Куда уж хуже. Реквием заговорщикам (сборник) Серова Марина
– Кто здесь? – В коридоре было темно, хотя обычно по ночам включают тусклое голубоватое освещение.
– Это я, Павел.
– Я тебя не вижу.
– Зато я тебя вижу отлично.
И тут я заметила темную фигуру в тесном проходе возле водонагревательного котла.
– Разве мы перешли на «ты»?
– Я уже давно с тобой на «ты». С того самого дня, как ты грохнула Вика и присвоила его деньги.
У меня кровь отлила от лица и запульсировала где-то в кончиках пальцев. Кто это?
– Я никого не «грохала» и тем более ничего не присваивала.
– Ты все врешь. Я следил за тобой с того самого дня, как погиб Вик. Не знаю, чем ты занимаешься, но жизнь у тебя напряженная. – Он говорил с силой, тяжело дыша, и создавалось впечатление, будто он едва сдерживается, чтобы не наброситься на меня. – Ты классно водишь машину и ворочаешь большими деньгами. Зачем тебе было убивать Вика?
– Я никого не убивала. А ты сам-то кто?
– Я его друг.
– Мы познакомились с Виком на кладбище, а потом я отвезла его на квартиру Жени. Там на него напали, как раз тогда, когда он разговаривал со мной по телефону… Когда он поехал в этот же день к себе домой, то мы договорились с ним кое о чем. Он должен был вернуться ко мне через два часа. Но в условленное время мне позвонили по телефону и сказали, что, если я сунусь не в свое дело, меня убьют. И тогда я поняла, что с Виком случилась беда. Я сразу же поехала к нему, но было уже поздно.
– А где деньги?
– А что ты знаешь об этих деньгах?
– Я?! Да он занял их у меня, а деньги были не мои, а принадлежали фирме. Убили Вика, считай, что убили и меня. Там такие крутые ребята, что уже на следующий день включили счетчик. И теперь я должен столько, сколько тебе и не снилось.
– А почему ты не пришел ко мне сам, еще летом, и не поговорил?
– У меня не было доказательств. Просто я видел вас вместе, а потом его убили.
– А теперь у тебя есть доказательства?
– Нет. Но у меня и терпения тоже нет. Где деньги?
– Они у меня. Только почему ты решил, что я тебе поверила? Неужели я похожа на такую дурочку?
– Нет. Но я могу показать расписку.
– Это для меня не документ. Ты мне лучше скажи, какой фирме ты задолжал, может, я тебе и помогу. Только опять же, почему я должна поверить, что это именно ты дал Вику деньги?
– Была бы Женька жива, она бы подтвердила.
– Но ее ведь нет в живых. Мы что, так и будем сидеть в этом вонючем коридоре и обмениваться фразами? Предлагаю выйти в тамбур и покурить. Там все-таки более свежо.
Мы вышли в тамбур, и мне удалось разглядеть Павла. Высокий, светловолосый, выражение лица – хронически обиженное.
– Послушай, Павел. Зачем ты давал Вику такие большие деньги? На что ты рассчитывал?
– У Вика были знакомые, они обещали купить у него акции. Женька дала ему адрес одной московской фирмы, занимающейся ценными бумагами, Вик одолжил у меня деньги и поехал. Все это было сделано как-то очень быстро. Он должен был за неделю сделать из пятидесяти «лимонов» сто пятьдесят. Так говорила Женька, и мы ей поверили.
Все это походило на детский лепет. Пора было прекращать беседу.
– Поговорим утром. – Я затушила сигарету и хотела было уже взяться за ручку двери, чтобы выйти из тамбура, как открылась дверь позади меня. В тамбур вошли двое мужчин.
– Это она, – сказал один и грубо схватил меня за руку. – Пошли. Худого тебе никто не сделает.
– Павел, беги! – крикнула я и, резко повернувшись, ударила ногой одного мужчину прямо между ног.
Мужчина, согнувшийся от моего удара пополам, загораживал другого, который, очевидно, собирался сделать из меня паштет. Ну не выпрыгивать же из тамбура, мне еще так много надо сделать в жизни.
– Зачем я вам нужна? Если грабить, то у меня ничего нет. Я никогда не вожу с собой наличные. Что касается другого, то и здесь вам ничего не обломится… Говорите, что вам от меня нужно, а то я выстрелю… – Я, конечно, блефовала. Пистолет спокойненько лежал у меня в сумке в купе.
– Пойдешь с нами, тебя шеф хочет видеть. Мы тебя искали по всему составу.
– Как зовут вашего шефа?
– Ты его знаешь. Это Крысолов.
Да, этого человека, мафиози, или, как его называли, авторитета, я знала очень хорошо. Мы не один раз перекрещивались в своих интересах и всегда работали параллельно. Но зачем было меня звать вот так, грубо и неожиданно? Неужели нельзя было пригласить на разговор как-то иначе?
– Он где?
– Я бы тебе ответил, да ОН приказал не выражаться. Если ты имеешь в виду, в каком вагоне, то я тебе скажу: ни в каком. Он ждет тебя в машине на переезде. Поэтому бери вещички и пошли.
– Мы что же это, прыгать будем?
– Нет. Поезд остановится. За километр до переезда. Торопись, а то шеф расстроится.
Я ушам своим не верила. Но поняла, что отказываться бессмысленно. Быстро развернулась и пошла в свое купе. Там, наскоро собрав сумку, надела куртку и, приложив палец к губам (Павел таращил на меня глаза со своей верхней полки), вышла из купе. Но потом вернулась, быстро достала блокнот и написала на нем свой московский телефон:
– Вот, держи на всякий пожарный… Встретимся в Москве, поговорим обо всем. Обо мне не беспокойся, или мне это показалось?..
Но Павел так и не обронил ни слова. Похоже, он подумал, что пришли по его душу. История с его долгом и акциями стала приобретать все более реальные очертания. Но мысли об этом я оставила на потом.
Вышла из купе и в сопровождении двух верзил добралась до тамбура. Минут через пять поезд стал замедлять ход. А затем и вовсе остановился. Это казалось невероятным. Один из моих сопровождающих достал из кармана ключ, открыл дверь и помог мне спрыгнуть с подножки на насыпь. Как только мы оказались на земле, поезд сразу же тронулся.
Просвистел ветер, все стихло. Мы стояли неподалеку от переезда, мигающего огнями семафоров, и чего-то ждали. Была ночь. Я слышала нахальную песню сверчка и завидовала его бесшабашности и настойчивости. Стрекочет себе, а когда устанет, ляжет спать, подложив себе под голову сложенные крылышки. А меня вот так запросто вытряхнули из поезда ночью и теперь ведут на встречу с каким-то Крысоловом. Ну и ловил бы себе крыс. Если такой крутой, то зачем ему я?
– Вон, шеф едет, – процедил сквозь зубы один из мужчин. Тот самый, который получил у меня по чувствительному месту.
И действительно, к переезду подъехала – я успела разглядеть при свете фонарей – «БМВ». Меня подвели к машине, открыли переднюю дверь, и я сразу же узнала сидящего за рулем Крысолова. Настоящая его фамилия была Крысов. Но звать его Крысой никто не осмеливался. Так возникла кличка Крысолов. Ему было за пятьдесят, но выглядел он много старше.
– Ну, здравствуй, Таня Иванова, – услышала я его низкий спокойный голос. – Извиняй, что так все получилось, но мы тебя искали в городе, а потом оказалось, что ты уже на полпути к Москве… Видишь, сам за тобой поехал. Расслабься, сейчас доедем до развилки, а там повернем и поговорим в спокойной обстановке.
Доехали до развилки, парни, которые сопровождали меня, теперь сидели сзади. Но когда машина остановилась, словно по команде, вышли и отошли в сторону. Я заметила, как вспыхнули огоньки их зажигалок.
– Я слушаю вас, Василий Федорович. Ваши люди так запугали меня, что я до сих пор не могу прийти в себя от страха.
– Они обидели тебя?
– Нет, просто здоровые и разговаривать не умеют.
– Да никто ведь не занимался их воспитанием. Так я начну?
– Начинайте, раз уж сняли с поезда…
– У меня горе. Ты же знаешь, у меня есть дочь. Она жила в Москве…
Не раз я видела эту девочку. Красивая и тихая, из отличниц. Никому и в голову не могло прийти, что она дочь известного уголовника. Ее воспитанием занималась сестра Василия Федоровича.
– Что-нибудь с Машей?
– Вот именно. Я сначала поехал в Москву, нанял там одного животного (я тут же перевела: вымогатель, презираемый человек), так он цену-то заломил, а Машку мою не нашел. Пропала она. С неделю как нет. Вот такой у нас с ним и получился марцефаль (конфликт).
– Так, значит, ее надо искать в Москве?
– Думаю, что да. Я тебе своих ребят дам. Они будут слушаться каждого твоего слова. Найдешь Машку – всю жизнь будешь жировать.
– А если не найду?
– Ну, не знаю… – он вздохнул.
– А если найду, да поздно…
Мы с ним понимали друг друга.
– Тебе ничего не будет. Но как я сам жить дальше буду – не знаю…
– Что мне надо делать?
– Вот здесь все адреса, где она может быть, список знакомых и подруг. Больше нам ничего не известно. – Он протянул мне листок, несколько фотографий и сотовый телефон. – Если я буду в Москве, то вот по этому номеру, а если в Тарасове – по этому. В случае чего, у моих ребят есть рация.
– Хорошо, но как же я окажусь в Москве, если вы меня сняли с поезда?
– Как сняли, так и посадим. Главное, что ты согласилась помочь. Я этого не забуду. – Он открыл дверь и посигналил.
Парни сели в машину, и мы поехали неведомыми мне дорогами наперерез поезду. По дороге Крысолов связывался с кем-то по рации и говорил на фене очень странные вещи, от которых у меня все внутри бунтовало. Неужели нельзя было изъясняться просто на русском или, на худой конец, на китайском или японском языках, которые никто не знает. Нет, обязательно на этот изуверском, дурно пахнущем арго. Однако смысл сказанного до меня постепенно доходил. Крысолов приказывал остановить поезд. И его остановили. Как? Это их секрет. Но главное, что меня посадили в мой же вагон, а в тамбуре оставались теперь уже мои телохранители. Их звали Сергей и Андрей.
Когда я вошла в свое купе, Павел не спал. Казалось, он ждал меня.
– Слушай, ты откуда?
– От верблюда. Ты чего не спишь? Все думаешь про свои миллионы?
– Ты что, сходила с поезда?
– С чего это ты взял? Просто поговорить надо было.
– Понятно.
– Испугался?
– А ты как думала? За мной уже давно охотятся. Вот я и подумал, что эти – по мою душу.
– Я тоже подумала. А теперь будь другом, оставь меня в покое, мне надо выспаться. – Я не кокетничала: впереди меня снова ждала работа.
Глава третья
В Москве
Проснувшись, я умылась и позавтракала оставшимися бананами. Спустившийся вниз Павел выглядел растерянным. Похоже, он действительно влип со своими миллионами и теперь был привязан ко мне, как собачонка. Такие люди, как он, не должны заниматься никакими акциями и вообще влезать в какие бы то ни было авантюры. Павел был явно рожден для спокойной размеренной жизни. Это ясно. Но ведь я действительно взяла деньги, которые нашла у Вика.
– Доброе утро, – неуверенно пробормотал мой злосчастный попутчик, теребя в руках полотенце.
– Не верится мне в то, что оно будет добрым. Выйдем.
Он вышел за мной в коридор.
– Сколько ты должен?
– Сто пятьдесят.
– Ну, это еще ничего. Я ведь тоже не сидела на деньгах, крутила как могла. Я тебе верну деньги, не дергайся. Но прежде все проверю-перепроверю. Если окажется, что ты меня обманул хоть на один рубль, – душу выну. Понял?
Не знаю, удалось ли мне испугать Павла, но он сначала покраснел, потом побледнел, а затем перекрестился.
– Я свяжусь кое с кем и попрошу приостановить счетчик. Что за фирма, говори!
– «Восток».
Понятно. Слава богу, что эти ребята имели самое непосредственное отношение к Крысолову. Хотя бы в этом повезло. Но ведь не за этим я ехала в Москву. И вообще, это не мое дело. Почему, почему я вечно переживаю за таких вот Павлуш?
– Так ты взял билет на этот поезд только из-за меня? Следил, значит, за мной, ходил по пятам, даже в трансагентстве был и выпросил место рядом, сочинил, должно быть, историю любви, а кассирша поверила и сделала тебе двенадцатое место. Хорош, ничего не скажешь. Но почему ты решил, что это именно я взяла деньги?
– Потому что я сам их положил в горшок с пальмой, а когда пришел к Вику, то увидел, как ты отъезжаешь на своей машине от его дома…
– Послушай, но если это были твои деньги, то почему вы хранили их у Вика? Куда логичнее было бы, если бы деньги находились у тебя.
– Так я для этого и шел к нему.
– А ты знаешь, что он хотел этими деньгами расплатиться со мной? Я должна была выяснить что-нибудь о людях, которые напали на него, и о Жене…
– А что выяснять о Жене? Она простыла и умерла.
– Ты был знаком с ней?
– Конечно. Я видел ее за день до смерти. Кстати, она была живая и здоровая. В ней было столько энергии, что…
– Послушай, Павел, я сначала хотела отправить тебя домой, но теперь понимаю, что ты можешь мне пригодиться. Ты согласен помогать мне за то, что я расплачусь с твоим долгом в сто пятьдесят миллионов?
– А что мне нужно будет делать?
– Быть со мной предельно честным и выполнять все мои поручения.
– А если я не смогу?
– Сможешь. Это нетрудно. Ты будешь жить в моей квартире, я стану тебя кормить, а ты – на меня работать. Может, ты еще не понял, так вот, для особо бестолковых объясняю, что я – частный детектив. На дальнейшее: вопросы буду задавать я, а ты будешь только подчиняться. Соглашайся. Это отличные условия, поверь мне. Возможно, вместе мы прольем свет не на одно, а сразу на два дела. Ну как?
– Я согласен.
Москва встретила нас дождем. Прямо с Павелецкого мы поехали на Тверскую, а оттуда, прячась под моим зонтом, дошли до улицы Остужева, где в большом красивом доме находилась моя однокомнатная квартира. По пути, в булочной на Бронной, мы купили сахару, булок, чаю и кофе, чтоб хотя бы нормально позавтракать.
– Расскажи мне про Женю, – попросила я Павла, когда мы с ним уже на кухне ждали, пока заварится чай.
В открытое окно залетал свежий ветер с мелким дождем. Необжитая квартира постепенно наполнялась человеческим, жилым духом.
– А что это она тебя так заинтересовала?
– Не могу забыть фотографию на кладбище. Если бы ты мог видеть Вика… Он не хотел поверить в ее смерть.
– А кто мог-то?
– Так вы с Виком виделись, когда он приехал из Москвы, или нет?
– Виделись. Я встретил его утром на вокзале, ему соседка Жени рассказала о ее смерти.
– Извини, а ты сам как узнал, что она умерла?
– Я позвонил ей за день до этого, и мы с ней встретились, чтобы обсудить кое-какие дела…
– Интересно, какие?
– Дело в том, что Женька жила под чужой фамилией. Вик не имел об этом ни малейшего представления. Звали ее на самом деле Женькой, но ее настоящую фамилию я так и не узнал. Короче, она украла паспорт у какой-то девицы, своей тезки, и жила нелегально на той квартире, где ты побывала. Откуда это знаю? У меня тетка в ЖКО работает. Она мне сразу и сказала, что в квартиру Дембицких нелегально вселилась какая-то девица. Приезжая вроде…
– А что, твоя тетка всегда с тобой подобные вещи обсуждает? Ей больше делать нечего?
– Не всегда, но иногда рассказывает. А тут пришла и говорит, что, мол, Дембицкие, оказывается, эту квартиру продали другим людям, а те пустили на квартиру эту девицу.
– Ну и что здесь особенного? На квартиру можно пустить кого угодно. Обычная история. Дальше-то что?
– А то, что мой друг, Виктор Дубинский, стал встречаться с этой девицей. Так я с ней и познакомился.
– А с какой стати Женя так разоткровенничалась с тобой? Вику ничего не рассказала про паспорт, а тебе – рассказала?
– Она хотела со мной посоветоваться, как лучше ему признаться в этом…
– А зачем ей было воровать паспорт, к чему все эти сложности? В чем дело, собственно?
– Я и сам толком не знаю. Одно я понял из ее разговоров, что она в Тарасове временно. Что ее скоро должны куда-то вызвать. То ли на практику, то ли на работу.
– И чем же она занималась?
– Не знаю. Я спрашивал ее, но она всегда почему-то отшучивалась. Веселая была, но иногда на нее находила такая смурь, что просто больно было смотреть. Мне казалось, что она чего-то боялась.
– Может, она уже была больная, а вы просто ничего не замечали?
– Может.
– Так какие дела вы обсуждали с Женей за день до ее смерти?
– Она попросила меня рассказать Вику о паспорте. А потом она как-то странно посмотрела и спросила: «Как ты думаешь, Вик по-настоящему любит меня?» Как я мог ответить на этот вопрос? Дело в том, что она самому мне очень нравилась. Так тоже часто бывает.
– Странная эта ваша Женька. Выдумала историю про акции, ты из-за этого влез в долги, запутал Вика… Непонятно. Зачем она дала Вику несуществующий адрес?
– Не знаю.
А я догадывалась. Было похоже на то, что Женя хотела удалить Вика на какое-то время из Тарасова. Но тогда зачем было давать этот адрес? Можно было дать координаты любой инвестиционной компании или фонда. Может, она всю эту историю выдумала на лету, чтобы поскорее отделаться от Вика? А самой умереть?
– А где те орлы, которые шли за нами по пятам? – спросил Павел.
– Где-то рядом. Скорее всего сейчас они решают вопрос с транспортом.
– А что им от тебя надо?
– Тебя же, кажется, предупредили, что вопросы здесь задаю я. Так? Поэтому допивай свой чай, доедай бутерброд и будем работать. Для начала тебе надо вымыть полы и протереть везде пыль. А я в это время кое-кому позвоню.
Кто бы знал, как трудно мне было настроиться на рабочий лад.
В голову лезли мысли, одна привлекательнее другой: пройтись бы сейчас по Тверской, зайти к кому-нибудь в гости, пообедать в русском трактире или американском «Макдональдсе»… Но мне поручено найти Машеньку Крысову. Хорошенькую девочку восемнадцати лет, которая потерялась в таком большом городе. И где же ее, интересно, искать? Вряд ли она прячется у друзей или знакомых. Ее наверняка вычислили и выкрали, а теперь ждут подходящего случая, чтобы предъявить папочке какой-нибудь ультиматум. Или назначить выкуп. Я положила перед собой листок, который дал мне ее любящий отец, и принялась обзванивать всех подряд. Рита, Наташа, Света, Катя, Марина… Нет, ее никто не видел уже с неделю. Я чуть было не отшвырнула от себя телефон – настолько мне не хотелось ничего делать, и подошла к окну. А вот и транспорт подали. Черная «БМВ» стояла как раз под моими окнами, а рядом мучились от жажды и голода мои телохранители. Ничего, ребятки, потерпите, ваш шеф не такой дурак, чтобы оставлять вас без обеда. Наверняка вас кто-нибудь заменит.
Павел, раздевшись до трусов, мыл полы. «Трудолюбивый», – подумала я, перешагивая через него и отправляясь в ванную, чтобы немного привести себя в порядок. Все-таки мне предстояло встретиться с Москвой. Пусть даже это будет только квартира Маши. Какая разница?
– Спасибо. Стало легче дышать. Сполосни тряпку, потом себя – мы уезжаем.
Маша жила в Георгиевском переулке, почти в самом сердце Москвы. Этот переулок шел перпендикулярно Тверской и параллельно проезду Художественного театра. В большом старом, но уютнейшем и престижнейшем доме на третьем этаже располагалась четырехкомнатная квартирка дочери крупного тарасовского авторитета – Крысолова. Какая музыка звучала в его душе, душе преступника, вора и пройдохи, когда он покупал эти хоромы и представлял себе при этом, как в них будет жить его дочь. Машенька собиралась поступать в один из московских вузов, приехала сюда весной и вот теперь, накануне экзаменов, куда-то исчезла. По опыту я знала, что этому может быть несколько объяснений. Но выкуп и ультиматум – это слишком тривиально. А что, если Маша просто-напросто влюбилась и забыла обо всем на свете? Спит сейчас со своим бойфрендом в одной из московских квартир, радуется жизни, а отец из-за нее сходит с ума, поезда останавливает, честным людям не дает отдыхать…
– Нам сюда? – подал голос Павел. Мы расположились в машине на заднем сиденье и сейчас видели перед собой, помимо московского дворика, мощные затылки наших «гоблинов».
– Да, пойдем.
Я все время делала вид, что не замечаю телохранителей. Я не люблю панибратства в работе. Каждый должен заниматься своим делом.
– Послушай, но ведь здесь кодовый замок.
– Был кодовый, стал некодовый. – При помощи набора отмычек я открыла входную дверь, мы вызвали лифт – все-таки в цивилизованном обществе живем, так зачем же пренебрегать благами? – и поднялись на третий этаж.
Я позвонила – на всякий случай. Маша, естественно, отсутствовала. Раз такое дело, придется открывать и остальные двери таким же образом. Интересно, как действовал мой предшественник, очевидно, тоже частный детектив, пытаясь отыскать Машу? Неужели таким вот топорным методом открывал замки и проникал в квартиры и подъезды? А почему бы, собственно, и нет? Что в этом дурного?
Мы ходили по квартире, как по музею. Рассматривали инкрустацию на мебели, сидели по очереди на мягких креслах и диванах, обитых лимонного цвета шелком, Павел даже пытался прокатиться по натертому до блеска паркету. Квартира выглядела так, словно из нее только что вышли, оставив разбросанными вещи, предметы туалета, теннисную ракетку и даже плюшевые игрушки. Здесь жил ребенок с раскосыми зелеными глазами, длинными светлыми волосами и стройными красивыми ногами. Но ребенок куда-то подевался. И никаких записок, записных книжек, ничего, что могло бы хоть как-то проинформировать о местонахождении этого непоседливого объекта.
– Смотри, магнитофон. Можно включить?
– Включи.
И тут произошло чудо. Мы услышали голос Маши: «Па, не волнуйся. Я пока поживу у Стаса, он хороший, но я не хочу, чтобы ты с ним знакомился. Еще рано. И тебе рано, и мне. Поступать в этом году я не буду. Не хочу. А если честно, то я еще просто не готова. В Москве так много интересного, такие забавные люди… неугомонные какие-то. Я часто прихожу на Пушкинскую площадь, где подземный переход, а рядом кафе «Лакомка» (в котором, кстати, можно выпить настоящего растопленного шоколада и заесть его булочками с орехами или корицей), и слушаю выступления сумасшедших, одержимых политикой. Они такие смешные. Хотя многое, о чем они говорят, правда. Ты только не подумай, что я глупею изо дня в день. Все как раз наоборот. Я ищу себя. Деньги не присылай, у меня их и так много. Но в основном я их проедаю. Хорошо, что это совершенно не отражается на моей фигуре. Если ты боишься, что я забеременею, то напрасно. Я уже взрослая девочка и все понимаю. Не волнуйся, не ищи меня. Целую, твоя Маня». И музыка: металл, рок и прочее громоподобное.
Я достала из кармана сотовый телефон и набрала номер Крысолова.
– Вы слышите меня?
– Конечно, – ответил низкий, чуть хрипловатый голос. – Как дела, детка?
– Я сейчас вам кое-что дам послушать. Может, это вас хоть немного успокоит. – И я, перемотав магнитофонную запись, дала ему прослушать послание дочери. После этого он некоторое время молчал, обдумывая создавшееся положение. И уже более бодрым тоном произнес:
– Таня, все остается в силе.
– Я поняла вас. – И отключилась.
– Можешь мне ничего не рассказывать, я и так все понял. Тебе нужно найти эту девицу.
– Ты сообразительный не по летам. И что бы ты на моем месте делал? С чего бы начал?
– С этого кафе. Если она там бывает часто, ее могли запомнить. А если учесть, что у нее водятся деньги, то можно пройтись и по другим кафе, расположенным в центре. У тебя есть ее фотография?
Я согласилась с ним, но прежде мне хотелось еще раз осмотреть вещи Маши. Где-нибудь да должна была остаться деталь, которая натолкнула бы меня на правильную мысль. Я снова принялась осматривать все подряд. И мне повезло. Я наткнулась на несколько книг и журналов, лежащих в изголовье огромной итальянской кровати, такую же я не так давно присмотрела себе в каталоге. Листая одну из книг, а это были в основном женские любовные романы, я увидела вложенный между страницами листок плотной бумаги. Развернув его, я увидела, что это свод тезисов какой-то партии. Тезисы-призывы, обращенные к народу, который «все терпит» и «не уважает себя». Какая-то, очевидно, радикальная партия, без всяких околичностей приветствующая «метод Чаушеску». Маша использовала это воззвание вместо закладки.
– Что-нибудь интересное? – заглянул через мое плечо Павел.
– Никогда, слышишь, никогда не заглядывай мне через плечо, меня это раздражает! – взорвалась я, отлично понимая, что злюсь-то прежде всего на себя, на свое бессилие, нежели на несчастного Павлика. Но остановиться было не так просто. Я сказала ему еще пару ласковых слов о воспитании, а потом надолго замолчала, просматривая остальные книги.
– Если хочешь, я поеду домой и не буду тебе мешать. Я не привык, чтобы на меня так орали, – с достоинством и более-менее спокойно заявил Павел, направляясь к двери. – Я подожду тебя на улице. Успокоишься, скажешь, как нам поступить дальше.
И, представьте, ушел. Вот тебе и тихоня. А я – на всякий случай, – спрятав в блокнот воззвание, вышла из квартиры, заперла ее найденными на телефонном столике запасными ключами и спустилась на улицу.
– На Пушкинскую площадь, – приказала я, и машина, за рулем которой сидел Сергей (я постепенно стала в них разбираться: Сергей – это как раз тот, который пострадал от меня в тамбуре), плавно выехала со двора.
Возникли какие-то проблемы со стоянкой, но меня они волновали меньше всего, а потому мы остановились прямо напротив «Лакомки». Мы с Павликом вышли, я же предусмотрительно взглянула на номера «БМВ» – мало ли что.
Кафе представляло собой полукруглое заведение со стойкой в самом центре, где за стеклянной перегородкой хозяйничала румяная женщина средних лет. Она сдирала с плиток хрустящую фольгу и опускала шоколад в небольшой котел с краном, откуда жирная и густая ароматная масса вытекала в крохотные чашки. На витрине действительно стояли вазочки со свежими, розовато-золотистыми булочками, посыпанными орехами и корицей. Я очень хорошо понимала Машу. Только неясно, зачем было так загадочно уходить? Жила бы со своим Стасом в этой шикарной квартире. Кто ей мешал заниматься любовью в Георгиевском переулке? И почему непременно надо было куда-то прятаться?
Когда настала наша очередь покупать горячий шоколад, я протянула уставшей распаренной продавщице фотографию Маши.
– Вы не видели здесь эту девушку?
– Видела. Она бывает у нас почти каждый день.
– А с кем, если не секрет? Я ее сестра и никак не могу ее выловить… Понимаете, она ушла из дома, а мама ужасно нервничает…
– Напрасно. Очень милая девушка. И парень у нее такой статный, красивый. Если хотите ее увидеть, загляните завтра утром, они всегда приходят часам к десяти.
Вот это да! А я-то думала, что у этой продавщицы в голове калейдоскоп незапоминающихся лиц… Какая внимательная попалась.
– Спасибо. – Мы взяли по чашке шоколада, булочки и отошли в сторонку.
– Ладно уж, – сказал вдруг Павел, – если ты и дальше будешь меня так кормить, то ори на здоровье. Я ни разу в жизни не ел ничего подобного. Можешь заорать прямо сейчас…
– Хватит ерничать. А то отберу шоколад, будешь знать…
После «Лакомки» мы решили пройтись по Пушкинской улице и зашли в итальянское кафе «Равиоли».
– Нет, наши пельмени все-таки вкуснее, – сказал, купая в масле аккуратные квадратики теста, Павел. – Здесь и мяса-то почти нет.
Официантка, посмотрев на фотографию Маши, кивнула головой:
– Да, они заходят сюда довольно часто. И сегодня утром были.
– А вечером они что, совсем не бывают?
– Нет.
Мы вышли на улицу. Начинался дождь.
– Ты сытый? – спросила я, намекая на то, что наши телохранители спасались от голода гамбургерами и баночками с пепси, в то время как мы, выражаясь на языке их шефа, жировали.
– Не то слово.
– У меня есть одно предложение. Как ты смотришь на то, чтобы проехаться вот по этому адресу, – и я показала Павлу найденное мной воззвание, где значились номера телефонов этой партии, а также адрес штаба: Цветной бульвар, 9.
– Но что это даст?
– А вдруг Маша имеет какое-то отношение ко всему этому? И вообще, ты опять задаешь вопросы. Раз я сказала, что надо ехать, значит, поедем. Я понимаю, конечно, что тебе после такого сытного ужина – заметь, за мой счет! – хочется поспать, но в этом плане можешь даже не надеяться.
Мы отыскали нашу машину и поехали на Цветной бульвар. Там, в одном из старых домов, в полуподвальном помещении располагался штаб движения «Россия». Коротко и ясно. На двери висел большой амбарный замок. Пространство вокруг двери было заклеено уже более откровенными воззваниями, суть которых сводилась ни больше ни меньше, как к установлению новой власти. И под всеми этими воззваниями стояло имя «Рюрик». Что это за Рюрик такой? И много ли членов они уже набрали?
– Вы сюда? – услышали мы позади старческий голос и разом обернулись. На лестнице стояла женщина лет пятидесяти, в строгом темном костюме и белой блузке. Казалось, она целый день собиралась, причесывалась и одевалась, чтобы прийти сюда и увидеть нас.
– Да. Мы нашли на улице это воззвание, – продекламировала я с жаром, – и захотели узнать все об этой партии или движении.
– Это движение, друзья мои, называется «Россия». Если вам действительно интересно, чем мы дышим, то оставайтесь. Приблизительно через полчаса все начнут собираться… Вы раньше не состояли ни в какой партии?
– Нет, ни в какой. Нас привлекло то радикальное начало, которое присутствует в этом воззвании, – старалась я произвести на тетку должное впечатление.
– Без радикализма сейчас никуда. Не то время, это вы верно заметили. Пора переходить к конкретным действиям. Пора кончать эту бессмысленную говорильню. Это хорошо, что вы здесь. У нас вообще много молодежи. Если хотите, подождите на улице, а нет, так я вам сейчас открою.