Призрак Ивана Грозного Усачева Елена
– А как же вампиры?
– Может быть, они нас боятся больше, чем мы их. – Колька остановился. – Слушай, а что ты так пыхтишь?
– Да у Соньки рюкзак неподъемный. Как будто кирпичей туда накидали.
– Каких еще кирпичей? Дай сюда!
Мишкин перехватил рюкзак у Веселкина и ахнул от удивления. То, что Морковкина так легко носила, непринужденно вскидывая на одно плечо, действительно оказалось тяжеленным.
В небольшом рюкзачке помещалось почти половина Сонькиного дома. В пакете лежала свежевыглаженная форма и тапочки, в пластиковой коробке бутерброды и кусок курицы.
– Запасливая, – с восторгом прошептал Мишкин и, недолго думая, схватил толстенный бутерброд, которым можно было запросто наесться на весь оставшийся день. Веселкин взял второй, и пока друзья чавкали, поедая вкуснятину, выяснилось, что кроме учебников и тетрадок в Сонькином рюкзаке лежит книга по нечистой силе, три пузырька с прозрачной жидкостью.
– Это же вода, – отвинтив крышку и принюхавшись, разочарованно протянул Веселкин и уже собирался отхлебнуть, но Колька не дал.
– Не просто вода, – сурово произнес он, плотно завинчивая крышку обратно. – А святая вода. Она нам пригодится – ее нечисть как смерти боится. Нет, смерти она, кажется, не боится… Короче, ценная вещь.
На самом дне лежал крест, плотно завернутый в бумагу и обвязанный бечевкой.
– Серебряный, – с уважением произнес Колька.
– Ничего себе – Сонька собралась! – восхитился Веселкин, доедая бутерброд. – Да с таким набором месяц можно держат круговую оборону.
– Нам бы ночь простоять, – вздохнул Мишкин, закидывая все обратно в рюкзак. – Ты со мной?
– Кто ж тебя одного туда отпустит, – хмуро произнес Борис, поднимаясь. – Заклинания никакого не произнесу, но в лоб, в случае чего, дать смогу.
– Не надо никому в лоб давать, – успокоил его Коля, выглядывая из кустов. – Нам нужно главного найти. Эдик сказал, мол, Маргарита и директор это так – «шестерки». Всем здесь кто-то третий заправляет. Понять бы кто! Сонька догадалась, да сказать не успела. Предупредила только, что мы его видели – днем он сохраняет свой облик нечисти. Не то что учителя – на уроках одни, а ночью другие.
От школы донесся шаркающий звук – сторож вышел на улицу подметать крыльцо.
– На счет три беги за мной, – скомандовал Мишкин, и не успел Борис подобрать свой рюкзак, как он уже прошептал: – Три!
Прижимаясь к кустам, они обогнули площадку, вдоль стены под окнами подобрались к крыльцу, вскарабкались на него и, пока сторож наклонялся за бумажкой, отвернувшись от них, проскользнули в приоткрытую дверь.
Кафельный пол гулко отразил их шаги. Из-за стекол грустно смотрели учителя. Портрет Маргариты Ларионовны был расколот. Фотография директора исчезла.
– Давай их всех снимем и запрем где-нибудь, – предложил Колька. – Может, тогда Маргарита не сможет их души вызвать.
Вдвоем с Борисом они подтащили под портреты лавку и стали сдирать фотографии со стен.
Они только-только закончили свое дело, как на пороге затопали шаги – сторож возвращался. Пришлось все спешно подхватывать и бежать в закуток столовой. Шаги пробухали в другую сторону.
Колька скинул рюкзак, достал один из Сонькиных пузырьков и стал обрызгивать святой водой каждый портрет.
– Зачем? – попытался остановить его Веселкин. – Побереги ее, а то на настоящую нечисть не хватит!
– Хватит! – заверил его Мишкин, заканчивая работу. – Нам нужно только одного найти. Остальные уже будут не страшны.
Он задвинул портреты подальше в угол.
В школе стояла тишина. За окнами было уже темно, ветер тренькал стеклами. Тревожно каркали вороны. Надвигалась буря. Часы над входом показывали восемь.
Они пробрались обратно в коридор и уселись за шторой под окном.
– Не будет им сегодня луны, – ухмыльнулся Коля, глядя на пасмурное небо.
– Что дальше? Пойдем в учительскую? – Борис заметно волновался. Ему хотелось поскорее начать что-нибудь делать.
– Здесь будем ждать. – Мишкин поерзал, удобней устраиваясь на холодном полу. – Они обязательно по первому этажу пройдут.
Вдруг над их головой раздался протяжный вой, и к стеклу с писком припечаталась летучая мышь. Она повела противным сморщенным носиком, словно принюхиваясь, а потом распахнула пасть с острыми зубками и разразилась долгим высоким криком, похожим на смех. В ответ небо заворчало, напоминая об идущем дожде.
В холле послышались гулкие шаги. Кто-то шел от спортзала и раздевалки в сторону кабинета директора. Ребята напрягали глаза, чтобы разглядеть неизвестного, но сумерки скрадывали все краски.
За окном снова завопила летучая мышь.
Ребята вздрогнули, еще плотнее прижавшись друг к другу.
– Давай я тебе крест дам, – прошептал Коля, шурша бумагой. – Вдруг мы разойдемся…
Но Борька молчал.
Мишкин глянул на приятеля и обомлел. Веселкин был ярко освещен медленно выползающей из-за школьного забора луной. К его шее тянулась тонкая черная лента. Она медленно шевелилась, образовывая у него под подбородком петлю.
Колька поднял глаза вверх по шевелящемуся отростку и увидел, что никакая это не лента, а длинный пушистый хвост. Черная кошка сидела на подоконнике, изогнувшись, выпустив длинные острые когти, и с напряженным вниманием следила за перемещением своего хвоста. Зеленые светящиеся глаза у нее были выпучены. От этого она казалась еще ужаснее.
Увидев такое чудовище, Колька испугался, замахнулся и стал бить прямо по хвосту тем, что попалось под руку. А в ту секунду в ней был зажат Сонькин крест.
Кошка еще больше изогнулась, зашипела. Казалось, от нее пошел пар. Хвост перестал тянуться к Борькиному горлу. Он мгновенно собрался, принимая привычные размеры. Кошка отпрянула назад и исчезла за окном.
По телу Веселкина прошла дрожь, глаза из пустых и стеклянных стали осмысленными.
По коридору вновь раздались шаги. Кто-то бежал к их окну.
– Тикай! – толкнул Бориса Мишкин, подхватывая рюкзаки.
Он помчался к лестнице. На втором этаже остановился, прислушиваясь.
За ним никто не бежал. Но и Бориса рядом не было.
– Веселкин, – шепотом позвал он.
Неужели он остался внизу? А может, он спрятался в подвале раздевалки? Он же не знает их школы! Занесет его куда-нибудь не туда…
На цыпочках, стараясь не шуметь, Колька спустился обратно на первый этаж.
В школе снова стояла тишина. Только за окном завывал ветер. В стекла барабанили первые капли дождя.
Вдруг на его плечо легла ладонь. От испуга Мишкин чуть сознание не потерял. Он уже готов был упасть, когда перед ним появилась довольная физиономия Веселкина.
– Убить тебя мало! – зашептал Колька, с трудом приходя в себя. – Нашел место шутить. Ты где был?
– Там. – Борька кивнул в сторону подвала.
Мишкин с тревогой глянул в темноту раздевалки.
– Ладно, – кивнул он. – Подержи!
Колька, не глядя, сунул в руки Веселкина крест, собираясь открыть Сонькин рюкзак. С перекошенным лицом Борис отшатнулся. Не ожидавший такой реакции от приятеля, Мишкин выпустил крест из руки, и тот с оглушительным звоном упал на пол.
Тишина в школе взорвалась множеством восклицаний. По углам зашуршали мыши, под потолком пролетела сова. Луна приблизилась к окнам и заглянула внутрь. А за ней на улице уже вовсю бушевал настоящий ливень.
Колька подхватил все еще подпрыгивающий крест, и все стихло.
– У тебя что, руки дырявые? – накинулся он на Борьку. – Подержать не мог!
– Не надо держать, – поморщился Веселкин, на шаг отходя назад. – Пойдем отсюда.
– Сейчас дело доделаем и пойдем, – успокоил его Колька. – К директору только заглянем – и все.
Он снова закинул на плечо тяжеленный Сонькин рюкзак и двинулся через холл. Мишкин почему-то был уверен, что сторожа больше не встретит. Слишком много шума было произведено, а тот все не появлялся. Значит, сейчас он занят более важными делами.
Колька успел дойти до поворота, когда ботинки на его ногах дернулись. Он обернулся как раз вовремя, чтобы заметить мчащегося прямо на него волка. Огромный серый зверь с темными сверкающими глазами. Он завис в воздухе в огромном прыжке. Блеснули в разинутой пасти острые клыки. Колька безмолвно опрокинулся на спину, выставляя вперед рюкзак, а сверху выбрасывая руку с крестом.
Не долетев до Мишкина нескольких сантиметров, волк исчез. Только глаза его еще какое-то время продолжали светиться в темноте. Из этой темноты показался Веселкин.
– Ты чего падаешь? – буркнул он, помогая Кольке встать.
– А ты где все время пропадаешь? – зло спросил Мишкин, протягивая к нему руку с все еще зажатым крестом.
– Да убери ты его! – снова поморщился Веселкин, отходя в сторону и больше не предлагая Мишкину помощи. – Бегаешь с ним, как с игрушкой. Здесь пулемет нужен или взрывчатка, а ты железкой размахиваешь.
– Сначала испытаю на ком-нибудь, а потом уже уберу, – в тон приятелю ответил Колька, поднимаясь. – Не отставай от меня. А то потом ищи тебя по всей школе.
– Это кто еще кого будет искать, – пробубнил себе под нос Борька.
Но Мишкин не обратил на его слова никакого внимания. Он выглянул за угол. Ничего подозрительного здесь не было. Направо директорская, налево кабинет по труду для мальчиков. В темноте терялась лестница наверх. Колька выпрямился, собираясь шагнуть вперед.
– Пойдем, – махнул он другу рукой.
Но тут его ботинки снова дернулись.
Веселкина сзади не было. Зато накатывала огромная волна, высотой во весь этаж. На кромке вала, у самой вспенившейся границы, взрывал носом воду тяжелый парусник. Перевалив хребет, он с глухим гулом упал вниз и полетел прямо на Мишкина. На Кольку надвинулась скульптура обнаженной по пояс женщины, укрепленная на носу корабля. Хлопнули на ветру темные порванные паруса, заскрипели прогнившие мачты. Перед глазами проплыло название корабля «Летучий Голландец».
В лицо Мишкина брызнула соленая вода. Это привело его в чувство. Прежде чем волна накрыла Кольку целиком, он успел отпрыгнуть в сторону, а потом еще сделать несколько шагов за угол.
Шторм пронесло мимо, а сам Мишкин стал тонуть. Под ногами вместо кафеля оказалось болото. Но не то, по которому он скакал в первую ночь, – с чистой прозрачной водой и спасительными холмиками. А настоящее гиблое болото, с осокой, удушающим запахом и противным кваканьем лягушек.
Колька дернулся, пытаясь освободить левую ногу. Но от этого стал тонуть еще быстрее. Он упал на один бок, потянулся к тонкой березке, пристроившейся у подножия лестницы. Сначала соскочил ботинок с левой ноги, потом пошел на дно и другой. Березка удалилась от него, и Колька плашмя упал в вонючую жижу. Тут же попытался вскочить, забарахтался. Но дергаться стало жестко. Он больно стукнулся лбом о кафель. Открыл глаза.
Мишкин лежал на полу около кабинета директора. Перед носом виднелась его собственная испачканная в тине рука с зажатым крестом.
Он сел на корточки, тупо оглядываясь.
Ни болота, ни корабля, ни моря не было. Была хорошо знакомая школа с непривычной тишиной.
Из-за поворота бесшумно вышел Веселкин.
– Что это было? – хрипло спросил Колька, подтаскивая к себе промокший Сонькин рюкзак.
– Нечисти разных порядков, – как само собой разумеющееся стал объяснять Борька. – Волк – символ вампиров и оборотней, корабль – морской призрак, несущий гибель морякам, болото – любимое место обитания леших и вурдалаков.
– Еще что? – машинально спросил Мишкин.
– А еще кладбище, где все эти милые создания любят встречаться. Или, на худой конец, Лысая гора. Но это для ведьм и ведьмаков.
– А здесь что? – Колька все еще никак не мог сообразить, что же это происходит.
– О! – Борис наклонился ниже – при этом в глазах у него как будто бы пробежала радуга, они поменяли цвет от красного, желтого, зеленого, синего и, наконец, стали фиолетовыми. – Здесь очень интересное место.
Колька уже хотел испугаться такой перемене в друге, но тут за его спиной, из-за двери директорского кабинета донеслось знакомое подвывание.
Колька приоткрыл дверь, осторожно вползая в ярко освещенный кабинет.
В кресле директора сидел Эдик, курил сигарету, что-то рисовал на листке и противно завывал себе под нос песню, слова которой разобрать было невозможно.
Глава IX
Никогда не говорите с предателями
– Ах, вот ты где расселся, гад! – Колька попытался замахнуться рюкзаком, но тот сильно намок в болоте и теперь стал совершенно неподъемным. – Предатель! Из-за тебя Соньку чуть не убили!
– Так ведь не убили, – оторвался от своего занятия Эдик.
– Сдохни, нечистая сила! – Мишкин запустил в скелета крестом.
Покойный Зайцев легко отмахнулся от летящего в его сторону предмета.
– Эк, напугал, – противно хихикнул он, гася сигарету об руку. – Я уже помер, так что меня такими штуками не возьмешь.
– Борька, навались, сейчас мы у него все выясним! – крикнул Мишкин, подбегая к Эдику с правой стороны.
Но Веселкин остался стоять у дверей.
– Борька, ты чего? – удивился Колька, останавливаясь. – Испугался, что ли?
Веселкин равнодушно пожал плечами. По его телу прошла рябь, как по отражению в водной поверхности.
– Что с тобой? – испуганно прошептал Мишкин.
– Все в порядке. – Борис пересек кабинет и уселся на краешек учительского стола. – Чего его бить? Он и так все расскажет. Расскажешь, Емельяныч? – весело спросил он, пристально глядя на Эдика.
Скелет тут же подобрался, выпрямился, отодвинул от себя пепельницу, смял листок, на котором, как успел заметить Колька, было нарисовано несколько карикатур на учителей, и с щенячьей преданностью в глазах посмотрел на Веселкина.
– Все, что хотите! – с готовностью произнес он.
– Все не надо, – бледно улыбнулся Борис. – Расскажи, как предал своих друзей!
– Почему сразу предал? – В голосе Эдика слышалась обида. – Может быть, наоборот, спас? – Теперь Зайцев хитро смотрел на Мишкина. – Вы хотели, чтобы я принес в школу журнал – я его принес. Вот он. – Откуда-то из-под стола появилась ярко-оранжевая обложка. – Вы хотели, чтобы я для вас что-нибудь узнал – я узнал. И даже предупредил, что опасность грозит вам от некоей темной личности.
Веселкин хмыкнул и несколько раз стукнул ногой по столу.
– А Сонька? – не унимался Мишкин, не обращая внимания на Борькины знаки.
– Что Сонька? – пожал плечами скелет. – Милая девушка, хозяйственная. Но чересчур сообразительная! – Эдик склонился в сторону Кольки. – У нее слишком хороший ум, и она слишком быстро думает, – произнес он, упирая на слово «слишком». – Это вредно для здоровья девочки ее возраста. И заметь – ее не убили! Ее просто на время устранили. Впрочем, как и твоего друга.
От этих слов у Кольки похолодело в душе. Он с трудом повернул голову налево. Борька все так же сидел на столе, беззаботно раскачивая ногой и улыбаясь.
– Что ты сказал? – Мишкин подтянул к себе поближе рюкзак, незаметно просунув под клапан руку.
– Болтун же ты, – хихикнул Веселкин. – Не зря тебя родственники не любили.
– Вот люди пошли! – От волнения Эдик закурил новую сигарету. – Им говоришь правду, они не верят. Врешь, с удовольствием слушают. Безобразие.
Колька перегнулся через стол, выдергивая изо рта скелета окурок.
– Курить вредно, – повторил он слова Морковкиной. – Особенно когда в комнате находятся дети.
– Ой, дети! – качнул длинными пальцами покойный Зайцев. – Где вы тут видите детей? Хулиганы! Бандиты! Я все сказал. Мне осталось только дождаться утра и со спокойной душой отправиться восвояси. Мой гробик меня уже заждался. А вдруг мамочка на могилку веночек принесла? Ах, я пропустил такое событие! Кстати, вы обещали мне новую надгробную эпитафию.
– Останешься без эпитафии! – выкрикнул Мишкин, выливая на Эдика содержимое второго пузырька.
Пока скелет разглагольствовал, Коля нащупал пузырек в рюкзаке, отвинтил крышку и спрятал за спину.
На секунду Эдик замер. Вода мелкими капельками сбегала с его гладкого черепа, сверкая на выбеленных костях. Скелет пошамкал пустой челюстью.
– Мням, мням, – задумчиво произнес он. – Вода, чистая, дистиллированная, с примесями серебра. Ну да! Ее еще называют освященной! Или в просторечье – святой. Помню, помню, меня такой уже поливали. Но, знаешь ли, на покойников она не действует. Вот на ведьм или оборотней – это да. А на нас, умерших, как-то не так…
Неожиданно Эдик почернел и вскочил из-за стола.
– Отдай свое сердце, душу, правое легкое и селезенку! – завопил он, протягивая вперед обуглившиеся пальцы.
Колька отпрянул назад. Веселкина на столе уже не было. Там, где он сидел, остался темный след.
– Борька! – позвал Мишкин, волчком вертясь вокруг себя… Стол, ковер, шторы, кресла, шкаф, черный Эдик, теснящий его к выходу.
– Борька! – крикнул он, бросаясь к двери.
Но тут дорогу ему преградил Иван Васильевич. Он шел вперед, тяжело опираясь на палку с медным набалдашником, с трудом переставляя искореженные ноги.
– Что, сладенький? – кричал он, потрясая сморщенным кулачком. – Что, любезный мой? Обижают? У, ироды! Ну, потерпи, потерпи! Немного осталось. Вот сейчас все соберутся, и мы разберемся, кто тут главный буян.
Бежать было некуда. Сзади наступал скелет, спереди ковылял директор. Про окна страшно было подумать – там бушевала буря.
– Отстаньте от меня! – в ужасе завизжал Колька, прижимая к себе рюкзак. Он снова запустил в него руку, пытаясь выловить среди сотни вещей последний пузырек. Но маленькая бутылочка не находилась. Тогда он выхватил первое попавшееся – в директора полетели учебники.
Удар по голове книгой по алгебре заставил Ивана Васильевича остановиться, пухлый учебник по истории сбил его с ног, химия вырвала из рук палку.
– Тень! Не мешай, когда люди идут! – в ярости закричал он.
Сзади заклацала челюсть.
– А на тебя сейчас просто времени нет! – развернулся в сторону Эдика Мишкин. – Все сделаю, с тобой поговорю!
В покойного Зайцева полетел оставшийся учебник по географии. Он заставил его остановиться, стряхнув со скелета темный налет. Эдик с любопытством повертел в руках книгу.
– Ученье – свет! – бросил ему Колька, выбегая из кабинета.
Здесь он замешкался. В школе снова стояла тишина.
– Борька! – негромко позвал он. – Веселкин!
В другом конце холла кто-то пробежал.
– Борька! – Мишкин оказался в коридоре. Ему показалось, что в сторону подвала свернула темная фигура. Он помчался туда.
Из-за поворота на него глянул десяток глаз. От неожиданности Колька шарахнулся, и только потом сообразил, что кто-то снова расставил вдоль стен портреты учителей. Он быстро собрал их, вновь запихнув в пыльный угол.
Из темноты подвала раздалось шебуршание.
– Эй! – тихо позвал Колька. – Кто тут?
По стеночке, стараясь не попадать в полосу лунного света, он пробрался к раздевалке. Решетка была закрыта на замок. Он дернул ее. Дужка замка привычно откинулась. С противным скрипом подвал открылся.
– Есть кто? – позвал Мишкин.
Он на всякий случай оглянулся, прежде чем ступить на лестницу, ведущую вниз.
– Борька, – снова негромко крикнул он. В подвале зашевелились. – Эй, Юлий, – прошептал он, ожидая увидеть темную тень черного ученика. – Ты здесь?
Одной рукой держась за стену, он спустился вниз, нащупал выключатель.
– Я врубаю свет, – предупредил он. – Прячься!
Мишкин щелкнул выключатель. В ту же секунду мимо него прошмыгнула невысокая фигура, взлетела по ступенькам. Грохнула решетка двери. Но краем глаза Колька заметил, что в подвале находится еще кто-то. Он быстро повернулся и заорал от ужаса.
В углу головой вниз висел Борис. Он был обмотан серой веревкой. От неудобной позы лицо у него налилось кровью. Остекленевшие глаза смотрели невидящим взглядом на Мишкина.
– Борька! – завопил Коля, бросаясь вперед. Он стал дергать приятеля вниз, но веревка оказалась прочной. Тогда он подлез под этот страшный кокон, пытаясь поднять голову Веселкина повыше. Боря был слишком тяжелым, и Мишкин не смог держать его в таком положении слишком долго.
Он скинул на пол Сонькин рюкзак, быстро вытряхнул содержимое, вывернул все кармашки. В одном из них нашел перочинный нож.
– Морковкина, я тебя люблю! – завопил Мишкин, вынимая острое лезвие.
Ему пришлось несколько раз подпрыгнуть, прежде чем веревка поддалась, и Веселкин по стенке сполз на пол.
– Борян, – затеребил его Коля. – Проснись!
Просыпаться Веселкин не собирался. Он лежал, все так же бессмысленно глядя куда-то в потолок. Главное, что он был жив. Руки оказались теплыми, сердце еле-еле стучало.
– Борька, – снова затряс его Мишкин.
– Он не проснется, – раздался голос у него за спиной. – По крайней мере до утра.
Коля отпрянул в сторону, выставляя вперед перочинный нож. Около распотрошенного рюкзака на корточках сидел… Веселкин. В руках он держал последний пузырек со святой водой.
– Как странно – держать свою смерть, – пробормотал Борис, на свет разглядывая жидкость. – Наверное, то же самое чувствовал Кощей Бессмертный, когда брал в руки яйцо, в котором лежала игла.
Мишкин прыгнул вперед, но Борис оказался проворнее. Он взбежал по ступенькам, выскочил за решетку. Пока он бежал, фигура его потемнела. За решетку уже шагнул черный силуэт.
– Черный ученик! – воскликнул Коля. – Это все ты?
Черный силуэт сложил пальцы на руке пистолетом и сделал вид, как будто стреляет. Лампочка в подвале лопнула.
– Не люблю яркий свет, – произнес он, садясь на пол около запертой решетки. – На свету слишком много видно. А это не всегда хорошо.
– Как ты вошел в подвал? – Коля вдруг с ужасом понял, что все это время по коридору за ним ходил не настоящий Веселкин, а его двойник. – Там же было светло! А ты боишься света!
В ответ ему раздалось противное хихиканье.
– Глупенький, – вредным голоском проблеял ученик. – В шестом классе учишься, а такой наивный. Разве можно верить всему, что говорят?
– Тогда кто же ты? – Колька подергал решетку. Но на этот раз замок открываться не стал. – Я видел тебя, ты есть на фотографии класса и там тебя зовут Юлий Чернов.
– С чего ты взял, что это я? – расхохоталась темнота, и по кафелю простучали шаги. – Юлий… Что за мерзкое имя!
И тут Мишкина пронзила страшная догадка. Черный ученик не мог позировать для той фотографии! Фотография – это вспышка, это свет, а по его словам, от света у него появляются страшные ожоги. Да и учиться он не мог – класс всегда хорошо освещен, луна через окно ярко светит. Значит, либо это не он, либо он наврал и света совершенно не боится.
Стоп! Стоп! Стоп!
Мишкин опустился на ступеньку. Если он так легко принял облик Веселкина, то и под любого ученика 6 «Я» ему ничего не стоило подделаться. А в темноте он сидел, чтобы его никто не мог разглядеть. Чтобы никто не видел его настоящего лица!
Коля чувствовал, что еще чуть-чуть, и он все поймет. Эх, сюда бы Морковкину, она быстренько все разложила бы по полочкам.
Морковкина?
Некто третий, кого они видели и днем и ночью, кто не меняет свое обличье и при свете дня остается самим собой! Двое – это Маргарита и директор. Но не они все это начали. Был кто-то, кто пришел сюда первым.
И им был черный ученик!
В кабинете директора Колька решил, что это Эдик.
Явился с кладбища – раз. Слишком хорошо знает местные дела – два. Сговорился с Маргаритой – три. В последний момент переметнулся на сторону темных – четыре. И наконец, остается скелетом и днем и ночью! Это был главный аргумент. Именно поэтому Мишкин выплеснул на покойного Зайцева драгоценную жидкость. Но сделал он это, как оказалось, зря. Вода не только не подействовала! Она предназначалась не для него!
Ой, дурак он! Дурак! Не зря ему по математике двойки ставят. Совсем соображаловка не работает!
Святую воду нужно было выливать на голову сидящего рядом лже-Бориса. А теперь и на него управы нет. Крест остался в кабинете директора, последний пузырек пропал безвозвратно.
Эх, пришла бы эта мысль ему раньше! Дело можно было считать законченным! А теперь сидеть ему в этом подвале, пока все не соберутся. И тогда уже его не спасет ничего.
И как он сразу не смог догадаться?
А как тут узнаешь? Ведь этот черный оборотень поначалу в помощники набивался, подсказывал, что делать, целую легенду про выпитую душу сочинил. Про Маргариту с директором сказал. Зачем это ему понадобилось?
Мишкин забегал по темному подвалу, надеясь, что от этого голова начнет лучше думать.
Ну, конечно! Он отвлекал внимание от себя! Надеялся, что, увлекшись борьбой с учителями, они ни за что не выйдут на него.
Коля глянул на свои часы. Девять. До двенадцати (а именно во столько, по его мнению, должны начинаться все темные дела) еще три часа. За это время он сойдет с ума в этом жутком подвале рядом со спящим Веселкиным!
Мишкин на всякий случай еще раз дернул решетку. Замок держал крепко.
По коридорам прокатился смех.
– Смейся, смейся, – прошептал Коля, спускаясь обратно в подвал.
Лопнула только одна лампочка, в маленьком предбанничке, посередине которого сейчас было разбросано содержимое Сонькиного рюкзака. За дверью были две раздевалки, мужская и женская. Коля включил везде свет и, к своему великому удивлению, в одной из раздевалок на лавке нашел сторожа. Тот крепко спал, подложив под голову телогрейку, и от включенного света просыпаться не собирался – только посопел, удобней устраиваясь на своем жестком ложе. Под рукой у него что-то звякнуло.
Ключи!
Точно! У сторожа должны быть ключи! Если не от всех кабинетов, то уж от входных дверей точно.
Мишкин на цыпочках подошел ближе, несмело ощупал сложенную телогрейку. Если ключи где-то и находились, то они были глубоко запрятаны. Пришлось запускать руку внутрь. Коля низко склонился над дедом и только сейчас заметил, что на него внимательно смотрят.
Внутри у него все оборвалось. Он замер, затаив дыхание.
На него глядел мутный красный глаз сторожа. Но взгляд был совершенно бессмысленным.
Дед закряхтел, переворачиваясь на другой бок. При этом телогрейка развернулась так, что вверх вылез карман с торчащей из него связкой.
К замку подошел только четвертый ключ. Коля как можно бесшумней открыл решетку и обернулся. Он специально оставил свет – если кто-то сюда заглянет, то решит, что их будущая жертва отсиживается в светлых раздевалках. Бориса он тоже перетащил туда – поближе к сторожу и свету. Ничего, с рассветом он их выпустит отсюда.
Если этот рассвет для него настанет…
За его плечами снова был Сонькин рюкзак. Сам не зная зачем, он собрал все вещи и водрузил заметно полегчавшую ношу себе на спину. Этот рюкзак не раз спасал его. Может, пригодится еще зачем-нибудь.
Портреты опять были выставлены вдоль стены – неугомонный черный ученик готовился к своей последней ночи.