Акваланги на дне Зверев Сергей

Глава 10

Глава татарской национальной общины в Крыму Муслетдин Аблабердыевич Киримханов, всеми своими домашними, близкими родственниками и друзьями именуемый просто Муслетдин, одетый в пестрый просторный халат и мягкие туфли, неторопливо прошелся по расстеленным на полу дорогим персидским коврам с затейливым рисунком, морща свой низенький смуглый лоб, рассеянно глядя себе под ноги.

Больше всего на свете он не любил современной европейской одежды. Она неприятно стесняла и сжимала его пухлое, с огромным животом, широкой отвислой задницей и толстыми руками и ногами тело, делая его внешне какой-то карикатурой на человека, чем быть особенно не хотелось в глазах подтянутых и спортивных американцев, с которыми ему так часто приходилось иметь дело. Зато, оказываясь дома, Муслетдин всегда расслаблялся, снимал ненавистные рубашку и брюки и менял их на старинное татарское одеяние – мягкие шелковые шаровары, просторный балахон, в которых он выглядел особенно представительно в роскошных, на восточный манер убранных покоях своего большого, напоминающего дворец дома. Здесь он казался настоящим персидским шахом, умным, хитрым, властным и беспощадным. Именно таким, умным, властным и беспощадным, и был Муслетдин для своих подчиненных и домашних, знавших, что их господин может наградить за хорошо сделанную работу по-царски, но за малейший проступок может расправиться с истинно восточной жестокостью.

Муслетдин не спеша подошел к узкому окну в главных покоях своего дома, от нечего делать выглянул наружу. В большом доме с толстыми каменными стенами было прохладно и уютно, однако за его пределами буйствовало жаркое южное солнце, заливая небольшой, но очень чисто убранный дворик перед домом потоками ослепительного света. Из окна своего дома Муслетдин рассеянно смотрел на высившийся неподалеку остов строящейся новой мечети, высокую башню минарета которой собирали из больших бетонных колец, какие обычно используют при строительстве колодцев и прокладке огромных канализационных стоков. Глядя на высившуюся башню из канализационных колец, кое-как скрепленных цементом, Муслетдин с досадой поморщился.

Еще полбеды, что храм приходилось строить из такой дряни. Хуже всего то, что постройка из-за недостатка денег затягивалась, и все жители компактного татарского поселка под Инкерманом, где строилась эта мечеть и стоял дом самого Муслетдина, и все гости его уже успели вдоволь налюбоваться на эти бетонные кольца и обсудить это, и, быть может, в душе даже поиздеваться. Конечно, только в душе, ни в коем случае не вслух. Муслетдин знал, как заставить жителей подчиненной ему территории держать язык за зубами. Однако мыслить людям не запретишь. И видеть бетонные кольца канализационных труб вместо благородного кирпича или гранитных блоков, из которых приличествовало возводить храм,– тоже.

Проклятое безденежье!

Муслетдин при этой мысли со злостью дернул себя за край пухлого тройного подбородка, украшенного жиденькой растительностью, напоминавшей бороду старого козла. Эту свою бородку Муслетдин имел привычку теребить не только во время обязательных ежедневных молитв, но и в минуты тяжких размышлений.

«Проклятое безденежье!» – повторил он про себя. Нельзя сказать, чтобы члены общины ничего не жертвовали на строительство храма. Но деньги постоянно были нужны для чего-то другого – чтобы выстроить себе вот этот дом, например. Не мог же он, Муслетдин, жить в какой-то глиняной халупе, как последний нищий! К сожалению, много средств уходило и на более важные дела. Решать проблемы мирового ислама в Крыму было не только хлопотно, но и дорого. Его руководители в богатых нефтью восточных странах требовали многого, однако искренне были убеждены, что деньги на все это он сможет без труда раздобыть сам. Стоило ему там заикнуться о недостатке средств для выполнения той или другой опасной миссии, ему тут же замечали, что он плохой мусульманин и не чтит заветов Аллаха.

Верный прием, Муслетдин и сам постоянно прибегал к нему, выманивая деньги у своих членов общины. Однако когда этот прием применяют к тебе самому, впечатление немножко другое. Тем более что денег ему действительно на все дела не хватало. Ведь средства общины небеспредельны. А удерживать людей в повиновении, безжалостно грабя их при этом, можно лишь до определенной грани, дальше они возмутятся и разорвут тебя в клочья.

Конечно, спонсоров, жертвователей на святые дела приходилось подыскивать. Занятие это далеко не приятное, а при властном характере Муслетдина просто оскорбительное. Он до сих пор мстительно сжимал кулаки и злобно скрежетал зубами, вспоминая, как в первый раз подъехал к этому турку, Абу Али, как попросил у него пожертвования и как получил решительный, короткий и вовсе даже не прикрытый вежливыми фразами отказ. Потом Муслетдину все-таки удавалось раскрутить богатого турка на какие-то деньги, но всякий раз пожертвование сопровождалось такими оскорбительными замечаниями...

Но ничего! Муслетдин не дурак и не размазня, он никогда не прощал нанесенных ему обид. А Абу Али еще ответит ему за это! Кидать ему, Муслетдину, как собаке обглоданную кость, какие-то жалкие сотни долларов, да и то только после того, как наговорит множество всяких оскорблений! Это ему даром не пройдет.

Внезапно в тишине покоя мелодично звякнул колокольчик. Обернувшись, Муслетдин увидел, как от ковра старинной работы, закрывающего вход в покой, отделился старый слуга и, низко склонившись и семеня ногами, приблизился к своему повелителю.

– Ну? – нетерпеливо спросил старый татарин, видя, что слуга явился с каким-то сообщением.

– Пришел Мурад, – тихо и вкрадчиво объявил слуга. – С ним мальчишка...

– Азамат?

Слуга молча поклонился до самого пола.

– Веди их сюда, дай туфли для гостей.

Слуга снова глубоко, до земли поклонился и, пятясь задом, удалился из покоев. Через некоторое время снова мелодично звякнул колокольчик, и перед Муслетдином предстал ближайший помощник главы татарской общины Мурад, человек с перебитым носом и руками каратиста-профессионала, вместе со смазливым чернобровым мальчишкой лет шестнадцати, тем самым, что голым лежал на кровати перед турком Абу Али. При виде его Муслетдин с досадой поморщился и отвернулся к окну. Некоторое время царило напряженное молчание. Вошедшие неподвижно стояли посреди комнаты и ждали первого слова повелителя.

– Ну, с чем пришли? – наконец вполголоса, не оборачиваясь, промолвил Муслетдин.

– Все идет нормально, мой господин, – тут же заговорил Мурад. – Наш Абу Али на мальчишку клюнул.

– Пидор хренов, – едва слышно пробормотал старый татарин, хмуро глядя в окно.

– Да, но в нашем деле это же просто находка, – осторожно возразил ему Мурад. – Теперь, когда он клюнул, нам осталось только подождать немного, и можно будет раскрутить Абу Али на хорошую сумму.

– Шантаж, стало быть, – констатировал вполголоса Муслетдин, глядя на недостроенный минарет. – Ради такого высокого дела – шантаж...

Двое стоящих посреди комнаты татар не шевелились, зная, что в лирическом настроении, в каком находился сейчас их господин, беспокоить его глупыми возражениями крайне опасно.

Внезапно Муслетдин резко обернулся и посмотрел в упор на татарского мальчишку, бледного от волнения и страха.

– Расскажи, как вел себя Абу Али наедине с тобой! – властно приказал Муслетдин.

Татарчонок растерялся, поглядел вопросительно сначала на Мурада – тот дипломатично отвернулся, – потом на грозного господина.

– Я тебя не о том спрашиваю! – грозно нахмурив брови, загремел Муслетдин. – Меня не интересуют подробности ваших любовных игр. Я спрашиваю, как он вел себя с тобой? Был ласков, груб, горяч, вежлив, равнодушен?

– Мне показалось, – юношеским ломающимся баском ответил наконец Азамат, – что турок без ума от меня.

Муслетдин одобрительно кивнул.

– Хорошо. Он тебе что-нибудь говорил?

– Говорил, что я для него прекраснее любой женщины, что он не хочет отпускать меня.

– Так... – Муслетдин сморщил нос, однако вид у него был вполне довольный. – Не обижает?

– Что вы! – Татарчонок попытался улыбнуться. – Он совсем голову потерял из-за меня. Говорит, что дня без меня прожить не сможет.

– Он ничего не предлагал тебе?

– Предлагал. – Азамат стыдливо потупился. – Он предлагал мне встречаться с ним каждый день, как только у меня будет время.

– Ты согласился?

– Конечно! Ведь вы же приказали мне соглашаться на все, что бы Абу Али ни предлагал мне.

– Так, хорошо.

– Я же говорю, Муслетдин, – встрял в разговор Мурад, – что все идет как надо. Это была хорошая идея, надменному турку нашего мальчишку подсунуть.

Муслетдин удовлетворенно кивнул, отвернулся к окну, наморщил лоб.

– Это еще не все, – осмелился продолжать татарчонок. Муслетдин с гримасой недовольства на пухлом лице повернулся к нему. – Еще он предложил мне поехать учиться в Штаты.

– Куда? – изумленно переспросил старый татарин.

– В США. Буквально с началом этого учебного года.

– Красивые сказки!

– Нет, он клялся мне! И потом... – Татарчонок смущенно запнулся.

– Ну? – Муслетдин грозно нахмурил брови.

– Он показал мне документы, визу на мое имя. Там проставлен сентябрь, месяц отъезда...

– Ты уверен?

– Конечно! Я же знаю, как должна выглядеть настоящая загранвиза. Меня не обманешь.

Муслетдин и Мурад озадаченно переглянулись. Даже для Мурада эта информация была новостью.

– Это дело нужно держать под контролем, – задумчиво проговорил старый татарин. – Оно становится все интереснее.

– Будет сделано, мой господин! – сказал Мурад.

– А ты, – Муслетдин повернулся к татарчонку, – будешь рассказывать моему помощнику все, что будет говорить твой Абу Али. Понял меня? Все дословно!

– Я все сделаю, мой господин! – торопливо ответил смазливый юноша.

Старый татарин величественным жестом хлопнул два раза в ладоши, появившемуся старому слуге сказал повелительно:

– Проводи Азамата к выходу из дома.

Когда татарчонок ушел, Муслетдин снова отвернулся к окну, некоторое время созерцал недостроенную башню минарета, шевеля при этом пухлыми губами. Мурад в это время покорно стоял посреди комнаты, боясь пошевелиться.

– Ну, что скажешь? – внезапно оборачиваясь, спросил Муслетдин. – Как тебе нравится вся эта история?

– В предложении Азамату учиться в Америке есть что-то очень странное, – ответил Мурад.

– Может быть, мальчишка по неопытности что-нибудь напутал? Может быть, хитрый турок просто вешает ему лапшу на уши, чтобы мальчишка был посговорчивее?

– Не похоже, – возразил ему Мурад. – Азамат не дурак и на самом деле знает, как загранвизы выглядят.

– Откуда?

– Бывал много раз и в Турции, и в Албании.

– Так это с родителями!

– Не только, – сказал Мурад спокойно и внушительно.

Муслетдин бросил на своего помощника короткий суровый взгляд, покачал головой.

– Тогда как же все это понимать? – озадаченно проговорил старый татарин. – Разве Абу Али собирается в ближайшее время уезжать из Крыма?

– Нет, насколько я знаю. Да и как он поедет без своего любовника? Азамат не будет врать, Абу Али подсел на него плотно.

– Значит, Абу Али едет вместе с ним! – жестко возразил ему Муслетдин. – Для того и оформил визу.

– Но почему Америка, а не Турция?

Муслетдин не ответил, снова повернулся к окну, стал созерцать недостроенный минарет, шевеля при этом губами, будто беззвучно произнося молитву.

– Ясно одно, – негромко проговорил он, не оборачиваясь. – Времени у нас остается немного, затягивать дело с турком нельзя. В самое ближайшее время тряхнем его на предмет денег. Так что скажи Азамату, пусть будет начеку. И пусть постарается выведать у этого своего пидора, когда тот собрался уезжать.

– Слушаю, мой господин! – Мурад низко поклонился.

– Так, – не спеша продолжал Муслетдин. – Что ты узнал про того славянского моряка, с которым мы застукали Абу Али?

– Ничего интересного, – ответил Мурад. – Военный пенсионер, бывший моряк. Теперь числится смотрителем маяка на мысе Фиолент, это в восьми километрах от Севастополя.

– Так ведь этот маяк закрыт и полуразрушен!

– Фактически да. Ну, своего рода теплое местечко для старого моряка. Чтобы не тосковал по родному морю, не нищенствовал на свою военную пенсию.

– Тоже мне, пенсионер нашелся! – пробормотал недовольно Муслетдин. – Да ему на вид лет сорок пять! На нем еще пахать можно!

Мурад безмолвно поклонился в подтверждение правоты своего господина.

– И какие такие общие дела могут быть у Абу Али со смотрителем заброшенного маяка? – спросил Муслетдин.

– Этого выяснить не удалось.

– Ну да, конечно! – Старый татарин кивнул с самым мрачным видом. – Это все тоже темная история! – решительно сказал он.

– Согласен, – отозвался Мурад.

– Этим смотрителем маяка тебе тоже надо заняться! Возможно, он тоже раскручивает нашего Абу Али на хорошие бабки. А нам в нашем деле конкуренты абсолютно не нужны!

– Слушаю, мой господин!

Мурад низко, до земли поклонился и, поняв, что прием у старого татарина окончен, стал задом пятиться к двери. Муслетдин в это время стоял, отвернувшись к окну, и даже не смотрел на унизительный ритуал, выполняемый его непосредственным помощником.

Глава 11

Пролив Босфор, соединяющий не самое большое Черное море с совсем уж крохотным Мраморным, так узок, что больше похож на неширокую, протекающую между розовых мраморных скал речку, от одного берега пролива до другого, кажется, рукой подать. Только вода в этой речке морская, горько-соленая и непригодная для питья, и течение в ней слабое и почти незаметное, как в болоте. Сильные шторма в этой части земли случаются сравнительно редко. Поэтому, несмотря на опасную близость скалистых берегов, проход из Черного моря в Средиземное среди капитанов дальнего плавания считается относительно безопасным и легким.

На флагштоках стоявших теперь на босфорском рейде двух военных кораблей полоскались на слабом ветру звездно-полосатые флаги. Это был небольшой отряд кораблей Шестого флота ВМС США, дислоцированного в Средиземном море: ракетный фрегат, или, по российской классификации, ракетный крейсер, и эсминец. Оба судна направлялись в Севастополь с дружественным визитом, а на босфорском рейде остановились для пополнения запасов продовольствия и пресной воды, выполнения мелкого текущего ремонта, а также небольшого отдыха экипажей.

Флагманом этого отряда был, конечно же, ракетный фрегат – не самое большое судно в американском военно-морском флоте, имеющем в своих рядах несколько огромных авианосцев, однако грозная боевая сила, вооружение которого включает соответственно названию и ракеты, и артиллерийские орудия. Именно на флагштоке ракетного фрегата был поднят и теперь лениво поворачивался на едва ощутимом южном ветру адмиральский штандарт, личный флаг командира отряда адмирала Джорджа Симмонса.

Сам адмирал в это время находился в своей роскошной каюте, расположенной в верхних этажах палубной надстройки крейсера. Удобно устроившись в кресле, он курил толстую гаванскую сигару, выпуская облака сизого ароматного дыма и небрежно стряхивая пепел в стоящую рядом на невысоком столике пепельницу. Адмирал Симмонс был мужчина лет около пятидесяти. Его крупная с высоким лбом и массивной челюстью голова была совершенно лысой, чисто выбритое, загорелое от многолетнего пребывания под жарким солнцем Средиземного моря лицо прорезывали глубокие морщины, что придавало ему выражение особенной жесткости и непреклонности – возможно, таким и был характер адмирала Симмонса на самом деле.

В своей личной каюте адмирал сидел не один. В глубоком кресле напротив него расположился представительный мужчина лет тридцати пяти, в очках, с ранними залысинами на голове, больше всего похожий на скромного банковского служащего, однако на плечах его были погоны старшего офицера Военно-морских сил США. Несмотря на то что адмирал был старше его и по возрасту, и по званию, этот представительный мужчина вел себя с командиром отряда на равных, беседовал, словно находясь в офисе крупной фирмы в Штатах, а не на борту боевого корабля.

– Мы намерены оставаться на рейде в Босфоре до?.. – спросил представительный мужчина.

– До завтрашнего утра, мистер Клиффорд, – стряхивая пепел, ответил адмирал Симмонс. – Условленная дата прибытия в Севастополь первое сентября. Времени вполне достаточно.

– В пути возможны задержки, непредвиденные ситуации, аварии?

– В море возможно всякое. – Адмирал выпустил изо рта клуб ароматного табачного дыма. – Однако мы не ржавая баржа с мазутом. Военные корабли и строятся таким образом, чтобы всевозможные природные катаклизмы не помешали выполнению поставленной боевой задачи.

Представительный мужчина, названный Клиффордом, некоторое время внимательно изучал спокойное, бесстрастное лицо адмирала, потом кивнул.

– Выполнение этого перехода в срок на вашей ответственности, адмирал, – сказал он. – От соблюдения сроков прибытия зависит многое в нашей операции.

Адмирал небрежно стряхнул пепел с сигары.

– Что, например?

Стэнли Клиффорд не ответил. Некоторое время в адмиральской каюте царило молчание.

– Текущий ремонт судов, – наконец заговорил представительный мужчина, – пополнение запасов пресной воды, топлива и провианта, все это осуществляйте здесь, адмирал.

– Вот как? Почему?

– Когда прибудем в Севастополь, для этого возможности не будет, – был ответ. – В Севастополе мы только встанем на рейде, но в сам порт заходить и швартоваться там не будем. Это приказ нашего ведомства.

– ЦРУ экономит деньги на портовых услугах? – Губы адмирала тронула едва заметная усмешка.

– Вы должны выполнять приказы, а не иронизировать по их поводу! – Тон Клиффорда сделался жестким, безапелляционным.

Адмирал, однако, продолжал чуть заметно улыбаться, глядя на своего собеседника ясными, спокойными глазами.

– Но это будет выглядеть несколько странно, – заметил он, – если военные корабли, прибывшие с дружеским визитом, откажутся швартоваться в порту.

– Тем не менее придется сделать именно так! – заявил агент ЦРУ решительно. – Насколько я знаю морское право, ни таможенники, ни пограничники не имеют права досматривать суда, не пришвартовавшиеся в порту, а оставшиеся стоять на рейде, пусть даже и в территориальных водах страны.

– Верно, не имеют, – с чуть заметной усмешкой ответил адмирал. – Тем более военные суда. Тем более корабли ВМС Соединенных Штатов. Но только нам с вами какое до этого дело? Уж не собираетесь ли вы организовывать в севастопольской бухте контрабанду наркотиков?

Стэнли Клиффорд сделал нетерпеливое движение. Ирония адмирала действовала ему на нервы.

– Насколько я знаю морское право, – продолжал он, – наши суда считаются суверенной территорией Соединенных Штатов.

– Да, это так, – подтвердил адмирал.

– И всякий человек, достигший этой территории, сразу же попадает под нашу юрисдикцию.

– Верно. И что дальше?

– Значит, – заключил Стэнли Клиффорд, – мы в таком случае никому не обязаны давать отчет про тех людей, что находятся на борту наших кораблей.

Адмирал Симмонс не спеша стряхнул пепел со своей роскошной сигары, пристально глянул на своего собеседника.

– А вы думаете, – сказал он, – кто-нибудь в Севастополе захочет проверить списки нашей команды?

– Согласно морскому праву, – не слушая его, продолжал агент ЦРУ, – всякий человек, достигший борта нашего крейсера, сразу же подпадает под нашу юрисдикцию. И мы имеем право не выдавать его обратно властям страны, в территориальных водах которой мы находимся. Если, конечно, при этом мы не пришвартовались в порту, а просто стоим на рейде.

Адмирал Симмонс снова некоторое время внимательно изучал физиономию своего собеседника.

– А что, – наконец проговорил он внушительно, – ожидается такой человек, который захочет достигнуть наших кораблей и оказаться под нашей юрисдикцией?

– Ожидается!

Командир отряда тихо присвистнул, выпустил клуб дыма изо рта и посмотрел на агента ЦРУ со смесью иронии и недоумения.

– Вы хотите подобрать в Севастополе какого-то своего шпиона, добывшего вам нужные сведения, и для этого гоняете за тысячи километров два мощных военных корабля?

– Да, это так, – сухо заметил Стэнли Клиффорд. – Рад, что наконец-то вы поняли поставленную перед вами задачу.

Казалось, адмирал не заметил колкости последнего замечания своего собеседника.

– Как я вижу, ваше ведомство не боится устроить международный скандал, – спокойно заметил Джордж Симмонс. – И, видимо, не думает, что теперь не времена холодной войны и что государство, в водах которого мы будем находиться, называется не Советский Союз, а суверенная демократическая Украина. Послушайте! Неужели вы не понимаете, что списать весь инцидент на то, что мы будто бы спасаем свободомыслящего человека от преследования приспешниками тоталитаризма, как это было в прошлые времена, теперь не удастся!

Офицер ЦРУ внезапно повернулся к адмиралу, холеное лицо его побагровело от едва сдерживаемого гнева.

– Мне кажется, будет лучше, если каждый из нас будет заниматься исполнением своих обязанностей, – чеканя каждое слово, сказал Стэнли Клиффорд. – Я же не даю вам указаний по судовождению, а целиком доверяю это дело вам. Вот и вы будьте добры не лезть не в свое дело! Ваша задача: оказаться на рейде Севастополя до первого сентября, чем раньше, тем лучше. За все то, что будет происходить дальше, отвечаю я. Вам приказ понятен?

Адмирал Симмонс спокойно кивнул и принялся раскуривать новую гаванскую сигару. Внешне его лицо было бесстрастно, но, знай офицер ЦРУ адмирала несколько дольше, он бы придал большее значение упрямой складке, залегшей возле самой переносицы на его суровом, изрытом морщинами лице.

Глава 12

По пути в Севастополь Алексей Дорофеев, сидя за рулем белого «Лексуса», болтал без умолку. Обращаясь главным образом к сидящей на заднем сиденье Наташе, он рассказывал ей всякие забавные истории о том, каким крутым моряком был ее муж Серега Павлов в славное время своего обучения в балаклавской учебке. Подъехав к воротам санатория, Дорофеев сделал извиняющуюся мину, как будто и в самом деле очень не хотел увозить ее мужа, но тем не менее должен...

Наталья не обращала особенного внимания на весь этот цирк и поспешила по дорожке к высившемуся среди деревьев зданию санатория – ее ребенок давно нуждался в отдыхе. Проводив ее завистливым взглядом, Дорофеев развернул белый «Лексус» и помчался обратно домой, в Балаклаву. Сидящий рядом с ним Полундра молчал, казалось, его мучил стыд из-за того, что оставил жену в санатории, а сам отправился пьянствовать.

На выезде из Севастополя Алексей Дорофеев вдруг притормозил. Кивнул Полундре в сторону скромно стоявших у дороги двух девушек, загорелых, в коротких юбках, с длинными, спускающимися до плеч волосами.

– Эх, Серега, смотри, какие девчонки! – воскликнул он, и глаза его весело заблестели. – Давай снимем их, а? Вчетвером праздновать будет веселее.

– Ты в своем уме? Меня жена в санатории ждет.

– Серьезно? – Алешка Дорофеев расхохотался. – Раньше ты не был таким занудой! И от девушек не отказывался.

– Раньше я не был женат, – спокойно возразил Полундра. – И потом, девушки, по-моему, занимаются тут известно чем, относятся к древнейшей женской профессии.

– Да брось ты! – расхохотался Дорофеев. – Смотри, они нормальные девчонки.

– Откуда ты знаешь?

Но Дорофеев уже притормозил у тротуара неподалеку, и две девицы, будто только и ждали этого, подбежали к машине.

– Простите, а вы до Балаклавы нас не подбросите? – сладостным голосом прощебетала одна из них, жгучая брюнетка со смуглым загорелым лицом.

Она вопросительно уставилась на сидящего справа Полундру, как будто от него зависело, согласится ли Дорофеев их подвезти.

– Ой, какие мужчины! – воскликнула другая, шатенка с мягкими, нежными чертами лица, просовывая голову в открытое окошко «Лексуса». – Пожалуйста, возьмите нас до города. А то мы отстали от нашей группы и вот не знаем, что теперь делать.

– Откуда вы отстали? – с усмешкой переспросил Дорофеев. – От какой такой группы?

– Мы туристки, – с готовностью ответила брюнетка. – Приехали из Рязани. Впервые в Крыму...

И она снова уставилась на Полундру просительно. Старлей старался не смотреть в ее сторону, однако обворожительное девичье лицо все приближалось к нему.

– Слышь, Серега? – Дорофеев посматривал на своего старого друга весело. – Ты чего сидишь, как японский бонза? Давай, в самом деле, поможем девчонкам! Ты как, не против?

Полундра нехотя глянул на жалобные, просительные физиономии двух девушек, потом пробормотал сквозь зубы:

– Не против.

Две девицы будто только и ждали этих слов. Они тут же кинулись открывать заднюю дверцу, проворно забрались на заднее сиденье. Сели там смирно, как две паиньки, ожидая, когда машина тронется в путь. Дорофеев покосился на своего друга, сидевшего с каменным лицом, усмехнулся, но ничего не сказал. Рывком тронул машину с места, помчался по неширокой, петляющей серпантином по склону горы дороге.

Меньше чем через четверть часа роскошный «Лексус» притормозил у ворот новенького, с иголочки двухэтажного коттеджа, и сидевший за рулем Дорофеев объявил, ослепительно улыбнувшись:

– Все, приехали, вот мой домик. Погодите минуту, я ворота открою, внутрь заеду.

Дорофеев, не выключая мотора, вылез из машины, пошел открывать ворота. Полундра с изумлением оглянулся назад, ожидая, что девушки будут протестовать, жаловаться на то, что привезли их совсем не туда, куда было нужно.

Однако ничуть не бывало! Девицы сидели смирно и выглядели вполне довольными тем, что оказались возле этого домика.

– Это ваш собственный домик, да? – прощебетала шатенка, обращаясь к вернувшемуся к машине и усевшемуся снова за руль Дорофееву.

– Ну, а то чей же! – ответил тот, осторожно трогаясь с места и заезжая в раскрытые теперь настежь ворота на посыпанную розовым гранитным щебнем небольшую парковку возле самого дома.

– Здорово! – восхищенно проговорила шатенка.

И брюнетка вторила ей:

– Ой, как здесь красиво.

«Домик», куда привез их Дорофеев, и в самом деле был неплох. Недавно отстроенный, из белоснежного, еще не успевшего потемнеть от времени и непогоды кирпича, изяществом своим он походил на яркую ярмарочную игрушку. Окна первого этажа были застеклены огромными, словно магазинная витрина, матовыми стеклами с синеватым отливом и закрыты фигурными коваными решетками. Окна же не достроенного пока второго этажа оказались вовсе без стекол, какие-то длинные рейки и брусья стропил торчали из пустых оконных проемов.

Сам дом был расположен в дальнем от ворот углу довольно обширного приусадебного участка, и до него нужно было еще идти метров десять по бетонной дорожке, аккуратно выложенной посреди вспаханной садовой земли и сверкающего яркой зеленью газона с тщательно подстриженной травой. Такие же дорожки вели к другим строениям дорофеевской «усадьбы», которая теперь была совершенно открыта палящим солнечным лучам, но со временем обещала превратиться в тенистый уголок благодаря многочисленным недавно высаженным деревьям.

– Кто ж тебе устроил весь этот маленький рай на земле? – не удержался, спросил Полундра у своего бывшего командира и друга, выбравшись из «Лексуса».

– Сам, конечно, – усмехнулся Дорофеев. – Кто же еще мне будет устраивать? Мой хозяин богат, своим людям платит щедро. Ладно, пойдемте в дом, – негромко добавил он, обнимая за талию и прижимая к себе шатенку.

Жгучая брюнетка взяла под руку Полундру и пошла рядом с ним. Старлей, как ни хмурился, вынужден был смириться с этим. Не вырываться же ему из женских объятий!

Вчетвером они поднялись на широкую веранду, откуда открывался великолепный вид на море и Балаклавскую бухту. Ослепительное южное солнце в этот час спустилось так низко, что совершенно скрылось за горой, отчего на «усадьбу» Лешки Дорофеева упала густая тень, и стали сгущаться вечерние сумерки. Мягкий южный ветерок с моря нежно овевал утомленные жарой и дневными заботами лица, доставляя этим несказанное удовольствие. На самой веранде уже стоял большой обеденный стол, совершенно пустой, только накрытый белоснежной скатертью. Кивая на этот стол, Алешка Дорофеев предложил:

– Ну что, Серега, может быть, на свежем воздухе и устроимся? Как ты думаешь?

Полундра в ответ пожал плечами. Почему бы и нет?