Жажда Браун Сандра

– Просто из духа противоречия я не соглашался ни с одним его предложением. Наконец он вышел из себя и сказал то, что, видимо, не хотел говорить заранее. Женщина, которую я должен был встретить в Остине, выбрана им мне в жены. Раз я сам не желаю решить эту проблему, то он возьмет это дело в свои руки. Он утверждал, что тебе о его планах ничего не известно. Я вышел из себя, назвал тебя интриганкой и употребил еще кое-какие нелестные эпитеты.

Джеред отвел взгляд от пляшущего в камине огня и внимательно посмотрел на Лорен. Его рука лежала у нее на затылке, а большим пальцем он водил у нее под подбородком.

– Видишь ли, Лорен, всю мою жизнь родители использовали меня как пешку в своей игре, стараясь с моей помощью побольнее уязвить друг друга. Если я делал что-нибудь приятное одному, другой приходил в ярость. Если я уезжал в «Кипойнт», который люблю, то после возвращения в Коронадо мать неделями изводила меня попреками. Детство и отрочество вспоминаются мне как одна долгая битва между родителями за влияние на меня. Чем старше я становился, тем меньше это меня трогало. Я старался доставить удовольствие себе, а на остальное мне было плевать. Поэтому мне не доставило радости известие, что для меня выбрали жену. Кроме того, я не знал, какие отношения были у нее с моим отцом.

Лорен переполняли любовь и жалость к этому сложному человеку, ее мужу. Неудивительно, что он встретил ее с ненавистью и раздражением.

– Понимаю, как тебя разозлил мой приезд, – сказала Лорен и с удивившей его проницательностью спокойно добавила: – Ты хочешь знать, почему я приняла предложение Бена, да?

Джеред не ответил, но по его молчанию она поняла, что дело именно в этом.

Лорен вздохнула и посмотрела на свои руки, теребившие подол халата.

– Джеред, между твоим отцом и мной никогда не было ничего недозволенного. Меня привлекли его энергия, удивительное жизнелюбие. Он казался мне очень интересным человеком. Для девочки, выросшей в доме священника, с добрыми, но недалекими людьми, которых занимали интересы только своего маленького мирка, он был, как герой из любимой книги. Конечно, его приглашение казалось абсолютно немыслимым, и я никогда бы не приняла его, если бы не одно событие, случившееся через несколько дней после отъезда Бена. – Ее губы слегка дрогнули, когда она вспомнила об Уильяме. – Поверь мне… причина, по которой я на это решилась… это решение было оправданно.

Джеред приподнял ее голову за подбородок и заглянул в глаза:

– Что же произошло, что заставило тебя оставить этот дом?

Лорен попыталась отвернуться, но он не дал ей этого сделать и заставил ее смотреть прямо в его проницательные глаза.

– Дело в том, что я… Неужели это имеет такое значение? – спросила она жалобно.

– Да.

Она снова попыталась спрятать глаза, но он ей этого не позволил.

– Пожалуйста, Джеред.

Он медленно опустил руку. Лорен повернулась к нему спиной и уставилась на огонь.

– Был один человек, Уильям Келлер. Он… Пратеры считали, что мы должны пожениться. Я говорила им бесконечное количество раз, что не согласна, но… – Ее голос прервался, и она глубоко вздохнула. Может ли она рассказать Джереду все остальное? А вдруг он с отвращением отвернется от нее, осудит, как ее опекуны?

– Продолжай, – уронил Джеред.

Запинаясь, она рассказала ему все – о нападении Уильяма, о том, как он обманул Пратеров, о невозможности доказать свою невиновность.

– После этого мне пришлось уехать.

В комнате воцарилось долгое, тягостное молчание. Лорен подтянула колени и оперлась на них лбом. Она боялась потерять Джереда, но не жалела, что сказала ему правду.

Его движение было столь стремительным, что она вздрогнула. Резко вскочив на ноги, Джеред метнулся к ремню с револьвером и завертел головой в поисках шляпы.

– Джеред? Что… что ты делаешь?

Он уже стоял у двери, держась за ручку. Повернув к ней жесткое, полное решимости лицо с горящими опасным блеском глазами, он выдохнул:

– Я собираюсь убить этого сукиного сына.

Несмотря на всю серьезность момента, губы Лорен расплылись в улыбке, и она от души расхохоталась:

– Вот как? – Теперь ее глаза светились радостью. Он рассердился не на нее, а на Уильяма.

Джеред изумленно уставился на нее и вдруг осознал, что единственную его одежду составляют кожаный ремень с кобурой и нахлобученная на голову шляпа. Ему ничего не оставалось, как рассмеяться вместе с Лорен.

– Ты полагаешь, он стоит того, чтобы выбегать голым в снежный буран? – Ее глаза смеялись. – Он вообще не стоит внимания.

Джеред мгновенно снял с себя ремень и шляпу и, прежде чем Лорен успела опомниться, схватил ее в объятия:

– Я убью каждого, кто прикоснется к тебе, клянусь.

Он произнес эти слова прямо ей в ухо, прижимая ее голову к своей груди, и голос его звучал, как глухой раскат грома.

Джеред наклонился и поцеловал ее в губы обжигающим поцелуем, будто поставил свое клеймо. Их губы слились, языки искали друг друга, они обретали и дарили наслаждение.

Пальцы Лорен запутались в его густых кудрях. Прижавшись к нему, она прошептала:

– Джеред, поверь, в наших отношениях с Беном не было ничего сексуального. Я видела в нем скорее нежного, любящего отца, которого у меня никогда не было. С того самого дня, как я увидела тебя в дверях своей комнаты, похожего на бездомного бродягу, только ты один был в моих мыслях. Помнишь, как ты поцеловал меня в то утро, когда Оливия сказала, что мы должны пожениться? До этого поцелуя я даже не представляла, какие чувства может испытывать женщина к мужчине.

Он взял в ладони ее голову и снова потянулся к ее губам. Губы Лорен раскрылись навстречу его нежному, мягкому поцелую. Но, как и прежде, тихая нежность уступила место страсти, и, когда он уложил Лорен на меховой плед перед камином, она уже вся горела от желания. Волосы черным веером рассыпались вокруг ее головы.

Руки Джереда скользнули в разрез халата и высвободили ее груди. Нежно погладив каждую грудь, он припал губами сначала к одному соску, потом к другому, лаская их языком, дразня и возбуждая Лорен. Ее соски набухли и влажно заблестели в свете пламени камина.

Лорен восторженно застонала и стала гладить его выгнутую спину и плечи.

Его поцелуи горели у нее на коже, и эта огненная цепочка постепенно спускалась все ниже и ниже, к темному треугольнику между ее бедер.

– Джеред. – Она прикрыла руками пушистое гнездышко темных волос.

Он поднял на нее затуманенные страстью глаза:

– Лорен, ты должна знать, что я не сделаю ничего, что будет тебе неприятно. Верь мне.

Она молчала, глядя на него испуганными умоляющими глазами, и он повторил:

– Верь мне.

Лорен медленно кивнула и не сопротивлялась, когда Джеред поцеловал ее ладонь, охранявшую вход во влажную глубину ее естества. Его губы были теплыми, дарящими наслаждение, и Лорен ощутила, как ее тело отвечает на его призыв. Джеред поцеловал и осторожно убрал ее руку, и Лорен почувствовала его губы между своих бедер. Ее омыла волна жара, и из горла вырвался восторженный крик. Наслаждение было столь острым, что Лорен уже не могла думать ни о чем, кроме его губ и языка.

Наслаждение накатывалось на нее волнами, требуя выхода. Она жалобно позвала его, надеясь и всем существом желая избавления. Джеред лег на нее, и она благодарно приняла его. Он вошел в нее жестко, глубоко, наполняя ее, касаясь ее сокровенного женского естества.

Наконец их страсть достигла пика и взорвалась огненным вихрем, содрогающим два прижатых друг к другу тела. Он все еще был в ней и, неровно, порывисто дыша, приподнялся на локтях и заглянул ей в лицо. Потом нежно поцеловал лоб, глаза, губы.

– Неужели такое возможно? – выдохнула Лорен.

– Да, да, – бормотал он, почти касаясь ее губ. Полным любви взглядом он смотрел на лежащую под ним женщину. Она была совершенна, и она была его женой.

22

На следующее утро вся семья с изумлением воззрилась на Джереда и Лорен, рука об руку вышедших к завтраку. Под любопытными взглядами Лорен смущалась и краснела, но Джеред казался таким же, как всегда.

– Почему для нас нет приборов? – сурово спросил он, и Глория тотчас убежала на кухню.

Джеред отодвинул стул для жены, и Лорен села. Лукаво блестя глазами, Руди спросил:

– Эй, братец, стоило рисковать жизнью в снежную бурю, чтобы провести целые сутки взаперти?

Джеред принял от Глории полную тарелку и ответил:

– Да, давненько меня здесь не было. Когда я вернулся в Коронадо и узнал, что Лор… гм… я понял, что самое время приехать и навести здесь порядок. Я беспокоился о «Кипойнте».

– Очень трогательно, – продолжал поддразнивать его Руди, – но сдается мне, что ты беспокоился не столько о ранчо, сколько о Лорен.

– Руди! Ты смущаешь Лорен, – вмешалась Глория.

Джеред положил вилку:

– А знаешь? Возможно, ты и прав.

Он быстро повернулся к жене и, обвив рукой ее талию, крепко поцеловал в губы. Дети восторженно завизжали, и вскоре вся семья от души хохотала, не скрывая своей радости. Мария смотрела на них с нежностью.

Джеред наконец отпустил Лорен, Глория усадила детей за стол, и все принялись за еду.

Поймав взгляд Лорен, Джеред весело подмигнул ей и сжал под столом ее колено.

Под теплым солнцем Техаса снег таял быстро. Каждый день братья объезжали границы ранчо. Вакеро наконец нашли себе занятие, восстанавливая поваленные бурей изгороди и разыскивая погибших животных.

Однажды Лорен попросила Джереда взять ее с собой. Примерно в миле от дома они наткнулись на тушу одной из лучших коров Локеттов. Лучшие куски были вырезаны, а изувеченная туша оставлена гнить.

– Черт возьми! – выругался Джеред. – Кто, будь он проклят, мог это сделать.

– Это не Безумный Джек. Он никогда не оставляет ни кусочка мяса, – сказал Руди.

– Нет, мистер Тернер не сделал бы этого, – спокойно подтвердила Лорен.

Мужчины с изумлением посмотрели на нее, и Лорен рассказала им, как встретилась с отшельником и освободила его ногу от капкана.

– К счастью, я отвезла ему кое-какую провизию, прежде чем погода испортилась. Но он не смог бы сделать ничего подобного, даже если бы голодал.

– Ты хочешь сказать, что видела его и говорила с ним? – удивленно спросил Руди. Ему самому никогда не удавалось увидеть Джека Тернера.

– Да.

– Я выяснил, что у моей жены есть способность вступать в контакт с разными людьми, обычно с бродягами, несчастными и отчаявшимися.

Джеред говорил шутливым тоном, но во взгляде его было уважение. После его возвращения в Коронадо Оливия прожужжала ему все уши о благотворительной деятельности Лорен в Пуэбло. Она не понимала, что все эти рассказы только усиливали тоску Джереда по жене и ощущение одиночества. Он был смущен и разочарован отъездом Лорен в «Кипойнт». Сейчас, глядя на нее потеплевшим взглядом, Джеред сказал:

– Если уж кому и суждено было прокрасться в жизнь Джека Тернера, то, конечно, Лорен.

– И все же это не дает ответа на вопрос: кто убил нашу корову? – размышлял вслух Руди.

– Возможно, кто-нибудь из шайки Данкена, – предположил Джеред.

– Это похоже на них.

– Лорен рассказывала тебе, как они заявились к нам? – спросил Руди.

– Что?

Руди передал ему свой разговор с Данкеном, опустив оскорбительные замечания, которые Данкен и его сестра отпускали по адресу Лорен. «И правильно сделал, – подумала она, – бог знает, чем бы это кончилось. Разве он не бросился убивать Уильяма Келлера, голышом выскочив из постели». Лорен улыбнулась этому воспоминанию, но громкий, сердитый голос Джереда вернул ее к настоящему:

– Почему вы не рассказали мне об этом раньше?

– Потому что я знал, ты именно так и отреагируешь, – спокойно ответил Руди. – Думаю, нам следует проявлять осторожность и не спускать с них глаз. Но я не хотел бы спровоцировать их на еще большие гнусности.

– Ладно, – нехотя согласился Джеред, – но к концу следующего лета и ноги их не будет на нашей земле. Когда железная дорога будет построена, вакеро не придется больше перегонять скот в Остин. У них будет достаточно работы на ранчо, и прежде всего прореживание кедровых лесов. Нам больше не понадобится этот сброд.

Он бросил последний взгляд на полуразложившуюся тушу и пустил Чарджера в галоп.

Уэт Данкен нанес свой следующий удар быстро и уверенно, и удар был безжалостным. Сказать, что он привлек к себе внимание Локеттов и Мендесов, – значит не сказать ничего. Всем стало ясно, с каким ужасным и коварным врагом они имеют дело.

Лорен и Мария условились встретиться рано утром в конюшне, чтобы покататься верхом. Они уже давно выбрали для верховых прогулок именно это время.

Лорен прошла через двор и направилась к конюшням. На ней были черная замшевая юбка для верховой езды и куртка. Сапоги из мягкой черной кожи и такие же перчатки дополняли наряд. Этот костюм был запоздалым подарком Джереда к Рождеству. Она накинула на голову длинное шерстяное серапе [20] , которое одолжила у Глории, и, конечно, повязала на шею синий шелковый платок. Утро было холодным, и струйки пара вырывались изо рта Лорен вместе с дыханием. Дверь конюшни была закрыта.

«Странно, – подумала она, – может быть, Мария прикрыла дверь конюшни от ветра. Но ведь ветра нет». Лорен ускорила шаги.

Дверь была тяжелой, и ей пришлось несколько раз с силой дернуть за ручку. Внутри было темно и тихо, если не считать беспокойного перетоптывания лошадей.

– Мария! – По спине Лорен пробежал холодок, не имевший ничего общего с холодной погодой, и ей вдруг стало страшно входить внутрь. Непроизвольно она оглянулась на дом. Все было спокойно. Она оставила Джереда спящим. Елена с Карлосом еще не приехали, чтобы заняться своими обычными делами.

– Мария? – снова позвала Лорен, моля Бога, чтобы ей ответил знакомый нежный голос. Преодолев страх, Лорен перешагнула порог конюшни.

Мария лежала в нескольких шагах от двери. Даже в темноте Лорен могла разглядеть яркую лужу крови возле неподвижного тела.

Ее крик распорол утреннюю тишину. Прижав руки ко рту, она стояла, не в силах пошевелиться. Со стороны барака, где спали вакеро, донеслись голоса, приглушенные ругательства, топот бегущих ног. Продолжая кричать, Лорен бросилась навстречу полуодетым, заспанным мужчинам.

Она буквально столкнулась с Руди, который отодвинул ее в сторону и бросился к матери. Сильные руки обхватили Лорен за плечи.

– Не смотри туда! – сказал голос Джереда.

Руди встал на колени и осторожно перевернул тело Марии. Предупреждение Джереда запоздало. Лорен увидела аккуратно перерезанное горло Марии, из которого толчками изливалась кровь.

Она снова закричала. Джеред прижал ее лицо к своей обнаженной груди, заглушая вопль отчаяния. Поддерживая ее готовое упасть обмякшее тело, Джеред повел ее от конюшни, а вслед им летел низкий, пронзающий душу животный вой Руди.

Глория и заспанные дети сбились в кучу на крыльце. Губы Глории были белыми, в широко раскрытых глазах застыл вопрос.

– Мария, – только и сказал Джеред.

Глория крепко зажмурила глаза, мгновенно поняв, что слышит душераздирающие рыдания мужа.

– Пойдемте в дом, дети, – сказала она и, обращаясь к Джереду, добавила: – Я приготовлю кофе.

Он коротко кивнул, увлекая Лорен в дом. Она молча остановилась в дверях, дожидаясь, пока Джеред оденется. Они вместе вошли в гостиную, и Джеред, встав на колени перед камином, начал разжигать огонь.

Лорен вздрогнула от неожиданности, когда огромная фигура Руди появилась в дверном проеме, заслонив слабый свет нарождающегося дня.

Слез на его лице не было. В холодных, жестких глазах бушевала неукротимая ненависть. Он бросил на пол какой-то предмет, и Лорен с ужасом отскочила, уже догадываясь, что это. Джеред повернул голову и посмотрел на пол. Там лежала потрепанная, засаленная шляпа, обычно украшавшая голову Уэта Данкена.

– Идешь со мной? – спросил Руди брата.

– Иду, – спокойно ответил Джеред.

Не обменявшись больше ни словом, они прошли через холл к дверям своих спален. Из кухни появилась Глория с кофейником и тремя оловянными кружками. Упершись взглядом в лежащую на полу шляпу, она поставила кофейник на обеденный стол и повернулась к подставке с ружьями.

Лорен с недоумением наблюдала, как Глория методично, одно за другим, проверяла ружья, заряжала их и ставила на место.

Появившиеся в гостиной Джеред и Руди присоединились к ней, и они делали свое дело молча, как хорошо обученные воины, готовящиеся к сражению.

Когда все было готово, Руди привлек к себе Глорию и крепко обнял ее:

– Ее принесет вакеро, когда мы уедем… Позаботься о ней.

Он быстро поцеловал жену в губы и вышел из комнаты.

Джеред развернул Лорен лицом к себе. В его поцелуе слились боль, любовь и ярость. Он почти оттолкнул ее и вышел вслед за братом. Лорен бросилась за ним.

Во дворе толпились вакеро. Торн, чей ястребиный профиль еще больше подчеркивал острые черты лица, держал наготове коней. Чарджер бил копытом по утрамбованной земле двора. Руди и Джеред одновременно вскочили в седла. Пренебрегая стременами, команчи взлетел на коня. Руди коротким кивком подал знак своей маленькой армии, резко дернул поводья и галопом промчался к воротам. По обеим сторонам от него ехали Торн и Джеред, а за ними следовали их люди.

Лорен круто повернулась и оказалась лицом к лицу с Глорией, только что вышедшей на крыльцо:

– Глория, ты же не допустишь…

– Они должны это сделать, Лорен, – сказала та со спокойной уверенностью. – Пойдем, у нас тоже есть дела.

Часы тикали медленно и монотонно. Ужас, который пережила Лорен, увидев Марию в луже крови, отошел на задний план перед сознанием того, что она, возможно, больше не увидит Джереда в живых. Братья были полны жажды мести, и она знала, что битва будет кровавой. Нет, боже мой, нет, мысленно молила она, механически выполняя все указания Глории.

Тело Марии было перенесено в дом одним из старых вакеро. Ее положили на постель, которую она прежде делила с Беном. Глория готовила ее к погребению. Лорен боялась снова увидеть Марию, но знала, что не может обидеть Глорию. Вместе с детьми, пришедшими проститься с бабушкой, она вошла в комнату покойной.

Лорен была потрясена. Она не понимала, как это удалось Глории, но на постели лежала прежняя Мария. Высокий воротник платья закрывал рану, волосы были причесаны и собраны сзади в тяжелый узел. На спокойном лице застыло умиротворенное выражение, на губах играло некое подобие улыбки. Ее руки, красивые и нежные, были сложены на груди, тонкие пальцы обвивали четки.

Тот же самый вакеро, который принес Марию в дом, сколотил гроб. Лорен увела детей из комнаты, когда он пришел, чтобы переложить в него тело.

Оставшуюся часть дня Лорен и Елена пытались успокоить старших детей, пока Глория занималась близнецами. Наконец все дети были накормлены и уложены в постели, и женщины сели в гостиной, ожидая возвращения мужчин.

Солнце уже садилось, когда они услышали стук копыт и выбежали на крыльцо. В тусклом свете угасающего дня трудно было разглядеть лица всадников, но по мере их приближения каждая узнала своего мужа, и женщины вздохнули с облегчением.

Руди и Джеред устало спешились, бросив поводья вакеро, которые занялись измученными животными.

Глория молча спустилась со ступенек и обняла Руди. Он так крепко прижал ее к груди, будто пытался перелить в себя ее силы. Когда она подняла голову и посмотрела ему в лицо, он сказал:

– Ничего. Никаких следов.

Они вошли в дом, и мужчины рухнули в кресла. Глория и Лорен засуетились, накрывая стол. Еда все время сохранялась на маленьком огне, чтобы не остыла. Елена отправила в барак вакеро большой горшок ароматного рагу. Потом они с Карлосом ушли к себе.

Когда тарелка опустела, Руди вытер рот салфеткой и откинулся на спинку стула. Джеред посадил Лорен себе на колени и зарылся головой ей в грудь. Наконец Руди заговорил:

– Сначала мы отправились в их лагерь. Там никого не оказалось. Ни одного человека, только мусор, который они оставили. Весь день мы прочесывали холмы, осмотрели каждый куст, каждую расселину, каждую трещину и не нашли никаких следов.

Он помолчал, сделал глоток виски, который налила ему Глория, и продолжал:

– Мы наткнулись на одного арендатора, полубезумного старика. Он сказал, что видел Данкена и еще несколько человек на реке, чуть выше дороги на Фредериксбург. Он считает, что это было позавчера. Данкен разговаривал с каким-то расфуфыренным хлыщом.

– С Вандайвером? – спросила Глория, а Лорен затаила дыхание.

– Вероятно, – ответил Джеред.

Все замолчали, погруженные в свои мысли. Молчание прервал Руди:

– Я найду его. Проклятый убийца и сукин сын. Я его найду.

Жутко было слышать его ровный, безжизненный голос. Он поднял глаза на Глорию:

– Где она?

– В своей комнате.

Руди кивнул и уставился на пламя газового рожка.

– Один из ребят предложил съездить завтра утром в Пуэбло и привезти священника. Тогда мы ее похороним. – Он помолчал, потом добавил: – Сегодня я подумал, что она никогда бы не оправилась после утраты Бена. Со дня его смерти она ни минуты не была счастлива… Может быть… может быть… теперь она будет счастлива…

Его голос дрогнул. Глория бросилась к нему и, обняв, повела в спальню.

– Джеред, это немыслимо! Даже если бы вы их нашли, сколько жизней было бы потеряно, сколько добра уничтожено. Как ты можешь участвовать в этом?

– А у меня есть выбор? Попытайся встать на мое место.

До Лорен доносились возбужденные голоса спорящих мужчин. Обед был закончен, и братья вышли на галерею. Глория возилась с близнецами. Лорен читала в гостиной.

Прошла неделя со дня похорон Марии. Каждое утро Руди и Джеред выезжали со своими людьми на поиски Уэта Данкена. Каждый вечер они, разочарованные, возвращались домой, так и не найдя никаких следов углежогов. Смерть Марии потрясла их всех, включая и Джереда, но, к радости Лорен, он теперь всегда был тем Джередом, который приехал к ней в страшный снежный буран. Куда подевался вечно раздраженный, саркастичный человек, каким она помнила его по Коронадо. Теперь он каждую ночь спал с ней, был нежен и страстен, и они занимались любовью на широкой постели, где он спал с детства. Джеред рассказывал ей о своих планах построить собственный дом в Пекановой роще, о смерти своего друга Алекса на Кубе. Терзаемый воспоминаниями об ужасах и жестокостях войны, которые переживал каждый раз заново, он искал у нее утешения. За напускной бравадой Лорен научилась видеть настоящего Джереда и любила его именно таким. Ее любовь к мужу была яростной, страстной и в то же время какой-то материнской. Он был сильным, мужественным, упрямым и гордым мужчиной, однако Лорен знала, как он уязвим, и за это любила еще сильнее.

Лорен очень хотела разделить с ним плоды своей деятельности в Пуэбло. Пепе периодически привозил ей последние новости. Все шло хорошо. Два раза в неделю работала клиника. Строились и другие общественные здания, а весной строительство должно было расшириться. Нуждающимся раздавали теплую одежду. Пепе увозил с собой подробные инструкции дамскому благотворительному комитету и лично ею написанные благодарственные письма.

Ей хотелось рассказать Джереду обо всем этом, но она молчала, боясь расстроить его неприятными воспоминаниями. Ведь разговор непременно перейдет на строительство железной дороги, а тут уж не обойтись без упоминаний о Вандайверах. Но, по-видимому, эту тему поднял Руди.

– Знаю, что ты хочешь с этим покончить, Джеред, но ведь должна же быть другая возможность, – убеждал он.

– Не вижу никакой другой возможности. Я изучил все аспекты этого плана, и, если я его не выполню, все будет впустую.

– Все будет впустую, если ты его выполнишь, – упорствовал Руди.

На некоторое время воцарилось молчание. Лорен не двигалась. Значит, Джеред все еще не расстался с идеей спровоцировать мятеж в Пуэбло. Он продался Вандайверам и матери за железную дорогу.

– По крайней мере обещай мне, – спокойно сказал Руди, – что не сделаешь ничего, не предупредив меня. Я подумаю, что тут можно предпринять.

– Ладно, Руди, обещаю. Но не знаю, как долго смогу их сдерживать. Они уже приготовились действовать. По первому их сигналу мне придется туда уехать. Ты понимаешь это?

– Да, – ответил Руди после небольшой паузы.

Лорен была потрясена. Как он мог согласиться? Может быть, все-таки он этого не сделает. Может быть, он сумеет убедить их не уничтожать поселок. Она услышала, как их сапоги протопали к парадной двери, и заставила себя сделать приветливое лицо.

Джеред остановился возле нее и спокойно сказал:

– Лорен, утром мне надо будет уехать в Коронадо. Ты останешься здесь и будешь ждать меня. Я при-еду за тобой позже.

– Нет, я хочу поехать с тобой.

Голос ее задрожал, но она сдержала уже готовые пролиться слезы. Он снова собирается сбежать от нее!

– Я… я буду очень занят на строительстве железной дороги, и тебе будет скучно одной в городе. Здесь рядом с тобой Глория, и ты занимаешься детьми.

Лорен обратила умоляющий взгляд на Руди, надеясь на его поддержку, но тот сосредоточил все свое внимание на сигаре и старательно избегал ее взгляда. Она повернулась к Джереду:

– Я возвращаюсь с тобой, Джеред. Не важно, что ты будешь занят. Если ты не возьмешь меня, я поеду одна.

Она вздернула подбородок, и он увидел непреклонную решимость в ее серо-голубых глазах.

– Черт возьми! – не сдержался Джеред и тоже, как до этого Лорен, повернулся за поддержкой к брату, но тот был просто околдован своей сигарой.

– Ладно. Упаковывай вещи, – кисло сказал он.

Лорен была рада увидеть Пепе, Розу, свой рояль. Вот, пожалуй, и все, что было дорого ей в этом доме. Дом Локеттов был одним из самых красивых в Коронадо, но Оливия, несмотря на весь свой вкус, не могла создать уюта в этом прекрасном, но холодном особняке.

Приветствие свекрови было вежливым, если не теплым. Карсон рассыпался в комплиментах цветущему виду Лорен. Обнимая его, Лорен натолкнулась на внимательный взгляд зеленых глаз Оливии и подумала, что та наверняка знает причину ее цветущего вида. Ведь именно после их первой ночи с Джередом Оливия спровоцировала их ссору, окончившуюся разрывом.

Лорен понимала, что Оливия пойдет на все, чтобы вбить клин между ней и Джередом. Ради выполнения своего плана она готова была поставить на карту счастье сына. Возможно, она по-своему и любила его, но это была любовь ревнивой, эгоистичной женщины.

Оливия Локетт была деспотом, требующим только повиновения. Может быть, именно поэтому их брак с Беном и не был счастливым? Бен не принадлежал к людям, которых можно было держать в подчинении. Теперь Оливия столкнулась с новой для нее чертой и в характере Джереда: оказалось, что манипулировать им становилось все труднее. Это не Карсон Уэллс.

– Благодарю вас, Карсон, вам всегда удается сказать что-нибудь такое, что я чувствую себя красивой, даже если вся покрыта дорожной пылью.

Лорен рассмеялась и снова обняла толстячка. Он вызывал у нее чувство жалости, причину которой она и сама не понимала.

Следующие несколько недель прошли без особых событий. Оливия ежедневно уходила в банк. Джеред был занят своими делами, иногда ездил посмотреть, как продвигается строительство железной дороги. Дорога подходила все ближе и ближе к Коронадо. Если и весна окажется хорошей, не слишком дождливой, то к осени можно надеяться на окончание строительства.

Лорен часами сидела за роялем.

Она тосковала по Елене больше, чем ожидала. В этом мрачном доме не было слышно веселого детского смеха. Лорен не хватало их проказ, которые вносили радостное разнообразие в серьезный мир взрослых. Не было Марии с ее ясным, полным любви отношением к жизни… Мария. Ее друг. Единственная возлюбленная Бена. Возможно, Руди был прав, и смерть милосердно соединила их любящие души.

О Пуэбло никто не упоминал. Лорен уже начала сомневаться, существовал ли этот чудовищный план на самом деле. Неужели Оливия отказалась от него?

Однажды днем в начале марта Лорен сидела в кабинете Бена за маленьким столиком, сочиняя благодарственное письмо дамам – членам одного благотворительного общества, приславшим пятьдесят фунтов кукурузной муки для нуждающихся жителей Пуэбло.

Она узнала звон шпор Джереда в холле, прежде чем он появился в дверях. Его вид всегда действовал на нее одинаково – сердце ее начинало учащенно биться. Никто никогда не любил сильнее, чем она. В этом Лорен была уверена.

Он был в той самой ковбойской одежде, в которой она впервые увидела его. Она положила перо и встала ему навстречу.

– Нет, оставайся на месте.

Она села, с недоумением наблюдая, как он запирает дверь на ключ.

– Джеред, – рассмеялась Лорен, – что ты делаешь?

– Знаешь, эта картина стала просто наваждением для меня. Я чуть с ума не сошел от твоего чопорного вида и хороших манер, от этих очков на носу и этой твоей прямой, неподвижной спины, повернутой ко мне. Я просто мечтал растрепать твои волосы, разрушить этот неприступный образ благовоспитанной девушки.

Джеред бросил на стул свою черную шляпу. Нарочито медленно он подошел к большим панорамным окнам и задернул тяжелые шторы, погрузив комнату в полумрак.

Как хищник, выслеживающий добычу, он подкрался к Лорен и выдернул ее из кресла. В следующую секунду она уже сидела у него на коленях.

– Сейчас я растерзаю тебя, миссис Локетт. Я так давно стремился к этому, шпионил за тобой, пробираясь тайком в твою комнату, что теперь меня ничто не остановит.

Он стал покрывать поцелуями ее затылок, потом поцеловал мочку уха, шею, лаская ее языком.

– И это.

Его рука коснулась часов, приколотых к ее груди. Он провел ладонями по ее грудям, плавно соскользнул к талии и потянул из-за высокого корсажа блузку.

– А потом я собирался сделать вот это.

Лорен почувствовала, как его руки расстегивают ей блузку на спине, распускают корсаж юбки. И вот уже его пальцы коснулись ее трепещущих грудей, еще прикрытых тонкой нижней сорочкой. На ощупь, мучительно медленно он расстегивал одну за другой крошечные пуговички, пока ее груди не оказались у него на ладонях.

Лорен не произнесла ни слова, только откинулась назад, опираясь на его мощную грудь, и застонала от удовольствия, отдаваясь его ласковым пальцам, превращающим ее соски в твердые бутоны.

– Скажи мне, когда спокойствие совсем покинет тебя, – вызывающе прошептал он ей на ухо.

Его дыхание становилось все более прерывистым, губы, продолжавшие целовать ее шею, все более настойчивыми, поцелуи страстными, язык более изобретательным.

Руки его тоже перестали дразнить ее и начали умолять.

– У тебя необыкновенная кожа, Лорен, – шептал он хрипло, продолжая ласкать ее тело. – Шелк… нет, атлас. Прохладный и нежный. Боже, я уже не знаю, что говорю, – стонал Джеред.

Нащупывая путь, его рука пробивалась через множество препятствий – шелк чулка, кружево пояса и подвязок, прозрачную ткань нижнего белья – и наконец скользнула по трепещущему бедру вниз, убеждаясь, что она готова принять его любовь.

– О боже, – застонал он.

Одной рукой Джеред спустил блузку с ее плеч и вытащил шпильки из тяжелых волос, обрушившихся на его прижатую к ее груди голову.

Медленно повернув ее к себе, он с удовлетворением посмотрел на ее растрепанную головку и растерзанную одежду.