Дневник юной леди Молчанова Ирина
– У тебя есть одна проблема! – бросил мне вслед Рома. – Ты никогда никого не слушаешь!
– Мне все равно, – отзываюсь я и сосредоточенно продолжаю карабкаться.
– Нет, тебе не все равно! Только ты никогда в этом не признаешься! А в книжках твоих нет ответов на все вопросы! Книжка тебе не расскажет, как расчудесный Костя сбрасывал бездомных кошек с крыши, и не расскажет, как Сашка месяц лежал в больнице, после того как отвадил от тебя этого психа, а он дружков позвал с ним разобраться! Ты живешь в сопливо-розовом мирке графов и графинь и дальше своих фантазий не видишь ни фига.
Сейчас, кажется, я сорвусь. И не от злости, а с каната! Руки вспотели и скользят, а Рома... У него пунктик, как и у его друга, оставить последнее слова за собой. Он высказался и ушел, а я тут вишу, как сарделька. Сил нету, не могу больше! До окна осталось совсем немножко. Меня трясет и от страха и от холода – от всего. И от кошек – тоже. Как это сбрасывал кошек? Может, с первого этажа? Так это тогда называется выпускал погулять. Ах, нет, не подходит, Ромка сказал «сбрасывал с крыши». Ну а что, кошек много развелось, одной кошкой больше, одной меньше... нет-нет-НЕТ, я так не думаю! Честное слово, не думаю. Кошки хорошие, пусть у них все будет замечательно. Да и с какой стати я оправдываю этого Костю? Не люблю я его давным-давно! А что, Ромка тоже хорош со своим дружком, они голодных бездомных собак в санки запрягали и дразнили привязанными к палке сосисками. Те еще живодеры! Да, они, конечно, кормили потом этих собак, будки строили... Эх, все-таки это не то же самое, что кошек с крыши сбрасывать, вообще не похоже. Ну и чего теперь? Памятник им, героям, поставить, а Костю линчевать? А что, можно и линчевать, ведь он бросил меня... трус несчастный, как отволтузил его Донских, он точно в воду канул. А говорил: люблю, жить не могу – трепач!
Я со злости подтянулась и сразу же достала до подоконника. Еще минута сопения, и я сижу на нем, еще полминуты на раздевание и – здравствуй кровать, вожделенный второй ярус! Как же тут здорово! И луну видно!
Я замоталась в одеяло, трясун не оставлял, знобило как в лихорадке.
Костя-Костя... грозой нашего двора был. Рыжий дьяволенок в малиновом джемпере с изображением ягуара. Я лежала дома под диваном и умирала от любви, а он не звонил. Я залила пол слезами, все под тем же стареньким диваном, а он бегал во дворе с белобрысой Риткой и обнимался с ней за беседкой. Я исписала три тетрадки по девяноста шесть листов своими страданиями, а он сказал на мое возмущенное «ПОЧЕМУ»: прошла любовь, завяли помидоры, лучше спроси у своего дружбана Донских.
Саша гордился собой, а Рома гордился им, на мою любовь им было начихать! Тогда я еще не была умной, только плакала от обиды и сказать не умела как следует, поэтому взяла и плюнула Донских в лицо, прямо перед всеми его друзьями и подружками. А он плюнул в лицо мне и сказал:
– Не стоит благодарности! – Думал, я буду в ножки ему кланяться, после того, как он лишил меня любви всей моей жизни. Не тут-то было, я набрала побольше слюны и снова плюнула ему в лицо. А он мне! А я снова ему, а он мне... мы стояли посреди двора и плевались друг в друга. Я расплакалась и убежала, а он как победитель смотрел мне вслед и не плакал ничуть.
Глава 7
Миллиард маленьких сердечек
Вадик с Алей поссорились. Моя судьба отрывался по полной программе, кадрил девчонок, громко смеялся, гонял в футбол, а королева Спелой пшеницы ходила хмурой, постоянно о чем-то с Женей-мочалкой перешептывалась. Жанна с Люсей играли в пионербол с шестым отрядом, Оксана вертелась в компании моего брата, Юли, Нины-челюсти и, конечно же, Донских. Она даже ела за их столиком. А я дочитала про строптивую леди Дженнифер, ее разоренного отца и жениха маркиза. Все у них хорошо разрешилось, все счастливы, любят и любимы.
Почему же в жизни не так? Ведь дело не в эпохе, в которой мы живем! Дело в людях. Дело во мне. Я что-то делаю не так. Мне нужно предпринимать шаги по завоеванию моего смайлика, а я сижу на подоконнике и смотрю в окно. В палате никого нет, а с площадки доносится музыка. Скоро дискотека начнется.
А может, Ромка прав, я живу в сопливо-розовом мирке? В нем так хорошо! Настоящая жизнь – она совсем не красива, она точно уродливая яма на дороге. Ее хочется обойти! Интересно, а сам Ромка живет в реальности или у него тоже есть какой-то свой мир? А может, у каждого свой? И нет ничего плохого в том, что у меня есть мой? И вовсе он не розовый! Сопливый – это да, а вот цвета он – золотого. Как осень, как обручальные кольца в ювелирных магазинах, как корочка у батона, как искорки в глазах Вадика...
Что произойдет, если я буду честной? Если подойду к нему и скажу, как сильно он мне нравится. Рассмеется? Конечно! Честным везет только в американских комедиях. В жизни их считают слегка того. Юродивыми.
В палату вбежала Жанна.
– Таня, ты идешь?
– Куда?
– На дискач, куда же еще! Там столько пацанов! Ты должна это видеть!
– Что-то лень.
– Да ну, Танюх, пошли!
Она подкрасила губы, наспех причесалась и подошла ко мне.
– Ну чего сидеть скучать одной?!
– Не, я не пойду, не хочется.
Жанна прищурилась.
– А там Вадик! Танцует со всеми по очереди.
– И что? – я делаю вид, будто мне все равно.
– Что-что-что, – Жанна ущипнула меня за ногу. – Понятно ведь что. – И обиженно прибавила: – Я-то думала, ты мне расскажешь, а ты...
– Про Вадика?
– Ну а по кого же еще! Он ведь тебе нравится?! Не отпирайся даже!
Я обреченно кивнула.
Не вижу смысла теперь скрывать свои чувства. Жанне можно довериться, поэтому я тихо сказала:
– Разве это что-то бы изменило?
– Конечно! Давай-ка, вставай, наряжайся, прихорашивайся и пойдем. Чувствую, сегодня твой день. Ты ему тоже нравишься! Это стопудняк!
– С чего ты взяла?
– Да видно же! Как он тебя вчера целовал, мы все в легком офигении были, честное слово! А с Алей он в ссоре, не теряйся! Отличный шанс!
Да, она абсолютно права – это шанс.
– Что бы надеть такого? – все еще сомневаясь, спросила я.
Жанна распахнула шкаф, вытащила джинсы с заниженной талией, ремень-цепочку и нежно-зеленую кофту с короткими кружевными рукавчиками.
– Вот это. А тени возьми у меня, зелененькие, блестящие. И розовый блеск для губ!
Какая же она замечательная! Жаль, мы живем в разных концах города. Вот учились бы мы в одной школе, в одном классе, жили бы в одном дворе... это любовь бывает на расстоянии, если народ, конечно, не сочиняет, а в дружбе на расстоянии радости мало.
Жанна присела напротив меня.
– Оксанка там из кожи вон лезет, лишь бы с Донских снова замутить, а он вообще никакой со вчерашнего дня... точнее, ночи.
– Как это?
– Ну, не знаю, ходит такой злой, огрызается, кажется, он воспринял твой отказ с ним поцеловаться очень серьезно.
– Да ну! Ерунда!
Я оделась, достала зеркальце и начала краситься.
– Почему ерунда? За что ты его ненавидишь?
– Ерунда, потому что для него это несерьезно, за ним многие девчонки бегают в городе, во всяком случае, так мне брат говорил. А ненавижу... не хочу об этом говорить, дело давно минувших лет.
– Вы встречались? – вытаращила глаза Жанна и сложила руки в молитве. – Ну скажи, плизз, да или нет?!
– Нет! Мы не встречались и, знаешь, как-то никогда не возникало даже мысли об этом.
– Никогда-никогда? – Жанна недоверчиво поморщила нос. – Трудно представить! Я, конечно, не в курсе, что там у вас произошло, но он очень красивый парень. Неужели можно долго обижаться на такого?..
– А раньше он не был красавцем. А потом... я около четырех лет его не видела. Он учится в другой школе, живет в нескольких остановках от моего дома, мы как-то не пересекались.
– Разве он не лучший друг твоего брата?
– Да, друг, но после ссоры я запретила ему появляться у нас дома.
– Строго. – Жанна улыбнулась. – Ну что, идем?
– Идем.
На танцевальной площадке собрался весь лагерь! Даже самые младшие отряды. Вадик тоже был тут. Стоял в окружении девчонок из первого отряда. Волосы зализаны гелем, а одна волнистая прядка спадает на лоб. Так ми-и-ило! Одет в легкие белые штаны, найковские вроде, в белую футболку и серые кроссовки. Ему идет белый цвет.
– О, собрал гарем, – проворчала тихонько Жанна. – А с кем это Люся?
Наша Люська стоит возле колонок и смеется над чем-то с высоким парнем.
– Диджей тутошний, – пояснила Жанна, – Мишей, кажись, зовут, они вместе в другом лагере были. Ну, ты понимаешь, воспоминания и все такое... думаю, он ей нравится.
– Угу, наверно, – я высматриваю Алю. Подружка ее, Камбала, водит хоровод с маленькими детишками. Бедолага, до чего докатилась! А королевы Спелой пшеницы нигде нет. Может, не пришла?
– А где Аля? – спросила я у Жанны.
– Была здесь где-то, может, за столовкой с Кирюхой из третьего отряда зависает. Он давно к ней клеится, а Алька все с Вадиком носилась, как с писаной торбой...
– Еще бы! Он тут самый нормальный...
– Хм, – громко возразила Жанна, – по мне, так он тут самый ненормальный. Да, внешность приятная, но характер мерзкий!
Мне все равно, успокоила я себя. Перевоспитаю. Да и недостатки у каждого свои. Может, мне его мерзость будет в самый раз!
Жанна пихнула меня плечом.
– Только не надо делать такое лицо, будто я тебя оскорбила. Кто знает, возможно, именно с тобой он будет ангелом. – Она засмеялась и добавила: – Сейчас вот и проверим, он идет сюда!
– Ой.
Вадик в самом деле пробирался к нам, а на площадке между тем в танце соединялись парочки.
Жуть! Неужели он меня пригласит? Как быть? Что делать?
Я испуганно посмотрела на Жанну.
– Что делать?
– Как что? – не поняла она. – Танцевать, думаю, он идет пригласить тебя.
– Бо-о-ожеее...
– Ты чего? Круто все!
– Я не умею! – шепчу я.
– Да ладно, бред! Умеешь! Все умеют.
– А я вот нет! Я не умею и еще никогда...
– Привет, Таня, – Вадик протянул мне руку. – Станцуем?
АААААААААААААА... Ужас!
– Почему бы и нет, – с улыбкой сказала я и взяла его за руку.
Хорошо, что руки не вспотели, слишком быстро он подошел. Страх из живота не успел дойти до мозга, который бы приказал рукам вспотеть, а сердцу барабанить в грудную клетку, точно оно пассажир автобуса, проехавшего свою остановку. Нужно вспомнить все фильмы, все-все, что связано с танцами. Главное, не наступить ему на ногу, это будет позор до конца жизни! А как положить руки? Как в старых фильмах, как в не очень старых фильмах или как в самых-самых последних новинках? А в какую сторону кружиться? Ну почему, почему я такая дуреха, столько книг прочла, а за четырнадцать лет не научилась элементарным вещам!
Вадик обнял меня за талию, я скосила глаза, увидела, как танцует соседняя парочка, и водрузила руки ему на плечи.
Кажется, эта проблема решилась. Писателей моих любимых романчиков стоит расстрелять, почему они не описывают, как нужно танцевать, их любимая фразочка: «Она отдалась во власть его сильных рук», как оказалось, не очень-то помогла мне в жизни.
Семеню против часовой стрелки, молюсь, чтобы он ни о чем не заговорил, а то точно собьюсь и отдавлю ему ноги. Смотрю не на него, уперлась взглядом в значок «Адидас» на его футболке, глаза страшно поднять. Вот посмотрю и сразу собьюсь. Интересно, о чем он думает? Вспоминал ли он о нашем поцелуе? Думал ли обо мне? Нравлюсь ли я ему?
Голова сейчас лопнет от мыслей и волнения.
– Как твой парень поживает? – спросил Вадик.
Парень? Парень... Мой парень! Как я могла про него забыть?! Про парня своего выдуманного!
– Мы, кажется, расстались, – начала врать я, не забывая переставлять вовремя ноги.
– Что так?
– М-м... я перестала писать ему эсэмэски, – ляпнула я первое, что в пришло голову.
– А я тоже с Алькой расстался, – похвастался Вадик, – ну... ты понимаешь.
Я понимаю. Я безумно его люблю! ЛЮБЛЮ! Так хочется поднять глаза и посмотреть... а почему бы и нет? Вроде танцую, вроде все нормально, а песня кончается. Все – решено, смотрю! И я посмотрела. И он посмотрел.
– Круто ты вчера с Донских обошлась! – улыбнулся он.
– Рада, что тебе понравилось.
На самом деле я не рада. Уж о ком, о ком, а о Донских говорить не лучшее время.
– Тебе он реально так не нравится?
Пора обратиться к моим великим познаниям, почерпнутым из книг.
– Мне нравятся блондины! – Я демонстративно перевела взгляд на его волосы и улыбнулась.
А если погладить его по затылку? Это будет очень неприлично? В фильмах так делают, в книгах делают и покруче, почему бы мне... нет, не стоит, уж слишком это вульгарно. Истинные леди не бывают вульгарными. Заигрывать надо с умом. Да и не заигрывать вовсе, а флиртовать! Заигрывают животные, тигры там разные, антилопы, волки, люди-то поизысканнее должны быть.
Вадик покраснел.
Представляю, как мое заявление про блондинов ему польстило. Светится аж весь, как солнышко. Мы смотрим друг на друга не отрываясь, и тут он произнес... слов не слышно, я читаю по губам:
– А мне нравишься ты.
Вот и сбилась с ритма! От неожиданности, от счастья, от его волшебной улыбки! Мое сердце, точно воздушный шарик, кольнули иголочкой и... БАХ, миллиард маленьких сердечек вырвался из груди вместе со вздохом. Такое чувство, что я не дышала целую вечность! Словно вдохнула, еще тогда – давно, когда впервые мои фантазии сотворили ЕГО, а выдохнула только сейчас. И все это время, без воздуха, ждала-ждала-ждала...
Мы остановились, он смущенно опустил ресницы, и его взгляд переместился на мои губы.
Сейчас он меня поцелует! А когда в книжках пишут избитую фразу: «Ее ноги подогнулись» – ни капельки не врут. Это правда! В коленках творится что-то невообразимое! Если мозг повелевает всеми процессами в организме, то коленками повелевает сердце! Почему никто до этого недодумался? А может, додумался, просто никому не рассказал?! Почему во рту пересыхает? Почему так страшно дышать? Почему его губы так далеко от моих, хотя кажется, что совсем близко? Почему в секунду в голове пролетает столько бестолковых мыслей? Почему...
Почему людям хочется целоваться?
На закате вода в заливе сверкает, каждая песчинка светится, а вечные путники облака куда-то плывут. Куда спешат? Ждет ли их кто-нибудь там... и существует ли вообще это самое «ТАМ»? Где же оно – пристанище облаков?
Так хорошо сидеть на могучих, нагретых солнцем корнях сосны и любоваться горизонтом. Пахнет смолой, немного моими цитрусовыми духами, а еще... нет, мылом и чистой кожей не пахнет, у моей судьбы другой запах – особенный! Вадик пахнет летом. Он и есть лето! Мой собственный кусочек солнца, который можно потрогать и даже поцеловать.
Мне хочется смотреть на него без конца, только стыдно. А если он решит, что я безумно его люблю? Это, конечно, так и есть, но признаться в этом не могу. Да и зачем? Парней ведь пугают серьезные отношения.
– О чем думаешь? – спросил Вадик и с размаха бросил плоский камень по воде.
– О небе.
Он с интересом посмотрел на меня.
– Зачем? Чего о нем думать?
– Просто... – А действительно, чего о нем думать, когда рядом Моя судьба?! Не для того мы от всех сбежали! Небо – оно всегда будет. Если когда-нибудь я подниму голову и не увижу синего простора, значит... а что это может означать? Мира больше нет? Ну вот, продолжаю думать! Хватит!
Вадик словно невзначай уронил руку мне на плечи.
Теперь я знаю точно! Поцелуи нужны для того, чтобы влюбленные не думали слишком много! Ведь когда сердце поет, мысли так возвышенны, что им ничего не стоит долететь до самого неба и узнать все тайны, над которыми ломают голову мудрецы! Влюбленные самые опасные мыслители!
Так приятно, когда его пальцы щекочут мое плечо, а взгляд становится внимательным-внимательным, кажется, сейчас во всем мире для этих голубых морозных глаз существую только я... и мои теплые губы.
Интересно, скольких девчонок он целовал? Хотя зачем мне знать? Зачем накручивать себя, ведь все равно уже ничего не изменить, даже если он успел перецеловать несколько сотен девичьих губ.
Вадик наклонился ко мне и легко коснулся губами уголка моего рта.
Хочется смеяться от счастья. Он такой романтичный, чуткий – самый лучший! Неужели счастье возможно? Почему счастье даровано мне? Я такая хорошая или причина в другом? Наверно, все-таки я хорошая! Ну естественно! Разве не я помогаю маме иногда мыть посуду, разве не я полгода назад подала нищему пять рублей, разве не я спасаю летом бабочек от заточения в квартире – все это Я!
Раньше мне казалось, что поцелуй трудно предугадать, но это не так. Все проще простого! Я даже успеваю облизнуть пересохшие губы, если они, конечно, пересохшие. По-разному бывает.
Мы целовались под сосной, пока солнце не утонуло в заливе. Теперь оно будет освещать подводный мир, на вахту заступит луна, она-то за нами и присмотрит. Нас, наверно, обыскались в лагере, но мне все равно и Вадику тоже.
– Погуляем по берегу? – спросил он.
Вот бы гулять так всегда!
Мы идем, держась за руки, пинаем песок, улыбаемся друг другу. Все просто, как у миллиона других влюбленных. И не нужно ничего выдумывать, ведь хорошо именно так – без придумок! Вода сияет и старательно облизывает берег, как котенок свою мордочку, испачканную в молочной пенке.
А что было бы, если бы Костя не бросил меня тогда? Если бы Донских не избил его, а брат не говорил о нем гадости? Шли бы мы вот так за руку? Любила бы я его до покалывания в пальцах? Тогда в моей жизни наверняка не случилось бы лагеря и встречи с Вадиком. А может, прав тот, кто сказал: «Что ни делается – все к лучшему»?
Вадик приостановился, посмотрел на дорогу в лагерь и неожиданно сказал:
– Алька там от ревности небось злобой исходит!
Так вот о чем он думает! О бывшей! А что, если вовсе не бывшей?
– Тебя это беспокоит? – спросила я как могла безразличнее, чтоб он не заподозрил, насколько важен мне его ответ.
– Да не, мне по фигу, она зависает с Кирей из третьего, быстро утешилась.
Значит, беспокоит! Раз говорит про то, как она утешилась. А чего он ждал? Думал, Аля слезы лить будет? Смешно, она такая симпатичная, поклонники за ней бегают, уж переживет как-нибудь! Не один он на свете белом – красавец!
– Эй, – позвал Вадик, – ты чего, обиделась, что я про Альку сказал?
– Обиделась? Глупость какая, на что мне обижаться?
Да мне топнуть от злости хочется! Все неправильно! Не должен он вспоминать Алю, ведь я ТУТ, мы вместе и нам так хорошо... или хорошо только мне?
Вадик обнял меня.
– Ну, мало ли... не люблю, когда обижаются из-за бывших.
Вот как... «бывших», наверно, много их – бывших этих, раз он говорит так.
Меня словно кто-то кусает внутри. Больно. Это ревность моя кусается. У нее очень маленькие, острые зубы и несносный характер. А еще она глупа как пробка и совсем недальновидна! Не понимает, что нельзя на первом же свидании права качать! Только портит все!
– Поцелуй меня, – попросил Вадик и подставил губы.
Так-то лучше! Таким он мне нравится!
Только я закрыла глаза, потянулась к нему, как раздался чей-то окрик. Мы отпрыгнули друг от друга.
По пляжу к нам бежал Рома и размахивал руками.
Нашел время явиться! Как всегда!
Иногда меня посещают ужасные мысли, вроде тех, где в моей жизни нет брата. Я его люблю, очень, но бывают дни, когда хочется, чтобы его не было.
– Вы совсем страх потеряли! – первым делом заорал Рома. – Вожатая ищет вас!
– Да идем уже, – раздраженно посмотрел на него Вадик.
Поделом брату! Пусть знает, на кого орать можно, а на кого нет.
Меня переполняет гордость за моего избранника, он так спокойно и величественно держится – точно не простак, а из благородных, и Ромкины крики ему, как слону комариный укус.
– Таня, быстро за мной! – скомандовал брат.
Подумать только! Он шлепнул себя по ноге! Точно таким же жестом он подзывал раньше нашу овчарку, когда та носилась по двору и не хотела возвращаться домой!
– Когда захочу, тогда и пойду! – упрямо сказала я.
Хватит с меня его собачьего обращения! Тоже мне – хозяин выискался!
– Таня, я сказал...
– Ром, не горячись, – вступился Вадик, – я ведь говорю, мы уже собирались...
Рома сердито прищурился.
– Вадик, ты не против, я с сестрой сам разберусь? Раз собирался, иди, тебя никто не держит!
Ну сейчас он тебе ответит! Размажет по стенке, конечно, фигурально выражаясь!
Я стою и злорадно жду, когда Вадик даст отпор наглому Ромке, но Моя судьба внезапно оробел и трусливо попытался перевести все в шутку:
– Да ладно те, Ромка, мы же не маленькие. Сам должен понимать...
– Вадик, свали, – пренебрежительно бросил Рома и крепко взял меня за плечо.
Внутри что-то непонятное происходит. А еще появилось чувство, словно я совершила какую-то вопиющую глупость и о ней стало известно всем-всем. Мне стыдно, только это не обычный стыд за саму себя – это стыд за любимого.
– Ну я пошел... вы тут сами уже, – Вадик кивнул мне. – Увидимся еще, Тань.
На душе мерзко, еще чуть-чуть – и слезы полезут из глаз, как червяки из-под земли во время дождя.
Я смотрю вслед моему смайлику и хочется... плакать, что ли... нет, хочется визжать, громко, настолько, чтобы поблекшее небо отозвалось на мой крик громом и молнией.
– Тань, ну передвигай ногами, – упрекнул брат.
– Да пошел ты! – я скидываю его руку с плеча и сквозь зубы говорю: – Отцепись от меня!
– Ну что с тобой? Очнись! Тебе вообще не стыдно?
– Мне? Да почему мне должно быть стыдно, о чем ты?!
Рома наморщил лоб.
Какой же он противный, когда пытается строить из себя большого брата!
– А ты об Але подумала?
– Что-о-о?
– Ты поняла «что», не прикидывайся.
Я сжимаю кулаки, чтобы не наброситься на него.
Нашел, чем меня стыдить!
– Да ей все равно, она с Кириллом из третьего зависа...
– Бред! – оборвал меня Рома на полуслове. – Ты видела?
– Нет, но...
– Вот тогда и не говори!
– Мне все равно! Отстань от меня! Хватит уже учить, что я должна, а что нет! Мне плевать, понятно?! Плевать на твое мнение! И на Алю мне плевать, будь она хоть с Кириллом, хоть с двумя Кириллами... – Вот так – сорвалась. Если бы у леди были погоны, лычки с них полетели бы сейчас вверх тормашками.
– Она плачет в палате, – Рома со вздохом посмотрел на туманный горизонт. – А тебя уже называют разлучницей.
– Ты за этим сюда прибежал? Сказать мне, что Алечка плачет, да? Я разлучница?!
Как же хочется стукнуть его!
– Мне все равно, что болтают глупые курицы! Я разлучница, значит... Вот и прекрасно! Очень этому рада!
– Таня, да зачем тебе сдался этот...
– Ну-у, давай, скажи?! Кто мне сдался?
Я не сдержалась, толкнула его. А Роме хоть бы хны – смеется еще!
– Не лезь ко мне! – крикнула я. – С кем хочу, с тем и встречаюсь, не нужна мне твоя гадкая опека!
– Дуреха! Вадик – коллекционер, чего тут непонятного!
– Сам ты коллекционер! Ненавижу тебя, Рома!
Я ускорила шаг, чтобы отвязаться от брата, практически бегу, но он проявляет свою обычную настырность и несется за мной.
– Хочешь, я тебе кое-что расскажу про него? – задыхаясь от бега, воскликнул он. – Хочешь?
– Нет! Нет! Нет! Не хочу! – Я резко остановилась.
Довел. Слезы все-таки покатились по лицу.
– Ну, Тань... – он тоже остановился, тон его из сердитого стал мягким, даже нежным.
Я отвернулась. Не люблю, когда кто-то видит мои слезы.