Часовой механизм любви Полянская Алла

– Инна Кирилловна фотографии тела сделала.

– Это хорошо, могут понадобиться.

Сорокин ободряюще тронул плечо Егора и направился в сторону Шатохиной. Они с Федором стояли рядом с Реутовым, что-то обсуждая, и по тому, как Инна держала полицейского под руку, как он касался иногда ее плеча, как она уткнулась на миг ему в грудь, а он погладил ее волосы, Егор понял – их связывает нечто большее, чем просто давняя дружба. Может, не роман, но то, что эти двое иногда бывают близки, считая это еще одной стороной их дружбы, для Егора было очевидно.

– Егор Алексеевич, я капитан Васильев, пройдемте в машину, запишу ваши показания, и поедете.

Еще один полицейский. Егор кивнул и пошел за ним. Случившееся оглушило его, он словно застыл, придавленный непоправимостью смерти, неожиданной холодной деловитостью Шатохиной и Федора, и вопреки всему – ощущением некоей общности с ними. Ему отчаянно нужно было обрести почву под ногами, нужен был кто-то, с кем можно просто помолчать или поговорить – без лжи, без масок, без желания казаться кем-то другим. И просто работы было недостаточно, потому что пустота внутри, разросшаяся за годы его питерской жизни до размеров невероятных, не заполнялась ничем, почва под ногами была зыбкая и готовая ускользнуть в любой момент.

– Едем. – Федор тронул его за рукав. – Дальше они уже сами.

Егор направился к машине, около которой Шатохина что-то говорила Реутову, а этот Денис вдруг очень интимным движением погладил ее щеку, они быстро поцеловались, и Реутов направился к зданию, а Инна уселась за руль. Изрядно продрогший Егор с удовольствием занял свое место за заднем сиденье, расстегнув пальто. Машина тронулась, Инна аккуратно сдала назад и вырулила со стоянки.

– Ну, хоть недолго. – Федор зевнул. – Я уже проголодаться успел.

– Ты растущий организм, тебе простительно. – Шатохина засмеялась. – Дома голубцы есть, разогреешь в микроволновке, и ешь на здоровье.

– Блаженство. – Федор снова зевнул. – У Дэна новая пассия?

– Да. Он их меняет довольно быстро, я не успеваю всех запоминать. Это называется вести беспорядочную половую жизнь. Он всегда такой был, девки в нашей группе кипятком писали, глядя на него. А он чинно сядет рядом со мной, и никуда. Говорил – ну их, порвут же.

– Просто не хотел заводить роман там, где учился. Мудрое решение, я тоже так поступал. – Федор потянулся. – Черт, я устал. Пожалуй, ночевать у тебя останусь.

– Как хочешь. Я в твоей спальне с прошлого раза белье не меняла, так и знала, что без толку. А халат постирала, в шкафу висит.

– Ин, я тебя люблю.

– Я знаю. – Шатохина скептически хмыкнула. – Все, приехали, вытряхивайтесь. Федюня, открой гараж.

Егор и сам не понимал, зачем он сюда приехал. Это чужие люди, у них сложившаяся жизнь, дружеские, почти родственные отношения, он здесь лишний. Но его позвали – и он поехал, потому что очень хотел поехать, потому что невыносимо было снова идти в пустую квартиру, где он мог только лечь спать, и душная тьма, подкравшись к нему со всех сторон, отогнала бы все сны. Уехав из Питера, он потерял себя – или, может, это сам город заполнял пустоту внутри, но в тридцать семь лет быть в близких отношениях только с городом, а стабильные дружеские отношения найти только на форуме – это, наверное, неправильно. Он привык прятаться, потому что весь его жизненный опыт говорил в пользу этого.

Гараж оказался большой, на три машины. В углу стоял мотоцикл, рядом на полке несколько шлемов. Шатохина въехала внутрь, они с Федором закрыли ворота, и тот задвинул засов изнутри. Видно было, что это привычные действия, автоматические, и Егор снова про себя удивился – неужели возможно построить такие отношения? Без постели, даже без намека на флирт? Когда люди доверяют друг другу всецело.

В другой стене гаража оказалась небольшая дверь, ведущая во двор. Они прошли вдоль стены большого каменного дома и поднялись на крыльцо, где горел фонарь. Шатохина вытащила из сумки связку ключей, щелкнули замки.

– И где же моя прелесть?

Голос ее вдруг стал шелковистым, нежно-тягучим и мягким. Она шагнула в переднюю – скорее, в небольшую комнату, из которой лестница вела на второй этаж. Сбросив на пол шубку, сняв сапожки, хозяйка прошла дальше, зажигая свет.

– Ну, и где же, где мое золотце?

Шуршание лап стало ей ответом.

Егор замер. По лестнице спускался небольшой леопард. Или ягуар. Или гепард. Или… ну, нет, это не пантера, не тигр, не…

– Это Патрик. – Шатохина села на ступеньку, и ягуар немедленно поставил лапы ей на плечи и потерся мордой о ее щеку. – Он марги.

– Марги? Так это не…

– Нет, это не маленький леопард, это очень крупный марги. Или длиннохвостая американская кошка. – Шатохина обняла кота и прижала к себе. – Он не злой совсем, не бойтесь, не тронет. Просто он крупноват для марги, но это бывает. Возможно, одна из его бабушек согрешила с оцелотом, такие пары иногда могут давать потомство, и, возможно, именно потому Патрик немного великоват для своей породы, но характер у него очень мирный.

Федор уже разулся и, подобрав шубку хозяйки дома, куда-то ее унес.

– Егор Алексеевич, пальто можно повесить в шкаф.

Дом казался очень большим – деревянные панели, пол из какого-то теплого камня, встроенный шкаф – не ДСП, а настоящий дуб. Откуда у нее может быть такой дом?

– Идем, руки помоем. – Федор уже вернулся, куда-то пристроив свою куртку и шубку Инны. – Они сейчас будут тискаться, а я жрать хочу зверски.

Шатохина и Патрик действительно тискались. Яркий окрас зверя был настолько необычен, а мордочка такая хищная, что Егор ни за что на свете не решился бы погладить это красивое создание. А Шатохина прижимала его к себе, вознося ему хвалы, и кот довольно урчал и терся усатой мордой об ее руки.

– К сожалению, попал он ко мне уже стерилизованным. – Шатохина вздохнула и снова прижала кота к себе. – Какая-то скотина поиздевалась над ним и выбросила.

– Как это?

– Очень просто. – Шатохина нахмурилась. – Сейчас многие заводят себе экзотических зверей. Ну, вот и Патрика, видимо, кто-то привез сюда, думал, что он во дворе будет жить. А марги не выносят холода, и поскольку они достаточно крупные и со специфическими привычками, в доме держать его станет не всякий.

– Специфические привычки?!

– Посмотрите вверх.

Егор поднял взгляд. Вдоль верхнего края стен были проложены толстые деревянные перекладины, создающие отдельное пространство под потолком. Сразу стало понятно, что хозяйка дома интересы своего питомца явно ставит превыше красоты интерьера и целостности дорогих стенных панелей.

– Вот это – по всему дому, включая чердак. Плевать на эстетику, Патрик никого не просил вырывать его из естественной среды и привозить в наши широты, где он не может жить на воле большую часть года. Он умирает на холоде, понимаете? Но вместе с тем марги – ночной охотник, причем охотится практически всегда на вершинах деревьев. Ему нужно лазать, обязательно, иначе он погибнет. Он может висеть вниз головой, держась за ветку задними лапами – единственный из кошачьих, кто это умеет, лапы у него так устроены, что висеть можно даже часами, ожидая добычу. Я подобрала его в прошлом году в начале октября, на парковке около «Восторга» – видимо, его привезли и выбросили. Ему месяца четыре было, и он умирал. Я отвезла его в ветклинику, там мы боролись за него почти месяц, но он все-таки выкарабкался. Кошки гораздо хуже поддаются лечению, чем остальные животные, но Патрик – настоящий боец. Кто-то искалечил его, это я уже исправить не могу, но я могу его любить и заботиться о нем, и я его люблю.

Кот, словно понимая, что речь о нем, ткнулся головой в ладонь хозяйки.

– Красавец. Никогда не видел подобного.

– Да, марги – прекраснейшие из кошек. Просто они живут в тропиках, и здесь ему не место. Но выпустить его на волю, поехав в тропики, я не могу – стерилизованный и прирученный, он там не выживет. А потому я, как могу, делаю его жизнь если не счастливой, то хотя бы сносной. Я очень надеюсь на то, что ему не совсем плохо у меня.

– И он целый день дома один?

– Он не слишком зависим от компании, так же, как и большинство кошек. Он ночной житель, охотник, и днем в основном спит – ему не надо охотиться, он всегда сыт, а потому может позволить себе спать столько, сколько требуется, чтобы быть здоровым. Кошкам надо потреблять много белковой пищи, чтобы спать. Ну а почти все вечера и ночи мы проводим вместе. Начиная с апреля все лето и весь сентябрь – я его гулять вывожу, он даже охотится. Все, хватит болтовни, ступайте в столовую, я скоро приду.

Шатохина встала и пошла вверх по лестнице, кот тенью метнулся за ней.

– Купер, ты ок?

– Да, вполне. Тут случилось кое-что, я пропаду на некоторое время. Скажи нашим, что жив-здоров.

– Скажу. Стая говорит, если помощь нужна – сразу зови.

– Спасибо, Сань. Скажи, что я скучаю.

– Мы тоже скучаем по тебе, Купер. Возвращайся.

– Федь, это сделал кто-то из своих.

Егор молча пьет чай и слушает затянувшийся спор. Кот сидит под потолком – скорее даже возлежит на толстом бревне, словно выросшем из стены. Как и говорила Шатохина, лазать Патрик очень любит. Сейчас он щурится и прислушивается к разговорам, и Егору кажется, что кот понимает каждое слово.

– Я это понимаю, но ума не приложу, кому она мешала. – Федор встает и подходит к окну. – Она работала в отделе логистики, занималась маршрутами на своем направлении. То есть с деньгами связана не была, всеми финансами заведует Шаповалова.

– Кстати, та еще сука. – Инна посмотрела на кота и послала ему воздушный поцелуй. – Шаповалова все финансовые операции с перевозчиками замкнула на себе. То, что она там что-то мутит – к гадалке не ходи, если нанять толкового аналитика, он в два счета все выяснит. Но вряд ли убийство – дело рук Шаповаловой, тут что-то личное. Такое убийство – это не моментальный порыв, тут другое. Кто-то готовился, продумывал план, кто-то, кого эта девушка знала, и он не вызывал у нее подозрений. С кем она спокойно пошла на крышу, как ходила, возможно, не раз.

– Не раз? – Егор вспомнил вчерашний подслушанный разговор. – Не раз…

– Егор Алексеевич, вы что-то вспомнили?

– Я не знаю, Инна. Может, это совсем не важно.

– Но вы все равно скажите нам.

У Шатохиной зазвонил сотовый в кармане. Егор перевел дух – он совсем не хотел рассказывать о том, что случайно подслушал разговор двух девиц на крыше.

– Приезжай. – Инна отложила телефон. – Федь, там голубцы остались? Дэн приедет злой и голодный. Так что вы там видели, Егор Алексеевич?

– Я вчера вышел на крышу подышать. Я не видел девушек, они были с другой стороны воздуховода. И вот одна, Соня, говорила этой… Маше… чтобы та меня охмурила. Перечислила всех, кто может попытаться сделать то же самое, и сказала… сказала, что ни у кого больше нет шансов. Потом они ушли. То есть если она дружила с этой Соней, то, возможно, именно с ней она и была?..

– Это один из вариантов. – Федор достал из холодильника кастрюлю. – Пять штук осталось, поставлю на подогрев. Завтра навертишь новых, Ин.

– Побойся бога, Федор. Завтра Восьмое марта, так что вы с Дэном попали, готовить вам придется. – Шатохина посмотрела на кота. – Да, смерть придает нашей жизни значение. Кто знал Машу Данилову до этого? А теперь ее портрет поставят в холле, завалят умирающими цветами и трижды никому не нужными плюшевыми игрушками, свечки кто-то притащит, сто пудов. Она своей смертью добилась того, чего никогда не могла добиться при жизни – внимания и сочувствия. Сожаления даже. Ведь когда Шаповалова пинала ее, или что-то не удавалось в личной жизни, эта Маша небось думала: вот возьму и умру, и тогда все они пожалеют. Будут стоять и плакать у гроба, например. И угрызаться, что не ценили. Ведь думала же она такое, каждый из нас хоть раз в жизни примерял на себя это дерьмо с гробом и венками. Как будто можно умереть временно – полежать маленько в гробике, а потом встать и жить дальше, и все будут тебя на руках носить. Я думаю, вся ее никчемная жизнь не стоила того, что дала ей смерть.

– Ин, ты чего? – Егор, сам того не замечая, вдруг перешел на «ты», настолько его потряс цинизм сказанного. – Если ее убили, это не было ее выбором.

– Да, не было. Но это не отменяет того, что я сказала. Она была типичной неудачницей: в тридцать два года ни семьи, ни образования, ни карьеры, ни стремлений к чему-то, кроме желания найти богатого мужика, который будет ее содержать и ей больше не придется работать. Но с каждым годом она становилась старше и ее шансы на рынке невест падали, а прЫнц все не появлялся, и вдруг такой подарок судьбы – новый директор, молодой, симпатичный и печальный. Я боюсь даже думать, какими фантазиями оброс ваш образ, Егор Алексеевич.

Она не утратила ни грамма самообладания, не назвала его по имени и на «ты», хотя Егор сделал шаг, но он начальник, и шага оказалось мало, они оба знали правила игры.

– Можете со мной на «ты» и просто по имени. Ну, в неофициальной обстановке, – предложил он.

Ни одна фраза не давалась ему так тяжело. На форуме все были на «ты», а в реале он не привык общаться с людьми, если это не касалось работы. Он вообще был необщителен, а мать постоянно подогревала в нем это отчуждение, она сумела сделать так, что то, что делает нашу жизнь приятной, прошло мимо него. Ведь он жил недостаточно хорошо. И работа его тоже недостаточно хороша. И… Все, к черту. Старая сим-карта выброшена, и это не просто перейденный Рубикон, это… почти победа.

Он любил форум за то, что там его жизнь протекала без мучительных сомнений и проблем с общением. Там все было понятно, Купера все уважали, и он сам любил Купера – даже гордился им. На форуме мать не могла его достать, она даже не подозревала, что у Егора есть форум и совсем другая жизнь, и она оказалась настоящей, его виртуальная жизнь, и Стая настоящая – кофе из клетчатого термоса и бутерброды с сыром, осенние листья в руках у девчонок и черный плащ Сани-Лунатика, и запах Питера, тоже настоящий. Это спасало его от того, что происходило в мире, где он был просто Егором. Где никто не звал его Купер, где всем было по барабану, все ли у него в порядке.

Форум дал ему то, чего у него не было ранее. Жизнь, которую он построил сам – пусть в вирте, но какая разница? Ведь он остался тем же человеком, и люди, которые прятались за никами, были настоящими – он знал их, слышал их голоса в трубке. С ними ему было просто.

И теперь ему отчего-то тоже стало просто, хотя он сидит в чужом доме с двумя незнакомцами, и он сейчас Егор, а не Купер, но ему спокойно. В последние два дня он делает то, чего никогда не делал. Мог ли он еще вчера утром подумать, что будет сидеть на кухне Шатохиной, которую всего сутки назад хотел уволить, – и чувствовать себя настолько хорошо, насколько это вообще возможно. И если начинать заполнять пустоту, вот это то, что он хотел бы иметь в том мертвом пространстве, которым была его жизнь. Несносная Шатохина, Федор-Феденька, греющий голубцы для Дэна, и кот под потолком, экзотический и хищный.

– Инна, я собирался тебя уволить.

– Я знаю. – Шатохина смотрит на него непроницаемо, как раньше, улыбаются только уголки ее губ. – Ты меня отчего-то жутко боялся.

Да, боялся. Егор вспомнил, как постоянно боролся с собой, чтобы никто не заметил, насколько тяжело ему дается общение с людьми, которых он вынужден видеть каждый день. С клиентами – пожалуйста, они приехали и уехали, тема для разговора определена, в деле он разбирается досконально, ничего личного, кроме сувениров. Но вот те, кто претендует на большее… если человека видишь каждый день, то нужно выстраивать с ним отношения, и когда совершенно не знаешь, как это делается, проще отгородиться. Шатохина приняла эту игру, в отличие от остальных, не пыталась обойти его глухую оборону. Она была его зеркальным отражением, а он смотрел на нее и не понимал, что видит самого себя. И каждый, глядя на нее, видел свое – Федор видел добрую и душевную женщину, остальные тоже что-то видели, но есть ли хоть два человека, которые видят ее одинаково? Есть ли вообще в мире нечто, на что люди смотрят – и видят одно и то же? Ну, кроме товара на складе. Вот почему ему нравилась его работа. С товаром все всегда ясно, и если его свойства меняются, всегда понятно, почему это произошло и что делать дальше. С людьми такое почти никогда не получается. Видеть одно и то же небо – это просто наука подбирать друзей, и на форуме сообщества как раз и сбиваются в стаи по признаку того, какое небо они видят.

– Но я еще вчера днем передумал.

– Ну, и ладушки. Может, ты спать пойдешь, Егор Алексеевич? На тебе лица нет. – Инна с сочувствием посмотрела на бледного, издерганного Казакова. – Я тебе комнату покажу, идем.

Он и сам чувствовал, что с ним что-то не так, и только после слов Шатохиной осознал, что хочет спать, да так, что готов уснуть прямо здесь. Егор знал, что это может оказаться обманом, и только он примет горизонтальное положение, сон сбежит – но когда Инна взяла его за руку, он покорно пошел за ней. Пальцы у нее оказались теплыми и шелковистыми на ощупь. Кот, осторожно ступая по балкам, проследовал за ними. Поднявшись на второй этаж, Инна провела его по галерее и открыла одну из дверей. Там оказалась уютная комната с большой кроватью.

– Вон дверь, это ванная. Полотенца в шкафчике, халат и тапки тоже, ну и прочее, что положено, там найдешь. Ложись спать, на тебя смотреть страшно. Завтра выходной, отоспишься, потусим, наговоримся еще, Федор у меня, похоже, на все выходные зависнет.

– И часто он так?

– Бывает. – Инна сняла с кровати покрывало, и кот прыгнул с высоты на постель. – Патрик, звезда моя, так можно лапку сломать!

– Здесь мягко. – Егор с опаской покосился на кота. Здоровенный зверь. – Это же не на пол, на кровать-то прыгать веселей.

– В том-то и дело, что лучше на пол. Тогда лапка правильно группируется и правильно приземляется, а тут мягко, и группироваться не всегда получается, можно пострадать. Все, Егор Алексеевич, располагайся и спи.

– Твой друг приедет, а комната занята.

– В этом доме для Дэна всегда найдется койка. – Шатохина направилась к двери, кот последовал за ней. – Спите, босс. Завтра тоже будет день.

Егор прикрыл дверь и сел на кровать. Что он делает? Зачем приехал сюда, и почему у его подчиненной вообще такой дом, каким образом? Он вошел в ванную и открыл белый шкаф – там на полках лежали полотенца, на плечиках висел халат и стояли тапки, совершенно новые, в упаковке. В зеркальном шкафчике над раковиной Егор нашел несколько новых зубных щеток, одноразовые станки для бритья и прочие туалетные принадлежности. Он вдруг почувствовал, как сильно устал, ему очень хотелось принять душ, тело просило отдыха. И он чувствовал себя спокойным, несмотря на то, что под потолком этой комнаты тоже были проложены балки – вдоль стен, и пробиты отверстия, чтобы кот мог беспрепятственно передвигаться по всему дому. Какую же надо чувствовать ответственность за жизнь и благополучие животного – красивого, редкого, несомненно, и умного, но все же животного, чтобы так перестроить ради него свой дом? И свою жизнь? И нет в этом ничего нарочитого, ничего фальшивого, ничего, что он так ненавидел и от чего бежал.

Егор разделся и встал под душ. Вода совсем расслабила его, и он, стараясь не прогнать приятное ощущение сонливости, поспешно застелил кровать бельем и упал на пахнущую чистотой простыню, с удивлением понимая, что уже спит, и только краешком мозга думал о том, что может сделать с ним во сне Патрик, когда проберется сюда. Но сон оказался сильнее страха, да и страх-то был какой-то ненастоящий – так, по привычке его навестивший, но уже потерявший интерес к своей надоевшей жертве.

Разбудил его толчок в бок. Реутов, одетый по-домашнему в джинсы и майку, растолкал Егора самым безжалостным образом. Какую-то секунду он даже не понимал, где находится, а потом вспомнил – и вчерашний офисный праздник, и тело, распластавшееся по мерзлому асфальту, и посиделки в компании Шатохиной и Федора. И Патрика вспомнил, конечно, а вот Реутов… ну да, они же его ждали.

– Слушай, тут дело такое… там Федька затеялся с готовкой и поставил мясо в духовку, надо за цветами съездить. Я не силен в этом, так что или ты за мясом присмотри, или давай со мной за цветами.

– За цветами.

Мысль о том, что ему придется остаться в этом доме наедине с мясом, Шатохиной и Патриком, показалась Егору не слишком радужной. Уж лучше он съездит за цветами с этим практически незнакомым мужиком, чем…

– У тебя три минуты, одевайся.

Реутов вышел, а Егор, чертыхнувшись, сгреб свою одежду и принялся поспешно одеваться. Реутов не мог знать, что сегодня Егор впервые за уже и не упомнить сколько лет – уснул сам, без снотворного, и проспал всю ночь как убитый.

– На проспекте Металлургов лучший цветочный рынок в городе. – Реутов вел машину по полупустым улицам. – Но я не знаю, что ей купить.

– Вы же знакомы много лет.

– Ну, да. Еще со времен института. – Реутов вздохнул. – Но я в вопросах цветов абсолютный чайник. Цацку ей купил, насчет цацек у меня сомнений нет, а цветы – не мое.

– Останови здесь, я домой забегу. Рубашку переодеть.

– Идем.

– Но…

– Слушай, Казаков. Мне Инка рассказала о том происшествии с машиной. – Реутов угрюмо посмотрел на Егора в упор. – Инка иногда бывает… ну, разная. Тут привыкнуть нужно, чтобы понять, какая она на самом деле. Но чутье у нее отменное, и если она говорит, что машина пыталась тебя сбить, значит, так оно и есть. В общем, хватит разговоров, идем.

Егор старался не думать о той машине. Слова Шатохиной о том, что его кто-то собирался убить, он не воспринял всерьез, да и кто бы воспринял? Чушь какая, кому понадобилось его убивать? Он никому не мешает, а в этом городе он практически никого не знает, кто и за что мог хотеть его убить?

Полине он оставил все, собрал собственные пожитки и уехал. Это был его способ выживания – не вступать в конфронтацию там, где на кон поставлено нечто, что вполне можно заменить или приобрести заново. Потому он просто принял предложение Сереги Маслова и приехал в Александровск, купил здесь квартиру и уезжать отсюда не намерен.

– Уютная берлога. – Реутов осмотрелся. – Пустовато, правда.

Конечно, пустовато. Ни фотографий, ни картин, книг – и то немного. Но у Егора нет в жизни людей, чьи фотографии он хотел бы видеть каждый день, а фотографии Стаи у него не было, Стая – это его тайна, Егор не хотел, чтобы мать, или Полина, или кто угодно задавали вопросы о том, кто все эти люди. И вообще он сюда приходит просто спать.

– Я купил эту квартиру в таком виде – с ремонтом и мебелью. – Егор достал из шкафа чистую майку и тонкий свитер. – Пожалуй, переоденусь полностью, подожди, я быстро.

В джинсах и короткой куртке он почувствовал себя гораздо комфортнее. Нет нужды одеваться официально, если предстоит неофициальное мероприятие вне работы.

– Так вот, я насчет той машины. – Реутов спускался по лестнице впереди, и голос его гулко отдавался в пустом подъезде. – Подумай, кто мог хотеть избавиться от тебя.

– Не знаю. – Егор начал раздражаться. – В этом городе я знаком только с сотрудниками, а там, где я жил прежде, нет никого, кто хоть что-то выгадал бы в случае моей смерти.

– А где ты жил раньше? Нет, я могу и сам выяснить, но зачем тратить время на то, что ты можешь мне сказать и так?

– Это никакой не секрет. Я родился и всю свою жизнь прожил в Питере недалеко от Литейного. В Питере закончил институт, там работал, там была семья.

– Была?

– Я не хотел бы об этом говорить.

– Слушай. – Реутов остановился у машины и повернулся к Егору. – Парень, похоже, ты ничего не понял. Инка считает, что ты в беде, – а я привык доверять ее интуиции. Что-то скверное происходит, и оттого, что ты решил поиграть в страуса, проблема никуда не денется. Или ты все расскажешь сейчас сам, или когда уже, возможно, будет поздно что-то исправлять. Давай говори, что тебя занесло в наш город из самого Питера, да так, что ты решил тут осесть и даже купил квартиру. Ведь если бы собирался перекантоваться, то снял бы жилье внаем, а ты – нет, купил. Что заставило тебя все бросить и начать с нуля?

– Это… это личное.

Реутов замысловато выругался и плюхнулся на переднее сиденье.

– Поехали.

Какое-то время они молчали, Реутов сердито сопел, и Егор обрадовался, когда показался цветочный рынок.

– Отложим этот разговор. – Дэн припарковал машину у бордюра. – Сейчас цветы. Что купить? Розы – банально, лилии – как-то с претензией, и запах у них резкий. Хризантемы только на похороны берут, гвоздики мужикам дарят, что там еще есть?

– Не узнаем, пока не увидим. – Егор задумался. – Можно взять всего понемножку, пусть будет типа сборный букет.

– Ладно, идем, все равно сами они к нам не придут.

Егор был согласен выбирать цветы, мести улицы и таскать камни, только бы не отвечать на вопросы о своей прошлой жизни. Он разорвал этот порочный круг и больше не хочет о нем вспоминать.

Цветы они купили достаточно быстро. Юркая девчонка в толстой куртке живо взяла их в оборот, предлагая различные варианты букетов, и наконец композиция была составлена, причем в выигрыше оказались еще три продавщицы, потому что цветы понадобились разные.

– Ну, слава богу. – Реутов покосился на Егора, сжимающего в руках букет. – Инке должно понравиться. Давай тортик еще купим в «Восторге», если повезет, достанется ореховый, ее любимый.

– У вас отношения?

Реутов помолчал, потом снова посмотрел на Егора:

– Не те, что ты подумал.

– Ты не можешь знать, что я подумал.

– Да ладно. – Реутов хмыкнул, как показалось Егору, презрительно. – Тоже мне, бином Ньютона. Ты думаешь, я с ней сплю.

– А разве нет?

– Иногда мы занимаемся сексом. Но это в наших отношениях не главное. – Реутов заехал на стоянку супермаркета. – Мы с ней учились в одной группе, чтоб ты понимал. И как-то скорешились, что ли. Я поначалу ее и не видел толком: ну, сидит какая-то ботанка, строчит конспекты, все контрольные делает, все экзамены сдает на пятерки. К тому же я тусил тогда с девочками такими, знаешь… ну, неважно. Мы просто дружили – я конспекты у нее брал, у Инки вся группа конспекты ксерила. С контрольными она мне помогала не раз. А потом вышло, что мы как-то дополняем друг друга, и в какой-то момент скорешились намертво. Несколько раз она меня выручала, а иногда я мог ей помочь – и помогал. Я не знаю, в какой момент мы сблизились настолько, что иногда у нас стал и секс случаться, но не в сексе дело, хотя мы подошли друг другу идеально, только дело не в этом. Я Инке доверяю, понимаешь? Избитое выражение – пошел бы в разведку, так вот с ней бы пошел. Это не дружба, не любовь. Просто доверие. У тебя есть человек, которому ты доверяешь всецело?

– Нет.

У Егора есть форум, но эти люди – где-то далеко. Он не знал, что такое – доверять, если речь идет о тех, кто вокруг, но он знал, что такое – осенний парк, горячий кофе и ощущение, что рядом те, кто тебе близок и понятен и кому небезразличен ты сам. Неважно, откуда взялись эти люди. И им – да, он доверял, но объяснять это Реутову не мог и не хотел.

– Да? А ведь лет тебе под сороковник. Не нажил даже самого завалящего друга?

– Был, в детстве… сейчас он большой человек, и я на него работаю. А так… есть друзья, но в такой ситуации я не знаю, хорошо ли тащить их в эту кашу.

– Тогда тебе пора что-то менять в своей жизни. – Реутов взял букет из рук Егора. – Все, идем, торт купим и поедем Инку поздравлять. Кстати, как тебе Патрик?

– Зверюга!

– Скажи? – Реутов засмеялся. – А был хилый и умирающий. Я помню, как Инка нашла его. Только она и могла его найти – вот здесь, видишь, бак стоит? Она рядом запарковалась и услышала его не то писк, не то стон. Она тогда нас с Витьком по тревоге подняла, кричала в трубку: я нашла маленького ягуарчика, он умирает, немедленно приезжайте ко мне в ветклинику! Я решил, что она спятила – какой ягуарчик? Но, понятное дело, приехали – и правда, зверь. Это потом док сказал, что Патрик не ягуар, а марги. Они его буквально с того света вытащили, и что характерно – ведь понимал, шельмец, что его спасают! Кололи его так, что смотреть было страшно, а он к Инке прижмется – и терпит. Теперь вон какой вымахал, но не забыл, кто его спас. Она весь дом под него перестроила, видал? Пока Патрик болел, она нашла кучу всякой информации о марги, и когда забирала его, в доме уже все было для него приспособлено.

Торт им достался именно такой, как они хотели, и довольный Реутов больше не донимал Егора вопросами. Он открыл ворота своим ключом, Егор огляделся вокруг. Вчера было темно и рассмотреть ему ничего не удалось, а сегодня день выдался солнечный и совсем весенний, снег почти сошел, и двор стал похож на шкуру пятнистой коровы.

Участок был достаточно большой, за домом виднелся сад, в саду беседка. А сам дом поражал своей добротностью и элегантностью.

– Летом здесь красота. – Реутов улыбнулся, видимо что-то вспомнив. – Мы тут тусим, шашлыки жарим, ну и вообще. Патрик по саду гоняет как лось, на птиц охотится. Но за пределы участка ни-ни, понятливый зверь. Иногда я его подозреваю в том, что он реально понимает происходящее и человеческую речь, но специально притворяется, что не понимает, а сам наблюдает сверху и иногда просто со смеху покатывается, глядя на нас.

– Красивый дом. – Егор дотронулся до серого камня, из которого были сложены стены. – И такой… необычный.

– Этот особняк ее дед проектировал, он возглавлял архитектурное управление и вообще большой человек был. Правда, умер давно, а проект оставил – ну, знаешь, как дом мечты. Построить при совке он его не мог по понятным причинам, а вот отец Инкин построил. Тут они все вместе жили, потом он ей остался.

– Все умерли?!

– Там тяжелая история, Егор. Захочет Инка – расскажет, я не буду, не моя история, да и незачем. Все, хватит болтать, Инка, наверное, уже проснулась.

В доме пахло чем-то вкусным, и Егор почувствовал, что проголодался. Реутов с букетом направлялся вверх по лестнице, а Егор, оставшись с тортом в руках, решил поискать Федора. Рассудив, что в столовой он его обнаружит вернее всего, он направился туда.

Столовая залита солнцем, стол уже сервирован, но Федора здесь нет.

Зато есть Патрик.

Егор осторожно поставил торт на комод и попятился. Патрик сделал шаг к нему, и Егор замер. Марги был гораздо крупнее обычного кота, и яркий окрас придавал ему вид экзотический и хищный. Егор знал, что нипочем нельзя убегать от собаки, а от кота? От кота как-то даже стыдно убегать. Но если этот кот размером с…

Патрик подошел к Егору и потерся спинкой о его ноги. Егор осторожно наклонился и погладил большую красивую голову, почесал за ушком. Кот довольно заурчал и хитро посмотрел на него, словно говоря: ну, что, напугал я тебя?

И Егору показалось, что взгляд у Патрика осмысленный и все понимающий.

– Ничего мы не выяснили. – Реутов неприязненно посмотрел на пустой стакан и потянулся к кувшину с компотом. – Все перепились, никто ничего не видел и не слышал. Кто с ней общался последним, тоже не выяснили. Кто-то сказал, что последним с ней говорил директор. Да, Егор, сообщили, что вы ушли вместе. Хотя это не так, мы точно знаем, что после разговора с тобой она танцевала с сисадмином. Но на момент ее смерти у сисадмина стопроцентное алиби в лице начальницы отдела логистики Елены Шаповаловой, с которой он уединился в ее кабинете.

– Блин… – Инна брезгливо поморщилась. – И не побрезговал Дима этой клячей!

– Ин, она тетка симпатичная, ухоженная. – Федор ухмыльнулся. – А что плесень редкая, что с того? Диме это неважно, он же не детей с ней крестить собирается, а чтобы так, морковку попарить, она вполне годится.

– Извращенцы, блин…

– Инусь, перестань кукситься. – Реутов рассмеялся. – Женщины! Ну, ладно, дальше. Никто не видел, как Маша поднималась на крышу, ее шубку нашли в шкафу – в том кабинете, где она работала. Сумочка тоже была там. Никаких свидетельств о том, что Данилова собиралась свести счеты с жизнью, нами не обнаружено, как ничто не указывает на то, что она знала нечто, ради чего стоило ее убивать. В общем, история темная.

– Дэн, она не покончила с собой. – Инна погладила Патрика, который устроился на соседнем стуле. – Кто-то сбросил ее с крыши, и причина для этого должна быть очень веская. А это значит, что все неприятности еще впереди.

– Что ты имеешь в виду? – Егору стало неуютно от этих разговоров. – Разве это…

– Это, я думаю, продолжение новогодних развлечений. – Инна задумчиво посмотрела на шефа. – Скажи, Егор Алексеевич, каким образом ты получил эту должность? Причем заметь: я не ставлю под сомнение твои профессиональные качества. Ты родился для этой работы, ты в теме настолько, что все от удивления офигели, и что ты талант, все давно поняли. Вопрос в другом: как ты вообще к нам попал? Ведь на прежнем месте с тебя, скорее всего, пылинки сдували. А ты уехал из Питера в наш относительно провинциальный Александровск. Так как?

Реутов ухмыльнулся. Шатохина задала те же вопросы, что задавал Егору он сам. И Казаков понимал, что эти вопросы еще не раз ему зададут, а это значит, придется рассказать, если не все, то многое, избежать этого невозможно. Уж лучше рассказать это сейчас, именно им, чем… Но почему этим троим он может доверять? Хотя кому-то же нужно.

– Я давно знаком с одним из партнеров фирмы Сергеем Масловым, мы в детстве дружили, потом в одном институте учились. У меня возникли определенные обстоятельства, и когда он предложил мне эту должность, я согласился.

– Нет, Егор. – Инна накрыла рукой его ладонь. Ее ладошка оказалась теплой, и Егор замер, потому что движение это было доверительным и… очень интимным. – Усеченный вариант нам не годится, нужна полная версия. На наше молчание ты можешь рассчитывать целиком и полностью, то, что говорится здесь, останется между нами, Патрик тебе подтвердит. Но ты расскажешь, что такое произошло в твоей жизни, что заставило тебя начать все с нуля. И это не праздное любопытство, а насущная необходимость. Ведь вполне может оказаться, что покушение на тебя и убийство этой девушки как-то связаны. Возможно, и Попов не сам упал с крыши. Как тебе такая схема – кто-то очень хотел заманить тебя в Александровск, для этого освободили место и…

– Ин, я понятия не имел о том, что произошло с Поповым. Но, насколько я знаю – он упал с крыши в декабре, а я вступил в должность…

– В середине января, перед старым Новым годом. – Шатохина задумалась. – Моя версия имеет право на жизнь, как и другая. На эту должность претендовала Рубахина, и она очень активно подсиживала Попова, а когда он погиб, именно она стала исполняющей обязанности директора. И если предположить, что его кто-то толкнул с крыши, то, рассуждая в ключе «кому это выгодно», надо признать: только Рубахина могла считать, что выиграет от его смерти. Кстати, мы все думали, что назначат ее – а потом приехал ты. Она тогда очень сильно расстроилась.

– Я ничего не знал. – Егор растерянно посмотрел на собравшихся. – Я правда понятия ни о чем не имел!

– И тебе никто не сказал, как окончил свои дни твой предшественник?

– Нет. Я и не спрашивал…

– Понятно. – Реутов удивленно хмыкнул. – Парень, ты вообще на каком свете живешь? Ладно. Давай, рассказывай. Ведь я сам могу узнать твою подноготную, но ты просто сэкономь мое время и позаботься о моей совести, очень неприятно мне будет расспрашивать о твоей жизни у тебя за спиной, учитывая, что мы с тобой за одним столом сидим.

– Егор…

– Инна, я не знаю, какое отношение мои личные обстоятельства могут иметь к вчерашней истории.

– Может, и никакого, но чтобы об этом судить, нужно знать. – Реутов налил Егору вина. – Выпей для храбрости и рассказывай.

Егора раздражала банальность ситуации – напиться вместе и изливать душу. Но никто из них не пьян, так что «напиться» – это вроде чересчур. Но рассказывать малознакомым людям то, о чем даже вспоминать тошно… Егор залпом выпил вино, оказавшееся сладким и тягучим. Из этой бутылки Реутов наливал Инне, видимо, она предпочитает сладкие вина, а Дэн это знает, конечно.

– Ладно. – Егор почувствовал, как мир вокруг становится зыбким – то, что он сейчас собирается сделать, для него вообще впервые. – Я расскажу, хотя по-прежнему не понимаю, зачем это нужно.

О форуме он им не расскажет, потому что это касается только его одного. Эта другая жизнь никак не пересекается с его нынешними проблемами, и ему совсем не хочется, чтобы во всем этом копались. Да и не поймут они.

– Егор, давай я буду об этом судить. – Реутов смотрит на него со спокойным вниманием. – Я считаю, что ты каким-то образом имеешь отношение к этому убийству, а возможно, и к двум. Может, Попова столкнули с крыши, чтобы освободить место для тебя, как знать.

– Глупости.

– Может, и глупости. Пока это одна из возможных версий. И я хочу во всем разобраться, пока не случилось чего похуже. Давай, начинай явку с повинной.

– Это… личная история. – Егор посмотрел на Патрика – внимательные глаза кота неотрывно следили за ним. – В декабре прошлого года я развелся с женой. Оставил ей квартиру, машину, дачу, а сам принял предложение Маслова и приехал сюда.

– Вот как. – Реутов угрюмо смотрел на него. – Нет, не годится. Давай, выкладывай все. Чем ты занимался в Питере?

– Работал на фирме, принадлежащей моим родителям, на должности топ-менеджера. Мы торговали продуктами питания и выпускали линию товаров под своей торговой маркой.

– Отлично, – кивнул Реутов. – То есть ты в сфере продаж был человеком не последним, если тебе предложили пост директора.

– Ну, да. Наверное.

Он жил среди потоков товаров и денег. Он просчитывал риски и разрабатывал стратегию, он совершенно точно мог сказать, как будет продаваться та или иная категория товара, какая стратегия принесет прибыль, а с чем и затеваться не стоит. Он каким-то шестым чувством ощущал, когда и куда именно следует направить товар, как будет платить клиент, он знал любое движение продукции по складу, и обмануть его было невозможно.

Но это там, где дело касалось товара. На работе он чувствовал себя уверенно и всегда знал, как поступить, быстро принимал решения, и они всегда оказывались верными. И форум аплодировал ему, когда он сажал в лужу очередного любителя самоутвердиться за чужой счет – Купер был интеллектуал и джентльмен.

А вне форума он являлся сыном родителей, которые всегда были им недовольны. Им не нравилась его работа, хотя четких претензий никто не предъявлял, не нравилась, в общем. И об этом ему говорили каждый день, так или иначе давая понять, что он без них никто. Им не нравилось, что он совсем «несветский» – но у него не было времени на политесы, как не было и желания вести эту самую светскую жизнь, потому что он чувствовал себя по-идиотски, слушая разговоры о каких-то курортах, на которых он никогда не бывал и не мог побывать – был слишком занят на работе. И смысла не видел ни в курортах, ни в разговорах о них, как и в том, кто с кем спит и кто что купил. Это все было фальшивым, как и улыбающиеся лица родителей, ведь улыбались они только на людях. И эта фальшь так прочно въелась в его кожу, что больше он терпеть этого не мог, ему надоело, что его жизнь состоит из фальшивых улыбок, фальшивой вежливости, фальшивой семьи, имитации, подделки. Все это напоминало потемкинскую деревню. И только Купер был настоящим, и форум, и Стая – но этого было мало.

Он отгородился форумом от фальши, которая его окружала, но, наверное, зря не вникал в эти странные отношения, потому что тогда бы он знал то, что знали все эти люди – чужие, искусственные, пустоватые. Они смеялись у него за спиной, обсуждая роман его жены, о котором знали даже его родители, а он понятия не имел. Ну а потом раздраженные слова матери: не станешь же ты затевать скандал из-за такого пустяка!

Он и не стал, но не считал измену пустяком.

– Я случайно узнал. – Егор склонил голову, чтобы не смотреть на собеседников. – Глупо и банально – тренер по фитнесу. Разговор ее услышал чисто случайно. Ну, там – милый, мой дурак сегодня уедет на переговоры, можно у меня. Я… не хотел верить, но должен был знать наверняка. Нет, меня это не задело, просто я должен был точно знать. Все оказалось пошло и банально, как в старом анекдоте – муж возвращается из командировки, а у жены в шкафу любовник. Нет, этот парень в шкаф не прятался, конечно, но мой халат мог бы и не надевать.

– И ты что?

– А ничего. Он быстро оделся и ушел, а я остался и целый час слушал, какой я никчемный муж и вообще пустое место, и если бы не мои родители, я бы сдох под забором. В общем, все то, что родители мне всегда говорили. Ну, и кроме того, я оказался абсолютный ноль в постели, и вообще она беременна, и я не смею ее тревожить всякими глупостями.

– О господи… – Инна поморщилась. – Всякий раз, когда я думаю, что уже знаю все мерзости, на которые способны люди, что мир достиг дна, в это дно кто-то стучит. Но ты не повелся на эту туфту и развелся. Как же у тебя это получилось столь быстро?

– Все просто. Я нанял адвоката, который через суд потребовал генетическую экспертизу плода, и она была проведена под дружные протесты моих и ее родителей. Как и думал, к ребенку я не имел никакого отношения, судья оказался человеком понимающим, тем более что я не претендовал на имущество. Я тогда… не очень хорошо понимал, на каком я свете. Продолжал работать, как раньше, но за месяц мне отец не заплатил…

– Подожди. – Реутов вскинул брови. – Я не понимаю. Фирма принадлежала твоим родителям, и они платили тебе зарплату?

– Процент от прибыли. – Егор вздохнул. Очень сложно объяснить этим людям то, что он и сам до конца не понимает. – Фирму основали мои родители, и меня готовили как преемника. Фактически так и случилось, они отошли от дел, всем занимался я, но фирма принадлежала им, как и прибыль. В остальном я был на тех же правах, что и другие сотрудники.

– Они платили тебе зарплату, а остальное клали себе в карман. – Инна картинно закатила глаза. – Высокие отношения, ничего не скажешь.

– Я… не знаю, как это объяснить. – Егор смотрел на нее и понимал, что должен объяснить. – Я всегда был недостаточно хорош для них. Всегда делал что-то не то, всегда был недостаточно… Ну, в общем, все было не так. А Полина… она дочь их друзей, и как-то получилось, что я сделал ей предложение.

Это получилось как всегда: мать приехала к нему на работу и потребовала. И он не посмел ослушаться.

– Я поняла. – Инна закусила губу, думая о чем-то. – И что, они всегда так к тебе относились?

– В общем, да. Я сам много думал об этом, вспоминал. Пока мы жили как все, это выражалось просто в равнодушии ко мне. А когда я подрос, то…

– Может, ты им неродной? – Реутов задумчиво вертел в руках стакан. – Усыновленный?

– Я даже надеялся на это, но – нет, есть метрика, есть фотографии беременной матери. И внешне я похож на них. Мне было бы легче все это понять, если бы я был им неродной.

– Ладно, с этим понятно. Ты развелся, оставил скарб бывшей супруге и приехал сюда?

– Нет, Инна, не совсем так. – Егор понял, что нужно рассказать все до конца. – Я продолжал работать, но сначала мне не заплатили денег. Я кое-что скопил, конечно, но тут встал вопрос – а с чего бы? Я никогда не протестовал, не спорил, но мне поставили ультиматум: или я возвращаюсь к Полине и мы с ней делаем вид, что ничего не произошло, рождается ребенок, который «ни в чем не виноват» – и тогда все будет как прежде, или…