Темные изумрудные волны Московцев Федор
– Интересное обращение: «работаете, учитесь?»
Игорь пояснил. Однажды он шёл с другом, и тот, заметив девушку на краю тротуара, уверенно сказал, что это проститутка. Игорь подошёл к ней, и осведомился о цене. Та не поняла, тогда он спросил более конкретно. Девушка оскорбилась. Оказалось, она ждёт своего парня, который вот-вот подъедет на машине. С тех пор Игорь, прежде чем знакомиться, спрашивает: «работаете, учитесь?»
– Где ты лазишь, Трезор? Еще минута, и нас бы увели, – сказала рыжеволосая, когда компания приблизилась.
Тот представил своих друзей: Андрей, Вадим. Девушки представились сами – блондинка назвалась Ольгой, рыжеволосая – Анной. С Оксаной, девушкой Трезора, они уже были знакомы.
– Вперёд, на винные склады! – сказал Вадим Второв, широким жестом приглашая всех в ресторан.
На сцене четвёрка парней с лицами, которые лучше не показывать беременным женщинам, забавлялась каким-то невообразимым шумовым мракобесием. За столиком в дальнем углу, куда привёл компанию Трезор, Андрею досталось место между ним и Второвым.
– Что-то мужчины сбились в кучу, – заметила Аня.
– Ещё не вечер, успеем смикшироваться, – ответила Оля, лукаво подмигнув Андрею.
Она дольше всех выбирала, что будет есть. Просмотрев меню вдоль и поперёк, изучив ингредиентный состав каждого блюда, она всё же не могла решиться. Наконец, ткнула пальцем наугад. Наклонившись, официант записал заказ.
Общий разговор как-то не клеился. Второв пытался разговорить Олю, сидевшую справа от него, та отвечала невпопад, поглядывая на Андрея. Трезор плотоядно рассматривал Оксану, поглаживая её ножку, Оксана о чём-то перешёптывалась с Аней. К тому моменту, когда принесли напитки и салаты, удалось выяснить, что Аня занимается косметикой, а Оля помешана на фитнесе и натуральных продуктах. Второв разлил вино по бокалам. Все ждали Олю – она затеяла спор с официантом.
– Это разве салат «Мимоза»? Я просто в шоке! В меню был указан выход – триста грамм. Вы хотите сказать, что здесь триста грамм?! Я знаю точно, что должно сюда входить. Вы утверждаете, в этой тарелке всё, что нужно?
Официант унёс салат обратно.
– Ты так совсем без еды останешься, – забеспокоился Второв.
– Это блюдо… выглядело несексуально.
Когда все выпили, Оля спросила Андрея, правда ли, что они с Вадимом работали в морге, а потом уволились. И получила ответ: да, так оно и было. Тогда она осведомилась о причине увольнения.
– Нас выгнали за некрофилию, – ответил Андрей.
– О, мясо! Звучит сексуально. Говорят, что американцы, когда умирают, сохраняются лучше других, потому что тупо питаются одними консервантами. Их даже не бальзамируют. Вас бы туда, в Америку.
– Сохранить внешность можно не только при помощи консервантов. Некоторые натуральные биологические жидкости… Способствуют… Омоложению кожи, например.
– Везёт тем девушкам, у кого всегда под рукой сексуальный донор этой самой… жидкости.
– Это офигительно, – вмешался Второв. – А что делать донору, когда нет под рукой девушки? Куда девать руки?
Посмотрев Оле в глаза, Андрей задумчиво произнёс:
– Дать волю рукам… пожертвовать биологическую жидкость окружающей среде.
Оля громко рассмеялась, и не проконтролировала салат, который ей принёс официант.
Музыкантам не повезло со звуком – он сбивался в кучу, размазывался в кашу и был плох в любой точке зала: слева, справа, близко от сцены, и в самых дальних углах. Второв сделал было попытку пригласить Олю на танец, но потом махнул рукой – её вниманием всецело завладел Андрей. Недовольно буркнув «Мазафака!», Второв поменялся с ней местами, и принялся окучивать Аню.
– У тебя потрясающая фигура, – сказал Андрей, когда Оля оказалась рядом с ним. – А эти брючки, ты в них очень сексуально выглядишь. Секси-Оля.
– Лох-дизайн. Тупо одела первое, что попалось под руку.
Андрей ответил, что светло-коричневые слаксы с накладными карманами, шнуровками и цепочками, конечно, сидят чуть мешковато, но всё же позволяют рассмотреть все волнующие изгибы.
– Мы тупо заказали одно и то же, – сказала она, разглядывая стоявшее перед ней блюдо, – баранину на кости.
– Как считаешь, тут нормальный выход?
– Да, ебани меня калиткой, тут всё правильно.
– Баранина считается самым полезным мясом. Баран – единственное животное, которое ничего не чувствует, когда его ведут на бойню. Остальная скотина в предчувствии смерти вырабатывает адреналин и другие гормоны, которые портят мясо. А ты, Оленька, ведёшь здоровый образ жизни, правильно питаешься. Разборчивая из разборчивых. Как ты докатилась до такой жизни?
– Ой, ну долго рассказывать. Так сексуальнее.
Андрей поднял бокал вина, Оля чокнулась стаканом свежеотжатого грейпфрутового сока.
– У тебя есть парень, ты с кем-нибудь встречаешься?
– Да. Мой парень – самый лучший.
– Кто бы подумал, что ты выберешь самое худшее. Но почему, ебани тебя калиткой, ты не сказала, что он самый сексуальный?
– Ой, ну долго рассказывать. Я же не говорю тупо, что он – самый лучший. Приходилось проверять, делать многочисленные пробы…
Оля пояснила: её парню не пришлось самому доказывать свою исключительность. Она облегчила ему задачу: сама искала доказательства, общаясь с другими мужчинами.
– Надеюсь, сегодня вечер проб, вечер сбора новых доказательств… Знаешь, хочется поскорее залезть в эти брючки. Откроешь для меня калитку?
– О, мясо! Ты ужасный пошляк… я в шоке… но ты говоришь всё как-то… ну очень сексуально.
– Ты ведь должна убедиться, что твой парень – самый лучший. Вот я и стараюсь – опять же, ради тебя.
– Вижу, ты эксперт в этом деле. Чем ты еще занимаешься, кроме того, что служишь Женщине?
– Торгую медикаментами.
– У тебя свой бизнес?
– Да, мы на пару с приятелем замутили дело. Ещё работаю на двух иностранных фирмах.
– Круто. Ты тупо доишь две фирмы и развиваешь собственное дело. Я бы так не смогла.
– Даже если…
– Даже если бы меня тупо ебанули воротами.
Последняя композиция группы прозвучала как бы в атмосфере тотального отмирания всего живого, – хоть ложись и помирай. Артисты попрощались с залом и ушли. Включили магнитофон, и заиграла более привычная для собравшихся попса. Трезор вышел из-за стола, чтобы пройтись по залу, и поздороваться с теми, кого знает. Одним из первых, к кому он подошёл, оказался Игорь Быстров, с которым Трезор познакомился на позапрошлой неделе, когда привёз в кардиоцентр своего деда. Они поздоровались за руку, Игорь представил Михаила, и Трезор пригласил их в свою компанию.
– Да, мы не прочь угоститься за вашим столиком, – ответил Быстров, бросив взгляд на Ольгу.
– Всё, на что упал ваш взгляд, доктор – всё ваше.
– Меня интересует та стройная блондинка.
Трезор поднял обе руки:
– Тут я пас! Сложная штучка, тем более она уже выбрала партнёра на сегодняшний вечер.
И, пожелав приятного отдыха, ретировался.
– Смотри, заливается, того гляди, стол опрокинет, – зло процедил Игорь. – А этот её крендель, у него, небось, едва хватает денег на кабак. И ничего, она слушает его бред, кипятком писает.
– Ерунда. Суетны женщины. Убедить их можно дарами, а не речами.
Раскрыв бумажник с кучей кредиток, Михаил продолжил:
– Попробуем? Отзовём в сторонку, предложим денег.
– Она заберёт деньги, и убежит к своему хахалю. Это в лучшем случае. В худшем – уйдёшь отсюда с пустыми карманами, и с вилами в спине. Не забывай, ты находишься в чужом городе.
– Да… И не очень-то она красивая… Прямо чучело…
– Эпидерсия какая-то… Наверняка заразная… Тьфу…
Сделав круг по залу и вернувшись, Трезор поставил на стол бутылку коньяка, и сказал, перекрывая мощным голосом шум других голосов, музыку, и звон столовых приборов:
– Пожалуйста, фильдеперсовый коньяк, пять звездюлей.
При этих словах Второв машинально посмотрел на двери.
– Когда я это слышу, мне кажется, что сейчас откуда-нибудь появится Еремеев. Ёперный театр, где его только черти носят?
Трезор, оглянувшись:
– И я про то же. В какую преисподнюю он провалился?
И принялся разливать коньяк.
– А я вообще боюсь дверей, – сказала Аня. – Вдруг кто-нибудь зайдёт… из тех, кого не хочешь видеть.
Андрей добавил, что с некоторых пор ему кажется, что все двери открываются в бесконечность, и неизвестно истинное имя того, кто является к нам в человеческом обличье. Впервые он испытал страх от вида открывающейся двери, когда сидел в камере наутро после «маски-шоу».
– Что с того, что кто-нибудь войдёт? – спросила Оля. – Нужен тебе человек, не нужен, – любую встречу можно обернуть в свою пользу.
– От судьбы не уйдёшь, – грустно проговорила Аня, – а хотелось бы, когда судьба хреновая.
Выяснилось, что Оксана тоже верит в судьбу. По её мнению, пытаться изменить ход событий – только портить жизнь.
– Все эти разговоры – реально несексуальные, – заявила Оля. – Судьба, и прочая хрень – только то, что мы об этом думаем. А тот, кто начинает во что-то тупо верить, тут же попадает под чьё-нибудь влияние, и уподобляется…
Она бросила взгляд на тарелки с обглоданными костями, которые официант собирал со стола.
– … баранам, которых ведут на бойню.
И, подняв стакан сока, предложила немедленно прекратить скучные разговоры, и дружно выпить. Все послушно сделали то, что было сказано.
– У тебя типично западнославянская внешность, – сказал Андрей. – Помню, на одном из конкурсов красоты я видел девушек из Чехии и Польши. Вот, что-то похожее, только ты в сто раз лучше.
– Ну, мясо, нормальный разговор пошёл, – ответила Оля с довольной улыбкой. – Дедушка и бабушка по отцовской линии с Западной Украины. А мамины предки – те поляки. А ты у нас специалист по лицам? Я в шоке!
Так они беседовали, делая друг другу бесчисленные комплименты. Прозвучали ласкающие слух сравнения и лестные эпитеты. Оля сказала, что, возможно, Андрей и не дотянется по своим качествам до её парня, но то, что максимально приблизится – это точно. В любом случае, неизбежно сделать пробу, чтобы прийти к каким-то выводам… Она не офисная фурия, которой по ночам снится карьерный рост, вместо этого ей снится сад земных наслаждений, и всё такое. Андрей отвечал, что ему, в свою очередь, по неопытности не с кем сравнивать, но то, что он видит, превосходит все самые смелые ожидания. И он тоже вполне земной человек, честолюбие не иссушило его сердце. Он эпикуреец во всех отношениях, любитель материальных благ, ценитель искусства и литературы.
На самом деле он ни на что не рассчитывал – обычно такие многообещающие разговоры ни к чему не ведут. Просто агрессивные кокетки бряцают оружием, испытывают мужчин на прочность. На таких нельзя делать ставку, и, когда совсем ничего не хочется, от скуки можно им немного подыграть.
– Пьём российский коньяк, – объявил Трезор.
И добавил:
– Это всё от бедности.
На столе появилась вторая бутылка. Потом третья, четвёртая…
Заиграла медленная музыка – вальяжный блюз, светлый и расслабленный.
– Ты танцуешь? – спросила Оля, беря Андрея за руку.
– Да. Танцы – это моя страсть.
Он поднялся, чувствуя, что ноги отказываются идти, а голова – думать. Оказавшись рядом со сценой, высчитывая, сколько же сегодня выпито, он обнял девушку, посмотрел в её глаза – светло-голубые, прозрачные, как безоблачное небо. От её взгляда он потерялся, мечтая раствориться в этой хрустально-чистой синеве, и боясь оказаться перед дверью, открывающейся в бесконечность. Всё поплыло перед глазами. Уверенные руки куда-то вели его, магнетический голос что-то говорил, куда-то звал.
– Ну… ты мясо… Я в шоке. Голод – не тётка, сегодня тобой тупо поужинаю.
Глава 83
«Какая изумительная ножка!» – подумал Андрей, открыв глаза.
Он зажмурился, потом снова открыл глаза. Всё то же самое. Он и неизвестная женская нога. «Где я? Кто я?» Он повернул голову. Странно обнаружить себя утром неизвестно где, в ногах у девушки. Она лежит, как полагается, головой на подушке, укрывшись одеялом. Он – голый, поверх одеяла, ноги его покоятся на другой подушке, там, где должна быть его голова. Андрей схватил ногу за щиколотку, затем провёл ладонью по ступне. Вот это да! Затем, приподнявшись, устремил свой взгляд к изголовью. Оля! Ничего себе!
Кто бы мог подумать, что её поведение соответствует её истинным желаниям! Не зря говорят, что в законы верить глупо, живая жизнь предлагает столько исключений и частных случаев, что от них ничего не остаётся.
Поднявшись с кровати, Андрей прошёлся по комнате. Узнаваемая обстановка. Да, он был здесь, только с Машей. К гадалке не ходи, это турбаза. Однако, что-то новенькое. Прислонённая к стене, стоит деревянная калитка. Краска на ней облупилась и потрескалась, а так – крепкая, служить ей и служить, если б её не выдрали откуда-то вместе с петлями и увесистым замком.
– Ты куда? – спросила Оля сонным голосом.
– Я это… в ванную.
– Давай скорее.
Если кто-то и был в доме, то все ещё спали. На столе в гостиной остатки снеди, пустые бутылки. Андрей заглянул в прихожую. Судя по одежде, в доме находилась вся вчерашняя компания – Второв, Трезор, Аня, Оксана, ну и, конечно, те, чьё пребывание здесь было неоспоримо – Андрей и Оля.
Оказавшись в ванной, он принял душ, выдавил в рот немного зубной пасты, за неимением щетки, прополоскал рот. Побродил по дому, нашёл бутылку минеральной воды, и, отхлёбывая на ходу, направился обратно в комнату. Определённо, ночью что-то было, и ему захотелось освежить в памяти пережитые ощущения. Он нырнул под одеяло, обнял Олю.
– Помассируй мне ходилки, раз уж у тебя такой фут-фетиш.
Сбросив одеяло, он уселся на неё.
– Массаж – это моя страсть.
– Ходилки, а не попу!
– Я привык всё начинать с начала. По анатомии у меня была «пятёрка», я знаю, откуда ноги растут.
– Я думала, ты там… в самом-самом начале будешь заканчивать. Так сексуальнее.
Проводя ладонями по её бёдрам, Андрей спросил:
– Открой мне страшную тайну: калитка – твой любимый аксессуар, зачем ты её всё время с собой носишь?
– Я тупо сказала… ну, ты понял, что.
– Да, эти волшебные три слова я запомнил.
– … ты выбежал из дома, и приволок эту калитку, стал бегать за мной…
– Ацке порне, вот это я дурак!
– Нет, всё было очень сексуально. Мясо!
Не оставив без внимания ни сантиметра на гладкой поверхности её ног, он вернулся к тому, с чего начал.
– Ноги, и то, откуда они растут – это моя страсть!
– Ты мне ночью сделал очень хорошо. Прошу на бис.
Как раз это он и пытался вспомнить.
– Что именно…
– Язык не поворачивается сказать, и не дотягивается, чтобы показать.
И, перевернувшись на спину, Оля выразительно опустила глаза. Андрей послушно сделал то, о чём его попросили.
Холодный январский ветер звенел в кустах. Белое снежное небо нависло над землёй. Хмуро вырисовывались в сером утре застывшие деревья. Андрей, Вадим Второв, и Трезор молча шли по холодному песку, покрытому инеем. Чёрно-зелёные волжские волны угрюмо накатывались на берег.
Бросив на Андрея недовольный взгляд, Второв прервал молчание.
– Мазафака, ты опять мне перешёл дорогу!
– Он давно запал на Шерину, – сказал Трезор, – и тут, нате из-под кровати, его величество Разгон, и его непобедимый меч-кладенец…
– Ну, ребята, мне было безразлично.
– Охренительно, дружище! Надоела твоя раздолбайская перхоть! У тебя всегда безразлично, только потом ты укладываешь в постель совсем не тех, кого планировалось.
– Осспади, как тяжело с тобой. Объясняю на понятном языке: я всегда действую спонтанно, не знаю, хорошо это или плохо. Тут другой вопрос начинается: чего так залупился, у тебя, что ли, с Аней не срослось?! Тоже нормальная тема, рыжая, бесстыжая. Ты, Второв, совсем зажрался, хрен уже за мясо не считаешь.
Услышав знакомое выражение, Второв остановился, и машинально осмотрелся.
– Где этот чёртов адвокат? В Сибирь, что ли, отправился, душить подонков.
– Что будем делать, друг? – удручённо спросил его Трезор.
– Не знаю, он держал всю мазу.
– Теперь есть маза факать водолаза.
Андрей сделал шаг в сторону.
– Не понимаю, о чём вы.
Он до сих пор обижался на друзей за то, что они ведут без него какие-то дела. Чтобы не выглядеть недовольным, решил подумать о приятном. И плотно сомкнул губы, вспоминая опьяняющие Олины поцелуи.
– Теперь Шерина ему весь белый свет затмила, – сказал Трезор. – Балдеет. Счастливые трусов не надевают.
Вадим сплюнул и растёр ногой плевок.
– П**дострадалец. Опять будешь играть в отношения.
– Она бы тебе не дала, говорю, как другу, – толкнул его в плечо Трезор. – Успокойся, и подумай, что нам делать.
– Бумаги у него хранятся дома.
– Забраться в дом, найти их.
– Зачем?
И Второв объяснил: чем больше Еремеев богател, тем чаще ощущал дыхание насильственной смерти, что и привело его к счастливой мысли заранее переписать дом на сына, и его же, продукт своей жизнедеятельности, сделать учредителем двух фирм, работающих на «ВХК». Теперь, когда Шмерко освободили, надо к нему наведаться, он, крестный Дениса Еремеева, устроит беспрепятственный доступ в дом, и все дела. Спокойно обыскать дом, и найти документы. Это главное. Что касается фирм – здесь тоже нужно действовать через Шмерко. Еремеев уже растолковал ему, кто друг в этой жизни, кто враг, поэтому он лояльно отнесётся ко всему, что скажут Второв и Трезор. Относительно Дениса – тут вообще нет никаких сложностей. Сам по себе он ничтожество, мелкий скот. Ведёт паразитический образ жизни, установок на труд нет. Приручить его небольшими подачками, и он подпишет любые бумаги.
Трезор ударил себя кулаком по лбу.
– Едрён-батон! Я ж отвозил Захарыча в банк, он при мне вытащил из портфеля эти долговые, мать их, обязательства, и отнёс в ячейку.
– Опять… ячейка… – поморщился Второв.
– Куда деваться. Опять. Кто сказал, что будет легко?!
– Оприходовать охранника. Давай, это по твоей части.
– Теперь работаем с тобой, давай будем сразу договариваться: дербаним фифти-фифти. С меня хватит, родное правительство так не объёбывает, как это сделал адвокат.
Они медленно двинулись в сторону турбазы. Андрей постоял на берегу, посмотрел в сторону города, от которого их отделяла река, три километра холодной тёмной воды, и пошёл вслед за своими друзьями.
Он шёл, прислушиваясь к их разговору. Вскоре ему стало ясно, почему так недоволен Трезор. Он свёл дружбу с Лиманским, сотрудником службы безопасности банка, в котором Кондауров хранил некие ценные бумаги. Получив дубликат ключа от ячейки, Лиманский должен был изъять бумаги, и передать их Трезору. За это безопаснику, зарабатывавшему всего сто пятьдесят долларов в месяц, было обещано пять тысяч долларов. Получив эти деньги, он планировал уехать в родную Белоруссию.
Однако, всё пошло не так, как было задумано. В последнюю минуту Трезор выставил у входа в банк двоих парней, которые должны были незаметно вести Лиманского три квартала до места встречи. Эта мера предосторожности оказалась не лишней. Выйдя из банка, Лиманский направился в противоположную сторону. Следившие за ним подумали, что он запутывает следы, и в итоге пойдёт туда, где ждёт его Трезор. Вскоре они поняли, что это не так. Лиманский шёл прямо на автовокзал. Тогда парни догнали его, затащили в подворотню, и напомнили о встрече. Один остался сторожить, другой побежал на автовокзал. Там он нашёл телефон-автомат, и сбросил сообщение Трезору.
Когда он подъехал, стало ясно, почему вдруг у Лиманского так резко изменились планы. В ячейке, кроме ценных бумаг, оказалось двести тысяч долларов, на которые, собственно, никто и не рассчитывал. «Двести больше пяти» – сосчитал в уме Лиманский, и решил скрыться. Но дорога оказалась недолгой, и привела она не в Белоруссию, а на пустырь позади пивного ларька.
Ему ещё раз объяснили неправоту его действий, затем затолкали в багажник, и отвезли за город, на песчаный карьер. Там ему выстрелили в голову, сняли с него униформу – чтобы труднее было опознать – и закопали поглубже в песок.
Рассчитывая на справедливый делёж, Трезор отвёз всю добычу Еремееву. Но не тут-то было. Адвокат отдал ему обещанные десять тысяч долларов, и помахал ручкой, выгадав при этом пять тысяч, сэкономленные на Лиманском. Даже если бы Трезор схитрил в малом – не стал бы рассказывать, как обошлись с безопасником – то забрал бы себе эти пять тысяч.
Возле дома Трезор с Второвым остановились, чтобы закончить разговор.
– Может, он скрывается в пампасах, а мы тут с тобой напланировали…
– Скорее остальные жители скроются, чем он, – возразил Второв.
И они сошлись во мнении, что богу было угодно прекратить земные испытания адвоката Еремеева, и забрать его душу себе. Второв, повеселев, приобнял Андрея за плечи:
– Ладно, дружище, кайфуй, но сильно не расслабляйся. Выкатишь равноценную тёлку, тогда будем в расчёте.
Похлопав по спине, добавил:
– Шутка, не бери в голову. Пойдём, нас уже заждались.
Глава 84
- Я нарисую свою боль
- Дождем на оконном стекле.
- Там будут рельсы и шпалы встрой,
- Там будут часы на стене.
- Пусть это банально, там будет луна,
- И над обрывом в небо стена.
- Там будет рассвет,
- Там будет биться чужая вина,
- И зимних деревьев скелет.
- Там лед навсегда заморозит свечу,
- Там камень растает, – я так хочу!
- И будут следы обезглавленных ног —
- То ли распятие, то ли крест…
- На солнцекрестке бессчетных дорог
- Тот, кто упал и воскрес.
- Я изваяю свою боль
- Из гвоздей и осколков тоски,
- Здесь нехитрым будет крой:
- Проще, чем вязать носки.
- Справа легкая, как вата,
- Как пушистый нежный мех.
- Удушающа расплата
- Обойдется без прорех.
- Немного битого стекла,
- Где кровь кипящая текла.
- Осколки каменных зеркал,
- Упруга тень легла,
- И нож послушно пену рвал
- На лепестках цветка.
- И будет аромат у моей боли:
- Немного кипятить кофейных зерен,
- Немного писем сжечь,
- Лампадного масла и восковых свеч,
- Добавит жасмина, лимона и роз,
- Зеленого чая, сирени,
- Испуга смерти, пустых угроз,
- И Божьей сени,
- Дорожной пыли, майских дождей,
- И от безвременья страшных смертей.
- Пусть будет звук у моей боли,
- Железнодорожных колес стук мерный,
- Звук рассыпаемой соли
- И текущего крана – нервный.
- Стоны осеннего ветра,
- Плеск ледяной волны,
- Падение черного снега —
- Поступь немой тишины.
- Рыдание горя у гроба,
- Жалобный писк котят,
- Скрипка в грязи перехода,
- Монеты милостыни звенят.
- Что-то обидное в спину кричат,
- О чем-то хорошем молчат.
- Пусть будет вкус у моей боли:
- Соль и лимон без текилы,
- Как шерсть варежки для моли,
- Сухость во рту уходящей силы.
- Вкус горсти снотворных, стакана воды,
- Безумная горечь нежданной беды.
- Вкус еды постылой
- И приторно-сладкой слезы.
- Вкус забытого поцелуя,
- Тающий снег на губах.
- Все, что ни вкушу я, —
- Есть или кажется прах.
- Здесь поэма моей боли,
- Что в губах, руках, глазах,
- Отпущу ее на волю,
- Пусть летит на сна крылах.
- Ты расти и крепни боль,
- Мне до смерти быть с тобой.
Глава 85
Иосифу Григорьевичу пришлось самому себе признаться, что «ВХК» ему не под силу, даже при поддержке Шарифулина. Однако, то, о чём удалось сговориться с Градовским, весило больше, чем «Бизнес-Плюс», от которого пришлось отказаться.
Заводовский был восстановлен в должности генерального директора, Шмерко дали должность заместителя. Заведующему складом, коммерческому директору, и начальнику отдела охраны оставили места в камерах СИЗО. В список дилерских компаний была включена фирма, которую Шарифулин учредил специально для работы с химическим комбинатом. На предприятии по-прежнему находились сотрудники ОБЭП. К расследованию привлекли финансовых экспертов, аудиторов, налоговиков. По окончанию расследования планировалось начать оценку имущества предприятия, необходимую для проведения торгов по продаже госпакета акций.
Конец января – так начальник ОБЭП определил крайний срок, не позже которого должна быть решена судьба бывшего замдиректора «ВХК». 31 января Виталия Першина доставили из СИЗО в здание областного УВД, и привели в кабинет Паперно. Как и в предыдущий раз, оперуполномоченный доложил Павлу Ильичу о собранных материалах, только на этот раз времени ушло гораздо больше. Затем оперуполномоченный удалился, а Паперно позвонил Давиденко.
Войдя, Иосиф Григорьевич насмешливо поинтересовался, дошло ли, наконец, до подследственного, что догнать ветер можно только, уподобившись буре. Не дожидаясь ответа, стал излагать принятое решение.
Подследственный Першин будет выпущен на свободу под подписку о невыезде. По окончанию следствия состоится суд, который и решит окончательно степень вины и меру наказания.
Это милостивое решение продиктовано следующими обстоятельствами. Свобода нужна бывшему замдиректора не для продолжения преступных махинаций – с завода он уже уволен – а для координации деятельности контролируемых им дилерских компаний – «Транскомплекта» и «БМТ». Иосиф Григорьевич написал на листке бумаги цифру, вдвое превышающую установленную ежемесячную плату для Першина, и передал ему этот листок.
– Эту плату ты будешь передавать нам так же непрерывно, как дышишь. Никакой помощи при этом не жди, игра пойдёт в одни ворота. Попытаешься люфтить – моментально окажешься за решёткой. Материала на тебя собрано столько…
И он указал на заваленный папками стол.
– … Покажешь хорошую финансовую дисциплину – будем ходатайствовать за тебя в суде.
Махнув рукой Паперно – мол, разговор окончен, уводите – Иосиф Григорьевич вышел из кабинета.
Глава 86
Отправленное в «Эльсинор» резюме оказалось выстрелом в десятку. В последних числах декабря Андрею позвонил Олег Краснов, менеджер по регионам, работавший в московском офисе компании. Он разговаривал так, будто решение о трудоустройстве уже принято, и осталось утрясти небольшие формальности. Поздравив друг друга с наступающим Новым годом, договорились созвониться в середине января, причём Краснов оставил номера домашнего и сотового телефонов.
Он действительно позвонил, как обещал, и предупредил о том, что Онорина Ларивьер, глава представительства, в ближайшее время будет лично интервьюировать соискателя, и разговор будет на английском языке. Знание языка является одним из главных условий при приёме на работу. Андрей срочно нанял репетитора и стал заниматься английским.
Звонок не заставил себя долго ждать. Повезло, что английский для Онорины, француженки по национальности, не был родным языком. Андрей прекрасно понимал, о чём идёт речь, но отвечал с трудом, подолгу подбирая слова, выстраивая из них фразы. Неожиданностью был вопрос об ожидаемой оплате труда. Осведомлённый о том, что зарплата в «Эльсиноре» выше, чем в других инофирмах, Андрей сознательно назвал среднюю цифру – пятьсот долларов. Это, мол, предел мечтаний. Онорина немного повеселевшим тоном сообщила, что стартовый оклад составляет восемьсот долларов, а ещё сотруднику предоставляется служебный автомобиль. И, пожелав удачи, порекомендовав к моменту собеседования улучшить знание английского языка, она попрощалась.
Андрей тут же отзвонился Краснову и доложил о телефонном собеседовании. Тот сказал, что с главой представительства он всё уладит, теперь нужно выдержать собеседование с area-manager, – менеджером по Восточной Европе, который в начале февраля прибудет в Москву.
Оставалось гадать, чем так Андрей смог очаровать московского менеджера по регионам, которого ни разу в жизни не видел, и который вдруг взял его под опеку, не устраивая, как это принято, многоступенчатого конкурсного отбора среди десятков кандидатов.
В начале февраля Андрей был вызван в Москву. Прибыв в столицу на купленном недавно японском микроавтобусе, – нужно было пройти техосмотр на фирменном сервис-центре, – он сразу же поехал в гостиницу «Олимпик-Пента», в которой остановился area-manager, и там, в одном из конференц-залов, должно было состояться собеседование. Остаток времени до начала встречи было посвящено штудированию конспектов по английскому.
Поднявшись на нужный этаж, он встал у окна, и стал ждать. По коридору прохаживалась девушка, и, судя по её тревожным взглядам, которые она бросала на заветную дверь, это была соискательница. Мимо них, прихрамывая, прошла женщина с фирменным гостиничным бейджиком. Вскоре из конференц-зала вышел молодой человек, следом за ним – высокий мужчина в возрасте около тридцати пяти лет с тростью. Прихрамывая, он подошёл к девушке, и пригласил её пройти в зал. Затем подошёл к Андрею, внимательно ощупывая взглядом, назвался Олегом Красновым, и сказал, что именно так представлял себе волгоградского сотрудника. После этого он вернулся в зал.
Время тянулось медленно. Прошёл уже час против назначенного времени, когда из зала вышел импозантный мужчина, высокий, седой, в очках, судя по всему, иностранец… с тростью. Хромая, он подошёл к лифту, и нажал на кнопку. Отсутствовал он недолго. Минут через десять двери лифта открылись, иностранец проследовал, хромая, обратно в зал.
Андрей решил, что, если его примут на работу, то обязательно сломают ногу, и выдадут – в придачу к служебному автомобилю – служебную же трость. Через полчаса дверь открылась, и вышла девушка – здоровая, сияющая, и на своих ногах. Следом выглянул Краснов, и позвал Андрея.
За широким длинным столом напротив него сидели трое: миловидная сорокалетняя женщина с короткой стрижкой и глазами-пуговками, представившаяся Онориной Ларивьер, о состоянии её нижних конечностей приходилось лишь догадываться; Паоло Альбертинелли, area-manager; и Олег Краснов.
Альбертинелли, смоля сигаретой, изучал резюме, в это время его коллеги объясняли ему, что молодой человек напротив – лучшее, что можно найти в Волгограде, а интернатура по офтальмологии и связи среди глазных врачей, несомненно – одно из главнейших его преимуществ перед остальными кандидатами.
Небрежно отложив резюме в сторону, Альбертинелли приступил к собеседованию. Повезло, что английский и для него не был родным языком, слова он проговаривал чётко, не глотал окончания, и Андрей его прекрасно понимал. Но ответы на его вопросы оставляли желать много лучшего. Онорина помогала ему, давая подсказки в виде «помните, вы же говорили мне о том, что…». Быстро покончив с формальной частью, касавшейся опыта продаж и знания фармацевтического рынка, Альбертинелли стал расспрашивать о семье, привычках, увлечениях, пристрастиях, политических взглядах. Говорил он развязно, позволял себе грубоватые шутки, прикуривая одну от другой и пуская дым в собеседника; очевидно, уважение к россиянам не являлось его достоинством. Выяснив, что соискатель прибыл в Москву на микроавтобусе, Альбертинелли заинтересовался маркой, годом выпуска, пробегом; спросил, чей это автомобиль, и что это за придурь – приехать за тысячу километров на машине по российским дорогам. Пожалев о сказанном, Андрей с вежливой улыбкой ответил, что машину предоставили родственники – не признаваться же, что скромному соискателю принадлежит автомобиль, приобрести который можно, отложив тридцать эльсиноровских зарплат. Что касается путешествия – он был вызван в срочном порядке, и не было возможности взять билет на поезд. Альбертинелли стал допытываться, зачем родственникам Андрея нужен этот колхозный автомобиль. В его представлении минивэн необходим лишь для перевозки живности – кур, свиней, и прочей скотины. Внезапно оживившись, он стал хрюкать, кукарекать, и кудахтать, – очевидно, вспомнил детство, проведённое в одной из сицилийских деревень: дети семеро по лавкам, обед раз в неделю, деревянные игрушки, прибитые к полу. На этой жизнеутверждающей ноте собеседование подошло к концу. Андрей галантно откланялся, и вышел, сопровождаемый блеяньем, ржанием, мычанием.
В коридоре столпились другие соискатели. Не дождавшись Краснова, Андрей направился на выход – до конца дня он хотел пройти техосмотр, и уехать в Волгоград.
Краснов позвонил на следующий день. Он извинился за шефа, сказал, что «этот итальяшка с чудинкой», и нужное решение обязательно будет принято, коль скоро глава представительства заинтересована. Предыдущая соискательница из Самары, отобранная после нескольких визитов в этот город среди двадцати кандидатов, сразу же понравилась Альбертинелли, она не успела пристроиться на стуле и настроить челюсть, как шеф огорошил её известием об успешном прохождении собеседования. Она с трудом понимала, что ей говорят, английские слова произносила по слогам, о временах не имела ни малейшего понятия, и после первых двух вопросов покраснела, и впала в ступор. Оставшийся час времени Альбертинелли произносил ей комплименты, и трахнул бы её на столе, если б не свидетели. Странные симпатии – она мать троих детей, и в свои тридцать семь уже бабушка, ну, да бог с ним. Важно другое – area-manager остался недоволен Андреем, итальянца смущало всё, особенно английский, между прочим, идеальный на фоне самарянки.
Андрей порывался сказать, что на хрена козе баян, он не собирается лизать итальянскую задницу за восемьсот долларов, но деликатно отмолчался, позволив себе только шутливый выпад в адрес «компании хромоножек». Расхохотавшись, Краснов объяснил, что это чистая случайность – сам он поскользнулся, когда шёл домой со стоянки; а Паоло в день прибытия в Москву перебрал на встрече с клиентами, и, приехав в гостиницу, также поскользнулся – в ванной на мокром кафеле. Что же касается горничной – это просто совпадение.
В этой беседе потенциальный шеф был больше заинтересован в трудоустройстве, чем соискатель. На прощание Краснов сказал, что протолкнёт нужную ему кандидатуру, теперь это для него вопрос принципа.
А через несколько дней он позвонил и сообщил радостную новость: Андрей принят на работу. Оказалось, что в прошлый раз Краснов даже не рассказал обо всех трудностях. На самом деле area-manager с ходу отверг предложенную кандидатуру, и приказал искать новых людей. Онорина дала задание подать заявку в кадровое агентство, но Краснов, очевидно, обладавший определённым влиянием на главу представительства, смог убедить её не делать этого. Основание – длительный, в течение полугода, поиск кандидатов, отобранный претендент – лучший из того, что было просмотрено. Кроме того, Волгоград – крайне важный город, в нём находится филиал МНТК «Микрохирургия глаза», и отказываться от кандидата, имевшего личные связи в этом учреждении – по меньшей мере, неразумно.
Этими и другими доводами Краснову удалось убедить главу представительства. Во время одного из телефонных разговоров с Альбертинелли Онорина, улучив момент, сказала как бы вскользь, что в Волгограде намечаются крупные контракты, поэтому вакансию пришлось закрыть имеющимися кандидатурами, – в ответственный момент опасно оголять стратегически важный участок. Area-manager, очевидно, занятый другими мыслями, или попросту забывший о своей неприязни к претенденту, одобрил это решение.
Да и на кой черт Альбертинелли, – возмутился Краснов, – в ведении которого более двух десятков стран, соваться в отдел продаж Нижне-Волжского региона, когда годовая выручка по всей России в два раза ниже, чем, скажем, в Венгрии?!
В конце февраля Андрей приехал в Петербург на десятидневный трэйнинг. В отличие от других иностранных компаний, представительство «Эльсинор» находилось в северной столице. Причина оказалась на редкость банальной, и в то же время несколько необычной. Онорина в своё время училась в одном из петербургских вузов, ей этот город очень понравился. Впоследствии, работая во французском отделении «Эльсинора», она выиграла конкурс на замещение вакантной должности главы российского представительства компании. Среди множества кандидатов из разных стран у неё были наилучшие показатели. Одним из её преимуществ было свободное владение русским языком. Она заявила, что откроет представительство в Петербурге, и руководство пошло ей навстречу. И многолюдный московский офис, с его высокими продажами, масштабными задачами и большими расходами, оказался в подчинении у петербургского.
Под офис Онорина сняла просторную квартиру в одном из старинных домов на канале Грибоедова. Обучение же проводилось в конференц-зале гостиницы «Прибалтийская». Обучавшихся было двенадцать человек: трое москвичей, двое петербуржцев, четверо из регионов – по одному из Волгограда, Краснодара, Самары, Перми; трое иностранцев – из Венгрии, Чехии, Швеции. Занятия – на английском языке – вела полячка, трэйнинг-менеджер из «Эльсинор Интернэшнл», со странным именем – то ли Ягодвига, то ли Якобыла.
Темы её выступлений были: анатомия глаза, основные заболевания глаз, препараты «Эльсинор Фармасьютикалз», навыки продаж, особенности продвижения продукции компании. Кроме того, она должна была устроить что-то наподобие экзамена, и провести ролевые игры: представитель компании и клиент-врач, представитель компании и клиент-дистрибьютор; в вариациях «хороший» клиент / «плохой» клиент.
По возрасту Андрей оказался самым младшим в команде, однако по части житейского опыта ощущал себя стариком среди подростков. Всё для них было в диковинку, а усвоение истин наподобие «небо светлеет утром, а темнеет вечером» доходило до них с большим трудом. Где уж было им понять, что и это есть понятие для многих спорное, относительное.
Ближе всех по умонастроению оказалась Анжела, дама из Самары. Блиставшая в образе подуставшей порнозвезды, она оказалась умной, интересной, и общительной женщиной. Плохой английский, был, очевидно, её единственным недостатком. По части жизненного опыта она, конечно, могла дать всем собравшимся сто очков вперёд. Ей легко удавалось симулировать идиотски-радостное настроение, охватившее коллег, весь этот щенячий восторг по поводу трудоустройства в иностранной компании, однако, было видно, что она, хоть и неплохо, всё же играет. Оставалось лишь гадать, какая нужда погнала Анжелу на эту работу в её тридцать семь лет.