Роддом, или Поздняя беременность. Кадры 27-37 Соломатина Татьяна
– Первый раз я вышла замуж по большой любви! По огромной! Ах, вот это была страсть! Вы себе не представляете, что это была за страсть! Мы не были расписаны, но мы были мужем и женой! Сейчас он сидит за убийство. Он много пил, мы постоянно ругались, родилась дочь, денег не было, я что-то зарабатывала переводами, он меня бил, деньги отбирал, четырёхлетняя наша Алисочка аж синяя была – такая тощенькая, мы поругались, он ушёл в ночь. И теперь сидит за убийство! – с какой-то нечеловеческой радостью рассказывала Касаткина, терзая большую, красивую, сухую ладонь интерна Денисова своей взмокшей птичьей лапкой.
Александр Вячеславович приподнял брови и с интересом посмотрел на родильницу. Затем глянул на монитор. Давление и пульс были немного выше нормы. Ничего удивительного. Аккуратно высвободившись, он подошёл к столику с медикаментами, достал шприц, вскрыл ампулу, набрал содержимое – и медленно ввёл в жилу внутривенной системы.
– Вам надо успокоиться, – ласково сказал он.
– Ах, доктор! Сядьте, возьмите меня за руку! Мне так хорошо с вами! – щебетала утихающая Касаткина.
За ночь интерн Денисов всё узнал и о сожителях номер два, три и четыре. Второй, по словам Касаткиной, был приличным человеком. Они родили с ним девочку, и он ушёл из-за её, Касаткиной, загулов. В смысле, после вторых родов она внезапно осознала, что очень привлекательная женщина. Номер три был полным подонком. Но от него родился потрясающий мальчик. Ему сейчас шесть. И в отличие от пятнадцатилетней шалавы, которую бдительная мама Касаткина недавно за руку отвела на аборт, и тринадцатилетней бесцветной бессловесной дуры – младшей дочери, которая ничего из себя не представляет вообще, – парень серьёзный и вдумчивый. Касаткина учит с умным сыном английский и французский и называет его исключительно «Анатолий». И вот четвёртый. Муж. Хороший. Добрый. Немного бьёт её, но это не так важно, потому что он катает Анатолия на санках, играет с ним в шахматы и недавно выпорол пятнадцатилетнюю дочурку. Ну, ту, что от убийцы.
Хочешь узнать женщину – проведи с ней ночь после родов. Хочешь узнать женщин – становись врачом акушером-гинекологом. Психологическое образование получишь непосредственно в траншеях на передовой.
Утром в палату зашёл Ельский и мрачным тоном пробубнил, что с мальчиком Касаткиным всё в порядке, соответствует суткам послеродового периода и, если мать себя хорошо чувствует, может находиться на совместном пребы…
– Вы же ещё ко мне придёте, доктор?! – пронзительно захрипела мамаша вслед уходящему из палаты Александру Вячеславовичу.
Ельский только махнул рукой и, не закончив фразы и не удивившись, никак не прокомментировав отсутствие интереса к новорождённому, тоже удалился.
– Ах! – мечтательно закатила глаза родильница. – Сколько мужчин! Красивых мужчин!.. Но где же этот штопанный гандон?! – злобно просипела она после.
Нащупав мобильный телефон, Касаткина потыкала кнопки, приложила его к уху и, помолчав несколько секунд, запела:
– Алёшенька, любимый, ну где же ты? У нас чудесный мальчик! Здоровый чудесный мальчик! Только немножечко худой. Ты же приедешь?.. Да-да, я понимаю, ты устал после смены и… – она кокетливо захихикала. – После наших предродовых упражнений. Они же меня, сволочи, прокесарили, как только я вернулась!.. Да, управы на них нет!.. Ну, прости, прости, что разбудила. Ты как выспишься и поешь, сразу приезжай. … Да нет, мне ничего не надо. Разве только сигареты. Они у меня отобрали и сигареты, и водку! Ты же знаешь, я не могу заснуть без маленькой рюмочки. Всю ночь не спала, чем меня только не шпиговали! Ну всё, люблю, люблю…
Нажав отбой, Касаткина моментально уснула, трепетно стиснув в руке телефон. Было ровно пять часов утра. В кабинете начмеда раскрыла глаза Мальцева. В двери приёмного покоя стремительно вошла Марго.
– Мальцева в роддоме?
– Доброе утро, Маргарита Андреевна, – не отрываясь от швабры, Зинаида Тимофеевна поприветствовала старшую акушерку обсервации. – В роддоме, где ж ей быть! Так тут и состарится, дура, – беззлобно сказала санитарка. – Дрыхнет у Панина в кабинете. – Она кинула взгляд на круглые часы, висящие на стене. – Проснулась уже, наверное.
– А Панин?
– А Панин дома дрыхнет, Маргарита Андреевна.
– Чего так?
– А устали они друг от друга, Рита, устали.
– Тоже мне, знаток человеческих отношений! – хмыкнула Маргарита Андреевна. – Почему акушерка не на посту?! Ко мне сейчас клиентура поступит! Давай, буди!
– Да не спит она! В лабораторию пошла, за анализами.
Но Маргариты Андреевны уже и след простыл. Старшая акушерка обсервации могла перемещаться со скоростью гоночного болида. Среди врачей даже ходили слухи о её способности к нуль-транспортировке.
– Знаток – не знаток, – проговорила санитарка, опершись на швабру, – а когда баба и мужик друг от друга устают – знаю. И когда, отдохнув, снова начинают друг друга поедом есть – тоже!
И Зинаида Тимофеевна погрозила кулаком куда-то вбок, совершенно непонятно, кому и за что. Затем, воровато оглядевшись, перекрестилась на часы.
– Надо из дому иконку принести. Везде понаразвесили, а на входе… Как они только живут? Дёргаются, ёрзают туда-сюда, размножаются, суетятся. А бога нет ни в ком. Неуютно в них богу. Холодно. Темно. Стыдно.
Санитарка посмотрела в окно на предрассветную мартовскую тьму, издала что-то среднее между презрительным «а!» и мрачным протяжным «о-о-о…», оставила доморощенную философию и вернулась к надраиванию полов. Потому что в пять утра в приёмном покое родильного дома надраивание полов – самое что ни на есть уместное занятие. Тут бы даже бог не возразил. Если бы ему было до этого дело, конечно же.
Кадр двадцать девятый
«Я же его люблю!»
В приёмном, примостившись на краешке стула, сидела худая, утомлённая женщина лет сорока. Может, тридцати восьми. Хорошо потрёпанных тридцати восьми-сорока лет. Рядом с нею, охая, перетаптывалась юная тощая девица с выдающимся животиком. Обе выглядели испуганно.
– Паспорт и обменную карту! – размяла связки дежурная акушерка.
– Мы к Маргарите Андреевне, – извиняющимся тоном тихо пробормотала женщина.
– Но паспорт и обменная карта всё равно нужны, – смилостивилась та, став елейней. Не от сострадания, разумеется. А заслышав имя-отчество великой и ужасной всемогущей старшей акушерки обсервационного отделения Маргариты Андреевны Шрамко. А где Шрамко – там и Мальцева. Ну их! Если это их клиент, то и разговаривать можно помягче, колпак не свалится.
– Паспорт есть, а обменной карты нет, – вскочила худая женщина.
– Нехорошо! Почему не обследовались?
– Мы, это… – дама дрожащими руками достала из сумочки паспорт и протянула его акушерке приёмного. – Сначала я не знала, а потом, когда она уже сказала… Ну и к тому же беременность – не болезнь! Чего лишний раз врачей тревожить?
– Да не ваш паспорт! – изучив не только фамилию-имя-отчество, но и странички с прописками и семейным положением, акушерка вернула документ. – Не вы же рожаете!
– Ой, ну да. Я думала… Она же моя дочь.
– Взрослая уже девочка. Вон, рожать пришла.
Женщина извлекла из сумочки ещё один паспорт, по дороге уронив на пол дешёвую пудреницу. Та расколотилась вдребезги.
– Аккуратней нельзя?!
– Извините, – покраснела женщина и, неловко присев на корточки, стала собирать осколки.
– Оставь, милая! – вплыла в предбанник приёмного покоя Зинаида Тимофеевна. – Я сама. А ты чего тут из себя директора Советского Союза строишь?! – рявкнула она на акушерку.
– Ой, девочки, больно! – махом записав в «девочки» и молоденькую акушерку, и собственную мать, и пожилую санитарку, запрыгала на одной ножке юная роженица, придерживая обеими руками живот.
Из обсервационной смотровой приёмного покоя в предбанник вошли Маргарита Андреевна и Татьяна Георгиевна.
– Вот, Татьяна Георгиевна, Катенька и Катенькина мама! – нежно заворковала Маргарита Андреевна.
– Татьяна Георгиевна, садитесь! – акушерка вскочила со своего стула.
– Спасибо, сидите. Обменная карта? – обратилась она к дамам.
– У нас нет, – проблеяла Катина мама, пока Катерина охала и прыгала по предбаннику приёмного покоя.
Акушерка мухой состроила лицо фасона «я же говорила!» и укоризненно адресовала его Катиной маме.
– Ладно. По крайней мере, есть показания к обсервации. Наберите кровь на РВ, ВИЧ и австралийский антиген. И… – она пристально посмотрела на Катю, всё ещё прыгающую на одной ножке, – в короткой курточке и обтягивающей короткой же юбчонке, совсем не соответствующих ни погоде, ни Катиному состоянию. – И измерьте таз. Тщательно, все размеры. А не абы как на глаз!
– Татьяна Георгиевна, я сама всё сделаю, не волнуйтесь! Идите, мы тут сами справимся. Через полчаса будет в родзале, туда и приходите! – заголосила Марго тоном пионерки-отличницы.
Мальцева кинула на подругу очередной испепеляющий взгляд. Но Маргоша была огнеупорная.
– Маргарита Андреевна, когда переведёте Катю в родзал, зайдёте ко мне в каби… Зайдёте ко мне к себе в кабинет! Всё! С этого момента я работаю в вашем кабинете!
Татьяна Георгиевна подошла к старшей, вытянула правую руку и несколько раз прожестикулировала, сжимая и разжимая ладонь. Маргарита Андреевна со вздохом вынула из кармана связку ключей и отдала заведующей.
В кабинете Маргариты Андреевны невозможно было пройти из-за каких-то коробок, упаковок, карнизов, тюков и подобного прочего. Мальцева с испугом обозрела карнизы, увенчанные вычурными заглушками, и содрогнулась. Наверняка этот нелепого вида девайс предназначался для её кабинета. Она прошла к Маргошиному столу, оживила лептоп и решила изучить, что там за конференция по урогенитальным инфекциям. Стоило бы, конечно, послать туда Маковенко как молодого ординатора, но раз начмед решил, что ехать должна заведующая, и так собаку съевшая в обсервации на этих самых инфекциях, – то так тому и быть. Наверняка присутствовать они с Сёмой будут только на сходке «для своих» в честь открытия. И на банкете в честь закрытия. Всё остальное время проведут в койке и в романтических прогулках. Хотя март – то ещё время для романтических прогулок по Питеру. Так что вместо прогулок будут, скорее всего, рестораны. Но с программой стоит ознакомиться. На пару-тройку докладов стоит пойти. Конференция совместная с урологами. Возможно, что-то новое и будет. Хотя вряд ли.
Татьяна Георгиевна набрала в поисковике ключевые слова и открыла сайт питерской медицинской академии на страничке программы конференции. Ну разумеется, с докладом по инфекциям группы TORCH будет выступать профессор Елизавета Петровна Денисенко. Великий теоретик… Доцент Матвеев заявлен в совместном докладе с весьма знаменитым академиком-урологом. Этих надо послушать. Юрий Владимирович Матвеев хотя и редкостная язва, но в медицине, в отличие от профессора, соображает. Не смотри, что доцент, да и тот – по совместительству.
В кабинет внеслась Маргарита Андреевна.
– Что ты в моём компе лазаешь?! – возмутилась она.
– Так-так… – Мальцева сделал вид, что читает страницу. – Фигуристый шатен двадцати пяти лет прислал вам сообщение…
Маргарита Андреевна захлопнула крышку ноутбука, даже не заглядывая.
– У кого что болит. Меня фигуристые шатены двадцати пяти лет не интересуют. Нет, ну, может, и интересуют, да только я их не интересую!
– Маргоша, кто же такие объявления на сайте знакомств пишет! – Мальцева снова раскрыла лептоп и зачитала с монитора: «Не красавица, не худышка, но знакомые говорят, что обаятельная, смешливая и преданная. Сорок первый год». Чушь собачья! Вместе с собачьей же преданностью. Кто тебе сказал, что ты не красавица? И что это такое – «сорок первый год»? Звучит как объявление войны от Совинформбюро!
– Мне сорок первый год. Ну, соврала, скостила несколько лет. Вообще не знаю, зачем я это написала.
– Про сорок первый? Я тоже не знаю. Дату рождения ты в профайл вбила честную. Как человек, полностью выдрессированный отечественной бюрократической системой, и вообще – материально ответственное лицо.
– Да нет, я про сайт этот! – Марго полыхала всеми цветами заката.
– Да ладно, это забавно! Я сама как-то раз зарегистрировалось – пару дней развлекалась, как сумасшедшая.
– Ага. А Панин мне мозги пудрил из-за этих твоих развлечений.
– Короче, вот как надо! – Татьяна Георгиевна споро застучала по клавиатуре. – Красивая молодая женщина, обаятельная, длинноногая, стройная (но со всеми положенными упругими выпуклостями), с весёлым лёгким характером, ищет мужчину сорока-пятидесяти лет для совместного проведения времени. В браке и сожительстве не заинтересована, но и формат «тайная любовница» и «жилетка для поплакаться на жену и детишек» – не предлагать. Материально и жильём обеспечена, но пустопорожние альфонсы и высокодуховные нищеброды могут идти лесом. Любовь предпочитает равных.
– Шутишь, да?
– Изменить профайл? Да, дорогой! Измени-ка нам профайл! – И Татьяна Георгиевна с выходом и некоторой гусарской лихостью нажала на кнопку «Enter».
– Танька, что ты делаешь?!
– А ты что делаешь? – Мальцева захлопнула лептоп и сделал начальственное лицо. – Тащишь мне сюда в пять утра необследованную девицу, наверняка неконтрактную, да ещё и…
– С поперечносуженным тазом, – понурила голову Марго. – Тань, клянусь богом, чисто из ёбаного гуманизма! Девчонка эта с мамашей в соседнем подъезде живут. Там не жизнь, а чисто Горький, «На дне». Так ты что, из мести мою страничку загадила? – опомнилась Марго и посмотрела на подругу укоризненно.
– Из сострадания! Вечером откроешь почту – удивишься. Не это самое – так хоть согреешься. А с тем, что у тебя там прежде висело… Сорок первый год! Надо же! … Кто сегодня в родзале дежурит?
– Маковенко. До шестнадцати ноль-ноль.
– Вот её и вызывай на свою девицу.
– Та-а-ань, ну поперечносуженный же таз!
– А я что могу сделать? Как природой суждено, так и…
– Слушай, ну там и так не…
– …не жизнь, а чисто «На дне». Понятно. Но я-то тут при чём? И так по всему роддому разговоры, что в обсервации работает только Мальцева. Исключительно в связке со Шрамко. Где Мальцева – там и Шрамко. Где Шрамко – там и Мальцева. Ты сама журнал родов открой, почитай! А молодым где учиться? На трупах? Возникнут проблемы – не брошу. На то я и заведующая. А пока – Маковенко Светлана Борисовна. Всё равно баб сюси-пуси волнуют куда больше врачебной квалификации. Скажешь, что твой клиент – Маковенко вся сладкой влагой истечёт. Да и времени у неё больше, чем у меня. У меня сегодня плановое на пятом.
– Профессору ассистируешь? – ехидно засмеялась Маргарита Андреевна.
– Ага. Бартер у нас. Я ей «ассистирую», она за меня все подписи на допуск статьи в печать ставит. Долбаная ещё эта диссертация! Зачем я только ввязалась? – Татьяна Георгиевна запустила руки в волосы и на несколько секунд закрыла глаза. – Так! Когда ты мой кабинет отремонтируешь, а?!
– Через неделю.
– Ты неделю назад говорила «через неделю»!
– Тань, ну то одно, то другое. В рекламе все такие правильные, а на деле – шабашники колхозные. Я же хочу, чтобы всё было качественно! Чтобы в едином стиле…
– Этого я и боюсь, – пробормотала себе под нос Мальцева.
– Что ты там фыркаешь?! Я наступила на горло собственной песне! Ничего розового. Всё, как ты любишь – в скучных пыльных тонах.
– Да?!
Татьяна Георгиевна бросила красноречивый взгляд на угрожающе фестончатые карнизы.
– Это не тебе, успокойся. Это на буфет. Кстати, а что там у тебя с форматными двадцатипятилетними шатенами? А Сёма почему тебя баиньки уложил, а сам к Варваре отправился? А где наш Волков Иван Спиридонович с его алюминиевой «Мандалой»?
– Маргарита Андреевна, проведите беседу с вверенным вам средним персоналом. У нас интерны по ночам трамадол пациенткам в вены льют. Мне не жалко. Я даже за. Но за одно место холодными руками возьмут вас. А всё почему? Потому что ваши подчинённые хранят медикаменты не слишком должным образом.
– Кто?! – аж задохнулась Марго, моментально забыв о перипетиях половой жизни подруги.
– Вот и разберитесь, кто. А я пошла. У вас в кабинете тоже невозможно работать. И, – Мальцева смягчила тон, – Маргоша, я не специально на твою страничку на сайте знакомств зашла. Я просто хотела посмотреть кое-какую информацию, а у тебя стартовая открылась.
– Да перестань. Во-первых, у меня от тебя нет секретов. А во-вторых – ерунда это всё. Полная чушь.
Читать бесплатно другие книги:
