Стратегия. Колония Денисов Вадим

Состав экспедиции «Беринг»

Мужчины:

1. Федор Потапов, русский, 29 лет, р/п «Тунгус». Спасатель. Начальник экспедиции.

2. Ули Маурер, швейцарец, 44 года. Капитан корвета ВМФ России «Клевер».

3. Саджал Чандра Дас, бадха, 15 лет. Матрос-рулевой корвета ВМФ России «Клевер».

4. Юрий Вотяков, русский, 27 лет, р/п «Эфир». Радиоинженер, инженер-электронщик.

5. Данила Хвостов, русский, 34 года. Техник-механик.

6. Константин Лунев, русский, 31 год, р/п «Кастет». Командир группы сталкеров. Боец.

7. Михаил Сомов, русский, 30 лет. р/п «Гоблин». Сталкер. Боец.

Женщины:

1. Ленни Кальми-Ре, швейцарка. 26 лет. р/п «Zicke». Боец.

2. Ольга Лунева, русская, 24 года. Биолог.

3. Нионила Маурер, русская, 41 год. Повар.

4. Катрин Гийяно, француженка, 27 лет, р/п «Cotton». Пилот мотодельтаплана. Боец.

5. Светлана Туголукова, русская, 30 лет. Хирург, врач экспедиции.

ГЛАВА 1

Открытые воды. Свежий ветер с юга

Шаг из-за туши низкой надстройки — и сразу свежий ветер в лицо.

Это ошеломляет до изумления. Это что-то первобытное, настоящее и честное.

Свежий ветер — тугой постоянный напор, сильный, но мягкий и теплый. Ветер сразу осторожно пробует тебя на крепость — кто ты, зачем здесь, не ошибся местом?

Не ошибся — ты чуть вскидываешь голову и жадно ловишь ноздрями струи, а в них — разбитые в пыль брызги и запахи всех морей сразу, в них — ожидания и надежды. Гудящий на одной ноте в штагах — тросах, поддерживающих невысокую мачту «Клевера», — и тонких стойках антенн, такой ветер означает, что опытный шкипер ведет судно ровно, уверенно, не виляет и не выравнивает курс после тяжких ударов масс воды в крашенную флотской шаровой краской скулу из стали спокойной плавки. Это значит, что винты работают синхронно и огромному лепестку руля не нужно вмешиваться в работу движителей «Клевера».

Этот очищающий свежий ветер, настоянный на морской соли и йоде, может проникать в тело и душу, минуя легкие и рациональные фильтры сопротивляющегося восторженности разума. Вся береговая суета людей сухопутных под его очищающим воздействием представлялась чем-то эфемерным. Реальны лишь силы ветра и океана. Реален небольшой кораблик, несущийся к цели, и странные люди на его борту.

Ветер-друг, ветер-проводник.

Свежий ветер сушит слезы расставания и напрочь выдувает из загруженной башки все плохие мысли. Что? Еще остались? Тогда делай шаг — и на ветер! Он вразумит и вылечит. Поможет выгрузить осадок сутолоки прощания, нервозность суеты последних дней и постоянные мысли о гонке, гонке, гонке… Все, брат, ты в дороге!

Как мне это знакомо. Как я этого ждал.

Ну, здравствуй, старый знакомый! Давно не виделись.

Ничего нет лучшего, чем эти первые часы после старта. Собираешься, готовишься, читаешь и изучаешь, комплектуешь и договариваешься. И вот мягкий звонок будильника на смартфоне, последний глоток кофе, торопливо выпитого дома или в бюджетном номере провинциальной гостиницы, лихой прыжок в старенький УАЗ с раздолбанной подвеской и расшатанными сиденьями, бросок через сумрак сонного города — и выход на магистраль. Джип, проснувшись и удивившись отсутствию на асфальте других машин, с трудом, но набирает скорость, а вскоре и летит. Потом пара поворотов, хвойный лесок, плоское поле, ажурная пирамидка и свето-сигнальные приборы антенн ближнего привода… И ВПП, с которой только что с ревом ушел в утреннее небо тяжелый борт МЧС.

А вот и твоя «Аннушка», стоит вдалеке, терпеливо ждет. Редкая удача: ведь туда, куда тебе надо, борт летает всего один раз в месяц. Успел ты, не споткнулся, не подвел — столько хороших людей участвовало в твоей заброске в даль дикую… Там падают огромные метеориты, в одинокие охотничьи избы ночью стучится ужасная и прекрасная Синильга, а в сумрачных дебрях, в самых глухих местах бродит таинственный дикий человек — чучун.

Все знакомо! Молчаливый второй пилот, молоденький парень, нагнувшийся к дутику и что-то там высматривающий, крестообразные заплатки из цветного скотча на плоскости и подходящие напряженные пассажиры, люди, которых ты больше никогда не увидишь. Потом прогрев двигателя, переговорка, рулежка, короткий разбег — и в небо! Ах, как же легко взлетает «Аннушка»…

И почти сразу ямочка, нате вам. Да и плевать, на соседей-провокаторов со страдальческими лицами, что сидят напротив, мы не смотрим, мы смотрим вниз. А там обманчиво цивильный пейзаж неожиданно резко сменяется матерой тайгой. Как же мне тебя не хватало, родная… И начинаешь мурлыкать под нос нечто знакомое и близкое…

Тебе предстоят два часа болтанки над тайгой, потом перевалка в кузов бортового «зилка», тряский маршрут по проселкам и просекам, к базе, где ждет вездеход ГТТ. И ждет недолго: у людей свои дела. Скоро ты останешься один, лишь ствол и старый трубчатый станок с притянутыми к нему гермами станут тебе помощниками. И пусть впереди много непонятного, это уже не суть важно. Ты летишь, а значит, ты уже в Пути. Именно эти мгновения начала путешествия более всего ценны.

Ну, лично для меня. А песенку Вахнюка я и в этот раз тихонько пел.

Волна появляется, однако. Судно начинает покачивать, кончилась лафа.

— Таблеточку примем, больной. — Решительно подошедшая Светлана Туголукова протянула мне крошечный пластиковый стаканчик. Канонически — вот что значит настоящая медицина на борту. Не в пальцах держит и не на ладони, все солидно. Я покладисто принял, проглотил, запил из врученной фляжки: не умею на сушняк глотать. Пример показал. Маурер еще до старта объявил — мол, «будем тестировать».

— Мутить поначалу будет всех, а вот полоскать — не всех. Выявим и приступим к тренировкам. Но и излишней нагрузки не надо.

Сказать «спасибо» за швейцарский аналог старого доброго «аэрона» я не успел — она уже удалялась по палубе, готовясь окучивать остальной личный состав.

Когда в былые времена мы шли на мотоботе вдоль берега от Ганга к Волге, народ себя уже испытал. Я перенес переход нормально, Ленни и Катрин побледнели. С морской болезнью не угадаешь. Океан — он такой, чужой школы не терпит. Казалось бы, занятия дельтапланом должны были… Не должны, оказывается. Индус Джай, наш товарищ и бывший напарник по всем приключениям, оставшийся в Шанхае, реально помучился, а Сашке-цыгану хоть бы хрен. Шкипер тоже привыкал к качке: она в океане существенно отличается от прибрежно-морской. Очень глубокая зыбь, даже при незначительном волнении. Судно, особенно маленькое, долго всходит и долго опускается, получается растянутый эффект, самая тошнота.

Эрдель Боцман пока в лежку, уныло страдает в каюте капитана — у молодых псов это частая проблема. Котенку все нипочем — пригрелся в мастерской, пару раз Хвостов, не выпуская из рук, вытаскивал его на палубу.

Народ до сих пор не может прийти в себя, все в шоке: неужели удрали! Но большинство с палубы ушли — смотреть, по большому счету, не на что, мы в океане. А вот сразу после отхода экипаж разместился наверху, шкиперу даже пришлось сгонять зевак с левого борта, куда мы все и сгрудились. Сидели и молча смотрели на проплывающие мимо берега, такие знакомые, родные… Возле устья Листвянки «Клевер» встречала целая делегация: еще бы, их доча катит на всех парах за романтикой. Женщины помахали, Ольга в который раз всплакнула, бородатые мужики с Кордона, челябинских парней хавающие на завтрак, скупо пальнули в воздух.

С самой Ольгой и насчет нее договаривались сложно. Оставить малого ребенка, да на полгода, до апреля, когда по плану произойдет первая ротация и семья Луневых, как и Гоблин, вернутся в Россию… Родни до черта, бабки, тетки, сестры, братья, все многодетные, опытные — проблем никаких, как за каменной стеной дитя будет! И все-таки. Не каждый может, по примеру участников Великих Северных экспедиций и семей многочисленных советских полярников, пожертвовать семейным уютом ради какой-то там Цели. А мне была нужна связка Лунев — Сомов, и только так. Категорически. Ударное звено сталкеров в новых землях — половина успеха «Беринга», особенно на самом первом и самом трудном этапе.

Ольга сразу заявила, что она мужа «амазонским бабам» не отдаст. А биолог и практикующий агроном-селекционер тоже был нужен позарез. После месяца переговоров со мной и пары бесед с Сотниковым про СССР грозный дед миссию принял, можно даже сказать, смиренно: муж и жена, знаете ли, ниточка и иголочка, куда тут деваться. Знали, что за непоседу кровиночку замуж отдают. Потомку поморов дело знакомое: не они ли на годы уходили в дальние края… Ничего, до апреля время быстро пролетит.

Со Светланой тоже было непросто. Когда Зенгер смело объявила решение, я ушам своим не поверил — она вообще понимает, чью дочку собирается в поход отправлять? Из пяти добровольцев Медцентра я поговорил со всеми, пытался принять наиболее разумное решение, выработать окончательное веское слово. Не получилось. На очередном заседании Штаба, где обсуждался этот вопрос, а я пытался провести некий анализ рациональности, Маргарита Эдуардовна мне сказала следующее:

— Сама решу, не вмешивайся, Спасатель. Ты знаешь, что я по молодости в Антарктику с экспедициями ходила? Два раза, вот так-то, мальчик мой.

Если бы главврач заявила, что она голой танцевала в Вудстоке, я бы удивился меньше.

А Сотников лишь улыбнулся: он-то наверняка знал. В общем, сама она и выбрала, никто не поспорил. У нас ведь тут режим жизни особый. Это тебе не Старая Земля, где у каждого есть бесконечные возможности для маневров души и совести, убеждений и принадлежностей. Мы словно на межгалактическом корабле-монстре, огромном, как какой-нибудь сложносочиненный «Энтерпрайз» или «Ностромо» из фантастического фильма. Здесь императива бесконечно неотъемлемой Свободы Личности не существует. Здесь есть слово «Надо».

Тебя спросят, но до поры. С тобой посоветуются, но в рамках.

Как мне рассказывали мужики, это отработали с самого начала, с Эдгаром. Можешь отшельничать, но работай. Можешь общечеловечить, но и выполняй кое-что на благо общества, анклава. А если не согласен — вон с космического корабля: запас кислорода на несколько часов, две пальчиковые батарейки в задницу, створки открываются — и в путь, дуй за Индивидуальным Счастьем.

Сама Светка хотела попасть в экспедицию до отчаяния. В хирургическом блоке уже три полостника, никакой карьеры. А тут — важнейший человек, настоящий Хранитель. Впереди реальный полевой опыт, почет-уважение и никаких вам «Светок» в перспективе, сплошная Светлана Семеновна. Да и скучновато в герметичных отсеках звездного крейсера, не всем это по душе. Семен Туголуков думал пять дней. И отпустил кровиночку.

С Нионилой никаких проблем не возникло. Она, похоже, и сейчас не понимает, какие такие могут быть опасности, если она плывет на надежном судне с любимым человеком. С ней я мгновенно общий язык нашел. Узнав, что Федя периодически поварил в полевых экспедициях, она меня быстренько прокачала, проверила на раскладки и поверила. Теперь нам всегда есть о чем поговорить в свободную минутку. Не знаю, стоит ли говорить об остальных участниках: это выжимка, эссенция из нормальных авантюристов — как прирожденных, так и новообращенных, примером чему может быть наш радист. Хорошая получилась команда. Тем более что все друг друга на звездолете знают. Единственное неизвестное в уравнении — Светлана. Характеристики, досье, тесты — все это не то, тут только дело покажет.

Присматриваюсь, общаюсь. Таблетки вот глотаю.

— Наслаждаешься, Федя? — спросил за плечом знакомый голос — спокойный, никакого возбуждения.

— Не напьюсь никак, — признался я. — Но состояние похожее.

— Понимаю…

Это на палубу Кастет вышел, в крутом спасательном жилете, новейшая модель; сел рядом. Мы теперь все в «спасах» наверху ходим, таково распоряжение шкипера: в открытых водах падать голяком за борт крайне нежелательно.

— Ну что, видел кого-нибудь? — спросил он.

— Кто интересует? Дельфинов видел.

Дельфины огромные. Упитанные китятки, платформенные.

— Не, дельфины не пойдут, их жалко. Акула нужна.

— Акулы нет.

По мне, так даже хорошо, что нет. Оценивая местных акул, хочется намазать спасательный жилет кайенским перцем, чтобы хоть напоследок досадить этим тварям конкретно.

— Ниче, будем ждать, — с улыбкой успокоил меня Костя. — Как появятся, сразу дай знать, лады? А то пока Гоба разбудишь…

Я кивнул. Мужикам буквально не терпится влепить с турели из «Удара» главному морскому ужасу в бочину, проверить эффективность новой игрушки. Лунев встал, на всякий случай оглядел бескрайнюю водную гладь и, чуть покачиваясь, отправился вниз. Народ, насидевшись на палубе, помаленьку начал разбредаться по каютам: всем нужна перезагрузка системы. Zicke тоже подушку мочит, недавно проверял, ну да ее талант всем известен, Ленка спит как кошка, при любой возможности.

Оставшись на палубе один, я опять откинулся на надутый борт «Зодиака», возле турели ДШК, широкие щитки которого частично гасили ветер.

Подвесной «Эвинруд» капитан ставить на лодку так и не разрешил: опасается шкипер, на воду дует, и я его понимаю. Как бы ни был опытен Ули Маурер, океанской практики у него нет, лишь северные европейские моря опробовал, и то ближним побережьем. Тем более нет у него опыта плавания в Океане иной планеты. Черт, отчего-то «Солярис» Лема вспомнился…

Пока Ули не освоится, не изучит поведение «Клевера» в новых условиях, никакой тяжести поднять выше трюма не даст: боится повышать центр масс. В моем понятии — чистая перестраховка. В его понятии — не надо славянщины с «авоськами». Тут у нас со шкипером есть давний повод для продуктивных вечерних споров.

Кроме «Зодиака» на палубе у кормы, почти на месте снятой катушки-лебедки, закреплена толстая серая «сарделька» кокона стандартного спасательного плота-неваляшки. Конструкция там хитрая, позволяющая автоматически разобщать спасательный плот с судном на глубине не более четырех метров, если уж буль-буль (я завертел головой в поисках дерева)… бац — и плот всплывает, автоматически надуваясь инертным газом. Кстати, устройство, обеспечивающее свободное всплытие спасательного плота, включает так называемое слабое звено — оно-то и срабатывает, отпуская плот на свободу. Вот ведь как бывает… Все стараются от слабого звена избавиться, а тут — необходимая вещь. Один такой надувной монстрик в случае какой-либо беды спокойно вместит всю команду. Вообще-то он две такие команды вместит: с запасом брали. И еще «Зодиак»… без мотора. Нет, надо бы дожать шкипера, что это за хрень: судно (а это судно, пусть и маломерного флота) — и без двигателя!

В комплектации плота чего только нет, мы этим с Кастетом занимались. Приспособы для сбора дождевой воды. Три водоналивные батарейки сигнально-поискового огня, на двадцать часов каждая. Мех ручной для подкачки отсеков. Два больших контейнера со снабжением на камерах плавучести между дугами тента. Сигнально-поисковый огонь, лампочка на два с половиной вольта защищена прозрачным пластиковым колпачком. Видно его с четырех километров. Двусторонние накидки на всех, с одной — серебристый отражатель, четыре штуки солнцезащитных очков. Набор внутреннего освещения, аналог «сигналки»: в мешок заливается забортная вода, после чего лампочка начинает светить.

Снабжение: плавучее спасательное кольцо, на плавучем спасательном лине в тридцать метров, три «фискаровских» ножика с плавучей ручкой в кармане с наружной стороны тента вблизи места крепления фалиня к плоту, три шлюпочных ножа производства Коровинской артели им. XVIII партийного съезда, три «Викторинокса». Два плавучих черпака, две губки, два плавучих якоря: запасной и постоянно закрепленный. Две пары коротких мощных весел, ножницы. Две аптечки в водонепроницаемой упаковке, два свистка, четыре мощные парашютные ракеты, одна ракетница с пятью патронами, шесть фальшфейеров, две плавучие дымовые шашки. Имеется два ручных опреснителя, небольшая солнечная батарея с аккумулятором, водонепроницаемый фонарь-светодиодник, годный для сигнализации по азбуке Морзе, запасной комплект батарей. На плоту установлен радиолокационный ответчик и радиолокационный отражатель, есть сигнальное зеркало, таблица спасательных сигналов и три комплекта рыболовных принадлежностей, маленький газонаполненный бинокль, гарпун и, конечно же, чудо-порошок для отпугивания акул, не приведи господь испытать его на эффективность…

Отдельно был уложен пищевой рацион в воздухонепроницаемой упаковке калорийностью из расчета больше десяти тысяч килокалорий на каждого человека и пресная вода из расчета по полтора литра на одного пассажира. Имеется и оружие. Мы герметично упаковали два револьвера «Наган» с сотней патронов и пару «хаудахов» двенадцатого калибра с полсотней картечных «ротвейлов». В особый контейнер Юра Вотяков впихал какую-то особую рацию, способную теоретически достучаться до острова Входного или до Эдгара. А уж там «Нерпа», может быть, как-нибудь — если повезет… Брр, даже думать не хочется. Остальное — уж кто что успеет схватить с собой, когда морские окуни начнут передавать первые приветы.

Для установки дополнительного оснащения пришлось в условиях реммастерских вскрывать штатный контейнер, снимать систему надувания и вообще заниматься всем тем, от чего упали бы в обморок земные инспекторы, увидевшие такие нарушения конвенции СОЛАС.

Спрашиваете, какого лешего я все это так подробно описываю? Да потому что страшно!

Сейчас все мы слегка перегорели, немного успокоились.

А вот когда только прикидывали и комплектовали… Отгоняли дурные мысли прочь, но они возвращались и возвращались. Это ни хрена не шутки. Это, hombre, реальная испанская авантюра с новыми землями. Обманчивое чувство самоуверенного старожила исчезло махом — с чего это ты взял, что уже знаешь этот новый мир? Ты знаешь лишь небольшой регион, глупый. Впереди мир непредставимый, а перед ним лежит неизвестный Океан. И никаких точек аварийного схода с маршрута, никаких сил МЧС. Есть карта, на которой человеческий ноготь может закрыть средней величины европейскую страну. Есть некий план. И есть масса вопросов. Знаете, сейчас я очень хорошо понимаю Колумба и Кортеса… Колумб хоть в Индию плыл, пусть и ракообразным способом. А мы пилим в откровенное Никуда.

Однако само это Никуда никого особо не страшит. К примеру, Гоблину вообще плевать, кто там и что там сидит на новых берегах, у него ко всем «правильный подход» есть.

Но никому не плевать на сам Океан.

Он по-настоящему пугает. Океан в любой момент способен сотворить что угодно и с нашим верным «Клевером», и с нами, самонадеянными гордецами. Вот мы и готовились, перебирали и выписывали каналом, вязали, перевязывали. Кстати, умение всех членов экспедиции уверенно держаться на воде проверялось комиссией Штаба.

Что будет после того, как мы останемся на плоту посреди океана? Куда нас понесет? Маурер утверждает, что на таком масштабе Смотрящие и не подумали прорисовывать группы мелких островов, рифы, мели и одинокие скалы посреди моря. Но даже если мы сможем вовремя их увидеть, даже если будет относить течением и ветром к спасительному берегу, сможет ли эта надувная лоханка доплыть до них, даже в четыре весла? Вот потому мне инстинктивно и хочется иметь наготове еще одно плавсредство, полноценное, с двигателем. Утонуть или тупо загнуться на резине не хочется. Но упаси господи произнести это при Маурере или при Сашке — сами и утопят.

Вечерело. Я уж думал, что большая часть экипажа вырубилась, — ан нет, то и дело кто-нибудь выныривал из двери, с недоумением пялился на меня, иногда подходил, смотрел какое-то время на синеву и вновь скрывался внизу.

Вот Хвостов наверху не появился ни разу. Данила весь день безвылазно сидит в машине, вернее, в тесном модуле крошечной судовой мастерской, что оборудована впритык с машинным отделением. Там же и два спальных места друг над другом, откуда Хвостов, сразу переиграв все расклады, безжалостно выгнал Кастета. Даже во сне не может слесарь бросить рабочего места, придется Сандже с ним жить. В судовой мастерской изначально имелся верстачок с тисками, вертикально-сверлильный и заточный станок. Данила умудрился встроить туда же крошечный токарно-винторезный. Все остальное пространство, включая потолок, заполнено кронштейнами, на которых закреплены самые разнообразные инструменты.

Я и сейчас слышу, как он там постукивает, конструирует что-то очередное-гениальное. Маурер, быстро осознав возможную опасность, для начала вежливо предупредил технаря не вздумать производить апгрейд судна без ведома и одобрения капитана.

Работает не покладая рук и Нионила, изредка ветер набрасывает на меня манящие запахи из камбуза. Скоро ужин, обещающий быть качественным, — мне ли не определить меню по запахам. Уху слышу. От моей помощи повариха отказалась, ну да это поначалу, знаю я эти вещи: в походах готовить непросто.

Погода балует, все отлично, лишь небольшое волнение чуть портит картину.

Волны с легким шипением набегают с юго-востока, невысокие, пологие. Юго-восточный пассат, так, наверное. Волны и ветер толкают «Клевер» с левой стороны, но корвет, не сомневаюсь, лежит на заданном курсе. Сашка спит в микрокубрике, не обращая внимания на неугомонного соседа, рулевой на вахтах делит время с капитаном. Третий рулевой мотобота — я. Опыт управления «Клевером» уже есть, как и у Ленни. Но будь я проклят, если шкипер во время моего дежурства не останется бдить рядом, в лучшем случае — увалившись за моей спиной на спальник. Не доверит пока, побоится оставлять у штурвала без контроля.

В рубке вместе с Маурером сейчас находится Катрин Гийяно. Так теперь всегда должно быть — два человека на хозяйстве, и вахты на судне по двое, иначе нельзя. Рулевой вместе со шкипером постоянно занимаются наукой навигацией, Маурер с немецкой обстоятельностью отрабатывает классическую методику — «два лаптя правее солнышка». Ждет появления звезд, будет Катрин учить, хотя, по-моему, она уже немало знает. По крайней мере, по словам Ули, при выверках секстанта бить по рукам уже не требуется. Когда я туда заходил в последний раз, мне показалось, что муштрует он больше для самоуспокоения.

Правда, Маурер мне поведал, что и сам он таковой процесс в точности воспроизводил только по молодости, в мореходке: кому в век спутниковой навигации требовалось умение сажать светила на горизонт? Весь день Ули, сопя и расставив ноги пошире, качался всем телом, ловя в прицел своей хитромудрой штурманской приспособы коварно ускользающий солнечный диск. Ну конечно, когда на реке и берегу навыки освежал, такой океанской зыби не было.

В навигации Ули помогает радиомаяк острова Входного.

Вокруг корабля один горизонт. И больше ничего.

На вечернем небе постепенно начали зажигаться звезды, с каждой минутой все больше их, стало гораздо красивей. Дневное синее небо и синяя вода — это уже явный перебор, порой кажется, что они сливаются, и тогда становится как-то неуютно. Увы, вечерняя красота кратковременна. Судно неуклонно идет к Северному Тропику, ночь в этих местах наваливается быстро, так что скоро вокруг будет та еще темень, лишь серебристые барашки шипящих волн и бесчисленные звезды в небе.

А вот что сейчас радист делает, интересно? Поспорив немного сам с собой, я решил, что Юрка сидит в радиорубке. Пойду проветрюсь, хоть и не хочется вставать, прилежался что-то возле «Зодиака», уютно тут. Встал — и голова закружилась: надо же, уматывает понемногу, а ведь я на качку крепок.

Сразу за капитанской рубкой с правого борта имеется странная «подсобка» с дверью овальной формы. Раньше там почему-то стояли лопаты, какие-то палки, алюминиевые швабры и металлические уголки. Это место и оттяпал себе Вотяков под судовой радиоузел. Собственно пространства в бывшей подсобке с гулькин нос — если радист сидит на рабочем месте, то уже запросто и не войдешь. Но Юрка был рад и этому, оборудовал все, неделю провозился. Представляется, что на подлодке середины прошлого века пространства у радиста, наверное, было бы побольше.

Вотяков был на месте и вел связь. Я сознательно поручил ему на первом этапе самому докладывать и успокаивать отцов-командиров: отчего-то мне совершенно не хотелось слушать голоса с далекого материка. Ничего личного, вот просто, знаете… отрезалось. Отцепился я, отвинтился, чего так просила беспокойная душа. Дайте от вас отдохнуть, начальники заботливые, дайте насладиться волей. Открыв небольшую, но тяжелую дверцу, сразу поставил ее на стопор, обеспечив себе защиту от похолодавшего к вечеру ветра.

— Ну, как там? — дежурно спросил я у маэстро.

— Связь устойчивая, — весьма довольный собой, доложил Юрий. — И с Входным есть, и с Морским Постом.

А ничего он тут устроился, капитально, образцово. Вотякова можно в дальний космос посылать: умеет он качественно организовать свой быт в ограниченном пространстве. Термос стоит, остаток бутерброда — явно к Ниониле на камбуз наведался, хотя она и сама могла ему принести перекусон: наша заботливая мама — всеобщая любимица. И это реально греет, такая забота сразу сердцем принимается.

Поди, теперь «маркони» и на вечерний чай не вытянешь, тут самый разгар работы. А что, хорошо в радиоузле — днем оно не так клево выглядело. В наступающей темноте зеленый плафон лампы, согнутой над миниатюрным металлическим столиком, создавал почти домашний уют. Вотяков и сам всегда какой-то домашний, и вокруг себя умеет такую атмосферу создать. Ценный человек.

Подсветки приборов добавляли обстановке толику должного профессионального колорита.

— «Дункан» только сейчас ушел к Замку, прикинь, они «Нерпу» вниз спустили, Корнеев дежурит на Входном, страхует.

Разве может такая информация не обрадовать? Все спокойней становится. Ну, хоть маленько.

— А с Замком получается?

— Только пробую, антенны переключаю, отстраиваюсь.

Антенн у Вотякова — как в Останкино, каких только нет в запасе.

— Думаешь, получится?

— А? Не понял. — Радист оторвался от приборов, посмотрев на меня очень странно. — Хм… Федь, ты знаешь, какая станция была у Хейердала на «Кон-Тики»?

Я отрицательно покачал головой.

— Коротковолновый шестиваттник. Это как фонарик мощностью. И ничего, с кем только не связывались.

— На чай пойдешь? — спросил я, уже зная ответ.

— Да какой там! Сейчас Хвостов подвалит, он ротор двойного квадрата до ума доводил, полезем, поставим, покрутим. Вот и будет связь с Замком.

«А нужно ли? — отчего-то подумалось мне. — Может, посидим немножко в тишине? Отдохнем от командной суеты».

Перекинувшись с Вотяковым еще парой ничего не значащих фраз, я внезапно понял: «Тебе вот, Потапов, не хочется говорить с начальниками с Большой земли, а ты не подумал, что твои спецы не горят желанием говорить с тобой, — они до Настоящего Дела дорвались. Так что убери Око, не отсвечивай».

Осознав это, я оставил радиста в покое и направился в командный пункт.

В капитанской рубке кипела… Не, не это я хотел сказать. Там царило Настроение. Там сверкал и блестел сам Дух Путешествия. Шкипер наконец-то снял свой парадно-венчальный китель и облачился в любимый рабочий комбинезон. Маурер светился так, что и подсветки приборов были не нужны. Катрин в этом не отставала: важно и усердно пыхтела над столом у большой бумажной карты, то и дело прикладывая к листу большущую линейку и транспортир. Вот непонятно мне, что можно прикладывать к фрагменту пустого океана? И зачем? Помню, Ули как-то мне объяснял, что основной метод кораблевождения есть счисление пути по времени, скорости и курсу. Но я благоразумно промолчал.

В помещении было темно и тепло — шкипер включил систему отопления.

Первым делом я посмотрел на прикрепленный к задней переборке листок с графиком дежурств. Такие же висят в кают-компании, в машинном отделении и в радиорубке. Все заходят и смотрят на график, хоть и помнят свое время отлично. Вот и я посмотрел: ответственное дело.

— Акул успел заметить, Тео? — спросил Ули, показав указательным пальцем на экран гидролокатора.

Общение в экспедиции происходит на русском языке, с примесями англо-немецкого в сложных случаях: в анклаве давно сложился некий пиджин. Но иногда люди переходят на другой язык. Как сейчас, например.

— Видел дельфинов, часа два назад, трех.

— Не то! Проспал ты, что ли? Только что парочка мимо проплыла. Здоровенные! А может, это и не акулы…

— А кто?

Маурер не ответил, отвел взгляд к экранам.

Я тоже посмотрел на приборы, и прежде всего на жидкокристаллический монитор корабельной РЛС. Чисто машинально глянул в наивной надежде хоть что-то увидеть, засечь какой-либо объект. Нет ничего, никаких засветок. Пусто в океане.

— Как идем, дружище?

— Лучше, чем я ожидал, Тео. Если волна не поднимется, то завтра к полудню подойдем к островам.

Вот это хорошие новости!

Стемнело конкретно. В темноте рубки — лишь слабая подсветка приборов, а мне отчего-то хотелось влупить на всю мощь курсовые и бортовые прожектора, чтобы увидеть все то необычное, что может оказаться на пути судна. В скошенном ветровом стекле, не дающем во время дождя или шторма потокам воды искажать обозреваемое, главенствовала серая башенка пулемета «максим». Видавший виды боевой агрегат покачивал толстым зачехленным стволом вместе с судном, выискивая впереди вероятную цель.

— Течение немного отжимает «Клевер» к западу, постоянно приходится корректировать, — посетовал Ули, тоже глядя вперед.

Какое-то время мы с напряженным вниманием следили за почти исчезнувшим горизонтом впереди. Баста, ночь на дворе. А двор наш теперь — водный мир… Море опять разыгралось, юго-восточный пассат сменился восточным, беспорядочные волны раскачивали корвет, чувствовалось, что следовать курсу становится все трудней.

— На вечерний час пойдете? Я подежурю.

— Сюда принесут, — отрезал Маурер. — Не до ужина, Тео, сам видишь…

Мелкие брызги начали перелетать через судно.

Набегающие волны то поднимали, то опускали корвет, пока что мягко, даже бережно. Гребни волн не столько валились на судно, сколько боролись между собой, в итоге некоторые поднимались выше, эти злились, шипели, разбрасывая серебристую пену.

Шкипер сдернул с верхнего крепления коробочку микрофона.

— Внимание, экипаж!

Судно буквально нашпиговали точками внутрикорабельной связи, терминалы есть повсюду, даже на палубе две штуки — один в башне ДШК, другой у «максимки». Открывай гермолючок, цепляй гарнитуру — и переговаривайся.

— Ветер поменялся, волнение усилилось. Будет болтать, но несильно. Принять меры безопасности! Рейс проходит нормально, все узлы и агрегаты работают исправно. Завтра подойдем к островам. Расчетное время — полдень.

Не слишком ли шкипер самоуверен? Под ударами волн «Клевер» явно снизил скорость. Заметив мой скепсис, Ули вновь взял микрофон.

— Машина, как режим? — грозно спросил альфа.

— Агрегаты в норме, работают как часы! — гордо заявил Хвостов.

— Хорошо, прибавляем, — откликнулся Маурер и добавил оборотов.

Ну что ж, первые трудности…

Из Волги мы выкатились словно с горки съехали — курортная прогулка вышла, а не проход по реке. Могучая артерия, добавив честные четыре километра в час к скорости судна, аккуратно, но быстро вытолкнула своих воспитанников в залив — плывите, деточки… У Двух Лошадей «Клевера» встретил «Стерегущий», лихо и весело проводил экспедицию до самого устья. Там эстафету перехватил Эдгар.

— Щас пальнет, — уверенно заявил Гоблин, глядя в бинокль, и не ошибся.

На вершине высокой скалы залпом вспыхнули три дымных облачка, секунда — и грохот береговой батареи проводил нас в дальний путь. Не снижая скорости, прошли мимо острова Входного, попрощавшись сиреной с последним клочком родной земли. Огромный конус выноса могучей реки течением отгибало вдоль берега, разница в цвете воды была заметна отлично. Миля (не могу привыкнуть к милям, километры привычней), граница цветов, и мы в море. И почти сразу вокруг судна заплясали золотые макрели, которые, впрочем, скоро исчезли, а если смотреть с борта, то под солнцем были заметны и несколько рыбок-лоцманов, правда, «рыбками» их можно назвать лишь с большой натяжкой. Я всегда считал, что эти крохоборы, кроме акул, могут сопровождать лишь небольшие лодки и катера, принимая их за особо крутую акулу. Но чтобы целый пароход… Впрочем, для рыбы-лоцмана длиной сантиметров восемьдесят такое судно — что лодочка из прошлого мира.

«Дункан» ждал. Суда замедлили скорость, встали рядом, всего метра три между бортами, и вместе пошли на юг. Капитаны высунулись в боковые форточки и переговаривались о всяком разном. Чувствовалось, что Коломийцев завидует. Старому капитану до дрожи хотелось встать рядом и помчать туда, где над лагуной под сенью большой горы стоит спасительная прохлада, запах бамбука и сухих пальмовых листьев встречает тебя в хижине, а чистая лазурь соседствует с белоснежным песком… Все это понимали, но никто не мог помочь дяде Вове. Кому-то нужно беречь Отчизну.

Потом шкиперы начали перекачку топлива, «Дункан» перегонял литры, компенсируя расход, — хорошее дело. Прошло совсем немного времени, и мы опять были под завязочку.

С мужиками попрощались быстро, по-настоящему устав рвать нити…

Пора чай пить, Потапов.

Выйдя из рубки, я посмотрел за корму. Большая Медведица, как и положено, висела над горизонтом к северу, а вот и Малая, ага… И Полярка родненькая! Не удержавшись, я помахал рукой подруге.

Слева вспыхнуло желтое световое пятно распахнувшейся настежь двери, на палубу вылетел Гоблин, покачал передо мной указательным пальцем и молча устремился к корме. Понятное дело, знакомое. Туалет на судне один, а про его размеры я говорить ничего не буду, вы уже поняли. Вот мы с мужиками и положили промеж себя: по возможности пользоваться кормовым пространством.

С непривычки и без должной сноровки такая процедура даже в штиль непроста, а уж при волнении… Подобные операции с главным калибром в окружении волн, холодных брызг и шелестящего рева работающих за кормой винтов «Клевера» чреваты неожиданным падежом через леера. Во избежание и для предупреждения всем мужикам строго-настрого предписано перед началом действа пристегивать к поясу страховочный линь с карабинами, способными выдержать подъем тяжелого джипа.

Ну-ка, ну-ка… Гоблин пристегнулся! Мишка Сомов, которому в принципе плевать на ТБ! Пристегнулся как миленький! Оно и понятно, главный калибр — это, конечно, ценно и свято, но если уж перекинешься, — до дна ты им все едино не достанешь и, словно винтом, не помашешь. Не поможет. А разворачивать судно в темноте, искать в темной страшной воде под лучами ксеноновых прожекторов… Еще ведь заметить вовремя надо.

Так что тут ТБ рулит. Дай волю шкиперу — так он вообще заставил бы всех пристегиваться к «лонже» сразу после выхода на палубу. Пока страхуемся только в опасных местах, такие есть, в них и закреплены тросы страховки.

Наверное, настоящие моряки так себя не ведут. В смысле, временами панически. Настоящие моряки враскачку бегают по палубам, весело напевая сквозь сжатые зубы и ленты бескозырок бессмертное «Яблочко». Но у меня таких нет, извините. Даже Ули Маурера нельзя пока назвать настоящим морским волком. Вот речным — пожалуйста. Мы только привыкаем, учимся сосуществовать с великим Океаном.

Закончив дело, Гоб подошел ко мне:

— Маурер по СПУ сообщал, что акулы были. Видел?

— Видел дельфинов.

— Жаль, погода не того. Постоял бы на палубе, покараулил, — никак не уймется мужик.

— Как там с чаем, Миш?

— Так все готово, пошли! Девки заждались.

В кают-компании собрался народ.

Здесь нет Вотякова с Данилой, которые работают на антеннах, Сашок спокойно спит в ожидании своей вахты да Маурер с Катрин рулят в рубке.

Голодными едоков назвать было трудно: бледные лица присутствующих индицировали невысокий уровень аппетита. Но Павидла (ох ты, назвал-таки!) свое дело знает, на столе ничего тяжелого и жирного. Кисленькое, жиденькое. Экипаж налегал (если можно так сказать) на чай с лимонами и овсяным печеньем, кто-то пробовал бутерброды с маринованными помидорками и огурчиками. Сев рядом с обманчиво выспавшейся Ленкой, я посмотрел на ее фруктовую кашу, не возбудился. Перед Кастетом и Ольгой стояли тарелки с ушицей: солидная семья и ужинает солидно. Остальным это было не по силам, даже легкие слоеные пирожки с джемом размером с мизинец, истинный шедевр, произведенный в скупых условиях камбуза. Я тоже уху не буду есть — как-то не до нее.

— Напрасно от ушицы отказываешься, Федя, морское морским и лечат, — уверенно научила меня Ольга. Как и все «кордоньеры», она всегда основательна, но иногда занудна.

Света Туголукова еле заметно усмехнулась, промолчала, что мне понравилось. Очень важно, как ребята будут притираться друг к другу.

Нионила заботливой хозяйкой смотрела на вялых едоков.

— Ничего, ребятки мои, утром холодненькую поедите, холодная уха со щавелем да с травками даже вкусней будет.

— Мама Нила, да вы не смотрите на них, я вот у вас еще и добавки попрошу! — смело заявила Лунева.

Повариха, мягко вздохнув, села на краешек возле стола, но почти сразу подхватилась:

— Что ж сижу-то! Надо в рубку горячего отнести! Да и ребяткам на улице, замерзнут с этими антеннами…

Костя торопливо встал:

— Нионила, давай сообща. Качает на палубе, помогу.

И они вместе ушли на камбуз за алюминиевыми судками, которые при переноске ставят пирамидкой. Кастетова уха осталась остывать на столе — ай грамотно ушел пацан! И не докопаешься: Ниониле и вправду помочь надо.

Народ настроен на ударную работу. Хорошо тем, у кого она уже есть. Остальным придется ждать прибытия. А вот у таких, как Хвостов, работа всегда при себе имеется. Это основная причина, по которой его и включили в список личного состава «Беринга». Технарей в анклаве и кроме него достаточно, в том числе среди немцев. Но только Хвостов способен работать с металлом днями и ночами, это у техника-суперслесаря в крови, образ жизни — постоянно что-то ищет и находит, изобретает и улучшает. И фронт работ он себе подготовил заранее.

Вот, к примеру, транспортные средства и иная техника, имеющаяся на борту.

Что мы имеем. Имеем мой верный «Круизер» XVI900A Midnight Star и легкий квадроцикл ATV — отличная альтернатива долгим пешим разведывательным выходам по лесам, болотам, или что там нас ждет, в поисках людей или ништяков. Две большие RIB-лодки «Зодиак», одна стоит наверху, ее вопросом я уже шкиперу плешь проел, вторая — в трюме, со спущенными бортами. Там же в собранном виде хранятся и летательные аппараты экспедиции: мотодельтаплан и простой дельтаплан, свободного, так сказать, парения — оба аппарата есть хозяйство Катрин Гийяно, которой может помогать Zicke. Кроме всего вышеперечисленного имеется небольшой наблюдательный воздушный шар с камерой, оснащенной механической и цифровой системами стабилизации. Здесь у Юрика опыт невелик, понятно лишь, что буксировать его бесполезно. Наши на Волге пробовали — не годится такой метод для съемки местности. Казалось бы, все. Остальное я должен добывать по прибытии, сам, через канал. А лимит веса там копеечный, да и габариты панели не внушают надежды на возможность переброса хоть сколько-то серьезной техники. Разве что скутеры…

Но у Хвостова в трюме припрятано еще кое-что.

Для начала он выторговал у снабженцев запасной двигатель к квадру. Только под шумок взял модельку помощнее. Потом набрал узлов подвески, якобы «запасную» резину, все по капельке, по ниточке. Не успели мы и глазом моргнуть, как в трюме осели особым образом гнутые стальные и титановые грубы… В итоге Хвостов сразу после прибытия готов начать сборку «боевого багги», в чем его сразу же поддержали Кастет с Гоблином, активно и умело помогавшие мастеру выбивать, уводить из-под носа и надежно прятать. Мужики даже помогали ему вычерчивать проект. Впереди перед правым седоком будет стоять универсальная турель под любое из имеющихся огневых средств, а позади по бокам в специальных тубусах — личное оружие.

Открылась дверь, и в кают-компанию вошли Нионила с Кастетом. Хозяйка сразу же направилась к себе, а Костя, не стряхивая плащ-палатки, чтобы не окроплять солеными брызгами присутствующих, осторожно повесил ее на крючок и возбужденно сказал:

— Затихает уже, налаживается погода. Но темно, как в…

— Сюда не захотели пойти? — спросил Гоблин.

— Залезли в радиорубку, что-то обсуждают, не вытащишь. Худые оба, помещаются, — снисходительно молвил Лунев, сам меньше всего похожий на амбала.

Казалось бы, очевидное решение поставить пост радиоузла в ходовой рубке Вотяков отверг сразу же: каждый радист хочет иметь свой уголок, где его никто не дергает и не дает ценных советов. И не мешает спокойно перекусывать, когда захочется. Других радистов я в своей жизни не встречал.

Вялая трапеза уже подходила к концу, когда после тихого предупреждающего щелчка проснулся динамик внутрисудовой связи:

— Внимание! Командиру экспедиции и сталкерам срочно подняться в ходовую рубку! Повторяю, командиру…

Я уже не слушал, вылетая наружу без всяких плащ-палаток, а за мной, едва не снося все со стола, ломанулись сталкеры.

— Всем сидеть здесь, не дергаться, — успел проорать Кастет, — сообщим!

Секунды — и мы оказались в рубке. Там сразу стало тесно и душно. Шкипер, не оборачиваясь, махнул нам рукой. Катрин на наше появление вообще никак не отреагировала, стояла с левой стороны и неотрывно смотрела на экран РЛС.

— Что случилось?

— Объект на радаре, двести восемьдесят три градуса!

— Опознаватель? — спросил Гоблин.

Ули отрицательно покачал головой — значит, программа локатора появившийся объект идентифицировать не смогла. Мы втроем впились в монитор.

— Ничего не вижу! — Кастет протер глаза.

— Не понял…

— Смотри внимательно, сталкер! — нервно бросил шкипер. — И увидишь!

Шли секунды, но бледно-зеленый экран был чист. Дико смотреть на это. Всегда, где бы мы ни плыли, на экране были берега. Пусть пустые, пусть порой безжизненные, но луч РЛС их «хватал», отображал, прорисовывал. Здесь же ничего не было, пустота вокруг, космос.

Что это? Есть засветка!

— Удаление семь с небольшим миль, — прокомментировал Маурер. — Сейчас исчезнет.

И точно, засветка исчезла с экрана так же внезапно, как и появилась. Неудивительно, что программа не захотела ставить над ней «птичку» с кодами и цифрами.

— Ули, давай в километрах, не время в башке каждый раз пересчитывать, не та ситуация, — попросил Костя.

— Хорошо. Что делать будем?

— Есть динамика в движении цели? — спросил я.