Страсти по-губернаторски Незнанский Фридрих
Часть I
Глава первая
Стрельба по движущейся мишени
Ничто не предвещало беды в этот теплый весенний вечер.
Паша Соловьев, работавший автомехаником на сервисе, позвонил Левке Рогову в отдел охраны офиса «Стройимпорта», где тот служил, и сказал, что ему только что звонила Оля Самарина, которая считалась невестой их общего друга Архипа Кураева, и «оглушила» новостью: Архип вернулся!
Событие действительно было радостным. Архип, как и его друзья, через год после окончания школы, вопреки громким уверениям чиновников военного министерства, «загремел» не в обычную воинскую часть, а прямо в Чечню, но уже к исходу второй войны. Возможно, считалось, что для новобранцев это теперь не так опасно, ведь по всей же России крик стоял – не пустим своих необученных детей на чеченскую бойню! И тем не менее. А друзьям повезло, они служили – один на Севере, другой на Дальнем Востоке. Архип, будучи парнем крепким и физически хорошо подготовленным, попал в «десантуру», где был дважды ранен и дважды же успел здорово отличиться – спас командира. Словом, после госпиталя в Ростове-на-Дону, где Архип провалялся больше полугода, он наконец поднялся на ноги, привинтил к своей поношенной «камуфляжке» пару боевых орденов и отбыл на родину, в Новоград.
Пока он воевал, Оля училась, а затем, за неимением хорошей, денежной работы, устроилась официанткой в один из лучших ресторанов города – «Звездный». Значит, если в их намерениях ничего не изменилось, свадьба на носу! Вот, собственно, на это и намекал Паша другу Леве, предлагая после работы навестить потенциального жениха, поговорить «за жизнь», отметить правительственные награды, а заодно и разведать его ближайшие планы.
Друзья встретились в начале восьмого вечера – каждый ведь еще домой заскакивал, чтобы переодеться – событие все-таки.
Ну о встрече чего рассказывать? Традиционно. Родители Архиповы – Варвара Сергеевна и Борис Анатольевич – сияли. Еще бы, долгожданный сын вернулся. Да еще как выглядит. Смотреть – не насмотреться…
А где-то уже в десятом часу вечера друзья вышли покурить на свежий воздух.
Дом, в котором проживали Кураевы, был старый, из тех панельных девятиэтажек, которые появились чуть позже пятиэтажных хрущоб, казавшихся в пятидесятых годах прошлого века верхом совершенства. Но планировка квартир с крохотными кухоньками была та же самая, хоть и этажность повышенная, как тогда говорили. Одним словом, когда трое взрослых парней собираются в двухкомнатной квартирке разом закурить, ожидай газовой атаки. Да к тому же и стал поскуливать, просясь на улицу, старина Альф – любимый колли Архипа, который тоже соскучился, видать, по хозяину и был бы не прочь пройтись с ним по улице. В общем, одно к одному.
Парни решили прервать застолье и спуститься в маленький дворовый скверик между этим и соседним домом. Борис Анатольевич выглянул с балкона, сказал, что внизу уже пусто, да и вечерело быстро, но предложил вести себя осторожнее, в соседнем доме один хозяин злого пса держит, который бросается не только на встречных собак, но и на людей. А тот хозяин – он, говорят, большой человек, из бывших прокурорских работников – и сам, как его кобель, с ним лучше не связываться.
– Ну это мы еще посмотрим, – беспечно отозвался Архип, поднимаясь и надевая на Альфа ошейник, и посмотрел на своих рослых и крепких, как он сам, друзей.
Альф оживился. Кстати, у Альфа раньше было нормальное европейское имя Ральф. Но когда по телевидению стали показывать многомесячный сериал про странное, чудное существо из иного мира, оказалось, что тот Альф и этот Ральф очень похожи друг на друга своими смешными мордашками, разве что последний не мог изъясняться человеческим языком. Потом сериал закончился, и через некоторое время Ральф превратился в Альфа, против чего, естественно, он не возражал.
Итак, друзья спустились с собакой во дворик, а Оля осталась в квартире, привычно помогая Варваре Сергеевне убирать со стола и готовиться к чаю. И занималась она этим спокойно, чувствуя, что вот и у нее наконец, кажется, начинается долгожданная новая жизнь. Мысли о счастье переполняли ее, и она едва не жонглировала чашками, расставляя их по блюдечкам на праздничной белой скатерти.
Но это радужное, приподнятое настроение держалось недолго, до той минуты, когда гулко прогремел выстрел.
И Оля, и родители Архипа ринулись на балкон, и тут же раздался истошный, разрывающий душу крик Оли. Внизу было трудно что-то рассмотреть, но оттуда тоже принеслись крики. И она, ничего еще, видно, не понимая, но сердцем чувствуя беду, с воплем кинулась к выходу…
Молодые люди спустились во двор и сели на лавочке, закурили. Архип с Альфом сделал небольшой круг по двору, главным образом вдоль густых кустов около чугунной оградки, и присоединились к товарищам. Закурили, Паша стал расспрашивать друга о его грядущих планах, когда заметили, что Альф как-то сердито вздыбил шерсть на загривке и глухо зарычал. Архип, не обращая внимания, чисто машинальным движением погладил собаку и продолжил разговор, но поводка не отпустил. И тут же услышал грозный крик, умноженный эхом от стен домов:
– Эй, вы там! Убирайтесь отсюда к чертовой матери! Считаю до трех!
Голос прозвучал настолько нагло и возмутительно, что друзья в первый момент просто опешили. Но крик повторился:
– Считаю! Раз!
– Эй, слушайте там! – закричал, поднимаясь, Архип. – Вы кто такой, чтобы здесь, во дворе, командовать? Кто вам дал такое право? Двор – не для вас, а для всех! И если вы этого не хотите понимать, мы вас заставим!
Альф между тем рвался с поводка, но Архип держал его крепко, намотав кожаный ремешок на руку. А через мгновение он уже пожалел об этом. Потому что увидел, как к ним длинными прыжками приближается нечто длинное и черное. Это чуть позже он понял свою ошибку – надо было предоставить Альфу хотя бы свободу действий, а так колли стал невольной жертвой этого чудовища, кровожадного бультерьера, не исключено, даже и натасканного для подобного рода схваток.
Словом, не успел Архип опомниться, как черный бультерьер словно стрелой вонзился в Альфа, и бедный колли ничего не смог, не успел ему противопоставить. Чужой пес мертвой хваткой держал Альфа за шею, но последнего еще, видно, спасала густая шерсть, и нападающий не мог прокусить горла.
Лева кинулся у бультерьеру. Бесстрашно ухватил его за задние лапы и попытался рывками оттащить от Альфа, бьющегося на земле, но злобный пес лишь глухо рычал, а шею не отпускал.
Паша увидел камень возле ножки скамейки, схватил его и ударил пса по лбу, тот лишь взвизгнул, но жертву не отпускал. Продолжая бить бультерьера, он пытался разжать его челюсти, но бесполезно.
И тогда Архип скинул наконец поводок с руки и пошел навстречу хозяину бультерьера, неторопливо приближавшемуся к месту схватки.
– Забери свою собаку, иначе я ее сам задушу! – закричал Архип.
Посторонним каким-то зрением он увидел, как тот медленно снял с плеча ружье – отметил: помповое, не наше – и навел на него.
– Я предупреждал: на счет три стреляю! – неожиданно спокойно сказал он. – Два!
– Ты меня пугаешь, гнида? – закричал, теряя самообладание, Архип. – Меня?! В меня духи стреляли – не убили! А ты, гад!..
И в этот момент раздался выстрел.
И сразу все будто стихло вокруг. А потом возник негромкий голос:
– Дик! Ко мне!
И черная собака, немедленно отпустив свою полузадушенную жертву, молча засеменила к хозяину. Тот так же невозмутимо взял Дика на поводок и, закинув ружье за спину, спокойно удалился.
Только тогда друзья, будто опомнившись, кинулись к лежащему навзничь Архипу. Вся грудь его была в крови. Но особенно страшно почему-то выглядели залитые темной кровью ордена. Паша припал ухом к его губам. Было страшно тихо. Архип, как Паша ни прислушивался, не дышал.
– Убил, сволочь! – завопил Павел.
А Лева ринулся вдогонку за ушедшим, но того уже нигде не было. Ни его самого, ни пса-урода.
И вот тут уже из подъезда дома, в который только сегодня возвратился Архип Кураев, стали выбегать люди…
Известие о том, что во дворе между первым и вторым корпусами дома номер четырнадцать на Парковой улице, произошло убийство, поступило в милицию без пяти минут десять. Позвонили сразу несколько человек, которые назвали себя свидетелями этого убийства.
Дежурный по городу подполковник милиции Федор Васильевич Свиридов тут же распорядился, чтобы дежурившая в ОВД Центрального района города, так называемого Заводского, следственно-оперативная группа выехала на место происшествия.
Следователь районной прокуратуры, юрист третьего класса Михаил Юрьевич Зотов, получив указание, отставил в сторону стакан недопитого чая и приказал своей группе, склонившейся над шахматной доской:
– Кончай базар. Поехали на труп. – Он хотел казаться старше своих двадцати девяти лет и, естественно, солиднее – рядом с действительно уже опытными членами его дежурной бригады.
А тем временем начальника ГУВД генерал-майора милиции Полтавина оторвал от ужина раздавшийся в кабинете телефонный звонок.
– Гриша, тебя Роберт срочно просит подойти! – крикнула в столовую, где в семейном кругу ужинал Григорий Петрович, Анастасия Павловна, супруга генерала. – Что ему сказать? Пусть перезвонит позже? Или у вас что-то срочное? Только, ради бога, если тебе уже надо куда-то бежать, поужинай сначала, а то мне надоело готовить зря!
– А чего он хочет, не сказал? – раздраженно крикнул Полтавин жене. – Что за срочность такая?
– Не знаю, но голос взволнованный.
– Скажи, я сейчас подойду.
Телефонный разговор состоялся в домашнем кабинете генерала. Положено иметь в квартире кабинет хозяина, вот он и имел его, хотя нужды в нем никакой не было. Разве что сам иногда спал на диване, демонстрируя домашним свою вечную занятость. И вообще генералу не нравилась его пятикомнатная квартира в бывшем обкомовском доме, как когда-то его называли. В пригороде подходило к концу строительство особняка, куда он и собирался вскоре переехать, а пока приходилось терпеть неудобства от тесноты. В семье была еще дочь, которой он, после окончания ею юридического института, и собирался оставить эту квартиру в связи с тем, что та намеревалась ближе к осени выйти замуж. Была еще и старая теща, которая, впрочем, забот не доставляла, но… все же порой капризничала, а потому занимала отдельную комнату. Ну и домработница, правда приходящая. Так что много народу получалось, тесно…
Григорий Петрович взял со стола трубку, пробурчал недовольным тоном:
– Привет, ну что у тебя за срочность?
– Ты, я понял, Гриша, ужинал, да?
– Ну.
– Извини, что оторвал. Но у меня форс-мажор. Случайное убийство.
– Что, опять?!
– Да ничего не опять! Я ж говорю – с моей стороны чистая случайность! Гриша, ты мне-то, надеюсь, веришь?
– Как было дело? И кто пострадавший?
– В том-то и дело, что сам понятия не имею. Вышел я, ну, двадцать минут назад в скверик наш, возле дома, собачку свою, Дика, выгулять. А тут на меня прямо какой-то волкодав несется. И мат, и угрозы! Убирайся, мол, а не то мы тебя… Ну я ружьецо и сорвал с плеча…
– Так ты с ружьем, что ли, выгуливать собаку отправился? А зачем? Или кого-то боишься?
– Так угрозы получаю. Я разве не говорил? Были телефонные звонки. Нас, адвокатов, всегда есть за что ненавидеть. Но это – мелочи. Короче, сорвал я ружье и кричу: «Уберите своего пса, иначе стрелять буду!» А в ответ – новые угрозы. И смотрю, на меня верзила движется. Ну палец и дрогнул. Я думаю, можно квалифицировать по сто восьмой статье как превышение пределов необходимой обороны…
– Смотри-ка, – саркастически хмыкнул генерал, – уже и статью сам себе подобрал! Так кто пострадавший-то?
– А почем я знаю? Я убежал с места происшествия. Там их несколько человек было, да и темнело уже, не разберешь.
– Так от меня ты чего хочешь?
– От тебя? А ты не понимаешь? Сейчас же приедет какая-нибудь бригада, начнется выяснение. У меня свидетелей нет, естественно, один Дик, да и тот – собака, а с их стороны – сколько хочешь. Вот и начнут колбасить… Ты кого-нибудь из своих подослал бы, я тебе как на духу, ей-богу. Не Леше ведь звонить по такому поводу, сам понимаешь…
– Понимаю… – протянул Полтавин.
Говоря про Лешу, Васильчиков имел в виду губернатора Новоградской области Алексея Петровича Рыжакова. Роберта связывали с губернатором какие-то старинные отношения, то ли один помог другому, то ли еще что-то, но губернатор снисходительно относился к «шалостям» нынешнего председателя областной палаты адвокатов и, когда с ним, с Робертом, случались проколы, помогал, вытаскивал из скверных ситуаций.
Вспомнил Полтавин, что за плечами у этого бывшего заместителя областного прокурора, перешедшего, точнее говоря, вынужденного в недавнем прошлом перейти в адвокатуру, уже три убийства. Это было уже четвертое. И все ему по странным обстоятельствам как-то сходило с рук. Совсем обнаглел мужик. Но и спорить с губернатором, обострять из-за пустяка, в сущности, отношения с первым лицом в губернии Полтавину тоже не хотелось. А тот, естественно, будет настаивать на невиновности своего старого приятеля. Да и, судя по рассказу, оно вроде бы дело совсем простое. Вот свидетели – да, это серьезный вопрос. Но уж Ванька-то Самохвалов, председатель Заводского районного суда, тоже давний приятель губернатора и того же Роберта Васильчикова, наверняка отыщет нужного ему свидетеля. У этих ребят из губернаторского окружения в городе все схвачено.
Без особой неприязни подумал об этом Полтавин, а как об объективном факте, выступать против которого умному человеку было бы просто глупо. Григорий Петрович был назначен сюда относительно недавно, всего лишь год с небольшим назад, но, увидев и оценив расклад руководящих сил в губернии, понял, что плыть против течения здесь захочет разве что потенциальный самоубийца. И принял факт за данность.
– Ладно, не мельтеши, подошлю кого-нибудь из наших ребят. Дам команду. Но и ты смири свой нрав. Четыре трупа – это уже перебор.
– Ну ты, ей-богу, Гриша, нашел о чем напоминать! Ну была судебная ошибка… А так – несчастный случай на охоте… Опять же с мальчишкой тем давно уже грех свой замолил, зачем вспоминать? Вроде я рецидивист какой! Скажешь тоже. Эту тему мы вообще не будем трогать. А что разговоры, так на то они и разговоры – болтовня одна пустая. И их надо пресекать! Так подошлешь? Или мне Лешу все-таки попросить о помощи?
– Сейчас распоряжусь, – недовольным тоном ответил генерал и поморщился – получалось так, что этот адвокат-прохиндей еще вроде бы и отчитал его за что-то. Ишь ты, не нравится ему, когда о прошлых пакостях напоминают! Грехи он свои замаливает, видите ли. Врет, сукин сын. Еще и на губернатора ссылается…
Но делать было нечего, и генерал, положив трубку, снова поднял ее и набрал ноль два.
– Полтавин говорит. Дежурного! Кто? Свиридов, ты? Там происшествие, мне доложили…
– Вы об убийстве на Парковой, Григорий Петрович, да?
– О нем самом… Уже слышал? Ты там распорядись, чтоб кто-то из наших подъехал. Для пущей, так сказать, объективности. Стрелял-то Васильчиков, полагаю, знаешь его?
– Так это, значит, Васильчиков?! – с удивлением протянул Свиридов. – А кто ж его у нас не знает? Опять, значит?
– Что значит – опять?! – рассердился генерал.
Получалось так, что действительно весь город знал, а он одними слухами питался, хотя вон уже сколько времени тут прошло.
– Если вы не в курсе, Григорий Петрович, я могу вам рассказать, что называется, из первоисточника.
– У тебя других дел нет?! – рявкнул генерал, но тут же смягчил свой гнев, сообразив, что он в данный момент неуместен.
– Извините, товарищ генерал, но я уже приказал выслать оперативно-следственную бригаду из района. Они там занимаются… А откуда известно, что стрелял именно Васильчиков?
– Он мне сам только что позвонил, объяснил ситуацию.
– А-а, тогда ясно, извините.
– Это ты к чему? Чего тебе ясно?
– Ну адвокат же… эти объяснять умеют.
– А ты, если не веришь ему, пошли грамотного опера, чтоб разобрался досконально, а не морочь мне тут голову своими… первоисточниками. Ты отряди Плата, что ли, скажи, я лично приказал ему разобраться и доложить.
– Слушаюсь. Сейчас перезвоню Артему Захаровичу.
– Ну то-то, – сердито выдохнул генерал, но прежде положил все-таки трубку на место.
– Что там случилось, Гриша? – озабоченно спросила жена, когда Полтавин вернулся к столу.
– Черт их всех… Только что наш председатель адвокатской палаты человека застрелил. Говорит, обороняясь.
– Господи! – Супруга прижала ладони к щекам. – Да как же это? За что?
– Говорит, угрожали. – Генерал пожал плечами. – Собачку свою выгуливал, а на него какого-то волкодава якобы спустили. Ну вот он и…
А дочь Ира, уже закончившая ужин и просто сидевшая за общим столом в ожидании, когда вернется отец, беспечным тоном заметила:
– Вот он их – бабах! бабах! – и ружье, как тот рояль в кустах, к месту пришлось, да?
– Я не знаю обстоятельств дела, – продолжая хмуриться, сказал генерал, – но твой цинизм, дочь, мне не нравится.
– При чем здесь цинизм? Весь город его истории знает. Нам даже на лекциях пример из его деятельности приводили как факт превышения власти.
– Да? И какой же?
– А это, папа, был три года назад случай. Васильчиков был тогда заместителем областного прокурора и поддерживал обвинение против маньяка, насиловавшего по чердакам несовершеннолетних девочек, а потом убивавшего их. Ну нашли они там кого-то похожего на того, кого описала одна из жертв, по случайности оставшаяся в живых. Не успел он ее задушить, спугнуло что-то…
– Господи, ты так говоришь! – воскликнула мать, снова сжав ладонями виски.
– А что здесь такого? – удивилась Ира. – Это – жизнь, мама.
– Не перебивай, пожалуйста. – Григорий Петрович поморщился. – Рассказывает же человек. Имей… это… понимание… Ну и?
– Взяли похожего. Тот – в глухую несознанку. А у нас, ты же знаешь, если надо, такое сотворят, что ты маму родную черту заложишь!
– Доча, ну как ты можешь! – воскликнула мать, но на нее не обратили внимания.
– Одним словом, Васильчиков, он тогда уже был старшим советником юстиции, так «поработал» с тем пареньком, что тот счел за благо сознаться и принять на себя еще десяток убийств с изнасилованиями. Оформили «признание» как «чистосердечное» и уже раззвонили по всем инстанциям, что маньяк, за которым наши славные органы безуспешно охотились около трех лет, схвачен и во всем сознался. А наш так называемый «маньяк» той же ночью повесился в камере. Или, может, ему помогли.
– Но признание-то было? – заметил генерал.
– Какое, папа? – Ира с насмешкой поглядела на отца. – На следующий же день было совершено новое изнасилование и убийство несовершеннолетней девочки. Но тут гаду не повезло. Его заметили и не дали уйти. Милиция едва сумела спасти того мужика от толпы, которая рвалась, чтобы растерзать его. Вот тут и всплыло дело с «допросом» того паренька. Он еще, говорят, и туберкулезом болен был – какой там маньяк!
– Не скажи, – покачал головой Полтавин, – туберкулезные, чтоб ты знала, они на все способны, у них повышенная потенция. Так что, может быть, не так уж и неправ был Васильчиков, когда подозревал его.
– Прав он или неправ, но на допросах, как показал потом конвоир, твой Васильчиков жестоко избивал парня. И это всплыло. Вот тогда он, под давлением, как говорят, общественности, и был уволен из прокуратуры по двести восемьдесят шестой статье. Но не пропал, как видишь. Бросился защищать тех, за кем все предыдущие годы гонялся. Считается в городе и области лучшим адвокатом по работе с братвой. Крупный специалист. Среди уголовников почему-то носит кличку Генерал. Вот видишь, сколько о нем известно, а ты говоришь!
– Ты забываешь, – недовольно ответил Полтавин, – что Роберт Олегович не просто адвокат, а, во-первых, председатель палаты и, во-вторых, депутат и заместитель председателя губернского Законодательного собрания. И его народ выбрал.
– Зачем ты мне это говоришь?
– А затем, дочь, чтоб ты в кругу своих подружек не трепала лишний раз языком. Если не хочешь неприятностей ни себе, ни мне. Пожалуйста, запомни эту мою просьбу.
– Ты разве его боишься, папа? – удивилась дочь.
А мать с тревогой смотрела на нее – больше всего она сейчас не хотела семейного скандала, который мог вспыхнуть в любую секунду, такие уж характеры у папаши с дочерью – вспыльчивые. Но обошлось.
– Я не боюсь, – сказал Полтавин, – ни его самого, ни его друзей. Но мы все живем в обществе. Мы – руководители, и ссориться нам нельзя. Иначе будет бардак, пожар, который уже не погасить никакими испытанными методами и мерами.
– Даже если человек подлец? – не отставала Ира.
– А вот это надо еще доказать, – сухо ответил генерал и поднялся. – Меньше обсуждай слухи и не разноси… сплетни. У тебя серьезные события на носу – диплом… прочее… Думай лучше об этом.
– А сержантик-то был героическим пареньком, – с сожалением сказал Илья Ильич Богодухов, пожилой судебно-медицинский эксперт, которого за глаза звали Стариком. – Красная Звезда, орден Мужества – не в бирюльки играл.
– Чем же это он его? – наклоняясь над трупом и подсвечивая фонарем, спросил его ровесник, эксперт-криминалист Лапин. И сам себе ответил: – Похоже, картечью.
А Богодухов лишь печально кивнул и вынул из кармана мобильный телефон, чтобы вызвать труповозку и доставить тело в морг городской больницы для вскрытия. Ему здесь, по существу, делать больше было нечего.
Руководитель следственно-оперативной бригады Михаил Юрьевич Зотов, чем-то отдаленно напоминавший своего великого тезку-поэта, может, именно молодостью и серьезным отношением к делу, приглашал в микроавтобус свидетелей происшествия и при свете тускловатой лампочки проводил допросы и писал протоколы.
Тем же фактически занимался и Женя Прибытков, молодой оперуполномоченный. Он уже обошел квартиры, записал фамилии свидетелей и вызывал их по одному к следователю, помогая ему. О самом «стрелке» речь пока не шла. Они договорились отправиться к нему позже. Васильчиков, они уже выяснили фамилию убийцы, был им достаточно известен как скандальный, крикливый, но обладающий серьезными связями адвокат. Но главное, он был депутатом, без участия которого не проходил в Законодательном собрании ни один скандал. Поэтому вытаскивать его сюда, во двор, где в оцеплении полосатых лент еще лежал труп, а вокруг толпились жильцы дома, в котором проживал только что вернувшийся из госпиталя парень-орденоносец, было бы крайней неосторожностью. Несмотря ни на какие оправдания и ни на какие «неприкосновенности», депутата запросто могли бы в лучшем случае покалечить возмущенные соседи. Ну а в худшем – просто растерзать, так как общее возмущение достигло предела. Да тот и сам бы не решился явиться сюда. Разве что теперь уже с пулеметом, как, криво усмехаясь, заметил опер Женя Прибытков. Наверняка тот из своих окон видел и по людскому мельтешению, вою милицейской сирены и огням мигалок понимал, что здесь уже работает оперативно-следственная бригада. И, как непосредственный участник происшествия, должен был бы сам выйти к следователю. А он между тем затаился, как мышь под веником. Значит, не все тут так, как ему хотелось бы.
Впрочем, чего хотелось бы Васильчикову, никто из бригады не интересовался, дойдет и до него очередь.
Тут, вообще говоря, имелась еще одна тактическая сложность. Опять же все о том, что он – депутат, зампред Законодательного собрания. У них же статус свой, откажется говорить – и никакими средствами его не заставишь, да и делать этого нельзя. Но совершено убийство! Совершено депутатом, будь он проклят, а значит, он все равно должен за это отвечать. А уж суд пусть решает, что с ним делать. Убийце иммунитет не поможет. Преступление-то особо опасное. И то, что имелась угроза его жизни, тоже пока никак не подтверждалось. Напротив, это именно он представлял собой опасность для общества – вот такая вырисовывалась постановка вопроса.
– Доктор! – услышал Богодухов плачущий женский голос. – Помогите, пожалуйста!
– Где? Что еще? Кому нужна помощь? – Богодухов увидел перед собой молоденькую девушку. – Это вам плохо?
– Нет, – замотала та из стороны в сторону коротко стриженной головой. – Арькиной маме плохо. Она в тридцатой квартире. Это на седьмом этаже, и лифт работает, пожалуйста, доктор!
– Простите, а кто она? И какое отношение имеет к делу? – Богодухов нахмурился – врачей надо вызывать!
– Это мама убитого… погибшего. Его Архипом звали, а мы – Ариком…
– А, это другое дело. Семен, слышишь? – обратился он к эксперту-криминалисту. – Как приедут, пусть в городскую везут. Я с утра займусь.
И, закрыв свой чемоданчик, в котором тоже здесь, возле трупа, никакой нужды не было, он пошел за девушкой к подъезду.
– Михал Юрьевичу – пламенный! – услышал Зотов добродушное приветствие и поморщился – такой тон был сейчас более чем неуместным.
Следователь поднял голову и увидел Артема Захаровича Плата – высокого тридцатипятилетнего брюнета в простенькой курточке и непременной кепке, напоминающего одного из популярных актеров из телевизионных сериалов про всякие подвиги в борьбе с террористами.
– Привет, Женя. – Плат широкой ладонью похлопал по плечу, точнее, по погону старшего лейтенанта милиции Прибыткова. – Как дела? Когда меня догонишь?
Сам Плат был все еще капитаном милиции, старшим оперуполномоченным, и тому были свои причины.
– Догонишь тут, – пробурчал Прибытков. – Привет. Вот сидим… А ты чего приехал?
– Сам, – Плат поднял указательный палец, – прислал.
– За нами следить? – не отставал Женя.
– Ну а за кем же, – добродушно отозвался Плат.
– Артем Захарович, – сухим тоном заговорил Зотов, – если вы с официальной миссией, то можете ознакомиться, а если нет, то…
– …прошу не мешать? – с улыбкой закончил за него Плат. – Можно сказать, с официальной. Но исключительно в плане рекомендаций, не больше. Разрешите ознакомиться? – Он кивнул на листы протоколов.
Михаил Юрьевич подвинул Плату исписанные страницы показаний свидетелей, а тот, чуть слышно хмыкнув, взял их и, присев на боковое сиденье, стал внимательно и быстро просматривать. Видимо, вопросов по ходу чтения у него не возникало, и он только кивал и откладывал прочитанные листы в сторону.
– С самим-то еще не беседовали? – спросил, ни к кому не обращаясь конкретно.
– Пока нет, – ответил Зотов, поняв, о ком речь.
– Молодцы, вместе сходим. – И Плат продолжил чтение.
Были опрошены двенадцать человек. Двое из свидетелей показали, что Архип Кураев действительно якобы угрожал своему убийце, называя его гнидой, но никаких собак на него не спускал, а все произошло с точностью до наоборот. А что кричал он, то есть покойный теперь Архип, то его можно понять. Когда видишь, как на твою вполне смирную собаку набрасывается злобный бультерьер и начинает ее душить, еще не так озвереешь. А своего пса Васильчиков здесь выгуливает постоянно, запрещая при этом появляться в скверике, где оборудована детская площадка, не только всем другим «собачникам», но и вообще детишкам, это во дворе многим давно известно. Да родители и сами не выпускают детей, боятся. Рассказы-то о том, что депутат может сотворить все, что хочет, и ничего ему за это не будет, слышали многие. А вот только Архип не знал этого. Сам он ни на кого не нападал, но что кричал и ругался, это слышали с балкона. И подтверждали этот факт только двое, а все остальные вообще отрицали какие-либо угрозы со стороны Архипа.
Двое друзей и девушка покойного подтвердили тот факт, что за столом, организованным в честь возвращения из госпиталя героя-сына, собравшиеся действительно пили спиртное, но немного. Сам Архип почти не притрагивался к водке, просто чокался для компании. Он вообще еще неважно себя чувствовал после последнего тяжелого ранения. За тот бой, когда Архип спас командира, его отметили правительственной наградой.
На это заявление Зотов заметил, что судебно-медицинская экспертиза покажет, тогда и можно будет сделать окончательные выводы. А реакция Архипа на происходящее была ему тоже понятна. Но теперь требовалось прибавить ко всем этим показаниям еще и показания самого Роберта Васильчикова. Если он еще соизволит их дать. Однако это уже станет ясно по обстановке…
А обстановка подсказывала, что Васильчиков обязательно оправдается, раз уж тут появился Артем Захарович, присланный лично генералом Полтавиным. Убийца, похоже, уже всех своих дружков обзвонил. Почему-то Зотов, еще не видя Васильчикова, уже испытывал к нему неприязнь и раздражение, хотя и понимал, что так поступать нельзя. А впрочем, возможно, его раздражало больше присутствие Плата, надсмотрщика, так сказать. Его спокойный и добродушный тон, вообще его простецкая манера разговаривать, его неуместные шутки очень мешали работать.
Поскольку время шло к полуночи, а еще оставалось два или три косвенных свидетеля, которые сами не видели, но, естественно, знали, как было дело, и допрашивать которых – одно мучение, но тем не менее надо, Зотов предложил заняться ими Жене Прибыткову. А сам решил отправиться к Васильчикову, о чем и сказал Плату. Тот согласно кивнул и тоже поднялся.
Пока шли к соседнему дому, Артем Захарович негромко спросил Михаила Юрьевича, знаком ли он с Робертом. Немного покоробило, что Плат называет того просто по имени – тоже хороший знакомый, что ли? Поэтому и прислал его Полтавин? Но Артем Захарович сам же и развеял неприятные мысли Зотова.
– Я, было дело, в позапрошлом году уже занимался его делом. Это о Басове, ты разве не в курсе?
– Нет, – неприязненно ответил Зотов, обидевшись на это нарочитое «ты». – А вы, – подчеркнул он, – считаете данные свидетельства оговором?
– Про оговоры у нас с тобой речи не было. А вообще, слушай, Миш, я предпочитаю, чтобы между своими меня называли Артемом и на «ты». Не возражаешь? Не в официальной, конечно, обстановке.
Сказано было просто и без всяких задних мыслей – это чувствовалось. И Зотов с некоторым облегчением вздохнул, ибо до сих пор чувствовал он какую-то излишнюю напряженность.
– Не возражаю.
– Вот и славно… А дело было, если действительно не слышал, такое. Процветал тут у нас один предприниматель, Басов Алексей Иванович. По моим данным он в свое время активно продвигал Роберта, ставшего тогда уже председателем адвокатской областной палаты, в депутаты. Спонсировал, как говорится. Но когда Роберт оказался уже в депутатском корпусе, что-то между ними произошло. Нарушилось. То ли Басов потребовал некоей оплаты своих спонсорских услуг, то ли еще что-то, я не знаю, вопрос, сам понимаешь, трудный, никто тебе на него не ответит, произошла, как говорили, нелепая случайность. Они отправились зимой на охоту – на лося ходили большой компанией. Ну, говорят, стояли на номерах, ждали зверя, сумеречно уже было, а когда тот наконец показался, Басов якобы сошел со своего номера и ринулся наперерез ему. Роберт же не успел сообразить и вмазал в метнувшегося друга картечью. Один к одному, как и в твоем «боевике». Такова была официальная версия, принятая судом. Но на самом деле никто никуда не ходил и не бегал, я лично там был по горячим следам, эти самые следы изучал, хотя их изрядно затоптали друзья-охотнички. А произошло самое настоящее убийство. И я постарался представить следствию все факты к тому. Однако их отвергли в суде, точнее, на них просто не обратили внимания. А мне потом начальство сделало замечание, так, пожурило. Ты теперь понимаешь?
– А что я должен, по-твоему, понять? То, что Васильчиков – хладнокровный убийца, который ничего и никого не боится? Так об этом всему городу известно. И что толку, что люди об этом знают? Он же у нас депутат! Фигура неприкосновенная.
– Если ты с этой мыслью идешь к нему сейчас, то я тебе советую изменить свои планы и вызвать его повесткой для дачи свидетельских показаний завтра утром к себе в кабинет. Эффект будет одинаковый. Он тебе столько всего нагородит, что только слушай! И никуда ты от его россказней не денешься – будешь слушать. И, что гораздо обиднее, перед начальством потом выдавать за свои собственные выводы. Вот так, дружище.
– И что ты предлагаешь? – Зотов остановился и посмотрел на Плата в упор.
Тот усмехнулся:
– Если не боишься лишних шишек, давай внимательно его выслушаем, не перебивая, затем зададим парочку каверзных вопросов, а потом ты, как властное лицо, примешь решение, вызовешь конвой и отправишь голубя в КПЗ. Пусть хотя бы ночку до утра посидит, репу почешет. Это все-таки убийство, а никаких смягчающих обстоятельств я, как ни пытался, в показаниях свидетелей и участников конфликта не нашел, нет.
– Так он же еще и депутат!
– Ну и что? А ты – руководитель оперативно-следственной бригады, официальный представитель закона. Не нравится – пусть строчит жалобы. Пока напишет, пока они дойдут. Телефон у него надо отобрать, связи с миром лишить. Тебя разве не учили? Нет, утром-то шум начнется, жалобщики побегут… А у тебя – веские аргументы. Пока опровергнут…
– И это ты мне даешь такой совет?
– Именно я. Потому что и мне эта гнида – правильно обозвал его покойник, жалко парня! – очень не нравится. Но я властью не облечен, могу только советы давать. А вот принимать их или нет, это уже твое, брат, дело. Смотри сам, но я на твоем месте все-таки припугнул бы Генерала.
– А кто генерал, он, что ли?
– Нет, это кличку ему такую дали уголовники. Он же с некоторых пор с самим Журой дружбу водит.
– Это ты Журавлева имеешь в виду? – удивился Зотов. – Местного «смотрящего»?
– Его, болезного. Генерал у него, по моим данным, в личных адвокатах числится. Тоже имей в виду на будущее, мало ли…
– Ничего себе… – пробормотал Зотов и почувствовал какой-то неприятный холодок, пробежавший по спине – под форменной рубашкой и кителем.
Дик рычал на незваных гостей, и из открытой его пасти свисала слюна.
Васильчиков, напротив, был совершенно спокоен, даже равнодушен ко всему происходящему. Впустив Зотова и Плата в прихожую своей обширной квартиры, еще пахнущей свежим евроремонтом, он посмотрел на собаку и тихим голосом приказал:
– Свои, Дик, лежать.
Пес послушно закрыл пасть и улегся на своем коврике в углу прихожей.
– Видите, какая спокойная и смирная собачка? – уже с любопытством посмотрев на пришедших, сказал Васильчиков. – А про нее рассказывают какие-то страшные сказки. Все – враки! Это нашего брата, состоявшегося гражданина свободного общества, обыватель не любит.
– Да брось, Роберт Олегович, это как раз свободное общество от вас, новых господ, стонет, не путай. Ну пойдем. Присядем, а ты расскажи-ка нам о том, что произошло, и постарайся убедить в своей невиновности.
– Да ты что, Артем Захарович, никак обвинять меня явился? – делано удивился Васильчиков.
– А ты хотел, чтоб тебя похвалили? Это у тебя какой труп-то на счету? Четвертый?
– Так, я категорически протестую против такой постановки вопроса! Если вам угодно снять с меня показания, извольте официально вызвать повесткой, а я еще решу у себя, в Законодательном собрании, стоит ли мне отвечать на ваши вопросы.
– Эва! – совсем уже взял на себя инициативу такого неожиданного разговора Плат. – Да ты уж не спятил ли, Роберт Олегович? Разве у тебя есть уже свое собрание?
– Я оговорился…
– Плохая оговорка, она не понравится твоим коллегам, я в этом просто уверен. Не забывай, что ты совершил убийство. При каких обстоятельствах, это нам предстоит разобраться. Даже если в порядке самообороны, это все равно убийство. Но только пока у нас со следователем, – Плат кивнул на Зотова, – твоя «самооборона» в кавычках, никак, Роберт Олегович, не получается. Не проходит. Это ты еще ему, молодому, можешь впаривать, а я-то тебя хорошо знаю. Так что валяй, доказывай, как это ты умеешь. Все факты пока говорят против тебя. У тебя свидетелей нет, а со стороны убитого тобой – весь дом. И, заметь, не просто люди, а общественность! – Плат поднял со значением указательный палец. – Они – твои избиратели, между прочим. Поэтому не теряй времени, поздновато уже для долгих препираний.
– Ты прав, Артем Захарович, действительно поздно. И я мог бы выставить вас вон из квартиры, но этого не сделаю. Извольте, проходите в комнаты, присаживайтесь и задавайте ваши вопросы. Как вас кличут, молодой человек? – Он посмотрел на Зотова. – Извините, я не расслышал.
– Фамилия моя – Зотов, – мрачно глядя на Васильчикова, сказал Михаил Юрьевич. – Можете так и обращаться – господин, товарищ, как вам угодно. А кличек я, в отличие от вас, не имею.
Уже собиравшийся саркастически ухмыльнуться, Васильчиков немного смешался, но, как бы для себя самого, заметил:
– Хм, остряки…
И когда все расселись вокруг стола в большой комнате, увешанной коллекционными ружьями и картинами с охотничьими сюжетами – видно, все это было главной страстью хозяина, – Васильчиков заговорил:
– Я хочу изложить вам, господа, – он снова хмыкнул, – свою, и единственно верную, версию происшедшего сегодня события. А дальше вы можете поступать по своему усмотрению. Но предупреждаю заранее, что я никаких инсинуаций с вашей стороны не потерплю и буду немедленно жаловаться как вашему непосредственному начальству, так и повыше. Ты, Артем Захарович, знаешь мои возможности.
– Не пугай, рассказывай лучше, – посоветовал Плат.
– А я и не пугаю. Всего лишь предупреждаю. И тебе, Артем Захарович, это известно лучше, чем кому-либо другому, вот так-то, товарищ капитан, – с сарказмом добавил он.
Плат не отреагировал. Но Зотов мог бы поклясться, что увидел, как на миг потемнели его голубые глаза.
А Васильчиков между тем стал излагать собственную версию случившегося.
По его рассказу выходило, что он вышел, чтобы прогулять милого песика Дика, когда ему совершенно неожиданно стали угрожать сидевшие давно, видно, уже в скверике трое пьяных молодых людей с огромной собакой на ремне.
– Ружье с собой зачем взяли? – спросил Зотов.
– Так вот же от таких, как они, и защищаться, – улыбнулся Васильчиков, искренне надеясь на понимание. – Мне постоянно сыплются угрозы со стороны всяких бандитов.
– А вот это, Роберт Олегович, я уверен, не понравится Журе.
– Я протестую, – спокойно ответил Роберт. – Прошу записать в протокол, господин следователь, что оперуполномоченный Плат позволяет себе оскорблять во время допроса свидетеля.
– Вы – не свидетель, вы – ответчик, – хладнокровно поправил адвоката Зотов. – Давайте дальше.
– А что дальше? Дальше все понятно. – Васильчиков развел руки в стороны, мол, рад бы вам помочь, да… – Они набросились на меня…
– Кто – они? Прошу назвать конкретно, – перебил Зотов.