Идору Гибсон Уильям
– Он сильно на тебя злится? Ну, за то, что эти гуми к нему приходили.
– Арли Маккрей попросила Старкова, чтобы кто-нибудь поговорил с представителем наших гуми. Они извинились перед отцом. Но там еще история с Мицуко, ее арестовали у отеля «Дай». Это поставило его в неприятное положение.
– Арестовали?
– За попытку незаконного проникновения. Мицуко тоже участвовала в этом свечном действе. Она залезла на сетку, а там сигнализация. Набежала полиция, а она еще наверху, не успела слезть.
– И как все это утряслось?
– Мой отец договорился об ее освобождении. Но он очень расстроен.
– Мне даже кажется, что это я во всем виновата, – сказала Кья.
Масахико пожал плечами и вернулся к себе в комнату. Кья последовала за ним, прихватив по дороге с полки «Сэндбендерса», очки и наперстки.
Постель на кровати только что узлом не завязана, дверь в ванную нараспашку, за ней на залитом водой кафельном полу валяются мокрые, скомканные полотенца, туалетная полочка залита шампунем из упавшего набок флакона. В номере скопилось по меньшей мере три гостиничных подноса с полуопустошенными керамическими мисочками лапши, и все, буквально все вокруг заставлено мини-банками из-под эспрессо. За один неполный день Масахико создал вокруг себя близкое подобие своей домашней берлоги. Свой компьютер он поставил на стол, а рядом положил ту дурацкую кепочку.
– А Сону кто-нибудь видел? – спросила Кья, сдвигая к ногам кровати подушку и какой-то растерзанный журнал. Она села на расчищенное место, поставила «Сэндбендерса» себе на колени и начала надевать наперстки.
– Не думаю, – сказал Масахико и как-то странно на нее покосился.
– Отведи меня той же дорогой, что и в первый раз, – попросила Кья. – Я хочу снова там посмотреть.
Хак-Нам. Тайваньская улица. Стены, сплошь покрытые живыми, наползающими друг на друга надписями в графике всех известных письменных языков. Сотни дверей, и каждая из них – намек на свой особый, тайный мир. На этот раз Кья не только ощущала чьи-то пристальные взгляды, но и стала замечать вокруг себя бессчетное множество полупрозрачных теней. Надо думать, именно так представлялись местные жители, кроме тех, с кем ты общался напрямую. Город бесплотных призраков. Сегодня Масахико вел ее в какое-то другое место, они не взбирались по перекрученному лабиринту лестниц, а петляли по нижнему уровню – «первому этажу», как, вероятно, называли его обитатели оригинального Хак-Нама, – и Кья вспомнила «черную дыру» на том, висевшем в берлоге Масахико, платке.
– Теперь я должен тебя оставить, – сказал Масахико, когда они влетели с кишащей призрачной жизнью улицы в огромную пустоту. – Они не хотят ничьих глаз.
Он исчез. Кья осталась одна, и сперва ей показалось, что здесь действительно нет совсем ничего, кроме тусклого света, сочащегося откуда-то сверху, но потом она присмотрелась получше и смутно различила источник этого света – прозрачный, вроде как стеклянный потолок, огромный, очень-очень высокий и сплошь заваленный какими-то смутными, проникающими друг в друга предметами. И вспомнила крыши этого города, свалку виртуального хлама.
– Странное место, правда? – спросила возникшая рядом идору; тонкая, прихотливая вышивка на ее платье горела радужным светом и двигалась. – Темно и пусто. Но он захотел, чтобы мы встретились именно здесь.
– Кто захотел? Вы не знаете, где сейчас Сона?
Перед идору возник маленький, ветхий столик, его резные, в форме драконов ножки были покрыты толстым, уже шелушащимся слоем бледно-зеленой краски. Посреди столика стоял грязный, захватанный стакан, на дне которого свернулась сороконожка. Кто-то негромко откашлялся.
– Это сердце Хак-Нама, – продребезжал знакомый голос, словно собранный из тысяч и тысяч сухих, древних и хрупких звуков. – Традиционное место для серьезных бесед.
– Вашей подруги нет, – сказала идору. – Я хотела известить вас об этом сама. А он, – жест в сторону стакана, – добавит подробности, которые я не понимаю.
– Как это «нет»? – удивилась Кья. – Там же просто прикрыли ее сайт, а сама она, Сона, так и сидит в этом Мехико-сити со своей шайкой.
– Ее нет нигде. – В голосе Этруска прорезалось нечто вроде сочувствия.
– Когда вас оттуда забрали, – сказала идору, – забрали из этой комнаты в Венеции, ваша подруга обратилась к софтверу вашего компьютера и активизировала видеокамеры в ваших очках. То, что она увидела, заставило ее предположить, что вам угрожает серьезнейшая опасность. Как оно, видимо, и было. Насколько я понимаю, у нее тут же зародился план. Вернувшись в свою тайную страну, она связалась с сайтом токийского отделения общества почитателей группы «Ло/Рез» и приказала Хироми Огава, президенту этого отделения, обнародовать сообщение о смерти Реза в отеле «Дай». В противном случае она угрожала применить оружие, которое развалит сайт токийского отделения.
– Нож, – догадалась Кья. – Так он что, настоящий?
– И крайне незаконный, – заметил Этруск.
– Когда Огава отказалась, – продолжила идору, – ваша подруга пустила свое оружие в ход.
– Что, – пояснил Этруск, – рассматривается законодательством каждой из вовлеченных в эту историю стран как тяжкое преступление.
– Да, – согласилась идору, – а затем она воспользовалась остатками уничтоженного сайта и сама разослала это сообщение, после чего к отелю «Дай» начали стекаться толпы потенциальных свидетелей.
И снова ее сменил Этруск.
– Но в результате, – сказал он, – ваша подруга раскрыла свое присутствие на заброшенном веб-сайте. Это дошло до сведения первоначальных владельцев сайта. Ваша подруга его покинула, однако они организовали преследование и в конечном итоге вынудили ее расстаться со своим образом.
– С каким еще «образом»?
Кья заранее знала ответ и боялась его услышать.
– «Сона Роса» – это образ, который создала себе Мерседес Пуриссима[33] Варгас-Гутьерес. Ей двадцать шесть лет, и она является жертвой энвиронментального[34] синдрома, очень распространенного в федеральном округе Мехико. – Сейчас его голос был как шелест дождя по тонкой железной крыше. – Она – дочь весьма преуспевающего адвоката по уголовным делам.
– Ну, тогда-то я ее найду, – обрадовалась Кья.
– Только она бы этого не хотела, – сказала идору. – Мерседес Пуриссима тяжело и безнадежно искалечена. Последние пять лет она живет в почти полном пренебрежении своей телесной сущностью.
Кья сидела и тихо плакала. Масахико снял с глаз присоски и подошел к кровати.
– Сона… – всхлипнула Кья. – Соны больше нет.
– Я знаю, – сказал Масахико и сел рядом с ней. – Ты так и не дорассказала мне историю «Сэндбендерсов». Мне интересно. Что там было дальше.
И она начала рассказывать.
45. Счастливый
– Колин, – пробормотала она заплетающимся со сна языком, – что это ты там делаешь?
Светящаяся панель деревянного телефона.
– Звоню в Лос-Анджелес, в «Счастливый дракон».
– Куда?
– Магазинчик такой. Круглосуточный.
– В три часа ночи…
– Нужно поблагодарить Райделла, сказать ему, что с работой все удачно.
Она тяжело вздохнула, перекатилась на другой бок и накрыла голову подушкой.
За окном, вдали, янтарными иззубренными утесами высились новые здания, освещенные огнями огромного города.
46. Сказки реконструкции
Ей снился низкий, отмелистый берег, усыпанный сплющенными обломками бытовой электроники, снились суетливые, похожие на крабов твари с полосатыми, как древние резисторы, лапками. Токийский залив, спеленутый серым туманом, в старых фильмах эта колышащаяся завеса временно скрывала ужасы начальных кадров – инопланетную армаду либо каких-нибудь там чудовищ.
Она ступила в воду и пошла дальше; с каждым шагом Хак-Нам поднимался все выше, но, по искаженной логике сна, не становился ближе. Море лизало ей щиколотки. Крепость растет. Взращивается. Из ткани берега, обломков и останков мира бывшего – мира, бывшего при прежнем порядке вещей. Из миллионов тонн хлама, ссыпанного сюда баржами и исполинскими грузовиками в ходе великой реконструкции. А теперь здесь суетятся крошечные жучки Родель ван Эрпа, суетятся, вознося железные клетки будущих комнат, бессчетные, беспорядочные окна, прорезающие серую пелену тумана девственно чистыми серебряными прямоугольниками. Продукт беспорядочного людского сошествия, чудовищный и великолепный, он воссоздается по образу и подобию своей вторичной, бесплотной версии.
Инфракрасное трепыхание будильника. Черно-желто-красный платок, выхваченный из тьмы галогенным сиянием софита, в центре платка – прямоугольник, репрезентирующий безадресную пустоту, килл-файл из легенды. Врубив эспрессницу, Кья откладывает пульт и снова сворачивается калачиком, слушая тишину, которую скоро прорежет нарастающее сипение пара. Теперь она чуть не каждое утро проводит в городе, на Сай-Шин-роуд, в своей любимой парикмахерской, где можно узнать все последние сплетни. Случается, сюда заходит Этруск, в компании Клауса и Петуха и прочих духов, с которыми он водится, и Кья им ничуть не мешает. Она этим очень гордится, ведь вот, скажем, к Масахико отношение совсем другое, вроде как к постороннему. Интересно, они и вправду старые, невероятно древние или просто ведут себя так? Как бы там ни было, они обычно обо всем узнают первыми, и она научилась это ценить. И Этруск уже пару раз намекал на какую-то свободную комнату, совсем-совсем маленькую, но зато с окном, выходящим вроде бы на Лун-Чунь-роуд.
И вообще заметно, что Этруск хорошо к ней относится. Странно это даже, ведь все говорят, что по большому счету ему никто не нужен, а вот же он восстановил папин счет, даже хотя она забыла вернуть этот ключ и там жуть сколько набежало (ключ от семнадцатого номера лежит теперь в красивой, из муарового шелка, косметичке, которую ей дали в самолете, когда летела домой; он из белого пластика и сделан по форме старых механических ключей, магнитная полоска расположена вдоль длинного стержня, а плоский конец в виде короны, какую носят принцессы. Иногда Кья достает его и рассматривает, хотя чего там такого увидишь, просто кусок грошового пластика).
Этруск и другие всю дорогу шпионят за «Проектом», как они это дело называют. Они говорят, что остров идору все еще не закончен. Он вроде бы уже и есть, но недостаточно стабилен, и прежде, чем начать строительство, пусть даже и с помощью нанотехов, его нужно укрепить, а то вдруг опять землетрясение. Кья иногда задумывается, а что, интересно, сделают со своим островом эти русские, а иногда она думает, а как там Мэриэлис, и Эдди, и Калвин, тот парень из «Виски Клона», который выволок ее оттуда, хотя какое ему вроде бы было дело, что там с ней будет и как. Но теперь, когда столько забот, и Крепость, и школа, кажется, что все это было очень давно.
Мама, похоже, догадывается, что она не ездила тогда к Эстер, хотя прямо ничего и не говорит, а только пару раз ни с того ни с сего пускалась в объяснения насчет контрацептивов и безопасного секса. Да и вообще, если разобраться, она была там немногим более двух суток, не считая, конечно, того времени, что в самолете, потому что Рез так и не сумел выкроить времени, чтобы зайти и сказать ей спасибо, а Арли сказала, что лучше бы вернуться домой поскорее, пока никто не начал задавать вопросы, и что зато они отправят ее рейсом «Джапан Эйр Лайнс», первым классом. Так что она, Арли, тем же вечером отвезла ее в Нариту, только не на том зеленом мини-вэне, потому что его уже отправили на свалку. А Кья все еще убивалась насчет Соны и из-за этого чувствовала себя полной дурой, потому что ей казалось, что умерла ее лучшая подруга, но ведь эта подруга никогда, по сути, и не существовала, а зато была эта девушка в Мехико-сити с ее кошмарными проблемами, и в конце концов как-то так вышло, что она ревела и рассказывала все это Арли.
А Арли сказала, ты просто подожди. Ведь эта девушка из Мехико-сити, она больше чем кто угодно другой нуждается в том, чтобы быть кем-нибудь другим. И какая разница, что она не была Соной, если она создала Сону, а это ничуть не меньшая реальность. Просто подожди, сказала Арли, и обязательно появится кто-то другой, кто-то совсем новый и будет такое чувство, что он тебя уже знал. А Кья сидела рядом с Арли в ее быстрой маленькой машине и думала, как это будет.
– Но я же никогда не смогу сказать ей, что я ее знаю.
– Нет, это сразу все испортит.
В аэропорту Арли купила ей билет на ближайший рейс «JAL», проводила в зал ожидания (нечто среднее между баром и приемной очень богатого концерна) и дала ей сумку с фирменной курткой группы технической поддержки «Ло/Рез». Куртка была специальная, от турне по Комбинату, с датами всех концертов, вышитыми на трех языках, ее рукава были из прозрачной синтетики с подкладкой, переливающейся, как ртуть. Арли сказала, что это полный отстой, но, может, у нее найдется дружок или подружка, кому такое нравится.
Кья так ни разу и не надела эту куртку и даже никому ее толком не показала, просто запихнула в пластиковый мешок из химчистки и повесила в шкаф. И с отделением своим стала общаться поменьше (Келси, к слову сказать, вообще куда-то сгинула). И никому там не рассказывала про эти японские заморочки, ведь все равно же толком не врубятся, тем более что есть моменты, которые вообще нельзя рассказывать.
А главное, что теперь все ее время уходило на Город, потому что там были Рез и Рэи, две из множества теней, почти не отличимые от прочих, но все же отличимые. Работали над своим «Проектом».
Многим эта идея не нравилась, но многим и нравилась. Например – Этруску. Он сказал, что это самая дикая бредятина с того самого времени, как вывернули наизнанку тот, первый килл-файл.
Иногда Кья думает, что они просто пудрят всем мозги, потому что кто ж это сможет сделать такое? Построить эту штуку в Токийском заливе, на насыпном острове.
Но идору сказала, что теперь, поженившись, они непременно хотят жить в Городе. А потому обязательно его построят.
И если у них получится, подумала Кья под змеиное шипение раскочегарившейся эспрессницы, я тоже уеду туда.