Слимп Бабкин Михаил

— Вот он! — раздалось сзади. — Он... он... — крик отозвался в ушах Семёна умирающим эхом. Что-то мощное, безжалостное схватило Семёна Владимировича, сжало так, что парень не смог ни охнуть, не вздохнуть; нарастающее электрическое шипение полностью оглушило его. Фиолетовый свет померк и Семёна грубо швырнуло куда-то в темноту. Как камень из пращи.

...Семён поморгал, разгоняя муть: видно было плохо, всё плыло и качалось, свет резал глаза как с похмелья.

— М-м-м, — промычал парень, потом вспомнил о пластыре и с ненавистью содрал его с губ.

— Чёрт, — сказал Семён, тут же схватившись за лицо, — больно-то как! Ух ты, какая щетина отросла. Побриться, однако, надо. Мар, где мы?

— Хрен его знает, гражданин начальник, — чётко отрапортовал медальон. — Понятия не имею куда нас зашвырнуло. В принципе должны были в каком-нибудь колдовском месте оказаться. Где магия сильная. Надеюсь, это не очередное Хранилище?

Семён стоял в длинном и широком коридоре: по левую сторону от Семёна тускло багровели закатным светом прямоугольники узких окошек-бойниц, забранных толстыми железными прутьями; по правую тянулась каменная стена, увешанная груботкаными гобеленами. На всех гобеленах то сажали кого-то на кол, то отрубали головы, то четвертовали... Цветная вышивка была сделана с чувством и весьма тщательно — наказуемые выглядели как живые. Даже те, которые наверняка были уже мертвы.

Меж красочных полотен застыли почётным караулом пустые рыцарские доспехи, мятые, грязные, местами продавленные и распоротые, как будто их вскрывали тупым консервным ножом. Поверх многих доспехов запеклось что-то чёрное, словно на них небрежно плесканули краской; рядом с каждым рыцарем была дверь из крепкого морёного дуба с тяжёлой ручкой-молотком. Создавалось впечатление, что распотрошённые рыцари то ли охраняли эти двери, то ли наоборот, предупреждали, чтобы их не открывали. Ни в коем случае.

Резким контрастом с этим мрачным местом был запах: в коридоре крепко пахло жареным луком, уксусом и чем-то мясным. У Семёна сразу заурчало в животе.

— Пахнет-то как, — Семён повёл носом. — Шашлыком, что ли?

— Не очень похоже на колдовское место, — решил медальон. — Странно. Или я что-то недопонимаю, или слимперская пентаграмма от времени испортилась. Забросила нас по ошибке в ресторан.

— Не думаю, — Семён потёр лоб. — Голова аж гудит после такого броска... И в колдовских местах, бывает, еду готовят. Хороший признак! Значит, где-то здесь есть люди. Пойду, поищу, — Семён откашлялся, помотал головой, отгоняя усталость и пошёл на запах, глотая вдруг набежавшую слюну.

Коридор со стороны окон отпочковался узким наклонным ходом с каменными стёртыми ступеньками, ведущими вниз: именно из этого хода и тянуло вкусным сквознячком. Семён Владимирович осторожно шагал по ступенькам, часто приостанавливаясь и вглядываясь в полумрак — мало ли какие сюрпризы могли ожидать его там! К счастью, сюрпризов не оказалось, во всяком случае на самой лестнице. Но вот ступеньки закончились и Семён, прижимаясь к стене, заглянул за слегка приоткрытую дверь.

Пожалуй, это была столовая. Столовая при кухне: у дальней стены на объёмистой печи стояли кастрюли, сковородки, какие-то противни и судки — всё это кипело, шипело, скворчало и пахло. Сказочно пахло; Семёну показалось, что он вот-вот захлебнётся слюной.

У плиты, стоя спиной ко входу, суетился невысокий крепыш в серой рубахе-распашонке и серых коротких штанах. Беззвучно выбивая чечётку голыми ногами по деревянному полу, он одновременно что-то помешивал в кастрюлях здоровенным половником, что-то пробовал, зачёрпывая длинной ложкой из судков, сыпал в сковородки специи и отгонял полотенцем от кастрюль мух. Семён ничуть не удивился бы, если б у повара оказалось не две руки, а шесть — потому что так ловко управляться сразу со всей кухонной работой казалось делом невозможным. Но повар управлялся. И ещё как!

На стенах просторной кухни висели коптящие факелы, ярко высвечивая дверь неподалёку от печи и более тускло освещая длинный стол посреди зала. За столом, уставленном разнокалиберными блюдами и мисками, на струганных лавках сидело около десятка людей, сосредоточенно жующих, хмурых, чем-то озабоченных. Обычного для застолья гомона не было слышно — жующие лишь изредка поглядывали исподлобья на своих соседей по ту сторону стола, на том их общение и заканчивалось. То ли здесь не положено было разговаривать, то ли все эти люди были смертельными врагами, но трапеза проходила в полном молчании.

Семён пригляделся к одеждам едоков и быстро организовал себе похожую одёжку, спрятав под ней сумку — нечто среднее между балахоном и коричневой долгополой рясой, подпоясанной кожаным ремешком. И плюнув на возможную опасность, открыл дверь и зашёл в столовую. Очень уж есть хотелось. Придав лицу на всякий случай постное и умильное выражение, Семён неспешно подошёл к столу — сидящие с краю молча потеснились, освобождая ему место — сел и пододвинул к себе пустую миску и чистую ложку, которые словно ждали именно его. И стал быстренько накладывать в миску всё, что под руку попадало: мясо, зелень, картошку, опять мясо... И сразу принялся есть, жадно откусывая от всего подряд большими кусками. Чтобы успеть наесться, пока по шее не надавали.

— Приятного аппетита, — вежливо сказал Мар. — Можешь не отвечать. Я не обижусь. — Он хотел сказать ещё что-то, но в этот момент с дальнего края стола донёсся громкий уверенный голос:

— Итак, братия, к вам всё же присоединился тринадцатый. Нашёлся-таки храбрец! Это хорошо. Значит, наконец-то ваш отряд полностью в сборе. Это тоже хорошо. После вечернего отдыха попрошу никого не опаздывать, ибо врата открываются ровно в полночь. Как обычно. Оружие и доспехи — по вашему усмотрению. — Говоривший встал, коротко кивнул всем сидящим и, обойдя стол, ушёл к лестнице. Лица говорившего Семён не рассмотрел, было слишком сумрачно, но глаза он всё же увидел, успел: глаза были холодные и усталые. Равнодушные глаза были.

Едва на лестнице стихли шаги, как все за столом уставились на Семёна, у того даже мясо в глотке чуть не застряло.

— Ну ты и пси-их, — врастяжку сказал один из сидевших, пялясь на Семёна как на нечто диковинное, — ну ты и недоумок. Тебе что, Мажок у главного входа не сказал, что нас уже двенадцать? Какого дьявола ты сюда припёрся? Всю малину испортил, гад. Мы тут уже третий месяц на дармовых харчах отъедаемся, без тринадцатого в лабиринт ходу нет, думали, ещё месяцок отдохнём, и на тебе! Явился не запылился. Ох и дурак же ты, хоть и тринадцатый. Хоть и доброволец.

— Погоди, брат Ягир, — остановил его сосед Семёна по лавке, — нечего лаяться. Ты на лицо его погляди, он же не наш! Он вообще непонятно откуда взялся. У него лицо... У него борода растёт. Мне видно.

— Да ну! Не может быть! — вразнобой загалдела братия, все посрывались с мест и окружили Семёна, отпихивая друг друга и стараясь поближе заглянуть ему в лицо.

— Точно, братики, — убито сказал Ягир, для уверенности проведя по семёновской щеке пальцем, — не наш он. Ты кто? Одежда на тебе вроде как наша, а сам... Откуда ты взялся? Не мог брат Мажок такого типа не заметить и в замок колдуна пропустить. С волосами на лице, надо же... Слыхивал я о таких чудесах, но сам вижу впервые. Борода растёт, подумать только! — брат Ягир остро глянул Семёну в глаза. — Говори правду и не вздумай лгать. Я хорошо отличаю правду от вранья. Мне дана эта возможность, как брату Иттару умение видеть в полной темноте, — Ягир кивнул на семёновского соседа. — Кто ты? Не бойся, мы тебе ничего не сделаем. И даже бить не будем. Хотя надо было бы, очень ты некстати появился, но... Теперь мы в одной упряжке. Говори. — Брат Ягир повелительно махнул кому-то рукой и ему немедленно принесли табурет, хотя никаких табуреток Семён в кухне раньше не видел. Не заметил, наверное.

Судя по уверенному поведению, Ягир в этой команде был признанным старшим. В отличие от ушедшего, который больше походил на официального начальника. Командира по назначению.

— Говори уж, — вздохнул медальон. — Только лишнего не болтай. У этого Ягира-хренира взгляд точь-в-точь как у натурального полимента. Будь осторожен.

— Ладно, всё скажу, — с вымученным видом согласился Семён, облизывая ложку. — Куда деваться! А ничего, если я буду и говорить и есть? Очень я проголодался. Очень. — Брат Ягир нетерпеливо кивнул; остальные братья подались к Семёну ближе, переглядываясь между собой и таинственно подмигивая друг дружке. «Ну я вас», — с неприязнью подумал Семён. — «Поесть бы только как следует, а там и дёру можно будет сделать...», — а вслух сказал:

— История моя длинная и странная, и для вас, думаю, во многом непонятная будет. Потому скажу коротко, но правдиво. Ответьте мне для начала лишь на один вопрос: как называется ваш мир по имперскому списку истинных миров?

— Хороший вопрос, — одобрил Мар. — Правильный. Ну и что? Молчат... Опять мы в закрытых мирах! Вот же невезуха, — и в сердцах добавил что-то, Семёну Владимировичу вовсе непонятное. Выругался наверное, на неизвестном Семёну жаргоне.

— Знаете что, — прожевав, сказал Семён, — не буду вас загружать лишними разговорами. Зовут меня... — Семён запнулся, не хотелось ему называться здесь своим настоящим именем, не хотелось и всё тут. Вспомнив, как назвал его когда-то пьяный окружной дознаватель, Семён продолжил:

— Зовут Симеоном, я иноземец и волею судьбы — вор, который охотится не за золотом, а за интеллектуальными, то есть нематериальными ценностями. И попал к вам совершенно случайно, заброшенный сюда неведомым колдовством. — Семён не стал уточнять, какие именно интеллектуальные ценности его интересуют. И насчёт неведомого колдовства тоже не соврал. Почти. — Я понятия не имею, что у вас тут происходит. Почему тринадцать? Почему замок колдуна? Кто вы сами такие? — Семён сунул в рот кусок мяса и замолчал, жуя и выжидательно глядя на собеседника. Вся братия тоже уставилась на Ягира.

— Он не лжёт, — медленно сказал брат Ягир, буравя Семёна пристальным взглядом. — Многое недоговаривает, но не лжёт. Он действительно вор. Не брат по крови! Но и не враг. Иноземец... Хм, а может, это и к лучшему. Ни в одном отряде не было иноземца! Тем более вора. Может, именно нам и повезёт нынче, кто знает?

На твои вопросы отвечу тоже коротко. Замок колдуна там, — Ягир махнул рукой в сторону лестницы. — И лабиринт тоже там. И войти в тот лабиринт может только тринадцать человек, ни больше, ни меньше. А мы — воины-послушники. Достаточно?

— Можно подробнее? — попросил Семён, устало отодвигая от себя пустую миску. — Мне про себя просто нечего больше рассказывать, честное слово. Основное я вам сообщил, а всё остальное несущественно. Разве что свои приключения повспоминать, а оно сейчас вроде как и не ко времени будет... Потом расскажу, вы не против? С самого начала и не торопясь.

— Если у нас будет это «потом», — невесело усмехнулся брат Ягир. — Ладно. Уважу твою просьбу. Поподробнее, хм... Тогда слушай. — Ягир налил себе из кувшина в глиняную кружку воды, отпил и приступил к рассказу.

...Жил-был злой колдун. Именно в этом замке, где они сейчас и находятся. Откуда взялся, когда успел свой замок построить — неизвестно. Года два колдун наводил ужас на всю округу, что там округу — на все земли от Гладкого моря до Оленьих пустошей! Хотя никто и никогда самого колдуна не видел — наблюдались только последствия его колдовства. Ураганы, наводнения, землетрясения. Миражи над замком видели, молнии в чистом небе, ночные сияния и много чего другого видели, не менее потрясающего. А потом колдун взял и помер. Почему так решили? Да потому, что к правителю страны, Главному Отцу-Настоятелю, прибыл год тому назад от колдуна гонец, странный гонец, не живой, но и не мёртвый, который и передал эту весть Отцу-Настоятелю. Что, мол, отошёл колдун в мир теней. И ещё тот колдовской гонец сказал, что любые тринадцать человек могут теперь войти в замок колдуна когда угодно, и ровно в полночь перед ними откроются врата, за которыми будет лабиринт. А в центре того лабиринта лежит нечто, которое Отцу-Настоятелю очень даже пригодится. И тем, кто это нечто найдёт, тоже мало не покажется. А из тринадцати идущих в лабиринт дюжина обязательно должна быть из людей подневольных, по приказу туда присланных, а тринадцатый — только из добровольцев. Который сам придёт в замок. Такое вот непременное условие. Сказал — и рассыпался в прах. Словно и не было никакого гонца вовсе.

С тех пор в замок колдуна много народу ушло. Но никто ещё назад не вернулся, не рассказал, что за таинственное нечто хранится в лабиринте. Может, погибли все, а может, и того хуже... Разные слухи ходят. Даже и говорить не хочется, какие, — так закончил свою речь брат Ягир и со стуком поставил на стол пустую кружку.

Семён нервно потеребил медальон. Словно по рассеянности.

— Сложная ситуация, — в раздумии сказал Мар. — С одной стороны — никто не возвращался. Не очень обнадёживает, скажем прямо! С другой стороны — какое-то нечто, явно не зря запрятанное так глубоко. Хотя я совершенно не понимаю тайного замысла этого чокнутого колдуна. Интриги его не понимаю. Информации не хватает... Не харчит же он ребятушек-братушек, в самом деле! Спрятался, понимаешь, где-то в лабиринте, распустил слухи о своей смерти, а сам гостей ждёт, ножик точит. Глупо это. Он же колдун, а не людоед. Тэ-экс, что же он тогда мог запрятать в замке? Золото? Фу, как пошло. Думаю, не золото... А может, силушку свою перед смертью где-нибудь под камушком прикопал, а? Заклинаньица всякие, или амулетики сильнодействующие... Вот это нам бы пригодилось. Это было бы в самый раз... Я понял! — восторженно завопил Мар. — Он же там слимп заначил, гад землетрясный! Потому-то нас сюда и закинуло. Всё, вычислил я колдуна. Расколол гнуса. Семён! Мы идём с братушками. Категорически! Всенепременно. Будем слимп брать. А после устроим всем весёлую жизнь. Давно я хотел кое-что в мироздании подправить. М-м, для начала... Чтобы такого учудить для начала? Вот незадача, ничего не придумывается... Ладно, когда найдём, там и придумаю.

— Понятно, — грустно сказал Семён. — Знаете что, похоже, всё-таки придётся мне с вами идти. Хотя и не очень хочется. Страшно мне.

— Нам тоже страшно, — признался молчавший до того брат Иттар. — Только дураки сами в эту ловушку лезут. Добровольцы, стало быть. Мы на входе в замок специально брата Мажока поставили, тайком от смотрителя замка, чтобы он таких дураков от геройского поступка отваживал. Вплоть до смертоубийства, если уж очень настырный доброволец окажется. Хоть и грешно это, убивать слабоумных! Но что поделать — нам жить тоже хочется... Лично я не верю в запрятанные волшебные сокровища, о которых толковал нам Отец-Настоятель. И в полезность их тоже не верю. Просто-напросто колдун решил забрать с собой в загробную обитель как можно больше невинных душ, чтобы от дьявола ими откупиться. Я так думаю. — И зло стукнул по столу кулаком.

— Один плюс — здесь неплохо кормят, — усмехнулся Ягир. — Я за эти месяцы ухитрился немного растолстеть. Хотя и тренировался каждый день, как и положено. Форму терять нельзя даже в колдовских замках! Даже без надежды на спасение.

— Да, повар здесь расторопный, — рассеянно согласился Семён, мельком глянув на суетящегося возле печки крепыша. — Шустрый.

— Какой ещё повар! — расхохотался Ягир. — Нет здесь никаких поваров. И не было. Колдовство лишь одно. Кроме нас и смотрителя, который ушёл, нет в замке ни единой живой души. Еда, братец, сама собой готовится и на стол подаётся, вот и всё. Повар, ха! Да ты небось настоящего колдовства никогда и не видел. Впрочем, что воры могут понимать в магии...

Семён поспешил сменить тему разговора:

— А удрать вы не пробовали? — спросил он, стараясь не глядеть в сторону плиты. — Чего вы свои жизни гробите, раз идти в лабиринт не хотите! Ушли бы, и все дела. В бега подались бы.

— Нету здесь выхода, — неохотно признался Ягир. — Вход есть, а выхода нету. Да если и удерёшь, найдёшь лазейку, — куда потом от гнева Отца-Настоятеля денешься? У него везде уши и глаза имеются. И на расправу он скор. Лютый он, наш Отец-Настоятель. Беспощадный.

— Коли так, то давайте отдыхать, — предложил Семён, потирая слипающиеся глаза. — Если нам от лабиринта никак не отвертеться. Хоть пару часов поспать надо.

— Верно, — согласился Ягир. — Всем отдыхать! — и братия, вполголоса обсуждая происшедшее, потянулась ко входу в соседнюю комнату. Брат Ягир проводил их озабоченным взглядом, а когда все ушли, повернулся к Семёну.

— Вор Симеон, ты непростой человек. Не отпирайся, непростой. Не знаю, откуда и как ты здесь взялся на самом деле, но прошу тебя — не исчезай! Сдержи данное тобой слово. Возможно, ты наша единственная и последняя надежда.

— Не беспокойся, — Семён украдкой подавил зевок, спать хотелось отчаянно. — Раз сказал, что пойду, значит пойду. Может, и для меня что интересное в том лабиринте обнаружится. Имеется такое предположение. Только одно условие — я должен идти первым. Есть, понимаешь, у меня одно особое свойство... умение одно... Короче, надо сначала мне самому проверить, что нас впереди ждёт, а уж после, по ситуации...

— Разумеется, — сказал Ягир, дружески кивнул Семёну и пошёл следом за братией.

Семён встал с лавки, направился было к двери в спальню, но не удержался, подошёл к суетливому колдовскому повару и заглянул ему в лицо. Потом пожал плечами и отправился спать: лица у повара не было. Лишь две точки вместо глаз.

Проснулся Семён оттого, что его кто-то потрусил за плечо.

— Вставай, брат вор, — негромко сказали над ним. — Полночь близка. Идти надо.

Семён открыл глаза. В спальне, в неверном свете обязательных настенных факелов шло движение — братия готовилась к походу. Многие уже успели сменить свои балахоны на короткие кожаные куртки с широкими бляхами-клёпками на груди, и просторные кожаные шорты; кто-то ещё примерял на себя кожаную амуницию, придирчиво осматривая крепёж блях; один из братии, стоя под факелом, изучал заточку своей короткой сабли, изредка подправляя её металлическим правилом; кто-то разогревался, ловко размахивая вокруг себя нунчаками. Или чем-то вроде нунчаков, но не менее опасным.

Семён поднялся с лежанки, потянулся. Огляделся: неподалёку от него стоял Ягир, о чём-то тихо беседуя с братом Иттаром. Заметив, что Семён встал, Ягир подошёл к нему и коротко сказал:

— Туалет там, — и махнул рукой в сторону. — После подбери себе куртку и штаны. И оружие какое-нибудь возьми. Ты с оружием обращаться-то умеешь? — и, не дожидаясь ответа, вернулся к Иттару.

— Отец родной, — недовольно пробурчал Мар, — сплошная забота. Ум, ловкость и удача — вот наше оружие! А не палки и сабли. Настоящий вор не пользуется оружием. Никогда!

— А я не настоящий вор, — возразил Семён, — временный я, — и потрусил в туалет, не слушая больше раздражённого ворчания медальона.

Надевать кожаные доспехи Семён не стал — превратил маскировочный костюм в нечто на них похожее, соорудил на ногах крепкие ботинки с мягкой нескользкой подошвой и на том успокоился; сумку с золотом Семён решил нести с собой, не оставлять же её здесь, мало ли как обстоятельства сложатся. Да и вообще, вряд ли они сюда вернутся — уж Семён точно возвращаться не станет! В этом он был уверен.

Вопрос с оружием решился как-то сам собой и совершенно неожиданно. Брать нунчаки или саблю Семён не собирался, хватит с него тяжестей, а решил он попользоваться при необходимости кастетом-рукоятью, которая лежала у него в сумке. И для пробы взял её в руку. И сразу обратил внимание на слабое точечное сияние, исходившее от рукояти, аккурат чуть выше того места, куда ложился большой палец: сияние было заметно лишь в полумраке, пропадая на свету.

— Чего это тут... — пробормотал Семён, близко поднося рукоять к глазам. — Кнопочка, что ли? Похоже. Колдовская, ну конечно... — отведя руку в сторону, он нажал ту кнопочку. Из рукояти с шипением выскочил длинный прямой клинок, прозрачный и узкий; рукоять налилась тяжестью, слегка завибрировала в семёновской руке. По гладкому плоскому клинку заиграли факельные всполохи; внутри клинка, вдоль него, с тихим потрескиванием стремительно проносились мелкие пузырьки воздуха, как будто сквозь клинок шла вода под очень высоким давлением.

— Вот так выкидуха, — восхищённо прошептал Мар. — Обалдеть можно.

— Водяные пистолеты знаю, — сказал Семён, любуясь прозрачным клинком, — сам в детстве играл. Но чтобы водяные сабли... — он нажал кнопку и клинок исчез, рассыпался мелкими холодными брызгами.

— Надеюсь, что он не одноразовый, — Семён сунул рукоять в карман куртки. — Во всяком случае, теперь нам смерть от жажды точно не грозит. Даже в пустыне. Надеюсь, против такого оружия ты не против?

— Ладно, — великодушно разрешил Мар, — владей. Оригинальный инструмент. Возможно и пригодится в нашем деле. Вместо резака для вскрытия сейфов.

Сениных экспериментов с чудесной рукоятью никто не заметил — все были заняты собственными делами, никому не было дела до вора, примкнувшего к отряду. Пока что не было.

Где-то наверху глухо ударил гонг, все невольно посмотрели на потолок.

— Время, — сказал брат Ягир. — Идём, — и направился к выходу из спальни.

Пройдя через кухню-столовую, народ цепочкой потянулся к лестнице, ведущей в замок, в коридор с рыцарями. Семён глянул в сторону печи — хлопотливый поварской призрак отсутствовал, да и сама печь была холодная, пустая, без кастрюль и сковородок. Значит, их возвращения никто не ждал. Семён поёжился, нащупал в кармане рукоять и, немного приободрившись, последовал за всеми.

В коридоре гулял промозглый сквозняк, еле заметно колыша гобелены и тоскливо посвистывая в дырах пустых лат; настенные факелы трещали и коптили. Семён шёл, отсчитывая двери, возле которых застыли дырявые рыцари: возле двадцать первой, и далеко не последней в этом ряду двери, рыцаря не было. Зато был смотритель — высокий, в чёрной глухой накидке до пола и с низко опущенным на лицо капюшоном. Без лишних слов смотритель распахнул дверь и отошёл в сторону. Семён ощутил на себе его тяжёлый взгляд, равнодушный и изучающий. Выпятив подбородок и расправив плечи, Семён растолкал замешкавшихся перед дверью послушников-бойцов.

— Я первый, — торопливо сказал он, косясь на смотрителя. — На разведку. У меня с Ягиром договор. Разведка, знаете ли, это вам не саблями махать... Тут острый глаз нужен. Доверьте дело профессионалу. — Из-под капюшона донёсся короткий смешок, но Семён не обратил на смех никакого внимания, только скрутил в кармане фигу — так, на всякий случай. От сглаза. И вошёл в дверной проём.

Впереди был коридор с сырыми замшелыми стенами, со светляками потолочных светильников в тёмной вышине, с каменным неровным полом. Там, вдалеке, коридор круто сворачивал вправо: из-за угла всполохами вырывался безжизненный голубой свет, неровно высвечивая коридорный поворот. Было тихо как в мавзолее. И пахло... Пахло чем-то знакомым — то ли как после грозы, то ли как возле работающего телевизора. Озоном пахло.

— Пошли, — Семён махнул рукой. — Пока всё чисто. Но вперёд меня никому не выходить! И не торопиться. Ни в коем случае не торопиться.

— Командир, — сказал за спиной у Семёна брат Иттар. — Ну-ну, — и послышались осторожные шаги: братия заходила в коридор. Гулко хлопнула дверь и снова стало тихо. Семён медленно, чуть ли не на цыпочках, стал подкрадываться к голубому свечению: чем ближе подходил он к ярко освещённому повороту, тем ощутимее становился запах. И ещё становилось заметно теплее. Семён судорожно вздохнул — сердце от волнения билось как после крепкого кофе, — и осторожно заглянул за угол.

Метров десять коридор шёл прямо, а дальше разветвлялся влево и вправо. На полу коридора то там, то тут светились голубым светом круглые пятна: от пятен шло тепло.

— Мар, пятна на полу видишь? — шёпотом спросил Семён. — Голубые такие. Горячие.

— Нет, — так же шёпотом ответил медальон. — Хотя погоди... что-то отмечается, контуры какие-то. Слабые-слабые... Ловушечки, да?

— Типа того, — согласился Семён. — Не лужи от дождя. Эгей, братия, — Семён повернулся к воинам-послушникам. — В коридоре полным-полно невидимых ловушек. Откуда я это знаю, неважно. Главное, идите за мной след в след и ни в коем случае не отклоняйтесь в сторону. На всякий случай возле каждой ловушки я буду класть монету — с той стороны, куда к ней, к ловушке, приближаться не надо. Ясно?

— Слушай, вор, — пренебрежительно сказал один из послушников, зло поигрывая нунчаками, — если ты стараешься набить себе цену, тогда ты выбрал для этого неподходящее время. Видеть невидимое не дано никому, даже брату Иттару, а уж тот кромешной ночью комаров сосчитать может. Коридор пуст! За мной, братья, — и с этими словами уверенно шагнул в коридор. Кто-то дёрнулся было пойти за ним, но Ягир молча остановил воина, оттолкнув его назад. И сделал знак Семёну: «Молчи!». Не успел послушник с нунчаками пройти и трёх шагов, как наступил на одно из пятен. И исчез. Семён невольно вздрогнул — сзади раздался общий вздох ужаса.

— Брат Суми всегда был чересчур самоуверен и поспешен в своих поступках, — сухо сказал Ягир. — Делайте так, как говорит брат Симеон. Последний из идущих пусть собирает монеты и передаёт их ему. Думаю, запас денег у нашего проводника не бесконечен, а вешки нам в пути ещё понадобятся.

Шли неторопливо, выверяя каждый шаг — Семён, прежде чем войти в следующий коридор, внимательно изучал его, выискивая в нём всевозможные сюрпризы. А сюрпризов хватало: пятна на полу были лишь частью системы ловушек, которыми лабиринт оказался весьма богат. Кроме пятен вскоре обнаружились тонкие красные лучи, преграждающие путь вроде шлагбаумов — лучи находились на разных уровнях и порой приходилось или проползать под ними, или перепрыгивать через них. Семёну было проще, он видел преграду. А его спутники — нет.

Вскоре отряд потерял ещё двоих: один из послушников нагнулся недостаточно низко, зацепил луч головой — и пропал. А вместе с ним пропал и шедший следом воин, который в это время случайно дотронулся до послушника рукой. Исчезли, как будто их никогда и не было, только лёгкий ветерок пронёсся над тем местом, где они находились.

Семён, помня правило прохождения лабиринтов, придерживался одной его стороны, правой, надеясь лишь на то, что лабиринт везде замкнутый, не то им придётся блуждать среди ловушек до слимперских святок. О чём Семёна и предупредил медальон, которому уже случалось бывать в подобных ситуациях. Не часто, но случалось. К счастью, лабиринт оказался замкнутым: отряд постепенно приближался к цели своего путешествия.

Первым это заметил Семён. Потому что ловушек вдруг стало меньше. Гораздо меньше. Встречались кое-где зловредные пятна, не без того, голубые, жаркие, но редко, очень редко. А лучи пропали вовсе. Это и насторожило Семёна: в таком пакостном месте, да без ловушек? Значит, близки они к цели и, значит, ждёт их впереди какая-то гадость покруче, чем пятна и лучи. Однозначно ждёт! Так оно и оказалось... Только дрянь та на первый взгляд вовсе и не гадостью показалась, а совсем наоборот. И кое-кто на неё, увы, купился.

За очередным поворотом Семён резко остановился и замер в изумлении. Потому что коридор закончился — впереди был громадный зал, празднично убранный и нарядный, едва освещённый пригашенным интимным светом. Длинные ленты разноцветных серпантин свисали с потолка, пол устилал бесконечный и очень ворсистый ковёр; то тут, то там, в пятнах более яркого света возлежали на мягких возвышениях томные полуобнажённые красавицы, возле которых стояли подносы со сладостями и винами в причудливых бутылках. Красавицы лениво грызли сладости, запивая их вином из высоких бокалов.

За спиной Семёна кто-то громко сглотнул.

— Прямо как на той витрине, помнишь? — неприязненно сказал Мар. — Ну, тот магазинчик, где ты в роли короля из Чистолёдного Мира выступал. Где мы костюмчик тебе раздобыли... Очень подозрительное место! Слишком показное.

— Слишком, — медленно повторил Семён. Он с подозрением вгляделся в красавиц: девушки были как настоящие. Почти живые. Почти.

Сквозь красавиц, сквозь возвышения и подносы, сквозь ковёр просвечивало зелёное неугасимое сияние, очень слабое, едва различимое, но очевидное. Черная тропинка вилась между теми возвышениями, начинаясь возле ног Семёна и уходя вдаль; тропинка прихотливо изгибалась, иногда ныряя под некоторые из возвышений — там красавицы не проявляли никакой активности. Лежали хоть и томно, но неподвижно. Словно спали.

— Не могу я, братья, — срывающимся голосом сказали за спиной Семёна. — Три месяца воздержания! Целых три! Не могу больше терпеть, сил нету. Лично я пошёл, — Семёна с силой оттолкнули в сторону и мимо него пробежал один из послушников, на ходу отшвырнув в сторону саблю.

— Стой! — истошно крикнул Ягир. — Опомнись! Из-за бабы жизни лишаться?

— К чёрту баб, — завопил в ответ послушник. — Я три месяца вина не пил. Весь пересох, — и с этими словами, сойдя с тропинки, схватил с ближайшего подноса бутылку. Дальнейшее видел только один Семён: послушника окутало зелёное сияние, мгновенно выбившееся из-под ковра, и тот пропал в нём вместе с бутылкой, так и не донесённой до рта. И одновременно Семён видел другое — как послушник, отхлебнув из горлышка, увалился на возвышение, вальяжно обхватив девицу за голые плечи; сквозь него теперь тоже просвечивало зелёным.

— Здесь хорошо! — пьяным голосом крикнул фантом. — И вино вкусное, и девочки что надо. Чего суетиться, чего спешить? Отдохнём немного и дальше пойдём. Давайте ко мне, не робейте, — и счастливо захохотал. Очень счастливо. И очень натурально.

Мимо Семёна проскользнуло ещё трое: история повторилась. К сожалению. Теперь голосила вся полупрозрачная четвёрка, призывно размахивая бутылками и подзадоривая оставшихся; девицы посылали всем подряд воздушные поцелуи и игриво подмигивали, ненароком задирая и без того короткие и прозрачные платьица.

Семён оглянулся.

— А вы почему не идёте? — хмуро спросил он у оставшихся. — Вон как зовут! Аж надрываются.

— Братья сделали окончательный выбор, — невозмутимо ответил Ягир. — Хоть и поспешный, но сделали. Теперь это их дело. Мы же сделали свой выбор. Другой. Потому что это явный обман. Ловушка! Чересчур всё славно... И где — в колдовском лабиринте? Тем более что я хорошо знал брата Тури до его поступления в послушники. Того, самого первого. Который за бутылкой пошёл. Слаб он был до вина, что правда, то правда. Но сидеть с девицами в обнимку и нахваливать их... Были бы тут козы, тогда да. Тогда бы я его понял. Он раньше пастухом был, наш брат Тури... Впрочем, некогда сожалеть. Веди нас дальше, Симеон. Веди, — Ягир косо глянул на развесёлых призраков, сплюнул и больше не обращал на них никакого внимания.

Семён шёл по тропинке, уставясь в неё и не глядя по сторонам; пятеро из братии, осторожно передвигая ноги, молча шли за ним след в след. Далеко позади остались пьяные выкрики и истеричный женский хохот, а тропинка всё не кончалась. Семён проходил сквозь возвышения и возлежащих на них девиц, преграждавших им путь — спящие красавицы на поверку оказались воздушными и неосязаемыми. Миражными.

Но вот чёрная тропинка закончилась, упёрлась в открытый проём коридора. Дальше опять начинался лабиринт, но не такой, как прежний, с замшелыми стенами и каменным полом, а другой. Зеркальный. Стены и потолок многократно отражали Семёна и его спутников, повторяя и множа их; пол переливался едкими разноцветными всполохами, от которых рябило в глазах. Создавалось такое впечатление, что они ненароком забрели в гигантский калейдоскоп — от мелькания красок у Семёна закружилась голова.

— Этого ещё не хватало, — сказал Семён, потирая виски. — Мар, ты что видишь?

— Да ничего такого, — неуверенно ответил медальон. — Коридор как коридор. Стены серые, потолок ободранный. Пол как в хлеву грязный. Ничего особенного.

— Тогда смотри по сторонам внимательней, — решил Семён, — будешь подсказывать мне, что у нас впереди. Отмечай всё подозрительное и сразу сообщай. У меня тут небольшая проблемка возникла, так что надеюсь только на тебя.

— Что случилось? — испугался Мар. — Что за проблемка? Серьёзная?

— Издержки колдовского видения, — отмахнулся Семён. — Ерунда. Ты, главное, не отвлекайся. Работай давай.

— Слушаюсь, — ответил медальон. — Иди всё прямо и прямо, а потом направо. Пока ничего подозрительного. — Семён прикрыл глаза ладонью и изредка посматривал в щель между пальцами: он медленно шёл вперёд, слыша позади себя тихие шаги и размеренное дыхание своих спутников.

— Прямо... Поворот налево... Опять прямо, — командовал Мар, — Поворот направо, и... Пришли, что ли? Дверь. Хе-хе, из досок. Как в сортире.

Семён убрал руку от глаз.

Перед ним действительно была дверь. Но не из досок, нет, а из плиты чёрного мрамора, со сложными резными украшениями по всей её плоскости. И были на той плите изображены человеческие и звериные фигурки, странно переплетённые между собой; фигурки плавно перемещались по кругу. В центре подвижного круга застыл рельефный кошачий глаз с огненным вертикальным зрачком — глаз, казалось, смотрел прямо в лицо Семёну Владимировичу. Смотрел пристально и недоверчиво.

Справа на двери имелась прозрачная ручка в виде изогнутой тигриной лапы; внутри лапы тревожно моргала маленькая красная точка. Словно индикатор автосигнализации. Будь Семён не так ослеплён и заморочен разноцветными всполохами, он обязательно обратил бы на неё внимание! Обязательно.

Но Семён точку не заметил: решительно взявшись за лапу, он потянул ручку на себя — дверь начала открываться, плавно и бесшумно. И тут в лицо Семёну ударила вспышка ярчайшего света. На миг парню показалось, что он ослеп — Семён с криком схватился за глаза.

— Урок первый, — сказал чей-то бесстрастный голос, — никогда не открывай незнакомые двери, предварительно не проверив их на заговоренность. Тем более в столь подозрительных местах. Ты же видел, не мог не видеть, что дверь особая, непростая! Потому должен был сначала найти наложенную на неё волшбу и обезвредить чары соответствующими заклинаниями. А уже после браться за ручку. Кстати, чтобы ты знал — заклятье было выведено именно на ручку, с внутренней её стороны. Точечное волшебство. Метод локальной диверсии. Способность видеть магию вовсе не даёт права быть беспечным и непредусмотрительным, вор Симеон. Так-то.

Семён оторвал руки от лица и затравленно огляделся.

Он был в просторной и пустой комнате, где не было ничего, кроме голых светящихся стен — ни столов, ни стульев, ни какой либо другой обстановки. А также не было окон. И двери не было.

Перед Семёном стоял высокий человек в чёрной глухой накидке до пола, со сложенными на груди руками и с низко опущенным на лицо капюшоном.

— Смотритель? — удивился Семён, протирая слезящиеся глаза. — Вот так фокус.

Смотритель резко откинул капюшон.

— Ё-моё, — тихонько проскулил Мар. — Сам Кардинал... Всё. Отпрыгались мы. — И забормотал молитву.

Глава 9

Слуга Любимого Императора, Милостивого и Просвещённого

Кардиналу было лет пятьдесят. Был он лысым, худощавым, с резкими чертами лица. Уши у Кардинала слегка оттопыривались, придавая ему отдалённое сходство с сатиром; глаза были серые, холодные. Изучающие.

— Что случилось с моими спутниками? — решительно спросил Семён, стараясь не обращать внимания на еле слышные стоны и причитания Мара. — Где люди?

— Странный вопрос в такой ситуации, — пожал плечами Кардинал. — Впрочем, могу ответить: ничего страшного с ними не случилось. Твои спутники занормалены, — и умолк, словно дал исчёрпывающий ответ. Видя недоумение Семёна, Кардинал пояснил:

— Если по научному, то они находятся в остановленном времени. Как и те, кто приходил сюда до них. Убийство не входит в мои планы. Мне вообще нет до этих людей никакого дела, я бы попросту отпустил их на все четыре стороны, если бы не возможная утечка информации. В остановленном времени не болтают! И не стареют, между прочим. Ещё вопросы?

— Вопросов много, — растерянно сказал Семён, — только я никак не соображу, какой из них важней. Который первым задавать.

— Нормальная реакция, — кивнул Кардинал. — А не перейти ли нам отсюда в другое место? В более подходящее для ведения обстоятельной беседы. Разговор у нас будет долгий и серьёзный. Важный.

— Не сомневаюсь, — согласился Семён. — Давайте перейдём. А здесь, где мы находимся, это что за место?

— Отстойник, — равнодушно ответил Кардинал. — На случай непредвиденных осложнений. Но осложнений, к счастью, не было. А вот если бы ты оказался магом, притом агрессивным... — Кардинал не стал развивать дальше свою мысль, повернулся к ближней стене и взмахнул рукой. В стене возник тёмный проём, куда он и шагнул. Семён быстро прошептал:

— Мар, веди себя тихо и не вздумай подавать голоса. Вдруг этот тип тебя услышит? — и шагнул следом за Кардиналом.

Другое место, подходящее для обстоятельной беседы, оказалось удивительно похожим на офис малобюджетной фирмы.

Квадратная лампа на потолке, несколько столов, приставленных друг к дружке впритык в виде буквы «Т», шкаф-стеллаж с книгами и папками на полках, железный сейф (Мар затрепетал на цепочке при виде сейфа), журнальный столик с чашками и кофейником; стены комнаты были задрапированы серой плотной материей. Окон не было.

Кардинал неспешно снял с себя накидку, оказавшись одетым под ней в тёмно-серый глухой свитер, такие же по цвету брюки и серые же мягкие туфли; Кардинал небрежно бросил накидку поверх сейфа. После чего сел за главный стол, кивнув Семёну на стулья у соседнего. Семён присел на краешек одного из стульев, положив сумку с золотом рядом с собой.

— Так, — сказал Кардинал. — Будем для начала знакомиться. Я — Кардинал. Если это тебе что-то говорит.

— Конечно, говорит, — покивал Семён. — Высшее после папы духовное звание. Религиозное. Читал в справочнике.

Брови у Кардинала поднялись домиком.

— Религиозное? — задумчиво переспросил он и рассмеялся. — В общем-то да. Что-то типа того. Хм, забавно. А папа — это кто? Император? Папа, придумают же, — Кардинал усмехнулся и вновь стал серьёзным. — Собственно, ты можешь не представляться. Я тебя ещё при первой нашей встрече опознал. У меня в сыскном отделе служат хорошие художники: любой портрет со слов очевидца нарисуют. А твоё имя узнать и вовсе было несложно — голос у брата Ягира громкий был, командирский, а слух у меня тонкий. Я многое о тебе знаю, вор Симеон. Ещё бы! Шуму на Перекрёстке ты наделал преизрядно... Ну-ка, посмотрим, — Кардинал не глядя протянул руку к шкафу, с полки сорвалась одна из папок и сама собой легла к нему на стол.

— Значит так, — сказал Кардинал, раскрыв папку, — что у нас тут имеется... А имеется незаконное проникновение на Перекрёсток, статья двадцать четвёртая, с учётом пятнадцатой поправки... Э, ерунда, всего-то два месяца в Исправительном Мире или штраф в размере... М-м, что там ещё... Ага! Преднамеренное окамениванивание — словечко-то какое! — второго секретаря посольства Рационального Мира, его личностную альфа-часть... Это я выдержку из протокола зачитал, — мимоходом пояснил Кардинал. — С места происшествия. Между прочим, десять лет каторги с конфискацией памяти. Это уже серьёзно.

— Он первый начал, — буркнул Семён.

— Дальше, — не слушая Семёна продолжал Кардинал, листая страницы. — Дальше у нас идёт нечто особенное. Преступления особого рода. Во-первых, использование магически чистого и потому запрещённого к реализации золота. Хм, если по максимуму, то на двадцать пять лет рудничных работ запросто тянет. В том же Исправительном Мире. Хотел бы я знать, где ты чистое золото раздобыл! Его уже много лет как всё уничтожили... Очень хотел бы. Крайне. Но об этом мы поговорим после. Отдельно, обстоятельно. После того, как ты... Потом, всё потом! И, наконец, самое главное. — Кардинал осторожно закрыл папку и лёгким движением руки отправил её на место.

— Вчерашний побег из-под ареста. С нанесением тяжёлого ранения имперскому офицеру... Да-да, я в курсе, мне об этом уже доложили. Это, знаешь ли, всё. Это — Дальний Реестр, если по полной строгости, ты понимаешь?

— Я его даже не касался, — угрюмо ответил Семён. — Мне солдаты рот пластырем залепили и за руки держали. А офицеры дуэль затеяли, меня между собой не поделили. Пока делили, один другого и покалечил. Я тут ни при чём.

— Дуэль лишь ты один видел, — живо возразил Кардинал. — Так получается. Солдаты показали под присягой, что ты сам напал на имперского офицера, ударил его ножом в грудь и скрылся в переходном столбе пентаграммы. Врут, конечно. Офицеров выгораживают — дуэли запрещены уставом.

Но твоя беда в том, что официально, повторяю — официально в нанесении увечья обвинён вор Симеон. Который сидит сейчас передо мной. — Кардинал побарабанил пальцами по столу. — Ужасное преступление, мда-а... А если приплюсовать перечисленное выше, то... Плохо твоё дело.

— Так вы что же, целый колдовской замок отгрохали, и всё лишь для того, чтобы с его помощью преступников отлавливать? — не на шутку удивился Семён, он даже бояться перестал от удивления.

Кардинал презрительно скривил губы.

— Больно высоко себя ценишь! Замок для воров строить, ишь ты, размечтался... Замок для других целей наколдован был. Это простое совпадение, что ты оказался в нём. Переходной столб тебя сюда забросил, расстарался. Магии здесь немерено... Хотя, если подумать, то да — и для преступников тоже. Но смотря для каких! Ладно, поговорим о деле, — Кардинал покосился на шкаф с папками. — Все твои преступления можно замять и списать. Как несущественные. И даже дать тебе полное гражданство на Перекрёстке. Если...

— Что — если? — заинтересовался Семён. Никакого гражданства ему не надо было, не собирался он жить на Перекрёстке, вот ещё, других удивительных миров хватало, — но ему неожиданно стало интересно.

— Буду откровенен, — глухо сказал Кардинал, глядя Семёну в переносицу. — Полностью откровенен. Потому что отсюда у тебя лишь два пути: или в остановленное время, навсегда, или, подписав договор, в Отряд. Тоже навсегда.

— Небогатый выбор, — Семён облизнул пересохшие губы.

— Может, кофе? — неожиданно любезным голосом предложил Кардинал и щёлкнул пальцем: с журнального столика к ним подлетела чашка и кофейник. Семён невольно отшатнулся — чашку и кофейник нёс тот самый безликий, орудовавший на тёмной кухне у плиты; при ярком свете безликий просвечивался, словно был сделан из дыма. Повернув к Семёну белое пятно лица, призрак налил в чашку кофе и вдруг сделал Семёну странный знак, постучав пальцем по кромке чашки. Словно предупредить хотел о чём-то. И растаял в воздухе.

— Пей, не отравленное, — Кардинал подпёр голову руками, выжидательно глядя на Семёна Владимировича. — Слово даю.

Семён замялся, помня непонятное предупреждение, но взял чашку — она оказалась странно холодной и колкой на ощупь, словно припорошенная льдинками, однако едва Семён поднёс чашку к губам и сделал маленький пробный глоточек, сразу же нагрелась. Кофе был хороший — в меру сладкий и ароматный. То, что надо.

— Значит так, — сказал Кардинал, отвалившись на спинку стула и скрестив руки на груди, — как я и обещал, буду откровенен. Я не только Кардинал, правая рука Его Императорского Величества, но и глава ордена слимперов. Верховный Жрец. Разумеется, негласно. Неожиданно, правда? — Кардинал улыбнулся, видя замешательство Семёна: тот чуть кофе себе на шорты не пролил.

— Потому я и заинтересовался неким вором, нашедшим лазейку в запечатанный обрядовый дом, куда не мог войти даже я, — продолжил Кардинал, наслаждаясь произведённым эффектом. — И путём логических умозаключений сделал правильный вывод. Что этот вор — особо одарённый видящий. Ловкий, самоуверенный. Отчаянный. Потому что никто из обычных видящих не полез бы в запечатанный и наверняка поднадзорный дом. Они предпочитают не афишировать своих способностей. Никогда. За редким исключением: видящим предоставляются исключительные льготы при поступлении в военное училище. На курсы офицеров-магов.

Дело в том, что видение — это отклонение от нормы, а любые отклонения опасны для общества. И общество само борется с этими отклонениями. — Кардинал склонил голову набок и с интересом посмотрел на Семёна. — Закон стаи: непохожего убивают. Понятно?

— Понятно, — Семён поставил чашку на стол. — Вы меня тоже? По закону стаи.

— Ни в коем разе. — Кардинал повёл рукой вокруг себя. — Этот замок, как и многие другие в Закрытых Мирах, создан только для одной цели: найти и выявить видящих. Вернее, не просто видящих, а тех, кто способен видеть все проявления магии. И взять их на службу. В Отряд. Очень, очень дорогостоящий проект... В Истинных Мирах, как и на Перекрёстке, видящих почти нет. Повывелись что-то, — Кардинал недовольно поцокал языком, немного помолчал. После размеренным голосом продолжил:

— Проект был развёрнут три года тому назад. Здесь, в данном мире, это замок чернокнижника со всей положенной для злобного колдуна атрибутикой. В другом — храм ведьмы. В третьем — башня дракона. Или пещера друида. Вариантов было использовано много. Но что примечательно — все эти шумные драконы, коварные друиды и подлые ведьмы внезапно взяли и померли. В одночасье. Ровно год тому назад. Померли и оставили завещание, переданное местным верховным правителям: посылайте в наше жильё своих людей, не пожалеете. Там есть нечто такое! Драгоценней всех драгоценностей. И всё ваше, даром. Только дорога к этому нечтолежит через лабиринт. А пройти его могут только двенадцать подневольных, служивых людей. И один примкнувший к ним доброволец. Мужчина или женщина, без разницы. Смысл понимаешь?

— Нет, — помотал головой Семён. — Не очень.

— Всё просто, — Кардинал щёлкнул пальцем и появившийся из ниоткуда призрак унёс со стола кофейник и чашку. Семёну показалось, что призрак чем-то удручён, — тот шёл сгорбясь и беззвучно шаркал ногами, — но не придал этому значения. Может, у безликого радикулит разыгрался. Кто их, призраков, знает!

Кардинал подался вперёд:

— Когда люди начинают бесследно пропадать в колдовском лабиринте, то рано или поздно сопровождающим их добровольцем становится видящий — если он раньше сам в числе тех двенадцати назначенных случайно не окажется, по приказу. А добровольцем он — или она — становится для того, чтобы провести людей через лабиринт. Может, отец или брат в число тех двенадцати попал. Или любовник. А, может, попросту жалко бедолаг становится, на смерть ведь идут... есть такие чувствительные натуры, всех им жалко, герои без мозгов. И когда такой герой проходит лабиринт, минуя поэтапно все ловушки — начиная с самых простых, нарочито обозначенных, и заканчивая самыми сложными, завуалированными, то я его, такого глазастенького, цап! И в Отряд. А остальной хлам — в остановленное время. Чтобы лишнего не болтали.

— Понятно, — Семён потёр лоб, что-то голова закружилась. Крепкий кофе оказался. Весьма крепкий. — И как это вы везде поспеваете? Во все замки и пещеры одновременно...

— Да вот, ухитряюсь, — Кардинал обхватил плечи руками, словно замёрз. — Много меня. Потому и поспеваю. На всё хватает.

— А почему двенадцать подневольных? А не двадцать. Или девять, — Семён украдкой зевнул, прикрыв рот ладонью. Что-то спать захотелось, ни с того ни с сего.

— Просто мне нравится число двенадцать, — пожал плечами Кардинал. — Всего-то. И никакой мистики цифр. Хорошее круглое число! Тем более, что во многих мирах считают дюжинами, а не десятками. Так-то.

— Понятно, — Семён сложил руки на груди, как и Кардинал, ещё и ногу на ногу закинул: всё ему внезапно стало как-то безразлично. Скучно стало. Действительно, никакой мистики, один голый расчёт...

— Отряд — для чего? — сонно спросил он. Кардинал цепко глянул Семёну в лицо, тут же отвёл взгляд в сторону.

— Скоро будет война, — помолчав, сказал Кардинал. — По моим предположениям, лет через пять. Глобальная. Страшная. С чужими. И никуда нам от той войны не деться! Причин много — и экономических, и религиозных. И политических. Короче — идёт экспансия чужих. Исподволь, с применением технической магии... Я перед этими чужими как подстилка стелюсь, лишь бы оттянуть начало боевых действий, достали уже, с-сволочи... Закрытые миры уже почти все в их полной власти, и я ничего не могу с этим поделать. Ни-че-го, — по складам раздражённо повторил Кардинал. — Эти подлецы обрабатывают местных жителей во время сна, воздействуя на них специальной магией со своих прыгалок. Тонкой магией, которая исподволь перестраивают психику в заданном направлении... В обработанных мирах чужие теперь полные хозяева, без их разрешения никто даже чихнуть не смеет! Один лишь Ханский Мир пока сопротивляется, все жители по ночам под серебряными крышами прячутся. Как они догадались, что серебро экранирует магию ментального внушения, ума не приложу. Случайно, наверное. Потому ещё и держатся. Но тоже ситуация нестабильная, у них недавно дворцовый переворот произошёл... Гм, разболтался я что-то не по существу. Отвлёкся. — Кардинал недовольно нахмурился. — О чём я говорил? Ах да, о войне. Дело в том, что неизвестно, кто в ней победит. Силы примерно равны: как у нас, так и у чужих. Значит, надо предпринять всё, чтобы ослабить чужаков заранее. Или нанести превентивный удар. А самым мощным оружием для нанесения такого удара может быть только слимп. Которого официально нет и быть не может: эту мысль постоянно вдалбливают в умы законопослушных граждан империи. И будут продолжать вдалбливать, даже когда слимп будет найден! Для предотвращения паники и смуты... Да-да, я не оговорился — не «если», а именно «когда». Потому что он существует, — в глазах у Кардинала зажглись фанатичные огоньки. — Существует! Это непреложный факт. Это истина! Иначе как объяснить, откуда берутся все заклинания? Откуда раньше брались устные, а нынче — комплексные? Их ведь никто специально не составляет. Они просто приходят в готовом виде к избранным, и всё! Откуда? Я не знаю. Но догадываюсь... Ты что, не веришь мне? — напряжённым голосом спросил Кардинал. — Сомневаешься в моих словах?

Семён пожал плечами:

— Почём я знаю? Я слимп не видел. Руками его не трогал.

— Ну да, разумеется, — остывая сказал Кардинал. — Я забыл, с кем имею дело. С вором. Так вот, вор Симеон, знай же — мной, лично мной был создан особый Отряд для поиска слимпа. Отряд, который всё время пополняется людьми с необычными способностями. И в первую очередь видящими, собранными опять же мной изо всех миров. В основном из закрытых. Император не в курсе, — Кардинал криво усмехнулся. — Старенький он, наш император. Недальновидный. Ему бы всё в саду, с цветочками... На принца надежды нет, юн и глуп. Императрица... Она женщина молодая, что ей политика и война! Другое ей нужно, — Кардинал осёкся, крепко потёр лицо ладонями, словно умылся. — Выходит, что вся империя на мне. Вся. Вот так.

— Сочувствую, — сказал Семён и широко зевнул. — Вы, значит, нынче вроде как заместитель императора, да? В политике и постели. А со слимпом станете заместителем Бога.

— Ну ты и наглец, — возмутился Кардинал. — Хам ты, Симеон! Если бы не государственное дело, я бы тебе сейчас показал заместителя. Уши оборвал бы и распотрошил как рыбу. Ты думай, чего болтаешь-то! И кому.

— Виноват, исправлюсь, — Семён тяжело помотал головой. — У меня что-то... Туго я сейчас соображаю. Устал, наверное.

— Наверное, — участливо сказал Кардинал. — Столько-то всего произошло! Значит так: подпишешь договор о нашем сотрудничестве и сразу отдыхать. Я тебя сейчас же в Отряд переправлю, там тебя и подлечат... от головы. — Кардинал отодвинулся назад вместе со стулом, потянул на себя ящик стола и достал оттуда большой лист пергамента, уже заполненный крупными строчками с витиеватыми заглавными буквами и проштемпелёванный снизу красной гербовой печатью.

— Стандартный договор, — Кардинал положил лист перед Семёном. — Прочти и распишись.

— Чем расписываться-то? — вяло поинтересовался Семён, беря договор в руки. — Кровью, небось?

— Разумеется, — холодно подтвердил Кардинал. — Не чернилами же! Игла у меня, кстати, имеется. Не бойся, вполне стерильная. Как раз для таких случаев.

Семён не ответил, пытаясь вникнуть в смысл написанного — строчки плыли перед глазами, буквы застилало туманом. Однако что-то всё же доходило до сознания, и это что-то Семёну очень не нравилось. Он заставил себя сосредоточиться, хотя это было трудно, кидало то в жар, то в холод. «Грипп у меня, что ли?», — безразлично подумал Семён, в пятый раз перечитывая короткий текст, — «ох как не вовремя...». И тут скрытый смысл договора дошёл до него. Резко дошёл. Сразу.

— Но это же обыкновенное рабство, — прошептал он, роняя лист на стол. — Абсолютное, стопроцентное. Без права пересмотра соглашения. Не буду подписывать! И точка.

— Крепенький ты, — изумился Кардинал, доставая из ящика длинную костяную иглу. — Уникальный. Это хорошо. Это многообещающе. У меня после чашечки кофе ещё никто так смело не отказывался. Колебались, бывало. Но больше от радости плакали, в хорошее место ведь идут... ноги обнимали... Руку давай, палец колоть буду! Хотя нет, сначала проверим твои карманы. Может, что вредное завалялось. Опасное... Доставай всё, не стесняйся. И медальон сними, мало ли что это за штучка. Не нужны тебе больше самодельные обереги, я тебе другой выдам. Специальный. Отрядовский.

Семён вяло, как во сне, начал шарить по своим карманам. «Да что такое со мной происходит?», — с запоздалым ужасом подумал он, глядя как его руки сами выложили на стол кошель и лист с заклинаниями, придавив «На лихого дядю» безмолвным Маром.

— Кофе, — заплетающимся языком сказал Семён. — Кофе. Отрава. Вы же слово дали.

— Дал, — подтверждающе кивнул Кардинал, с ожиданием вертя в пальцах иглу. — И сдержал. Кофе был чистый, без обмана. А вот чашка... Урок второй — ничего не пей и не ешь из чужой непроверенной посуды. Чашка была с подвохом, а не кофе. Со скрытым заклинанием на слепое подчинение. Насчёт чашек я слова не давал, — и захохотал, весело, от души.

— Давай, давай, — подбодрил он Семёна, — разгружай карманы, нечего время тянуть. Не всё так плохо, уж поверь мне. И в Отряде можно жить, и неплохо жить. Сытно, весело. Богато. Я своих не обижаю! Да и какая тебе разница, где погибнуть, если начнётся война. Если слимп не отыщется. Что в Отряде, что на воле... — Кардинал явно развлекался, глядя на потуги Семёна перебороть самого себя, вырваться из-под наркоза заклинания. — Что, тяжело? А ты не сопротивляйся и сразу станет легче. Нет, ну каков упрямец! Сильный какой! Молодец, молодец... Сержантом будешь, однозначно. Воля есть, остальное приложится.

Семён потянул непослушной рукой из бокового кармана сабельную рукоять. Та не шла, зацепилась за что-то, застряла в кармане. Семён рванул её посильнее. Рукоять выскользнула наружу и сразу раздалось знакомое шипение — палец Семёна случайно задел невидимую кнопку. Водяной клинок плашмя скользнул по голой ноге, вонзился в каменный пол и... И Семёна отпустило: сонная одурь пропала, словно он разрядился через меч. Полностью пропала. Совсем.

— Что там? — Кардинал поспешно перегнулся через стол, увидел меч, увидел прозрачную струю клинка, воткнувшуюся в пол, быстро глянул в глаза Семёну и всё понял.

— Даже так? — с уважением сказал Кардинал. — Радужный меч династии Юшанов, смерть ворожбе, и у кого! Значит, скинул заклятье на клинок, ухитрился... Ох и удачливый ты! Ох и везучий. Ч-чёрт, да я просто восхищён тобой! Жаль, что тебя придётся занормалить. Или убить. Если ты договор не подпишешь. Очень жаль... Так ты сабелькой помахать желаешь? Изволь. Можно и на сабельках, — Кардинал резко отпрыгнул от стола, мгновенно преображаясь: его серые одеяния исчезли, превратившись в серебристую, как чешуя, трико-кольчугу; Семён, недолго думая, преобразил свою неказистую кожаную защиту точно в такую же чешую.

— А, ворованный «Хамелеон», — обрадовался Кардинал. — Вон где обнаружился! А я-то всё на чужих грешил, на их разведку. Не поверишь, прямо гора с плеч... Ну-с, приступим, — он сделал быстрое движение рукой, словно что-то из воздуха взял, резко тряхнул кистью: из сжатой в кулак руки Кардинала вырвался луч яркого оранжевого света. Луч, ограниченный по длине. Световой клинок.

— Интересно, — плавно поводя лучом перед собой, задумчиво сказал Кардинал, — меч воды и меч огня. Что получится? Любопытно. Ой как любопытно! Сейчас проверим, — и сделал пробный выпад, чуть-чуть не достав Семёна. Специально не достав. Семён неловко, как дубиной, отмахнулся своим мечом от огненного клинка — сбоку, наотмашь. Со всей силы. Клинки с громовым треском пересеклись, выбив друг из друга клубы пара и облако искр; в комнате сразу запахло как в бане.

— Здорово, — заметил Кардинал. — Впечатляет. Однако фехтовать ты не умеешь. Зачем же тогда тебе меч, вор? — Кардинал насмешливо подмигнул Семёну. — Может, сдашь оружие и подпишешь договор? Без членовредительства. Пока я добрый. — И отступив на шаг погрозил Семёну пальцем.

— Мар! — крикнул Семён, бестолково размахивая перед собой мечом, просто так размахивая, чтобы хоть что-то делать, — Мар, читай «На дядю»! Вслух читай, громко! Читай!!!

— Какой такой Мар? — озаботился Кардинал, даже световой меч вниз опустил. — Здесь ещё кто-то?

Семён прыгнул вперёд, стараясь с размаху огреть противника по голове клинком, но Кардинал мимоходом отвёл его удар в сторону, шутя, не напрягаясь. Похоже, он и не заметил нападения — Кардинал вертел головой по сторонам, ища непонятного Мара.

С той стороны, где находился стол, донёсся громкий голос медальона: Мар быстро и чётко произносил скороговоркой непонятные, но грозные слова. В комнате заметно потемнело.

— Медальон! Ах ты... — Кардинал бросился к столу, на ходу занося световой клинок для удара. Семён, уронив свой бесполезный меч, прыгнул следом, в полёте толкнув Кардинала руками в спину.

Внезапно словно граната разорвалась перед Семёном — его ударило волной встречного горячего воздуха, перевернуло, бросило на пол. И сразу стало тихо-тихо. Оглушённый Семён медленно выбрался из-под стола, куда он въехал на спине, встал покряхтывая. Осмотрелся.

Кардинала не было. Остались лишь лоскутки серебристой ткани — обрывки замечательного «Хамелеона», да погнутая и мятая чёрная трубка, бывшая когда-то световым мечом.

— Джедай хренов, — сказал Семён и в сердцах пнул ногой трубку. — Отмахался, фехтовальщик олимпийский. Ну-ну.

Страницы: «« 23456789 »»

Читать бесплатно другие книги:

Карибы – легендарный дикий мир свирепствовавших здесь когда-то пиратов, зарытых костей и сказочно бо...
Контр-адмирал Мазур идет по следу агента иностранной спецслужбы, но за шпионкой охотится и новое пок...
«Удивительное рядом, но оно запрещено!» – эти слова Владимира Высоцкого с полным основанием можно вз...
В романе «Волк прыгнул» Данил Черский ввязывается в новую авантюру, в которой затронуты стратегическ...
Тайные интриги, мафиозные разборки, выстрелы, погони, жажда отыскать клад и завладеть золотом – вот ...
Марина – суперагент. Она должна побеждать любой ценой. Это ее жизненный принцип. И она побеждает. Он...