Черный пиар Незнанский Фридрих
Гордеев кивнул и мрачно посмотрел в окно. Хорошо еще, водитель не знает, что везет именно такого московского адвоката, которого нанял, не кто иной, как сам Зайцев… Интересно, как бы он отреагировал? Впрочем, Гордеев решил воздержаться от экспериментов, к тому же он был удовлетворен общением с шофером.
Между тем уже подъехали к гостинице. Это было строгое семиэтажное здание с большим газоном перед ним и огромными стеклянными дверями.
– А что, Кравцов тоже жулик? – поинтересовался Гордев, когда они остановились.
– Конечно, – махнул рукой шофер, – все они одним мирром мазаны…
Гордеев расплатился с шофером и направился к дверям. Перед ним на высокой мощной опоре красовалась большая позолоченная эмблема – круг, а в нем получеловек-полуконь с копьем в руке. Надпись в греческом стиле гласила: «Гостиница „Кентавр“.
Стеклянные двери предусмотрительно разъехались перед Гордеевым, и он очутился в просторном холле. Мраморный пол был убран коврами. На коврах стояли кожаные кресла и стеклянные столики. На стенах висели небольшие картинки, изображающие сцены из греко-римских мифов. Работал кондиционер, распространяя приятную прохладу.
Гордеев подошел к рецепшн. Навстречу ему тут же встали две молоденькие девушки в белых блузах с приклеенными на лицах улыбками и с усталыми глазами, словно говорящими: «Как же вы все нас достали!»
– Добрый день, – с готовностью пропели они. – Чем мы можем быть вам полезны?
– Добрый день, – ответил Гордеев, сразу оценив одну из девушек, миловидную блондинку с большими зелеными глазами, и обращаясь по преимуществу к ней. – Я хотел бы снять номер. Это возможно?
– Вы не бронировали? – поинтересовалась блондинка.
– Нет.
– Хорошо. Тогда, будьте добры, ваш паспорт, – попросила она.
Гордеев вынул из внутреннего кармана документ и протянул его девушке.
– На сколько дней вы хотели бы снять номер? – спросила она.
– Точно не знаю… – отозвался Гордеев. Он действительно не знал, на какой срок задержат его здесь дела. «Хорошо бы быстро закончить да и вернуться в Москву, – подумал он. – Только вот вряд ли получится».
– А на сколько оформлять? – спросила девушка.
– Давайте пока на три дня, – с минуту подумав, ответил Гордеев.
Когда все формальности были соблюдены, девушка торжественно вручила Гордееву ключ от его номера.
– Жаль, что это не ключ от вашего сердца, Надежда, – между делом заметил Гордеев, посмотрев на приколотую к ее груди визитку.
Девушка вежливо улыбнулась и промолчала.
– Надежда, скажите, у меня есть надежда? – продолжал Гордеев.
Ее напарница уже не улыбалась, она с пренебрежением смотрела и на блондинку, которая не знала, что ответить, и на заигрывающего с ней Гордеева.
– Надежда на что? – игриво поинтересовалась блондинка.
– Как на что? – поднял брови Гордеев. – На взаимную симпатию, конечно.
– Все зависит только от вас, – промурлыкала девушка.
– То есть я должен себя показать? – спросил Гордеев.
Девушка смущенно пожала плечами.
– Что ж, договорились, – сказал Гордеев. – Постараюсь показать себя с лучшей стороны.
Девушка засмеялась, и этот ее смех был настолько искренен, что Гордееву первый раз за все это время стало спокойно и тепло на душе. «Хороший знак», – подумал он про себя, никогда раньше не замечая за собой склонности к суеверию.
Он поднялся на четвертый этаж на лифте. «Номер 75» – было выбито на массивной металлической груше, к которой крепился ключ. Коридор был застелен зеленой ковровой дорожкой. Гордеев прошел через небольшой холл с телевизором и увидел дверь своего номера.
На поверку оказалось, что больше всего средств было потрачено при строительстве этой гостиницы на роскошный нижний холл. Этажи и номера оказались не такими богатыми, обстановка, можно сказать, была вполне спартанской. Но, по крайней мере, аккуратные горничные старательно поддерживали здесь чистоту и порядок. По андреевским меркам гостиница, конечно, претендовала на твердую пятерку, по московским – на троечку с плюсом.
В более или менее просторной комнате располагались двухместная кровать, застеленная темно-зеленым покрывалом (кстати, такого же цвета были и занавески), небольшая тумбочка с оригинальным ночником в стиле модерн, маленький журнальный столик, встроенный в стену сейф, микроскопический холодильник, на котором находился небольшой телевизор. Короче говоря, все тут было какого-то уменьшенного размера. «Как будто для лилипутов», – почему-то подумал Гордеев, открывая холодильник. Там имелись две малюсенькие бутылочки с красным и белым вином и неожиданно большая, двухлитровая, бутыль пепси-колы.
Коврик перед кроватью и обои на стенах были бежевого цвета. Над постелью висела маленькая картина, больше похожая на аппликацию, изображающая пресловутого кентавра, который скакал по лесу.
Гордеев кинул сумку на постель и сам завалился следом. Он устал и ему было лень разбирать вещи, аккуратно все раскладывать по полочкам в шкафу.
«Сейчас только в душ с дороги и немного поспать. А вечером разберу все вещи. Ну а завтра уже займусь делами, пойду в местную прокуратуру», – думал уже почти засыпающий Гордеев. Но, пересилив свою усталость, он поднялся и побрел в ванную.
После душа наступили такие легкость и расслабление, что Гордеев уснул сразу же, как только опустил голову на подушку. Он надеялся поспать до вечера, но проснулся лишь утром следующего дня.
5
Спирин Андрей Васильевич, следователь андреевской городской прокуратуры, всей своей душей надеялся стать сватом мэру Андреевска Каширину. Тогда бы, считал он, решились многие его проблемы. Он перестал бы так сильно зависеть от Каширина. Родственные отношения, они все-таки обязывают… Хотя, впрочем, для Каширина и иже с ним слово «обязанность» – пустой звук. Однако Спирин все равно надеялся. Проблема была в одном: его дочка совсем не любила сына Каширина. Правда, эту проблему Спирин отметал, как настоящий деспотичный папаша. Его больше беспокоило другое: еще было неизвестно, серьезны ли намерения сына Каширина, может быть, он вовсе и не собирается жениться на его дочурке.
Однажды, довольно давно (хотя, впрочем, и не слишком), оперуполномоченный Спирин чуть не загремел со службы из-за мэра города, когда задержал за продажу фальшивых долларов двадцатилетнего парнишку. Откуда же ему было знать, что это сын самого Каширина? Дело конечно же уладили, а вот самому Спирину пришлось худо.
«А будет еще хуже!» – понимал оперуполномоченный. Но дело повернулось совсем иначе. И удивлению Спирина не было предела. Мало того, что его благосклонно простили, вскоре он даже сделался следователем. Разумеется, не за так просто… Последовал недвусмысленный намек: «Вы очень ответственно подходите к своей работе. Это очень хорошо. Мы вами довольны. И нам очень нужны свои люди в прокуратуре». Нужны, так нужны! Разве ж он, Спирин, против? Он не против. Далеко не против! Наоборот, рад стараться, раз такое дело. По крайней мере, материальная сторона жизни Спирина начала существенно улучшаться.
А потом неожиданно оказалось, что сын Каширина ухаживает за его дочкой. Спирин возблагодарил небеса и стал размышлять о близкой свадьбе и приданом для дочери и месте проведения свадьбы. А еще потом, не без помощи мэра Каширина, Катенька Спирина поступила в Академию нефти и газа в Москве. Туда же, в Москву, отправился и сын Каширина делать свой бизнес.
Поэтому в каждом телефонном разговоре с дочерью Андрея Васильевича интересовало только одно:
– Как там Сергей? Приезжает к тебе? Ты его часто видишь?
– Какой еще Сергей, пап? – как ни в чем не бывало отвечала дочь.
– Что значит какой Сергей?! – сердился отец. – Каширин! У тебя там много Сергеев, что ли?!
– Ой, один, один! – без всякого энтузиазма в голосе отвечала дочь. – Да заходит иногда…
– Что значит «иногда»? – пугался отец.
– Да надоел он хуже горькой редьки! В Москве столько девчонок шикарных. И чего он только ко мне прицепился!
– Ты, Катюха, не смей так говорить! – наставительно говорил Спирин. – Он же тебя любит!
– Ну конечно, любит! – вяло реагировала Катенька. – А я-то его нет!
– Ничего, Катенька, ничего, – наставлял ее Спирин. – Парень он видный, из хорошей семьи… Стерпится – слюбится.
– Ну вот еще! – капризно возражала дочь. – Я его терпеть не собираюсь.
– Поговори у меня! – начинал сердиться Спирин.
– Все, пап, мне пора, – предусмотрительно заканчивала разговор Катенька. – Целую, пока.
– Да. Кать, это… – спохватывался Спирин. – Как учеба-то?
– Нормально. Продвигается, – торопливо отвечала дочь. – Все, пока.
– Ты, Кать, это… – просил ее Спирин. – Нормально чтоб все… Серегу не обижай. Он хороший парень. Сын мэра! Может, что у вас и получится там, а?
– Все, пап, пока.
– Ну пока, пока. Ты не забывай, что я тебе говорю-то… Поняла? – Но в трубке уже раздавались короткие гудки.
Спирин клал трубку и глубоко вздыхал. Беда с этими детьми…
…Гордеев вошел в кабинет следователя Спирина, и сразу же в голове его промелькнуло: «Нет, с этим дела нормально не пойдут».
За столом сидел тучный человек с хмурым недовольным лицом. Он делал вид, что напряженно изучает какие-то материалы. Услышав, как хлопнула входная дверь, он недовольно приподнял голову, презрительным взглядом окинул с головы до ног Гордеева и опять погрузился в чтение.
Гордеев поморщился. Он терпеть не мог такого типа людей, которые делают вид, будто у них проблем больше, чем у других, и будто их проблемы важнее и серьезнее, чем у всех остальных. Весь вид Спирина говорил: «Ну что ты здесь ходишь, ошиваешься, меня от важных дел отрываешь. У тебя делишки – тьфу, а у меня – ого-го! Тебе сюда лучше и не соваться!»
– Добрый день, – громко произнес Гордеев, подходя к столу следователя. – Гордеев Юрий Петрович, адвокат Евгения Зайцева. – Он протянул ему для пожатия руку.
Спирин окинул его таким ледяным и презрительным взглядом, что Гордеев понял: надеяться на какую-либо помощь бесполезно. Не подавая ему руки, Спирин ответил:
– Спирин Андрей Васильевич, веду дело Зайцева.
«Да, с тобой каши не сваришь. Предчувствие, как всегда, не обмануло», – подумал Гордеев, и так как следователь не предложил ему присесть, он сам придвинул стул и сел на него.
Спирин внимательно смотрел на Гордеева, наконец выдавил из себя:
– А документы?
– Ах да, – спохватился Гордеев и достал из кармана удостоверение.
– Хорошо… – внимательно изучив документ, сказал Спирин. – Ну и?…
– Ну и, – усмехнулся Гордеев, пряча удостоверение в карман, – хотелось бы взглянуть на дело Зайцева.
Следователь так долго и напряженно изучал лицо Гордеева после этих его слов, что Юрий посчитал нужным добавить:
– Как адвокат имею право.
Спирин медленно поднялся, открыл шкафчик, достал оттуда папку и, не говоря ни слова, небрежно бросил ее на стол.
– Спасибо, – произнес Гордеев, беря папку. – Ничего, что я прямо здесь изучу дело? Правда, наверно, буду мешать вам своим молчаливым присутствием, отвлекать вас от каких-нибудь серьезных дел, – съязвил он.
– Ничего, – грубо ответил Спирин. – К тому же вы не имеете право выносить дело. А отдельной комнаты у нас все равно нет. Так что придется терпеть…
Он снова погрузился в чтение.
Гордеев пожал плечами и открыл папку.
«9 мая 2002 года в лесу близ железнодорожной станции… была убита Софья Дмитриевна Маковская, 1993 года рождения…» Гордеев пролистывал дело и узнавал уже известные ему факты.
Но тут вдруг его взгляд остановился на таких строках:
«По заключению экспертизы установлено, что при совершении данного преступления был использован автомат АКМ. На месте происшествия были обнаружены две гильзы АКМ с калибром 7,62 мм… По результатам баллистической экспертизы установлено, что выстрел был произведен с расстояния 20–25 метров… По результатам врачебно-медицинской экспертизы были обнаружены две пули в области грудной клетки убитой, одна из которых и привела к моментальной смерти…»
«Вот так вот, – пронеслось у Гордеева в голове. – Этот факт мне не был известен. Я думал, она убита из пистолета».
– Странно, – произнес он вслух.
– Что странно? – насторожился следователь, поднимая голову.
– У меня были другие сведения насчет убийства… – задумчиво произнес Гордеев.
– Какие же? – поинтересовался Спирин, впрочем, без особого интереса.
– Ведь поначалу, кажется, утверждалось, что девочка убита из пистолета… – сказал Гордеев.
– У вас ошибочные сведения, – нахмурился Спирин.
– В таком случае, не у меня одного, – пристально глядя ему прямо в глаза, произнес адвокат.
Спирин сурово, даже с ненавистью, как показалось Гордееву, посмотрел на него, пожал плечами и медленно процедил:
– Перед вами уголовное дело. В нем заключения всех экспертиз без исключения. Вы с ними ознакомились. Какой смысл мог быть в сокрытии тех или иных данных или какой-либо дезинформации? Подумайте сами. У вас, судя по всему, плохие осведомители.
– Либо у вас не слишком чистые факты… – закончил Гордеев.
– Вы хотите сказать – сфабрикованные? – насторожился следователь.
Гордеев промолчал.
– Вы что, меня в чем-то обвиняете? – последовал еще один вопрос.
– Что вы! Упаси бог! – играя испуг, произнес Гордеев. – Я не собираюсь никого обвинять, я собираюсь оправдывать. Это, знаете ли, моя работа.
– Ну-ну, – протянул следователь.
И тут Гордеев, поторопившись вывести следователя на чистую воду, допустил одну ошибку.
– Значит, вы утверждаете, что не было никакой дезинформации и сокрытых фактов? И у меня ошибочные сведения?
Следователь с интересом смотрел на Гордеева.
– А позволите ли вы мне взглянуть на материалы предварительной версии о самоубийстве бедной девочки?
– Что? – Спирин посерел, на лбу и щеках его выделились глубокие морщины.
– Ну ведь была же еще версия о самоубийстве, не так ли? – сказал Гордеев как нечто само собой разумеющееся.
– Откуда вам это известно?… – следователь осекся. – Что за ерунда!
– Постойте, постойте, – не понял Гордеев. – Первоначально официальной версией была версия о самоубийстве, не так ли?
– Не так! – почти выкрикнул следователь и встал из-за своего стола.
Он принялся ходить по комнате, как тигр в клетке.
– Что за чушь! Кто вам это сказал?
Гордеев сам ничего не понимал, он только знал, что версия о самоубийстве действительно была официальной. Но теперь он сомневался в этом.
– Это все ерунда! Это была одна из версий на стадии предварительного расследования! – продолжал Спирин. – Вы что же, держите правоохранительные органы за дураков?
– Да нет… Спокойно, спокойно… Что это вы так разнервничались? – пожал плечами Гордеев.
– Я не разнервничался, – Спирин, видимо, и сам понял, что допустил промашку, дав волю чувствам, и пытался теперь сгладить впечатление. – Я просто не понимаю вас.
– Я тоже… – согласился Гордеев.
– Как вы это себе представляете? Девочка гуляет в леске, собирает там всякие ягодки, цветочки. Потом подходит к дядям, отмечающим праздник, конечно, интересно ей знать, что это за дяди! А на травке пистолет валяется… – Спирин пытался шутить, что получалось очень плохо.
– Пистолет? Все-таки пистолет? – изумился Гордеев. – А вот по данным экспертизы это автомат был… Да, автомат Калашникова. Что-то вы путаетесь…
– Да при чем здесь это?… Какая разница! Я это для примера… – Спирин снова разнервничался. Гордееву было жалко на него смотреть. – Хорошо, автомат… Это еще хлеще. Нелепица какая! Девочка берет автомат Калашникова и весь рожок – в себя?! Так просто, от нечего делать, интересно ей стало. Причем опытная была, знала, как с предохранителя снять, как стрелять, наверно, ногой на курок нажимала, а дуло к груди приставляла. Так, что ли?
– Вот и я говорю – глупость, – невозмутимо подтвердил Гордеев.
– А что же вы мне про какое-то самоубийство рассказываете? – спросил Спирин.
– Да нет, это не я, – усмехнулся Гордеев. – Это у вас такая версия была… кажется…
– Я вам еще раз повторяю, от этой версии мы отказались сразу! – воскликнул Спирин. – Ведь экспертиза…
– Вот именно. Экспертиза… – перебил его Гордеев. – Как только экспертиза показала, что стреляли из «калашникова», версия о самоубийстве тут же отпала. – Адвокат уже был очень зол и сам не понимал, зачем говорит все это следователю.
Спирин сощурил глаза и грозно посмотрел на Гордеева:
– Что вы хотите сказать? Я что-то не понимаю. В юридической практике всегда так – новые данные приводят к сужению круга версий.
Гордеев опомнился и сидел, молча уставившись в дело об убийстве.
– Кажется, вы сейчас пытались меня обвинить… – настаивал Спирин.
– Нет, я не пытался, – отнекивался Гордеев. – И никого я не хочу обвинить.
– Так в чем же дело?
– Я просто сообщил вам те факты, которые были известны мне, – как можно спокойнее объяснял Гордеев. – Я хотел как-то прояснить для себя это дело, разобраться. Вот и все. Может быть, я надеялся, что вы что-то проясните, поможете делу… А вы вдруг начали нервничать…
– Я не нервничал! – вскричал Спирин.
– Ну да, я так и понял, – улыбнулся Гордеев. – Но вы слишком близко к сердцу восприняли все сказанное мной. Не надо придавать моим словам так много значения. Это лишь мнение. Личное.
– Еще бы, – Спирин опять уселся за стол. – Все вами сказанное только что несло какую-то обвинительную подоплеку.
– Что вы! Я еще раз повторяю, я здесь для того, чтобы защищать, а не обвинять! Я надеялся на то, что вы мне поможете… – оправдывался Гордеев, который уже был не рад, что затеял этот разговор.
– Ну, знаете, это уж слишком. Мое дело ловить преступников, а не помогать адвокатам защищать их…
– Не защищать, разобраться… Впрочем, я и сам… Спасибо за предоставленные материалы…
Следователь, видимо забывшись, уже сам протянул ему руку, и на этот раз рукопожатие произошло, хотя для Гордеева оно и не было слишком приятным.
6
Как разъяренная тигрица Лида металась по комнате, временами, чуть успокоившись, с ненавистью рассматривала красивые кованые решетки на окнах и даже в бессильной злобе запустила тяжелой керамической чашкой в стену. Та, отскочив от плотной поверхности, с глухим звуком шмякнулась на пол без единой трещины. Эта невозмутимая прочность посудины окончательно добила девушку, и она начала кричать, извергая проклятия в адрес всех находящихся в этом доме, который вдруг стал ее темницей, и бешено колотя в дверь каблуком домашней туфли.
– Эй там! Кто-нибудь! – кричала она. – Открывайте! А то сейчас весь дом разнесу так, что мало не покажется!
Ответа не было.
– Открывайте! – взвизгнула она.
Молчание.
Лида с минуту подумала, затем ее взгляд упал на зажигалку, которая лежала на маленьком журнальном столике. Она быстро схватила ее и вернулась к двери.
– Если не откроете, я подожгу дом! – закричала она так громко, как только могла. – У меня есть зажигалка!
На этот раз ее усилия увенчались успехом – через минуту замок повернулся, и в комнату вошел Кравцов.
– Чего ты буянишь? – тихо спросил он.
– А вот и бывший муженек решил навестить… – произнесла Лида, будто не слышала вопроса.
Кравцов забрал у нее зажигалку и сунул ее в карман.
– Как ты себя чувствуешь? – продолжал Сергей.
– Чудно! – саркастически улыбаясь, сказала Лида. – До тех пор, пока не видела тебя, было гораздо лучше.
– Ну ты ведь сама звала! – возразил Кравцов.
– Да, звала! Но не тебя. Тебя я хочу видеть меньше, чем кого бы то ни было!
– Зачем ты так со мной? – Кравцов, казалось, был в отчаянии.
– А чего ты ожидал, интересно? – завелась Лида. – Ты хватаешь меня, запихиваешь в свою машину, насильно привозишь в этот проклятый Андреевск. Потом запираешь в этой комнате и еще хочешь, чтобы я была нежная и ласковая? Что ты вообще от меня хочешь? Чего тебе надо? Зачем ты меня похитил?
– Затем, что это мой единственный шанс объяснить тебе хоть что-нибудь, – терпеливо объяснял Кравцов. – Затем, что я уже больше года не могу с тобой нормально поговорить. Когда я звоню, ты бросаешь трубку, не хочешь меня выслушать, скрываешься. Когда я приезжаю, ты либо не открываешь дверь, либо отказываешься разговаривать! Как еще я мог с тобой объясниться?
– Я тебе давно сказала, что нам абсолютно не о чем разговаривать, и выслушивать я тебя тоже не желаю, и вообще отстань от меня ради бога! Неужели я теперь вынуждена всю жизнь терпеть тебя? Я устала от твоего нытья, я не вернусь к тебе никогда. Понимаешь ты это или нет?
– Послушай, Лида, – Кравцов пытался казаться спокойным, но это ему удавалось плохо. Руки нервно теребили связку ключей, голос дрожал. – Давай поговорим. Спокойно поговорим.
– О чем? Нам не о чем с тобой разговаривать!
– Лида, я не понимаю, почему ты ушла. Все было так хорошо… Я же могу сделать тебя самой счастливой женщиной на земле. У тебя будет все. Все, что захочешь, все, о чем только можно мечтать. Просто вернись ко мне.
– Ничего мне не надо от тебя, – упорствовала она. – Я сама вполне могу о себе позаботиться. Что, думаешь, все купить можешь? Так вот, мне твои деньги не нужны. Засунь их знаешь куда…
– При чем здесь деньги? – Сергей не выдержал и сорвался на крик. – Что ты все переворачиваешь вверх тормашками? С тобой невозможно разговаривать, ты абсолютно не хочешь слушать никого, кроме себя. Что ты зациклилась на этих деньгах? Кто тебя покупать собрался? Я пытаюсь с тобой договориться, а ты как сумасшедшая, заладила одно и то же!
– Не хочу я с тобой ни о чем договариваться!
– Но спокойно поговорить-то ты можешь? – закричал Кравцов.
– Вот что, уходи лучше, – ответила Лида. – Орать можешь на своих прихлебателей, а я тебе в девочки для битья не нанималась.
– Извини, я погорячился.
– Мне все равно, – холодно заявила Лида. – Убирайся отсюда.
– Я люблю тебя, – тихо произнес Кравцов.
– Это мне теперь тоже все равно, – снова отрезала Лида.
Сергей постоял чуть-чуть, потом молча вышел и запер за собой дверь. Лида опять осталась одна. Она слышала, как звонит ее сотовый где-то в доме, потом звонок затих, вероятно, телефон кто-то отключил.
Она села в кресло и задумалась. Если бы кто-нибудь несколько лет назад сказал Лиде, что она окажется пленницей в собственном доме и будет всеми силами пытаться сбежать от любимого в прошлом мужа, она расхохоталась бы ему в лицо! Когда-то они были безумно счастливы, не могли расстаться ни на минуту, всюду ходили вместе. Даже на деловые встречи и девичники, чем страшно раздражали и партнеров, и Лидиных подруг. Но им было все равно, они были молоды, красивы и влюблены друг в друга…
…Сергей приметил Лиду еще совсем девчонкой, ученицей десятого класса. Смешной чертенок, дочка случайной знакомой его матери, а он был уже довольно известной личностью в городе, начинающим бизнесменом, не знающим недостатка во внимании противоположного пола и деньгах. Они встретились на праздновании дня рождения кого-то из общих знакомых их родителей. Сергей откровенно скучал. Ему уже изрядно надоели восторженные возгласы пьяных теток: «Ну надо же! Какой большой стал!» Причем каждая из них непременно норовила заявить, что укачивала будущего бизнесмена на своих руках. Из чего Сергей сделал вывод, что, судя по всему, к их дому каждый вечер выстраивалась длиннющая очередь орущих и дерущихся женщин, которые жестоко бились за право потаскать на руках карапуза Сереженьку.
В конце концов Кравцов забился в угол с какой-то книгой в надежде, что его никто не обнаружит и окончания застолья он сможет дождаться здесь. Но через несколько минут дверь в комнату открылась, и зашла молоденькая девчонка с дерзкими глазами и удивительной красоты волосами.
– Тьфу ты, и здесь занято! – нисколько не смущаясь, произнесла она.
– Занято, – подтвердил Сергей. – А ты кто?
– Я Лида, дочка Ермолаевых, а ты?
– А я Сергей, сын Кравцовых.
– Ну вот и познакомились, – рассмеялась Лида. – А ты чего прячешься? Тебя тоже достали?
– Есть маленько, – улыбнулся в ответ Сергей.
– Понимаю. Мне сегодня пять раз проорали на ухо, как сильно я выросла. Четыре раза спросили, когда я собираюсь выходить замуж. Раза три пытались вдолбить в голову незыблемую сентенцию о необходимости высшего образования. И вдобавок ко всему этому я вынесла несколько десятков слюнявых поцелуев.
Она брезгливо поморщилась.
– Тяжело, – согласился Кравцов. – Мне повезло больше. После шестого восклицания о моем ненормально скором взрослении я смылся и спрятался здесь, и не собираюсь отсюда выползать до тех пор, пока самая пьяная и активная часть гостей не разойдется.
– Боюсь, долго ждать придется. – Девчонка скорчила смешную рожицу. – Они еще даже не добрались до горячего. А впереди еще чай с тортом!
– Тогда придется искать выход из сложной ситуации. – Сергей вдруг повеселел, эта дочка Ермолаевых ему положительно нравилась. – Знаешь что? У меня есть идея.
– Какая? – заинтересованно спросила Лида.
– Давай сбежим отсюда?
– Куда это?
– Ну-у… Например, в кино, – сказал Кравцов первое, что пришло ему в голову.
– А что мы скажем нашим? – просчитывала варианты Лида.
– Правду. Скажем, что идем в кино. Зачем что-то выдумывать?
– Ну ладно, – сказала, подумав, Лида. – Но тогда сам с ними разговаривай, а то мои на меня обидятся.
– Идет. – Кравцов взял новую знакомую под руку и повел в гостиную.
– А вот и молодежь! – закричал усатый именинник. – Где пропадаете? Присоединяйтесь. Тост за женщин! За присутствующих здесь дам!
– За женщин – это отлично. Мысленно с вами, – ответил Сергей. – Но я надеюсь, никто не будет возражать, если молодежь пойдет в кино? Андрей Ильич, – обратился Кравцов к отцу Лиды. – Я заберу вашу дочь на прогулку, не возражаете? А часам к десяти мы вернемся.
– Идите, идите, я ведь понимаю, что вам здесь скучно с пьяными тетками, – ответила за мужа Лидина мать, опередив отца, который хотел что-то возразить. Тот глянул на жену и счел за благо согласиться.
Молодые люди, одевшись, выбежали на улицу. В кино они не пошли: шел какой-то дурацкий фильм про инопланетян, они оба его уже видели. Поэтому просто отправились прогуляться по парку, потом зашли в кафе, болтали о чем-то непрерывно. У Сергея почему-то замирало сердце от близости Лиды, она была совсем еще девчонкой, почти ребенком, и Кравцову вдруг захотелось оберегать и заботиться о ней всю жизнь. В квартиру они возвращались, уже держась за руки, а когда пришло время прощаться, Лида оставила свой телефон Сергею под горячее одобрение многочисленных знакомых, которые тут же громко, безапелляционно и на разные лады размечтались о грядущей свадьбе. Услышав об этом, Лида расхохоталась гостям в лицо, а Кравцов подавился глотком сока и долго еще не мог откашляться. Только одна приятельница Лидиной матери, слывшая в кругах не слишком образованных соседок ведьмой, взглянув на молодых людей черными пронзительными глазами, сказала кому-то: