Магиня для эмиссара Кузьмина Надежда
– Можно спросить? Почему вы так злы на него, ньера? Из-за измены?
– Нет. Измена стала последней каплей. Но он был готов сделать ребёнка лишенцем ради двухсот соленов.
Холт помрачнел. Кивнул, сгрёб розы и вышел из комнаты вон.
Через четыре дня и четыре утренних веника от экс-супруга мы покинули Салерано. Я сделала почти всё, что хотела: люстры в доме сияли как в день, когда их впервые прицепили к потолку. Но важнее было то, что белесая муть в глазах тётушки Бетани сменилась лёгким туманом. Вылечить её совсем мне не удалось – может, не хватило сил, может – умения. Но добрая женщина каждые пять минут порывалась меня расцеловать и утирала слёзы, глядя на кружащих в небе чаек, – оказывается, она не могла разглядеть птиц уже больше пяти лет и успела позабыть, как те выглядят. Мы договорились переписываться – сейчас Бет это было вполне по силам. Кстати, учителю я сообщила, что переезжаю в другой город. Как появится адрес – дам о себе знать. И от него как раз пришло письмо, которое, по недостатку времени, я сунула нечитанным в карман.
На мне было новое платье из лавандового муслина с отделкой из золотистого кружева и летний капор с широкими лентами в тон. Если честно, надев этот наряд и заглянув в зеркало, я сама поразилась. На минуту даже показалось, что я почти красавица. Малышка в волшебном подгузнике удобно устроилась в затянутой кисеёй корзине у меня на руке.
Погода была превосходной для путешествия – бегущие по небу быстрые кучевые облака, но без дождя. Последний раз поцеловала Бет, в сотый раз поклялась писать так часто, как смогу…
– Ньера, карета ждёт, – поторопил меня стоящий в дверях Холт.
И не только карета. Эмиссара короля с семьёй сопровождал десяток гвардейцев. А наших псов мы оставили Бетани – поедем потом в столицу – тогда уж прихватим их с собой.
Отъезжая, оглянулась на крыльцо, рядом с которым курчавилась в глиняном вазоне пышно разросшаяся алая герань. До свидания, Салерано! Теперь наш путь лежал на север, в Паэнью – самый северный и самый большой порт страны. Там нам предстояло задержаться на месяц или полтора – уж как пойдёт расследование…
До вечера я была счастлива. Карета на мягких рессорах чуть покачивалась на ровной дороге, малышка спала под мерный перестук копыт, я дышала свежим воздухом и рассматривала сады, поля, посёлки, мимо которых мы ехали. Холмы с оливковыми рощами, низкие каменные изгороди вдоль дороги, белые дома с крышами из красной черепицы, работающие в полях и на виноградниках крестьяне. Картина солнечного мира и привычного процветания…
Гром грянул, когда вечером мы остановились в придорожном трактире на ночлег. Нам с Холтом, как мужу с женой, отвели общую комнату. Он, казалось, не возражал. Я тоже пожала плечами – не храпит, не пристаёт, даже не разговаривает. Так чего напрягаться? Вот я и не напрягалась, пока не распечатала письмо от учителя.
«Привет, ученица!
Рад был узнать о рождении твоей дочери. Ты как, ещё не надумала вернуться в Виэнию? Я и аспирантура тебя ждём. Помнишь, мы мудрили с погодной магией? Появились новые соображения, но в письме этого не рассказать, нужно показывать.
Я слышал о происшедшем в Салерано. Хорошо, что всё обошлось и ты не пострадала.
Да, я получил от Раиндэлла лен Холта на хранение пакет с бумагами. Думаю, тебе следует знать, что он открыл два счёта в Центральном Королевском банке – один на твоё имя, а другой на имя Сонеали лен Холт, на десять тысяч соленов каждый. А ещё отписал на твоё имя кусок земли невдалеке от Лореции. Рад за тебя. Кстати, я хорошо знал его отца и помогал тому в паре сложных расследований.
Только держи ухо востро. Если Холт-младший такой же хитрец, каким был его папаша, ты сама не заметишь, как окажешься втянутой по уши в его дела.
Пиши почаще и дай знать, как соберёшься сюда. Флигель свободен и ждёт вас с малышкой.
Твой учитель,
Рассел лен Дилэнси».
Вскинула глаза на сидящего в кресле с книгой Холта:
– Ньер! Я прочла в письме учителя, что вы отписали на мое имя целое состояние! Зачем? Зачем эти деньги, поместье?
Лицо Холта было невозмутимым.
– Я обещал, помните, ньера? А ещё я хочу дать вам возможность не думать о деньгах, а заниматься тем, чем нравится. Почему-то мне показалось, что вам будет интересно вести это расследование. – Посмотрел мне прямо в глаза. – И, наконец, мне нужна ваша помощь, ньера.
Я опустила ресницы, чтобы скрыть улыбку.
Кажется, Холт хуже отца.
Часть вторая
Паэнья. Странные сны
Глава 1
После выборов и после женитьбы редко получаешь то, что хотел.
Р. Уилл
Мне было интересно, где мы будем жить в Паэнье. И под каким видом туда прибудем. Вряд ли торжественное явление королевского эмиссара в сопровождении конвоя гвардейцев поспособствует успеху расследования. Ибо, узрев такую радость, все подозреваемые всё равно в чём, погрузив сундуки с неправедно нажитым и похватав в охапку домочадцев, резво дунут за горизонт. Тут как раз граница недалеко…
– Вы ёрзаете, ньера.
И долго он меня этим «ёрзаете» доставать будет? Что бы придумать такого в ответ? До чего меня допекло это «ньера»! Всё-таки прежние непринужденно-дружеские отношения были намного приятнее. А какая радость трястись сутками в одной карете рядом с отстранённо-чужим ньером? Оставалось держать себя в руках и в рамках корректности и ничем не показывать своего раздражения или недовольства.
Спокойно подняла глаза на Холта. Раз сам завёл разговор, так отчего не пообщаться? Солнце уже наполовину погрузилось в дымку на западе, а до «Счастливой подковы», где мы собирались остановиться на ночлег, был ещё почти час пути. Высказала вопросы и получила в ответ:
– Все нужные нам документы уже изъяты под предлогом налоговой проверки. Это было сделано в остальных четырёх портах ещё до того, как начались аресты в Салерано.
Кивнула. Умно, очень умно. С чисто налоговой точки зрения придраться в записях было не к чему, то есть уничтожать бумаги никто бы не стал. И виновным будет не с чего тревожиться. А налоговая проверка – дело неспешное, длиться может месяцами, и никого такая тягомотина не удивит…
– Скажите, а где мы остановимся в Паэнье? – поинтересовалась я.
Ясно, что в гостинице с горой секретных бумаг делать нечего. Всё же расследования надо вести без шума, а не под шепоток половых и горничных, которые в два дня разнесут по всему городу весть, что приезжие зачем-то роются в записях таможни и грузовых декларациях. Значит, снимем дом?
– В городе живёт один из старых друзей моего отца. Поселимся у него.
Замолчал и отвернулся.
Вообще, последние дни я чувствовала какую-то напряжённость в наших отношениях. Но понять, в чём дело, по непроницаемому лицу Холта было невозможно. Решившись, покосилась на него:
– Вы ёрзаете, ньер.
Всю невозмутимость как ветром сдуло. Уставился на меня с видом разбуженного в полдень филина – сейчас клюнет! Неужели я его зацепила?
– Повторить? – попыталась дожать я.
– Не стоит. Просто размышляю, как долго смогу рассчитывать на вашу помощь, – прищурился и добавил, глядя прямо в глаза: – Как вы относитесь ко мне, ньера?
Сглотнула. Похоже, нарвалась. Ну ладно, сейчас соображу, как выкрутиться.
– Отношусь хорошо, иначе никогда не приняла бы ваш подарок мне и Соль. Я уважаю ваш ум, характер и принципы. Касательно остального, позвольте, умолчу. А помогать буду, пока мы не доведём это расследование до конца. Уйти раньше я могу – и уйду – в одном-единственном случае: если сочту, что Соль грозит опасность. Дочь для меня важнее всего остального.
Он коротко кивнул и снова уставился в противоположное окно.
Обидно. Опять я ничего не узнала.
В Паэнью мы въехали ближе к вечеру два дня спустя, как самые обыкновенные путешественники. Гвардейский патруль остался на последнем постоялом дворе, и, если честно, я была рада – уж слишком пристально рассматривал меня при любой возможности один рослый рыжеватый парень. Можно даже сказать – пялился. То в лицо, то на грудь. Холту я жаловаться не стала – если что, справлюсь сама. Но неприятный осадок остался.
На брусчатке трясло сильнее. Мне хотелось посмотреть город, но Соль проснулась и начала агукать и брыкаться, требуя внимания. Пришлось взять разбушевавшуюся дочку на руки, после чего стало резко не до пейзажей, панорам и прочих городских красот и достопримечательностей. Когда карета наконец остановилась, я вздохнула с облегчением.
– Рейн, как вырос-то!
– Дядя Ленарт!
– Для тебя просто Лен, малыш. А кто с тобой? Что? Ты женат на этой красивой ньере? И уже есть дочка? Когда успел-то! Ну, заходите, заходите в дом! А знаешь, я недавно женился тоже… Сейчас познакомлю с моей Тирисией, ты будешь очарован! Так что я даже рад, что ты при супруге – иначе присутствие в доме такого видного молодого человека заставило бы побеспокоиться! – распахнувший дверь кареты усатый мужчина средних лет лукаво подмигнул. Мол, шутка.
Вообще, встречала нас целая делегация. Хозяин дома Ленарт лен Сертано – симпатичный крепкий мужчина с начавшими седеть висками и военной выправкой и четыре девушки приблизительно одного возраста. И кто из них новобрачная Тирисия? Попыталась угадать – девушки при ближайшем рассмотрении были странно попарно похожи: две причёсанные на прямой пробор темноволосые с обрамленными лесом густых ресниц глазами-вишнями и две светленькие, румяные, с золотистыми косами и пшеничными бровями с изломом, как у хозяина дома. Наверное, блондинки – это дочери или племянницы. Но почему тёмных тоже пара? Ах, оказывается, в доме сейчас гостит недавно овдовевшая сестра Тирисии – Анарда. А светленькие Элина и Сания – я предположила верно – оказались дочками хозяина дома.
Всё это выяснилось, пока четыре ньеры, обступив прижимающую к груди корзинку с дочкой меня, ахали и восторгались, разглядывая через кисею Сонеали. Я, за год замужнего отшельничества отвыкшая от переполоха, суеты и шума, которые может устроить даже небольшая компания девчонок, растерялась. Спасибо, Холт шепнул что-то хозяину, и тот хлопнул в ладоши:
– Девочки, девочки, тише! Гости устали с дороги! Проводите их в комнаты и не забудьте напомнить, что ужин будет через час.
Какой-то выскочивший из дома молодой человек уже сноровисто помогал кучеру разгружать наши вещи. Одна из сестёр – кто из них кто, я пока не запомнила – повела нас в глубь дома. Я, стараясь держаться в рамках хороших манер, исподтишка бросала любопытные взгляды на обстановку: богато! – мраморный пол, бронза, картины, бархат, высокие потолки, трёх– и пятирожковые светильники там, где я сама повесила бы однорожковый. И лестница на второй этаж такая, что пароконный экипаж въедет – широкая, пологая, с плавным изгибом широких перил.
По пути я услышала, что нам с мужем отвели две смежные комнаты. Хорошо. Вот только когда двери в наши апартаменты распахнулись, я открыла рот – одна из двух предоставленных комнат оказалась очень удобным, просторным, с двумя окнами и камином, прекрасно обставленным… кабинетом! Зато вторая была спальней с кроватью шириной в хороший виноградник. Дождавшись, пока жизнерадостная блондинка – как же к ней обращаться? – закончит объяснения касательно специфики пользования медными кранами в ванной и оставит нас одних, резко обернулась к Холту. Это как? Мы так не договаривались! Ну ладно, при переезде в трактирах нас селили вместе, и я не возражала, потому что понимала – так безопаснее… но жить с ним ещё месяц в одной комнате я совсем не жаждала. Ни размяться, ни переодеться, ни всласть поваляться в постели с книгой…
Холт тоже выглядел озадаченным.
– Поверьте, я не знал, ньера.
И что мне делать с этим «не знал»?
– Я заметил, что в кабинете есть диван, стану ночевать там.
Подошла к двери, соединявшей комнаты, заглянула. Действительно, есть. Только назвать эту деревянную, обитую сафьяном банкетку с гнутыми ручками диваном было бы преувеличением. Узенькая, в три локтя длиной. При росте Холта без малого четыре. Актуальная мебель – «чтобы клерки не уснули». Или пусть ночует, если хочет? Сам же придумал эту дурацкую маскировку насчёт негоцианта с женой в гостях у старого друга!
Прикинула – у меня рост поменьше, но я тоже на этот изыск мебельного дизайна не впишусь. И – однозначно! – вставать с больной шеей каждое утро месяц подряд не собираюсь. И так из-за ребёнка не высыпаюсь! Так что пусть как хочет, а не позже чем завтра этот вопрос решает! Кстати, почему нельзя поговорить с ньером Ленартом – я уже узнала, что тот был капитаном в отставке, сколотившим состояние за морем, – и просто объяснить ситуацию?
– Вы видели, сколько в доме женщин? И весьма говорливых. А ещё есть прислуга… Тогда проще снять отдельный дом. Завтра постараюсь решить вопрос со второй спальней.
Холт говорил сухо, не меняя выражения лица… если б я не видела сполохов в ауре, поверила бы в его спокойствие. Тоже настолько не рад моей компании? Ничего, до завтра потерпит.
Зато ужин мне понравился. Было не только вкусно – за столом царило непринуждённое веселье. Члены семьи перебрасывались шутками, улыбались, рассказывали наперебой о последних городских новостях, пытались втянуть в разговор меня и сидящего рядом с прямой спиной Холта. По ходу дела я научилась различать Элину и Санию – у первой имелась родинка на левой щеке. Тирисия руководила тремя слугами, подносившими перемены блюд, как опытный дирижёр. Трапеза текла плавно, без заминок и спешки. И, наконец, в этом доме просто веяло уютом и теплом.
Вернувшись в комнату, поняла, что безнадежно зеваю и засыпаю на ходу. Холт взглянул на меня, кивнул и без слов удалился в кабинет. Я умылась, покормила дочку и легла так, чтобы видеть окно с усыпанным звёздами синим небом за ним. Заснула прежде, чем вернулся Холт.
Серый неуютный коридор. Каменные стены из огромных блоков, низкие своды, тусклый свет, сочащийся из-за угла. И чувство тревоги, перерастающее в панический ужас. Бегу к повороту… за ним такой же туннель. И ещё один, и ещё… Повороты, ответвления, неотличимые друг от друга сумрачные куски огромного лабиринта. Почему я здесь? Как сюда попала? Что делаю? Не знаю. Наверное, ищу выход. Но отчего же так страшно? Я тут одна? Или нет? Кто бредёт впереди вдоль стены, шаря руками по камням? Холт? Растрёпанный, босой, лицо измученное. Попыталась позвать – из горла не вылетело ни звука. Я могла только смотреть, как он из последних сил плетётся, ковыляет, тащится, поворачивая каждый раз направо. Пока не добрался до коридора, перегороженного массивной решёткой с шипами. Колеблющаяся тень расчерчивала чёрными квадратами серые камни – на стене по ту сторону решётки чадили два факела. Холт в изнеможении опустился на пол рядом с воротами. Обвёл их взглядом. Да, ни калитки, ни замка не видать – наверное, отпирающий механизм спрятан где-то в другом месте.