Последний расчет Даль Хьелль Ола

Глава 8

Дом в пригороде

Женщине, открывшей дверь, было лет сорок восемь – пятьдесят; судя по всему, в молодости она была настоящей красавицей. Стройная, среднего роста. Ей очень шел серый костюм с юбкой почти до колен. Она смотрела на Гунарстранну выжидательно, с легким интересом, как медсестра на больного.

– Можно войти? – сразу спросил он.

– Конечно, дорогой мой. Прошу, простите меня. – Она широко улыбнулась и стала еще симпатичнее. Волосы у нее были совершенно седые, как серебро; Гунарстранна заподозрил, что она их красит. Наверное, когда-то она была блондинкой. – Аннабет все нам рассказала. Мы, конечно, в ужасе… Но я не ожидала, что ко мне так быстро нагрянут из полиции.

Все ее движения были плавными, изящными, бесшумными. Она провела незваного гостя в гостиную, предложила сесть.

– Я сейчас!

Из спрятанных динамиков лились звуки музыки. Классика… «Волшебная флейта» Моцарта, одно из немногих произведений, которые Гунарстранна хорошо знал. Он невольно расчувствовался. Слушая дуэт «До свидания, до свидания…», он вспоминал Эдель.

Инспектор огляделся по сторонам. Коробка от диска лежала на кофейном столике рядом с сегодняшней газетой. В комнате вообще было много столов: маленькие, антикварные, очень изящные столики красного дерева, по одному в каждом углу, по одному у каждой стены. И почти на всех лампы с абажурами из разноцветной мозаики… Тиффани?

Гунарстранна прошелся по овальному ковру, закрывавшему дубовый паркет в середине комнаты. Ковер с восточным узором приглушал шаги. Он стоял на коврике, покачиваясь на пятках, и слушал арию Памины из «Волшебной флейты». Сигри Хёугом звенела чашками на кухне. Краем уха он слышал шум льющейся воды. Очень уютный дом. Правда, в гостиной нет ни книг, ни телевизора, только дорогая мебель, столики, лампы. На стенах картины. Заметив на подоконнике цветочный горшок, Гунарстранна направился к окну. Деревце бонсай… похоже, оно болеет. Он поднял горшок, внимательно осмотрел деревце и понял, что оно умирает. Гунарстранна задумался и посмотрел в окно. Оно выходило на юг. Сразу за живой изгородью проходили две трамвайные линии. Но дальше открывался прекрасный вид на внутреннюю часть Ослофьорда, острова, Буннефьорд и Несодден. Синий лайнер судоходной компании «Колор Лайн» огибал мыс и направлялся в сторону пролива Дрёбак и в Скагеррак.

– Сахару, молока? – послышался голос у него за спиной.

Обернувшись, он понял, почему не слышал шагов хозяйки: она была босиком.

– Я пью черный, спасибо. – Он поставил деревце на место, сел в изящное кресло за низким овальным столиком с винно-красной столешницей.

Сигри Хёугом села на диван наискосок от него. Через какое-то время она взяла со стола пульт и выключила звук на середине арии Памины. Хозяйка и гость переглянулись.

– Гунарстранна, – произнесла Сигри, словно пробуя его фамилию на вкус. – Необычная фамилия! – Она прищурилась; на ее губах заиграла дерзкая улыбка. – Вам она нравится?

Инспектор, который внимательно осматривал изящную фарфоровую чашечку, удивился. Сигри задала ему очень личный вопрос без всякого смущения. Он провел пальцем по позолоченной каемке блюдца, посмотрел ей прямо в глаза и с улыбкой ответил:

– С чего вдруг? Кажется, собственные фамилии никому не нравятся… разве не так?

– По-моему, вы правы. – Она склонила голову набок, видимо удовлетворенная таким ответом.

– Да. – Гунарстранна попробовал кофе, едва заметно кивнул и одобрительно поджал губы, давая понять, что кофе хорош. – Так повелось, чтобы фамилии меняли женщины; мужчинам приходится мириться с фамилией, полученной при рождении, и передавать ее по наследству.

Какое-то время она рассеянно смотрела перед собой, очевидно собираясь с мыслями.

– Но, если вам не нравится ваша фамилия, ее, наверное, нетрудно сменить. В наши дни возможно все.

Гунарстранна откинулся на спинку кресла и закинул ногу на ногу.

– Я пришел к вам не для того, чтобы говорить обо мне. Но раз уж вы завели такой разговор… В детстве мне очень не нравилась моя фамилия. И я долго думал, что у других тоже так – то есть что свои фамилии не нравятся никому. Потом все стало наоборот. Став взрослым, я понял, что мне не нравятся люди, которые берут псевдонимы. – Он помолчал. Затем обвел комнату рукой, как бы подтверждая и прекрасный вид, и изящную обстановку, и непринужденность хозяйки. Затем продолжал: – И почему же вы решили пойти…

– В центр по реабилитации наркозависимых? Ничего не может быть естественнее, – ответила Сигри. – Я – типичная представительница жителей Западного Осло. Мне надоело быть домохозяйкой, ходить за покупками, проводить выходные на южном побережье. У нас принято выходить на работу после того, как дети начинают ценить друзей больше, чем родительский дом.

– Когда это происходит?

– Когда у детей начинается переходный возраст… точнее, как в нашем случае, у одного ребенка. Мы учились одновременно: Юаким заканчивал школу, а я поступила в университет в Бергене по специальности «социальная работа». С Аннабет я работаю уже три года.

– Юаким – ваш сын?

Она кивнула.

– Чем он занимается сейчас?

– Он в США, изучает экономику в Йеле.

– Неплохо.

– Хотите сказать – все очень верно и правильно для семейства Хёугом из Грефсена.

– Значит, вам не очень нравится специальность, выбранная вашим сыном?

– По-моему, по сравнению со спасением наркозависимых капитализм и финансовая политика Запада несколько отходят на второй план.

– Любопытно!

– Почему? – Она подсунула под себя ноги.

– Потому что вы, по всем приметам представительница среднего класса, предпочитаете спасать наркозависимых и не одобряете… – Он задумался, подыскивая нужные слова.

– Официальную политику по отношению к наркотикам, – закончила за него Сигри, задумчиво и сосредоточенно глядя перед собой.

– Как складываются ваши отношения с пациентами?

– А знаете, очень неплохо. По-моему, я нашла свое призвание.

– Вам нравится ваша работа?

– Да, и пациентам тоже нравится, что я делаю.

– А Катрине?

Сигри кивнула:

– Катрине была молодая и глупая. Извините, что я так говорю. Я очень ее любила. Молодая, красивая, модная… Как говорится, у нее вся жизнь была впереди. И в то же время она мне завидовала.

Гунарстранна улыбнулся в знак того, что понял.

– Она завидовала тому, как я живу… какой у меня дом, какая машина… сколько у нас денег. Пожалуйста, не поймите меня превратно. Такая зависть – чувство здоровое. Однако молодым девушкам вроде Катрине нужны ясные, четкие образцы. Катрине еще не созрела как личность; представления о самой себе у нее были довольно туманными. Ей трудно было смириться с тем, что жизнь часто бывает несправедливой и жестокой. Именно поэтому такие, как она, столкнувшись с действительностью, с бедами, с несправедливостью, ищут спасения в наркотиках. Им кажется, что они смогут вовремя остановиться. Как вам известно, подобные заблуждения очень распространены в их среде… Даже в самом тупом телесериале вы не встретите столько пустых, бессодержательных разговоров и столько бессмысленных фраз, как в беседе двух наркоманов.

Гунарстранна отпил еще кофе.

– Извините. – Сигри вдруг поникла. – Никак не могу привыкнуть к тому, что Катрине уже нет! Конечно, я знаю, что она умерла, и все же странно…

– Если бы она умерла по-другому, – ответил Гунарстранна, – допустим от передозировки, то есть ее смерть стала бы обычным делом… наверное, мы бы сейчас с вами не говорили о ней.

Сигри Хёугом закрыла глаза и глубоко вздохнула. Повисла пауза. Гунарстранна устроился в кресле поудобнее, прищурился и стал наблюдать за ней. Сигри подвинулась ближе к краю дивана, кашлянула и сказала:

– Конечно, мне и раньше приходилось сталкиваться со смертью. Иногда наши пациенты умирают… Мы чуть ли не ежедневно говорим о смерти от передозировки… обычная тема, да-да. Но еще никогда наших пациентов не убивали… точнее, они убивали себя сами. – Сигри опустила глаза.

Гунарстранна кивнул:

– Что вы подумали, когда фру Ос пригласила Катрине в субботу к себе домой?

– Я была против, так как считала, что приглашать ее на подобные сборища преждевременно.

– Что значит «преждевременно»?

– Наши пациенты довольно скоро понимают: для того чтобы выжить, им придется во многом сурово себя ограничивать. Нельзя принимать никакие стимулирующие вещества, в том числе спиртные напитки. Им приходится порвать с бывшими приятелями, изменить круг общения. Понимаете? Но реальный мир устроен несколько сложнее, чем наши представления о нем. Мир состоит из взаимно пересекающихся, перекрывающих друг друга коллег. Приходится постоянно идти на компромисс… Повсюду территориальные войны и двойные стандарты. Да, сотрудники нашего центра время от времени устраивают вечеринки и приглашают друг друга. Как везде. Да, я была против того, чтобы Аннабет приглашала к себе Катрине. Нашим пациентам становится не по себе, когда они понимают, что врачи и психологи тоже люди… День за днем они вытаскивают пациентов из болота наркозависимости, но иногда им тоже хочется расслабиться, и тогда они пьют… Конечно, большинство не переходит границ… Хотя и не все. Некоторые напиваются до бесчувствия. Разница между зависимым и так называемым нормальным человеком заключается в том, что последний как-то приспосабливается к требованиям повседневной жизни. На работу так называемые нормальные люди выходят трезвыми, пьют пиво на солнышке – и на том останавливаются. Лично мне приемы, которые устраивает Аннабет, представляются отвратительным ритуалом. Да, я не оговорилась. То, что происходит на приемах у Аннабет, кажется мне отвратительным, и я против такого «неформального» общения. Когда же на подобные сборища приглашают пациентов, как в тот раз Катрине, все становится еще хуже. Прием оборачивается своего рода конфирмацией. Пациент должен доказать, что способен справиться с той жизнью, в которую ему предстоит вернуться.

– Своего рода приемный экзамен в нормальный мир?

– Я бы выбрала другие слова, но вы меня поняли.

– Вы встревожились, когда ей стало нехорошо?

Сигри Хёугом долго молчала. Тяжело вздыхала, смотрела в окно и медленно почесывала ногу. Было тихо; тиканье настенных часов напоминало шум дождя. Гунарстранна посмотрел на них: старомодные, кустарной работы, с циферблатом из матового фарфора, покрытого пятнами. Римские цифры были нарисованы очень аккуратно, с той же аккуратностью изготовили стрелки. Сверху деревянный корпус украшал резной орел. Маятник покачивался из стороны в сторону между двумя гирьками, похожими на еловые шишки.

– Если бы она не умерла… конечно, ее состояние вызвало бы у меня тревогу, – произнесла наконец Сигри, тряхнув своими серебристыми волосами.

– А тогда, у Аннабет?

– Я пробовала поговорить с ней, но мне показалось, что ей стало легче. Наверное, съела что-нибудь, что не могла переварить, а потом все прошло…

– Значит, тем вечером ее состояние не вызвало у вас тревоги?

– Раз уж вы спросили… сейчас я жалею, что не отнеслась к происходящему серьезнее. По-моему, нам всем нужно было отнестись к ней повнимательнее.

– Такое уже случалось раньше? То есть… чтобы пациенту вашего центра стало так плохо?

На губах Сигри заиграла красноречивая улыбка.

– В ту субботу я впервые была в гостях у Аннабет и для меня было внове видеть стольких сотрудников центра… в неофициальной обстановке. Подобные приемы устраиваются нечасто.

– По какому поводу собрались в субботу?

– Официально в честь начала лета… Наверное, Катрине пригласили, потому что скоро ей предстояло нас покинуть и вернуться в большой мир. Ее лечение подходило к концу.

– Много ли у вас пациентов, которых можно считать излеченными?

– Показатели не слишком высокие… нет.

Гунарстранна посмотрел в пол.

– Так везде? – спросил он.

– В некоторых клиниках и центрах добиваются лучших результатов… Цифры выше ненамного, и все же… Вот Катрине добилась выдающихся успехов. Но не думайте, что нам можно почивать на лаврах. Многие считают, что наши провалы напрямую связаны с нашими законами. Пациенты попадают к нам принудительно; их направляют органы опеки. Но удерживать их у себя насильно мы не имеем права. Они часто убегают. То же самое происходит и со многими так называемыми нормальными людьми: они идут по пути наименьшего сопротивления.

– Как вы думаете, почему в тот вечер Катрине тошнило? По-вашему, она что-то не то съела?

– Понятия не имею. – Сигри снова задумалась. Она полулежала на диване, подогнув под себя ноги, одну руку положила на лодыжку, а на другую облокотилась. – Помню, Катрине и Аннабет о чем-то разговаривали; я подошла к ним. С ними еще стоял приятель Катрине… Он подхватил ее, когда она упала.

– Катрине потеряла сознание?

– Не знаю.

Гунарстранна терпеливо ждал.

– Да, возможно, она потеряла сознание, – произнесла Сигри Хёугом.

– А вы что?

– Пошла за ними, за Катрине и ее бойфрендом, в ванную. Через какое-то время он открыл дверь. Она оставалась внутри. Он сказал, что ей уже лучше и она скоро выйдет. Я немного подождала и через несколько минут постучала к ней. Она в ответ крикнула, чтобы я не беспокоилась. Потом она все-таки открыла. Я вошла; она сидела на крышке унитаза. Помню, я ее умыла. Выглядела она почти как всегда, только ее трясло. Сначала она попросила меня вызвать такси, а потом передумала… то есть она снова попросила меня не беспокоиться. Кажется, она собралась сама позвонить в службу такси или кому-нибудь из знакомых, чтобы ее отвезли домой.

– Вы говорили ей что-нибудь еще?

– Нет. Чуть позже я спросила у Аннабет, где Катрине, и Аннабет ответила, что она, наверное, уехала домой, потому что ей стало плохо.

– И что вы подумали?

– Мне стало не по себе. Она очень расстроилась из-за одного инцидента, который произошел раньше в тот же день, и…

– Что за инцидент? – перебил ее Гунарстранна.

– Кажется, в бюро путешествий, где она работала, ворвался один ее старый знакомый.

– Кто?

– Имени я не знаю. Но за пару часов до того, как мы встретились у Аннабет, она мне позвонила… Наверное, было часов пять, то есть она уже пришла с работы… По ее словам, у нее кое-что случилось. – Сигри нахмурилась. – Говорила она как-то бессвязно, кажется, упоминала о каком-то знакомом из ее наркоманского прошлого. Вот почему ей понадобилось срочно со мной поговорить. Она настаивала на личной встрече.

– Почему?

– Потому что… – Сигри задумалась, подыскивая нужные слова. Гунарстранна молча наблюдал за ней. – Потому что мы с ней часто вели… доверительные разговоры. Мы с ней неплохо ладили.

– О чем она хотела поговорить в тот раз?

Подумав, Сигри Хёугом ответила:

– Я спросила, нельзя ли все обсудить по телефону, и она ответила, что нет. Помню, я еще посмотрела, сколько времени. – Сигри показала на громко тикавшие настенные часы. – Начало шестого, а в половине седьмого мы должны были быть у Аннабет. Я прикинула, сколько времени мне понадобится на душ и все остальное. Я… ну, в общем, пыталась все успеть, скажем так, и спросила, не могу ли я заскочить к ней до приема, но Катрине ответила: нет.

– Чем она объяснила свое нежелание вас принять?

Сигри пожала плечами:

– Кажется, сказала, что ничего страшного, поговорим потом. Мне это не очень понравилось, потому что я знала, что она очень обидчива, тяжело воспринимает отказ. Поэтому я спросила: «Ты уверена?» И еще раз предложила за ней заехать. Но она спросила, найдется ли у меня время завтра, то есть в воскресенье, на следующий день после званого ужина. Я ответила, что да, но… встреча так и не состоялась.

– Вы не помните, как именно она рассказывала о случившемся? Меня интересуют точные слова.

Сигри задумалась. Гунарстранна отпил кофе и снова одобрительно кивнул.

Сигри закрыла глаза.

– Она сказала: «Ко мне пришли…» Нет, не так: «Кое-что случилось на работе… Явился один человек из моего прошлого. Мне нужно поговорить с тобой, иначе я сломаюсь». Что-то в этом роде – точных слов я не помню.

– «Иначе я сломаюсь»?

Сигри кивнула.

– Как вы истолковали ее слова?

– Да никак. Просто такой оборот речи, вроде «Кажется, я сейчас упаду в обморок» или «Ой, я сейчас умру», как говорят некоторые.

– И что вы ей ответили?

– Спросила: «Кто же это, милая?» или «Милая, кто же к тебе приходил?»

– Вы с ней были настолько близки? Вы называли ее «милой»?

– Ну да.

– Вы так же обращаетесь к другим пациентам?

– У меня со всеми складываются неплохие отношения…

– И вы ко всем обращаетесь одинаково?

– Нет. Наверное, можно сказать, что у нас с Катрине… отношения были особыми.

– Почему?

Сигри не спешила с ответом. В конце концов она сказала:

– Потому что у нас с ней… – Она еще немного подумала. – Наверное, Катрине чем-то отличалась от других… Да, по-моему, она была не такая, как все. Катрине была особенная.

Гунарстранне показалось, что Сигри пытается что-то объяснить себе самой. Она смотрела в одну точку, словно забыв о его присутствии.

– Было в ней что-то такое… – Она еще помолчала и добавила: – Хотя… не знаю. В такие минуты, как сейчас, кажется… возможно, нас с ней просто потянуло друг к другу. Но самое главное, она очень долго доверяла мне свои секреты.

– Доверяла?

– Да. Возможно, с медицинской точки зрения это было не очень полезно, но она предпочитала меня многим другим.

– И все же она так и не сказала, кто приходил к ней на работу и что там произошло?

– Нет. Мы договорились встретиться на следующий день.

– Вы пробовали связаться с ней в воскресенье?

– Днем я звонила ей, но она не взяла трубку.

– Что вы подумали?

– Подумала, что она забыла о нашем уговоре или перезвонит мне сама позже. В конце концов, мы ведь так и не назначили время встречи.

– Что за человек ее бойфренд? – спросил Гунарстранна после паузы, прочистив горло.

– А, ерунда. Пустышка!

– Пустышка?

– Да, мне так кажется. Снаружи еще куда ни шло, а внутри, – она постучала себя пальцем по голове, – пусто! Он ее очень ревновал… что говорит о его инфантилизме.

– Он склонен к насилию?

– Н-нет… я так не думаю.

– Как по-вашему, он бил ее?

– Нет. – Сигри покачала головой. – Нет, иначе она бы со мной поделилась.

– Как проявлялась его ревность?

– По-моему, он боялся, что она изменяет ему с другими мужчинами.

– А она ему изменяла?

– Понятия не имею.

– Значит, она не всем с вами делилась?

– Скажем, такого рода тайны меня не интересовали.

– На званом ужине к ней кто-нибудь приставал?

– Что значит «приставал»?

Гунарстранна посмотрел ей прямо в глаза:

– По-моему, вы прекрасно поняли, что я имею в виду. Кто-нибудь из гостей проявлял к ней… повышенное внимание, отпускал двусмысленные шуточки и так далее?

– Сомневаюсь.

– Почему?

Сигри задумчиво смотрела в одну точку.

– Если бы так было, тот, кто проявлял к ней интерес… потом ушел и позже вернулся, и вел себя так, чтобы не вызывать подозрений…

– Да, все возможно.

– Нет… – Она покачала головой. – Не может быть!

– И все-таки?

– Почему вы настаиваете?

– Вы хорошо ее знали, – ответил Гунарстранна, – она делилась с вами своими секретами… Может быть, кто-то из тех, кто присутствовал на званом ужине, в самом деле относился к ней… несколько своеобразно. Насколько допустимо подобное поведение – вопрос другой. Вы можете сказать, положа руку на сердце, что все гости в тот вечер неотлучно оставались в доме?

– Нет.

– Почему?

– После того как мы встали из-за стола, несколько человек решили поехать в город. Одни гости были наверху, другие внизу, третьи гуляли в саду. Кто знает?

– Вы помните, кто именно поехал в город?

– Несколько человек отправились в «Смугет»… Инициатором был некто Гогген. Знаю, что он занимается эргономикой и его настоящее имя Георг Бек. С ним поехал Бьёрн Герхардсен…

– Хозяин, муж Аннабет?

– Да, он совсем как мальчишка-подросток! Остальных тоже уговаривал поехать и развлечься. Согласились несколько гостей помоложе. Не помню, сколько их было всего. Гогген и Бьёрн Герхардсен точно уехали, а с ними кто-то еще… Кажется, Уле Эйдесен, бойфренд Катрине.

– Почему вам так кажется?

– Я нигде не видела ни его, ни Катрине. Либо он ушел с Катрине, либо поехал с Гоггеном и остальными в развлекательный центр.

– А вы?

– Я? Я ходила туда-сюда… – Она нерешительно улыбнулась. – Думаете, я…

– Мы ничего не думаем, но, возможно, нам понадобится прослушать записи ваших бесед с Катрине.

– Зачем?

– Во время ваших бесед она могла упомянуть нечто, имеющее отношение к делу. Поэтому прошу вас, если вы что-нибудь вспомните, позвонить нам. – Он встал.

– Конечно, – заверила его Сигри, тоже вставая.

– Как вы узнали о ее смерти? – спросил Гунарстранна.

– На сегодняшнем утреннем совещании я первая упомянула о том, что Катрине не объявлялась с субботы… Кто-то вчера смотрел новости и запомнил, что в Мастемюре нашли мертвую женщину. Не знаю почему, но мы все вдруг испугались. А если это Катрине? Хеннингу, парню, который проходит у нас альтернативную службу, поручили позвонить ей на работу и все выяснить. – Сигри осторожно улыбнулась. – Не знаю, связались с вами до того или после, – добавила она.

– Значит, вы понятия не имеете, почему ее стошнило на званом ужине и куда она делась после того, как ушла оттуда?

– Ни малейшего.

– Как вы попали домой?

– За мной заехал муж.

– Когда?

– Поздно, очень поздно… Уже начало светать.

– У вас заботливый муж.

– Он всегда заезжает за мной. Когда мы были моложе, его самопожертвование меня слегка утомляло… Теперь же мне кажется, что это прекрасно.

– Но почему вы так задержались в гостях?