Сага Бенаквиста Тонино

– Послушай, есть два способа навешать человеку лапшу на уши: реалистичные детали и нагромождение.

– … ?

– Например, если ты просто скажешь, что обедала с Жаном Габеном, я тебе не поверю. Но если ты расскажешь, что обедала с Жаном Габеном, который заказал форель с миндалем и отодвинул все орешки в сторону, на край тарелки, потому что терпеть их не может, а ты незаметно один за другим стала отправлять их в рот, то это уже будет похоже на правду. Вот это и называется реалистичной деталью. Но поскольку ты спешишь, предпочтительнее использовать второй прием.

– Объясни.

– Лучший способ придать достоверность какому-нибудь невероятному событию – увязать его с другим, еще более невероятным. Если ты придешь на работу и скажешь, что твой экспресс сошел с рельсов и все пассажиры едва не погибли, то нет никакой гарантии, что тебе поверят. Но если ты расскажешь, что твой поезд сошел с рельсов и вы чудом уцелели, что движение оказалось прерванным и тебе пришлось ловить такси, но в тот момент, когда ты уже считала, что все позади, такси врезалось в машину какого-то идиота, который прямо посреди улицы стал избивать твоего шофера, пока не подоспел полицейский, то в этом случае все решат, что тебе еще здорово повезло. Уловила принцип?

– … Думаю, да. Во всяком случае, у меня появились кое-какие мысли. Единственное, чего я боюсь – что мне не хватит актерского таланта.

– Вот уж насчет этого я не беспокоюсь.

– Целую тебя, дорогой.

– Мама…

– Да?

– Врать – некрасиво.

– Это я тебя этому научила?

Она вешает трубку. Моя рука ищет волосы Шарлотты, но натыкается лишь на подушку.

Если бы она хотя бы сохранила ее запах…

В моей жизни запахи всегда играли важную роль.

Но сейчас пахнет только чистым бельем и одиночеством. В полумраке я выдвигаю ящик комода, в котором Шарлотта хранит свое белье. Мне хочется уткнуться в него лицом, но ящик пуст.

Может, она спит здесь, когда меня нет?

Неужели нельзя было подождать несколько месяцев? Я вернулся бы к ней, чтобы больше не расставаться никогда.

У меня нет ни малейшего представления, где сейчас Шарлотта, и ее отсутствие странным образом похоже на вызов. Правда, я пока не знаю, в чем его суть. И не могу рассчитывать на ее родственников, чтобы что-то узнать о ней. Ее подружка Жюльетта говорила со мной по телефону так, словно только что с луны свалилась. Отец Шарлотты отреагировал и то лучше, «поздравив сам себя с этим разрывом». Слово «разрыв» резануло мне слух. Разрыв… Если бы она бросила меня, как все – с криком, наспех собрав чемоданы…

Шарлотта ничего не делает, как все.

В отличие от моей дорогой мамочки, я прихожу в контору задолго до начала работы. Хождения взад-вперед по коридору клиентов «Примы» меня давно не беспокоят, однако сегодня я не на шутку удивился, увидев Филиппа Нуаре, ожидающего в приемной. Еще три Нуаре идут мне навстречу по коридору, а пять или шесть выходят из кабинета Лины. Несколько Нуаре спускаются по лестнице, а один даже выскакивает с извинениями из нашей комнаты. В этом нашествии Нуаре есть что-то подозрительное. Лина на ходу объясняет, что ей нужно нанять десять двойников актера для какого-то трюка, который не продлится и двадцати секунд в его следующем фильме.

Матильда уже на месте и встречает меня с чашкой чая. Она хорошеет с каждым днем. Стоит ей отвернуться, как мой взгляд упорно останавливается на ее ногах. С величественным видом входит Старик.

– Кто-нибудь смотрел сегодня ночью очередную серию? Нет? Так вот, дети мои, вы пропустили великий момент. Разговор между Джонасом и Брюно. Можно подумать, что мы вернулись к прекрасным временам экспериментального кино. Во всем этом не было ни малейшего смысла, и все же… все же что-то происходило.

– Сцена, где Джонас склоняет парня совершить сумасбродный поступок?

– Редкая удача! Их сняли снизу, когда они стояли лицом к лицу. Видно только, как у них в руках неизвестно откуда появляются разные предметы. Сюрреалисты пришли бы в восторг.

В оригинале эта сцена получилась довольно рискованной. Брюно отмочил очередную глупость, и Джонас поймал его в комнате. Парень чувствует, что ему не избежать нравоучений и угрозы, что в случае, если он еще раз совершит что-то подобное, его ждет страшное наказание. Но вопреки ожиданиям, Джонас берет его за руку и объясняет, что совершить сумасбродный поступок – это не то же самое, что угнать машину или избить злейшего врага, а нечто совсем иное. И не обязательно ошибка. Сумасбродный поступок означает стремление к свободе, вот и все. Этот поступок не продиктован никакими законами, никакими требованиями, никакими условиями.

Это, к примеру, выбросить в окно скрипку, нарушив вечернюю тишину. Распевать перед зеркалом на каком-нибудь тарабарском языке. Флегматично бить бокалы на высоких ножках, куря огромную сигару. Носить нелепую шляпу и делать вид, что на голове у тебя ничего нет.

Короче говоря, считаться чокнутым в глазах окружающих и получать от этого удовольствие. Похоронить целесообразность, хороший вкус, принятые нормы. Любой человек на этой земле мечтает совершить что-нибудь абсурдное, не поддающееся никакой логике. Нужно только выяснить, что кому нравится. Вот, что терзает в глубине души Джонаса.

– А сцену со сливочным маслом они выбросили? – спрашивает Матильда.

– Да нет, сняли! Буквально! В руках у Джонаса появляется довольно приличный кусок масла. Он давит его пальцами, улыбаясь как блаженный, потом почти целую минуту разминает. Это выглядит безумно сладострастно. Парнишка в ужасе.

Джонас предлагает ему проделать то же самое, но Брюно не может и никогда не сможет пересилить себя. Безумие и абсурд для него – высшие табу, и он никогда не осмелится их нарушить. Только у взрослых хватает на это мужества. Показав Брюно его уязвимость, Джонас оставляет парнишку наедине с его юношескими проблемами.

Очевидно одно: отныне режиссер «Саги» является членом нашей банды. Как и нас, Сегюре вытащил его неизвестно откуда. Этот парень передает наши мысли с поразительной точностью и обеспечивает прямую связь между нами и горсточкой зрителей. Луи не желает знакомиться с ним, раз тот сам до сих пор этого не сделал. Возможно, он боится, что при встрече что-то разрушится.

Старик прикрепил над кофейным автоматом два новых письма. Одно из них пришло от явно свихнувшегося члена какого-то ночного клуба, чей почерк мы с трудом разобрали. А что говорить о стиле!

Привет авантюристам супермыльной оперы!

Еще недавно мы с моим корешем Риццо (САМИМ Риццо!) не возвращались с тусовки, не приняв по рюмашке «Эрла Грея» у Мирей в восемь утра. Завязано! Мы вынуждены закругляться ровно в четыре часа ради наших пятидесяти двух минут полного кайфа, я говорю о «Саге», этом серфинге в сумеречной зоне при бортовой качке всех нейронов. Между нами, парни, если вы что-то глотаете, чтобы писать такое, немедленно сообщите, что именно. Насколько я помню весь дурман, прокрученный по телеку, такой штуки еще не было. Один наш приятель, владелец «Тюбы» (ночной кабак, где для вас, стоит вам только моргнуть, будет зарезервировано почетное место), установил у себя видик, чтобы служить ночную мессу вместе со всеми, кто перешел на пашу сторону. Наша секта увеличивается от ночи к ночи. Не дрейфите.

Люк и Риццо.

PS. Хотелось бы увидеть Милдред голую – только ради шрамов.

На следующий день мы получили другое письмо.

Мадам и месье сценаристы «Саги»!

Хочу написать вам несколько строчек, чтобы рассказать следующее: мне сорок один год, и я провожу все ночи в доме возле Каркассона, где прошло мое детство и где сейчас умирает моя мать – ей осталось жить не больше двух недель. Моя сестра ухаживает за ней днем, а я сменяю ее ночью. Мама любит, когда я сижу с пей рядом. Когда ей удается задремать, я тихонько включаю телевизор, чтобы посмотреть «Сагу». Не знаю, как и сказать, но это единственный час за целые сутки, когда я могу немного отвлечься, передохнуть, остаться наедине с собой. Иногда я даже негромко смеюсь. Когда серия заканчивается, я чувствую себя успокоившейся, как будто смогла со стороны посмотреть на тот фарс, который мы переживаем каждый день.

Спасибо.

Не знаю, что и думать. Но читать такое приятно. Просто приятно.

Переполнившись гордостью, мы набросились на 46-ю серию. В конце дня зашел Сегюре. Он сам принес наши чеки и забрал тексты двух последних серий. Мне не в чем упрекнуть этого человека, мужественно несущего свой крест. Он считает, что авторы – это его раны, актеры – тоже его раны, про рекламодателей лучше не упоминать, а что касается публики, то та организовала против него заговор, чтобы не дать ему развернуться.

У Сегюре начинает расти животик, с чем он, видимо, борется, так как никогда не расстается с бутылкой минеральной воды. Нам здорово повезло, что он потрясающе необразован. Это гарантия того, что мы действительно можем протащить на экран все, что угодно, и он ничего не заподозрит. Сегодня вечером Сегюре попросил меня объяснить ему смысл реплики Джонаса по поводу украденной у Френелей картины, которую им подарил Мордекай («Если это подлинный Брак, то он рано или поздно появится на рынке»). Моя лекция о кубизме оказалась бесполезной. Он заявил с самоуверенным видом:

– Несомненно, воры – это чокнутые и очень часто становятся убийцами, но они не будут терять время, чтобы шарить по полкам.

Да благослови Господь этого человека, который продаст отца и мать, лишь бы удержать зрителя на своем канале.

Перед уходом я снял с вешалки пальто Матильды, чтобы помочь ей надеть его. Удивленная такой любезностью, она поблагодарила меня улыбкой. Я едва успел незаметно вдохнуть аромат женщины и, задерживая дыхание, вышел на улицу.

С тех пор как Шарлотта исчезла, мне больше не нужно отключаться от работы и думать о чем-то другом. После двадцати двух часов я ненавижу думать, да и что нового я могу придумать? Каждый вечер погружаюсь в очень горячую ванну и поливаю голову холодной водой. Просматриваю комиксы с Микки Маусом, перелистываю огромный фотоальбом, разыгрываю из себя холостяка. И не решаюсь позвонить старой знакомой, которой захочется узнать, чем я занимаюсь. Но все бесполезно. Я не в состоянии отключить в своем мозгу механизм, разрабатывающий сюжеты. Я сколько угодно могу держать голову под струей холодной воды, но мне все равно не удается не думать о Марии, Вальтере и прочих героях «Саги». Стоит мне глянуть на первые картинки с Микки Маусом, как я уже знаю продолжение и сам начинаю придумывать истории, недостойные этого всемирно известного мышонка.

В толстом фотоальбоме я то и дело натыкаюсь на групповые портреты. На них люди, которых судьба уже давно развела, и я придумываю тысячи обстоятельств, чтобы соединить их. Я могу даже сочинить биографию каждого сфотографированного. Жизнь одинокого человека – это небольшой приключенческий фильм с самыми неожиданными поворотами сюжета. Перед тем как позвонить старой знакомой, я проговариваю вслух наш диалог, то и дело меняя прилагательные, чтобы придать ему более искреннее звучание.

Придя в отчаяние, выхожу из дому, и ноги сами приводят меня к небольшому зданию на обычной улице самого пустынного округа Парижа. Как это ни парадоксально, но только здесь я могу думать о чем-то другом. По пути покупаю бутылку перцовки, чтобы доставить удовольствие Жерому.

Мы делаем несколько глотков красной жгучей жидкости. Лежа на своем «плоту», Тристан смотрит документальный фильм о ловле крупной рыбы и мысленно плывет по воле волн в неведомые моря.

Смотрю на погруженный в темноту город. Притихшие улицы. Откуда-то издалека доносится негромкая музыка. Чтобы лучше слышать ее, облокачиваюсь о подоконник.

Лес антенн и печных труб, тысячи крыш, залитых лунным светом, дворцы и хижины, стоящие рядом.

И повсюду они, мои зрители, спрятавшиеся за стенами, лежащие под одеялами. Может быть, те, кто уснул, и имеют право на покой. Но остальные – тоже герои сериала, который идет каждую ночь с незапамятных времен.

Тайные любовники будут играть сбежавших из тюрьмы гангстеров. Гуляки отправятся в крестовый поход за последним стаканчиком. Дежурные врачи проникнут в семейные тайны. Заблудившиеся будут искать друг друга, а избранные – возможность заблудиться.

Ночь выдаст обычную порцию загадочных преступлений и хитроумных интриг. Актеры не будут бесталанны, они сумеют солгать и разыграть комедию. Они до конца выдержат свои роли, а наиболее талантливые сорвут аплодисменты удивительными монологами. Не может быть и речи, чтобы пропустить очередную серию, жизнь царства тьмы – бесконечный сериал.

А если когда-нибудь у них иссякнет воображение, чтобы придумывать новые приключения, им достаточно будет взглянуть в сторону телека. И здесь мы им пригодимся.

Я вижу, как вдали, в окне на последнем этаже высотного здания, вспыхивает свет в комнате прислуги.

Три часа пятьдесят пять минут.

Время «Саги».

– А знаешь, Марко, я как-то подумал, что наша работа по степени важности идет сразу после работы земледельцев.

– Почему?

– В чем нуждается человечество после жратвы? Чтобы ему рассказывали истории.

– Ты ставишь нас даже выше портных и агентов брачных контор?

– Конечно.

Тристан резко снимает с головы наушники. Услышав звуковую заставку канала, мы приподнимаем головы. Фуга Баха зовет нас к экрану.

Добро пожаловать, все желающие!

– Кто-нибудь из вас смотрел «Сагу» сегодня ночью?

Луи задает этот вопрос почти каждое утро. Очевидно, у него такая манера здороваться.

Этой ночью я проспал как убитый десять часов подряд. Тристан задремал перед телевизором, не досмотрев «Звездный путь», а Жером отправился на стадион бросать бумеранг. Матильда никогда не смотрит «Сагу» ночью; она записывает ее на видеомагнитофон, который включает за завтраком. Утром она решила, что что-то неправильно запрограммировала, так как в то время, когда она намазывала маслом хлеб, шел документальный фильм о добыче газа в Лаке.

– А что необычного было в этой серии, Луи?

– Ее сегодня не передавали.

Пока мы перевариваем услышанное, в ушах продолжает звучать: «Ее сегодня не передавали».

Насколько я помню, в 49-й серии не было ничего необычного. Члены нашей банды позволяли себе кое-что и почище.

Ее сегодня не передавали.

Помню только некоторые детали. Воротник из шкуры добермана, спрятанный в картонке из-под шляп. У Милдред сильный жар, и в бреду она что-то говорит на латыни. Что еще?

Ее сегодня не передавали…

Брюно бесит окружающих, цитируя к месту и не к месту Шекспира (его излюбленное изречение: «One pound of flesh» 5. Он собирается посетить медиума, чтобы побеседовать с духом своего нового властителя дум.

Ее сегодня не передавали…

Вальтер и Мария видят один и тот же сон и в конце концов приглашают друг друга в свое ментальное пространство, чтобы исследовать самые потаенные уголки своих душ.

Ее сегодня не передавали?

Но что за этим скрывается? Конец пути? Может, случайный подводный камень пробил днище нашего судна, а мы не заметили этого? Старик предлагает нам найти объяснение. Матильда считает, что во всем виновата цензура: образовалось какое-то лобби, выступающее против «Саги» и грозящее линчевать директора канала, если он не прекратит это безобразие. Жером полагает, что Высший административный совет забыл о проблеме с квотами и поэтому больше нет смысла продолжать снимать сериал.

У меня нет никакого вразумительного объяснения, и я высказываю версию о том, что инопланетяне похитили все готовые серии, чтобы показать своим соплеменникам, до какой стадии разложения докатилась земная цивилизация.

Старик сидит, скрестив руки, словно добренький учитель, собирающийся прочесть лекцию по естествознанию.

– 49-ю серию не передавали потому, что ее передали сегодня утром между восемью и девятью часами.

– Если это шутка, Луи…

– Сегюре не счел нужным сообщить нам об этом, так как на сей раз решил снискать себе все лавры у начальства. Представьте себе, что канал получает в неделю по двести-триста писем от зрителей «Саги».

Мы практически одновременно уставились на жалкие листочки, висящие над кофейным автоматом.

– Их передали нам только потому, что они адресованы непосредственно авторам сценария. Все остальное оседает в кабинетах начальства. Согласно опросам, все, кто работает по ночам, предпочитают смотреть «Сагу». Можно подумать, что таких зрителей немного, но прибавьте к ним тех, кто не спит между четырьмя и пятью часами, и вы поймете, почему у других каналов есть повод прийти в отчаяние. Опрос показал, что семьдесят пять процентов зрителей «Саги» записывают ее на видеомагнитофоны, чтобы посмотреть после работы.

Какой-то абсурд! Я еще могу поверить, что горсточка душевнобольных заинтересовалась сериалом, но чтобы обыватели смотрели «Сагу» целыми семьями – такое я не способен представить. Причем по вечерам, в лучшее время, когда десятки каналов предлагают новые фильмы и потрясающие шоу. «Сага» не может тягаться с ними.

– Вы слышали о двух журналистах, которые ведут постоянную рубрику, посвященную нашему сериалу?

– Ты полагаешь, у нас есть время читать газетенки?

Чтобы окончательно доканать нас, Старик достает пачку вырезок. Стиль большинства статей напоминает стиль бортового журнала и бюллетеня клуба для избранных. «Все думали, что они не осмелятся, и все же!» или: «Этой ночью мы имели возможность увидеть…» И дальше: «Есть опасение, что Фред и Милдред смогут изобрести машину, контролирующую работу нейронов. Встречаемся сегодня вечером! Не забудьте включить видеомагнитофоны.»

– А я еще не рассказал о радиолюбителях во всей Франции, комментирующих своим слушателям каждую серию.

– И ты хочешь, чтобы мы тебе поверили, приятель?

– В департаменте Уаз фаны создали клуб.

– Не заливай, Луи!

– И вот результат: чтобы обойти конкурентов, дирекция переносит время показа телемагазина, отстающего по рейтингу от других передач, а на его место ставит «Сагу». Если вам нужны еще новости, у меня есть одна, которая приведет вас в восторг.

Я чувствую, что самое интересное Луи приберег на конец. Это непревзойденный мастер по созданию атмосферы тревожного ожидания. Он вполне мог бы сработаться с Хичкоком, если бы им не завладел в свое время Маэстро.

– Я добился повышения оплаты. Теперь мы будем получать за каждую серию на три тысячи больше.

Потрясенный такой милостью божией, Жером падает перед Стариком на колени, выкрикивая какие-то заклинания. Так, если подсчитать, получается… На десять тысяч в месяц больше? На десять тысяч. Но что я буду делать с такими бабками?

– Если у вас есть другие пожелания, то сейчас самое время их высказать. Сегюре зайдет к нам после обеда.

Мы не разочаровали Сегюре. Он увидел перед собой трех избалованных детей, принявших его за Деда Мороза. Жером получил разрешение на оплату счетов за питание, а мы отныне можем свысока взирать на пиццу, так как каждому из нас открыт кредит на сто франков в день. Матильда решила украсить нашу контору всевозможными безделушками. Я потребовал сверхсовременную видеотехнику: огромный экран, видеомагнитофон, параболическую антенну и прочее, зная, что Тристан будет бесконечно благодарен мне за это.

Сегюре ушел, как уходят с поля боя, так и не начав битву.

– Хочу вас предупредить. Не думайте, что если кучка страдающих бессонницей и мающихся от безделья полуночников клюнула на вашу «Сагу», то так же отреагирует и утренняя публика. Ей ничего не стоит в один миг похоронить сериал.

Ну вот! Можно подумать, что наш небольшой успех причинил ему больше неприятностей, чем все остальное. Или же наше ночное творение вообще не должно было появляться на свет? Так или иначе, но это легкое потрясения как бальзам подействовало на наши души. Нам давно уже было необходимо второе дыхание. Теперь осталось выдать еще тридцать серий и завоевать признание утреннего зрителя, того, у кого нет времени рассиживаться перед работой и кто покупает в телемагазине блестящие кастрюли-скороварки. Вот где оно, непаханое поле.

– Кто-нибудь уже делал покупки в телемагазине? – спрашиваю я.

– Тебе нужно что-то еще, парень? Надо было пользоваться моментом, пока шеф был здесь.

– Я просто хочу знать, как работает телемагазин.

– Я как-то купила у них губную помаду, – говорит Матильда. – Все очень просто. Вначале вы позволяете ввести себя в соблазн ведущему, несущему несусветную чушь на фоне появляющихся на экране моделей, с одной из которых вы должны себя идентифицировать. Потом сообщаете номер своей кредитной карточки, вот и все. Этот метод работает, и я – живое тому доказательство. Именно телемагазину я обязана этим губкам цвета фуксии, которые придают мне очарование.

– Благодаря губной помаде? – восклицает проснувшийся Тристан. – Той, что не оставляет следов?

– Именно ей, помаде для неверных жен и женщин легкого поведения. Если бы вы только знали, чем я ей обязана…

– Мы должны пойти дальше телеторговли, – вмешиваюсь я. – Нам нужно использовать в «Саге» эту безудержную страсть к потреблению, которой околдованы миллионы телезрителей.

– Напрямую? – спрашивает Старик.

– Попробуем вообразить безграничное потребление.

– Золотую мечту каждого потребителя!

– И совершенно безнаказанно!