Слимпер Бабкин Михаил

Глава 1

Секта Лабильных, Использующих Малую Пентаграмму

В просторном зале ресторана было шумно и многолюдно: похоже, здесь что-то праздновали, и праздновали давно, основательно, с размахом. Но не свадьбу, нет, уж её-то Семён не спутал бы ни с каким другим народным гулянием — во всех Мирах у свадеб, как бы они не проводились, была одна непременная общая деталь: наличие жениха и невесты где-нибудь на самом видном месте.

Здесь же на самом видном месте — посреди зала — на низком, устланном коврами помосте, имелась лишь небольшая пентаграмма, выполненная почему-то из тщательно скрученных толстым жгутом золотых и серебряных ленточек, похожих на серпантин; над пентаграммой клубился видимый лишь одному Семёну алый, чётко ограниченный краями ленточной звезды туман.

Квадратные дубовые столики были плотно расставлены по всему залу ресторана: лишь вокруг самого помоста было свободное пространство, словно предназначенное то ли для танцев, то ли для тусовки подвыпившего народа. Однако ни танцев, ни тусовки не наблюдалось: роскошно одетые посетители ресторана чинно сидели за своими столиками, ели, выпивали, курили. Но то и дело кто-нибудь из присутствующих вставал из-за стола и, повернувшись лицом к пентаграмме, громко и неразборчиво произносил скороговоркой нечто вроде тоста, после чего непременно подходил поближе к помосту и плескал из своего бокала в сторону ленточной звезды; а так как выступающих было много, и выступали они давно, то зелёный мрамор пола вокруг помоста напоминал собой поверхность тихого болота: ровную, мокрую и липкую. Словно затянутую жирной ряской.

Столик, за которым расположился Семён, находился довольно близко от странного возвышения — видимо, этот столик был предназначен для очень важных персон и к нему не сажали кого попало: за этим внимательно следил распорядитель зала, которому Семён украдкой сунул золотую монетку, попросив отдельный стол и еды получше. Сейчас распорядитель болтался где-то неподалёку, честно отрабатывая монету — Семёна никто не беспокоил, а еда была просто великолепной. Хотя и непривычной. Впрочем, в каждом Мире — своя кулинария. Но шампанское в любом Мире оставалось шампанским, как бы оно там ни называлось, Семён в этом успел убедиться лично: раскупоренная бутыль в ведёрке со льдом была уже наполовину пуста.

Собственно, Семён Владимирович, — бывший студент, а ныне удачливый вор по имени Симеон, вор с необычными способностями и с уникальным магическим прикрытием, — был посторонним на этом загадочном празднике, никем не званым гостем: Семён оказался в ресторане, — да и в этом Мире — впервые в жизни и всего час тому назад. Материализовался прямо здесь, в зале. Вернее, на пороге входа в зал. Впрочем, этого за праздничной суетой никто не заметил: Семён немедленно превратил свой универсальный маскировочный костюм «Хамелеон» в чёрный смокинг, чёрные брюки и чёрные же лаковые туфли; белая рубашка и галстук-бабочка завершили официозный ансамбль — и обратился к распорядителю зала. Распорядитель в Семёне самозванца не разглядел: все мужчины в зале были одеты так же, как и Семён Владимирович. Точнее, Семён был одет так же, как они.

Как назывался Мир, что это был за ресторан и что здесь праздновали — Семён не знал. Да и знать не хотел! Он хотел лишь вкусно поесть и немного расслабиться. Вот теперь ел и расслаблялся, с интересом глядя на народ, усердно поливающий мраморный пол отменным шампанским.

— Знаешь, — задумчиво сказал Мар, слегка покачнувшись на цепочке, — что-то не нравится мне ни эта пентаграмма, ни это явно ритуальное выплёскивание вина... — медальон, собственно и бывший «магическим прикрытием» Семёна, недовольно хмыкнул. — Как-то оно всё... Как-то оно на идолопоклонство смахивает. Хотя я впервые вижу, чтобы поклонялись именно пентаграмме. Божкам всяким — видел, было дело: лет двадцать тому назад, в Песчаном Мире, мы с одним из моих бывших хозяев в языческих храмах носы и уши таким божкам тайком отпиливали, по заказу миссионеров из Спасённого Мира, из Ордена Безносого Чудотворца... Забавный такой Орден был: в него вступали лишь те, кто сифилисом крепко переболел... Чтобы, стало быть, песчаный народ исподволь подготовить к вступлению на праведный путь. А после в истинную веру обратить. Они, отцы-миссионеры, за каждый нос отдельно платили...

— А уши тогда зачем пилили? — рассеянно поинтересовался Семён, запивая мясной рулет шампанским. — За компанию, что ли?

— Да нет, — бодро ответил Мар, — мы после уши язычникам назад продавали. Им эти носы до задницы были, так, декоративный элемент, не более, а вот уши... Они, туземцы, божков своих Ушанами звали и вымаливали у них для себя в основном только хороший слух для охоты. У них, у туземцев, почти у всех зрение слабое было, так они зверя на звук промышляли... Птицу, между прочим, стрелой влёт били. Слепенькие, слепенькие, а охотились здорово... А пели-то как! — оживился медальон. — Какие голоса, какие хоры! И всё печальные такие песни, медленные, добрые... на вечерней зорьке всем селом у храма построятся и начинают петь гимн в честь своего бога. Да так жалостливо, спасу нет!

Мой хозяин, бывало, нос и уши потихоньку у очередного Ушана ножовкой отпиливает, а сам слушает и плачет, слушает и плачет... Душевный у меня хозяин был, — вздохнул Мар, — совестливый. Много за уши с язычников не брал, так, чисто символически... Пригоршню-другую жемчужин за каждое, или по крупному алмазу, ежели уши особо большие попадались. Там того жемчуга и алмазов как гальки на морском пляже, места только надо было знать. Язычники знали.

— А идолы из чего были сделаны-то? Из дерева, что ли? — Семён пригляделся: в зале что-то начинало происходить. Что-то непонятное: народ за своими столами притих, все внимательно уставились на пентаграмму; над звездой постепенно разгоралось не колдовское, а вполне видимое красное пожарное зарево.

— Почему же, — удивился медальон. — Из золота, само собой. Как и положено.

— Так чего же он тогда уши-то возвращал? — Семён вернулся к рулету: зарево над пентаграммой продолжало разгораться, но паники в зале не было. Значит, всё шло так, как надо, как запланировано, чего тогда зря волноваться, так ведь и аппетит может пропасть. Видимо, начинался какой-то аттракцион с использованием магии. Скорее всего, шоу-программа. Развлекаловка.

— Я ж говорю — хозяин душевный и совестливый был, — терпеливо повторил Мар. — Тем более, что золото тогда на Вседисковом финансовом рынке спросом не очень пользовалось, слишком много его стало. А брюлики да лалы — они наоборот, здорово в цене поднялись. Ты знаешь, что такое девальвация?

— Знаю, — отмахнулся Семён, — это что-то из экономики... Ты глянь, что делается, — Семён не донёс до рта бокал с шампанским и резко поставил его на стол.

Из-за ближнего к помосту стола поднялась богато одетая дама, не молодая, худая и высокая, с пышно взбитыми фиолетовыми, наверняка крашеными волосами — что-то коротко сказав сидевшим с ней за столом, дама твёрдым шагом направилась к помосту. К пентаграмме. Сидевшие переглянулись между собой и громко захлопали в ладоши.

Неожиданно весь зал взорвался бешеными аплодисментами; многие повскакивали со своих мест и стоя продолжали аплодировать фиолетовой даме, словно известной примадонне, в последний раз выходящей на эстраду.

— Петь, наверное, будет, — предположил Мар. — Не стриптиз же показывать! Какой стриптиз в её годы... Хотя был я как-то с одним из прошлых своих хозяев в неком малоизвестном заведении на Перекрёстке, где дамочки предсмертного возраста такое вытворяли, такое! Просто тьфу что вытворяли, и всё тут. Во всяком случае лично мне на все их ужимки смотреть было тошно... А хозяин, однако, чуть не сомлел, глядя на эти прелести. Так что каждому своё.

— Помолчи, ладно? — нервно сказал Семён. — Песни петь будет, ага. В активированной пентаграмме. Ну, ты, блин, скажешь...

Дама взошла на помост и решительно шагнула в пентаграмму. По залу прокатился общий вздох: на миг алое пламя — и магическое, и реальное — потускнело, а после вспыхнуло ещё ярче; женщина исчезла. Исчезла на видимом, ощутимом для всех уровне: на магическом же, доступном лишь Семёну плане реальности, с ней происходило нечто жуткое — обнажённый женский силуэт, разом лишившийся всех своих одежд, повис в колдовском пламени, неистово суча ногами и руками; тело несчастной странным образом изменялось, таяло и текло, словно воск в огне, переплавляясь в нечто неопределённое, аморфное, чему не было названия... Через несколько секунд магическое пламя снова стало прозрачным и чистым. Ждущим.

— Это... что это было? — полузадушенно спросил сам у себя Семён, хватая бокал и одним глотком допивая холодное шампанское. — Что у них здесь происходит, а?

— Не стриптиз, факт, — глубокомысленно изрёк Мар. — Но ежели это был всё-таки стриптиз, эдакое местное извращение, то очень и очень радикальный. Вплоть до снимания с себя кожи и всего остального.

— А ты что, тоже увидел это? — шёпотом спросил Семён, потупясь в стол: смотреть на пентаграмму он не мог.

— Не знаю, что конкретно ты имеешь в виду, — хладнокровно ответил медальон, — я-то колдовским зрением не обладаю... но кое-что я всё же успел заметить. Значит так: сначала на мадаме исчезла вся одежда, потом кожа, потом мясо, ну а потом и всё прочее тоже... Но это быстро произошло, ты мог и не заметить, ты же не такой скоростной на восприятие, как я! Думаю, что и остальные ничего не увидели. Иначе бы не лезли дуром в эту адскую печку. Вон, гляди что творится, гляди! Ни фига себе...

Семён поглядел.

По всему залу, то там, то тут, из-за своих столиков поднимались люди и с отрешённым видом шли к помосту; адская печка, как назвал пентаграмму Мар, работала без остановки — вспышки алого пламени становились всё чаще и чаще; в зале стало жарко. Пентаграмма действовала совершенно бесшумно, в наступившей мёртвой тишине были слышны только шаги и тяжёлое дыхание идущих к ленточной звезде.

Семён лишь мельком успел заметить, что происходит внутри пентаграммы, но ему хватило и этого — Семёна замутило и чуть не вырвало; он поспешно отвёл взгляд в сторону.

— Ты куда меня, гад, приволок? — злым шёпотом спросил Семён у медальона. — Куда? Я же тебя просил доставить меня в какой-нибудь элитный ресторан, где хорошо кормят и есть на что посмотреть. А ты...

— Ничего подобного! — возмущённо запротестовал Мар. — Всё так, как ты заказал! Ресторан однозначно элитный, кормёжка на высшем уровне, сам ведь хвалил. А то, что зрелище оказалось не очень... Так я не виноват! Путеводное заклинание не выбирало, какое именно представление будет показано в данном месте, оно попросту выполнило три твоих условия. Просил зрелищное — на, получи на всю катушку. Я-то здесь при чём!

Семён ничего не ответил, мрачно уставясь в стол мимо тарелок: вид еды сейчас вызывал у него лишь неприятные спазмы желудка; обед был испорчен безнадёжно.

— Я вижу, вы впервые и, разумеется, нелегально присутствуете на главной мистерии секты Изменчивых, не правда ли? — участливо и вполголоса сказал кто-то рядом с Семёном.

Семён поднял голову.

Перед ним, по другую сторону дубового столика, сидел крепкий широкоплечий мужчина лет сорока, коротко стриженный, с проседью в чёрных смоляных волосах; тонкая ниточка усов и характерный прищур делали его похожим на удачливого гангстера из американского фильма тридцатых годов. Шляпы только не хватало. И автомата Томпсона под мышкой.

Мужчина был в точно такой же, как у Семёна, одежде — разве что фрак был чуточку светлее, с едва заметной серебристой искрой, да галстук-бабочка был чуть побольше; на мизинце левой руки у гостя имелся дешёвый медный перстенёк с невзрачным мутным камнем — перстень никак не вязался с образом удачливого гангстера.

Мужчина дружелюбно улыбнулся Семёну:

— Согласен, поначалу просто оторопь берёт от такого действия, особенно если к начальной фазе Изменения внимательно приглядеться... некоторые из любопытствующих — из тех, кто не знал, что должно было произойти, — иногда даже сознание теряли, прямо на мистерии. К сожалению. Потому что Изменчивые обязательно убивают всех посторонних, да-с. Тех, кто проник на мистерию тайно, без их ведома и официального приглашения. Сектанты, что с них взять! Фанатики.

— Вы кто? — вяло спросил Семён, ему сейчас совершенно не хотелось ни с кем знакомиться. Ему вообще ничего не хотелось. Разве что убраться отсюда куда подальше. От таинств и мистерий.

— Друг, — многозначительно ответил незнакомец. — Позвольте представиться: профессор Лео Шепель, — кстати, предпочитаю, чтобы ко мне обращались по фамилии, — историк и археолог. Специализируюсь по современным и древним запрещённым культам... и в частности по запретной боевой магии. Тоже древней. А вы, если я не ошибаюсь, вор с прикрытием, да? По кличке Искусник Симеон.

— Опа, — только и сказал Мар. — Где же это мы прокололись-то? Вроде всё было чинно-благородно, сидели себе в уголке и не высвечивались...

— Ошибаетесь, милейший, — холодно ответил Семён, мгновенно приходя в себя. — Вы обознались. К ворам я не имею никакого отношения. Я — младший принц из Чумного Мира, у меня и соответствующие документы имеются, прибыл сюда ради развлечения и...

— А я в таком случае — младшая горничная Императрицы, — с той же добродушной улыбкой прервал Семёна профессор Шепель. — Любимая. Полноте, Симеон! Я не из имперской службы безопасности, не из разведки и не из полиментовской системы. Я действительно профессор истории, действительно археолог! И у меня есть для вас работа. Со сказочной оплатой.

— Принц я, — поморщившись, устало ответил Семён. — И всё тут. Мар, двигаем отсюда в...

— Погодите, — заторопился профессор, — вот мой личный жетон, — Шепель быстро расстегнул ворот рубашки, сорвав и сунув в карман галстук-бабочку, вынул из-за пазухи стандартный имперский медальон на золотой цепочке. — Проверьте! У вас же наверняка есть чем проверить, — археолог поспешно расстегнул цепочку и подал Семёну медальон на ладони.

— Вот с этого и нужно было начинать, — назидательно сказал Мар. — На лбу-то у него не написано, профессор он там или стукач. Хотя, по правде говоря, одно другому зачастую не мешает... Семён, ну-ка приложи его жетон ко мне. Сейчас я его проверю! Посмотрим, какой он там археолог...

Семён взял протянутый ему кругляш и приложил его к своему медальону.

— Нормально, — сказал через пару секунд Мар. — Действительно, профессор. Действительно, археолог. Но, должен заметить, здесь пометочка одна любопытная имеется, полиментовская... Он, получается, хоть и профессор, а на учёте у них всё же состоит. Наш человек! Интересно, чего он такого натворил? Не мелочь же по карманам тырил, с такой-то мордой... Слушай, может, он брачный аферист? — медальон не стеснялся высказывать свои подозрения вслух: кроме Семёна слышать его больше никто не мог. Теоретически.

— Прошу, — Семён вернул жетон возможному брачному аферисту. — Так какое у вас ко мне дело? И откуда вы меня знаете? И как нашли?

— Не здесь, — Шепель повёл бровью в сторону пентаграммы. — Пожалуй, нам стоит побеседовать в другом месте. Мистерия скоро закончится и оставшиеся, те, кто не удостоился сегодня права быть Изменёнными, могут вами, Симеон, заинтересоваться. Что было бы крайне нежелательно. Я-то, по роду своей работы, допущен к наблюдению за ритуалом, а вот вы...

— Да? — встрепенулся Мар. — Семён, и впрямь, пошли отсюда! Ещё запихнут тебя ненароком в тот ленточный крематорий, с них станется. Я-то, конечно, в любом случае тебя отсюда выдерну, но зачем зря рисковать?

— Куда пойдём? — деловито спросил Семён, вставая из-за стола. — Только не в другой ресторан! Хватит с меня сегодня ресторанов и увлекательных зрелищ.

— Предлагаю ко мне в офис, — археолог убрал свой медальон под рубашку, приладил бабочку на место, с неудовольствием оттянул ворот и покрутил шеей. — Не люблю галстуки, — пожаловался он. — Но выходить надо при том же параде, как и входили. Иначе будут вопросы.

— Так мы же с транспортным заклинанием... — начал было Семён, но Шепель с усмешкой погрозил Семёну пальцем:

— Из ресторана — только пешком. На улице — да, разумеется. Именно транспортным заклинанием, потому что я живу в другом Мире. В Размытом. Когда малая пентаграмма в действии, она создаёт вблизи от себя, на магическом плане, такие мощные искажения, что путеводные заклинания могут выкинуть нас куда угодно. Даже в Исправительный Мир. А мне туда ещё рано.

— Мне тоже, — согласился с профессором Семён и они пошли к выходу. Напоследок Семён все же оглянулся.

Зарево над пентаграммой медленно угасало — видимо, ритуал завершился; не прошедшие Изменения члены секты одновременно пили из бокалов шампанское. Стоя. То ли поминали ушедших, то ли заливали своё горе по поводу того, что не удостоились сегодня высокой чести нырнуть в алое пламя. Кто их, сектантов, знает! У них у всех крыша на сто восемьдесят градусов повёрнута, — так подумал Семён и последовал за своим провожатым. За вероятным будущим работодателем.

...Офис Лео Шепеля мало походил на бюрократическую нору, от офиса в нём были лишь канцелярский стол, заваленный ворохом бумаг, пара стульев с решетчатыми спинками да обязательный для деловой конторы массивный сейф, наполовину вмурованный в стену; рядом с сейфом имелось высокое стрельчатое окно с толстым, наверняка бронированным стеклом. За стеклом медленно падал крупный снег — в Размытом Мире была зима; на улице вечерело.

Оказавшись в офисе, Семён первым делом превратил свою официозную одежду в более привычный и удобный спортивный костюм, а после принялся осматриваться.

Более всего помещение, где оказался Семён, было похоже на малый филиал музея из Искристого Мира: вдоль стен — почему-то наглухо, от пола до потолка обклеенных плотной серебряной фольгой — стояли открытые стеллажи с внутренней разноцветной подсветкой; полки стеллажей были уставлены самыми разнообразными диковинками, где соседствовали и маленькие костяные статуэтки, и какие-то деревянные жезлы с глиняными, наспех слепленными многорукими божками-набалдашниками, и ёмкие бутыли — плотно, виток к витку, оплетённые толстой медной проволокой, с залитыми сургучом горлышками, — и многое, многое другое; одну из нижних полок занимал лежавший на ней длинный двуручный меч с намертво вцепившейся в рукоять то ли отрубленной, то ли оторванной человеческой кистью.

Кисть выглядела как настоящая: Семён присел на корточки, чтобы рассмотреть поближе занятный муляж. Но когда один из пальцев шевельнулся, плотнее прижимаясь к рукояти, у Семёна опять что-то неприятно ёкнуло в желудке — Семён предпочёл встать и отойти подальше от занятного экспоната. Слишком занятного, чтобы разглядывать его вот так, в упор и с подозрительно ёкающим желудком.

— Руками только ничего там не трогайте, — профессор Шепель, коротко глянув на Семёна и ничуть не удивившись перемене в его одежде, тем временем убрал со стола бумаги.

— Так как поесть вам, Симеон, толком не удалось... м-м, бывает, бывает... то вы, надеюсь, не откажетесь... — Шепель, побренчав связкой ключей, открыл сейф, достал оттуда аккуратно сложенную скатерть и застелил ею стол: скатерть была расписной, старательно украшенной по краям серебряным шитьём в виде замысловатого восточного орнамента; воздух над столом тут же наполнился тысячами мельчайших искорок — скатерть явно была волшебной.

— Самобранка, что ли? — Семён заинтересованно разглядывал роспись: в цветущем саду полногрудые, обнажённые по пояс девы угощали персиками юношу, одетого в золотой халат и золотую же чалму; лицо у юноши было капризное и недовольное. Наверное, он уже объелся дареными персиками.

— Само-бранка? — с задержкой переспросил Шепель, сосредоточенно делая над скатертью сложные движения руками. — Может, и самобранка, мало ли у неё каких других названий в иных Мирах. Лично мне эта вещица досталась под названием «ковёр-дастархан». В Ханском Мире её когда-то именно так называли... Есть!

Искорки внезапно погасли: на ковре-дастархане появились глиняные блюда с пловом, мантами, какими-то салатами и пирожками; посреди коврика возвышался бронзовый запотевший кувшинчик с длинным узким горлышком. Рядом с кувшинчиком стояли две пустые тарелки, пара чашечек-пиал и, отдельно, широкая чаша с водой — в воде плавали лепестки роз.

— Фруктовый шербет, — пояснил Шепель, разливая из кувшинчика тёмный густой напиток по маленьким пиалам. — Спиртное, увы, коврик не делает. Но если желаете... Да вы присаживайтесь к столу!

— Не желаю, — Семён помотал головой, сел за стол. — Шербет так шербет. — И, ополоснув руки в чаше с водой, наложил себе плова в тарелку. Руками. Ложек коврик не представил.

— О, я вижу, вы знакомы с обычаями Ханского Мира, — с уважением заметил профессор, тоже ополоснув руки в чаше и накладывая себе плов. — Я был в том закрытом мире года два тому назад, в экспедиции, мы взламывали по заказу тамошнего шаха... э-э... то есть, раскапывали... впрочем, к нашему разговору та история никак не относится.

Я вот о чём хотел сказать: в культуре этого невероятно самобытного Мира традиционно не используются ни ложки, ни вилки при угощении подобными блюдами. Хотя в некоторых случаях существуют дозволенные отступления от правил. Например, когда...

— Товарищ профессор, — Семён отправил в рот жменьку плова, плов оказался вкусным, — давайте оставим культуру Ханского Мира на потом. Был я в том Мире, насмотрелся на их традиции... Кстати, вы с джинном Мафусаилом-ибн-Саадиком, придворным астрологом, случаем, не знакомы?

Профессор поперхнулся пловом и закашлялся.

— Видать, знаком, — уверенно сказал Мар. — Любопытно, а что у них могло быть общего? В гарем к шаху, что ли, на пару лазили? В свободное от работы время. Ты спроси, не стесняйся!

— Как бы это сказать... — Шепель вытер рукавом выступившие слёзы. — Ну-у... Знаком, короче говоря. Собственно, этот коврик он мне и продал. У него была любимая жена... Гюзель, кажется, её звали... она давным-давно умерла, а коврик он хранил как память о ней. Но тяжёлые финансовые обстоятельства, личные проблемы...

— Интересная новость, — не моргнув и глазом, сказал Семён. — Говорите, умерла Гюзель? Давным-давно? Надо же, — и отпил из пиалы шербета.

— Вот же вредитель! — радостно воскликнул Мар. — Семён, наш джинн, оказывается, не только специалист по женской части, но ещё и вор! Стянул коврик у своей дорогой Гюзели и профессору загнал. Оно и понятно — на его гаремные развлечения никаких денег не хватит. Ох и пройдоха, ох и альфонс... Молодец, — неожиданно добавил медальон. — Уважаю. — И замолк.

— Я вот что хотел у вас узнать, пока мы к основному разговору не приступили, — Семён с аппетитом принялся за манты. — Вот эта секта Изменчивых, кто они такие? Слимперов знаю, даже знаком с одним их жрецом, — Семён не стал уточнять, с каким именно жрецом: такой информацией почём зря не разбрасываются. — Что это они там, в ресторане, вытворяли?

— А, обряд изменения, — Шепель немного подумал, собираясь с мыслями. — Вот вы, Симеон, вспомнили о слимперах. Да, мощная секта! Можно сказать, организация. Религиозная, крепко стоящая на ногах организация. Официально запрещённая, но тем не менее вполне существующая. Предполагаю, что её напрямую курирует кто-то из самых верхов имперской власти.

— Несомненно, — буркнул Семён.

— ...А остальные, более мелкие секты, всего лишь вариации на ту же самую тему. На тему слимпа. Так сказать, новое толкование старых заблуждений. Скажем, есть секта «диких» слимперов, отрицающих магическую суть слимпа и считающих, что слимп по своей природе есть настоящая реальность, нам недоступная, а всё, что ныне имеется вокруг нас — всего-навсего морок и обман, кем-то специально созданный. Есть секта «отрицающих», которые считают, что слимп искать вообще не надо, потому что мы все живём внутри него, и каждое живое существо по сути своей есть малая частица слимпа... А есть «изменчивые». У них своя вера — вера в то, что пройдя ряд непредсказуемых изменений, полностью меняющих облик и личность, кто-нибудь из них рано или поздно достигнет совершенства и станет всемогущим слимпом, — Шепель долил себе в пиалу из кувшинчика. — Не более и не менее.

— Мало нам одного живого Слимпа, которого ты ненароком создал, так ещё вон сколько претендентов по пентаграммам шляется, с конкретной целью, — желчно сказал Мар. — Конкуренты на должность Бога. Эдак скоро проходу от Слимпов не станет! Куда ни плюнь, всюду Слимпы будут. Тю, дурилки пентаграммные...

— Понятно, — Семён взял с блюда и надкусил пирожок, запил съеденное шербетом. — Значит, всемогущества хотят... И что, есть у них хоть какие-нибудь результаты? Знамения какие-то, сообщения — есть? От тех, кто в Изменении участвовал. Кто в ленточную звезду слазил.

— Ну о каких результатах может быть речь, — удручённо развёл руками Шепель, — если человек непонятно кем или чем становится. И непонятно где. Результаты! Как можно стать тем, чего нет в природе.

— Я бы не стал заявлять столь категорично, — Семён ополоснул руки в воде с лепестками. — Есть у меня подозрение, что слимп все же существует... Благодарю за угощение. Давайте теперь к делу.

— К делу, так к делу, — согласился профессор, — почему бы и нет. — Шепель провёл рукой над ковриком и блюда-тарелки вместе с кувшинчиком немедленно исчезли. Аккуратно сложив коврик-скатерть, Шепель спрятал его в сейф.

— Могут украсть, — пояснил профессор в ответ на недоумённый взгляд Семёна. — Были уже попытки. Между прочим, коврик весьма дорого стоит. Весьма! Раритет, знаете ли. Некоторые коллекционеры мне за этот ковёр-дастархан большие деньги предлагали... Ценная вещь!

— А там что, не ценные? — Семён посмотрел на стеллажи. — Ерунда всякая?

— Тоже ценные, — заверил Семёна Шепель. — Ещё какие ценные! Только их украсть невозможно. Они, понимаете, убивают любого, кто их с полки возьмёт. Кроме меня, естественно. Мне боевые амулеты не опасны, у меня защита есть, — и мельком глянул на свой дешёвый медный перстенёк.

— Так надо было коврик туда, к ним, — Семён кивнул в сторону стеллажей. — Для пущей сохранности.

— Нельзя, — с сожалением признался археолог. — У них магия взаимоисключающая, у ковра и у боевых амулетов. Я бы с дорогой душой, но нельзя. Древние волшебные раритеты, они, видите ли, почти все узко специализированы. И зачастую несовместимы друг с другом. Когда-то это было целой наукой — умение правильно комплектовать магическую амуницию... Порой, Симеон, проигрывались глобальные, решающие сражения из-за, казалось бы, сущей мелочи! Из-за безделицы. Из-за пустяка.

Скажем, в битве за Нартовую Пустошь... была такая в Болотном Мире когда-то, теперь там центр развлечений построили... в этом сражении вождь одной из воюющих сторон по указанию своего колдуна решил использовать в битве трофейный меч-кладенец: то ли в бою тот меч его бойцы взяли, то ли лазутчики у противника выкрали, не важно... Важно то, что ни колдун, ни вождь не учли такую незначительную мелочь, как вплетенную в гриву коня вождя особую ленточку, предохраняющую седока от чужого магического оружия. Сильная такая ленточка была... И что получилось в итоге? А в итоге, едва трофейный, а значит вражеский по определению меч покинул ножны, как тут же сработало защитное колдовство ленты и мигом отбросило вражий меч далеко в сторону. Вместе с рукой вождя: от рывка меча ему полностью оторвало кисть руки, которой он держал чужое оружие. Ну а дальше... Меч-кладенец действует до тех пор, пока его рукоять сжимают чьи-либо пальцы. Вот меч и принялся действовать сам по себе, никем не управляемый... Короче — все, кто был в тот день на поле битве, там и полегли. Все, до одного. На том спор о Нартовой Пустоши и закончился. На пару лет: пока рука, державшая меч, не сгнила окончательно и оружие не перестало убивать кого ни попадя. Тех, кто на Пустошь случайно попадал.

— Подумать только! — удивился Семён. — А я был уверен, что меч, который лежит у вас на полке, и есть тот самый кладенец. Главное, рука оторванная тоже присутствует! Живая. У неё пальцы шевелятся, я сам видел.

— Он и есть, — медленно сказал Шепель, странно глянув на Семёна. — Значит, то, что о вас писали, правда. Вы — видящий. Это хорошо. Рука на мече... остывший магический образ... я так и не смог его убрать, потому меч и лежит у меня в запаснике. Кому он нужен, если в любой момент опять может взяться за старое!

— Так. Мы снова вернулись к главному вопросу, — подобрался Семён. — Откуда вы меня знаете? Как меня нашли?

— Я вас очень прошу, — пропустив мимо ушей реплику Семёна, взмолился профессор-археолог, — попробуйте убрать образ руки с меча. Вы ведь можете, да? Можете? Поверьте, это очень важно! В первую очередь для вас. Вы... Вы можете это сделать?

Семён вздохнул и, ничего не ответив, направился к стеллажу.

Присев на корточки, парень внимательно пригляделся к руке — та не подавала никаких признаков жизни — после осторожно, по одному, принялся отдирать пальцы от рукояти меча. Пальцы были мягкими, словно пластилиновыми, липкими, и у Семёна от брезгливости снова неприятно заёкало в желудке. К счастью, оторвать пальцы от рукояти меча он успел быстрее, чем взбунтовался желудок: кисть дохлой лягушкой упала на полку и растаяла в воздухе.

— Готово, — Семён встал, с отвращением отряхнул ладони. — Где руки помыть можно?

— Рукомойник там, в углу, — возбуждённо сказал Шепель, присаживаясь на корточки и осторожно поводя над длинной рукоятью меча своим медным перстнем, — невероятно... Камень ни на что не реагирует! Чудеса, да и только.

— Фирма веников не вяжет, — торжественно сообщил Мар неизвестно кому. — Фирма их ворует. Подумаешь, образ сняли. Мы с Семёном такие дела проворачивали, что ух ты! Да мы... Чего это я разошёлся? Он же всё равно меня не слышит. К сожалению. Иначе бы я ему такое рассказал, такое... Мы в своём деле тоже, небось, профессора! Нет — академики. Или кто там у них ещё круче...

Семён вымыл руки и вернулся к стеллажу: археолог продолжал водить ладонью над мечом, что-то бубня себе под нос. Видимо, всё ещё продолжал восторгаться.

Шепель поднялся с корточек, церемонно поклонился Семёну.

— Теперь у меня нет никаких сомнений, что вы — Искусник Симеон. Видящий, который может воздействовать на магию. Вы тот, кто мне нужен! Позарез нужен. И я хочу сделать вам предложение, от которого вы не сможете отказаться.

— Отказаться я могу от чего угодно, — отмахнулся Семён, — у меня есть всё, что мне надо. Или почти всё.

— У вас нет браслета-экрана, — вкрадчиво произнёс археолог. — Так называемого «воровского счастья». Который никогда не позволит обнаружить вас ни одному поисковому заклинанию, какое бы мощное оно не было.

— Считайте, что вы меня заинтересовали, — подумав, сказал Семён. — Очень заинтересовали. Но сначала — всё те же вопросы. Откуда вы меня знаете и как нашли.

— Отвечаю по порядку, — Шепель нервно потеребил галстук-бабочку. — У меня есть знакомства в имперском сыскном отделе. Надёжные, хорошо оплачиваемые знакомства! Служащие, которые поставляют мне сведенья о самых необычных преступлениях в Империи и данные о самых необычных преступниках. Я работал со многими из тех, кого так усердно ищут и никак не могут найти полименты! У меня свой метод поиска нужных мне людей.

Дубликат вашего портрета, нарисованного художником кардинальского сыскного отдела, лежит в моём сейфе, в отдельной ячейке. Вместе с дубликатом личного досье на вора-Симеона. Искусника Симеона, как назвали вас в Безопасном Мире. О, я в курсе многих ваших приключений! Один побег на прыгалке чужих из Безопасного Мира чего стоит... Вы уже стали живой легендой у воровской братии! Неуловимый вор-видящий, который работает исключительно в одиночку. И который, возможно, умеет влиять на магию. Я давно искал человека с вашими способностями, Симеон!

А как я вас нашёл... Могу сказать прямо — это была непростая работа! Пришлось посетить множество разных Миров, тех, где вы могли появиться, и оставить там специальные сторожевые заклинания. Настроенные на вас лично, Симеон. Такие заклинания, каких не было, нет и не будет в имперском сыске. Потому что эти сторожа были взяты мной из амулета, охранявшего Земляную Книгу. Вы слышали легенду о Земляной Книге?

Семён отрицательно покачал головой.

— Я вам потом её расскажу, — пообещал Шепель. — При случае. Очень, знаете, впечатляющая легенда! Страшненькая. Но именно она дала мне подсказку, где может храниться Земляная Книга.

В общем-то, ничего особо полезного в той книге не оказалось, легенды всегда всё преувеличивают: простенькие рецепты по изготовлению грязевых зомби, посредственные заклинания для вызова пылевых умертвий, наведение глиняной порчи на врагов... что там ещё насчёт врагов было... м-м... песок вместо крови, стеклянные кости, железные корни волос, растущие в мозг... э-э... и прочие нехитрые забавы с человеческой плотью. Прикладная грязевая некрономика, первые опыты! Давно устаревшие технологии... Никакого интереса ни с военной, ни с коммерческой точки зрения.

Саму Земляную Книгу я продал коллекционерам-некромантам, а охранный амулет оставил себе. На всякий случай — вдруг пригодится? И не ошибся. Пригодился.

— Хм, а где он ту Земляную Книгу взял-то? — призадумался Мар. — Не в библиотеке же! Семён, по-моему господин профессор-историк не кто иной, как наш собрат по ремеслу. Слышал я о таких! Их ещё «чёрными археологами» кличут. Попросту говоря — кладбищенские воры. Покойников грабят! Мародеры от истории, ага. Впрочем, у каждого свой бизнес... Слушай, спроси-ка у этого специалиста по умертвиям, чего ему от нас нужно? А то всё ходит вокруг да около! У меня уже терпение кончилось его мудрёные рассказы слушать.

— Гражданин профессор Шепель, — Семён пододвинул к себе стул, сел, закинув ногу на ногу. — Давайте ближе к теме. Суть вашего предложения?

— Вы сейчас не заняты работой? — поинтересовался профессор. — Я имею в виду, не нарушит ли мой заказ ваши планы? Дело предстоит серьёзное!

— Пожалуй, нет. Не нарушит. — Семён лениво покачал ногой. — До следующей пятницы я совершенно свободен. До пятницы в Изумрудном Мире.

— А что произойдёт в пятницу? — озаботился профессор. — Банк брать будете? Планово.

— Нет, почему же, — Семён усмехнулся. — Вполне законное мероприятие... Я должен быть на коронации. Одна моя знакомая становится королевой и очень обидится, если я пропущу такое важное для неё событие.

— Голову оторвёт, — поддакнул Мар, — и неограниченного кредита лишит. Она, помнится, так и сказала. Чёрт с ней, с головой, кредита жалко...

— Ясно, — сказал Шепель. — До следующей пятницы мы наверняка управимся. Значит, так: в одном из закрытых мёртвых Миров есть древний, всеми забытый мавзолей...

Глава 2

Самозванец: Лихо Исполненный Монархический Подлог

Реально коронация должна была состояться лишь в субботу, в полдень, но Семён нарочно указал в разговоре более ранний срок — надо было тщательно, не торопясь подготовиться к королевскому празднику. Всё же не каждый день у Семёна друзья коронуются! Тем более если друг — спасённая им принцесса.

Вообще-то работа от профессора Шепеля подвернулась как нельзя кстати: Семён уже несколько дней ломал голову над тем, что бы эдакое подарить будущей королеве Яне. Такое, чего никогда не купишь за деньги. Что-нибудь особенное, запоминающееся. В самом деле, ну не бриллиантовое же колье дарить девушке, у которой в сокровищнице этих бриллиантов как тараканов в старом общежитии! Семён лично те бриллианты видел. И штабеля золота в слитках видел. Когда Хайк, личный телохранитель Семёна, дядю принцессы Яны в замковой сокровищнице жизни лишал. Дядю-короля. Самозванного короля.

Собственно, ситуация, в которой оказалась принцесса Яна, бывший член кардинальского Отряда, видящая, была классической до банальности: возвращения Яны никто из её подданных не ждал. Зато ждал родной дядя, интригами и подкупом занявший монарший трон вскоре после смерти своего брата-короля — ждал, хотя с некоторых пор принцесса официально числилась погибшей.

Через два дня после похорон отца Яны шустрый дядя молниеносно провёл широкомасштабную «предвыборную» кампанию по подготовке общественного мнения — во всех новостных листках, развешанных на рынках и площадях королевства, сообщалось о том, что принцесса Яна окончательно и бесповоротно съедена лютым драконом во время её преддипломной практики, в одном из отдалённых захолустных Миров. Нанятые сплетники воодушевлёно рассказывали в многочисленных кабаках и тавернах весьма красочные подробности гибели принцессы — очень кровавые и очень убедительные подробности. Как будто они сами, лично, присутствовали во время возмутительного акта поедания драконом несчастной студентки имперского биофака. Типа свечку у пасти держали.

Через месяц после начала активной обработки общественного мнения дядю короновали; никакого возмущения, а тем более бунта не было — народ кричал «Ура!» и пил за здоровье нового короля. О Яне больше никто не вспоминал. Умерла так умерла.

Однако, сразу после коронации, всей страже по всему необъятному королевству (и особо — страже столичной) была дана секретная ориентировка о возможном появлении на территории королевства самозванки, внешне крайне похожей на покойную принцессу и потому незаконно претендующей на трон. В случае обнаружения данной особы предписывался её немедленный арест и препровождение оной девицы по этапу в дворцовую тюрьму, где с ней разберутся; за поимку самозванки полагалось крупное вознаграждение. Очень крупное. Золотом.

Дядя не хотел рисковать в своей игре за власть и учитывал все возможные моменты развития дальнейших событий. Но, на свою беду, он не учёл одного: то, что Яна вернётся в Изумрудный Мир не одна.

Разобраться в нынешней политической ситуации будущей правительнице самого крупного королевства Изумрудного Мира помогли стражники, стоявшие у главных городских ворот столицы — стражники, которые без объяснений кинулись на Яну, едва она подошла к воротам... Вернее, помог один из стражников, специально не покалеченный Хайком: стражник охотно дал подробный отчёт обо всём, что случилось в королевстве за то время, пока Яна отсутствовала. Также умный стражник немедленно признал в Яне настоящую, а не самозванную королеву и, стоя на коленях, верноподданнически поцеловал ей руку, первым во всём королевстве присягнув новой правительнице на верность. За что тут же был помилован и назначен главой городской стражи.

Дальнейший путь ко дворцу маленький отряд проделал под защитой Мара, на время укрывшего Семёна, Хайка и Яну колпаком невидимости — во избежание ненужных жертв со стороны ретивых стражей порядка.

Дворцовый переворот прошёл довольно быстро и без особых эксцессов; правда, Хайку — черепаховому бойцу из клана наёмных воинов и телохранителю Семёна — пришлось сначала за минуту положить всю личную охрану дяди-короля, полторы дюжины хорошо вооружённых гвардейцев, но это оказалось даже к лучшему: изувеченные трупы на полу и громадные пятна крови на стенах тронного зала послужили весомым доводом для придворных сановников. Доводом в пользу Яны. Доказательством того, что к трону пришла законная королева — а то какой же настоящий переворот, да без крови?

Семён тоже не остался без дела, с удовольствием поучаствовав в восстановлении исторической справедливости: боевые заклинания медальона пришлись очень кстати! Пожалуй, с дворцовыми воротами и первым этажом самого дворца Семён несколько перестарался, ремонт и восстановление интерьера теперь затянутся на месяцы — но тут ничего не поделаешь. Потому что яркий, профессионально и эффектно исполненный переворот тем и отличается от переворота дилетантского, что запоминается при дворе очень и очень надолго. Иногда навсегда. И является хорошим предупреждением для других возможных претендентов на трон: с нами лучше не связывайтесь!

Дядя-интриган, видя такое дело, решил отсидеться в сокровищнице, дождаться, пока утихнут революционные страсти и тайком удрать. Но не отсиделся... Когда Хайк, держа свежесвергнутого короля за глотку, спросил у Яны, что ему делать с дядей, всё же её родственник, принцесса жёстко ответила:

— Мне не нужна гражданская война! Двум правителям в одной стране не бывать! — И участь дяди была решена. Семён только крякнул, услышав такой приговор, но вмешиваться не стал: как-никак, но Яна была настоящей королевой...

В тот же день в столице было официально объявлено, что король и его охрана пали от рук неких иномирных заговорщиков, возжелавших поэтапно узурпировать власть над всем Изумрудным Миром; принцесса Яна, похищенная теми же заговорщиками, смогла вырваться из плена и вернулась на родину во главе с карательным отрядом, дабы отстоять независимость государства; заговорщики уничтожены, узурпация подавлена в зародыше. Принцесса Яна скорбит о безвинно погибших и объявляет недельный государственный траур, после которого состоится её коронация; похороны короля и его охранников-героев, павших в неравном бою с ненавистными заговорщиками, пройдут завтра с положенными в таком случае королевскими почестями; также принцесса Яна призывает население к бдительности! Враг не дремлет. Аминь.

Вместе с тем повсеместно был снижен подушный налог и цены на пиво; спасённый от узурпации народ ликовал, прославляя великую королеву Яну.

Так как коронация должна была пройти лишь через неделю, Семёну пришлось покинуть Изумрудный Мир — находиться на одном месте он мог не более трёх дней, именно столько времени требовалось поисковым заклятиям имперской службы безопасности, чтобы отыскать местонахождение вора-Симеона.

Взяв из казны кошель с золотом на мелкие расходы, Семён попрощался с Яной и Хайком, твёрдо пообещав вернуться в следующую пятницу, накануне коронации, и отбыл в неизвестном (даже для себя) направлении; Хайка Семён оставил при будущей королеве, для её надёжной охраны. Так, на всякий случай. Во избежание.

А сейчас Семён сидел напротив профессора Шепеля и с интересом слушал его рассказ об удивительном мавзолее, спрятанном в одном из закрытых и напрочь забытых Миров.

— ...Судя по усталости магической защиты, мавзолею никак не менее полутора тысяч лет, — убеждённо сказал Шепель, доставая из кармана смокинга тяжёлый никелированный портсигар и щёлкая кнопочкой на его боку. — Если внимательно просмотреть все расчётные магограммы, то...

— Я не курю, — глянув на портсигар, сразу предупредил Семён. — И табачный дым не переношу.

— Дым? — недоумённо переспросил профессор, после глянул на свою никелированную вещицу и рассмеялся.

— Дыма не будет. Это, Симеон, вовсе не то, о чём вы подумали. Вовсе не то, — Шепель открыл портсигар. — Я, кстати, тоже не курю. И никому не советую. Это... Впрочем, сами видите.

Семён кивнул. Он видел.

Портсигар оказался чем-то вроде крошечного ноутбука — с откидным плоским экранчиком и мелкой клавиатурой, давить на которую можно было разве что спичкой.

— Ба! — не на шутку разволновался Мар. — Так это ж техническая магия! Семён, штучка-то от чужих! Их работа, чтоб я поржавел. Откуда? Зачем?

— Смотрите, — Шепель осторожно надавил ногтём на одну из кнопочек, — вот как выглядит мавзолей внешне.

На экранчике проступило крохотное изображение: среди скал, на ровной каменистой площадке, высился вертикально установленный белый цилиндр с плавно закруглённым верхним торцом. Цилиндр был похож на патрон от пистолета Макарова, такой же ладный, такой же аккуратный. И такой же опасный — при первом взгляде на мавзолей-патрон у Семёна почему-то сразу заныло под ложечкой и возникло очень неприятное ощущение. Ощущение угрозы.

Изображение было объёмным, цветным, но определить истинные размеры цилиндра Семён не мог, не с чем было сравнить.

— Тридцать метров в высоту, десять в диаметре, — словно прочитав мысли Семёна, любезно сообщил профессор Шепель. — Нестандартная конструкция! Обычно постоянную защиту делают в виде полусферы или клетки, так гораздо проще: меньше сложностей в создании. А здесь особо постарались... Почему? Не знаю.

— Эт-точно, — согласился Семён. — Уж постарались, так постарались, ничего не скажешь. Какая-нибудь дополнительная информация по мавзолею ещё имеется? Ну, кто там захоронен... что из ценностей имеется... как, в конце концов, открывается.

— Кто захоронен, неизвестно, — Шепель ещё немного полюбовался картинкой, после захлопнул портсигар-ноутбук и спрятал его в карман. — Да и захоронен ли... Ценностей там много. Любых! Разных. Лично мне оттуда нужна только шкатулка из чёрного железа с оригинальной символикой на крышке. Для вас, Симеон, она никакого интереса не представляет, уж поверьте мне, слишком у неё применение специфическое... Зато вам наверняка будет интересен браслет воровского счастья, о котором я говорил раньше. Может, что ещё для своей нелёгкой профессии в мавзолее отыщете, мало ли... Берите всё, что угодно! Кроме шкатулки, разумеется. А остальное берите не стесняясь, сколько на себе унесете — столько и берите. Это и будет вашей оплатой.

Как открывается мавзолей — не знаю. Для того и пригласил вас в дело... Зато точно знаю, как выключить изнутри его магическую защиту. Всё просто — там, внутри мавзолея, есть особая иголка, которую надо сломать, тогда магическая защита рассеется. Значит так: игла лежит в...

— Яйце, — принялся загибать пальцы Семён, — яйцо в утке, утка в зайце, заяц в сундуке, сундук на вершине дуба. Так?

— Так, — мрачнея лицом, подтвердил профессор. — Яйцо стеклянное, толстостенное, лежит в серебряном контейнере... контейнер в виде гуся, известный символ наёмных солдат; сам контейнер завёрнут в покрывало с вышитым на нём золотым зайцем, символом быстрой победы; всё это уложено в герметично закрытый хрустальный ларь, который не висит, а лежит на... Послушайте, Симеон! Откуда у вас такие познания? — воскликнул Шепель, с нескрываемым подозрением глядя на Семёна.

— В книжке одной читал, — уклончиво ответил Семён. — Детской. История о некой бессмертной нежити, которая девушек похищала.

— Детская некрономика? — задумался профессор. — Впервые о такой слышу. Ну, ладно. Не то я уже подумал... — о чём именно он подумал, Шепель не сказал. А Семён не стал выяснять, хотя реакция профессора ему не понравилась: Шепель явно чего-то не договаривал. К тому же возникал вопрос без ответа: а откуда у него самого, у Шепеля, такие познания?

— Когда работать будем? — Семён постарался отогнать от себя неприятные подозрения. Может, археолог попросту опасался того, что Семён тоже займётся его ремеслом и начнёт перебегать ему дорожку? Как заяц быстрой победы... А познания — да мало ли книжек на свете! Кроме детской некрономики с Кощеем Бессмертным.

— Завтра с утра, — Шепель глянул в окно. — Уже совсем темно, а я привык ложиться спать вовремя. Вы, Симеон, если желаете, можете отдохнуть у меня — в соседней комнате есть диван. А если хотите, то в гостинице. Она рядом, — профессор указал на окно. — Её даже из моего офиса видно.

Семён вспомнил пластилиновые пальцы, сжимавшие рукоять меча, смертоносных уродцев на стеллажных полках и невольно поёжился.

— Пожалуй, в гостинице, — решил Семён. — Оно и мне, и вам удобнее будет.

— Тогда в девять, — Шепель встал. — Я зайду за вами: на дело отправимся прямо из номера гостиницы. Какие-нибудь вещи, инструменты вам потребуются?

— Всё своё ношу с собой, — Семён тоже поднялся со стула. — До завтра! — И направился к выходу из офиса.

...Снег бодро поскрипывал у Семёна под ногами, морозный воздух был тих и прозрачен; по широкой вечерней улице степенно, не торопясь, шли тепло одетые прохожие: кто в шубах, кто в дублёнках. Семён ничем не выделялся из толпы — маскировочный костюм превратился в долгополую серую шубу, серую шапку-малахай, тёплые штаны и чёрные меховые унты: почему-то все встреченные Семёном прохожие были в унтах. То ли мода здесь была такая, то ли зимы чересчур холодными и снежными, кто знает!

Яркие фонари на высоких столбах сияли насыщенным жёлтым светом, создавая странное впечатление, будто Семён идёт не по снегу, а по песку; с неба, казалось, сыпались не редкие крупные снежинки, а хлопья поп-корна. Холодного такого поп-корна. Ледяного.

По наезженному снегу дороги, шурша полозьями, без излишнего лихачества скользили небольшие приземистые машины, отдалённо напоминавшие гибрид кареты и сибирского снегохода. Вот только принципа их движения Семён так и не понял — у каретных снегоходов не было ни ведущих шипастых колёс, ни толкающих машину вперёд пропеллеров. Ничего! Одни лишь широкие полозья и слегка приподнятый над ними салон с пассажирами.

— Магия, понятно, — сказал сам себе Семён. — Ничего особенного, — и пошёл искать обещанную гостиницу.

...Номер Семён взял себе не очень дорогой, — всего лишь пятикомнатный, из разряда «люкс баронский, экономический», — тратить деньги на роскошные королевские апартаменты Семён не решился. С него пока и баронского «люкса» хватит! Вот подождём, когда королева Яна неограниченный кредит откроет, тогда...

Заказав в номер лёгкий ужин и свежую местную газету, Семён отправился в ванную искупаться — вернее, вволю поплескаться в небольшом мраморном бассейне, заменявшем здесь стандартную чугунную ванну.

Пока Семён мылся-плескался, ненавязчивая гостиничная обслуга полностью сервировала здоровенный стол в главном зале номера и тактично удалилась; похоже, экономические бароны в этом Мире были людьми жизнерадостными и очень любили покушать — лёгкого ужина, опрометчиво заказанного Семёном, вполне хватило бы на нескольких, таких как он, «не баронов»: одних печёных фазанов было три штуки, не считая множества салатов, острых приправ и закусок. А представленным к ужину шампанским можно было бы оживить не одну пентаграмму Изменчивых! Если, конечно, пентаграммы активировались именно игристым вином, а не чем-то иным.

— Ну скажите хоть кто-нибудь, на фига мне столько шампанского? — Семён возмущённо ткнул рукой в начищенную бронзовую лохань, заботливо оставленную на специальной тележке рядом со столом: лохань была заполнена тяжёлыми зелёными бутылками вперемешку с колотым льдом. — Я же столько не выпью! Что мне теперь, клизму из него самому себе ставить? Чтобы добро не пропало.

— Клизма из холодного шампанского? — Мар задумчиво похмыкал. — Оригинальная идея... Семён, да ты, видать, знаешь толк в извращениях! Вот уж чего от тебя никак не ожидал.

— Умник, — фыркнул Семён, — специалист по нетрадиционному клизмированию... Так, а это что? — Семён взял с отдельно стоящего серебряного подноса толстую газету: под газетой оказалась россыпь глянцевых визиток с качественными портретами полуголых девиц.

Девицы все как на подбор были худощавыми, неестественно белокожими и загадочно-томными, с мертвенно-синими веками и ярко-алыми татуированными губами; дорогой макияж и татуировка, как ни странно, делали девиц более похожими не на гостиничных профессионалок, а на сирых убогих вампиров. В последней стадии гемоглобинового истощения.

— Ну уж... — Семён озадаченно уставился на эротические визитки. — Чего они тут оказались-то? Я вроде не заказывал.

— Эх, Семён, — с сожалением вздохнул Мар, — всё же в каком провинциальном Мире ты раньше жил! Чего, зачем... А то сам не понимаешь! Потому и стол такой богатый, что на гостей рассчитан. Бароны, они народ простой, весёлый, без комплексов! И денежный. Так что будем делать с девочками?

— Ничего, — решительно ответил Семён, отодвигая поднос с визитками подальше от себя, на дальний край стола. — Мне выспаться надо, завтра серьёзная работа предстоит.

— Вот это правильно, — одобрил решение Семёна медальон. — Работа — прежде всего! А девочек по вызову во всех Мирах хватает, ещё успеется... Был у меня как-то случай: один из моих давнишних хозяев, по кличке Весельчак Римми, получив заказ на срочную работу и кой-какой аванс наличкой, отправился в одно вполне приличное заведение отметить это дело. В бордель, если точнее. Ну, вино, шампанское, девочки, то да сё... А хозяйка борделя, мамаша Ли, по кличке Весёлый Роджер — она раньше на пиратском корабле ходила, то ли при капитане была, то ли сама капитанила, дело давнее, тёмное, — на него глаз положила. Может, потому, что Римми золотом сыпал не скупясь, а может, потому, что мордой вышел, хрен его знает... И, короче, когда мой хозяин дошёл до нужной кондиции, затянула мамаша Ли его к себе в постель. Одновременно с этим в бордель явились матросы с только что прибывшей «Розовой жемчужины» — это клипер такой был, шерсть туда-сюда по морю возил — и, разумеется, в стельку пьяные...

— Так-так, — согласно покивал Семён, разворачивая газету и слушая рассказ Мара в пол-уха, — пьяные матросы, а как же, — Семён зашелестел страницами.

— ...в прошлый раз этих залётных матросиков кто-то из местных девочек обчистил, вот ребятки и решили набить морду Весёлому Роджеру, — похохатывая, продолжил Мар, — задним числом, стало быть. А так как никто им не объяснил, что Весёлый Роджер — это, в натуре, бордель-маман, а не бордель-папан, то, естественно, из кровати первым был вынут Весельчак Римми. Никакой... Матросики, тоже никакие, с трудом смогли задать ему лишь один, но главный вопрос: «Весеро?..», что, видимо, означало: «Весёлый Роджер?» На что получили не менее исчерпывающий ответ: «Весери...» Разницу в одну букву никто из матросов не заметил. А после... э-э... Ну, что случилось после, и так понятно.

Короче, подзадержались мы в том борделе надолго: лечились мы там, значит. В смысле, не я лечился, а мой хозяин, мда-а... Заказ, конечно, тю-тю, аванс назад отобрали... Хорошо хоть бить Весельчака Римми заказчики не стали, куда уж дальше было его бить! И так живого места на нём не осталось... Но нет худа без добра, — рассудительно сказал Мар. — Весёлый Роджер... Весёлая Роджера... Тьфу! Бордель-маман, пока выхаживала Римми, воспылала к моему хозяину такой любовью, что предложила ему остаться при заведении. Типа вышибалой... или барменом... или оценщиком краденого... или кем он сам захочет: заведение-то было многопрофильное! В смысле — не только одними девочками зарабатывало, хе-хе.

Так что я года три пожил на одном месте, пока Весельчака Римми в пьяной драке не прирезали. Весёлая Роджера сама и прирезала — к новенькой спьяну приревновала... а потом и сама повесилась. Вот такая, понимаешь, любовь, — вздохнул Мар. — Трагедия высоких чувств.

— Бывает, — согласился Семён, внимательно рассматривая что-то на одной из газетных страниц. — Мар, гляди сюда! Интересное дело с нашим профессором получается...

На предпоследней газетной странице, в разделе «Скандалы недели», имелась заметка о случившемся несколько дней тому назад конфузе с участием известных в городе лиц. Конфуз заключался в том, что некий весьма известный в определённых кругах научный работник — «профессор-археолог», как уклончиво обозначили в статье главного виновника скандала — устроил несанкционированный дебош в городской мэрии. С разбиванием двух стульев и одного окна.

Причиной дебоша явилось официальное постановление мэра о запрещении нахождения в городе лиц чужого вида, — таких, как прибывшая недавно с частным визитом биологическая пара альфы и беты, — постановление, несомненно говорившее лишь о патриотизме мэра и никоим образом не о зажиме демократии на местах.

Причём в дебоше участвовал не только известный научный работник, но и поименованные выше альфа и бета. Чем, разумеется, только подтвердили мудрость и прозорливость мэра.

Что произошло после скандала, какие меры были приняты к дебоширам — в заметке не указывалось. Зато была чёрно-белая офсетная фотография: разъярённый профессор Шепель с ножкой от стула в кулаке и прячущийся у профессора за спиной большеголовый карлик-альфа; карлик исподтишка показывал фигу толстому мужчине в казённом деловом костюме — толстый мужчина висел в воздухе, удерживаемый за казённый шиворот мощной, покрытой шерстью когтистой рукой-лапой (сам владелец руки, бета, в кадр не попал). У толстого мужчины было сосредоточенное выражение лица, словно он и на весу продолжал решать в уме народно-хозяйственные задачи. Это, наверное, был мэр.

— Во как, — растерянно пробормотал Мар. — Даже так... Семён, а не кажется ли тебе, что гражданин Лео Шепель круто повязан с чужими? И не для них ли он пытается достать из мавзолея ту важную шкатулочку, а? Вон, и машинка с кнопочками у него тоже от чужих... Которая картинки показывает.

— Кажется, — Семён сложил газету. — Однако, надо с профессором держать ухо востро! Боюсь, что... — Семён не закончил мысль, зевнул. — Завтра видно будет, — решил Семён. — Мне всё равно в мавзолей сходить надо. За браслетом. А сейчас — спать... Мар, ну-ка, запакуй это всё добро в себя! Фазанов, закуски, вино... Не оставлять же добро неизвестно кому. Тем более, оплаченное. У тебя есть свободное упаковочное заклинание?

— Как не быть! — обиделся медальон. — А как же! Пароль вызова сам назначишь или мне доверишь?

— Сам, — Семён потёр нос. — Пусть будет... м-м... Да хотя бы «Жрать давай», чем не пароль!

— Готово, — доложил Мар. Семён глянул мельком в сторону стола — стол был пуст, в бронзовой лохани остались только куски подтаявшего льда, — и отправился в спальню.

...Профессор Шепель прибыл в гостиницу к обещанному времени: ровно в девять он постучал в дверь баронского номера.

— Открыто! — крикнул Семён из ванной. — Входите! — Он только что закончил приводить себя в порядок, умылся и побрился; бритву Семён позаимствовал в Лесном Мире, в «Пятничной ресторации», и с тех пор всегда носил её с собой. Как память о братко Иване.

Сегодня профессор выглядел менее торжественно, чем вчера — смокинг и парадные брюки сменились короткой курткой на меху, плотными рабочими штанами, чем-то вроде джинсов, и обязательными унтами. На голове у профессора была вязаная шапочка, в руке — туго набитый брезентовый портфель-баул. Вся одежда — включая и обувь, и шапочку, — имела грязно-болотный цвет: Шепель был похож на полевого боевика, тайно пробравшегося в город для закупки спичек, соли и патронов.

Семён тут же организовал себе нечто похожее, только, конечно, без портфеля — портфель ему был не нужен. Да и не делал костюм таких вещей, не для того он был предназначен!

— Готовы? — Шепель придирчиво оглядел Семёна, одобрительно кивнул. — Нормально. Сойдёт. Ну, поехали, — профессор пошарил у себя за пазухой, выудил оттуда свой жетон-медальон и что-то тихо сказал в него, точь-в-точь как секьюрити в служебный микрофон. Но ничего не произошло. Вообще ничего.

— Что такое? — Шепель недоумённо глянул на Семёна. — Ваша, что ли, работа?