Однажды ранней осенью Парфенчук Игорь

– Смотри Игорь: Вода! Нагретые за день купола тянут воду из колодца. Ты чувствуешь сырость в этом месте! И посмотри вдаль, картинка нечеткая – мы в облаке тумана! Теперь делай и повторяй то, что я недавно говорил тебе. Не бойся! Это проверенный мною метод. Все будет в порядке. И так, на счет 0, как у космонавтов – 10, 9,8…

Со всех сил старался взять себя в руки. Делал глубокие вдохи. И раз и два и три. Успокоился. Закрыл глаза. Цифры. Да, огненные цифры. Вижу их на черном небе. Секунда, две, три. Единичка с года вдруг поплыла вниз, затем девятка вытянулась в кривую, потом восьмерка. На месте даты возникла спираль и она медленно начала закручиваться против часовой стрелки. Потом быстрее. Еще быстрее.

– Год 1980, 15.00, до места, где я сейчас стою. И быть тому так!

Стоп! Спираль исчезла. А на небе появились звезды.

– Игорь! – тихо позвал меня Сергей, – посмотри, Сергей показывал пальцем по направлению флигеля, – крыша старая! У нас получилось! Быстро уходим, пока на нас не обратили внимание. Не забудь подать мелочь на выходе!

Я не верил себе. Фантастика. Неужели получилось! Чудо! Мировое открытие! Но впереди замаячил автобус ЛАЗ и я поверил. Да и было чему: мои бицепсы, накачанные во флоте исчезли, джинсы болтались на поясе, маечка еле надетая, теперь сидела на мне отлично, а Андрей из пожилого мужичка превратился в староватого парня.

– На себя посмотри! Чего пялишься! Пацан! Быстро заскакиваем на заднюю площадку и едем в центр. Десять копеек на билеты у меня есть.

Я с удивлением смотрел в окно автобуса. Никаких новых магазинчиков, кафешек с большими зонами и столиками под окнами, ни одного импортного автомобиля, припаркованного у дороги, одинокие прохожие с непривычными сетками в руках, в которых завернутая в бумагу колбаса. Дома вдоль дороги обнесенные обыкновенным штакетником. Ни одного полутора или двух этажного.

Салон автобуса полупустой. Пахло парами солярки из выхлопной трубы, задуваемыми с улицы через неплотно закрывшиеся двери. Редкие пассажиры таращились на нас. Я чувствовал себя не своей тарелке. Неужели узнали откуда мы?

– Спокойно, Игорь! – в пол голоса проговорил Сергей, – они не на тебя смотрят, а на твои шмотки. Считают тунеядцами и фарцовщиками. Такие как мы сейчас на работе. Не обращай внимания – скоро конец рабочего дня и мы затеряемся в толпе. Выходим возле кинотеатра, обождем ребят и двинем в ресторан. Потом, если хочешь, сходим на танцы. К стати на остановке в кафе можно настоящего Жигулевского выпить. Бутылка всего 37 копеек.

Автобус еле полз, пыхтя, гудя и скрипя на поворотах. Приехали. Кафе, находившееся рядом с остановкой, я прекрасно помнил. Как и скудный ассортимент предлагаемых напитков – пиво Жигулевское, бутылка 37 копеек на вынос, 25 – без выноса, вино Портвейн 72 или Таврический. Стакан 80 копеек, лимонад – бутылка 25 копеек. Водкой не торговали. Закуска традиционная, не подвластная меняющимся эпохам – пирожки. Пять копеек с горохом, картошкой или сыром, семь – с мясом. Контингент с годами изменился. Тогда, извиняюсь, сейчас, лица с пока еще определенным местом жительства, уставшие от работы. Сейчас, пардон, в будущем – в основном молодежь, уставшая от учебы и пока еще не нашедшая себя в развернувшемся строительстве олигархического общества.

И теперешний и тогдашний контингент объединяла единая цель: увидеть дно своей бочки, пока есть здоровье и живы спонсоры. У кого мама с папой, у кого жена, у кого добрые друзья.

Пиво было прекрасное. Не порошковое. Сейчас бы его назвали «живым». К такому выводу я пришел после первого глотка, почувствовав кислинку. На дне бутылки плавали маленькие хлопья, напоминавшие червячков из известного места детей детсадовского возраста.

– Пиво сегодняшнее! – Громогласно объявила буфетчица.

Спорить не стал, но подвергать свой организм опасности не хотел. Не известно как это может отразиться в будущем на моих потомках. Сергей со мной согласился, и мы покинули заведение.

– Куда теперь? – спросил я Сергея.

– Так! Пол четвертого. У нас в запасе полтора часа. Предлагаю сфотографироваться. Нам нужны фото, у нас же будет провал в памяти. Сами себе не поверим, что были в прошлом. Вот ты, где в это время был, тогда, в 80 –ом?

Я силился припомнить, тщетно напрягая извилины. Как давно это было! Точно не в городе. Лето, жара. Июль. Сессия сдана. Вспомнил! На пляже в Одессе с ребятами! Даже фотки остались.

– Меня здесь небыло.

– Вот и отлично! Меня тоже. Давай сфотографируемся возле здания горкома партии, так чтобы вывеска была видна. Попросим прохожего чтоб снял нас вместе. Горкома там давно нет, еще с 90 – х. А чтобы мы поняли, что мы из будущего, ты поднимешь вверх два пальца, а я один – 21 век! Посмотрим на фото и все вспомним!

– Годится!

Мы совсем забыли о милиционере, который стоял у входа в горком. Как только вступили на аллею ведущую к центральному входу, он нас заметил. Смотрел настороженно.

– Не робей Игорек! Я все предусмотрел.

– Товарищ лейтенант, я комсорг перопуховой фабрики, вот мой комсомольский билет, разрешите сфотографироваться с другом у фасада горкома. Он не местный. Нам на память.

– Покажите что там у вас.

– Только осторожно, там фотопленка, – Сергей вручил фотоаппарат милиционеру.

– Хорошо, разрешаю, только быстро.

Нам помог посетитель, выходящий из дверей. Сделал три снимка по нашей просьбе.

– Спасибо, товарищ!

– А что это вы показывали пальцами?

– А, это. Нас двое, а третий друг мысленно с нами. Твинс плюс баунти.

– Что, что!

– Два плюс один!

– Аа, понятно!

– Черт меня попутал, – в пол голоса пробормотал Сергей.

Потом пошли на вокзал. С удивлением наблюдали за дымящими соляркой дизельными поездами, выходящими из них пассажирами. Последние лет пятнадцать все поезда давно на электрической тяге. Старые скамейки у здания вокзала. Асфальтированные платформы, вместо привычных с уложенной плиткой. Нет металлического ограждения между путями. Бабушки и дедушки, перешагивающие через рельсы. Пробка на входе в вокзал. Газетный киоск внутри, с «Правдой» и «Известиями» на прилавке. Толпа возле кассы. За окошком кассир вынимает билеты с деревянного стеллажа. Не видно привычного компьютера. Билеты – маленькие прямоугольнички, помещающиеся в ладони. Люди в одеждах давно позабытых фасонов. В зале душно. Нет кондиционеров. Рамы окон, двери из дерева. Все раскрыты. Пахнет домашней колбасой с чесноком. Скорее на улицу!

Привокзальная площадь не изменилась. Разве что Котовский опять обрел коня. Он еще не знает, что его потомки вскоре спешат командарма, зато вставят в руку более длинную шашку и поменяют бурку. Милый, маленький городок! Я уже и позабыл какой ты был!

Сергей все фотографировал. Я его, он меня, нас вместе, людей вокруг, здания, машины. Пока не нащелкал 36 кадров. Присели на скамейку.

– Все! Фотосъемка окончена! Пол пятого. Время летит быстро, а у нас дела. Возвращаемся на остановку и ждем друзей. Или у тебя другие планы на оставшиеся пол часа?

Планы у меня были. Мне внезапно захотелось побывать дома. В родительском доме. Где я провел детство и юность. Посмотреть на давно ушедших родителей. Услыхать их голос. Поговорить с ними. Дотронуться до них. И пусть в моей памяти ничего не останется от этой встречи, но сейчас, в эти минуты я буду с ними. Живыми и здоровыми. Они гордятся своим сыном, который учится в вузе, а я их просто люблю.

Наш дом на тихой улице, где мало машин и много деревьев. Где не пахнет бензином и соляркой, но исходят ароматы цветов. Здесь дети играют у домов, не боясь побежать за мячом, выкатившемся на проезжую часть. Тут молодые мамы прогуливают своих деток в колясочках, а супружеские пары пенсионного возраста – друг – друга. Здесь чисто, уютно и спокойно.

Я подошел к дому, увидел у калитки такого молодого папу, беседующего с соседом. Остановился. Пройдет немного времени и его не станет. Сосед что – то доказывает отцу. Жестикулирует. Папа кивает. Пытается что – то ответить, но сосед хватает его за руку. А вот и мама в окне. Машет ему. Наверно зовет домой. Отец не видит. Или делает вид. Хорошая летняя погода. Не хочется идти в помещение. Он только что оттуда. Рад что вырвался из прокуренного кабинета от непрекращающихся телефонных звонков и срочных заданий начальства. Пусть постоит. И ты мама, не зови его. Подойти? И что я им скажу? Что сессию сдал, но не поехал со стройотрядом? Поймут ли они меня? Не посчитают ли недостойным? В семье все всегда работали. Родители с подросткового возраста, и я сразу после окончания школы. Перед поступлением в институт.

Так и стоял я, наблюдая за родителями издали. Толи себя жалел, толи их. Стоял, и слезы текли по щекам. Прощайте родные. Скоро я вернусь из стройотряда и мы снова заживем одной семьей. Будем думать что это надолго, а потому останемся счастливы.

Медленно шел через парк, в сторону «Колоса». Уже шесть вечера, Сергей с компанией давно уже там. Но спешить к ним не хотелось. К чему? Это его друзья. Его жизнь. Еще успею. У нас лимит до темноты.

Аккуратные клумбы, подстриженный кустарник, высокие деревья. Дубы, акации, клены. Сколько им лет? Я всегда их помню такими. И в детстве и сейчас и потом. Слетаются дикие голуби. Рассаживаются на ветках. Готовятся на ночлег. Сверчки стрекочут в траве. Дети раскачиваются на качелях. Чудесный летний вечер. Прекрасная пора моей молодости.

Незаметно для себя забрел в кафе на остановке. Людей там поприбавилось. Пьют пиво, вино. Курят. Сидят и стоят. С интересом осмотрели меня. Джинсовый мальчик. Не нашего круга. Хэлло френдс, смотрите, смотрите – вот он человек из 21 – го века, мысленно проговорил я, а в слух изрек: – стакан портвейна и конфетку.

Места за столиками были. Присел. Как ни странно – сразу вставило. Наверно отвык. Лет двадцать не пил крепленое вино. А может весовая категория изменилась? Много ли сейчас для кайфа худосочному нужно? Повторять не стал. Кайф действительно наступил. Давно позабытый. Нежный, обволакивающий. Приятный. Не то что тупоопьяняющий водочный! Все вокруг стали добрыми, хорошими людьми.

Кто – то включил принесенный с собой «Океан». Это надо же – таскать с собой такую бандуру! Одних батареек на два кило!

– А сейчас послушайте известную композицию группы Папер Лейс «Ночь, когда умер Чикаго», – с восторгом проговорил диктор. Из приемника донеслись знакомые аккорды. Старье крутят, – подумал я, – покойнику сегодня можно отмечать семь лет, или около того. Но послушать приятно. Я откинулся на спинку стула. В такт песни постукивал ногой. А все – таки хорошая вещь! Уходить не хотелось. Люди, голоса, хихиканье подружек на коленях у парней, гогот ребят в углу, не закрывающаяся дверь от входящих и выходящих – моя молодость! Сидеть бы так и сидеть! И сидел.

– Извините, который час, – обратился я к буфетчице, подошедшей убрать пустые стаканы.

– Молодой человек! Вы или заказывайте себе еще что – то, или покиньте помещение. Второй час тут торчите. Хоть бы перекурили, а другие люди присели на ваше место!

– Не курю!

– Ну, тогда воздухом подышали бы, поберегли свои легкие. Проветрились, что – ли. Погода вон какая!

Неужели восемь. Вот это да! Провал в памяти! Компания с приемником исчезла. На ее месте разместились четверо мужичков, изрядно поднабравшихся до кафе. Пора!

– Вот новый поворот, и мотор ревет.

Что он нам несет – пропасть или взлет,

Омут или брод,

И не разберешь, пока не повернешь за поворот! – доносилось из распахнутых окон. Моя любимая песня, скорее во внутрь! Сергей наверно беспокоится. Я ускорил шаг, приближаясь к «Колосу». У двери толпа.

– Нельзя! Мест нет! Отойди – кому сказал! – отталкивая напиравших вопил швейцар, – милицию вызову! Убери ногу пидарас!

Милиция была неподалеку. Двое сотрудников стояли у «газика», третий, за рулем, курил, открыв дверцу. Не вмешивались. Молча наблюдали.

– Батяня пусти! Дай «Машину времени» послушать! Там наши кореша. По двое на стул сядем! Все поместимся!

– Я вам помещусь! Все стулья попортили! Духотища в зале! Вонище! Порядочные люди не могут отдохнуть! Кому сказал – не напирай!

– Отойди сосунок! Куда лезешь! Видишь, даже порядочных людей не пускаю!

«Порядочные» все же проходили. В одиночку за пятерик, вдвоем за червонец. Кто – то совал какие – то бумажки. Я быстро оценил ситуацию. Сунул руку в карман джинсов. Вот черт – одни полтинники! Не жалко, но как бы кто не заметил. О! Листок бумаги есть – взял с собой на всякий случай. Отошел в сторону, сложил его вдвое. Между половинками вставил банкноту.

– Ребята, ребята! Пропустите! Я по пригласительному!

С трудом протиснулся, – я на юбилей! Гость со стороны Полины Тиновны. Вот пригласительный, – вручая листок сказал швейцару.

– Какой юбилей! Какой еще Полины Тиновны!

– Осторожно разворачивайте, там еще чернила не высохли.

– А ну…, – замахнулся на меня швейцар, но почти одновременно увидал между листками краешек купюры, – проходите пожалуйста!

За мной быстро закрыл двери на задвижку и побежал в туалет. Наверно смотреть на свет – не фальшивая ли банкнота.

В зале стоял запах пота вперемешку с дорогими и не очень духами. «Ланкома», «Синдерелла», «Быть может» – давно позабытые запахи. Я застыл на пороге, пытаясь увидеть столик с компанией Сергея. Вот они – у окна. Хороший выбор. И место свободное оставили. Не без труда добрался к ним. Повсюду танцующие пары. На пятачке у музыкантов места не осталось. Веселятся в проходах. Вплотную подступили и к нашему столику. Толкают его нижним бюстом. Мимо прошла Марина с подносом, благоухающая «Ланкомой». Чтож, чаевые позволяют.

– Але, человечица! Официант!

– Не поняла? А кто тебя пропустил? Тебе есть уже 18?

– Я с папой тетя! Принесите мне ситро к столику у окна.

Марина иронически оглядела меня с головы до ног, – ладно, племянничек!

– Где тебя черти носят, – укоризненно обратился ко мне Сергей, – я волноваться начал! Садись возле меня. Ты что выпил?

– Есть немного. А че мы скучаем! Официант! Бутылку армянского пять звездочек!

– Тише ты! Мы и так уже пару штук взяли. Закусывай лучше.

– Молчу, молчу!

Действительно – в желудке пусто. Мне предусмотрительно поставили прибор. Положил себе на тарелочку салат оливье с настоящей докторской колбасой, селедочку Иваси, оторвал от цыпленка «Табака» белое мясо. Просто красота! Все натуральное, без витаминов и добавок.

– Я предлагаю тост, – все с удивлением посмотрели на меня, – не нужно так смотреть, я хоть и молод телом, зато душа моя за столь короткое время, очень развилась и в соединении с видимой оболочкой заслуживает уважительного отношения к моей особе. А предлагаю я выпить за прозаическую вещь: внимание! – я постучал вилкой по фужеру, – пусть хотя бы за этим столом мы будем вкушать дары природы без ГМО!

– Придурок, – зашипел на ухо Сергей.

– Не понял? Ах да – пьем за продукты, которые доступны в нашем прекрасном городе простым людям без ненужного нам надзора со стороны государственного московского объединения.

Простые люди дружно заржали, быстро налили себе по пол фужера армянского коньяка и залпом выпили.

– Минуточку! – хотел продолжить я, но все разом подорвались со стола.

– Пошли сынок шмар снимать! Вон их сколько на пятачке!

– Я за!

– Сидеть! – опять зашипел Сергей, – давай закусывай.

– Попрошу мне не тыкать! Я майор!

– Какой ты сейчас майор! Салага форменный! Не дергайся!

Пришлось подчиниться. Но было не до еды. В зале выключили свет. Музыканты взяли тайм – аут, но включили магнитофон. Полилась волшебная музыка. Давно позабытая группа Би Джис «Хау диип из йор лав» – как глубока твоя любовь. Зажглась светомузыка. На стенах забегали разноцветные зайчики. В такт музыке загорались и затухали огни разного цвета, переходя от красного в фиолетовый. Сергей кого – то заприметил, поднялся: – сиди тут пока, отдыхай! Блондинка. Осталась одна за столиком. Ребята ушли покурить. Растерянно поглядывала на танцующих. Сергей пригласил ее.

Чтоб не терять время даром, я налил себе. Тогда, в 80х денег на коньяк небыло. А так хотелось. Теперь мог себе позволить. Дождался пока Сергей повернется ко мне спиной и опрокинул стопку. Потом еще одну.

Как глубока твоя любовь, как глубока твоя любовь – пели братья Гибс. Как глубока. Как все прекрасно! Какая приятная обстановка в зале. А люди все: какие добрые! Улыбаются. Танцуют. Осыпают комплиментами своих спутниц.

Высмотрел за одним из столиков двух подруг. Махнул им рукой, приглашая. Не среагировали. Пришлось самому подойти, прихватив на всякий случай с нашего стола бутылку коньяка.

Анжела и Зоя. Анжела: упитанная девушка, небольшого роста, в джинсовой юбочке, в туфлях на высоком каблуке. С прической как у Анжелы Дэвис, но с рыжим цветом волос. Зоя: высокая с короткой стрижкой, в платье красного цвета с белыми ромашками. Лет по девятнадцать каждой. И я представился. Для конспирации назвал себя Борей – был у меня друг Боря. Внутренне вылитый я, внешне полный антипод – толстый и низкий. Пригласил к нашему столу. Отказались. Сообщили, что ожидают перекуривающих парней.

– Тогда разрешите мне временно влиться в ваше обворожительное общество, – произнес я с пафосом, – и угостить вас чудесным напитком, который любезно предоставила нам дружественная армянская республика. А также выразить восхищение вашей непоколебимой воле, препятствующей низменным чувствам вашего тела стремящегося ублажить себя одной из самой пагубной привычкой – табакокурением!

Но нагнувшись над Анжелой, а затем над Зоей для поцелуя ручек, я понял, что ошибся – на меня пахнуло БТ. Болгартабак, уже переработанный женским организмом, сдобренный испарениями этилового спирта.

– А мы уже перекурили! – улыбаясь произнесла Зоя, – сейчас мальчики пошли. Их очередь. А м место держим.

– Это вы зря…… – произнес я, и хотел далее развить мысль о вреде курения, но вспомнил о Лоре – нашей сестре – хозяйке и мои резко ухудшившиеся отношения с ней. Не стоит!

– А что это вы замолчали, – спросила Анжела.

– Да так, вспомнил римейк из будущего. И давайте сразу перейдем на «ты».

– Согласны! А что такое «римейк», – в один голос спросили обе, и как это из будущего? Вы что странник во времени?

– Ремейк это узенький тонкий кожаный ремешок, которым наказывают детей за плохие поступки, – ответил я, присаживаясь за стол, а будущее не за горами по вашему возвращению домой. Папа и мама, небось заждались?

Девушки засмеялись, а я наполнил стопки.

– Выпьем за этот прекрасный вечер, который послала нам эпоха застоя! За эту чудесную музыку, снимающую тоску и усталость после честно отданного Родине трудового дня, за эти дары природы без ГМО, лежащие на столе и за вас девчонки!

Чокаться не стали. Зато я поцеловал обоих, воспользовавшись их легким замешательством.

– А ты такой интересный! Слова такие умные говоришь. Учишься? Наверно в Москве. В МГУ?! Или работаешь?

– Увы, не угадали. Не учусь. Выпускник Санкт – Петербургского колледжа менеджмента в прошлом. Младший коньячный дилер в настоящем.

Девчонки дружно засмеялись: – Угостишь еще?!

– Конечно! Скажу боссу – старшему дилеру, что в вашем лице нашел оптовых покупателей и сделал вам презентацию.

– А где он?

Я обернулся, не без труда высмотрел Сергея: – А, вон тот крендель, танцующий с блондинкой!

Сергей меня уже засек. Зверски вращал глазами, показывая на наш столик.

– А что это с ним?

– Последствия перенапряжения в работе. Офтальмографический спидоз.

Девчонки непонимающе переглянулись, но не растерялись: – Аа! Так пусть расслабляется!

– И я так думаю, – сказал я, и дружески помахал Сергею, – шеф! Все ОК! Потанцуем?

Согласилась Зоя, Анжела осталась за столом. Но не судьба – вернулись ребята: – Этот что тут делает?

– Смешливый, да? Может выйдем?

Выходить я не хотел и в качестве сглаживания ситуации, предложил сильному полу прикончить остатки коньяка в бутылке. Чем внес сумятицу в ряды противника: часть ребят согласилась с моим предложением, вторая захотела этой бутылкой дать мне по башке. Я почувствовал нехороший холодок за спиной и легкий тремор в ногах. Стал оглядывать зал, выбирая место для возможного ретирования. Спасение пришло неожиданно: – Вы пейте свою водяру, а я с Зойкой коньячок, – бойко выдала Анжела и выхватила у меня из рук бутылку.

– Ладно, свободен! – разрешили мне, чем я не преминул воспользоваться.

С радостью вернулся за наш столик. Вернулись музыканты. Солист голосом Челентано запел Аморе, мор амор, аморе море море мор амор. Сергей пригласил блондинку на быстрый танец.

А все – таки, какое замечательное время было в 80 – ом! Воздух чистый. В смысле на улице. Есть смысл жизни – строительство коммунизма! Все натуральное. Запахи, еда, напитки, сигареты, одежда, музыка, и женская грудь. Вот посмотреть на Марину: приятно глаз положить. Грудь не торчит неподвижно на туловище как две шишки на лбу, волнующе колышется при каждом шаге. Вот как пошла, как пошла. Как кошечка. Ухоженная, аккуратная. Вся такая наланкоманная. А когда нагнется – глаз не оторвать от открывшейся картины.

Я через карман пощупал пачку денег. Что если Марине предложить 300 рублей. Или даже пятьсот. Еще столько же у меня останется. Согласится? А если да, то где? Я подумал немного. Можно в подсобке на столе классическим способом. А может там и диванчик какой есть? Нужно проверить.

Незаметно от Сергея выскользнул из – за стола. Затерялся среди толпы. И бочком – бочком стал пробираться в подсобку. Ты куда, – окликнула меня повариха в проходе, – хочу уходить. Марина куда – то запропастилась. А мне рассчитаться.

– Здесь я, – раскрылась дверь подсобки, – чего нужно!

– Пардон! На пару слов. Без лишних ушей, – добавил я, увидав интерес к нам кухонного работника, – очень хорошее коммерческое предложение!

– Что шмотки хочешь толкнуть?

– Подробности внутри вашего кабинета.

– Ну заходи.

Войдя я опешил: внутри сидел какой – то кореш с чемоданчиком на коленях. Недружелюбно посмотрел на меня. Облом! Может муж или хахаль? Нужно сматываться!

– Ты куда? Так что ты хотел?

– Понимаете Марина, я не могу изложить суть своей проблемы в присутствии постороннего человека.

– Какие мы нежные!

– Ну ладно: Костик покинь нас на пару минут.

– А можно на несколько пар минут или лучше на полчасика!

– Не борзей сынок, а то тетя может рассердиться!

– Марина: только не долго, – произнес посторонний, закрыл чемоданчик, поставил его на стул и вышел.

– Ну?

Меня бросило в жар. Хмель наполовину вышел. Залез трясущимися руками в карман джинсов и вытащил оттуда пачку банкнот. Вот: за непродолжительное время интимной близости в вашем кабинете, – прерывающимся голосом прошептал я, – и подкрепил свои слова действием в виде накладывания влажной ладони на выпуклую ягодицу Марины. На всякий случай закрыл глаза, ожидая пощечины. Но ее не последовало.

– Ну ты и даешь пацан! А с виду такой несчастный. Где взял? – спросила Марина, перебирая купюры.

– Мы, Андроповские соколы, недавно раскрыли банду, готовившую покушение на Леонида Ильича. Чуть не погибли при спецоперации. Нам дали отпуск и большую премию. А я родом отсюда. Приехал навестить родителей.

– А так ты из этих! Ну, вам разве откажешь. Мог бы и место поприличнее выбрать. Марина закрыла дверь на задвижку.

– Никак не мог. Нужно соблюдать конспирацию.

– Давай по – быстрому. С этими словами Марина завалилась на стол и меня потянула за собой. Я задрал ей юбку, левой рукой обхватил за талию, а правой стал расстегивать змейку на штанах. Но заело зиппер. Со злостью дергал проклятую вверх и вниз. Ругался мысленно. Застряла намертво. Пытался снять джинсы нерастегнутыми – тщетно.

– Ну что ты там сынок! Цигель! Цигель!

– Сейчас! Сейчас!

В дверь постучали. Вначале негромко, потом все настойчивей.

– Марина! У тебя все в порядке! Марина!

– Спрыгивай молокосос! А это мне – компенсация за риск, – сказала Марина выхватив у меня деньги, – Все в порядке! Счет с клиентом проверяем!

Опозоренный я подался на выход. В проходе столкнулся с Костиком и еще одним человеком при пиджаке. Краем уха услыхал: – Я тебя убью сучка, ты что операцию хочешь сорвать! Кто за клиентами должен следить и сигнал подать! На Колыму поедешь.

Опа – не по нашу ли это душу. Быстрее в зал к хлопцам. Я ускорил ход.

– А ну стоять! Кому сказал! Стоять!

– Это вы мне, – я обернулся на окрик, – тебе, тебе сопляк! Ты что тут делал?

Марина стояла, понурив голову.

– Да расплатиться пришел.

– А ну покажи что он тебе дал.

Марина молча протянула пиджаку мои полтинники.

– Так, так! Интересно. Новенькие купюры! Костик, а ну кинь их в аппарат!

– Скажи им: ты же свой. Ваш он! В отпуске.

– Не понял! Кто наш? Этот?! Удостоверение!

Рванул к выходу, но кто – то подставил мне ножку и я растянулся на полу. Грубый голос в зале прокричал: – Немедленно вырубить музыку! Швейцар: дверь на задвижку, никого не выпускать!

– Фамилия, имя, отчество! – в который раз повторял сидевший за столом незнакомец.

Щурясь от направленного в лицо света, я в очередной раз отвечал: – Бубнов Борис Бориславович. Ну что не понятно! Папа мой Борислав назвал меня Бориком. Хорошее имя. Все это признают. И сочетается с фамилией и отчеством. У меня в детстве память плохая была. Папа всегда говорил: – Борик! Запомни: три Б! Ходи и повторяй Бу – бо – бо. Бубнов Борис Бориславович. Я и повторял. Ходил по улице. И в школе на переменках. И в пионерском лагере. И когда с девочками встречался. А потом дети стали дразнить меня «бубоином», учителя нехорошо смотрели на меня, девочки перестали дружить со мной, но мне уже было все равно – свою фамилию и отчество я запомнил. А что меня зовут Бориком я знал давно.

– Заткнись умник! Нет такого в городе! Мы проверяли! По хорошему говори. Очень советую. Не таких обламывали. Мы бить не будем но в камеру с правильными хлопцами посадим. Там таких джинсовых не любят. Люди долго сидят. Хочется женского тепла. В качестве замены и ты сгодишься.

– Так я ж и говорю: Боря, Бубнов. В отпуске я. Поощрительном. По поводу задержания диверсантов готовящих покушение на Леонида Ильича. «Тинейжер» мой позывной. Ввиду незавершенности развития моего тела и моей щуплой комплекции, моя задача была: скрытое и тайное проникновение через форточку в логово врага, в период нахождения его в спящем состоянии, с целью замены боевых патронов на холостые, что в дальнейшем сыграло решающую роль в провале вражеской операции.

– Какой операции клоун?

– Операции спецслужб недружественных государств на нашего дорогого Леонида Ильича.

– В момент совершения покушения, шпион по кличке Рыжий высадил в машину Ильича почти всю обойму и с чувством глубокого удовлетворения от завершенной операции, застрелился. Но не тут – то было! Патроны то холостые! Недоуменного и полуоглушенного его задержала охрана генсека с нашей помощью. А сам Леонид Ильич, выйдя из машины, похлопал диверсанта по плечу со словами: – Ну что? Достала нас Амери…

Я не договорил. Стоявший сзади сотрудник вышиб из под меня стул. При приземлении больно ударился кобчиком.

– Убью сопляк! – на ухо прокричал незнакомец, рывком поднимая меня с полу. Замахнулся, но не ударил – пожалел мою конституцию.

– Не позволю трепать имя дорогого Леонида Ильича! Сгниешь у меня! Стоять и слушать! В глаза смотреть! Кому сказал! Вот так! Твои шутки закончены! Теперь я буду шутить! Сейчас сюда мы приведем всю твою банду. Я скажу что ты раскололся. Пикнешь – не жить тебе! Твои деньги?

– Да мои.

– Ты знаешь что Госбанк банкноты с такой серией не печатал? Откуда они у тебя?

– Так я ж и говорю: всем участникам операции выдали денежную премию. Леонид Ильич хотел прямо на месте нас премировать, но у него не хватило денег в кошельке. Ввиду позднего времени – все банки были уже закрыты, пришлось везти нас в Госбанк где нам и отпечатал эти банкноты дежурный техник. Мне, как самому младшему, выдали полтинниками, остальным стольниками. А техник наверно пьющим оказался, и поутру забыл сообщить начальству чтобы серию купюр внесли в реестр. Вы позвоните Ильичу – он все подтвердит.

– Константин: ты все записал?

– Так точно!

Я посмотрел на сидящего за столом. Он опустил лампу на документы. Что – то писал. Разглядеть его полностью не удалось из – за полумрака в кабинете, но его внешность показалась мне знакомой. Где – то я его видел! Садист, выбивший у меня скамейку, стоял передо мной и ухмылялся: – Слушай лейтенант! А давай – ка его к буйным дурикам в психушку определим. Суток на трое. Там где Пиночет сидит. Скажем что он Сальвадоре Альенде.

– Не, товарищ капитан, мне приказано до утра доложить в Управление своему начальству о результатах. А если этого в дурку, то их придется долго ожидать.

– Управление говоришь. Ладно, веди остальных. Да… Не всех. Одного. Сергей там есть. Самый старший. Его сюда. Стой! Остальных передать ментам. Пусть посадят на пятнадцать суток каждого. Будут знать, как со всякой швалью знаться. Я их уже допросил. Обыкновенные балбесы и тунеядцы. Ничего сообщить не могут. И я им верю. Наверно эти два, косящих под придурков, ничего им не говорили.

– Товарищи офицеры!

– Вольно! Как тут у вас?

– Проводим дознание.

– И как успехи? Колется!

– Пока нет. Прикидывается дуриком. Сейчас готовим очную ставку с главным подозреваемым.

– Так, так. Поприсутствую.

Полковник прошел к окну, отодвинул штору. Постоял с минуту, глядя во двор.

– Прапорщик: длинного из камеры сюда!

– И так, что мы имеем, – произнес полковник, устраиваясь в кресле у зашторенного окна, – двое задержанных, без документов. Личность одного установили – электрик с нашей перопуховой фабрики. Сергей Федорович Карпухин. Установленный факт. Второй молокосос, неизвестно откуда взявшийся, пойманный с поличным при попытке расплатиться новенькими купюрами сомнительного происхождения. У старшего также изъяты аналогичные купюры. Купюры серий до настоящего времени не поступившие в госбанк. Кроме того при проверке на рентгеновском аппарате в составе краски установлен изотоп, ранее не вводимый для идентификации банкнот. Возникает вопрос: что это за банкноты и откуда они?

– Длинный, как тебя там – Карпухин! Откуда они у тебя? Давай так: сейчас ты честно во всем признаешься. Где взял, какая была начальная сумма, с какой целью тебе их дали, куда успел потратить часть, и наконец самое главное – кто тебе их дал! Не советую хитрить, покрывать кого – то. Также не советую насмехаться над органами, как это делает твой дружок. Ему это еще отрыгнется. Присядь. На, закури.

– Не курю я товарищ……

– Полковник.

– Скрывать мне собственно нечего. Готов честно признаться во всем. Показания Игорька не берите во внимание. Что с него взять – юноша с фантазиями. Начитался всяких детективов и фельетонов.

– Ты, Сергей отвечай за себя. С ним мы позже разберемся. Нельзя прощать лиц, позволяющих себе оскорблять нашего генерального секретаря. В лучшем случае немного подлечим его в дурдоме, а нет – так поедет махать топориком лет так на десять в места не столь отдаленные. И так я слушаю. Лейтенант Зверев: ведите протокол! А вы капитан Харченко наблюдайте за ясностью изложения. При необходимости подбадривайте Сергея Федоровича. Но без особого рвения.

– Где – то с месяца полтора назад я зашел на территорию старой церкви выпить воды из колодца.

– Минуточку: ты что верующий!

– Нет, я не верующий, просто было очень жарко. Шел мимо, решил зайти выпить воды.

– Дальше!

– Так вот: набрал воды в ведро, поставил его на деревянную лавку и нагнулся, чтобы снять кружку, которая висела на гвозде вбитом в ножку лавки. Когда опустил голову вниз, увидал приклеенный скотчем к внутренней стороне лавки целлофановый пакет, – кэгебисты молча переглянулись, но не стали перебивать Сергея, – оторвал пакет от скамейки. Разворачивать на месте не стал – сунул в карман. Вышел на улицу. Присел на автобусной остановке. Там были люди. Молча понаблюдал: вдруг кто – то проявит беспокойство или начнет искать что – то. Не было этого. Дождался пока подъедет автобус и все войдут в него, затем вскрыл сверток. Пришлось повозиться – целлофан был плотный, по углам скреплен степлером. Еле отогнул скобки. Все пальцы поранил. Не поверил своим глазам: в нем находились 50 – ти и сто рублевые купюры.

– Что новые абсолютно, безо всяких пометок?