Большое кольцо Незнанский Фридрих

Глава первая

Похищение

Александр Борисович был разочарован.

Так теперь выражаются высшие государственные лица, когда где-нибудь, скажем, в другой стране что-то происходит не так, как им того хочется. И степень разочарования бывает разной – от «да ну вас всех к черту!» до «нет, ребята, этот номер у вас не пройдет!». Турецкий не являлся высшим лицом, однако погоны государственного советника юстиции третьего класса давали ему право высказывать свое разочарование именно в плане «да ну вас…», имея в виду всю так называемую третью власть вкупе. Кроме себя самого. Если же говорить конкретно, то он сейчас думал не о следователях «с земли» – вот вроде Васи, они куклы в руках обнаглевших до крайности кукловодов, – а о самих кукловодах, трактующих закон с точки зрения личной целесообразности. Имел в виду также и Васино начальство, обретающееся в здании на Пятницкой улице, в городской прокуратуре, где когда-то, кстати, начинал свой «боевой путь» и он, Турецкий, – практикантом под крылом «важняка» тогда Константина Дмитриевича Меркулова. А теперь думал о них обо всех с определенной долей не усталости, не равнодушия, а как о чем-то смертельно надоевшем, набившем оскомину, от которой давно уже сводит челюсти. Можно подумать, что он сам этого всего не знал! Еще как знал… а ну их всех!

А причина столь негативной реакции – или, может быть, правильнее ее повод? – устроилась как раз напротив, у приставного столика возле большого письменного стола, стоящего в кабинете начальника МУРа Вячеслава Ивановича Грязнова. Сам генерал-майор милиции грузно восседал перед этим обширным полированным полем без единой деловой бумажки и со скептическим выражением на лице выслушивал жалобы «важняка» из московской городской прокуратуры подполковника юстиции Васи Чижова – так между своими или Василия Ивановича – тезки известных полководцев начиная от Чапаева и кончая Чуйковым – при официальных встречах.

Суть жалоб расстроенного следователя заключалась в следующем. Не далее как три недели назад вездесущие «газетиры», как презрительно именовал журналистскую братию еще Наполеон Бонапарт, пронюхали о громкой сенсации – пропал бывший вице-премьер правительства, а ныне президент крупнейшей в стране акционерной компании «Стройэкспортлес» Михаил Михайлович Фрадкин. По данным журнала «Евробизнес», его состояние недавно оценивалось где-то в районе одного миллиарда евро. То есть в списке российских олигархов на сегодняшний день он занимает позицию между цифрами одиннадцать и четырнадцать. Нехило, короче.

Так вот он пропал. Исчез, словно растворился без следа в ванне с серной кислотой. Был – и нет! Событие, мягко говоря, неординарное. Вообще-то бизнесменов такого уровня у нас как-то в последние годы не трогали. Вероятно, в их высоком кругу всегда имеется возможность договориться. Это если взять народишко пониже, то тут киллерам, конечно, раздолье – от изысканных ядов до профессионально выполненных радиоуправляемых зарядов, не говоря об обилии всевозможного стрелкового оружия и противотанковых ракетных устройств. Ну что ж, чем, как говорится, богаты…

Но Фрадкина не повесили, не застрелили, не утопили и не закопали в зимнем лесу. Хотя некоторые предположения в этом плане робко и выдвигались – среди низовых сотрудников компании. Наверху же хранили озабоченное и многозначительное молчание. Более того, в течение почти трех недель похитители не извещали осиротевшую компанию о причинах столь дерзкого демарша против главного ее руководителя. Ни тебе подметных писем, ни телефонных звонков. Так, во всяком случае, утверждали высокопоставленные представители лесного концерна, которым первым и пришлось общаться со следствием.

Юная супруга лесного магната – для информации, это у него четвертый брак – не знала, что и думать. Муж подбирался к шестидесяти годам, она – к тридцати. А что, вполне юная пара, можно сказать. И соотношение возрастов модное…

При этом глаза подполковника Чижова загадочно сверкнули, а крупный нос задвигался, как хоботок тапира.

«С чего бы это? – усмехнулся про себя Турецкий. – Возможно, у олигарха возобладал древнейший из инстинктов, увековеченный известным парадоксом – седина в бороду, бес в ребро?.. Но Васька-то почему „лыбится“? Не улыбается, не хихикает, не иронизирует, а именно ехидно и сладострастно „лыбится“, как когда-то выражалась дворовая шпана. Ох, что-то тут не так!..»

Итак, магнат, олигарх – называй как угодно – словно испарился. Не зная, что и подумать, компания в лице синклита вице-президентов и совета директоров приняла важное для себя решение – выдать крупную награду тому, кто сможет оказать конкретную помощь в поиске пропавшего главы «Стройэкспортлеса». Можно сказать, даже очень крупную – один миллион долларов.

Уже сам факт указывал на то, что, во-первых, никто в этой компании, видимо, все-таки не верил в возможность гибели Фрадкина, а во-вторых, считали, что причина похищения лежит в финансовых проблемах тех, кто совершил акцию. Ну, значит, и черт с вами, нате жрите свой «лимон», но верните нам Михал Михалыча!

Пока «озвучивалось» в прессе и на телевидении решение руководства компании, оперативно-следственная группа под руководством «важняка» Чижова, куда были также включены сыщики из МУРа, приняв к своему производству уголовное дело по статье 126 Уголовного кодекса Российской Федерации – «похищение человека», раскручивала немногочисленные версии исчезновения Фрадкина. И все они лежали в сфере либо служебных, либо семейных отношений президента.

«Важняк» Чижов, когда-то проходивший стажировку у Александра Борисовича, усвоил некоторые принципы своего учителя. И первый из них гласил: «Никакого почтения, тем паче – подобострастия перед сильными мира сего. Они твои фигуранты, а не ты – их». Он особенно пригодился, когда Василий потребовал представить следствию все без исключения важнейшие распоряжения президента за последнее время. Оказалось, что деятельность Фрадкина была полностью окутана плотным покрывалом «строжайшей коммерческой тайны» и оглашению не подлежала.

И тут вступал в действие следующий принцип: «Умей договариваться. Ставь фигуранта в такие условия, когда он сам вынужден прийти к выводу, что легче пожертвовать малым, нежели потерять, по выражению японцев, лицо. И все остальное – тоже».

А если и это не получалось, тогда следовал третий, наиболее действенный шаг. Принцип этого шага в свое время довольно доходчиво и точно сформулировал еще Никита Сергеевич Хрущев, и выражался он в трех словах – «показать кузькину мать». Как конкретно? Сделать их жизнь отчасти невыносимой. Бесконечные вызовы в прокуратуру, допросы, очные ставки, выявление несовпадений либо противоречий в показаниях и так далее. Когда им всем становится уже некогда работать, а мысли заняты исключительно одним – как бы самим не запутаться во вранье, фигуранты быстро дозревают до понимания того, что с правдой оно как-то спокойнее.

Принципиально проходя проторенной дорогой Турецкого, «важняк» Чижов выяснил в конце концов, что примерно за неделю – десять дней до исчезновения президент концерна обратился в суд с официальной просьбой о возбуждении уголовного дела против своего давнего, между прочим, партнера – некоего Саломатина. Генеральный директор фирмы «Краснолесье», являвшейся финансовой «дочерью» «Стройэкспортлеса», передал суда-лесовозы компании в доверительное управление другой акционерной компании – «Беломорскому пароходству», в которой был председателем совета директоров. То есть, иными словами, передал движимое имущество в управление самому себе, полагая, видимо, что теперь сможет диктовать Фрадкину свои условия. А Михаил Михайлович такой дурак, что их с ходу примет…

Мог стать, например, судебный конфликт с бывшим партнером поводом к похищению? А почему нет! Убивали даже по менее значительным причинам. А тут гигантский концерн в одночасье лишился собственных кораблей! И молчи при этом? Фрадкин молчать не стал – и вот вам результат…

Но все эти «экономические» дела невероятно муторные. В Архангельск выехал следователь из отдела по борьбе с экономическими преступлениями, чтобы убедиться в степени законности, или же незаконности, сделки. А тем временем в Москве отрабатывались и другие версии. И одна из них напрямую касалась семейных проблем олигарха.

Суть заключалась в том, что от первого брака Фрадкин имел двоих сыновей, одному из которых было уже под тридцать, а второму – двадцать семь. И получалось так, что оба они были практически ровесниками четвертой по счету жене своего папаши. Эта супруга, которую звали Эмилия Леонидовна, не имела ничего против того, чтобы дети навещали своего отца. К «промежуточным» женам она была холодна и даже непочтительна, как, вероятно, всякая молодая хищница, которой удалось урвать от жизни такой жирный кусок. Ну а дети – это святое. Возможно, в глубине души Эмилия уже не очень рассчитывала на то, что и ей удастся родить ребенка, и потому была снисходительна к детям Михаила Михайловича. Она видела, что отец переживает за них, но помощь оказывает лишь самую необходимую, и не им, а их матери, первой своей жене. Папаша исповедовал известный принцип – каждый должен в своей жизни добиться успеха лично. С помощью собственных рук и мозгов. Точно так, как двадцать лет назад сделал это и он сам.

Он помог детям получить серьезное экономическое образование в Институте международных отношений. Он откупил их от армии. Он дал им ответственную и денежную работу в фирмах своего концерна. А уж теперь все остальное зависело только от них. Значит, не все, если они были чрезвычайно недовольны и даже озабочены прохладным отношением к ним родного отца. И всю вину за скаредность родителя они охотно переносили на его супругу – молодую, да, видать, из ранних. Дошло однажды до того, что, наслушавшись их нелепых и перенасыщенных злыми эмоциями обвинений в адрес очередной супруги, которая, по мнению давно уже взрослых детей, определенно вбивает клин между ним и ими, Фрадкин сорвался и пригрозил вообще лишить их наследства. Скандал не вышел за пределы семьи, но отношения в ней стали совсем натянутыми. И в этих условиях исчезновение родителя вполне было бы на руку возмущенным несправедливостью детям.

Как, впрочем, и обозленной на них супруге олигарха, вообразившей себя единственной наследницей «заводов, газет», а главное – «пароходов…». Проверили и эту версию, к счастью, оказавшуюся бесперспективной в судебном отношении. Выяснилось, что на данный исторический момент оба младших Фрадкина – Сергей и Матвей – уже прочно занимали руководящие должности на фирмах. Можно, конечно, гадать о чем угодно, о любых эмоциях, но именно здоровье и благоденствие «папы» были важнейшими условиями их дальнейшего служебного роста. Откуда возникли сомнения на этот счет? Ну во-первых, из разговоров, а точнее, сплетен, окружавших эту семью, в которой дети и их «мамочка», вполне возможно, когда-то играли в одной песочнице. А во-вторых, подобное предположение было как бы вскользь высказано и супругой бизнесмена, видимо, в последнее время не находившей общего языка с «детишками». Но ни в коем случае не как утверждение, не дай бог, что вы! Просто, когда не знаешь, о чем и подумать, поневоле хватаешься за первое, что приходит в голову…

Потом, как показалось Чижову, который и беседовал с Эмилией, был момент, когда та хотела что-то добавить к уже сказанному ранее. Может быть, какие-то новые соображения, уточнения. Но почему-то так ничего и не сказала. Хотя, было заметно, некая тайна сильно ее мучила. Как ни старался Василий, она не раскололась, отделалась общими фразами о том, что замечала, как и за ней следили неизвестные. Нет, нет, конечно нет! При чем здесь Миша… или дети?.. А с другой стороны, разве нельзя исключить, что кому-то очень надо развести ее с мужем? Разные ведь у людей бывают интересы, правда? А когда уже вслух заговорили о каком-то там фантастическом наследстве… Нет, это несерьезно, просто к слову, когда не знаешь, что предпринять для спасения человека…

Проработали также версии, касавшиеся возможного участия в похищении президента чем-то обиженных его сотрудников, либо, как это нередко нынче случается, его охраны, подкупленной конкурентами, и так далее. Но расследование в этом направлении практически также ничего не дало. То ли все они умело врали, то ли действительно были ни в чем не виноваты, но показания не расходились даже в деталях, за которые можно зацепиться.

Тут необходимо отметить, что само похищение разыграли как по нотам. У Фрадкина были два водителя, которые работали с ним не первый год. А накануне похищения – почему именно по этой статье и было возбуждено уголовное дело, сейчас станет понятно – старший водитель, Витя, отпросился в отпуск по семейным обстоятельствам. Его сменщик, Федор, не возражал против ежедневной работы в течение следующей недели, пока Виктор будет отсутствовать. Подобные ситуации случались и прежде, так что вопросы не возникали. А вот дальше начинались чудеса.

Пятнадцатого января, это была среда, Фрадкин с утра о чем-то долго говорил с неизвестным Эмилии абонентом по мобильному телефону. Муж явно сердился. Его громкий голос доносился из-за двери кабинета, куда супруга не решалась войти – Михаил был строг в этом смысле и служебные дела никогда не путал с семейными.

Потом он сунул телефонную трубку в карман и сказал, что уезжает. Эмма в свою очередь сказала ему, что диспетчер из гаража сообщил малоприятную новость. Витя, как известно, в кратковременном отпуске, а диспетчеру только что позвонила жена Феди и сказала, что у того поднялась температура, похоже на грипп, эпидемию которого давно уже ожидали в Москве, так что ничего необычного. Районный врач вообще предложил госпитализацию. И поэтому сегодня автомобиль Михал Михалычу подаст Илья Каретников, кадр проверенный, можно не беспокоиться. Фрадкин, выслушав вполуха, пожал плечами – вечно у них там дурацкие проблемы.

Большой загородный дом олигарха находился в модном районе – в Раздорах, что по Рублево-Успенскому шоссе. Он напоминал со стороны небольшую крепость, стоящую за высокой, из красного кирпича, традиционной ныне оградой. Сигнализация и все остальное было сработано на высшем техническом уровне, поэтому и из охраны здесь присутствовало всего два человека. Плюс личный телохранитель хозяина – Костя.

Автомобиль «мерседес-600» прибыл минут на десять раньше назначенного времени. Это было понятно: водитель новый, не рассчитал. Но прибыл – не стоять же! Костя знал свою машину. Однако документы у шофера проверил – на всякий случай, для порядка. Все правильно. Фрадкин сел на заднее сиденье, как обычно, Костя устроился рядом с водителем. Ворота по сигналу открылись, машина выехала на расчищенную от снега трассу к шоссе и… исчезла.

А через пятнадцать или даже двадцать минут у ворот засигналил точно такой же шестисотый «мерседес», из которого охранникам замахал рукой сменный водитель Федор. Он сразу заявил охране, что в опоздании не виноват – ДТП на дороге. Здоровенный «КамАЗ» с прицепом, груженный кирпичом, в буквальном смысле перегородил шоссе – занесло, едва беды не натворил, движение по Рублевке плотное, пробка – на километр…

Федор рассказывал, оправдываясь, и ничего не мог понять. Оба охранника пребывали в состоянии полнейшей прострации. Потом один из них ринулся звонить в Москву. А через десять минут сюда поступила команда: водителю и одному из охранников срочно явиться в офис на Большую Ордынку и никому о происшествии ни слова, даже супруге босса.

И вот, значит, пока официальное следствие раскручивало историю с исчезновением Фрадкина, руководство компании, как оно после оправдывалось, вынужденно вводя правоохранительные органы в заблуждение, решало в своем узком кругу, что делать. И главное – морочило головы ребятам из оперативно-следственной группы. И наконец объявило публично о награде за сообщение каких-либо сведений, которые смогли бы помочь в поиске Фрадкина. Вся эта непристойная игра длилась до тех пор, пока не пришло сообщение: «Освобождение президента „Стройэкспортлеса“ обойдется компании в десять миллионов долларов. Об условиях передачи денег разговор состоится позже». Вот только теперь господа бизнесмены изволили пролить свет на факт похищения Фрадкина. Что, между прочим, явилось откровением и для семьи президента концерна, теряющейся в догадках…

Чижов был возмущен до глубины души! Зачем же его заставляли отрабатывать никому не нужные версии, когда руководству было уже известно все, включая сумму выкупа?! Объяснили, конечно. Еще в день похищения, то есть пятнадцатого числа, в 10.30 утра (а олигарх сел в машину, как известно, без десяти десять) вице-президент компании Феликс Агабабов получил телефонное сообщение: «Если хочешь получить своего босса целым, а не частями, не гони волну». Телефонный номер звонившего аппарат не зафиксировал, – вероятно, звонок был сделан из городского автомата. На экстренном совещании руководство пришло к выводу – любую информацию, касавшуюся данного факта, засекретить. Но поскольку заявить властям все равно придется, то пусть пока милиция отрабатывает свои собственные версии – до первого же сообщения от похитителей, которое хотя бы прояснит смысл акции. Своеобразная логика, хотя и понятная, в общем. Жизнь человека дороже каких-то там принципов или законодательных положений.

Короче говоря, в деле открылась и укрепилась теперь финансовая подоплека, которую и взялись активно раскручивать. Подключили дополнительные кадры из ОБЭП. Те, несмотря на вялое сопротивление сотрудников «Стройэкспортлеса», а точнее, отсутствие помощи с их стороны, все же сумели выяснить, что заявление Фрадкина против неправомерных действий господина Саломатина из суда уже отозвано адвокатами концерна – на следующий день после поступления информации о десяти миллионах выкупа. Есть связь между этими событиями? Да никакого сомнения, что в данном случае одно четко продиктовано другим. И раз это так, раз уж больше претензий у господина Фрадкина к господину Саломатину, по сути присвоившему его «пароходы», больше нет, то остается лишь ожидать, когда узник обретет обещанную ему свободу. Правда, оставалась еще одна «маленькая» деталь – всего каких-то там десять миллионов долларов! Выкуп-то ведь, кажется, никто не отменял? Следовательно, оставалась и возможность проследить и взять преступников на горячем. Но создавалось впечатление, что такие соображения «правоохранителей» теперь уже никак не входили в планы руководства компанией. И что же, плюнуть и махнуть рукой? Или все-таки доводить уголовное дело до конца?

Как честный человек и в некотором смысле упертый профессионал, Василий Иванович Чижов альтернативы не видел – «вор должен сидеть в тюрьме»! И продолжал действовать так, как и должен был действовать любой уважающий себя следак на его месте. До вчерашнего дня…

А вчера произошло нечто. Рано утром в железные ворота своего дома в Раздорах постучал обросший, с запавшими глазами, похожий на бомжа-алкоголика некто. Недовольный охранник, брезгливо открыв калитку, хотел было уже дать пинка «посетителю», уже и ногу занес для удара, когда вдруг с ужасом опознал в этом грязном «челкаше» своего обожаемого хозяина!

Васин рассказ – со слов потрясенного, естественно, охранника – был не менее живописен, чем одежда господина Фрадкина, выброшенного в буквальном смысле из узилища. Его, со связанными за спиной руками и вонючим мешком на голове, привезли в багажнике машины почти к самому дому, ну не доезжая метров триста-четыреста, после чего развязали руки и выкинули в сугроб. Пока Михаил Михайлович приходил в себя, пока разобрался с мешком на голове, никого рядом, естественно, не оказалось. Вот он и пришел пешком…

И дальше начался цирк. По словам Чижова, «доступ к телу» был немедленно перекрыт. Врачи заявили, что пострадавший перенес сильнейший стресс, он в глубоком шоке и любые встречи и разговоры с посторонними ему запрещены категорически. Хорошо хоть, вообще не забыли сообщить о его освобождении – и на том спасибо. А по поводу выкупа в офисе на Большой Ордынке было заявлено, что этот акт является коммерческой тайной и разглашению не подлежит, поскольку находится исключительно в компетенции руководства компании.

Ну хотят они выкинуть на помойку десять «лимонов»! И кто им может помешать это сделать?.. Вот, собственно, и все, что касается самого похищения.

И, наконец, последнее. Городской прокурор Прохоров дал указание доставить все следственные материалы, добытые на сегодняшний день, к нему – для их оценки и принятия решения о дальнейших действиях оперативно-следственной группы. Скорый ответ восхитил своей ну просто потрясающей казенной лапидарностью: «Дело приостановить в связи с неустановлением лиц, подлежащих привлечению в качестве обвиняемых». А говоря нормальным русским языком, дело не имеет судебной перспективы. Итак, плюньте, ребята, у вас что, других забот не хватает?

Реакция Чижова была проста, как правда.

– Не знаю, уважаемые начальники, – сказал он тоскливым голосом, – смеяться нам или плакать… Но мы, – добавил уже с иронией, – люди подневольные. Сказано – развалить дело. Куда попрешь против этого? Вот вы, Вячеслав Иванович… или вы, Александр Борисович, учителя мои ненаглядные, что скажете бедному сыскарю? Чем утешите?

– Да отдохни ты! – морщась, как от зубной боли, отмахнулся Грязнов, который искренне переживал за Васю.

– Конечно, смеяться, – решил по-своему Турецкий. – И наплевать на все и всех с высокой кручи.

Сам он заскочил сюда, к Славке, с куда более важными, нежели похищение какого-то там олигарха, проблемами. Но Васин скулеж натолкнул на встречный вопрос. Наверное, не самый главный в данную минуту.

– Я вот заметил, старик, – по-свойски обратился он к Василию, – что ты в настоящий момент несколько, мягко выражаясь, неадекватен. В определенном смысле. Зачем это все тебе нужно?

Грязнов изумленно воззрился на друга: куда его понесло? Почему неадекватен? Дурак, что ли, полный козел? Но Василий этого не заслуживает! Речь ведь о системе!..

– Ваши взгляды понятны, – улыбнулся Турецкий. – Хуже другое: вы ни фига не поняли по сути. Вы что же, решили, это сам прокурор принимает такое «идиотское» решение? Выставляя при этом себя на осмеяние перед такими умными и сознательными, как мы с вами? Не, ребята, тут все гораздо сложнее. Вот, к примеру, ты, Вася, не учитываешь одного малого обстоятельства и еще возмущаешься… Не доложили тебе, видишь ли, о похищении, вроде как за нос водили. Ага, точно! И не только водили, но еще при этом ни тебя, ни меня, ни генерала Славку не боялись! Почему? Вот когда ответишь на такой вопрос, тогда и поймешь. И возмущаться перестанешь. Ты ж заметил, что мы со Славкой не возмущаемся? То-то и оно. Огорчаемся – но не более! Потому что знаем дело. Ведь этот твой – как его, Фрадкин? – не хрен с бугра, а, на минуточку, бывший вице-премьер нашего правительства! И олигарх, сам говорил, чуть ли не из первой десятки, так? А если наверху решили, что болтовню вокруг этого имени надо прекратить, значит, у них были на то веские основания. Так чего ж возмущаться? Славка, я прав?

– Я бы сказал иначе… – философски изрек Грязнов. – Не совсем прав. Но зато весьма убедителен. Так будет, пожалуй, вернее. А ты, – уперся он сердитым взглядом в Чижова, – учись, учись, пока не поздно! А то так и помрешь в подполковниках. И не юродствуй по поводу якобы нелепых формулировок! Каковы у нас законы, таковы и формулировки! Или наоборот? А, черт его знает! Словом, раз приостановили, значит, туда им всем и дорога!.. Саня, а у тебя какие проблемы? Тоже кого-нибудь украли?

– Не кого, а чего! – прямо-таки воспрянул Турецкий. – Сейчас, ребята, вы поймете, где настоящая жизнь! А то олигархи им тут…

Питер Реддвей, отставной генерал и руководитель международной школы, готовящей специалистов высшего, так называемого, «пятого уровня» по борьбе с терроризмом во всех его современных проявлениях, был разъярен, взбешен и прочая, и прочая… Школа эта была расквартирована в предгорьях Швейцарских Альп, в небольшом, считавшемся курортом баварском городке Гармиш-Партенкирхен. И старина Пит, самый толстый генерал на свете, как он себя называл, командовал данным секретным учебным центром со дня его основания – вот уже на протяжении почти десятка лет. За эти годы здесь прошли курс несколько сотен суперспециалистов, в том числе и из России, которая в свое время являлась одной из стран – учредительниц этого центра, где помимо специальных наук давалось образование также на высшем языковом уровне. «Файв левел» – так между собой профи из многих стран называли эту школу, или центр, как угодно. По-русски – «пятый уровень».

Закономерен вопрос: для чего сия информация? А вот и ответ. Уж если взбешен был мистер Питер, самый спокойный и самый разумный человек в этом шумном и бестолковом мире, значит, событие случилось, что называется, из ряда вон! Это мог бы засвидетельствовать любой, кто с ним общался, в частности – заместитель генерального прокурора Константин Дмитриевич Меркулов, начальник МУРа Грязнов, его племянник – директор частного охранного предприятия «Глория» Денис Грязнов, коллеги-сыщики и, наконец, сам Александр Борисович, одно время даже занимавший в секретной школе пост заместителя директора, иначе говоря – Пита. А также члены их семей. Остальные – по мелочам, если кому повезло в жизни.

Но почему был в ярости старина Пит – эта яркая звезда на небосклоне двадцатого столетия, ничуть, кстати, не утратившая своего блеска и в нынешнем, двадцать первом?

Здесь необходимо добавить еще одну небольшую подробность – долгие годы Питер Реддвей являлся заместителем директора ЦРУ.

Если за все годы существования советской власти у нее и был наиболее отъявленный враг, то им являлось, бесспорно, Центральное разведывательное управление США. Это аксиома. У новой, демократической России с ходу обозначились, как известно, иные ориентиры. А угроза мирового терроризма заставила бывших идеологических врагов сплотить ряды перед лицом общей крайней беды. И оказалось, что далеко не все и не так было в мире, как внушала вездесущая пропаганда, а с представителями проклятого класса угнетателей-капиталистов можно не только вместе работать, но и дружить. Таким вот образом, после того как однажды договорились между собой президенты великих держав, нашли общий язык и Реддвей с Турецким. А потом Александр Борисович стал читать в секретной школе лекции о следственной практике, имевшие, к слову, у слушателей первого выпуска большой успех. И не только в глазах восхитительных студенток, среди которых были, между прочим, и лейтенант нью-йоркской полиции, и не менее прелестный командир отделения французского спецназа, и другие красотки – перечисление их должностей и имен заняло бы слишком много места и времени. Ну, короче, было – и было.

И последняя деталь, без которой понять причину небывалого гнева отставного генерала просто невозможно.

Питер был не просто тучен телом, он был огромен и словно бы неповоротлив. Больше того, если он куда и выбирался, при своей-то фантастической лени, это можно было считать событием. Так или иначе, но Россию он несколько раз посетил. А дома, то есть в Гармише, у него было персональное кресло, где с легкостью могли бы разместиться два с половиной Турецких. Был также джип, сделанный по специальному заказу на «Форде», в котором Пит не только свободно помещался, но и чувствовал себя абсолютно комфортно. Кстати, в «Жигули» однажды, как ни старались, втиснуть его так и не смогли, хотя вынули правое переднее сиденье. Было еще много другого, созданного специально под Реддвея, менее значительного, разумеется, чем любимые кресло и машина.

И вот случилось невероятное – его замечательный темно-зеленый джип украли! Кто, когда – сплошная чертовщина!

Машина стояла в гараже на охраняемой стоянке возле школы, что само по себе уже являлось гарантией полнейшей безопасности. А Питер вылетел на два дня в Париж – по делам, естественно, иначе оторвать его от кресла было практически невозможно. Вернувшись домой, он пошел в гараж и… обомлел. Тот был пуст. Но самое поразительное, что ничего не могла внятно объяснить и охрана. Никто не заходил, никто не выводил машину «из стойла», никто… ничего… а машина между тем пропала!

Тогда стали внимательно изучать видеозаписи, снятые с камер слежения, коими были оборудованы все внутренние и наружные стены зданий школы. И тут наконец кое-что обнаружилось. Правда, немногое. И продемонстрировали это записи не двух последних дней, а недельной давности, когда Пит был еще на месте.

Джип стоял во дворе, из-за ограды его рассматривали какие-то туристы, которых здесь хватало в любое время года, а теперь – мягкая зима, лыжный сезон, масса отдыхающих со всех концов света… Но некоторые лица повторялись и дважды, и трижды. Питер отдал копии видеозаписей специалистам собственной школы и попросил их высказать соображения. Причем надо отметить, что явных следов взлома они же, эти самые специалисты, обнаружить так и не смогли. Автоматические ворота территории школы открывались лишь по команде с центрального пульта, что постоянно и фиксировалось. Ну как мог пропасть этот роскошный, эксклюзивный автомобиль? Улететь, что ли?

А ведь, между прочим, случайно брошенная мысль имела все основания быть превращенной в версию! В последние дни над городом и его окрестностями частенько появлялись полицейские вертолеты. Ну порядок при большом стечении народа соблюдать требуется постоянно – не вопрос. Наблюдать за неопытными лыжниками – тем более. Так вот, почему бы изобретательным на всякие пакости преступникам не воспользоваться именно такой возможностью? Гаражи находятся в некотором отдалении от здания школы, они закрыты на специальные замки. Но ведь известно, что для умельца нет ничего недоступного. А если еще какой-нибудь вертолет, к примеру, в сумерках вдруг зависнет над окруженной высокой оградой чьей-то частной территорией, что здесь необычного? Тем более что именно в сумерках отдыхающий народ предпочитает не шляться по чистеньким баварским улочкам, а посиживать в барах, как выражались в старину, за пинтой доброго пива.

Короче, именно эта версия и обозначилась в качестве основной. Анализ лиц, запечатленных в видеозаписях, показал, что большинство из них – представители так называемого Ближнего Востока. А списки проживающих в гостиницах города за последние недели подтвердили, что среди гостей лыжного курорта было немало, выражаясь по-русски, «лиц кавказской национальности». По предположению этнографов, это были приезжие, скорее всего, либо из Турции, либо из Азербайджана. Турция сразу отпадала, она поставляла в Европу вообще, а в Германию в частности главным образом гастарбайтеров, этим не до лыжного спорта. Зато вот азербайджанцев было зарегистрировано несколько. Именно их лица, вероятнее всего, и маячили у ограды школы.

Что мог сказать по этому поводу сам Питер? Только одно, и это было восклицание, больше напоминавшее проклятие: «О господи! Как же нам всем осточертела эта чертова русская мафия!!!».

А затем он позвонил в Россию, в Москву, старому другу Косте. По той простой причине, что выйти на еще большего своего друга, на Алекса Турецки, он не мог – у генерала российской юстиции почему-то не отвечал мобильный телефон. Может быть, он опять забыл его оплатить? Так уже бывало…

Меркулов, как человек серьезный и не лишенный воображения, представил себе Питера и не расхохотался лишь по той причине, что слишком уважал этого большого, во всех смыслах, человека. Он попросил выслать ему документы на украденную машину, копии видеозаписей и пообещал разобраться в самое ближайшее время. Хотя в глубине души не очень еще понимал, как это сделает.

Беда в том, что воровство машин в России давно уже приобрело характер запущенной болезни. И лечить ее можно лишь единственным способом – радикальным методом грубого, пардон, хирургического вмешательства. Но в государстве, где ежедневно совершаются заказные убийства, раскрыть которые практически невозможно, кто ж станет всерьез карать каких-то там угонщиков?! К сожалению, Питеру всего этого не объяснишь…

Наивный человек, он попросил друга Костю поручить это дело, на один момент, – Пит обожал всяческие идиомы и вообще любые непереводимые «тонкости» русской речи, которые постоянно вносил в записную книжку, чтобы блеснуть при случае, – так вот, поручить поиск «любимой машины» «старине Алексу». В талантах Турецкого Реддвей был уверен точно так же, как и в своих собственных, а это очень высокая оценка. И Костя пообещал ему, попутно размышляя, под каким соусом «воткнуть» этакое задание ну совершенно непричастному к делам подобного рода старшему следователю Управления по расследованию особо важных дел Генеральной прокуратуры. Абсурд! А что поделаешь? Питер ведь не виноват…

И когда с фельдъегерем прибыли видеозаписи, а также все технические данные на украденный автомобиль, Косте уже ничего иного не оставалось, как позвать Турецкого и в буквальном смысле всучить ему это дело – в частном порядке. То есть придется поискать, но ни в коем случае не отрываться от более важных расследований. А в качестве утешения посоветовал привлечь «ребятишек» из «Глории» и их шефа, Вячеслава, тоже большого друга Питера. Ничего, перебьются, дружба частенько требует определенных жертв.

Вот, собственно, по этой причине Александр Борисович и навестил Грязнова. Но когда тот стал вдруг возражать, что это не его прямое дело, что оно как-то не ко времени и прочее и так далее, Турецкий заявил без всякого уважения к погонам хозяина кабинета, что дружба, по словам одного известного поэта, – понятие круглосуточное, так что о времени лучше забыть. А кроме того, он напомнил Вячеславу его же собственное высказывание, которое с прошлого года, что называется, на устах у всех Славкиных знакомых.

Дело в том, что осенью Грязнов купил себе джип «мерседес» и очень гордился покупкой. Когда же ему сказали, что сегодня именно такие машины чаще всего и воруют, отправляя на Кавказ, начальник МУРа взбеленился и в запальчивости заявил, что, если у него посмеют увести его джип, он торжественно клянется отыскать вообще все украденные за последние годы автомобили и вернуть их хозяевам! Конечно, перебрал, все это понимали, но сам факт выступления не улетучился из памяти. И время от времени кто-нибудь да обязательно напоминал Вячеславу о данном им обещании. Не избежал соблазна и Турецкий. Тем более что машина у Питера Реддвея действительно эксклюзивная, и отыскать ее будет проще, нежели какой-то там вшивый серийный мерседесовский джип.[1]

Грязнов вынужден был проглотить довольно-таки оскорбительный выпад, да еще в присутствии младшего по званию, но в конце концов он осознал свою ответственность перед мировым общественным мнением и взялся за телефонную трубку, чтобы позвонить племяннику в «Глорию».

– Можешь не звонить, – сказал Турецкий, – я уже был у них. Кстати, Денис, в отличие от своего дяди, сразу все понял без подсказки и заявил, что это дело он считает в прямом смысле почетным для себя. И своей конторы, разумеется. Материалы я им оставил, сейчас знакомятся. А я со своей стороны пообещал им приложить все усилия, если потребуется помощь. Тебе ясно, мой генерал?

– Сговорились… за спиной… – мрачно пробурчал Грязнов и отмахнулся: уходите, мол, надоели хуже горькой редьки…

Посетители со смехом покинули его кабинет.

Глава вторая

Старые знакомые

Никогда не поверил бы Александр Борисович, если бы ему кто-то сказал, что пустяковое, в сущности, дело может поднять такую большую волну…

Но в этом он, как, впрочем, и Денис Грязнов с его командой, убедятся в ближайшем будущем, когда вплотную займутся поиском похищенного в Германии автомобиля. А пока же, покидая внушающий невольное почтение дом на Петровке, из окон которого, по утверждению старожилов уголовного мира, аж Колыму видно, Турецкий не мог отделаться от впечатления какой-то неясности. Она возникла во время разговора у Славки и словно сама собой растворилась в процессе общения. Вспомнил, когда уже вышли на служебную стоянку машин.

– Слушай, что-то я хотел у тебя спросить… – делая озабоченное лицо, обратился Александр Борисович к Чижову. – А, вот о чем… Ты, говоря про семейку этого твоего магната, видно, что-то собирался добавить про дамочку… И ушел в сторону. Почему?

Турецкий мог бы и не темнить перед Василием, уж свои-то люди знали некоторые грешки, которые водились за «важняком» из Генпрокуратуры. Вот и Чижов засмеялся.

– А я все думаю: и когда ж он наконец поинтересуется?

– Умные тут! – со сварливой, грязновской, интонацией воскликнул Турецкий. – А я серьезно.

– Да? – удивился, продолжая смеяться, Чижов. – Ну-ну… Вот такая, – он показал большой палец, – баба! Но… видать, к ней особый подход нужен. И потом, я не думаю, что она так уж довольна своим мужем… в определенном плане. Даже наверняка не довольна. И что-то такое у нее было, но она не захотела сказать, как я ни выпытывал. Не в койку ж ее было тащить!

– А почему? – хмыкнул Турецкий.

– Не, Александр Борисович, я на такие приключения не мастак. Если хотите, дам телефончик. В принципе ей, по-моему, просто делать не хрена, отсюда и фантазии. Дать?

– Ну давай… – лениво и будто даже неохотно протянул Турецкий. – Есть, понимаешь, в твоем рассказе одна деталь… любопытная. Интересно проверить…

– Валяйте, экспериментируйте. Не уверен, что она будет сильно возражать…

Этот молодой нахал – никак не иначе! – на память продиктовал семь цифр и даже позволил себе поощрительно подмигнуть: мол, действуй, учитель! Ну надо ж, какая молодежь пошла! Однако веской причины для протеста у «учителя» с ходу не нашлось, и он лишь смешливо отмахнулся: а ну тебя – пока!

Чижову, возможно, и в самом бы деле показалось странным, что именно то, о чем он подумал, Турецкого как раз и не волновало в данный момент. Нет, размышлял Александр Борисович совершенно о другом, а скользкая тема была всего лишь невольным антуражем. Он ухватил из информации Чижова одну стоящую деталь, на которую тот сам не обратил внимания. Потому что если бы всерьез обратил, то дожал бы дамочку. А суть в том, что ей известно нечто такое, о чем следствие совершенно не в курсе и что может пролить свет на всю эту насквозь фальшивую историю с похищением, выкупом и возвращением олигарха домой. Какой-то идиотский спектакль, рассчитанный на впечатлительного обывателя, почитывающего желтую прессу. И вот это «нечто» дамочка по имени… Эмилия Леонидовна?.. Что-то было вроде знакомо, но… неважно. Она так и не раскрыла. А теперь, когда дело, по существу, прекращено… – ну приостановлено, какая разница? – она больше ни слова не добавит. Или попробовать все же? Из чисто профессионального интереса? Оно конечно, других забот у тебя, Сан Борисыч, больше нет! Ладно, может, при случае… На том и остановился. Не подозревая, что буквально в ближайшие часы столкнется с этим делом, что называется, нос к носу…

Попрощавшись с Чижовым, Турецкий поехал в сторону «Глории», в Сандуновский проезд. Вообще-то здесь пешком два шага, но не бросать же машину!

Дениса он застал куда-то срочно собирающимся. Оказалось, ему позвонила одна дама и в прямом смысле умолила приехать к ней на квартиру. Она постоянно живет за городом, а в Москве просто вынуждена была появиться для решения неотложного вопроса. Приехать же в агентство боится, так как за ней теперь постоянно следят, она это знает. И дело настолько серьезное, что дальше тянуть она уже не может. Вот такие исходные данные.

– Она хоть представилась? Что за птица? Из каких краев? – небрежно, скорее по привычке, нежели по необходимости спросил Турецкий, досадуя, что придется, видимо, ждать теперь Дениса. Или пока обменяться мнениями с его сотрудниками?

– Она-то? – так же походя бросил Денис. – Фамилия – Фрадкина. Зовут Эммой… Ты чего? Вы знакомы?! – это он увидел выражение лица Турецкого.

– Слушай, просто фантастика… Ты не станешь возражать, если я поеду с тобой? Представь, как своего помощника, в любом виде, хорошо?

– Пожалуйста… – Денис недоуменно пожал плечами. – А зачем это тебе надо, дядь Саня?

– Давай поговорим, пока будем ехать. Это далеко?

– Осенний бульвар. В Крылатском.

– А-а, ну понятно…

– Что понятно? – продолжал недоумевать Денис.

Его недоумение длилось не долее пяти минут, в течение которых Турецкий сумел изложить существо сегодняшнего разговора в кабинете Вячеслава Ивановича. Денис ушам не верил. Ну надо же, чтоб такие совпадения!

– Теперь ты понимаешь, что срочность вполне может быть вызвана именно теми обстоятельствами, которые мадам Эмма, она же Эмилия Леонидовна, четвертая супруга олигарха, и утаила от следователя Васьки Чижова? Как тут давеча огорошила меня Нинка, фишку-то просекаешь?

– Ну ты даешь, дядь Сань! – прямо-таки оторопел Денис.

– Твои щенячьи восторги с удовольствием переадресовываю моей дочери. Это вы с ней одного поля ягода, а я уже стар для подобных языковых экспериментов.

– Научим, дядь Сань, – кивнул Денис. – А вот по поводу твоих соображений…

– Ставлю сто баксов, что причина ее звонка к тебе как раз в том, о чем я думаю. А?

Денис внимательно посмотрел на Турецкого, ухмыльнулся и отрицательно покачал рыжей своей, толковой башкой:

– Уж больно ты хитрый… как я погляжу…

Квартира как квартира. Такой и положено быть у олигарха. А насчет евроремонта, как поначалу подумал Турецкий, то им здесь и не пахло по той простой причине, что этот самый евроремонт в своей изначальной идее призван плохое заменить хорошим, а здесь все сразу было сделано на «отлично». Умеют же строить, когда захотят! Или все-таки – кому захотят?

Но гораздо больше просторной и светлой квартиры на десятом этаже – с широкими окнами, удобной, не загромождающей пространство мебелью, с массой зелени, натуральной, а не искусственной, – Александра Борисовича поразила хозяйка. Появилось у него ощущение, которое называют дежа-вю. Но с чем оно связано, когда и по какой причине – этого он не мог вспомнить. И поэтому его особенно задевал неприкрытый иронический интерес к нему Эмилии Леонидовны. Причем буквально с первой минуты знакомства. Когда Денис представил его в качестве своего помощника, дама неожиданно вскинула взгляд, полный неподдельного любопытства, в котором, как немедленно отметил Турецкий, никакой особенной тревоги и не наблюдалось. Впрочем, хозяйка могла уметь держать себя в руках. Но ведь ей, по словам Чижова, нет еще тридцати. Тогда у нее должен быть неординарный характер. Наверное, с этими олигархами иначе и нельзя – схарчат за милую душу…

Она попросила называть ее Эммой, так привычней. И предложила это не Денису, а почему-то Турецкому, хотя тот сразу занял позицию за спиной «начальника». Пригласила присесть у круглого стола с верхней частью из толстого притемненного стекла, сама прошла на кухню, отделенную от просторной гостиной высокой стойкой бара и вынесла на красивом серебряном подносе три чашки кофе капучино. Сплошной, видите ли, изыск! Но «о чем же будет речь идти, к чему так длинно предисловье?» – мысленно процитировал классика Турецкий, взгляд которого никак не мог оторваться от сильных, красивых ног мадам Фрадкиной. Такие отменные ножки обычно бывают у девушек, которые занимаются синхронным плаванием, уж это знал Александр Борисович. Но он был бы совершенно не прав, если бы свои впечатления ограничил лишь этой, пусть важной, но далеко не самой главной деталью женской фигуры. Все остальное, к его глубокому внутреннему удовлетворению, также соответствовало изысканным канонам. Кому ж и знать-то! Сукин сын, лесной магнат Фрадкин, как и все, ему подобные, желая самого лучшего, естественно, его и получал. Турецкий поставил на этой своей констатации непреложного факта точку, после чего стал внимательно слушать, о чем повествовала Денису очаровательная дама, едва не ставшая не менее завидной вдовой.

Итак, история случилась насколько банальная для нашего времени, настолько и сволочная, если расставить верные акценты. И произошла она, вернее, ее драматическое начало, где-то меньше чем за неделю до известного из сообщений в печати громкого похищения ее супруга. Она сама заговорила об этом, что избавляло Турецкого от необходимости искать подходы к данной теме.

Из Франции прилетала подруга. Когда-то вместе занимались спортом…

Ну вот, значит, Александр Борисович не ошибся, конечно, спортивная выправка… Но откуда знакома?! И ведь что знакома – точно! А память, как он ее ни ворошил, не подсказывала.

Прилетала подруга. Эмма помчалась ее встречать. В тот день ночевала в Москве, то есть здесь. Села в свою «тойоту» и – по Рублевке до Кольца, а там прямо, до Ленинградского шоссе. Беда случилась, едва проехала Строгино, на подъезде к мосту через Москву-реку.

И Турецкий, и Денис уже знали об этом способе «накалывать» самонадеянных автовладельцев. С левого ряда твою машину сгоняет какой-нибудь крутой джип, сверкающий десятком фар, а когда ты сдаешь вправо, вот тут тебя подрезает другая машина. Подставляется таким образом, что ты невольно задеваешь ее. Ну, выскакивают из нее стриженые братки и начинают базар. Плати, иначе… и так далее. Испытанный, верный способ наглого, халявного заработка. Ничего нового, казалось бы, не случилось и в тот раз.

Эмма задела обгонявший ее «мерседес», который, если честно, как она теперь понимает, сам и прижался к ней – подставился. Дальше все по отработанной программе – качки начали куда-то звонить, и буквально через пять минут из Строгина примчалась машина дорожно-патрульной службы. Вышли два солидных дядечки с погонами лейтенантов милиции, уж это Эмма знала, взяли у нее документы на машину, походили, посмотрели на следы, оставленные бампером «тойоты» на заднем левом крыле «мерседеса», покачали головами и сказали: «Разбирайтесь сами!» А ей добавили: «Лучше заплатите им, иначе хлопот не оберетесь…» И спокойно себе укатили, оставив ее один на один с этими уродами. Ни протокола не составили, ни о какой-то ее страховой компании даже слушать не захотели. И едва они уехали, как эти мерзавцы в буквальном смысле взяли ее в оборот.

Дело в том, что милиционеры, которые наверняка были теми же братками, только в форме, документы ей не вернули, а передали их «пострадавшим». Короче, те немедленно расселись в обе машины, сжав ее с боков на заднем сиденье, и повезли по Волоколамскому шоссе, в сторону от Москвы. Завезли в какой-то поселок, она даже названия рассмотреть не успела на дорожном указателе, вкатили во двор, где были авторемонтные мастерские.

Тут же явились неизвестные люди, осмотрели «мерседес», покачали головами и назначили цену ремонта – десять тысяч долларов. Естественно, при себе таких денег у нее не было.

А дальше началось самое отвратительное… Эти трое братков затащили ее внутрь помещения, в какую-то тесную, обшарпанную комнату вроде кладовки, где стоял грязный, продавленный диван. И на нем они ее… как дорвавшиеся до мяса голодные собаки…

Эмма вдруг зарыдала. Неожиданно и почти взахлеб. Размазывая слезы по щекам вместе с черными потеками от краски на ресницах. Похоже, что она рассказала об этом в первый раз. Может, некому было. Или боялась, нестерпимо стыдно ведь… кто ее знает…

Турецкий сходил на кухню и принес стакан воды, дал ей. Выпила и так же сразу успокоилась. Извинилась и ушла в ванную. А когда вернулась, на лице не было и следов какого-то душевного расстройства. Кажется, она даже улыбаться пробовала, хотя это у нее получалось не очень. В общем, крепко ей тогда, видно, досталось.

Эти негодяи позже вывезли ее обратно на Кольцевую автодорогу, где пересели в свой «мерседес», и тут же умчались. Разумеется, ни о какой подруге речи уже идти не могло. Эмма возвратилась домой, забралась в ванну и лежала почти до вечера, пытаясь смыть с себя всю грязь происшедшего…

Ни документов, ни сумочки с паспортом ей не вернули, отдав лишь ключи от машины и дома. И предупредили, что обращение в милицию станет худшим днем в ее жизни. А куда уж хуже! Далее, она должна им уже не десять тысяч долларов, а еще по тысяче за каждый день, начиная с сегодняшнего. Ей будут звонить ежедневно, напоминая о долге.

Да она была готова немедленно отдать им все! Но они, оказывается, не торопились. Они, оказывается, должны быть твердо уверены, что она никуда заявлять не станет. Словом, чистейшей воды шантаж.

Уже на следующий день она сняла со своего счета двенадцать тысяч долларов, чтобы отдать и все забыть как страшный сон. Ей назначили встречу на Гоголевском бульваре, возле памятника. Но подошел неизвестный ей человек и потребовал деньги. Она, не будь дурой, ответила, что пусть они сперва вернут ей все документы. Ничуть не бывало. Этот засранец развернул перед ней десяток цветных фотографий, на которых она, будто в том же кошмарном сне, увидела себя совершенно голой, занимающейся сексом сразу с тремя такими же голыми здоровенными мужиками. И пока Эмма пыталась осознать, что происходит, этот негодяй со сладострастной, подлой ухмылкой добавил, что кроме стоимости поврежденного ею «мерседеса» ей придется выкупить еще и эти фотографии – недорого, по тысяче баксов за штуку. Всего – десять и плюс столько же за пленку, итого – двадцать «штук». Учитывая ее общественное положение, совсем недорого. Иначе все это дело бесплатно получит ее муж, господин Фрадкин, пакет которому будет доставлен прямо в офис. На размышления ей отводилось не больше трех дней, учитывая, как он сказал, некоторую пикантность ситуации. Документы свои, сказал этот подонок, она получит в ближайшие день-два по почте, поэтому деньги за них он готов принять прямо сейчас. Не отдаст теперь, ей же хуже. Зато с оплатой фотографий они, так и быть, ее не торопят. Но это совсем не значит, что она может тянуть до бесконечности – ну недельку, не больше. Да ведь и господина Фрадкина стоит пожалеть, ему неприятно будет узнать о том, как его супруга предпочитает развлекаться в кругу близких друзей. И все это говорилось с такой мерзкой интонацией, что Эмму едва не стошнило от вновь накатившего ужаса…

Короче, ее взяли за горло. Нет, документы на другой день действительно вернули – конверт с ними кинули в почтовый ящик. С запиской, что они не варвары и понимают: женщине надо ездить, а без прав это опасно, вдруг придется объясняться с милицией! Все, мерзавцы, предусмотрели…

Эмма не знала, что делать. Заплатить за эту порнографию, но у них же наверняка все продублировано и шантаж все равно не прекратится. Заявить в милицию? Позору не оберешься! Признаться мужу?! Это вообще полностью исключалось. При всей его порядочности в отношениях с нею такой удар будет для него страшным – он ревнив иной раз просто до безумия. Однажды нарвавшись на резкое проявление этого качества его характера, она бы решилась повторить нечто подобное разве что под страхом смертной казни. А ведь положение ее практически и было таковым. Нет, она боялась.

И тут неожиданно произошло это похищение. Три самые страшные для нее недели она провела в Раздорах, в Москве не появлялась. Возможно, поэтому и не выходили на связь с нею бандиты с большой дороги. В Раздорах Фрадкины пользовались только мобильной связью, городской телефонной линии Михаил не доверял принципиально. Имел, видимо, на то основания.

Три недели она провела в полубессознательном состоянии, будучи уверенной в том, что исчезновение Михаила – тоже одна из устрашающих акций все тех же бандитов. Но она безумно боялась даже думать об этом и потому всячески уходила от любых вопросов, которые могли бы натолкнуть следователей на подобные предположения.

Александр Борисович понял, что на все незаданные свои вопросы уже получил исчерпывающие ответы. Кроме одного, который напрямую касался друзей и врагов олигарха. В принципе уже можно было кое-что предположить, но эти предположения были также никому не нужны.

А далее, по словам Эммы, события развивались вполне логично и закономерно. На следующий день после возвращения Михаила домой она вырвалась наконец в Москву, где и поняла, что за ней продолжали следить. Едва она вошла в квартиру, как раздался телефонный звонок. Тот же подлый голос напомнил ей о долге и добавил, что за прошедший «месячишко» набежали кое-какие «процентики». Она сама женщина грамотная, считать умеет, «штука» в день. так вот, пора бы и расплачиваться, а не то… Ну конечно, в настоящей ситуации только не хватает, чтоб Михаилу стало известно еще и об этом…

В одном лишь уверилась Эмма, похищение мужа никак не было связано с тем происшествием. Иначе Михаил уже был бы в курсе.

И вот теперь, после всех передряг, она наконец по совету все той же подруги, которую так и не встретила в аэропорту (та сама добралась), единственной, с кем просто вынуждена была поделиться своей бедой, позвонила ее знакомому адвокату. А он, не вдаваясь в детали дела, посоветовал ей обратиться за помощью в агентство «Глория». И при этом постараться лично не светиться, коли уж установлено за ней плотное наблюдение, а пригласить директора агентства к себе домой. Так она и поступила.

– Итак, вы хотите… – начал было Денис, но Эмма с жаром перебила его:

– Я хочу, чтоб эти гады на своих шкурах почувствовали то, что пережила я! Можно просить вас об этом?

Денис, стараясь сохранить серьезность, переглянулся с Турецким, как бы ища поддержки. И Александр Борисович не замедлил прийти на помощь.

– Я полагаю, – хмуро сдвинув брови, сказал он, – наше агентство сможет справиться с поставленной задачей, не так ли, Денис Андреевич?

На что Денис, тоже картинно поиграв густыми рыжими бровями, солидно кивнул.

– Было бы желательно, чтобы вы, Эмма, отдали им хотя бы часть своего долга. Нам необходимо зафиксировать этот момент, иначе розыск шантажистов может несколько затянуться, что совсем не в ваших интересах. А деньги для передачи мы можем пометить специальным составом. Так что после этого им будет некуда деваться. Вы готовы к этому?

– Я готова на что угодно, чтобы наказать мерзавцев! – с новым жаром воскликнула она. – Когда это надо сделать?

– Чем скорей, тем лучше… Да, Александр Борисович?

– Согласен с вами, Денис Андреевич, тем более что предстоит еще и этот спецрозыск. вы понимаете, о чем я говорю?

– Да-да… Тогда договоримся так. Я сейчас вызову своего сотрудника, который поставит здесь необходимую аппаратуру и объяснит вам, как себя вести и что говорить. Затем вы назначите им свидание в том месте, которое мы с вами обговорим заранее, после чего явитесь, вручите часть денег со словами, что они пока должны подождать, ибо вопрос о процентах для вас очень непростой. Может все неожиданно рухнуть, и таким образом они сами останутся с носом. Не стесняйтесь и заорать на них, они так же боятся засветиться, как и вы, приглашая сюда нас с Александром Борисовичем. О своей безопасности не беспокойтесь, это уж мы постараемся обеспечить. Когда они должны позвонить, как вы считаете?

– Сегодня, я уже говорила, напомнили. И довольно жестко. Наверное, теперь завтра.

– Вот и славно, завтра и приготовим для них небольшой сюрприз. А сейчас я составлю договор, вы его подпишете, а мы начнем действовать. И последнее. Наша профессиональная помощь обойдется вам куда дешевле вашего так называемого долга. Я проставлю цифры, а вы посмотрите. Устроит – начнем работу немедленно. – Последнее Денис произнес с улыбкой и поглядел на Турецкого: – А у вас, Александр Борисович, нет вопросов к Эмилии Леонидовне?

Турецкий посмотрел на нее и медленно покачал головой – нет.

– Тогда, если позволите, у меня есть, – сказала Эмма. – Александр Борисович, только честно, вы меня совсем-совсем не помните?

Он снова, теперь уже с сожалением, отрицательно качнул головой.

– Жаль… – улыбнулась она. – А я, едва увидела, сразу вспомнила… Вы разве ушли из Генеральной прокуратуры?

– С чего вы взяли?.. – и Турецкий понял, что попался. Как мальчишка, на фу-фу! – Ладно, чего уж теперь… – он вздохнул с некоторым даже облегчением. – Мы с ним, – указал на Дениса, – просто коллеги и старые друзья. А к вам я сам напросился, когда узнал, что Денис сюда едет. Дело касается вашего супруга. У меня, видите ли, возникли те же подозрения, что и у вас. О связи двух событий, понимаете? Но теперь я почти уверен, они у нас с вами отпали. Вы правы – ваша беда с его похищением никак, скорее всего, не связаны. А что уголовное дело по поводу той истории с Михаилом Михайловичем прекратили, вы в курсе?

– Да, – ответила она с такой интонацией, что неопытному человеку могло бы запросто показаться, будто этот факт ее абсолютно не интересует и даже отчасти неприятен.

– Сам я не занимался расследованием, это у моих коллег возникло ощущение, что оно как было с самого начала нечистым, так и осталось. И никого не волнует та правда, которую коллеги вашего мужа тщательно скрывают от посторонних. Я не прав?

– Честно? – с вызовом спросила она.

– Конечно.

– Мне это тоже совершенно неинтересно. Важно, чтобы Михаил был жив и здоров. А остальное…

– Я так и подумал. И где же мы встречались? Могу поклясться, что свидание с такой женщиной, как вы, Эмма, ни за что не изгладилось бы из моей памяти! Вы не ошибаетесь?

Тут Денис подвинул ей оформленный договор и протянул свою ручку с золотым пером. Она как-то странно усмехнулась, небрежно просмотрела текст по диагонали и расписалась внизу, положив затем сверху ручку, и спокойно отодвинула документ от себя.

– Эх, Саша… – вздохнула она с таким сожалением, что Турецкому стало неловко перед Денисом.

И надо отдать тому должное, Грязнов-младший вмиг почувствовал себя лишним. Поэтому поднялся, сунул в папку подписанный договор и сказал, что спустится в машину, откуда и отдаст первые необходимые распоряжения, а вот Александр Борисович может еще поговорить с прелестной хозяйкой, вспомнить молодость, то, другое… И откланялся.

– Нет, ну как вам нравится этот нахал? – довольно-таки фальшиво протянул Турецкий, когда дверь за Денисом закрылась.

– А ведь когда-то мне гораздо больше нравился другой нахал… – Эмма многозначительно посмотрела на него и иронически хмыкнула: – Который клялся, уверяя меня, будто таких, как я, никогда не встречал в своей жизни! Врал, конечно. Только я тогда этого не понимала. Я была совсем молодой, девятнадцать только исполнилось, и охотно верила этому ловеласу с погонами подполковника чего-то там такого! Ну да, на ялтинском пляже, да еще в бархатный сезон, столько соблазнов!

– Стоп! Ни слова больше! – воскликнул Турецкий. – А ночевали мы в лодочном сарае, в Гурзуфе. Эмка, черт меня возьми, ну как же тебя-то угораздило?!

– Что именно? – не поняла она.

– Да за этого твоего олигарха, будь он неладен!

– Но это ж именно ты соблазнил девушку, охмурил и бросил – замуж не пригласил? Разве не так?

– А я никому не врал, что холостой. Всегда начинал с того, что у меня есть жена и крохотуля дочка…

– Ну и правильно, психологически выверенный вариант! Нате вам женатого мужчину, который все умеет и с врачебной точки зрения чист и прозрачен как стеклышко. Готов помочь весело провести время, и главное – без нежелательных последствий, ведь так?

– Ох, ну все ты про нас, негодяев, знаешь!

– А я тогда только еще догадывалась. Знание пришло с опытом, дружочек… Но ты и мне не врал… Никогда не забуду!.. Ну надо же! «Хочешь, буду изо всех сил за тобой ухаживать, а через два дня ты все равно станешь моей, после чего мы будем вынуждены расстаться, но ты горько пожалеешь о потерянных двух днях?» А, каково? «Или иначе: отдаешься прямо сегодня, а потом у нас впереди целых два дня!» Поставил девушку перед выбором, ну и я, дуреха, естественно, согласилась на второе. А кто поступил бы тогда иначе? И кстати, после я ни о чем не жалела. Но ведь ты же меня забыл? А я те две ночи под Гурзуфом до сих пор вспоминаю, как… – Она вздохнула и поежилась, словно от резкого порыва ледяного ветра.

Турецкий даже невольно огляделся – не открылось ли где нечаянно окно.

– Да, помню… Но ты была совсем другая. Наивная, трогательная и… пылкая. А сейчас передо мной зрелая, прекрасная дама…

– От ног которой ты никак глаз отвести не мог, да? Я же кожей чувствовала! Ох, Сашка… прости, что я так… Я еще толком не пришла в себя… Помогите мне, ребята, ну пожалуйста… – совсем жалобно попросила она. – Я тебе буду так благодарна!.. Ты даже не представляешь… как скажешь, что захочешь, честное-пречестное!

Ну как после этого сказать «нет»? Турецкий и пообещал сделать все, чтобы избавить ее от кошмара, причем пообещал от чистого сердца, без капли лукавства, а в общем-то и без надежды на «благодарность».

Пора было уходить, тем более что Денис уже наверняка сделал все необходимые звонки. Поцелуй у двери был просто трогательным… Господи, что только с нами делают эти воспоминания!..

Александр Борисович с удовольствием принял самое живейшее участие в планировании операции под кодовым названием «Эмма».

Из недолгого, но достаточно эмоционального рассказа пострадавшей дамы фактуры набралось, в общем, не слишком-то много. Вопрос ставился иначе – каким образом ее использовать? Как ни странно, а номер того «мерседеса» она запомнила, но… тут же и забыла. Настаивать, чтобы немедленно восстановила в памяти, было трудно. А цифры номера могли всплыть и сами – в соответствующих условиях.

Решили для начала попробовать найти то место, где находилась авторемонтная мастерская, куда бандиты привезли свою жертву. Тоже, конечно, не очень здорово напоминать женщине о тягостном происшествии, но другого способа отыскать концы, не дожидаясь, пока удастся сесть на «хвост» шантажистам, не было. Точно так же ни у кого не возникало сомнений, что фальшивые оценщики находились в доле у бандитов. Значит, найдя их, можно было выходить и на главных действующих лиц. Вот такова первоначальная диспозиция, которую детально обсудили в «Глории». А после этого телефонную трубку мобильника передали Турецкому, потому что, по общему мнению, он владел потрясающим даром убеждения. На женщин от двадцати пяти до сорока пяти лет он почему-то действовал подобно змею на лягушку, которой тот собирается поужинать, – она может даже брыкаться, но все равно отправится по назначению. Естественно, говорилось в шутку, а то «важняк» мог бы, пожалуй, и обидеться – слегка. И главным образом на слово «брыкаться» – с чего взяли-то, и вообще, разве когда такое бывало?! Тогда, значит, возгордиться?

– Привет, девушка, – бодро начал он, – это Саня, помнишь еще такого? – И, не давая ответить, быстро продолжил: – Сейчас к тебе подскочит мой коллега, Коля его зовут, и передаст кое-какие лекарства для Михаила, те, о которых ты просила, и давай через часок пересечемся, поболтаем, лады? Все поняла? Ну и молодец.

Денис тут же обернулся к Николаю Щербаку, который еще со времен Афгана, не говоря уже о Чечне, был на «ты» со всякой спецтехникой, чем занимался и в агентстве наряду со своими основными обязанностями сыщика.

– А тебе, Коля, придется быстренько проверить там все и установить нашу технику. А на обратном пути постарайся, чтобы за дамочкой «хвоста» не было. Ясна задача?

– Так точно, босс, выполняю.

Щербак уехал.

– Итак, – сказал Турецкий, – с этим у нас более или менее понятно. Теперь давайте подумаем, что будем делать с джипом Питера. Я ведь у вас, собственно, ради него. А «женский вопрос» – он попутно возник. Что нам дают видеосъемки, господа хорошие?

Денис уселся напротив и достал из ящика стола свой блокнот, полистал:

– Вот… Значит, технические данные, описание машины подготовлены. Сегодня до конца дня ориентировки уйдут во все таможенные пункты западного и южного направлений. Если джип где-то пересекал нашу госграницу со стороны Европы, нам дадут знать. Дядька уже разговаривал по этому поводу с замом директора ГТК, и тот обещал дать команду. Уедет на юг, тоже будем знать.

– Это, надо понимать, если угонщики действовали, в общем, по закону. А если они просто сунули какому-нибудь своему человеку «набор зелени»? И тот пропустил без всякой регистрации?

– Ну извини, Сан Борисыч, – возразил Денис, – если все в Германии происходило так, как ты описываешь со слов того же дяди Пита, они могли и свой самолет для этой цели вызвать. Сел на одном из польских аэродромов, частная лавочка, понимаешь, закатили тачку на борт – и поминай как звали! Мы что же, будем теперь все наши аэродромы прочесывать?

– А ты как думал? – даже удивился Турецкий.

– Ну и ну… – только и ответили «господа хорошие», то есть сыщики, сидевшие тут же, за общим круглым столом.

– Да это ж никаких денег… – начал было самый мудрый из сотрудников – Сева Голованов, в прошлом майор разведки спецназа ГРУ.

– Одну минуточку! – тоном, не терпящим возражений, перебил его Александр Борисович и ткнул указательным пальцем в сторону Дениса: – Ваш начальник, ребятки, вот здесь, при мне… когда это было? вчера? позавчера? заявил, что поиск машины генерала Реддвея… или, как он его только что не без основания назвал, дяди Пита, ведь так?.. есть дело его личной чести, доблести и геройства. О чем мною лично было немедленно доложено заместителю генерального прокурора Меркулову и Вячеславу Ивановичу, то есть вашему шефу. И что привело их обоих, кстати, в восторг – ибо не каждый сыскарь в наше смутное время способен проявить столь высокую сознательность. Так о каком же, собственно, гонораре после этого может вообще идти речь, господа частные сыщики?! Нет, все-таки жадность однажды погубит вас, видит Бог!

– М-да… сели… – уныло покачал головой Сева. – Ну, начальник, век не забуду!

– Это поклеп! – живо возразил Денис. – Я и не думал клясться!

– Значит, я тебя неверно понял, – с ходу согласился Турецкий. – Однако существо дела от этого не меняется. Не могу же я теперь выглядеть невольным обманщиком в глазах ответственных товарищей? Ты об этом хоть подумал, нагло дезавуируя мою информацию?

Кажется, до сыщиков дошло, что это была обычная пикировка, а не сознательное навешивание тяжкой гири на причинное место сразу всей розыскной конторе. «Ребята» заулыбались: пахать за простое человеческое спасибо не хотел никто – рыночные отношения!

– Слушайте дальше, – продолжил Турецкий. – Вчера вечером Костя имел телефонный разговор с Питом. Могу обрадовать – гонорара у вас никакого не будет… – Александр Борисович выдержал паузу, оглядел вмиг потускневшие лица и сказал: – Но будет премия. Костя предложил ограничиться десятью тысячами баксов… – Опять возникла пауза. – А старина Пит, с трудом поверивший, что счастье еще возможно, не сдержал нахлынувших чувств и явно погорячился, пообещав заплатить… двенадцать.

Теперь уже народ насторожился.

– Мы подумали, – с серьезным видом продолжал Турецкий, – посовещались и решили со Славкой отказаться от своей доли гонорара. Мы пришли к выводу, что, хотя основная работа будет происходить у нас с ним вот тут, – он постучал себя согнутым указательным пальцем по лбу, – но бегать-то придется исключительно вам. А вот уже полянку вы нам накроете, да, никуда не денетесь… Опять же, если по чести, то, учитывая ваш нынешний состав – Сева, Николай, ты, Филя, Демидыч, ну и Денис с вечным Максом, – получается шесть человек. А двадцать на шесть никак не делится.