Добро пожаловать в Некрополь Бортников Сергей

– Ишь, какой ты жалостливый, москалик…

– Сам такой! Я з Кашивки, що биля Ковеля, можэ, чув? – наконец догадался перейти на родной язык чекист.

– Чув, звычайно… Так чому ж ты не по-нашему балакаешь? Бери, сынку, бери всэ, потим пры нагоди виддасы!

– Дякую… Тилькы ж дывысь, нимцям про мэнэ – ни слова!

– Домовылысь.

Бежать в кирзовых сапогах, которые к тому же оказались на размер меньше и сильно жали, натирая до крови уставшие ноги, было невыносимо трудно. Порой хотелось снять их и выбросить куда подальше. Но совсем без обуви – тоже никак! Особенно ночью. Пришлось терпеть…

Однако вскоре ему опять повезло.

Вечером Иван заметил возле одного из сёл на опушке леса подростка, что-то строгавшего острым самодельным ножом, и, позаимствовав ненадолго у него инструмент, отрезал носки сапог. Так, с торчащими наружу пальцами, и устроился на ночлег в халабуде, сооружённой деревенскими пастухами для того, чтобы было где укрыться от дождя и ветра.

А утром его разбудили чьи-то голоса:

– Дывысь, Тымко, тут хтось е!

– А ну, вставай. Хутко!!!

Выйдя из укрытия, он увидел двух мужиков, немногим старше его. У одного из них на плече болталось охотничье ружьё.

– Кто такой? – процедил тот сквозь зубы.

– Иван я… Ковальчук.

– Звидкы?

– З Кашивкы… Це за Голобами[14].

– Знаю… Що тут робишь?

– Не бачите, сплю.

– Невже дома не маешь?

– Кажу ж вам… Маю. У Кашивци!

– До неё еще тридцать километров топать…

– Я был у сестры, в Любомле… Аж раптом немец налетел, вот и мушу пробиратыся до дому лесами. У меня ж бо жинка, дети.

– Зрозумило. Що, Петре, нехай йде?

– Та нехай!

– Дякую!

– Йды, тилькы бильше нам не попадайся!

– Добре. А где Ковель, хлопцы?

– Вон там… За лисом. Чуешь выбухи?[15]

– Так.

– Это германец бомбит мисто. Уже пятый день поспиль[16].

– Хиба Ковель не взяли?

– Ни. Там ще Советы хозяйнуют. Хочеш потрапыты до них у лапы?

– Боронь Боже.

– Тогда иди в обход.

– Зрозумив… Бывайте!

– Та иди уже, иди…

Выходит, Ковель ещё наш?

Ура!!! Это меняет дело!

Ковальчук весело помахал рукой незнакомцам и пошёл прямо на звуки разрывов бомб.

Если провал группы Пухарта ещё можно было хоть как-то утаить (и оправдать), то о загадочном исчезновении русского профессора моментально узнали все высшие чины Третьего рейха.

Первым из посвящённых стал Шпеер, имевший личного осведомителя среди светил науки, отправленных в командировку на Свитязь.

Доложить всё, как есть, фюреру, он, ясное дело, не решился. Напротив, стал искать выход из создавшегося положения и немедля вызвал к себе Штольце, головой отвечавшего за успех всей операции.

Ветеран абвера вытянулся в струнку перед штатским архитектором и не знал, что сказать в своё оправдание.

С одной стороны, пропажа Вениамина Сигизмундовича – серьёзный удар по «Урановому проекту», с другой – всё не так уж и плохо! Никаких свидетельств о том, что учёного похитили русские, у его ведомства нет.

Да и не было у противника на это времени. Не было!

Придя к такому выводу, Эрвин окончательно успокоился и уже до конца беседы не терял самообладания. Даже перешёл в контратаку, когда Альберт начал повышать голос:

– Мои люди действовали строго по инструкции, – вымолвил нарочито жёстко, постреливая злыми глазами. – Никто из них не мог предположить, что этот русский идиот поутру полезет в воду!

– Ладно… Завтра же под любым предлогом вы должны отправиться в Украину, чтобы лично разобраться на месте, что там происходит.

– Есть! – сухо улыбнулся полковник, в глубине души радуясь, что ему удалось выйти сухим из воды, и одновременно наслаждаясь невероятным везением: новый приказ полностью совпал с распоряжением начальника и тёзки – Эрвина Лахузена фон Вивремонта – и… его собственными планами. Штольце как раз собирался посетить оккупированную территорию для координации действий с украинскими националистическими организациями, лидеры которых давно состояли у него на связи, как, например, Степан Бандера (Серый), Андрей Мельник (Консул-1), Рихард Ярый (Консул-2).

Ковель готовили к сдаче. Эвакуировали людей, взрывали промышленные предприятия, расстреливали узников тюрьмы, которые могли стать потенциальными предателями.

Все эти мероприятия осуществлялись в основном силами партаппарата и его карающего меча – органов госбезопасности, поэтому в здании, где располагался отдел НКВД, было немноголюдно.

– Вы к кому? – пытливо глядя в глаза Ковальчуку, поинтересовался дежурный офицер.

– Есть кто из начальства?

– Никак нет. Все на объектах! А вы кто будете?

– Капитан госбезопасности Ковальчук.

– Слыхал! – уважительно изрёк младший лейтенант.

– Срочно свяжите меня с Луцком. Мне нужно сделать доклад товарищу Белоцерковскому. Лично!

– Вы что, с Луны свалились? Связи давно нет. Ни с Луцком, ни с Киевом, ни с Москвой – диверсанты повалили все столбы в районе.

– А по рации?

– Радиостанции немцы пеленгуют и сразу уничтожают прицельным артиллерийским огнём.

– Понял…

– Простите, а документы у вас есть?

– Никак нет.

Дежурный потянулся за пистолетом.

– Отставить… Ты что, новенький?

– Так точно!

– Меня знает в лицо всё ваше руководство. Потрудитесь доложить!

– Есть!

Дежурный окликнул одного из сержантов и, ни на миг не выпуская из поля зрения подозрительного посетителя, велел бойцу срочно найти кого-нибудь из руководящего состава.

Сержант лихо козырнул и помчался выполнять приказание.

Спустя десять минут он вернулся в сопровождении невысокого худощавого парня в штатском, в котором Ковальчук без труда узнал офицера связи Проскурина по кличке Дробный.

– Ну, наконец-то… Саша, родной, делай что хочешь, только соедини меня с начальством.

– Ой, не знаю, товарищ капитан… Вчера Иван Митрофанович случайно дозвонился, но только поздоровался и сразу пропал.

– Чёрт возьми! Чёрт возьми!..

– Иногда связь пробивает, но обещать, сами понимаете, ничего нельзя.

– Сядь в коммутаторной – и жди. Может, объявится хоть кто-то: нарком, его заместители, начальник управления, командующий 5-й армией – сразу дай мне знать! Дело особой государственной важности.

– Сейчас, Иван Иванович, все дела такие, – философски рассудил Дробный.

Симпатичная телефонистка спокойно дремала у приборной доски.

Когда Проскурин передал ей просьбу Ковальчука, она что-то покрутила, чем-то пощёлкала и вдруг вполне отчётливо услышала голос, не узнать который было трудно, ибо он принадлежал не кому-нибудь, а наркому госбезопасности УССР товарищу Мешику.

– Павел Яковлевич! Это капитан Ковальчук! – выхватив трубку, заорал в микрофон Иван Иванович. – В районе Свитязя враг замышляет нечто очень странное…

– Иди ты в задницу со своим Свитязем! Где Ковельский гарнизон?

– Не могу знать… Передаю трубку лейтенанту госбезопасности Проскурину.

– Товарищ нарком, часть наших войск защищает город, часть по приказу командования сегодня утром выдвинулась в Луцком направлении, чтобы по пути соединиться с подразделениями пятой армии, отступающими от Владимира-Волынского и Локач, – бойко отрапортовал тот.

– Вернуть! Немедленно вернуть! – рассвирепел Мешик. – Луцк вчера сдали немцам.

– Есть вернуть! – по инерции ляпнул Дробный, после чего положил трубку и тяжело вздохнул, ибо как выполнить приказ, он конечно же не знал.

Ковальчук ещё требовал организовать ему встречу с партийным активом Ковеля, но после того, как Проскурин признался, что чуть ли не все руководители города и района сбежали в Киев ещё в первый день войны прямо с пикника, который они по поводу выходного дня устроили в лесу между Ковелем и Маневичами[17], куда добирались личным поездом, наконец угомонился и теперь спокойно сидел рядом с телефонисткой, обхватив двумя руками вдруг потяжелевшую голову.

Он наконец чётко осознал, что кроме как на себя самого рассчитывать в такой ситуации больше ни на кого не приходится, и собрался в дальнейшем действовать строго по обстоятельствам, исключительно в порядке личной инициативы.

Дверь скрипнула, и на пороге кабинета, в котором стоял коммутатор, появился высокий мужчина, загородивший своими широченными плечами весь проём, один из руководителей Ковельского городского отдела НКВД Загорулько.

– Иван Иваныч, дорогой, какими судьбами?

– Да вот, пробегал случайно мимо…

– Пошли ко мне, посекретничаем.

– Давай, я только этого и ждал.

– Хреновы наши дела, Митя…

– Я это давно понял.

– Прёт немец так, что волосы встают дыбом. Танк за танком, машина за машиной… Небо черно от самолётов, а наши, сталинские, соколы где, я спрашиваю?

– Где, где, в… Короче, сам знаешь, в каком месте.

– Точно…

– Под Ковелем, в Велицке[18], до войны аэродром был – мощь! Ни одна машина взлететь не успела. Все немец на земле раздолбал.

– Я с полсотни километров пешком шёл. Организованного сопротивления нигде не наблюдается. Красноармейцы по кустам прячутся, в бой идти не хотят. А всё потому, что связь отсутствует, взаимодействие между войсками.

– Спору нет – лучше нашего они к войне подготовились. Накануне вторжения просто забросали район диверсантами, кстати говоря, из числа нашего с тобой брата, украинцами по национальности. Те такую бурную деятельность развили, что просто капец. Ни одного целого столба не оставили. Кабеля телефонисты менять замахались.

– Ты, Митя, уходи с нашими войсками, а я дома останусь. Затихарюсь ненадолго – и за работу.

– Какую?

– Буду организовывать подполье, согласно предписаниям нашей организации. А ты, когда окажешься в безопасном месте, добейся встречи с самым большим начальством, Мешиком или, может быть, даже Берией. Назовёшь три фамилии. Запомни: Селезнёв, Штольце, Липке. Скажи, что все они здесь – на Свитязе. Для чего – пытается разобраться Ковальчук, понял?

– Так точно.

– Заинтересует – пусть сразу присылают связника.

– Куда?

– В Кашовку. Я буду там.

– Понял… Оружие у тебя есть?

– Нет. Сдал Сурженко. Так спокойнее. А вот бумагу мне какую-нибудь на всякий случай выпиши.

– Пропуск?

– Типа того… Да посерьёзнее: оказывать всяческое содействие…

– Не положено. Только в установленной форме.

– Хорошо. Как сделаешь, так и будет. Печать не забудь поставить: районный отдел НКВД. Чтобы солидно было!

– Сделаем.

– Заранее благодарен.

– Не за что. Ты того, держись, Ваня… А я дойду, можешь не сомневаться, и всё в точности передам кому следует.

– Не сомневаюсь. Иначе б не сказал тебе ничего.

Общими силами Ковальчуку собрали котомку. Буханка хлеба и добрый кусок сала – что ещё надо украинцу для полного счастья?

На выходе из Ковеля стоял КПП.

Совсем юный лейтенант-пехотинец, недавно определённый в комендантскую службу, как раз поднял шлагбаум, пропуская большую группу красноармейцев.

– Куда это они? – с равнодушным видом справился чекист, то ли пытаясь что-то уяснить для себя, то ли проверяя бдительность молодого офицера.

– А вам-то что? Документы! – показал зубы тот. – Не мирное время, как-никак, – война!

– Держите…

– «Гражданину Ковальчуку Ивану Ивановичу разрешается передвижение по городу Ковелю и Ковельскому району с 6:00 до 22:00…» Что, из тюрьмы освободились?

– Нет.

– Почему тогда гражданин, а не товарищ?

– Форма такая…

– «Заместитель начальника городского отдела НКВД Загорулько». Нет, вы точно уголовник. Или, может, буржуазный националист?

– Ну, зачем так, товарищ лейтенант? Может, я выполняю какое-то особое задание?

– Непохоже! Кто вам выписал пропуск?

– Лично лейтенант Загорулько.

– Имя-отчество?

– Дмитрий Евстафиевич.

– Как он выглядит?

– Два метра ростом. Косая сажень в плечах. Похож?

– Так точно. Можете идти, товарищ.

– Спасибо. И всё же… Куда это они?

– Военная тайна!

Ковальчук догнал отряд красноармейцев и пошёл позади них по Луцкому шоссе. Совсем скоро он свернёт налево и направится на восток. Там, ровно посередине между Ковелем и Маневичами, лежит его родная Кашовка. Самое светлое, самое счастливое место на свете…

Капитан приветливо махнул рукой незнакомому бойцу из последней шеренги, время от времени поворачивавшему голову назад, показывая, что дальше ему с ним не по пути, и сошёл с мощёной дороги.

И вдруг вспомнил…

Всего в нескольких километрах от места, где он сейчас волею судеб оказался, находится небольшая деревенька Битень, где ещё до войны был тайно оборудован резервный командный пункт 5-й армии.

Именно там сейчас могут пребывать и Потапов, и Белоцерковский, и многие другие товарищи!

К тому же на КП точно есть связь с киевским и московским руководством…

Он весело улыбнулся (сам себе, лесу, солнцу) и побежал догонять скрывшихся за поворотом солдат.

– Стой, раз-два! – скомандовал лейтенант, и колонна замерла у поворота на Битень.

А сам офицер решил проверить документы странного мужчины, увязавшегося за его отрядом ещё от Ковеля.

Ковальчук предъявил пропуск и по-военному добавил:

– Следую за вами в резервный командный пункт для встречи с начальником особого отдела.

– Становитесь в строй…

– Есть!

Капитан занял свободное место рядом с солдатом, с которым по пути обменивался дружескими знаками, и, как все, стал твёрдо чеканить шаг.

Скопление войск, спешно занимающих новую линию обороны после поражения под Луцком, было видно издалека. Здесь и бойцы-артиллеристы первой противотанковой бригады Москаленко, и пехотинцы Федюнинского, и лётчики, и танкисты, и пограничники. Их явно недостаточно для организованного сопротивления врагу – большинство бойцов просто разбежались по лесам, и отряд, вместе с которым прибыл Ковальчук, был призван заткнуть образовавшуюся брешь.

Лейтенант лично сопроводил «приблуду» в штаб и доложил дежурному:

– Этот гражданин требует встречи с начальником особого отдела.

– Понял. Как вас представить?

– Иван Иванович Ковальчук.

– Звание у вас есть?

– Никак нет. Штатский я.

– Понял!

Красноармеец скрылся в бетонном бункере, ненадолго оставляя капитана наедине со своими большей частью грустными мыслями.

Опытный контрразведчик хорошо знал, что скоро к нему выйдет либо сам подполковник Белоцерковский, который в случае войны должен был занять пост начальника Особого отдела 5-й армии, либо (если Иван Митрофанович, не дай Боже, мёртв) кто-то из его заместителей, но всё равно нервничал.

Неизвестно, как воспримут его неожиданное воскрешение коллеги!

Однако то, что происходило дальше, превзошло все самые оптимистические ожидания.

Белоцерковский был не просто рад – счастлив!

– Ваня, дорогой, жив!!!

– Так точно жив, товарищ майор.

– А мы от тебя весточку получили…

– Какую?

– Вчера участковый Тур доставил в Битень профессора Селезнёва. Мы на этом деле столько плюсов перед Ставкой заработали!

– Рад стараться. Володя здесь?

– Здесь, где же ему быть? Он вышел к войскам 61-го полка под командованием Григория Сергеевича Антонова и дальше пробирался вместе с ним.

– Ну, слава богу.

– Что, веровать начал?

– Никак нет… Так, Иван Митрофанович, к слову пришлось.

– Как оказалось, профессор Селезнёв – наш ведущий специалист в области ядерных исследований. Конечно, сволочь ещё та! Ему, по всей видимости, была известна точная дата начала войны, ибо 21-го он выехал из Киева в Ковель, а уже оттуда добирался в деревню Свитязь.

– С какой целью?

– Это ты у него спроси.

– Спрошу… при первой возможности. А подполковник Сурженко?

– Георгий Георгиевич?

– Да. Я передал ему табельное оружие и служебное удостоверение.

– Можешь запить водой.

– Это почему же?

– Он даже свой партийный билет заханырил так, что не смог найти. Бросил оружие, переоделся в гражданское платье…

– Платье?

– Но не в буквальном смысле, как его бабы понимают.

– Ясно… Вы как себе хотите, а я в предательство Георгия Георгиевича ни за что не поверю. Доверяю ему, как самому себе!

– Это хорошо, Ваня, очень хорошо, что ты не сомневаешься в товарищах. Но… Я уже поставил перед высшим руководством вопрос о лишении Сурженко воинского звания[19].

– Зря. Честное слово – зря! Не наказывать его надо, а поощрять. Если б не бойцы 98-го погранотряда, немец давно взял бы Ковель!

– Ладно. Не горячись. В Москве с ним разберутся. Как всегда, честно и объективно.

– Ну да… Объективно! Главное, чтоб по справедливости…

– А теперь рассказывай в подробностях об этом деле, – приказал Белоцерковский и только тогда представил своего спутника: – Михаил Иванович Потапов, командующий пятой армией РККА.

– Капитан госбезопасности Ковальчук.

– Помню. Мы с вами неоднократно общались по телефону. В Луцке, – приветливо улыбнулся командарм.

– Так точно.

– Прошу вас… Докладывайте… Ничего не упуская.

– 21 июня к нам в управление поступил сигнал от капитана Ковалёва, заместителя начальника 98-го погранотряда по разведке, об активизации деятельности немецких диверсантов в зоне ответственности восьмой заставы.

– Товарища Старовойтова? – уточнил Потапов.

– Так точно.

– Молодой, но довольно толковый офицер, грамотный, честный.