Франция. Страна королей и пяти республик Раскина Елена

Маркизу называли «премьер-министром без портфеля». Но с сумочкой «Помпадур», добавлю я. Она поддерживала поэтов и художников, а также фарфоровых дел мастеров, в частности – знаменитые мануфактуры в Венсенне и Севре. Так что теперь темно-розовая основа для фарфоровых изделий называется «rose-Pompadour» («розовый помпадур»).

  • Неверная жена, любовница на славу,
  • Маркиза Помпадур скончалась. И по праву
  • Два бога слезы льют над ней,
  • Не в силах превозмочь кручину:
  • Оплакивает жизнь маркизы Гименей,
  • А Купидон – ее кончину, —

написал о маркизе де Помпадур неизвестный поэт.

Севр – маленький живописный городок Иль-де-Франса, который протянулся от парка Сен-Клу до окраины Медонского леса. Главная улица Севра была дорогой в роскошный королевский Версаль. Сначала во Франции производили так называемый «нежный фарфор», а после открытия месторождений каолина – «твердый», по образцу саксонского. «Твердый» фарфор производили сначала в Венсенне, а потом, по приказу мадам де Помпадур, мануфактуры были переведены в Севр.

Первые макеты фарфоровых изделий создавали знаменитые скульпторы – Фальконе и Дюплесси. В 1800 г., при директоре Броньяре, был основан Национальный музей керамики, который и поныне является главной достопримечательностью Севра. Этот музей обязательно стоит посетить, чтобы увидеть огромные роскошные вазы, которые особенно нравились Наполеону Бонапарту, изящные хрупкие чашечки, которые предпочитала маркиза де Помпадур, нежных, романтичных фарфоровых пастушков и пастушек, от которых млели придворные дамы, блюда с восхитительной тонкой росписью… Наполеон любил все огромное и яркое, а маркиза де Помпадур – нежное и трогательное, но о вкусах не спорят…

В качестве основного фона фарфоровых изделий Севрская мануфактура использовала «bleu de roi» («королевскую синь»), «rose-Pompadour» («розовый помпадур») и приглушенный бирюзовый цвет. Я очень люблю так называемые «бисквитные» статуэтки и миниатюрные скульптурные группы, которые можно увидеть в Музее керамики в Севре.

Севрский фарфор

«Бисквит» – это стадия, предшествующая окончательному обжигу фарфора. В эпоху Людовика XV и мадам де Помпадур считали, что бисквит обладает особой холодной красотой, и использовали его для изготовления статуэток. Художник Буше делал эскизы и модели фигурок, по которым изготавливали бисквитные статуэтки и миниатюрные скульптурные группы. Однажды мадам де Помпадур приобрела восемь таких статуэток для своей коллекции, и они вошли в моду.

Только в Севре я поняла, что такое «нежный» («tendre», как говорят французы) фарфор. Когда увидела садовую вазу с фарфоровыми цветами – розами, гвоздиками, ромашками, ирисами… Французы обожают свои сады и воспроизводят их на картинах или в керамических композициях. У каждого цветка – своя душа, и душа эта проявляет себя в аромате. Французские парфюмеры верят, что душа цветка – это его аромат, а поэт Теофиль Готье написал об аромате розы так: «Я – призрак розы, который ты носила вчера на балу…» В балете «Призрак розы» Антрепризы Дягилева по либретто Жана-Луи Водуайе и мотивам этого стихотворения Готье Вацлаву Нижинскому пришлось танцевать аромат цветка, его «призрак», приходящий во сне к вернувшейся с бала девушке… Очень французский сюжет для либретто… Тонкий, эфемерный, нежный, как ваза с фарфоровыми цветами производства Венсеннской мануфактуры 1752 г., выставленная в Музее керамики в Венсенне.

В эпоху Людовика XIV любили украшать шторы изящными фарфоровыми ангелочками, современные копии которых в качестве сувениров продаются сейчас в Версале. Эти ангелочки символизировали домашний (и даже дворцовый!) покой и комфорт, изящество непринужденной, вольно идущей жизни. Я привезла двух таких ангелочков с собой в Москву и украсила ими оконные занавески. Они и поныне приносят в дом покой и счастье. Да здравствует гармония по-французски – цветочная, фарфоровая или парфюмерная… Фарфор прекрасной Франции нежен, как она сама!

Лучшие круассаны Франции

Одно из неприятных потрясений, которое ожидает любого человека, побывавшего во Франции, по возвращении на родину – это невозможность есть наш российский хлеб. После благоухающего, восхитительно свежего, мягкого и нежного французского хлеба, испеченного чуть ли не на твоих глазах, тебе предлагают сомнительного вида и происхождения батон, который Бог знает когда был изготовлен и плесневеет через пару дней хранения… Ни один француз, даже клошар, не станет есть хлеб, который испекли несколько дней, а тем более месяцев назад! Только свежеиспеченный, только теплый, вкусно пахнущий, мягкий, тающий во рту!

Многочисленные французские кондитерские открываются уже в 5.30 утра, потому что каждый француз – от банкира до клошара – имеет право полакомиться свежайшим багетом за 60 евроцентов или купить круассаны к завтраку! Утром над французскими городами и селами витает восхитительный запах свежей сдобы. Я начинала ощущать его уже в шесть утра и радостно раскрывала окна в гостиничном номере, чтобы этот запах коснулся и меня. И как тяжело было потом, уже в самолете, если это только был не рейс Air France, вертеть в руках ломтик нашего обычного российского батона, изготовленного, может, и месяц назад, и подносить его к носу, пытаясь почувствовать аромат, к которому меня приучила Франция, и не находить этого аромата. И видеть, как сидящие рядом французы морщатся, поднося хлеб к носу, и откладывают его в сторону, так и не ощутив знакомого запаха свежей сдобы! Справедливости ради надо отметить, что «Бородинский» хлеб французам нравится – из-за его оригинальности.

Когда-то и у нас в России было много маленьких пекарен, когда-то и у нас пекли домашний хлеб, но все это происходило преимущественно до Октябрьской революции, а потом пришедшие к власти большевики ввели машинное производство хлеба – и прости-прощай благоухающая сдоба! «Кто знает, что они туда плеснут…», – как говорил булгаковский профессор Преображенский о советских продуктах.

Наверное, за годы советской власти мы разучились уважать себя, раз спокойно едим хлеб месячной давности и радуемся ему. Мы просто отвыкли от чувства самоуважения, как и от многого другого. Вы скажете, что свежий хлеб к завтраку – это мелочь? Может быть, но жизнь складывается из мелочей. Сначала мы не обращаем внимания на то, какой хлеб едим, потом перестаем замечать сорняки на лужайках парка или грязь на улицах, а дальше нам уже и до людей нет никакого дела! Это не мелочи, это данный нам Богом мир, наше земное пространство, которое каждый человек должен по возможности окультурить и гармонизировать. Французам до всего есть дело – и до хлеба, и до пуговиц. А мы – «то мировые проблемы решаем, а то воруем белье»!

Дорогие читатели! Я не хочу никого обидеть, но советская власть действительно отучила нас от многого. Сначала – от веры (вспомните годы атеизма и борьбы с «церковным мракобесием»!), а потом и от внимания к окружающему миру и уважения к себе и другим. Теперь мы понемногу возвращаемся к утраченным ценностям и прежде всего – к вере в Господа. Дай нам Бог еще любви к России, к ее бессмертной душе, которая, словно трава, все равно когда-нибудь пробьется из-под плит атеистического былого! В Европе живо чувствуется жизненная вертикаль, на вершине которой Творец. Мы, увы, утратили ощущение этой вертикали, а ведь без нее не осознать, что у каждого человека на этой земле есть призвание свыше и долг перед собой и миром. А из призвания вытекает и мастерство! В том числе и мастерство кондитера.

А теперь мы можем плавно описать круг и вернуться к хлебу… Вот, например, французские требования к багету. Мы, русские, как правило, называем багетом любой хлеб продолговатой формы из пшеничной муки, но это, увы, не так. Настоящий багет должен весить ровно 320 граммов, а сверху на нём должно быть семь надрезов. Если надрезов, к примеру, только пять, то это называется уже не «багет», а «le pain» – просто хлеб.

Французский завтрак не обходится без круассанов или, попросту говоря, рогаликов. Но рогалики эти пекутся совершенно особым образом. Дрожжевое тесто прослаивается сливочным маслом, складывается и раскатывается. Начинка для круассана может быть абсолютно любой: сладкая – из варенья, скажем, из любимого всеми французами нормандского конфитюра, или из фруктов, творога и шоколада, несладкая – из сыра и овощей. Очень важно – правильно завернуть круассан. Для этого тесто раскатывается в круг, режется по диаметру на восемь частей, а затем каждый треугольник сворачивается от длинной стороны к вершине. Затем булочку нужно уложить на противень в форме полумесяца, вершиной книзу.

Кстати, с геометрической формой круассанов связана одна очень занимательная история. Любимое французское утреннее лакомство – австрийского изобретения. В 1683 г. австрийский пекарь Питер Вендлер изготовил булочку в форме полумесяца, что было приурочено к тогдашней победе Австрийской империи и ее польских союзников над Оттоманской Портой.

В 1770 г. круассан впервые появился во Франции. Моду на круассаны ввела так нелюбимая коренным населением страны «Австриячка» – королева Мария-Антуанетта, супруга Людовика XVI. Как видите, и эта ненавидимая всеми королева сделала французам ценный подарок!

Французский десерт

Королева приказала подавать круассаны к завтраку, а вслед за ней «венские рогалики» стали вкушать придворные. Но любой французский кондитер скажет вам, что австрийские и французские круассаны – это два совершенно разных лакомства. Мол, от венских кондитеров французы позаимствовали только форму круассанов, а употреблять для приготовления «венских рогаликов» слоеное тесто с маслом решили именно французские мастера.

Так или иначе, галльские кондитеры существенно усовершенствовали круассаны. Более того, появились самые разные дрожжевые и слоеные булочки, такие как чудеснейшие улитки с изюмом (сама ела – райское наслаждение!) или слойки с яблочным пюре (шассоны), слойки с шоколадом и бриоши.

Некоторые, впрочем, предпочитают на завтрак фланы, хотя флан – это, если быть точным, – десерт. Говорят, что фланы пришли во Францию из Испании, но вкус испанских фланов существенно отличается от французских. Классический флан – его называют яичным – похож на желе. Он готовится из яиц, молока и сахара (без добавления муки) и дополняется карамельным соусом. Во Франции фланом называют тонкую основу из теста, заполненную молочным кремом, похожим на заварной, и запеченную до тёмно-коричневого цвета. Самые вкусные фланы я пробовала в Шантильи, хотя не исключаю, что в ряде парижских кондитерских пекут нечто феерическое, превосходящее по вкусу даже фланы из вотчины принцев Конде. Флан может быть «естественным», то есть творожным, а также кокосовым, фруктовым и с самыми разными наполнителями.

Или, скажем, бриоши… Как же я в самом деле могла забыть об этой «усладе рта» (amuse-bouche – как говорят французы)? Бриоши – это пышные булочки из нежного, мягкого, ароматного, тающего во рту сладкого теста. Их изобрел французский кондитер Бриош. Особенность рецепта – в приготовлении дрожжевого теста, которое на ночь убиралось в холодное место (скажем, в холодильник), чтобы задержать его подъем. Затем тесто из холодильника доставали, раскладывали в формы, стараясь использовать небольшую форму для значительного объема теста. Затем выпекали до готовности, и выходили замечательные, нежнейшие, восхитительные сдобные булочки к завтраку.

Я обожаю всяческие французские «tarte», «tartine», «tartellettes», то бишь пирожные! Когда смотришь на витрину кондитерской и видишь все эти изысканные корзиночки с фруктами, изящные башенки с кремом, все эти суфле и булочки, получаешь огромное эстетическое удовольствие! В первый свой визит во Францию я даже фотографировала витрины с пирожными. Потом стала разбираться в особенностях приготовления «мадлен» и круассанов.

Теперь, ностальгируя по Франции, я хожу во французские кондитерские в Москве, особенно в «Le pain quotidien», что переводится на русский язык как «Хлеб насущный», точнее – «Хлеб повседневный». Обратите внимание – «Хлеб повседневный», а не хлеб второго, третьего или четвертого дня! Осетрина, как известно, не бывает второй, третьей или четвертой свежести, а только первой и единственной!

Аромат – посланник любви

Рассказывая о Франции, нельзя не упомянуть о духах. «О дхах или о духх?», – справшивал Генрих Наваррский у мэтра Рене, парфюмера Екатерины Медичи, в романе Дюма «Королева Марго», делая ударение то на первом, то на последнем слоге. Ароматы – действительно категория эфемерная, близкая к миру потустороннему, поэтому не случайно слова «дуновение» и «душа» так созвучны. Понимали магическую силу ароматов и французские парфюмеры, которые в Средние века частенько бывали и изобретателями запахов, и алхимиками в одном лице. Средневековая парфюмерная лаборатория походила на логово алхимика – столько в ней было огромных реторт, колб и перегонных чанов. Впрочем, посетить средневековую алхимическую лабораторию можно и в современном Париже. Для этого достаточно съездить в Музей парфюмерии «Фрагонар», расположенный неподалеку от Гранд-Опера в шикарном особняке в стиле классицизма.

«Фрагонар» – это одна из самых крупных французских парфюмерных компаний, названная в честь знаменитого художника Жана-Оноре Фрагонара (1732–1803), уроженца столицы французского ароматического производства, города Граса. Увы, дорогие читатели, мсье Фрагонар, талантливейший художник и гравер, не имел никакого отношения к духам! Он не изобретал ароматов и не трудился в алхимической лаборатории. Просто в родном городе Фрагонара Грасе один из красивых бульваров назван его именем. И вот в 1926 г. на этом бульваре расположилась фабрика по производству эфирных масел из лепестков роз. Хозяева фабрики решили назвать ее «Фрагонар» – в честь художника и бульвара.

Я обожаю духи «Фрагонар». Каждый раз, приезжая в Париж, я совершаю одну и ту же ритуальную прогулку. Я иду в «Карузель» – огромный подземный магазин, расположенный прямо под Лувром. Спуститься в «Карузель» можно со стороны сада Тюильри, по пути полюбовавшись мраморными статуями и рукотворными прудами. В «Карузели» есть фирменный магазин «Фрагонар», где можно купить сувенирные коробочки с крошечными флакончиками, благоухающими левкоями, розами, лавандой, жасмином и еще тысячей разных запахов…

Я прижимаю чудесные флакончики к сердцу и прогуливаюсь с ними по саду Тюильри, ощущая себя придворной дамой на празднике у короля. А рядом шумят фонтаны, слышится нежный шепот листвы и благосклонно улыбается мне Диана-охотница с мраморным луком в руках и колчаном за спиной…

Впрочем, в музее «Фрагонар» те же чудесные флакончики можно купить и дешевле, чем в «Карузели». Поэтому Музей парфюмерии влечет туристов, как сладкоежек – конфеты. Ну как не полюбоваться великолепным особняком в стиле Наполеона III, его изысканными интерьерами – хрустальными люстрами, лепниной, полотнами Жана-Оноре Фрагонара, украшающими музей?! Любителей старины приятно удивит зрелище огромных медных котлов и стеклянных колб, привезенных из Грасса.

Названия ароматов от «Фрагонар» звучат, как музыка… «Остров любви», «Эмили», «Диамант», «Миранда», «Поцелуй», «Ночная красавица», «Фантазия»… Эти запахи – посланники любви, они создают неповторимое ощущение живого присутствия Красоты в мире. Красоты эфемерной, ускользающей от человеческого понимания, но неистребимой и вечной!

В Музее парфюмерии все пропитано духами и стихами. Стихи и духи не только рифмуются, они созвучны. И в стихах, и в духах – легкое дуновение Красоты и Гармонии. В этом музее кажется, что запах можно попробовать на вкус, как восхитительное пирожное с нежнейшим кремом. Но аромат ускользает от нашего разума, он необъясним и прекрасен!

Впрочем, в этом музее меня ожидала и сугубо практическая информация. Например, я узнала, что для изготовления литра цветочной эссенции нужно собрать целую тонну цветов, причем один человек может собрать лишь 4 килограмма в день. Первые духи были помадками и наносились на тело. Только в XV в. появились духи жидкой консистенции, а в XVI столетии парфюмеры стали изготавливать фарфоровую посуду для хранения духов.

Музей парфюмерии в Грасе

Французские парфюмерные традиции тесно переплетены с итальянскими, в частности – с флорентийскими. Флорентийка Екатерина Медичи привезла во Францию своего парфюмера и лекаря мэтра Ренэ, который снабжал ее придворных дам благоуханными опиатами для губ (помадой), кремами и духами. Однажды Екатерина Медичи заставила мэтра Ренэ поучаствовать в жестокой и коварной затее: отравить ее соперницу Жанну д, Альбрэ, мать Генриха Наваррского, с помощью надушенных бальных перчаток. Эти перчатки пахли левкоями… и смертью. Тело бедной королевы Наваррской покрылось страшными язвами, и вскоре несчастная умерла. Но мэтр Ренэ стал замаливать свою вину и помогать сыну бедняжки-королевы, Генриху Наваррскому, будущему «Доброму королю» Генриху IV, взойти на престол.

В Музее парфюмерии можно купить не только жидкие, но и сухие духи, а еще – благоухающее мыло и кремы, туалетную воду и одеколоны. Здесь я услышала немало и о самой французской столице парфюмерии, городе Грасе в Провансе, расположенном между Лазурным берегом и предгорьями Альп. Грас возник как город ремесленников-перчаточников, которые ароматизировали перчатки согласно последней итальянской моде. Сейчас в Грасе производят компоненты, которые затем входят в знаменитые ароматы – ароматические композиции. В Грасе есть около тридцати фабрик по изготовлению духов, среди которых Галимар (Galimard), Фрагонар (Fragonard) и Молинар (Molinard).

Я не буду перечислять в этой главке всех знаменитых французских производителей парфюмерии. Они и без того известны… Имена Ива Роше и Коко Шанель навсегда вписаны в историю – благоухающими золотыми буквами. Скажу только, что аромат – одна из удивительнейших граней Красоты, один из ее причудливых ликов. У Франции множество ароматов, которые передают душу этой страны. Для меня, например, запах Франции – это лаванда. Я представляю себе огромные лавандовые поля Прованса и думаю о том, что не может быть ничего слаще, чем зарыться лицом в накрахмаленное до приятного хруста, благоухающее лавандой белье… И почувствовать, как запах Франции вливается в твою душу, чтобы остаться в ней навсегда.

Как жить по-королевски

«Бродит осень по садам Версаля»

«Бродит осень по садам Версаля, / Вся багровым заревом объята, / А мне снятся рыцари Грааля / На скалах суровых Монсальвата», – писал Максимилиан Волошин, который любил тихие, неспешные прогулки по восхитительной Версальской перспективе, когда парк кажется огромным и необъятным, а где-то вдали темнеет едва различимая для взгляда линия леса. Эта перспектива, созданная гениальным архитектором Ле Нотром, меня всегда удивляла: версальский парк не так велик, но выглядит неисчерпаемым, как тайна. Когда сбегаешь по ступеням вниз – к фонтанам и искусственным водоемам, кажется, то спускаешься в неизвестность.

Ле Нотру удалось создать в этом парке удивительную иллюзию величия, которой так умело пользовался «король-солнце», Людовик XIV. Его величество торжественно совершал со своими придворными ежедневную утреннюю прогулку, показывая им чудеса необъятного парка. Нежно шуршали розовые, кофейные, белые и нежно-голубые дамские платья, в воздухе, словно бабочки, порхали причудливые ароматы, на завитых головах кавалеров покачивались шляпы с пышными перьями, король мерно постукивал по гравию тростью с роскошным кованым набалдашником, и плыла над парком, словно огромное, нежно-сиреневое облако, пышная барочная музыка великого Сюлли…

«Анжелика – путь в Версаль!» – сказала я себе, спускаясь по ступенькам. Захотелось слегка приподнять подол несуществующего платья – но, увы, я была в брюках и куртке. Ах, как пошло бы мне сейчас небесно-голубое бархатное платье и изящная шляпка с пером! Эти роялистские грезы увлекли меня настолько, что, блуждая по версальскому парку, я упустила собственный туристический автобус. Группа уехала в Париж без меня, они спешили на экскурсию в Лувр, а мне пришлось добираться в город на пригородном поезде RER. Такой оборот событий меня, впрочем, нисколько не расстроил. Я осталась наедине с Версалем – без надоедливого жужжания русской гидессы, которая перепутала всех Людовиков и даже не знала, кто такой Люлли. А я купила себе диск «Дамы барокко» с великолепной оперной и концертной музыкой XVII столетия – и утешилась.

Версаль – очаровательный городок, «гнездо» современных роялистов. Они и поныне собираются в пышных дворцовых залах, чтобы станцевать менуэт. И знать не желают бонапартистов из Мальмезона или, Боже упаси, республиканцев из Сен-Дени! В Версале чувствуется терпкий и пряный вкус абсолютной монархии, ее последнее «прости»! Даже республиканцы здесь поневоле становятся монархистами. Слишком уж привлекательна иллюзия величия, созданная Ле Нотром, Мансаром и Лево, слишком пышен Версаль, так что глаза устают от обилия огромных зеркал в золоченых рамах, мрамора и бархата…

Когда видишь бархатные скамеечки для фрейлин королевы, так и хочется присесть на одну из них и заняться, скажем, шитьем или чтением вслух сонетов Ронсара или пьес Мольера. А когда смотришь на широкую королевскую кровать под пышным балдахином с кистями, в голову невольно приходят фривольные мысли о красавицах фаворитках, которые, се ля ви, вытеснили с этих кроватей законных королев!

Вот возлежит, едва прикрытая пахнущей лавандой простыней царственная Атенаис де Монтеспан, которую современники обвиняли в сатанизме и участии в черной мессе… Мол, она хотела таким образом удержать внимание короля! А вот Франсуаза дю Скаррон, будущая маркиза де Ментенон… Эта закрылась простыней по самые нежные, покрасневшие от приятного волнения ушки и, кажется, стесняется своей наготы! Мадам де Помпадур – та, наверное, не только шептала Людовику XV слова любви, но и, между делами амурными, не забывала о любимой Севрской фарфоровой мануфактуре. Фаворитки королей охотно покровительствовали индустрии красоты, как и наукам и искусствам. Им мы обязаны развитием придворного театра, расцветом лионских шелковых мануфактур и появлением шикарных севрских ваз и сервизов.

Версаль строился под руководством Людовика XIV с 1661 г. Почему именно с 1661-го? Да потому что в этом году умер всесильный и чудовищно богатый кардинал Мазарини, присвоивший себе добрую половину королевской казны, если не всю ее, и Людовик XIV стал полноправным монархом. Король взял за образец роскошный дворец суперинтенданта финансов Николя Фуке в Во-ле-Виконте, но захотел превзойти земное чудо в Во. Еще пышнее, еще шикарнее, так, чтобы и фонтаны лучше, чем в Шантильи, у принцев Конде, и дворец изящнее, чем у Фуке! «Король-солнце» был завистлив и не мог простить своим подданным чрезмерной роскоши. Никто во Франции не имел право жить лучше короля. И Фуке, и отчасти – «Великий Конде», и герцог де Бофор – все они пострадали за желание хоть в чем-то превзойти короля. Таковы издержки абсолютной монархии – ни одно светило не может быть ярче солнца! А Людовик считал себя не какой-нибудь там звездочкой, а именно солнцем…

Слово «Версаль» переводится как «пустошь». На месте дворца и в самом деле была пустошь – поля и леса. Правда, при Людовике XIII, отце «короля-солнце», стоял здесь скромненький охотничий замок, построенный для короля Филибером ле Руа. Именно в этом замке Людовик XIII принял решение о назначении кардинала Ришелье первым министром страны. При Анне Австрийской о замке забыли, а вот сын надменной испанки почему-то о нем вспомнил. Тень отца, что ли, к нему явилась, как к Гамлету?

Знаменитая парковая перспектива Версаля

Итак, Людовик призвал Жюля Ардуэна– Мансара, племянника великого Франсуа Мансара, Луи Лево и Андре Ле Нотра и велел им создать на месте пустоши чудо из чудес, самый роскошный дворец в Европе. Три гения постарались на славу, чтобы удовлетворить чудовищный аппетит абсолютного монарха… И действительно, с конца XVII века Версаль считается не только образцом загородных королевских резиденций, но и шедевром изысканности и утонченного вкуса. Французы до сих пор говорят о чьих-то вычурных манерах: «Какой Версаль!»

«Король-солнце» велел везти в Версаль все лучшее в его стране и мире: шелк из Лиона, ковры из Леванта, венецианские зеркала, флорентийское серебро, руанский фаянс, кружева из Алансона, мрамор из Юрских гор, Лангедока и Прованса, пушистых болонок с Мальты… В 1677 г. Людовик объявил Версаль официальной королевской резиденцией. Ардуэн-Мансар устроил во дворце Зеркальную галерею и Оранжерею, а Ле Нотр соорудл бассейны Аполлона и Нептуна и Большой канал. По этому каналу при «короле-солнце» плавали гондолы, ведомые гондольерами из Венеции. А в гондолах сидели очаровательные дамы с розами и гвоздиками в высоких прическах, томно обмахивались веерами, инкрустированными перламутром, и, краснея или нет, слушали комплименты красноречивых и порой фривольных кавалеров…

Архитектор Жак-Анж Габриэль пристроил к северному крылу дворца великолепный театр, где ставили пышные барочные оперы и где примадонны трогательно подносили к подведенным глазам надушенные, украшенные алансонскими кружевами платочки! Людовик XIV приказал наполнить дворец и парк своими символами – многочисленными золотыми и серебряными солнцами, мраморными Аполлонами и аполлоновыми колесницами.

И Солнце, и его бог – Аполллон – в Версале повсюду. Глаза устают от обилия солнечной символики. Самовлюбленный король, право, переусердствовал по ее части. Тронной залой Людовика был салон Аполлона. В салонах Войны, Мира и Планет тоже преобладает солнечная символика. А на все эти королевские причуды надменно взирает болезненно худой молодой генерал с черными напудреными волосами и яростным блеском в миндалевидных итальянских глазах – Наполеон Бонапарт. Его портрет тоже висит в Версале… Всегда удивлялась, как это стройное, натренированное тело молодого военачальника стало толстой и бесформенной плотью усталого пожилого императора! Старость, впрочем, делает и не такое… Она может пощадить душу, но, увы, не щадит тело.

С Версалем связано множество событий в истории Франции. Сюда «король-солнце» удалился от вечно мятежного, фрондирующего Парижа, и здесь Людовик XVI настолько позабыл обо всем, охотясь и слесарничая, что проглядел взятие Бастилии и революцию в собственной столице! Мария-Антуанетта, его супруга, построила здесь свой Малый Трианон, где танцевала менуэт с влюбленным в нее шведом Ферзеном, и одевалась пастушкой, чтобы поразить французских аристократов своим венским демократизмом. И сюда же ворвались голодные и усталые простолюдинки в мятых запыленных платьях и простеньких чепцах, чтобы потребовать у Людовика XVI хлеба и красивых нарядов…

Именно в Версале был подписан договор, завершивший Войну за независимость США (1783) и ознаменовавший рождение нового огромного государства. В 1789 г. во дворце заседали члены Учредительного собрания, выгнавшие отсюда Людовика XVI с семейством. Здесь они приняли Декларацию прав человека и гражданина, уравнявшую всех людей мира перед Законом.

В 1871 г., после поражения Франции во Франко-прусской войне, дворец был оккупирован немецкими войсками, и в пышном королевском Версале подписали постыдный для французов мир. Как, наверное, гневалась тень «короля-солнце», стоявшая за спинами дипломатов! «Проклятые боши» посмели провозгласить в Зеркальной галерее Его Католического величества образование Германской империи! Зато в 1919 г. французам повезло больше – в Версале подписали мирный договор, завершивший Первую мировую войну отнюдь не в пользу немцев и положивший начало Версальской системе международных отношений.

Типичная кухня французских замков

Версаль получил статус музея в 1801-м. В 1837-м в бывшем королевском дворце открылся Музей истории Франции. В 1979 г. Версальский дворец и парк включили в Список Всемирного культурного наследия Юнеско.

Дамы и господа, Версаль любит гостей – и не обязательно роялистов! Вы непременно должны отдать этому вечно юному дворцу и его необъятному парку надлежащие почести! Ведь тем самым вы склоняетесь в поклоне не только и не столько перед абсолютной монархией, сколько перед самой Францией и ее гениальными художниками и архитекторами, которые сумели так близко подойти к идеалу Красоты… Они стояли перед вечно юной Девой-Красотой, склонив головы, и Жюль-Ардуэн Мансар, и Луи Лево, и Андре Ле Нотр, и Жак-Анж Габриэль, и другие. А она улыбалась им благосклонно и нежно и протягивала руку для поцелуя, которую они почтительно подносили к губам…

Туари – сад «тысячи ароматов»

Этот замок получил специальный приз от Комитета по туризму Иль-Де-Франса за великолепные анимации и праздники, которые здесь устраиваются. Туари – это замок эпохи Ренессанса и 127 га благоуханных садов, это гала-приемы, стилизованные в духе эпохи рококо и посвященные красавице и моднице Марии-Антуанетте, французской королеве, казненной революционерами. Это знаменитые «Рандеву в садах», сказки для детей перед огромным камином замка, великолепная коллекция живописи, принадлежавшая графам де ля Пануз, хозяевам замка, парковый лабиринт, Сад осени, Английский сад, Бордюры пионов и экскурсия по саду «Деревья, которые говорят». Тонкости кухни эпохи Ренессанса и сувенирные лавки. Праздник для гурманов и любителей шикарных приемов!

Тонкий аромат роз и жасмина, павильоны с шампанским и сладостями, причудливые мостики через искусственные и естественные водоемы… Сады французские (регулярные), английские (пейзажные), итальянские и японские… Цветники, разбитые в средневековой манере, в стиле Ренессанса, в духе императорской Франции первого и третьего Наполеонов… Дама в яркой шляпке склонилась над желтой розой на высоком стебле: «Она пахнет, как…» Француженка ищет образ для сравнения и не находит его. Потом восклицает, радуясь собственному красноречию: «Как духи королевы…» Служащие замка расставляют по аллеям миниатюрные свечи в металлических пиалах. Звучит музыка эпохи Людовика XIV, «короля-солнце». По аллеям проходят дамы и господа в костюмах XVII столетия. Дети носятся по тщательно постриженным лужайкам наперегонки со взрослыми. «Когда стемнеет, будет фейерверк, и обязательно зажгут факелы…» – говорит мне та самая дама в шляпке, нюхавшая розу. И продолжает: «А завтра вечером – скачки».

Сельский отдых во Франции в самом разгаре. Отдых этот протекает под сенью старинного замка или дворца, в редкой красоты садах и парках, где проходят костюмированные анимации с танцами и фейерверками. Можно остановиться в небольшом местном отельчике и каждый вечер смаковать местные сыры и вина. А когда стемнеет, смотреть, как небо рассекают причудливые узоры фейерверка, и танцевать контрданс вместе с другими дамами и господами, приглашенными в замок на костюмированный праздник. Например, в один из замков Иль-де-Франса – «острова» и «сердца» Франции, «Парижской области», в садах и парках которого охотно отдыхают французы и туристы. Скажем, в замок Туари.

Замок Туари расположен в самом сердце Иль-де-Франса, в получасе езды от Версаля (ближайшая железнодорожная станция – Монфор, скоростной поезд SNCF, отправляющийся с парижского вокзала Монпарнас до станции Mere – Montfort – L,Amaury). Эта резиденция уже пятнадцатого поколения графов де ла Пануз получила специальный приз за гостеприимство от Дома Франции. Поль де ла Пануз, нынешний хозяин замка, большой оригинал и хлебосольный хозяин. Для гостей замка Туари граф создал Африку в миниатюре, настоящий зоопарк с жирафами, обезьянами, львами и антилопами. Правда, в этом зоопарке нет клеток: звери находятся на достаточно большой огражденной территории, отдаленно напоминающей о безграничных африканских просторах. Детям граф показывает львят – новых «пансионеров» замка – и устраивает забавные конкурсы, например, предлагает нарисовать лягушку на приз замка Туари. У графа есть любимцы – львята Зулу и Баринго, родившиеся в Туари, и дети, посещающие замок, от них в восторге. По «африканскому раю» туристов возят в специальных мини-автобусах или автомобилях, а в качестве гида часто выступает сам граф или его семья – жена, дочь или сын.

Парк замка – это 126 гектаров садов. Лабиринт, розарий, осенний сад, английский сад, бордюры пионов… Лабиринт парка Туари – самый большой в парках Европы. Графиня Аннабелла вместе с графом Полем поручили его сооружение Адриану Фишеру, который разбил уже больше двух сотен зеленых лабиринтов. По форме зеленый лабиринт замка Туари напоминает солнечные часы и назван лабиринтом Полифила.

Полифил – это герой вышедшего в 1499 г. романа Франческо Колонна «Сон Полифила» (полное заглавие – «Любовное борение во сне Полифила, в котором показывается, что все дела человеческие есть не что иное как сон, а также упоминаются многие другие, весьма достойные знания предметы»). Во сне, тоскуя о своей утраченной возлюбленной, герой попал в мертвый город. Там он обнаружил огромную железную статую лежащего навзничь и стонущего бога. По волосам на груди гиганта Полифил взобрался к густым и косматым прядям бороды божества, а затем добрался и до стонущего рта. Через глотку гиганта герой проник в его пищевод, а потом совершил путешествие по «божественному» организму. Каждый орган гиганта имел поясняющую надпись на трех языках – халдейском, греческом и латыни. Приблизившись к сердцу, герой прочитал: «Влюбленное сердце, которое рождает вздохи и которое любовь опасно уязвляет». После долгих блужданий по бронзовому телу Полифил попал в храм Солнца, а затем в благодатную область, управляемую королевой Элевтерилидой (это имя обозначает «Освобождающая»). Во владениях королевы Полифил увидел прекрасные дворцы и храмы, вазы и фонтаны, статуи и рельефы, не подвластные алчному времени.

Типичная кухня французских замков

Гостям замка предлагается повторить путешествие Полифила и пройти по зеленым аллеям лабиринта, каждая из которых напоминает о путешествии героя романа Франческо Колонна. Искусно подстриженные кустарники, мостики, ощущение тайны и мистификации… Туристов, которые так и не смогли добраться до центра лабиринта, спасает графская семья, а потом уставшим путникам рассказывают историю Полифила. Нынче во Франции снова в моде парковые лабиринты в форме солнечных часов или любого другого циферблата. Почему часы? Потому что часам удается «уловить» в свои сети такую неуловимую субстанцию, как время. А еще потому, что часы отражают движение земли по своей орбите. Граф де ла Пануз любит рассказывать, что парковые лабиринты французских дворцов и замков воспроизводят карту звездного неба и напоминают о пути к центру вселенной, который проходит после смерти человеческая душа.

Но если отвлечься от этих философских рассуждений, то парковый лабиринт – это великолепное развлечение для детей и взрослых. Дети – в красных плащах гвардейцев кардинала Ришелье или в синих плащах королевских мушкетеров – могут носиться по лабиринту часами. Юные посетители замка участвуют в многочисленных конкурсах и получают дипломы принцев и принцесс Туари. Все они в масках, девочки – с веерами, и с удовольствием слушают даму в пышном платье – госпожу графиню. А потом отправляются нюхать пионы или розы. Для детей Аннабелла де ла Пануз и младшее поколение семьи – Эдмон и Коломба де ла Пануз – проводят экскурсию «Деревья, которые разговаривают». У каждого растения в этой экскурсии есть своя история, которую и воспроизводит госпожа графиня – на радость детям и взрослым.

Особенной любовью в Туари пользуются пионы – розовые, как щечки красавицы, белые, как морская пена, пышные и благоухающие, как платье светской дамы. У каждого сорта пионов свой особенный аромат, как, впрочем, и у каждого вида роз или магнолий. В садах Туари можно блуждать часами, вдыхать тонкие ароматы и слушать рассказы деревьев и цветов. А потом непременно попробовать блюда графской кухни в ресторане «Зимний сад» или в небольших кофейнях, устроенных на территории замка.

Осенью и зимой замок Туари тоже принимает гостей: работает программа «Сказки у камина». Гости замка собираются у огня, чтобы послушать истории о роде де Ла Пануз или просто сказки Шарля Перро – в зависимости от возраста посетителей. Парк Туари работает круглый год, как и гостиница в деревне Туари, рядом с замком. Приз за гостеприимство от Дома Франции этот замок получил не зря. Здесь придумывают для многочисленных гостей все новые и новые развлечения…

Во-ле-Виконт – дворец Железной Маски

Эта история началась с зависти. Всесильный Людовик XIV позавидовал своему министру финансов Николя Фуке и на долгие годы упрятал несчастного в тюрьму. Именно дворец в Во вызвал наибольшую зависть «короля-солнца» – да такую сильную, что при постройке Версаля над Людовиком словно нависал призрак Во-ле-Виконта. Король всячески пытался превзойти Фуке, создавшего у себя в Во одно из архитектурных чудес света. В результате сложилось парадоксальное мнение, что Версаль – лишь слабое подобие Во-ле-Виконта. Действительно, великолепный Во-ле-Виконт можно назвать оригиналом, а Версаль – копией. Дворец в Во Людовик отобрал в казну и скопировал с него свою собственную резиденцию – Версаль.

Дворец Во-ле-Виконт

С мая по июль в Во проводят праздники «Тысячи свечей», когда на ступенях дворца и в парке зажигаются свечи и факелы – торши. Зрелище необыкновенной красоты, особенно если наблюдать за феерией огней из плетеного стульчика и с бокалом шампанского в руках. И шампанское, и шезлонги – к услугам туристов, как и великолепная сувенирная лавка, где можно приобрести столовое серебро с гербом Фуке, фарфор, ажурные скатерти и гобелены а ля «эпоха Трех мушкетеров».

Праздники «Тысячи свечей» – подлинное чудо земное! Огни повсюду – на посыпанных гравием аллеях, на ступеньках дворца и балконах, у подножия колонн, на бортиках рва с водой, в котором отражается усадьба, словом, – всюду, где только возможно. Маленькие круглые свечи в жестяных формочках симметрично расставлены по аллеям. Такое ощущение, что служащие дворца составляли какой-то необыкновенно сложный узор. Но узор этот виден только из окон дворца, когда смотришь на феерию огней сверху и видишь, скажем, белку – символ рода Фуке.

Сначала я удивлялась, почему суперинтендант французских финансов велел всюду – на фамильных тарелках и серебре, скатертях и шторах – изображать именно белку. Но потом поняла: белка – прыткий зверек, ловкий и быстрый, а Николя Фуке был именно таким, пока злая судьбина в лице Людовика XIV не умерила его прыть. Наконец, у белки – пушистый и красивый хвост, а хвостом Фуке была его непомерная гордость, которую он и демонстрировал королю, пока Его Величество не лишил Фуке всего движимого и недвижимого имущества и, главное, свободы!

В подвале Во-ле-Виконта есть специальная камера – железная клетка, в которой сидит тряпичный человечек, изображающий Фуке. У ног этого чучела – глиняная миска с гнилой похлебкой и заплесневелый хлеб. И все это вынужден был годами есть королевский узник Николя Фуке – тот самый, который раньше снисходил только до изысканных блюд от Вателя! Знаменитый кулинар и церемониймейстер Франсуа Ватель сначала был управляющим у Фуке, а потом, после ареста всесильного министра финансов, нашел приют у «Великого Конде».

Подземную клетку с тряпичной куклой туристам показывают после того, как они насладятся созерцанием прекраснейшего дворца Франции и его великолепного парка. Мол, так проходит слава земная… Сначала – яства от Вателя и пышные праздники, дворец, равного которому нет даже у короля, а потом – долгие годы заточения… Слаб человек в этой жизни, и уповать он может только на Бога!

Во-ле-Виконт построили для Николя Фуке все те же Луи Лево и Андре Ле Нотр – создатели Версаля. Точнее, Людовик переманил этих великих мастеров у Фуке. Интерьеры оформлял Шарль Лебрен. В одной из зал дворца можно увидеть незавершенную роспись потолка: в тот день, когда художники под руководством Шарля Лебрена должны были завершить свой труд, по приказу короля арестовали хозяина дворца, и работа была прервана. Арестовывал Фуке Д'Артаньян – не романный, а настоящий. А пост министра финансов занял Кольбер, покровительствовавший лионским шелковым мануфактурам и производству «любимого напитка королевы Марии-Терезии» – шоколада.

Арест Фуке произошел вскоре после новоселья в Во-ле-Виконте, на которое Фуке, к несчастью своему, пригласил короля. Людовику все понравилось, даже слишком… Он походил по великолепному парку, спроектированному Ле Нотром, сердито постучал тростью по гравию и, нахмурившись, сказал Кольберу, что подданные живут лучше суверена. Кольбер поспешил заверить короля, что Фуке, вероятно, построил этот шикарный дворец на украденные из государственной казны деньги. Король поспешил поверить: уж очень его раздражал такой великолепный замок, принадлежащий подданному! Участь бедняги Фуке была решена…

Фуке умер в заключении в 1680 г., и тогда же, после десяти лет конфискации, вдова получила замок обратно. Подданные Людовика поняли, как опасно приглашать короля в гости, и побаивались это делать! А вдруг король решит, что жена хозяина дома красивее, чем королева, как это произошло в Тулузе, у графа де Пейрака, если верить знаменитому роману Анн и Сержа Голон? Или подумает, что гравий в хозяйском парке лучше, чем у него в Версале? Или увидит редкостных золотых рыбок в пруду, велит их выловить и увезти в Версаль? Словом, опасное это дело – принимать короля у себя, решили дворяне и стали сами ездить к Его Величеству в Версаль. Рискнул принять короля у себя в Шантильи только «Великий Конде». И чем, скажите на милость, закончился этот прием? Самоубийством управляющего Вателя!

После смерти сына Николя Фуке дворец перешел к маршалу де Виллару, а затем к герцогам Шуазелям. Но счастливым для Шуазелей Во-ле-Виконт, увы, не стал. В 1840 г. герцог Шуазель-Прален убил здесь свою жену, и дворец опустел на тридцать лет.

К концу XIX столетия дворец в Во пришел было в упадок, но тут на сцене появился меценат и промышленник Альфред Сомье, который купил Во-ле-Виконт и превратил его в один из наиболее выдающихся частных музеев Франции. Конечно, Сомье восстанавливал Во-ле-Виконт не только для Франции, но и для себя, но благодаря его стараниям выиграла именно belle douce France, получившая в подарок восхитительный дворцово-парковый комплекс.

Пример Альфреда Сомье и его наследников, включая нынешнего владельца дворца, правнука Сомье, графа Патриса де Вогюэ, далеко не единичен. Во Франции, конечно. Здесь богатые семьи нередко берут на себя заботу о каком-нибудь приходящем в упадок памятнике старины, не дожидаясь, пока это сделает государство. Кстати, именно в Во-ле-Виконте в 1989 г. снимали знаменитый фильм «Человек в Железной маске» – о брате-близнеце Людовика XIV, проведшем полжизни в заточении.

Многие французские историки полагают, что настоящий Человек в Железной маске – это Николя Фуке. Мол, король велел своему узнику закрывать лицо – только не железной, а полотняной маской. Возможно, король опасался, что Фуке убежит из тюрьмы и подымет против него новую Фронду. А для того чтобы это бегство не состоялось, нужно было сделать узника безымянным и безликим… Впрочем, есть еще одна версия по поводу Железной маски. Многие утверждают, что это – герцог де Бофор, внук Генриха IV и активный участник Фронды.

Впрочем, Железных масок могло быть и несколько… Абсолютная монархия – палка о двух концах. Королевская милость очень легко может обернуться немилостью. Ибо у абсолютных монархов, как правило, не бывает логики, только капризы. Словом, как говаривала мудрая горничная Лизанька из грибоедовского «Горя от ума»: «Минуй нас пуще всех печалей и барский гнев, и барская любовь…»

Фонтенбло – замок у синих вод

Роскошный дворец XVII в., резиденция Франциска I и Людовика XIII, окруженная живописным парком и лесом… Великолепные аллеи для верховой езды, уступающие разве что аллеям Шантильи – признанной европейской столицы этого спорта… Фонтенбло – это бывший охотничий замок, который стал королевской резиденцией. Здесь родились короли Филипп Красивый, Франциск II, Людовик XIII. Здесь гостил император Карл V, коронованные особы Европы, в числе которых и Петр I. Здесь, в 1814 г., происходит отречение Наполеона от престола, а, в 1815 г. – его арест.

Замок Фонтенбло

Наполеон называл Фонтенбло «домом веков», а Ронсар – замком, что название ведет от синевы кругом журчащих вод. Действительно, Фонтенбло обозначает – «Синий источник», Fontaine Bleu. По аллеям здешнего парка бродила романтичная, юная Мария Стюарт, невеста, а потом и жена мальчика-короля Франциска II. Ее юный муж умер рано, а Марию жестокосердная свекровь – Екатерина Медичи – отправила обратно в Шотландию. Мария уплывала в родную Шотландию неохотно, сердцем она была – француженка. Что ей страна овец, туманов и шерстяных пледов, ей, утонченной французской королеве, выросшей при самом роскошном дворе тогдашней Европы? Но пришлось уехать и, как оказалось, на смерть! «Прощай, Франция!» – сказала Мари и горько заплакала. И грустно улыбнулись ей в ответ берега прекрасной Франции…

Едва ли не самое знаменитое место в Фонтенбло – лестница «Подкова», со ступенек которой Наполеон зачитал старой гвардии свое отречение от престола. Корсиканец своим присутствием в Фонтенбло как-то затмил Франциска I и его потомков, хотя жил здесь не так уж долго. Лестница «Подкова» – это элегантный железный полукруг, сооруженный при Людовике XIII. Говорят, что подкова приносит счастье, но Наполеону она принесла именно несчастье. Тяжело вздыхали недобитые гвардейцы: их кумир отправлялся править островом Эльба, на котором ему было так тесно и скучно! Ничего, скоро «Бони» вернется в неверном блеске «Ста дней», и солдаты, уцелевшие в коварных снегах России, падут при Ватерлоо… Но гвардии, собравшейся во Дворе Белой Лошади, чтобы послушать прощальную речь императора, было невдомек, что это отречение может сохранить им жизнь. Как они, простые солдаты и честные офицеры, могли устоять перед демоническим обаянием того, кто сказал однажды, что сто веков смотрит на них с вершины пирамид…

Укрепленный замок Фонтенбло существовал еще при Людовике VI, но именно по приказу Франциска I этот «дом веков» превратился в утонченный дворец в стиле итальянского Ренессанса. Ренессансный замок построили на фундаменте старого замка. Руководил реконструкцией парижский мастер Жиль ле Бретон. У Бретона работали итальянские архитекторы и художники: флорентиец Россо, болонец Приматиче и другие. Король хотел превзойти дворцы Рима, Венеции, Флоренции и Болоньи, и очень скоро Фонтенбло стали называть «новым Римом».

При королях династии Валуа и Генрихе IV во дворце трудилась плеяда талантливейших художников, названная Второй школой Фонтенбло. В этом «замке у синих вод» слишком многое напоминает о коварной и жестокой Екатерине Медичи, отравительнице и истребительнице протестантов, и об ее сопернице Диане де Пуатье. Сад Дианы, галерея Дианы, малый салон королевы, салон фрейлин… Муж Екатерины Медичи, Генрих II, забыл о своей флорентийке-жене ради нестареющей красавицы Дианы де Пуатье, и посещал постель королевы только тогда, когда Диана просила его об этом, – ради рождения законных наследников. Диана, увы, могла родить Генриху только бастардов… Жили в Фонтенбло и «три Марии» – Мария Медичи, Мария Лещинская, Мария-Антуанетта. Ах, еще четвертая – несчастная Мария Стюарт!

Впрочем, и Марию-Антуанетту счастливой не назовешь, да и Лещинскую – тоже. «Королевам вовсе не обязательно быть счастливыми», – говорили при дворе. Зато счастье полагалось фавориткам Его Величества. Роскошными покоями в Фонтенбло владели мадам де Помпадур и мадам дю Барри.

О Наполеоне напоминают Кабинет Отречения от Престола, комната адъютантов и Прихожая Императора. О Марии-Антуанетте – казненной революционерами королеве – изящная спальня в помпейском стиле. А какая в Фонтенбло библиотека! Одна из самых богатых во Франции. Поистине – «обиталище королей, дом веков», как говорил все тот же великий обольститель Наполеон.

Кстати, сувенирная в Фонтенбло – просто великолепная: фарфор и серебро, ковры и саше, духи и скатерти. И все это – за умеренные цены. Купите изящные серебряные щипчики, которыми снимают нагар со свечей! Французы называют такие «очаровательным нюансом». А во Франции, как известно, нет ничего важнее мелочей!

Долина Луары: тихие воды и белые замки

Александр Дюма-отец писал, что в долине Луары – самый чистый и правильный французский язык и что порой местные крестьяне говорят, как принцы. Это действительно так: долина Луары – историческая колыбель Франции. Здесь, у тихих вод самой широкой во Франции реки, Пьер Ронсар сочинял сонеты, а Франциск I беседовал с приглашенным ко двору итальянским гением – Леонардо да Винчи. Луара всегда прекрасна и неспешна, эта река полна медлительного, спокойного очарования, которое умиротворяет душу днем и навевает сладкие сны ночью. Поэтому современные французы так любят отдыхать на Луаре – устраивать пикники, останавливаться в небольших сельских гостиницах и даже парить над рекой на воздушном шаре!

Полет над Луарой в корзине воздушного шара – это развлечение, которое очень любят гости долины. Сверху беломраморные замки кажутся игрушечными, словно выточенными из слоновой кости, а их парки – марципановыми фигурками. После полета на воздушном шаре гостям предлагают отведать великолепного шипучего вина «Сомюр» – именно шипучего белого вина, а не шампанского! Во Франции живо ощущаешь это различие…

Долина Луары – это край не только белых замков у тихих вод, но и естественных пещер, в которых еще в конце XIX в. жили местные крестьяне. Пещеры представлялись им вполне удобным и, главное, просторным жилищем: для того чтобы обзавестись лишним помещением, нужно было всего лишь продолбить в меловом холме еще одну галерею!

К тому же французы говорят, что в долине Луары – самые лучшие шампиньоны во всей Франции. Шампиньоны медленно вызревают в подземных карьерах, чтобы потом попасть в тарелку какого-нибудь гурмана. А в подвалах старинных замков зреют вина – и не только шипучий белый «Сомюр», но и великолепные красные, с тонким вкусом и ароматом.

Берега Луары навсегда связаны с именем Жанны д'Арк, «маленькой Жанны», горевшей в «рубахе не по росту», которая в самый тяжелый период Столетней войны между Англией и Францией явилась к дофину Карлу, чтобы предложить помощь и спасение его страны. Дофин, изгнанный англичанами и их французскими союзниками из Парижа, жил тогда на Луаре, в замке Шинон, от которого сейчас остались только живописные руины. Он поверил Жанне, когда вдохновленная свыше юная героиня сумела узнать его даже в одежде с чужого плеча, затерявшегося среди придворных. Поверил – и послал деву из Лотарингии на помощь осажденному Орлеану, самому большому и стратегически важному городу долины Луары, последнему оплоту наполовину «проглоченной» англичанами Франции.

Замок и парк Шенонсо в Долине Луары

В современном Орлеане чтят память Жанны, где каждый камень напоминает о ее незримом присутствии и совершенном ею подвиге. В старых кварталах города сохранился дом казначея герцога Орлеанского, в котором останавливалась Жанна (Maison de Jeanne D,Arc, Place Charle de Gaulle). В центре Старого города, на площади Мартруа, добрых людей Орлеана и гостей города приветствует сама Жанна – на коне и со знаменем в руках. Каждый год – 7 и 8 мая – в городе проводится костюмированный праздник в честь Девы Жанны. Это грандиозная историческая реконструкция с иллюминацией и фейерверком.

Орлеан знаменит и своим средневековым готическим собором Животворящего Креста. Именно в этом соборе, задолго до Реймса, короновались первые французские властители. В 848 г. здесь был короновал Карл Лысый, в XII в. – Людовик VI. Этот собор неоднократно перестраивался. Последняя его реконструкция произошла в 1511 г., когда был установлен резной, ажурный готический шпиль.

Если Париж – душа Франции, то Орлеан – ее сердце. И сердце это забилось горестно и учащенно, когда город находился в английской осаде и ожидал спасения или падения. На помощь Орлеану тогда пришла крестьянская девочка из Лотарингии, которая и по-французски-то говорила плохо (родным для нее было лотарингское наречие), но Франции служила преданно и самоотверженно. О Жанне писали всякое: есть версия, что она – не дочь крестьянина (или разорившегося дворянина?) Жака д, Арка, а незаконнорожденное дитя безумного короля Карла VI и его возлюбленной Одетты де Шамдивер. Согласно «королевской версии», Жанну на самом деле звали Маргарита де Валуа. Незаконная дочь родилась во дворце полубезумного короля в 1407 г., в тот трагический период, когда оба сына Карла VI были убиты сторонниками Людовика Орлеанского, а третьего сына – Карла – король считал бастардом.

Впрочем, не так уж важно, кем Жанна была на самом деле – крестьянкой, дворянкой или даже королевской дочерью. Важно другое – ее божественное предназначение, воля Господа, которая направляла эту девочку и зажгла ее душу великой любовью к несчастной, поверженной Франции. Без Жанны не было бы Франции, а была бы, скажем, Бургундия или Англия – и по одну, и по другую сторону Ла-Манша. Жанна отдала спасению Франции все силы и нерастраченный пыл души. Именно поэтому в современном Париже, в двух шагах от Лувра, мы видим статую Жанны – на коне и с мечом в руках. Если неблагодарный и слабовольный король Карл VII не выкупил у бургундцев свою спасительницу и позволил англичанам ее сжечь, то простые французы и поныне преисполнены почтения и уважения к смелой девочке из Лотарингии, которая не пала духом, когда сильные мужчины и испытанные воины вокруг нее давно потеряли веру в победу!

Кстати, городок Шинон известен в современной Франции не только благодаря судьбоносному визиту Жанны к дофину Карлу, но и по причине знаменитого вина «Шинон». У этого вина – рубиновый цвет и фиалковый аромат. Производят его «Славные раблезианские виноделы» – знаменитое винодельческое братство.

«Славные раблезианские виноделы» собираются в тех самых старинных погребах, вдохновивших Франсуа Рабле на создание образа «Храма божественной бутылки», в котором Пантагрюэль и Панург стремились познать истину. Заседают виноделы четыре раза в год, и можно только представить, сколько вин выпивается на этих длительных заседаниях! А ведь бывают еще и сверхурочные собрания…

Главное украшение Долины Луары – ее замки. Они действительно – один прекраснее другого. Вот огромный роскошный Шамбор – любимая игрушка короля Франциска I и предмет зависти остальных европейских властителей. Вот «дамский замок» Шенонсо, который оспаривали друг у друга любовница Генриха II Диана де Пуатье и его законная супруга Екатерина Медичи… Или Азей-ле-Ридо – легкий, изящный, филигранный, белоснежный, похожий на лебедя, застывшего на широкой глади Луары… А сколько еще других – Шеверни, Шомон-сюр-Луар, Вилландри, королевский замок в Блуа…

Начнем, впрочем, с Шамбора – самого большого из замков Луары. В Шамборе – всего в изобилии, и это изобилие смущает и шокирует гостей. Четыре башни главного фасада увенчаны ажурными колоколенками. С огромных балконов можно было наблюдать за королевской охотой. Замок напоминает средневековую крепость – четырехугольник, ограниченный по углам круглыми башнями и окруженный рвом с водой.

Франциск I не успел достроить Шамбор, хотя и привлек для постройки 2000 рабочих. Слишком уж шикарным даже для привыкших к шику французских аристократов был его великий замысел! Шамбор достраивали его сын и внуки – Генрих II, Карл IX и Генрих III. Проект Большой лестницы замка принадлежит другу и гостю Франциска – Леонарду да Винчи. Всего в замке 14 больших лестниц и 70 малых, 440 комнат и каминов – по числу дней в году. И на каждом шагу скульптурные украшения – саламандры, символ Франциска I. А еще весь средневековый мифологизированный бестиарий – драконы, обезьяны и химеры…

Почему же Франциск выбрал в качестве своего символа саламандру? Саламандра символизировала алхимический процесс обжига, так она «живет в огне и питается огнем». Она изображается как маленькая ящерица или бескрылый дракон, часто – среди языков пламени. В христианском искусстве саламандра символизировала приверженность вере и добродетельность. Франциск I сделал саламандру своим символом с девизом: «Я лелею добро и изгоняю зло».

Охотничьи угодья вокруг Шамбора растянулись на 5400 га и окружены огромной стеной длиной в 33 км! Словом, этот замок действительно представляет собой «единство всего лучшего, что только может совершить человеческий разум»!

Эпоха Франциска I – золотой век Франции. Еще не начались междоусобные войны католиков и гугенотов, и вожди враждующих партий еще терпимы друг к другу и верны королю. Французы, правда, все равно воюют, но не между собой, а с Италией, Испанией и Фландрией. И, как это часто бывает, побежденные народы оказывают заметное культурное влияние на победителей. Так произошло с итальянцами и французами. Войска Франциска I захватили Милан, но прекрасная ренессансная Италия покорила завоевателей. Король был очарован итальянскими дворцами и виллами, живописью и музыкой. Он страстно пожелал, чтобы во Франции, на берегах Луары, появились такие же изящные, стройные, легкие, белоснежные загородные виллы, как и в окрестностях Милана. Понравилась королю и флорентийская архитектура.

Франциска увлекала личность Лоренцо Великолепного Медичи – щедрого мецената и коллекционера произведений искусства. Король захотел стать французским Лоренцо Великолепным – и призвал к своему двору Леонардо да Винчи. Великий Леонардо жил рядом с королевским замком Амбуаз на Луаре, но король так ценил независимость гениального художника и изобретателя, что подарил Леонардо замок – Кло-Люсе. Придворные доверительно сообщали друг другу, что Амбуаз и Кло-Люсе соединяет подземный ход, дабы король мог побеседовать со своим великим гостем не в присутствии толпы зевак, а приватно. Подземный ход действительно существовал и существует и поныне. Он находится в 400 м от замка.

Кло-Люсе – очаровательный небольшой замок из розового кирпича – был особенно дорог Франциску, потому что в юности он часто посещал его с любимой сестрой, Маргаритой Ангулемской. Сейчас в Кло-Люсе находится Музей Леонардо да Винчи. В этом музее можно увидеть совершенно уникальные вещи – например, коллекцию макетов машин, построенных по чертежам Леонардо. Удивительно, что приглашенный к королевскому двору гений мог осчастливить Францию самолетами, вертолетами, автомобилями, танками, разводными мостами и парашютами! Чертежи прототипов этих чудес современной цивилизации можно увидеть в музее Леонардо. Мессир да Винчи считал, что с этими машинами его друг – король Франциск – когда-нибудь завоюет весь мир, но, увы, вертолеты, автомобили и танки остались только на бумаге!

Франциск I

Зато Леонардо осчастливил Францию другим своим подарком королю. Художник приехал в Амбуаз с тремя своими самыми значительными картинами – «Джокондой», «Св. Анной» и «Св. Иоанном Крестителем». Эти полотна после смерти художника стали собственностью короля – и Франции. Они и поныне собирают вокруг себя толпы туристов, особенно загадочная «Джоконда».

Леонардо получал от Франциска I жалованье в размере 700 золотых экю в год, а расплачивался с королем произведениями, которые создавал, да еще – ежедневными беседами на самые разные темы и, как правило, без свидетелей. Леонардо да Винчи умер 2 мая 1519 г., в возрасте 67 лет, и был похоронен в Амбуазе, в монастыре Св. Флорентина. Впоследствии его прах был перенесен в капеллу Св. Губерта замка Амбуаз.

Любимая сестра Франциска, Маргарита, покровительствовала утонченнейшему мэтру красноречия, поэту Пьеру Ронсару, или, точнее, де Ронсару, ибо этот французский Пиндар был из родовитой, но небогатой знати. Мадам Маргарита была умницей и красавицей, покровительницей наук и искусств, и так же, как и ее брат, бредила Италией.

Благодаря увлеченности короля и его сестры итальянской архитектурой на берегах Луары поднялись изящные палаццо на миланский или флорентийский манер. Поэты говорили о необходимости следовать античным образцам – и прежде всего древнегреческой поэзии, – а художники воскрешали мифологические сюжеты. Так побрели по французским полям фавны и дриады, а знатные дамы стали именоваться Кассандрами и Роксанами. Ронсар посвящал свои нежные, как фарфор, стихи Кассандре, Марии и Елене, а придворные дамы разгуливали по берегам Луары в пышных платьях с такими обширными декольте, что поэты и сеньоры с жадной улыбкой лицезрели «перси дивные нагими». И никаких религиозных войн, никакой междоусобной резни, только застолья на флорентийский манер и гром военных побед!

Да, эпоха Франциска I была триумфом Франции, но угасла она в один миг – когда за спиной нового короля, Генриха II, все увидели коварную и жестокую флорентийку Екатерину Медичи. Увлеченность Франциска историей рода Медичи оказала королю недобрую службу. Род Медичи имел стойкую репутацию «проклятого», и мадам Екатерина принесла во Францию семейное проклятие, которое, увы, распространилось на ее детей. Все они умерли рано – и бездетными. Так прервалась династия Валуа, и на сцену выступили Бурбоны.

Но вернемся к замкам Луары. Не стоит забывать и о «дамском замке» – изящнейшем Шенонсо. Этот шедевр ренессансной архитектуры, расположенный рядом с одноименной деревней, в буквальном смысле слова – «стоит на воде». Приток Луары, Шер, полирует его элегантные арки, лелеет его белокаменное великолепие. Этот замок похож на лебедя, точнее – на лебёдушку, плывущую по невозмутимой глади вод.

Замок Шамбор

Поместье Шенонсо принадлежало дворянской семье де Марк, но рыцари де Марк передались англичанам, что заставило короля Карла VI отнестись к этой семье довольно сурово. Де Марки обнищали и продали свое имение некому Тома Бойе, интенданту финансов в Нормандии. Семья Бойе стала перестраивать и украшать замок. Тома Бойе был поклонником ренессансного стиля в итальянской манере – он велел снести старый суровый средневековый замок и построить на его месте элегантный белокаменный дворец. Строительные работы велись и после смерти Тома Бойе, при его вдове Екатерине.

Но красота Шенонсо сыграла с семьей Бойе недобрую шутку. Замок так понравился королю Франциску, что Его Величество реквизировал Шенонсо в пользу короны. При сыне Франциска, Генрихе II, замок перешел к возлюбленной короля, нестареющей красавице Диане де Пуатье, которую придворные художники и скульпторы любили изображать в облике богини охоты и лесов Артемиды, с колчаном, полным стрел, за плечами и луком в руках. Король был младше своей любимой на целых 19 лет, но считал ее самой прекрасной из женщин королевства и пренебрегал законной супругой Екатериной Медичи, чем до смерти озлобил гордую флорентийку.

Мадам Диана со вкусом расположилась в Шенонсо, велела выращивать в огороде замка артишоки и дыни, заставила промерить реку Шер, чтобы построить каменный мост… Но тут умер король Генрих, умер внезапно – от случайного (или намеренного?), но оказавшегося смертельным удара сеньора де Монтгомери на дворцовом рыцарском турнире. Екатерина Медичи первым делом расправилась с поверженной богиней – мадам Дианой – и отобрала у нее замок Шенонсо.

Екатерина устраивала в Шенонсо праздники в честь своих сыновей – сначала хилого и болезненного Франциска II, затем – Карла IX. По ее приказу архитектор Андруэ Дюсерсо построил на мосту через реку Шер новое крыло замка. То самое, которое сейчас, подобно Нарциссу, так неотрывно глядится в воды реки Шер!

Согласно завещанию Екатерины Медичи, замок Шенонсо достался невестке королевы, жене ее любимого сына Генриха III, Луизе Лотарингской де Водемон. Королева Луиза была очаровательна, но Генрих III пренебрегал ею – и даже не ради фавориток, а во имя фаворитов, которых в народе называли «миньонами» («хорошенькими» или, попросту говоря, «симпатяшками»). У Генриха не было детей – может быть, из-за пагубного увлечения короля хорошенькими дворянчиками, а, может быть, из-за проклятия, висевшего над родом Медичи и, стало быть, над детьми Екатерины.

В августе 1589 г. любимый сын Екатерины Медичи, король Генрих III, был смертельно ранен фанатиком-католиком Жаком Клеманом, мстившим за убийство герцога де Гиза, осуществленное по приказу Генриха. Перед смертью Генрих продиктовал письмо своей супруге, в котором говорил: «Моя голубка, надеюсь, что скоро поправлюсь, просите Господа за меня и не уезжайте оттуда, где вы находитесь». В это время Луиза де Водемон находилась в Шенонсо. Там она и оставалась долгие 11 лет после смерти короля – только велела затянуть стены своей спальни черным крепом.

Эта спальня, в которой бездетная королева оплакивала раннюю смерть своего супруга и гибель династии Валуа, сохранилась в Шенонсо и поныне. Когда заходишь в нее и смотришь на черные драпировки, которыми обтянуты стены, думаешь, сколько слез пролила здесь несчастная женщина, которая так хотела стать любимой женой и счастливой матерью! Король женился на Луизе если не по любви, то по явной склонности, но его склонность к «миньонам» была, увы, еще сильнее….

Крестьяне из деревушки Шенонсо называли Луизу «Белой Дамой». Она до последних дней ходила в белом – траурном одеянии королев. О чем думала эта бедная женщина, прогуливаясь по саду Шенонсо – тому самому, где Диана де Пуатье выращивала артишоки и дыни? «Белая Дама» писала герцогу де Неверу, что «угнетена беспрерывной болью, не имея сил выносить свою слишком жестокую потерю, лишившись благословения нашего Господа».

Сейчас в Шенонсо можно увидеть восковые фигуры всех обитавших в замке дам – и Дианы, и Екатерины, и Луизы. Музей восковых фигур называется «Галерея дам», и в нем представлены не только обитательницы замка, но и жанровые сценки разных эпох. Кстати, в Шенонсо жили не только Диана, Екатерина и Луиза, но и возлюбленная «Доброго короля» Генриха IV Габриэль д'Эстре, и даже «пять королев» – две дочери и три невестки Екатерины Медичи: Елизавета Валуа, королева Испании, Маргарита Наваррская (воспетая Дюма-отцом Королева Марго), Мария Стюарт, жена Франциска II, Елизавета Австрийская, супруга Карла IX, под натиском своей жестокой матери отдавшего приказ о резне гугенотов, вошедшей в историю как Варфоломеевская ночь, и «Белая Дама» – Луиза де Водемон. Туристам показывают спальни Дианы де Пуатье и Габриэли д, Эстре, комнату «пяти королев» и сад Дианы. А еще – комнату Екатерины Медичи и внушительный Зал гвардейцев с гобеленами XVI века.

После смерти Луизы де Водемон замком владели другие дамы – племянница Луизы Франсуаза де Меркёр, в XVIII в. – мадам Луиза Дюпен, жена землевладельца и банкира Клода Дюпена, которая прожила в Шенонсо до самой смерти и похоронена в парке замка. Мадам Дюпен слыла покровительницей наук и искусств, она принимала в замке Вольтера, а ее секретарем и наставником ее дочери долгое время был Жан-Жак Руссо. После Дюпенов замок перешел к мадам Пелуз, занимавшейся реставрацией Шенонсо… Ныне замок – собственность семьи Менье и в то же время – музей.

Многие богатые семьи Франции, и поныне владеющие замками, превращают их в частные музеи. А что? Музеи как предприятия туризма приносят изрядный доход. Некоторые хозяева замков и сами живут в них, а туристов пускают к себе, скажем, 3–4 раза в неделю – и не во все комнаты. В современных условиях содержать замок дорого, а доходы от туризма можно пустить и на реставрационные работы, и на поддержание замка в хорошем состоянии, и на хозяйственные нужды.

Кстати, некоторые живописные и старинные замки Франции стоят дешевле, чем трехкомнатная квартира в Москве. Я хотела бы быть владелицей замка в этой прекрасной и нежной стране. А вы? Наверное, тоже не откажетесь… Желаю вам удачи! Иногда мечты сбываются…

Верные католики и добрые протестанты

Реймс – сердце католической Франции

Реймс был первым французским городом, который открылся мне ранним утром – полусонный, подернутый серой пленкой тумана, но удивительно мирный и уютный. Я увидела громаду Реймского собора, с его двумя восьмидесятиметровыми башнями, самыми большими среди храмов Франции. Тогда, из окна автобуса, я еще не могла рассмотреть знаменитые скульптуры собора – его «Галерею королей», а еще – святых, епископов, монахов, ремесленников… Все это я увидела гораздо позже, когда оказалась рядом с «Собором ангелов», как называют эту главную достопримечательность католического Реймса. Такое название объясняется обилием скульптур ангелов на порталах собора. Самая известная из таких скульптур – улыбающийся ангел на северном портале.

Реймсский собор Богоматери – самый древний во Франции, древнее Нотр-Дама и Сен-Жермен-л, Оксерруа. Первая церковь на этом месте возникла в 401 г. С тех пор – и вплоть до XIX в. – здесь короновали всех французских монархов. Причем в церемонии использовалось знаменитое Реймсское Евангелие на церковно-славянском. Как оказалось Евангелие на церковно-славянском языке в католической Франции? И почему именно оно было важнейшим атрибутом коронации всех без исключения французских властителей?

Считается, что Реймсское Евангелие привезла с собой из Киева Анна Ярославна, королева Франции. Та самая рыжеволосая и голубоглазая дочка киевского князя Ярослава Мудрого, которую до появления независимой Украины французы называли Anne de Russie (Анна Русская), а теперь тактично именуют Anne de Kiev (Анна Киевская). 4 августа (по другим сведениям, 14 мая) 1049 г. в древней столице Франции Реймсе, в здешнем кафедральном соборе, Анну Ярославну обвенчал с Генрихом I архиепископ Реймсский Ги де Шатильон. Анна привезла во Францию первую часть Евангелия на церковно-славянском. Рукопись хранилась в соборе и получила название – Реймсское Евангелие. С тех пор французские короли, вступая на престол, приносили клятву на Евангелии, привезенном из Киева. Первым принес такую клятву сын Генриха и Анны – Филипп I, названный так в честь варяжского ярла, первой девической любви Ярославны. Эта любовь ограничилась словами и взглядами, но осталась в сердце Анны навсегда. Она не забывала ярла Филиппа ни в объятиях короля Генриха, ни в огромном замке своего второго мужа, графа Рауля де Валуа. Со времен Филиппа I и до середины XVIII в. все короли Франции приносили присягу на Реймсском Евангелии.

Реймсский собор

В июне 1717 г. через Реймс в Париж проезжал наш Петр I. В соборе императору показали знаменитое Евангелие. Петр довольно бегло прочитал первую часть книги, но вторую одолеть не смог, сказав, что это древний славянский язык, которого он не знает. Вторая часть Реймсского Евангелия была написана глаголицей.

Впрочем, существует еще одна версия происхождения знаменитой книги, никак не связанная с Анной Киевской. Согласно этой версии, рукопись была подарена Реймсскому собору кардиналом Лотарингским в 1554 г. Она якобы принадлежала сокровищнице Константинопольской и была увезена из библиотеки св. Иеронима. Первая ее часть написана кириллицей, вторая – глаголицей. В дни коронаций французские короли присягали на этой рукописи, «несомненно, вследствие древнего обычая, упоминаемого историками, присягать на Евангелиях или мощах и других символах религии».

Впрочем, в истории Франции кардиналам Лотарингским приписываются слишком многие деяния – и даже те, к которым они не имеют никакого отношения. Я разделяю «киевскую версию» происхождения знаменитой книги и полагаю, что Евангелие привезла в Реймс наша Аннушка – как величайшее сокровище из огромной библиотеки своего просвещенного отца, прозванного современниками Мудрым. И вполне объяснимо, что сын Анны – Филипп – захотел принять присягу на священной книге, принадлежавшей его матери. Кстати, Филиппами французских королей до появления Анны в стране не называли. Это было имя варяжское, чуждое. Но благодаря Анне и ее девической любви северное имя тесно сплетено с историей Франции.

Современный Реймс – тихий и уютный городок, окруженный виноградниками. Регион Шампань, к которому он относится, знаменит своими шипучими винами и «Дорогой шампанского» – туристическим маршрутом, основанным на посещении виноградников, винодельческих ферм и предполагающим многочисленные дегустации. В Реймсе множество старинных домов XII–XVI вв. А современных зданий не так уж много. Это музей под открытым небом, подобный нашему Суздалю.

Город возник на месте кельтского поселения ремов. Потом здесь был центр римской провинции под названием Дурокорторум. Но кельтское население настаивало на том, чтобы город назывался Ремы – или, позднее, Реймс.

Ремы были завоеваны франками в V в. В 496 г. в Ремах (Реймсе) принял крещение франкский король Хлодвиг. С тех пор в городе существует кафедра архиепископа-герцога Реймса, который стал первым пэром Франции. В Реймсе короновались все короли Франции – от Хлодвига до Карла X, который взошел на престол в 1825 г.

Однако самое старое здание Реймса – это даже не знаменитый собор, а базилика Сен-Реми XI в., которая является местом погребения большинства французских королей раннего периода. В одноименном аббатстве, частью которого является часовня, размещены коллекции музея Сен-Реми, археологического и исторического музеев города. Капитул базилики (XII–XIII вв.) внесен в Список всемирного наследия ЮНЕСКО наравне с Реймским собором. В иезуитском коллеже XVII в. на улице Гранд-Серф тоже можно увидеть немало интересного – от книг и рукописей до произведений католического искусства.

Практически все гости Реймса посещают еще одну достопримечательность города – Дома шампанского. Даже глубоко верующий католик не откажется от бокала доброго шипучего вина! Кстати, французы всегда подчеркивают, что шипучие вина и шампанское – это не одно и то же. В Домах шампанского (или, точнее, в Домах шипучих вин) можно уютно усесться за столиком с бокалом в руках или унести бутылочку с собой. А потом прогуляться по узким улочкам старого Реймса, где все дышит древностью и покоем. Пропитанным солнцем покоем давно минувших эпох…

Сакре-Кёр – белое сердце Парижа

Этот собор виден практически из любой точки Монмартра. Белые, почти православные, луковицы куполов, готические шпили, причудливо изогнутые, словно на арабесках, линии… Сакре-Кёр, Священное сердце, называют храмом многих религий, хотя он – католический. Просто в архитектуре этого собора (благодаря стараниям Поля Абади) сплелись многие веяния и стили: она напоминает одновременно и православные церкви, и индийский Тадж-Махал, и храмы в стиле «пылающей готики». Внутри собора – огромные мозаичные композиции, напоминающие о византийских мозаиках с их таинственным золотым свечением. Словом, Сакре-Кёр – очень разный и пленительный в своей оригинальности, он напоминает алмаз с множеством граней. Этот собор посвящен Священному Сердцу Христову, что объясняет выбор его названия.

Сакре-Кёр

У собора расположена смотровая площадка, с которой Париж виден лучше, чем с Эйфелевой башни. К Сакре-Кёр ведут ступени многочисленных монмартрских лестниц, на каждом пролете которых расположены кафе, где так хочется отдохнуть на полпути вверх, к храму. Но когда все-таки добираешься до последней ступеньки, то хочется вздохнуть полной грудью – от счастья и удивления. Так прекрасен город, оставшийся внизу, и так приятно смотреть на него с птичьего полета!

Монмартр – гора святых мучеников. Когда-то здесь пролилась кровь святого Дионисия (Дени) и его учеников Элевтерия и Рустика, пришедших окрестить языческий город. Кстати, первый епископ древней Лютеции (Парижа) был греком, известным Православной церкви как Дионисий Ареопагит. Святой Дионисий обратился в христианство благодаря проповеди апостола Павла в Афинском Ареопаге. В память о подвиге и страдании Святого Дионисия и его учеников на горе возвели множество храмов. И главный из них – Сакре-Кёр. И в то же время – самый юный.

Сакре-Кёр возвели из белых камней, добытых в карьерах Шато-Ландона. Эти камни светлеют под воздействием дождя, поэтому в лучах небесной влаги собор особенно прекрасен. Малые купола базилики, центральный купол, четырехугольная колокольня рядом с собором… И великолепное мозаичное панно Люка-Оливье Мерсона «Благословение Франции перед сердцем Господним» – внутри… На колокольне находится «Савояр» – один из самых больших колоколов в мире. Вес этого гиганта – 19 тонн. Его привезли в Париж из Савойи – как подарок тамошнего епископата.

Сакре-Кёр напоминает парижанам не только о мире и покое, которые должны воцариться в сердцах истинно верующих, но и о войне. Собор воздвигли после катастрофически неудачной для страны Франко-прусской войны, осады Парижа и трагических событий, связанных с Парижской коммуной. С высот Монмартра остатки регулярной армии и отважные парижане обороняли город. Во искупление грехов и страданий войны, равно как и в память о подвиге защитников столицы, парижские католики решили воздвигнуть храм. Но поскольку среди воинов, оборонявших город, были люди самого разного вероисповедания, национальности и даже цвета кожи, было решено придать архитектуре храмов не только католические, но и протестантские, православные и даже мусульманские черты.

Монмартр выбрали как место для строительства храма еще и потому, что здесь началась братоубийственная война между социалистами-коммунарами и правительственными войсками, так называемыми версальцами. Архитектор Поль Абади предложил построить базилику, в которой бы сочетались элементы византийской, романской, готической и ренессансной архитектуры. Такая эклектическая смесь должна была символизировать веротерпимость и согласие.

Строительство храма началось после Франко-прусской войны, в 1876-м, а закончилось накануне Первой мировой – в 1914-м. Однако освящение собора состоялось только в 1919-м. Под храмом расположена крипта, где собраны сокровища Сакре-Кёр, произведения католического искусства. Форма куполов повторяет силуэт базилики XII в. Сен-Фрон в Перигё на юге Франции.

Сейчас трудно себе представить, что в конце XIX в. многие называли Сакре-Кёр «национальным тортом» и отнюдь не считали собор великим достоянием архитектуры. Эмиль Золя считал храм «всеподавляющей каменной массой, доминирующей над городом, где началась наша Революция». Но храм не нависает, а словно парит, он легок и светел, похож на огромную белокрылую птицу… Хор хулителей Сакре-Кёр давно умолк – особенно после того, как храм пылко и преданно полюбили парижане и гости города. А когда звонит «Савояр» – самый большой колокол Парижа – в Сакре-Кёр, на мессу, спешат верующие… Ибо кто может противиться этой звучной, полной силы, покоя и величия, торжествующей меди?

Православные соборы Франции

Русский Париж для многих начинается с собора Александра Невского на улице Дарю, 12, где соединились византийская и готическая архитектурные традиции: островерхие башни увенчаны золотыми луковками куполов, а серый, украшенный резьбой камень напоминает строгие величественные линии Нотр-Дам-де-Пари. Церковь на улице Дарю была построена в конце XIX столетия известным русским архитектором Романом Ивановичем Кузьминым, автором городского собора в Гатчине. В ХХ в. парижское его творение стало свидетелем нищеты и страданий многочисленных эмигрантов, перебравшихся из России во Францию после Октябрьского переворота и Гражданской войны.

В 1920—1930-е гг. в собор Александра Невского стекался весь православный Париж, так что порой на службе яблоку негде было упасть. Сюда приходили за утешением и помощью, здесь собирались единомышленники и друзья, в полной мере вкусившие горький хлеб изгнания. В этом храме Пикассо венчался с балериной Дягилевской антрепризы, красавицей Ольгой Хохловой. В 1941 г. тут отпевали великого русского писателя Дмитрия Сергеевича Мережковского, а его жена, поэтесса Зинаида Гиппиус, принимала соболезнования всего литературного Парижа, сама еле живая от перенесенной утраты.

Православный собор в Ницце

С Дмитрием Мережковским, мужем и другом, Зинаида Гиппиус не разлучалась ни на один день в течение 52 лет совместной жизни. Теперь они лежат в одной могиле на русском кладбище Сен-Женевьев-де-Буа. Сама Зинаида Николаевна пережила Дмитрия Сергеевича на четыре года, став свидетельницей и немецкой оккупации, и уничтожения евреев, когда многих близких ей людей вели по парижским улицам с желтыми звездами на груди, и победы советской России, после которой железный занавес закрылся окончательно, и ей пришлось с горечью осознать, что дорогу назад «замело снегом». Так, впрочем, думали многие из тех, кто принял в те годы французское подданство.

В церкви на улице Дарю крестили новорожденных, которых их родители-эмигранты хотели воспитать в православных традициях. Постепенно к русской общине присоединилась болгарская, и собор стал настоящим духовным центром славян в Париже. Ныне он принадлежит Русскому экзархату Константинопольской православной церкви. Не так давно здесь отпевали великого французского писателя, русского по происхождению, Анри Труайя (Льва Тарасова) и дочь генерала Деникина Марину Антоновну, которая много лет проработала на телевидении и публиковала свои произведения под именем Марины Грей. Анри Труайя называл себя французским писателем, пропитанным далекими русскими воспоминаниями, или русским человеком, переделанным на французский лад. Их обоих, его и Марину Антоновну Деникину, можно считать воплощением великого духа русских изгнанников.

В католических соборах Парижа немало святынь, которые почитаются и католиками, и православными и относятся к тем временам, когда существовала Единая христианская церковь. Более того, часто при католических соборах образуются православные службы. Вот, например, церковь Сен-Лё-Сен-Жиль, расположенная в историческом центре Парижа, на улице Сен-Дени. В эту церковь и католики, и православные приходят поклониться мощам святой царицы Елены, матери римского императора Константина, благочестивой и мудрой царицы, которая, благодаря раскопкам, проведенным в Иерусалиме, обрела Гроб Господень, крест, на котором был распят Спаситель, и другие реликвии Страстей Господних. Елена, вслед за сыном, приняла христианство и прославилась не только обретением святых реликвий, но и благочестием и благотворительностью.

Как же мощи святой равноапостольной царицы Елены оказались во Франции? Случилось это в IX веке, когда некий монах по имени Тёджист страдал неизлечимой болезнью, молился у раки св. Елены в Риме, в храме Свв. Маркеллина и Петра и получил исцеление. Тогда он решил украсть мощи и перевезти их во Францию, в свой монастырь неподалеку от Реймса. Собратья-монахи не сразу поверили, что мощи – подлинные. Началось разбирательство. В качестве «третейского судьи» пригласили тогдашнего короля Франции Карла Лысого.

Король Карл не отличался добросердечием и велел опустить монаха в кипяток, чтобы посмотреть, как его защитит святая Елена. Монастырская братия стояла на коленях у чана с кипятком и молилась за Тёджиста. Но монах верил, что если мощи святой Елены однажды исцелили его, то теперь – спасут от страшной смерти! Так и вышло: Тёджист вышел из кипятка живым и невредимым. С этого времени монастырь в Реймском епископстве, где хранились мощи, стал местом паломничества.

В эпоху Великой французской революции якобинцы решили разгромить этот монастырь и реквизировать мощи. Но один из монахов, по имени Грассар, вынул мощи святой Елены из раки и спрятал их в небольшой деревенской церкви. Так якобинцам и не удалось поглумиться над останками мудрой и благочестивой царицы.

Пришла Реставрация монархии, и престарелый отец Грассар рассказал епископу Парижскому, где он спрятал мощи. В 1820 г. в церкви Сен-Лё-Сен-Жиль в Париже произошла торжественная передача мощей. Останки святой Елены и поныне находятся в саркофаге, подвешенном под сводами церкви.

В 1997 г. у мощей св. Елены представителями трех православных юрисдикций (Константинопольской, Румынской и Московской) был совершен первый молебен, а в 2003-м – православная литургия. За последние годы в крипте церкви появились русские иконы, два раза в месяц здесь поют акафисты и служат литургию. Ныне при католическом храме Сен-Лё-Сен-Жиль образовалась православная община, и этот храм на улице Сен-Дени стал центром притяжения для русских эмигрантов.

Зинаида Гиппиус, после Октябрьской революции и Гражданской войны оказавшаяся вместе со своим мужем и единомышленником Дмитрием Мережковским в эмиграции во Франции, часто повторяла: «Мы не в изгнании, мы – в послании!» В чем же заключалось это послание, адресованное России, Франции, современникам и потомкам? Наверное, и в том, чтобы после долгих столетий разлуки снова сблизить Католическую и Православную церковь. Благодаря русским эмигрантам французы живо почувствовали, что у нас есть общие святые, почитаемые и Католической, и Православной церковью, общие святыни и места паломничества. Так и случилось в церкви Сен-Лё-Сен-Жиль и во многих других современных католических храмах, где есть православные службы. И прежде всего, и русским, и французам нужно вспомнить о том, что первым епископом Парижа был грек, святой Дионисий, названный в Галлии «Сен-Дени», и он одинаково близок и греческому, и латинскому миру! Словом, эмигранты снова сблизили Россию и Францию, их религиозную и культурную жизнь. Они были действительно – «в послании…». И это послание нам еще предстоит расшифровать.

Яблоки Нормандии и дрозды Лотарингии

Сады Живерни, или Завещание Клода Моне

Великий импрессионист Клод Моне был без ума от цветов и садов. Он черпал вдохновение в редких сочетаниях красок экзотических растений, но при этом не пренебрегал цветами и травами родной Франции. Моне называли «художник-садовник», что вполне отвечало его склонностям и привычкам. Сад в нормандском имении Живерни был его раем, Эдемом, оазисом Красоты и Благодати. В этом саду Моне ощущал удивительное, безграничное счастье. Так счастливы бывают только дети, гении и влюбленные…

Сейчас Живерни принадлежит художникам Франции. Моне завещал свои удивительные сады родной стране, точнее – соотечественникам-художникам. Они имеют право появляться в Живерни в любое время и находиться в садах усадьбы бесплатно. Теперь художники ездят в Живерни на этюды – чтобы полюбоваться удивительными переливами красок в садах Моне и перенести это сияние и буйство цветов на полотно или бумагу. В наши дни это распространяется и на фотографов, ведь они тоже – художники.

Живерни – рай не только для художников, но и для туристов. Здесь можно ощутить редкий покой, напоенный ароматом роз и лилий, полюбоваться романтическими прудами с кувшинками, которые так великолепно передал Моне на своих полотнах, оценить по достоинству коллекцию японской живописи, которую художник собирал всю жизнь. Моне оставил потомкам не только свои картины, но и усадьбу в Живерни, которую можно назвать подлинным произведением искусства. Добраться до Живерни довольно просто: на поезде RER из Парижа, а затем – на местном автобусе. Деревушка Живерни располагается всего лишь в 80 км от Парижа. А из деревушки до усадьбы – рукой подать.

Клод Моне прожил в Живерни 40 лет – начиная с 1833-го. За эти годы он создал дивные сады, запечатленные на его полотнах. А еще – постоянно писал маковое поле на краю деревни и пруды с кувшинками. Когда Моне купил дом и землю, он первым делом велел вырубить аллею из елей и кипарисов, которая вела к дому. Эта аллея казалась художнику слишком мрачной, даже погребальной… Конечно, Моне знал, что в древнегреческой мифологии кипарисы – знак траура и скорби, и, возможно, это заставило художника так жестоко расправиться с деревьями. Зато остались пни, которые со временем стали опорой для роз и лиан. Образовался своего рода цветущий туннель, который вел от ворот к дому – с настурциями и розами.

Дом Клода Моне в Живерни

Когда пни разрушились, розы стали поддерживать с помощью металлических опор. Участок перед домом художник называл своей палитрой. Богатство красок у этой палитры – неописуемое! Яблони – цвет и гордость Нормандии – художник, однако, заменил вишнями и абрикосовыми деревьями из Японии. На клумбах появились жонкили (дикорастущие нарциссы), тюльпаны, ирисы, маки, пионы… В левой части сада мэтр создал прямоугольный массив растений близких оттенков. Моне говорил, что цветы сводят его с ума («Je suis fou de fleurs»), и в созданных им садах – как древесных, так и живописных – действительно есть некая безумная магия.

Особую любовь художник питал к белым кувшинкам (нимфеям). Он говорил, что потратил немало времени, чтобы постичь эти водяные растения, приблизиться к их тайне. Сначала Моне и не думал перененосить кувшинки на полотно. Но однажды ему показалось, что в водяных лилиях есть какая-то феерия… И долгие годы спустя кувшинки были его единственной моделью.

«…Ко мне пришло откровение моего сказочного, чудесного пруда. Я взял палитру, и с того самого времени у меня уже почти не было никогда другой модели», – говорил мсье Клод. Пруд с кувшинками Моне называл водным садом (jardin d,eau). Художник был очарован отражением облаков в водах озер, лучами света, преломленными «водным садом». Пруды, вдохновившие Моне, теперь вдохновляют гостей очарованных садов Живерни.

Есть в Живерни и «закрытый (огражденный) нормандский сад». В Средние века все сады во Франции были закрытыми (огражденными), ибо Эдемский сад – это огражденное, защищенное Господом пространство. Однако через водоемы этого сада, разбитого на нормандский манер, переброшены японские мостики. Эти мостики Моне увидел на японских гравюрах, но решил сделать их не красными, как это принято в Стране Восходящего солнца, а зелеными. Особую ориентальную атмосферу в Живерни создают экзотические растения: бамбук, гинкго билоба и привезенные из Японии пионы. «Западную» линию задают клены, плакучие ивы и лилии – цветы Девы Марии и, одновременно, королевской Франции.

Моне решил выращивать свои любимые кувшинки искусственно – в бассейнах. Это был счастливый выбор: соединить цветы и воду. Моне был так горд своим водным садом, что приглашал гостей им полюбоваться. К этому чуду был приставлен специальный садовник, который выбирал из воды мертвые листья и лепестки – для ощущения совершенной красоты. Впрочем, сады Живерни созерцали не только друзья-артисты, но и жена мэтра Алиса и восемь его детей.

Каждый день Моне вставал в пять утра, приходил в Водный сад и рисовал в любую погоду и любое время года. Так было создано более сотни полотен. Но, увы, Моне стал терять зрение… Он уже с трудом различал детали, нюансы, оттенки. Вместо деталей и нюансов пришли крупные мазки, показывающие игру света и тени.

Дом в Живерни не менее живописен, чем сад. На нулевом (по-нашему – первом) этаже расположены «Голубой салон», «Бакалея», Салон-ателье, столовая, кухня. В «Бакалее» в специальных стенных шкафах можно обнаружить оливковое масло, яйца, различные сорта чая. Лучшее украшение столовой – коллекция японских эстампов. Стены и мебель здесь выкрашены в солнечно-желтый цвет. Стены кухни выложены голубым руанским кафелем. На первом этаже находятся личные апартаменты художника и его семьи.

В Живерни часто бывали Матисс, Сезанн, Ренуар и другие мэтры. Почти все привозили в подарок редкие растения и семена. Так у Моне появились японские древовидные пионы. Кстати, Моне никогда не смешивал краски: он располагал их рядом или наслаивал одну на другую отдельными мазками. Этому художника научил сад: ибо в любом земном Эдеме краски расположены слоями, не смешиваясь, – от одной группы растений к другой. В садах Живерни Моне наблюдал ровные, спокойные переливы красок и хотел передать свое видение другим. Друзья-артисты приезжали к художнику-садовнику, чтобы постичь душу растений. Ибо, как сказал другой русский «артист» (во Франции артистами называют всех «людей искусства») – Николай Гумилев: «Я знаю, что деревьям, а не нам / Дано величье совершенной жизни. / На ласковой земле – сестре звездам – / Мы – на чужбине, а они – в отчизне».

Клод Моне умер в Живерни в 1926 г. За садом ухаживала его падчерица Бланш. Во время Второй мировой войны сад пришел в упадок. Войны, увы, не щадят ни цветов, ни людей… Однако в 1966 г. сын художника Мишель Моне передал усадьбу Академии изящных искусств, которая предприняла реставрацию сначала дома, а потом и сада. Сейчас усадьбу в Живерни ежегодно посещают полмиллиона человек.

Французы считают земные сады отражением Эдема. И они так уверены в этом, что превратили всю Францию в удивительный по красоте, цветущий сад… А мы – гости этого сада.

Белые вина и серые замки Эльзаса и Лотарингии

Эльзас и Лотарингию нельзя назвать подлинной Францией, как бы это обидно ни звучало для жителей регионов. Здесь можно увидеть Францию с примесью Германии, немецкого духа, традиций и обычаев. Северо-Восток Франции веками оспаривали друг у друга немцы и французы. После катастрофически неудачной для страны Франко-прусской войны «боши», которых франкоязычные жители региона проклинали на чем свет стоит, а германоязычные, наоборот, радостно приветствовали, захватили Эльзас и Лотарингию. Тогда французская часть населения покинула свои дома и хозяйства и в спешном порядке переселилась во Францию, предпочтя сохранению имущества право быть французами. После поражения немцев в Первой мировой войне французам удалось вернуть спорные регионы, но Вторая мировая, увы, опять все изменила, и не в лучшую для галлов сторону: нацисты присоединили регион к Германии, а его молодых жителей мобилизовали в армию и отправили умирать на фронтах от Северной Африки до Сталинграда. Капитуляция гитлеровской Германии снова сделала эти регионы французскими, но и современные Эльзас и Лотарингия сохраняют заметные следы немецкого влияния.

Но удивительно другое – именно из полунемецкой Лотарингии, из деревушки Домреми, пришла освободительница Франции Жанна д, Арк. Правда, историки указывают, что Домреми – это историческая область Басиньи, на границе Французского королевства, на берегу Мааса, по соседству с Лотарингией. Из Домреми Жанна-Дева отправилась в Вокулер, единственную крепость на северо-востоке Франции, которая сохраняла верность дофину Карлу. Следовательно, Домреми и Вокулер – это самые французские части герцогства Лотарингия, символом которого считались дрозды. Лотарингские дрозды против королевских лилий – так называли дуэль герцогов де Гизов с французской королевской династией Валуа. Гордые и властные герцоги Лотарингии хотели отобрать у Валуа французскую корону, но в их борьбе неожиданно победил третий – принц с Юга, Генрих Наваррский из рода Бурбонов. А надменные властители Лотарингии были посрамлены. Господь удалил от власти сильных и надменных и наделил ею смиренных…

На производстве французских вин

Название «Лотарингия» происходит от имени Лотарь. Так звали наследника и соправителя Людовика Благочестивого. Братья Лотаря – Людовик Немецкий и Карл Лысый – разбили войска Лотаря при Фонтенуа, и он утратил права на французский трон. Королем стал Карл Лысый, а Лотарю досталась Лотарингия, которая в те времена была королевством. Уже к Х в. королевство Лотарингия превратилось в герцогство и вошло в состав Священной Римской империи германской нации, однако герцоги этого края всегда стремились быть независимыми. В состав Франции Лотарингия вошла мирным путем – в результате династических браков и земельных слияний. Однако гордые герцоги де Гизы претендовали на французскую корону, оспаривая законность отстранения Лотаря от французского трона. Их претензии посрамил Генрих III, организовавший убийство вдохновителя Варфоломеевской ночи, герцога Франсуа де Гиза по прозвищу Меченый, и окончательно развеял «Добрый король», Генрих IV.

В состав Эльзаса входят два департамента: Верхний и Нижний Рейн. Эльзасцы долгие века пользовались алеманским диалектом немецкого языка. По характеру и привычкам они тоже – наполовину немцы. Символ Эльзаса – белый аист. Местные жители до сих пор считают, что аисты приносят не только детей, но и удачу и счастье. Такое поверье связано, вероятно, с тем, что аисты вьют гнезда не только на крышах домов, но и храмов. Для того чтобы привлечь аистов и, следовательно, счастье, жители небольших эльзасских городков и сел ставят перед своими домами столбы – для гнезд священной белокрылой птицы.

Эльзас попал в сферу влияния Франции после Тридцатилетней войны в 1648 г. Тем не менее юридически этот регион оставался под властью Священной Римской империи. Затем кардинал Мазарини с Людовиком XIV постарались на славу – и Эльзас вошел в состав Франции! Главный город современного Эльзаса – Страсбург – очень важен для Франции, Европы и всего мира, потому что в нем располагается Европейский суд по правам человека. В этот суд за последнее время обратилось немало россиян и жителей стран СНГ и Прибалтики. С 1949 г. в Страсбурге обосновался Совет Европы, объединяющий 41 государство, и Европейский парламент. Первая сессия Европарламента состоялась в этом городе-перекрестке на границе Франции и Германии в 1979 г.

Страницы: «« 23456789 »»

Читать бесплатно другие книги:

В творчестве Франсиско Гойи ярко и драматично отразилась судьба, надежды и неиссякаемая жизненная си...
Виртуозный карточный шулер Потап Феоктистов обыгрывает очередного «клиента» и получает в счет долга ...
Все гении немного безумны. А если таким безумцем оказывается могущественный темный маг? Любой мир дл...
Может ли парень быть девственником в двадцать пять лет?Бывает ли продолжение у курортного романа?Над...
И все-таки женщины – странные существа! Пока у них нет реального кандидата в мужья, они страдают, сч...
Лазерный диск, на котором записаны данные о новом биологическом оружии, чуть не стал добычей вора в ...