Морпех – победитель магов Зорич Александр
Короче, командую снайперам «огонь».
Те спокойные, как удавы, – по лицам вижу.
Первыми Ковач с Моховым валят часовых с самой близкой к нам стороны цитадели. (Я так специально рассчитал: их остальные не видят и всполошиться, по идее, не должны.)
Вижу в прибор, как зеленые вертикальные пятна складываются в знаки вопроса и оседают на землю.
Затем настает черед оставшихся часовых. Их еще четверо.
Расчет пулемета берет на себя Ковач, а Мохов занимается праздношатающимся придурком на квадратной башне. Мохову же достается и шестой, самый дальний от нас субъект, который крутится у пристани.
Пристань эта почти так же важна для нас, как цитадель форта.
Она проброшена над отмелью мертвого кораллового рифа до его живой кромки, к глубине.
Именно к ней подойдут наши катера, чтобы забрать нас, когда все кончится.
А как же вертолеты, спросите вы?
А у вертолетов есть пассажиры поважнее. Освобожденные заложники и морпехи из сопровождающего их первого отделения. Также вертолеты обычно вывозят убитых и раненых. Но мне лично хочется верить, что таковых у нас не будет.
Я люблю верить в хорошее.
В общем, часовых перестреляли почти без приключений.
Только один пират – тот, который валандался на пристани, – не был убит наповал первой пулей, и кажется, что-то даже закричал, но шум прибоя погасил его вопли. А Ковач с Моховым слаженно довершили дело.
Потом мы быстро – всем взводом – вышли на ближний рубеж.
Я спустился вместе со штурмовым отделением в цистерну.
Параллельно нашему выдвижению капитан Баранов и два десятка морпехов схоронились в северной финиковой роще.
Тут надо пояснить важное: форт «Три дерева» не имел полноценной крепостной стены. Точнее, при португальцах-то, пятьсот лет назад, стена, конечно, была. Но потом местные козопасы растащили кладку на свои курятники (а, впрочем, почему только курятники, на жилые дома тоже растащили, как я убедился очень скоро).
Народ на Сокотре хороший. Только свое свободное время очень ценит и тесать новые камни ни за что не станет… Не португальцы совсем.
В итоге вместо нормальной стены новые арабские хозяева окружили форт полутораметровой изгородью из черт знает чего.
Где-то в нее пошла глина.
Где-то сухие пальмовые листья.
Где-то коровьи кизяки. Короче, сельская община и ее мегатехнологии…
Внутрь этого, с позволения сказать, периметра попали не только круглая да квадратная башни цитадели. Не только цистерна да соленая лагуна, из которой доктор Уфимский совершил свой рекордный заплыв с подныриванием под коралловый риф, но и царица местных полей… Нет, не кукуруза, а финиковая пальма. Аж целых две плантации пальм – одна побогаче, другая поплюгавей.
Первая находилась вплотную к цистерне. А та, что поплюгавей, произрастала на юге от цитадели.
Ну а те три дерева, которые дали имя форту? Это небось тоже были пальмы?
Нет, не пальмы.
Приподнимаюсь я, значит, над краем цистерны и вижу, что сбоку от нее, из нормального, к слову, кирпича, сложена стена. А из-за нее выглядывают интеллигентные такие веточки.
Что за деревья? Абрикосы? Сливы?
Не понять. Листьев вроде как вообще нет. Видно только, что на веточках ленты развешаны. Разноцветные небось. Но в темноте точно не видно, какие. Видно только, что ленты.
Деревьев, увитых лентами, было три.
Вот именно в честь этих деревьев форт и назвали.
Возвращаюсь к диспозиции.
Я, восемь архаровцев Ачасоева и дядя Вова с пулеметом «Печенег» – в цистерне.
Баранов, доктор Уфимский, фельдшер Жерехов, переводчик Мустафа и еще двадцать морпехов – в северной пальмовой роще. То есть, в принципе, по соседству с нами.
Как по мне, половина там была – лишние. Их вообще можно было в рейд не брать.
Но – кого именно не брать? Линейное отделение Шведенко? Или «тяжелое» отделение Рытхэу? Ведь у Рытхэу в отделении и два гранатомета вместо одного, и реактивные огнеметы «Шмель», и даже АГС – автоматический станковый гранатомет!
Как знать наперед: или на нас пятнадцать придурков в трениках россыпью побегут, или вдруг ржавая бронемашина прикатит? Какой-нибудь, прости господи, «Сарацин»?
Оттого и потащил Баранов столько баранов, уж извините за грубый каламбур.
И вот мы снова обменялись с комвзвода кодами.
И вот мы пошли.
Гуськом, плотненько, как какой-то антитеррористический спецназ.
Вообще-то это не наша тактика. Но в том рейде я хотел, чтобы наши силуэты широким фронтом не маячили.
Даже самый старый прибор ночного видения, купленный мелким гаденышем на аденской барахолке за тощую пачку соточек, мог решить судьбу нашего рейда, предоставь мы затаившемуся наблюдателю возможность узреть шевеление наших тушек.
Лидирующий группу дядя Вова – а по смыслу нашей тактики на нем вместо большинства наворотов и примочек «Ратника» висел тупо второй броник с керамическими плитами толщиной в ногу дистрофика – бодро взбежал вверх по сложенным из ракушняка ступенькам. Взбежал – и слился со стеной квадратной башни цитадели, утонул в тени.
Мы, один за другим, проделали то же самое, и вот уже нет нас, мы тоже стали стеной.
Теперь – обежать башню кругом, открыть или вышибить дверь.
Вперед ушли всё тот же дядя Вова и ефрейтор Гена Гладкий.
Вместо штатного автомата я разрешил Гладкому взять только легкий пистолет-пулемет «Кедр», ведь его основной боевой нагрузкой в том рейде была пятикилограммовая корабельная кувалда, позаимствованная мною лично у красы и гордости БЧ-5 фрегата «Ретивый» механика-двигателиста Задорожного.
Если верить доктору Уфимскому, все мы находились в каких-то трех разнесчастных метрах от заложников.
Как такое возможно? Да очень просто! У форта имелись обширные подземелья, расположенные прямо под двумя уцелевшими башнями. В них и томился экипаж «Вавилова»: капитан злополучного сухогруза, старпом, суперкарго, двигателисты, крановщики… В общем, все за исключением сбежавшего доктора Уфимского.
Я в последний раз изучил в прибор ночного видения окрестности и, не обнаружив никакого подозрительного движения, тихонько пиликнул в рацию Гладкому, чтобы начинал.
Ефрейтор как следует размахнулся и обрушил кувалду на деревянную дверь.
С первого же удара она разлетелась в щепу.
Внутрь заскочил дядя Вова, поводя стволом пулемета из стороны в сторону.
Внутри башни было пусто, и старшина маякнул мне, что можно заводить людей.
Быстрой перебежкой я и два стрелка со мной присоединились к дяде Вове. Остальные бойцы отделения остались снаружи под началом своего командира Ачасоева, как и было предусмотрено нашим планом.
Выяснилось, что никакого люка, ведущего в подземелье, здесь, в квадратной башне, нету.
Дело в том, что доктор не смог точно разъяснить, где именно следует нам искать вход в подземелье. (Сам он, с его слов, выбирался каким-то хитрым, тесным подземным лазом. Настолько тесным, что, исходя из описания доктора, через него не смогли бы проползти экипированные бойцы.)
Вместо люка сыскалась еще одна хлипкая дверь. Ей даже кувалда была ни к чему – дядя Вова высадил препятствие ногой.
За ней открылась крытая галерея, уводящая в соседнюю башню.
Соваться в эту узость, вдобавок легко простреливаемую, мне не велели инстинкты. Но возвращаться не велел долг!
«Вперед», – показал я.
В башне нас ждали двое. Один краше другого.
На том, что справа, еще сохранились остатки одежды – шорты с майкой – и имелся нательный крест. На левом никакой одежды не осталось, а его череп и кости были чистенькими, беленькими, как на продажу.
Да, это были человеческие скелеты. Их приковали к кладке башни тяжелыми цепями. Точнее, приковали-то еще живых людей…
«Интересно, чем проштрафилась эта парочка?» – подумал я. Очевидную версию, что перед нами заложники, за которых так и не заплатили выкуп, мне проговаривать, даже про себя, не хотелось…
Я поймал взгляд дяди Вовы, исполненный смутной тревоги, и мне сразу стало ясно, что мой боевой товарищ подумал о том же самом.
Самих-то скелетов ни он, ни я, ни мои парни, конечно, не боялись.
Я вообще скажу вам: мы, морпехи, не из пугливых. Тот же Гладкий в пьяном виде любит порассказывать, что не боится даже ядерной войны.
Дурак, конечно. Нашел чего не бояться. Ядерной войны я тоже не боюсь.
А чего должен бояться русский морпех? Ну, без вопросов: очередного перекраивания штатов родной части. После которого он, морпех, останется без должности и получит от любимого флота под зад коленом.
Вот на эти страхи и закладывай лихо болт по пьянке!
Глава 3. Подземелье
Остров Сокотра
Индийский океан, Аденский залив
Вход в подземелье нашелся за каменной выгородкой позади скелетов. (Я так понял, когда поостыл, что их туда повесили специально, чтобы нервных граждан от этого входа сразу отваживать.)
Мы спустились по высоким источающим холод ступеням вниз, присвечивая себе невидимым для простых смертных светом инфракрасных фонарей.
А поскольку ступали мы совершенно бесшумно, как учили, то наше явление для спящих страдальцев-морячков с борта «Вавилова» было сродни нашествию злобных демонов ночи.
Один даже с испугу закричал. Причем не классическое «помогите!» и не героическое «русские не сдаются!», а нечто длинное и непечатное.
Ай-яй-яй, совсем политморсос у ребят просел…
Чтобы поднять этот самый политморсос, я включил обычный желтый фонарь и подсветил им свое честное русское лицо. К слову, гладко выбритое.
– Меня зовут Сергей Щукин. Я старший лейтенант морской пехоты Черноморского флота. Мы пришли сюда специально за вами. Раненые есть?
Всё это я сказал очень тихо, почти шепотом.
– Да, двое, – ответил седой усатый мужчина лет пятидесяти пяти из темноты, щурясь встречь лучу фонарика. – Я капитан.
Что характерно, капитан отвечал в полный голос. То ли был твердо уверен, что пираты нас не услышат, то ли сам факт нашего появления в подземелье воспринял как указание на то, что пиратов мы всех перебили.
– Идти могут?
– С нашей помощью… Кажется, какая-то инфекционная дрянь.
– Значит, это не раненые, а больные, – сказал я.
– Да какая, к черту, разница, – устало огрызнулся капитан. Было видно, что они нас, мягко скажем, заждались. А поэтому радоваться нашему появлению у них уже не осталось сил.
Я на сердитого капитана не пенял. Окажись я в его шкуре, я тоже вряд ли предстал бы перед спасателями Сахаром Медовичем.
От меня требовалось задать последний принципиально важный вопрос, и можно было начинать вывод заложников на свет божий.
– Весь экипаж сухогруза здесь? – спросил я. – Или кого-то пираты содержат отдельно?
– Все, кроме доктора. Тот, кажется, смог сбежать… О его судьбе мы ничего не знаем, – сказал капитан.
– С его судьбой все норм, – усмехнулся я. – Собственно, это он нас к вам и привел.
– Ну, слава богу! А то мы уж всякое думали…
Я обвел фонариком всё помещение. На меня смотрели изможденные, грязные, небритые люди. Но глаза на их лицах были живыми, исполненными света и надежды, и какими-то, что ли… родными.
Есть моменты в нашей профессии, ради которых стоит ею заниматься.
Этот был одним из таких.
Проблемы начались, когда первая гражданская физиономия показалась в дверном проеме квадратной башни.
И проблемы очень серьезные.
Южная финиковая роща – доселе элегически безмолвная и подчеркнуто торжественная в серебристом звездном свете – взорвалась адским огнем.
Ливень пуль обрушился на древние камни башни, высекая яркие искры и порождая опасные рикошеты.
Закричал раненый ефрейтор Гладкий. Скрючился от боли старпом «Вавилова» – пуля пробила ему бок.
Бойцы Ачасоева сразу же ответили. Под прикрытием их огня в башню отполз дядя Вова. Он тоже, к слову, не забывал посылать в рощу лучи любви и добра калибра семь шестьдесят два.
Через минуту ваш покорный слуга, вжимаясь во вспотевшие предутренней росой камни, доложил Баранову:
– Командир, засада! Не меньше десяти стволов! Вывести заложников не могу. Прошу помощи.
– Десять стволов? Но доктор же говорил, что… Впрочем, какая на хер разница теперь. Жди, сейчас что-то придумаю.
Пока Баранов придумывал, а дядя Вова искал огневую позицию на круглой башне, я прокачивал ситуацию.
Ситуация рисовалась в самом черном свете.
Даже если бы «тяжелое» отделение Рытхэу обладало способностью выжечь из огнеметов и гранатометов южную рощу до состояния эталонной человеческой лысины, на это ему потребовалось бы немало времени. А пиратам достаточно одного стрелка, чтобы держать под огнем выход из квадратной башни и полностью блокировать вывод заложников!
Пока отделения Шведенко и Рытхэу будут воевать, мы потеряем время. Встанет солнце, вместе с этим уйдут наши тактические преимущества, гарантированные внезапностью и приборами комплекта «Ратник». Старпом умрет от потери крови, а ефрейтор Гладкий возненавидит весь мир, потому что боль огнестрельного ранения – вещь серьезная.
Что же делать?!
А вот что: если нас обстреливают с юга, а Баранов ждет нас рядом с цистерной на севере, значит, надо… уходить на север! На север! Используя башни цитадели как прикрытие от вражеского огня!
Но что для этого требуется?
Пробить дыру! Только бить ее надо не в башнях – велика опасность получить камнепад на свою буйну головушку – а в той галерее, которая башни соединяет!
Сказано – сделано.
Я подозвал к себе Ачасоева и поставил задачу.
– Так что, взрывать? – спросил командир отделения неуверенно.
Да, Ачасоев был полон сомнений, и я его понимал. В самом деле, герои голливудского боевика достали бы из широких штанин вездесущую «пластическую взрывчатку Си-4» и, налепив ее в количестве парочки жевательных резинок, проделали бы в любой стене брешь диаметром в железнодорожный тоннель.
Но в жизни-то, дорогие друзья, чтобы каменную кладку ломать, взрывчатки больше надо. А взрывчатка ударную волну дает. Да такую, что в закрытом помещении можно от обширной баротравмы и загнуться. А никакой возможности переждать взрыв на свежем воздухе у нас не было, свежий воздух очень уж хорошо простреливался…
– А варианты? – осведомился я.
– Можно еще подкопаться под стену саперными лопатками, – предложил Ачасоев. – Но только копать мы будем до завтра…
С минуту мы с сержантом напрягали мозги и сделались похожи на два чайника на грани закипания. Пока не застонал в очередной раз раненый ефрейтор-молотобоец Гладкий и я не вспомнил про наше пятикилограммовое чудо нанотехнологий имени механика Задорожного.
– Попробуешь кувалду? – спросил я.
– Попробую! – обрадовался Ачасоев. – Только кувалда эта, товарищ лейтенант, сейчас под обстрелом…
Ачасоева я никогда особо не любил, но именно поэтому я ни за что не хотел допустить, чтобы с ним по моей вине случилось что-нибудь непоправимое. И мысль о том, что его придется прикрывать огнем с вершины башни, не вызвала во мне внутреннего отторжения.
– Когда я бахну из подствольника, – сказал я, – дуй ползком за кувалдой. Мы со старшиной в два ствола причешем этих охламонов… Но сам понимаешь, у тебя будет максимум секунд пятнадцать.
– Постараюсь уложиться, – кивнул Ачасоев, сделав сосредоточенное лицо.
Я позаимствовал у младшего сержанта Елеферина ручной пулемет «РПК-74 М» и присоединился к дяде Вове на вершине круглой башни.
Тот как раз менял патронную коробку своего «Печенега».
Процедура эта, к счастью, незатейливая. И потому через пять секунд мы уже распределили сектора огня, и я бахнул из подствольника зажигательной гранатой ровно в центр пальмовой плантации – туда, где проходила воображаемая разграничительная линия между нашими с дядей Вовой трудовыми делянками.
Сосредоточившиеся под пальмами супостаты хотя и получили уже на орехи от бойцов сержанта Рытхэу, разгромленными себя явно не чувствовали.
Шесть призрачных силуэтов ползли на запад, явно намереваясь просочиться к сухому руслу, ведущему к цистерне, чтобы обстрелять гранатометчиков Рытхэу во фланг.
Я машинально отметил, что эта паскудная шестерка может перещелкать и заложников, когда они дадут стрекача от цитадели к северной финиковой роще.
Но в ту секунду отвлекаться на них мы не имели права – на кону стояла жизнь сержанта Ачасоева!
Так что пришлось мне обрушить всю мощь своего «РПК» на пулеметный расчет в моем секторе ответственности.
Что же до дяди Вовы, то его «Печенег» взялся перепахивать рощу под носом у пятерых придурков, которые, и это я заметил сразу, волокли некий подозрительно тяжелый предмет.
Каждая третья пуля у нас была зажигательно-трассирующей. Поэтому мы сразу же подожгли подложку из сухих пальмовых листьев – она запылала, да так ярко и сочно, что на ум полезли самые апокалиптические сравнения.
В свете оранжевых языков пламени я увидел, что громоздкая ноша пиратов является не чем иным, как… станковым гранатометом «СПГ-9» «Копье». Нашим, отечественным – зацените, какова подлость! Ну кто мог знать, что за 50 лет «Копье» распространится по всему миру не хуже «Калашникова»!
А в следующий миг по нашей огневой позиции ударили вражеские автоматы. Так что я был вынужден спрятать голову за каменным зубцом башни и заняться заменой магазина в своем «РПК».
К счастью, Ачасоев обернулся очень шустро и снизу до моего слуха донеслись первые удары кувалды.
Как я и надеялся, сложена галерея была то ли небрежно, то ли очень небрежно.
Поэтому с десятого удара камни начали вываливаться из стены один за другим (об этом мне сообщил по рации сам Ачасоев, которому один из этих камней умудрился упасть на ногу, вызвав лавину нецензурщины).
Я предупредил Баранова о том, что уже через пару минут ему предстоит принять освобожденных заложников, и описал надвигающуюся угрозу:
– С запада цитадель обходит группа пиратов. Вы должны отсечь их огнем где-то сбоку от цистерны.
– Не вижу ни черта, – раздраженно ответил Баранов. – Мешает эта их драная изгородь! Можешь захерачить по ним трассирующими, дать целеуказание?
– Попробую, – вздохнул я, Мистер Незаменимость.
То, что на наших с дядей Вовой плечах теперь повисла еще и эта шестерка нехристей, мне не нравилось совсем. Стоило тащить с собой всё отделение Рытхэу, чтобы в итоге за всех отдувались комвзвода и старшина роты!
Баранов как будто почувствовал мое настроение и сказал:
– Я сейчас гранатометчиков к холму переброшу. Они помогут. Но трассирующими ты все равно шмальни!
– Да шмаляю, шмаляю.
Башня, которую мы с дядей Вовой оседлали, была, напомню, скорее руиной башни.
На юг из нее открывался пристойный обзор благодаря двум проломам, через которые мы и вели огонь.
А вот западная часть башни, как назло, сохранилась лучше. И мне, при моем среднем росте, выцелить крадущихся вдоль изгороди супостатов было нелегко… На что бы взобраться, чтобы стать повыше?
Как я ни напрягался, кроме широкой спины дяди Вовы ничего не вырисовывалось.
– Ты серьезно, что ли, полезешь? – испуганно спросил старшина, когда я изложил ему свой план.
– Ну.
– Какой-то цирк голимый, по-моему.
– По-моему, тоже. А кроме цирка что предложишь?
– Да не знаю я!
– Вот именно. Поэтому прошу тебя как друга: встань на четыре и потерпи минуту.
– Будешь должен, – зло буркнул дядя Вова и обреченно опустился на четвереньки.
Но даже одной минуты мне судьба не предоставила.
Я успел только выглянуть поверх края каменной кладки и узреть в прибор ночного видения горячее облачко дыхания над изгородью.
Затем я выпустил, целясь на метр ниже облачка, полмагазина своего «РПК».
И тут же за моей спиной жахнуло!
Да так жахнуло, что я свалился со спины дяди Вовы и покатился кубарем.
«Станковый гранатомет!» – блеснуло в мозгу объяснение.
Но нет, это был еще не «СПГ-9» «Копье». А всего лишь усиленная тротиловыми шашками осколочно-фугасная граната из легкого «РПГ-7».
Увесистый реактивный снаряд «Копья» ударил в башню пятью секундами позже, когда я пытался докричаться по рации до Баранова.
От взрыва, казалось, раскололись небеса.
Я ощутил, что площадка башни уходит из-под ног.
Прямо перед моими глазами, как в замедленной съемке, проплыл «Печенег» дяди Вовы. Одна за другой протащились разноцветные гильзы в ленте. Лунатически пролетели стертые подошвы сапог старшины…
Потом, вероятно, мое сознание на несколько секунд выключилось. А когда я начал снова воспринимать реальность в нормальном, а не замедленном темпе, я обнаружил, что свет моего налобного фонарика скользит по стенам подземелья, куда мы неумолимо проваливаемся вместе с обломками клетки, в которой держали наших заложников…
Обнаружилось, что подземелье имеет еще один, нижний этаж, и весь он занят арсеналом местных пиратов.
Мой захмелевший от контузии взгляд скользнул по американскому тяжелому пулемету «Браунинг М2» на внушительной треноге, затем по ящикам с французской тарабарщиной, по ровным рядам оперенных реактивных снарядов, спутать которые невозможно было ни с чем, по дырявым ведрам с проржавленными звеньями пулеметных лент…
А в следующий миг я обнаружил, что на меня с грохотом валится высокий стеллаж, с которого сыплются патроны россыпью и гаечные ключи, металлические масленки и колба с подозрительно ярко светящейся зелено-голубой жидкостью.
«Надо Баранову срочно… По рации… Обо всем сказать», – промелькнуло у меня в сознании.
Я повернул голову и увидел дядю Вову, который лежал на полу, раскинув руки крестом. Лицо у него было мучнисто-бледным, на щеке кровила солидная ссадина. Глаза его были закрыты.
«Жив? Только бы был жив!»
Но помочь ему я не успел. Сверху меня накрыла звенящая лавина боеприпасов, и последнее, что я видел, была та самая колба с зелено-голубой флюоресцирующей жидкостью, емкостью литров эдак в десять.
«Сейчас разобьется», – подумал я и под звон осколков утонул в незнакомом, ни на что не похожем густом и плотном сиянии.
Глава 4. Что можно купить на пять рублей
Координаты уточняются
Когда я открыл глаза, вокруг была разлита такая беспросветная темень, что я испугался: а вдруг я умер? И сейчас черти подхватят меня под микитки, поволокут прямо в ад, ведь, конечно, есть за что…
Но потом я понял, что не умер я, нет.
Потому что, когда «умер», ничего не болит.
А у меня, например, болела пятая точка, она же задница. Потому что в нее упиралось что-то твердое и острое.
А еще у меня ныла правая нога, заваленная кирпичом. И было мне холодно. И хотелось в туалет, отлить. Разве хочется после смерти отлить?
Рядом со мной громко застонал дядя Вова. Мне даже показалось, я разобрал слово «отвали». Кому он говорил?
Мне вдруг стало любопытно. Я сел и включил фонарик.
И – вздохнул с облегчением.
Слава богу, дядя Вова тоже был жив. Мы с ним находились в том самом помещении, куда провалились после взрыва.
Оружейные ящики, высокие стеллажи, пулеметы, гранатометы и самое разное барахло, незаменимое в солдатской жизни…
Стены помещения были изобильно украшены на вид древними и достаточно художественными фресками. Никаких подобных росписей я, перед тем как потерять сознание, не запомнил. Но это, в общем, и не удивляло. Не до грибов нам тогда с дядей Вовой было. То есть не до фресок.
– Отвали, говорю, – сомнамбулически, не открывая глаз, простонал дядя Вова.
Его чуть одутловатое лицо с густыми котиковыми бровями, в бодрствующем состоянии имевшее либо картинно мужественное, либо глобально озабоченное выражение, теперь было по-детски простодушным. Будь я бабой, я бы обязательно по этому поводу умилился, как они это умеют. В духе: надо же, какой симпатичный!
Я потряс дядю Вову за плечо и сказал тихо, но отчетливо:
– Товарищ старшина, воздушная тревога.
Читать бесплатно другие книги:
