения от него не было.

Поскольку итальянка носила под сердцем ребенка, которого уже успела полюбить, она восприняла происходящее еще тяжелее, чем мужчины. Сарацин же продолжал наслаждаться этим зрелищем, затыкая уши ватой и декламируя Коран, чтобы заглушить ее крики.

Когда женщина окончательно истекла кровью, он никак не прореагировал. Сарацину хотелось посмаковать этот момент: три мертвеца в амбаре доказывали, что он теперь готов запустить процесс, который эксперты по терроризму сочли столь устрашающим, что дали ему особое название – «тихое убийство Америки».

Глава 37

Давайте посмотрим правде в глаза: не имея эффективной вакцины, ни одна страна на свете не сможет пережить хорошо организованную террористами эпидемию оспы. Не в силах противостоять этой напасти оказалось даже государство с населением в триста десять миллионов человек, на долю которого приходилось более пятидесяти процентов мирового богатства, с запасом ядерного оружия, способного сто раз уничтожить планету, давшее миру больше нобелевских лауреатов в области науки, в том числе медицины, чем любая другая страна мира. Увы, это государство было столь же беззащитно перед лицом Variola major, как трое пленников, что лежали теперь мертвые в собственных выделениях в каменной могиле.

Однако неужели всего один человек, располагая смертоносным вирусом, мог устроить подобную катастрофу? Представьте себе, мог. Сарацин это знал, но самое удивительное, что об этом знали и в Вашингтоне.

Даже соответствующий термин был придуман – «Темная зима». Так называлась учебная операция, имитирующая потенциальные действия биологических террористов и осуществленная на базе ВВС США Эндрюс весной 2001 года. Через несколько лет, работая в Ливане, Сарацин прочитал в Интернете об этих учениях. Даже если бы он и не задумывался прежде о превращении вируса оспы в биологическое оружие, этот некогда секретный отчет, безусловно, указал бы ему правильное направление.

«Темная зима» теоретически допускала атаку вируса оспы на США после того, как всего один инфицированный зайдет в крупный торговый центр в Оклахома-Сити. Затем была составлена карта распространения заболевания и подсчитано примерное число жертв. Через тринадцать дней после появления инфицированного в торговом центре вирус распространится на территорию двадцати пяти штатов, заразит сотни тысяч людей, треть их убьет, разрушит систему здравоохранения, отправит экономику в свободное падение и приведет к частичному, а может быть, и полному коллапсу всех общественных связей. Естественно, вирус не будет делать различий между людьми: и копы, и пожарные, и медицинские работники станут жертвами эпидемии наряду со всем остальным населением; пожалуй, они даже в большей степени подвергнутся риску. Поэтому пожары никто тушить не будет, больницы прекратят свою работу, мародерство выйдет из-под контроля, и простым людям останется лишь сидеть дома, забаррикадировав двери изнутри. Учения остановили раньше намеченного срока: слишком уж мрачные вырисовывались перспективы.

У всех участников этих событий, равно как и у тех, кто прочитал о них отчет, возникла примерно одна и та же мысль: речь идет всего лишь об одном-единственном посетителе торгового центра в Оклахома-Сити, инфицированном не самой активной формой вируса. А представьте себе, что это случилось в нью-йоркской подземке, на параде «Мейси»[11] в честь Дня благодарения или во время «Супербоула» – финального матча чемпионата по американскому футболу!

И хотя правительство США в итоге выделило деньги на производство и хранение вакцины, никаких серьезных исследований с целью найти способы лечения этой болезни не велось. Похоже, решено было сдать оспу в архив, убрав ее с полки потенциального биологического оружия. Давно подмечено: генералы всегда разыгрывают в уме сражения прошедшей, а не будущей войны.

А что, если инфицированных людей окажется двадцать, сто, тысяча? Хотя в отчете об учебной операции «Темная зима» прямо об этом не говорилось, все аналитики ЦРУ, эксперты по биологической защите, эпидемиологи и иже с ними исходили из предположения, что инфицированный из Оклахома-Сити был своего рода самоубийцей – человеком, намеренно получившим дозу вируса и имевшим возможность свободно перемещаться по территории США.

Но Сарацин считал полнейшей нелепостью использовать инфицированных самоубийц, так называемых переносчиков инфекции. В лагерях для беженцев в секторе Газа было нетрудно найти юных мучеников, готовых зайти в кафе с бомбой, спрятанной на поясе. Но одно дело – убить себя мгновенно, устроив эффектный взрыв, и совсем иное – умирать медленной мучительной смертью от оспы. Немало проработав в этих лагерях бок о бок с женой, Сарацин прекрасно понимал, что потенциальные воины Аллаха вряд ли найдут что-то героическое в наполненных гноем волдырях, даже если после событий одиннадцатого сентября им и удастся беспрепятственно пройти иммиграционный контроль в США.

Нет, он придумал нечто гораздо более эффективное, чем любой сценарий, разработанный американскими экспертами. Согласно оценкам Сарацина, его план должен был обеспечить не меньше десяти тысяч переносчиков инфекции на всей протяженности границ дальнего врага.

Воистину, это станет тихим убийством Америки.

Глава 38

Сарацин вытащил вату из ушей и направился к деревне. На самом ее краю он остановился у кучки камней, которые сам натаскал сюда, и пошел вперед, отсчитывая шаги. Через девять шагов он резко свернул налево, обогнув таким образом мину.

По всей деревне были установлены мины-ловушки: он сделал это сразу после того, как поместил пленников в каменную могилу. В тот день в сопровождении своих вьючных лошадок он отправился в путь по лабиринту обрывистых троп, которые вели его еще выше в горы. Память пару раз изменяла саудовцу, и он поворачивал не туда, но в конце концов все-таки сумел найти в хаосе каменных глыб вход в целую вереницу пещер.

Горы были изрезаны ими, некоторые имели естественное происхождение, другие были пробиты в скалах взрывами динамита – этими пещерами пользовались моджахеды во время затянувшейся войны с СССР. Та, в которую вошел Сарацин, служила ему и его товарищам складом боеприпасов и была заброшена после окончания сражений.

При свете карманного фонарика Сарацин пробрался в самую глубь пещеры. Луч пробежал по стенам, открыв его взору ящики со снарядами и гранатами, минометы и артиллерийские орудия, вот уже много лет невостребованные. В отличие от всякого хлама пакистанского и советского производства, бульшая часть этого вооружения поставлялась ЦРУ и была хорошего качества. Разреженный горный воздух сохранял его здесь лучше, чем в подземном бункере.

Сарацин уложил то, что ему было нужно, в серые ящики для боеприпасов и деревянные бочки, а потом возвратился в деревню. Весь тот день до поздней ночи он ставил импровизированные взрывные устройства и мины-ловушки на улочках и в разрушенных зданиях. В свое время Сарацин ничуть не боялся советской армии, но американские военные и их союзники – это совсем другое дело.

Еще когда Сарацин обдумывал свои эксперименты над людьми, он знал, что натовские войска будут искать пленников особенно настойчиво, если не получат предложения о выкупе. Он, конечно, надеялся, что они не доберутся до этой отдаленной разрушенной деревушки, но хотел избежать малейшего риска.

Теперь, когда миссия саудовца близилась к концу, ему нужно было тщательно выискивать оставленные им самим секретные знаки, чтобы не споткнуться о замаскированный провод и случайно не открыть таящую опасность дверь. Всего одна ошибка – и он присоединится к итальянке и ее товарищам по несчастью.

Сарацин накормил лошадей, зашел на кухню и приготовил себе обед. Давно уже он не спал так хорошо, как в ту ночь. Проснувшись с рассветом, совершив ритуальное омовение и молитвы, он собрался в дорогу. Сарацин загодя вырыл большую яму за домом старейшины селения, а теперь заполнил ее негашеной известью, которую специально для этой цели привез с собой в мешках. Известь должна была уничтожить трупы и любые материалы, сваленные в яму, так что никакой криминалист в мире не смог бы разгадать тайну случившегося в этом заброшенном и зловещем месте.

Одетый в костюм биозащиты, с последним неизрасходованным кислородным баллоном, пристегнутым ремнями к спине, он при помощи ручной дрели просверлил в массивной деревянной двери небольшое отверстие. Вставил в него пластиковую трубку с маленьким соплом, а другой ее конец опустил в большую емкость с лизолом. Пользуясь ножным насосом, Сарацин распылил несколько галлонов дезинфицирующего средства на трупы и на все, что было в комнате. Решив, что этого достаточно, саудовец вытащил старую армейскую канистру с бензином и тем же способом впрыснул внутрь помещения горючее, смочив им трупы, солому, деревянные балки и каменные стены. Вытащив пластиковую трубку, он заткнул отверстие пропитанной горючим тряпкой, поднес к ней спичку и быстро отошел на безопасное расстояние.

Сарацин колебался, сжигать ли превращенный в тюремную камеру амбар. С одной стороны, это ускорило бы процесс стерилизации, но в то же время он опасался, что дым может привлечь чье-либо внимание. Однако день выдался ясный, светило солнце, а древесина внутри помещения была такая старая, что наш герой был уверен: она сгорит быстро и полностью. Расчет оказался верен, но свирепость пламени удивила его: словно сама природа была оскорблена тем, что было проделано в этих стенах.

Когда пламя потухло, Сарацин уничтожил горячую золу новой порцией лизола и, не снимая костюма биозащиты, при помощи лошадей, веревки и крюков для мяса дотащил обугленные трупы до ямы. Туда же за ними последовало все, чего касались или чем пользовались пленники, – тарелки, кухонная утварь, шприцы, сгоревшие остатки седельных одеял. Все еще оставаясь в костюме биозащиты, он окатил себя дезинфектантом, разделся догола, еще раз облился лизолом. Потом оделся и выбросил костюм в яму с негашеной известью.

Уже смеркалось, когда Сарацин, наполнив яму почти доверху, вернулся на кухню за двумя последними мешками с известью и раскидал ее поверх содержимого могилы, чтобы отпугнуть диких животных.

В загоне лошади смирно ждали, когда их будут седлать. Одиночество и тишина гор становились гнетущими. Даже ветер стих до едва заметного шепота.

Сарацин не слышал ничего подозрительного и никогда бы не узнал, какая напасть приближается к нему со скоростью двести миль в час, если бы не лошади.

Глава 39

Подобную практику начали Советы, а продолжили войска ООН и США: все десантные вертолеты в Афганистане были оснащены глушителями шума несущих винтов и двигателей. Это означало, что вы заметите их только у себя над головой.

Во всяком случае, так происходило с мирными жителями. Моджахеды могли заподозрить неладное, наблюдая за поведением лошадей: они научились понимать малейшие его нюансы, зная, что от этого зависит их жизнь.

Сарацин взвалил на плечи мешки с известью и, услышав конское ржание, обернулся. Давненько он не видел, чтобы животные так странно себя вели, но вспомнил прошлое, словно это было вчера. Приближаются вертолеты!

Он бросил мешки, схватил свой АК-47 и рюкзак с паспортом, деньгами и медицинскими принадлежностями, распряг лошадей, сильно стукнул каждую по заду, и они умчались в наступившую ночь. Сарацин знал: они отыщут путь в долину, а крестьяне, обнаружив прекрасных, неизвестно откуда взявшихся животных, которые стоят вкупе не меньше большого грузовика «хино», не станут искушать судьбу и предпочтут благоразумно помалкивать о своей удаче.

Через две минуты на землю сели три натовских вертолета с двадцатью австралийскими военными на борту. Они находились в состоянии боевой готовности, когда пришло сообщение со спутника, использовавшего тепловидение для розыска похищенных людей в отдаленных районах. По иронии судьбы не пожар, а именно вирус подал сигнал опасности. Поскольку оспа сопровождается сильным жаром, специалистам, интерпретирующим изображения, были направлены полученные накануне через спутник термальные отпечатки. Аналитики даже не рассматривали возможности того, что тепловое излучение генерировано тремя людьми. Тогда искали другую пропавшую группу из восьми человек. Ни аналитикам, ни агентам ЦРУ из «Алек-стейшн»[12], проводившим операцию по спасению похищенных, не могло прийти в голову, что один преступник способен удерживать трех пленников. Обычно похищения людей совершались иначе.

Когда австралийские военные выбрались из вертолетов, они ожидали увидеть небольшую группу талибов или караван перевозчиков наркотиков, то есть по крайней мере с полдюжины враждебно настроенных людей. Боязнь пострадать от перекрестного огня сильно замедляла их действия. Однако вскоре они нарвались на первое импровизированное взрывное устройство, оставленное Сарацином.

Когда двое рядовых, следуя обычной процедуре, подошли к двери стоящего на окраине деревни дома и распахнули ее, сработали две прикрепленные изнутри фугасные бомбы. Взрывом повредило провод, замаскированный под протянутую через коридор старую бельевую веревку, в результате разорвалась еще одна мина. Оба солдата погибли на месте.

Офицер, который был неподалеку, лейтенант Пит Китинг, не стал консультироваться со своим командиром – капитаном, находившимся в нескольких сотнях ярдов: от него можно было ждать опасных и непродуманных решений. Китинг приказал всем отходить. С самого начала вокруг деревни необходимо было выставить оцепление, однако капитан не посчитал нужным это сделать.

– Уж не собираются ли эти проклятые тюрбанники пробираться в горы? – спросил капитан. – Если они еще здесь, дадим им шанс сдаться. Крикните им кто-нибудь: «Эй, парни, выходите, настал банный день, мы привезли вам стиральную машину!» – пошутил командир, в очередной раз продемонстрировав своим подчиненным, что не блещет умом и не отличается политкорректностью.

Китинг вновь попытался убедить капитана, что надо окружить деревню, но опять получил отказ. Тогда лейтенант послал четырех человек разыскать тела двух рядовых – надежды, что те живы, у него не было. Остальных людей он отправил прочесать деревню, дабы обеспечить безопасность дальнейших действий.

А тем временем на расстоянии всего трех сотен ярдов от них Сарацин быстро удалялся прочь. Он петлял из стороны в сторону, но рассчитывал при этом каждый свой шаг, чтобы быстрее достичь крутого склона, откуда начиналась едва заметная тропинка, ведущая в горы, – ну а там его ждала свобода.

Будь Китинг менее решительным, промедли он еще хоть минуту, и Сарацин благополучно миновал бы посланных лейтенантом солдат. Но Китинг был опытным, умелым воякой и действовал быстро. Поэтому, уже почти достигнув спасительной тропинки, Сарацин был вынужден спрятаться за колодцем, чтобы не наткнуться на четырех приближающихся пехотинцев.

Теперь он оказался внутри железного кольца, понимая, что эти молодые солдаты имеют шанс избавить мир от катастрофы, которую он так долго готовил. Припав к земле, саудовец метнулся к низкой каменной стене. Его не заметили, и он вновь оказался на улицах селения, где один неверный шаг, один забытый провод могли стоить ему жизни.

Солдаты медленно передвигались, проверяя каждое здание, находя и обезвреживая самодельные взрывные устройства. Кольцо вокруг Сарацина постепенно сжималось. Он кинулся через загон для коз в кривую узкую улочку, но тут же отскочил назад, едва не столкнувшись с новой группой военных. Обогнув дом старейшины, Сарацин очутился в усеянном булыжником проулке.

Охваченный паникой, он совершил грубую ошибку: проулок впереди оказался заблокирован каменной кладкой. Обратного пути не было: сжимающие круг солдаты подошли так близко, что Сарацин слышал, как они переговариваются по рациям. Тогда он снял с плеча АК-47 – лучше умереть, как воин Аллаха, чем ползать, словно собака, у ног неверных. Сарацин взглянул на небо, словно ожидал указания свыше.

И он получил его – крыши домов! Если удастся залезть наверх, он сможет передвигаться гораздо быстрее: ведь мин-ловушек там нет. Саудовец поставил на карту все: надо было любой ценой взобраться на каменный резервуар для хранения воды до того, как приближающиеся солдаты повернут за угол и увидят его.

Добежав до резервуара, Сарацин запрыгнул на его плоскую поверхность и, оттолкнувшись от нее, вскарабкался на крышу старой мечети. Он лежал, прижавшись к крыше, пытаясь отдышаться. Несколькими мгновениями позже в проулке появились солдаты. Они остановились, прислушиваясь, нет ли среди домов какого-то движения.

Но никакого шума не было: в окрестных горах стояла такая глубокая тишина, что лейтенант Китинг, командовавший своими людьми по рации с окраины деревни, начал сомневаться, есть ли в ней вообще кто-то, кроме них. Возможно, мины-ловушки были поставлены здесь моджахедами много лет назад. Но зачем они сделали это? Никто не мог вновь поселиться в этих домах, кроме бедных афганских семей или странствующих козопасов. Нет, более вероятно, что их отряд наткнулся на какой-то важный объект, а враги затаились и наблюдают за ними. Эта тишина показалась лейтенанту крайне опасной, и он тихо приказал по рации своим подчиненным:

– Не спешить! Соблюдать осторожность!

Прежде чем двигаться дальше, Сарацин заставил себя медленно сосчитать до семи. Он снял свои мягкие кожаные сандалии и, оставшись в толстых шерстяных носках, бесшумно пробежал по глиняным черепицам. Протиснувшись через узкий проход, он оказался за низким парапетом.

Сквозь небольшую прореху в каменной кладке саудовец заметил, что австралийцы в своих очках ночного ви`дения двигались по трем улочкам. Вокруг него сжималась петля, в которой он неизбежно погибнет, если не попытается разорвать ее и бежать. И тут он понял, что судьба дает ему шанс. Сарацин вновь надел сандалии, вдавил в каменную кладку подбородок, расцарапав его до крови, и, крепко прижав автомат к плечу, возблагодарил Аллаха за то, что его оружие снабжено гасителем вспышки и глушителем.

Менее умелый воин, не имевший опыта партизанской войны, просто вел бы огонь на поражение, поставив перед собой задачу убить врагов. Но Сарацин хорошо знал свое дело: для того чтобы перевязать и вынести из-под обстрела тяжелораненого солдата, потребуется несколько человек. Мертвые же не нужны никому.

Он выбрал по одной цели в каждой колонне. Будь у него автомат без глушителя, натовцы услышали бы первый же выстрел и нырнули в укрытие. Не имейся у Сарацина гасителя вспышки, австралийцы засекли бы его позицию и разнесли саудовца автоматным огнем на куски вместе с парапетом.

Сарацин выстрелил. Солдаты из-за треска радиопомех даже не услышали трех тихих хлопков. Одному пуля попала в бедро: если не наложить вовремя жгут, он умрет; другому – в горло, тут уже ничем помочь было нельзя; третьему раздробило предплечье – он корчился от страшной боли. Все трое, крича, рухнули на землю; остальные попрятались.

Хорошие, дисциплинированные солдаты – а это были именно такие воины – не бросают своих раненых. В наступившем хаосе австралийцы пытались одновременно помочь упавшим товарищам и обнаружить врага в темноте и ужасе ночного боя. Те, кто прятался за грудами булыжников, переползли в зияющие проемы дверей.

Из-за парапета Сарацин наблюдал, как цепь солдат изогнулась, а потом разорвалась. Наверняка это продлилось бы недолго, но ему хватило и нескольких мгновений. Сарацин, вскочив, даже не стал пригибаться, скатился с покатой крыши, сжимая в руках рюкзак и автомат, и полетел вниз. Увидев мелькнувшую стену здания, он успел попросить у Аллаха благополучного падения и оказался на земле, сильно разбив бедро. Боль пронзила саудовца, но он вскочил и побежал. У опытного моджахеда не было времени на то, чтобы хныкать или хромать, ветеран самой жестокой войны последних десятилетий не имел права плакать, словно какой-нибудь христианин.

Сарацин ринулся по извилистой тропке, надеясь, что сумеет прорваться сквозь разорванное оцепление и быстро скроется из поля зрения солдат, исчезнув за покосившимся фасадом рухнувшего дома. Если бы они сдвинулись хотя бы на десять футов в любую сторону…

И он вырвался из петли. Миновав полумесяц, который нацарапал прежде на деревянной двери, и моля Аллаха помочь ему не ошибиться, он начал считать. Пробежав двадцать пять шагов вперед, свернул влево и благополучно обогнул зарытую в землю мину. Прямо перед ним, обещая скорое спасение, темнели горы.

Сарацин услышал, как позади него солдат вдруг крикнул своим товарищам: «Ложись!» Саудовец уже ждал оглушительного треска выстрелов, предчувствуя, как откажут ему ноги, когда пули попадут в незащищенную спину и пробьют позвоночник. Но, оказывается, солдат обнаружил натянутую проволоку, подсоединенную к двум гранатам, спрятанным в куче старых бочек для смазочных материалов. Когда его товарищи припали к земле, солдат дернул за провод.

Гранаты взорвались, и в ярком свете вспышки лейтенант Китинг, спешивший к своим подчиненным, чтобы устранить разрыв в оцеплении, увидел Сарацина: тот вырвался из капкана и бежал под защиту рухнувших стен. Китинг опустился на колено, прижал к плечу карабин и выстрелил. Лейтенант проходил подготовку в десантно-диверсионных войсках и хорошо знал свое дело. Он установил пристрелочную дистанцию и сделал три серии выстрелов, быстро двигая карабин слева направо и обратно.

Несколько дюймов в сторону, хотя бы одно удачное попадание – и все было бы по-другому. Однако ночь выдалась беззвездная, и пули взметнули осколки камня и землю вокруг Сарацина, но ни одна не задела его. Китинг помянул недобрым словом очки ночного видения, дающие неизбежное рассогласование между глазом и курком. Сарацин же, разумеется, возблагодарил Аллаха.

Обогнув угол дома, беглец припустил со всех ног мимо разрушенных стен, свернул налево, потом направо и, по-прежнему сжимая рюкзак и автомат, соскользнул с крутого склона и скатился вниз, в спасительную темноту усеянного камнями оврага.

Молодой австралийский офицер видел его при вспышке гранаты лишь какую-то долю секунды. И это был единственный раз, когда Сарацин попался на глаза представителю военных или гражданских властей. Конечно, до тех пор, пока его не встретил я.

Глава 40

Австралийцы не стали преследовать Сарацина, и это оказалось ошибкой. Их задачей было разыскать трех похищенных гражданских лиц, а не ловить одинокого повстанца. Впрочем, той ночью фортуна все-таки не окончательно отвернулась от них: капитан был ранен в бедро, а это значило, что командование принял лейтенант Китинг.

Ему было всего двадцать шесть лет, но это была уже вторая его командировка в Афганистан, и выглядел лейтенант вполне солидно для своего возраста. Китинг вырос в маленьком городке Каннамулла на западе Австралии, в краю, где выращивают пшеницу, в той части страны, которую местные жители называют «Никогда-никогда». Там настолько жарко, что тех, кто предпочитает женщин пиву, считают чуть ли не извращенцами. Некоторые из соседей Китинга держали овец, поэтому лейтенант знал, зачем нужна негашеная известь при вспышке ящура.

Вот почему, когда они попали на кухню и Китинг увидел на полу два брошенных мешка, ему показалось, будто земля уходит у него из-под ног. Негашеная известь была совершенно чуждой субстанцией в этом уголке мира. Зачем кому-то понадобилось тащить ее сюда? Похитителям людей она не нужна. Китинг по-прежнему полагал: самодельные взрывные устройства свидетельствовали о том, что в деревне держали под охраной какое-то высокопоставленное лицо. Лейтенант сильно сомневался, что этот человек еще жив, и приказал солдатам достать фонарики и искать место захоронения.

Сначала солдаты нашли обугленные остатки амбара. Китинг ломал голову над тем, что бы это значило, когда вдруг услышал громкий вопль.

Это был один из молодых пехотинцев. Начисто забыв про устав, он кричал своим товарищам:

– Я нашел! Принесите скорее лопату!

Китинг и несколько его подчиненных осторожно, чтобы не нарваться на взрывные устройства, подбежали к солдату, который находился за домом старейшины. Беглого взгляда на только что вырытую яму оказалось достаточно, чтобы у Китинга пропало всякое желание рисковать.

– Все назад! Отходим в зону посадки вертолетов! Быстро!

Один из сержантов, который, как и все остальные, не понимал, что происходит, обернулся к лейтенанту:

– Не обыскать ли остальные дома, босс? Возможно, где-то затаился неприятель.

Китинг покачал головой. Никто больше не пытался атаковать его отряд, и лейтенант был убежден, что единственный обитатель деревни, хитроумно расставивший взрывные устройства, скрылся в ночи.