Подвиг в прайс не забьешь Негривода Андрей

– А твоего разрешения, братишка, никто и не спрашивал! – улыбнулся Тень. – Все, как в армии бывает! Не забыл?.. За тебя уже подумали! Твое дело – только исполнять и, если можешь, улучшать поставленную задачу...

– Ладно... Еще что-то? Говори, и я буду спать – устал что-то...

– Док дал добро... Будешь знакомиться со своим взводом по-новому... С каждым в отдельности...

– А вот это правильно... – проговорил Андрей и провалился в забытье...

8 марта 2008 г. Москва.

«Юбилей»

...Андрей проснулся сегодня очень рано. Нет, для любого военного, конечно, 6.00 – это самая что ни на есть норма жизни! А для легионера и того раньше – подъем в 5.00!.. Только... Вот какая незадача... Он уже давно не был военным... Давно!.. Теперь Андрей, наш Филин или Кондор, Чиф или Комар[39]– это уж кому как удобно, был обычным, не выделяющимся из московской толпы человеком. Хотя нет!.. Наверное, все же выделяющимся... Своим взглядом! Недаром же известные на всю Россию своей прилипчивостью московские патрульные милиционеры, которые словно рентгеном сканировали своими пытливыми взглядами пробегающую мимо толпу и очень умело выуживали из нее приезжих, отводили от его взгляда свои глаза... Они их прятали или попросту делали вид, что заметили что-то суперинтересное где-то там, за его спиной...

Но... Как бы там ни было, а он теперь был обычным «пиджаком» и вставал по утрам уже в 7.30, а иногда позволял себе поспать и до 8.00... Но сегодня... Сегодня ему не спалось... И дело было не в самом, наверное, красивом весеннем празднике! Празднике, на который абсолютно все женщины всегда преображаются, расцветают и становятся королевами, даже если до этого они ими не были! Хотя... Для каждого любящего мужчины его женщина – его Королева!.. И он, конечно же, уже с самого утра, еще такую трогательно-сонную, поздравил с Восьмым марта свою женушку Иришку и позвонил матери, в Одессу... Но... Дело было не в этом!..

Сегодня у Андрея был юбилей... Странный и понятный только ему юбилей... Сегодня у него был «День Памяти»...

Он с самого утра засел за свой компьютер и...

  • ...Книга Памяти хранит
  • Память павших, но не верьте,
  • Холоднее, чем гранит,
  • В этой книге даты смерти.
  • В восемнадцать-двадцать лет
  • Жизнь лишь только начиналась,
  • И, как сорванный букет,
  • Распустившись, оборвалась...
  • В Книге Памяти стоят
  • Лишь фамилии и даты,
  • Под плитой гранитной спят
  • Наши юные солдаты.
  • С необъявленной войной
  • Им никак не рассчитаться,
  • Перед горькой их судьбой
  • Нам вовек не оправдаться.
  • Эти юные года
  • В поколенье растворились,
  • Нет у Родины угла,
  • Где бы слезы не пролились.
  • Кто же кровью написал
  • Эти столбики фамилий?
  • Кто на смерть их посылал?
  • Почему их не спросили?..

«...Ну что, Андрюха? Десять лет сегодня? Десять лет!..»

Странная это была дата и странный день... Так уж сплеталось у него всю жизнь, что все или почти все события, которые случались с ним, приходились на какие-то праздники... Чтобы не забывалось, что ли?..

«...Я тогда, в 98-м, совсем плохой был... Голодный, отощавший, злой на весь свет и одинокий... Еж тогда, в том баре, появился не случайно... Нет, не случайно! Знак это был какой-то, наверное...»

Он сидел у своего компьютера в Москве, а его память, словно фантастическая «машина времени», попросту взяла да и перенесла Андрея на десять лет назад, в Израиль, в город Нетанию...

...День тот был выходной и по-израильски теплый – весна в Израиле наступала резко и давала о себе знать весенними душными хамсинами – ветры такие из пустыни Нэгев, при которых температура воздуха могла подняться и до 35, и до 40 градусов...

Андрей сидел за столиком открытого кафе и медленно, со смаком потягивал из большой кружки пиво «Туборг», когда прямо перед ним остановился молодой мужчина в военной форме Французского иностранного легиона. Собственно, он догадался об этом по красно-бело-синему триколору французского флага, нашитому на камуфлированной рубашке.

– Андрюха? Ты?

Что-то очень знакомое было в лице этого широко улыбавшегося парня, но память Филина отказывалась помогать своему хозяину. Андрей жестко потер ладонью лоб и... Словно включил в своей голове какой-то рубильник:

– Серега! Ежик!

– Бродяга! Узнал!

Они обнялись и уселись за столик.

С Сергеем Палием они учились в училище в одной батарее, но в разных взводах. А кличка Еж за ним закрепилась за ершистый характер.

– Ну, рассказывай! – принялся расспрашивать Андрей. – Что ты? Где? Как?

– После училища послужил всего год. В Германии. В 89-м нас вывели. Я написал рапорт и уволился из армии. А в 90-м приехал сюда на ПМЖ...

– Ты ж не еврей!

– Да и ты тоже! «Жена еврейка – это не роскошь, а средство передвижения!..» – Он поднял указательный палец вверх и весело засмеялся. – Тут мы с тобой абсолютно равны... Ну, вот... Пару лет помаслал на «народных стройках страны», развелся и в самом начале 92-го, в январе, сразу после Нового года, плюнул на все да и рванул в Легион. Там наших офицеров с руками и ногами отрывают – до 30 процентов личного состава наши! Ну и вот!.. Отслужил два трехгодичных контракта, деньгу поднакопил немного и уволился... У меня есть небольшой домик около Марселя, а в самом Марселе небольшой бар. И зовут меня теперь не Сергей Палий, а Жак Рано. Такие дела...

– А здесь зачем?

– Хочу родителей к себе забрать.

– А дети?

– А вот детей, Андрюха, у меня нет. Но скоро будут! Я там уже и жениться успел... Ну, а ты как?

Через час Сергей знал всю историю Филина.

– ...Слушай! А ты-то сам не хочешь в Легионе себя попробовать?

– А не поздно по годам-то?

– До тридцати пяти – запросто! А так если официально, если физически тянешь, то до «сороковника» можно! А я бы тебе подмогнул немного: сержант Рано не самый последний человек в среде «Диких Гусей», я тебя уверяю!..

Раздумывал Филин недолго – минуты хватило для принятия решения:

– А знаешь что, Ежик! А давай! Терять мне здесь на самом деле нечего!..

...8 марта 1998 года Филин занял кресло в самолете, совершавшем рейс Тель-Авив – Марсель. За спиной оставались три года мытарств и разочарований на земле обетованной... А впереди... Впереди его тогда ждала работа, по крайней мере, в которой он был профессионалом, которую знал и умел делать! Филин был и оставался настоящим ремесленником войны... А тогда, в 98-м, через три месяца после своего развода, он, тридцатилетний пенсионер Советской армии, был по-настоящему зол, бескомпромиссен, полон сил и энергии, и... Ему действительно нечего было терять...

...«М-да, Андрюха... Эх! Та наша встреча... Вот так Ежик и повернул твою жизнь... А теперь... Теперь уже десять лет прошло! Е-мое!!! Десять! Четверть жизни!.. И что? Чего ты достиг, чего добился, „трижды капитан“?..»

Странное было у Андрея сейчас состояние, непонятное даже ему самому. Он все пытался понять... Только вот что? Что он хотел понять в этот день? Это ему и самому было неведомо... Он просто уподобился археологу и копал мысленно лопатой «на удачу», пытаясь извлечь из-под тлена времени что-то, чего не знал или забыл...

«...Ма как-то спросила меня... Когда же это было-то? В 2004-м, кажется... Ну, да! В 2004-м! Я ей тогда еще позвонил из Израиловки, с днем рождения поздравлял... Она спросила: „Ну! Чего же ты добился, сына? За девять лет жизни в Израиле? Есть успехи?“... Мама-мама... Наивная ты моя душа!.. В Израиле... Если бы ты знала тогда, в свои шестьдесят шесть, где и по каким „огородам“ мира носила судьба твоего сына!.. Какой там Израиль, к черту!.. Нет! Правильно я делал... Не знала она с батей ничего, да и не нужно было им этого знать, моим старичкам!..»

Мысли Андрея скакали с одного на другое:

«...Старички мои! – Какая-то теплая волна разлилась в его душе в этот момент. – Дождались вы, наконец-то, что ваш единственный сын больше не служит... Дождались... Хотя я и сейчас не рядом с вами, но, по крайней мере, Россия не Израиль – она поближе будет – сутки на поезде всего-то от Москвы до Одессы... „Золотую свадьбу“ сыграли в этом году! Пятьдесят лет вместе!.. Сейчас такого уже почти и не бывает... А мама... 10 апреля ей исполнится 70... Семьдесят лет!.. Они, старички мои родные, пережили все, что только можно было пережить их поколению! Войну... Ту, Великую Отечественную! А батя, который родился в марте 1931-го, так не просто пережил, а еще и партизанил!.. „Папа Леша“, как уважительно называет его до сих пор Медведь... Его награда „За партизанские действия“ нашла своего хозяина ровно через 47 лет, 9 Мая 1992-го... Теперь он имеет статус „ветерана войны“ и нищенскую по этому статусу „повышенную“ пенсию, потому что успел в своей жизни еще и 45 лет отработать дальнобойщиком... Насмехаются попросту эти современные украинские властишки над такими людьми... Ну, да что уж тут поделаешь... Потом, в 47-м, они, мои старички, пережили голодовку... И выжили!!! Правда... Столько раз я слышал эти их рассказы, столько раз волосы дыбом поднимались! Батя-то хоть постарше уже был! А маме всего-то 9 лет тогда было! Девять!.. „Мама Аня“... Игорек Барзов, Медвежонок мой, только так к ней и обращается – „мама Аня“... А потом они меня из той моей, Советской армии ждали... Потом 10 лет из Израиля... Так и состарились в этих ожиданиях... Родные вы мои, „молодые“ старики, Папа Леша и Мама Аня! Как же я обязан-то вам!..»

Андрей побродил несколько минут по тихой пока еще в этот ранний час кухне, думая о своих родителях:

«...Никогда вы обо мне не узнаете всей правды, родные мои! Никогда!.. Мама только всплескивает руками да спрашивает, мол, а это откуда, тыча пальцем в очередной шрам, когда я приезжаю к родителям теперь летом... А мне что? Говорю, что, мол, болел немного, операцию делали... „Ложь во благо“... Она ведь и так, когда узнает об очередной пережитой мной „болезни“, уходит в себя и плачет по ночам!.. А что было бы, если бы она узнала правду?.. Старички вы мои... Никогда не забуду, как вы меня провожали в эти „десять лет разлуки“, в эту мою добровольную тюрьму, тогда, в 95-м, когда „Дмитрий Шостакович“ уже стоял „под парами“, готовый увезти очередную „порцию“ эмигрантов в Израиль!..»

И опять Андрей вспомнил все... Все, буквально до последних слов...

...Было 22 апреля 1995 года.

... – Андрюша... А может, передумаешь? Ведь не поздно же еще – «Шостакович» отходит только через три часа...

– Поздно, Ма... Уже давно поздно...

– Отпустил бы ты их в этот Израиль... – Пожилая женщина кивнула в сторону своей невестки Ани и внучки Машеньки, четырехлетнего карапуза. – Аня... Ну, что Аня... Найдет себе кого-нибудь, ведь молодая же еще. Сколько ей там, всего-то двадцать пять! Она ж «к себе на родину» едет!.. А Машенька... Так сейчас уже не Те времена!.. И они смогли бы к нам приезжать, да и мы... И ты... Смог бы к ней ездить, отсюда... Денег хватило бы – ты ж сидеть не будешь на месте! Или зря, что ли, этот свой «Белый парус» так тяжело на ноги ставил?! В последний год вон как хорошо жили! И им бы помогал отсюда...

– Нет, Ма, больше «Белого паруса»...

– Как нет? А Игорь твой, где же тогда «генеральным директором» остается? Я же сама этот приказ на машинке печатала, да и другие документы видела!

– Если бы ты знала, Ма, сколького ты не знаешь!..

– Ведь не будете жить!.. Ты не сможешь! Ты чужой там, сына!

– Может быть, Ма, все может быть... Теперь все может быть...

– Сколько ж нам с отцом ждать-то тебя, Андрюша? – Пожилая, утомленная жизнью женщина заплакала. – Сначала из армии твоей ждали, теперь из Израиля... Не молодые уже мы, сына, дождемся ли?..

Ах, какие это были слезы!!! Таким слезам позавидовал бы любой солдат. Да что там любой! Любой из группы Филина!.. А уж эти-то ребята знали цену слезам...

«Мама Аня», как ее любовно называли все друзья Андрея, плакала тихо, по-мужски, по-солдатски, без всхлипов и вздохов. Просто... из ее глаз катились молчаливые, горькие слезы, огромные прозрачные капли...

– Из армии ждали... Только и знали, что по госпиталям ездить... Отец, вон, после твоей Ферганы в две недели седым стал...

– А ты?

– А я еще после Афганистана... Тогда и волосы красить стала, чтобы на работе дурных вопросов не задавали...

– Простите меня, Ма...

– Да, это!.. Ты тогда сам себе профессию выбирал... Нам оставалось только ждать и надеяться... А теперь-то что? Аня?..

– Что, Мама? Что?! Гуляет по мужикам? Так знаю я это!.. Так уж вышло...

– Ну и отпустил бы!

– А Маська? А я?

– Только не говори мне, что не нашел бы, где «голову на подушку притулить»! Знаю я тебя – чай, не ангел в белом!..

– Аня! Оставь его в покое в конце-то концов! – рявкнул вдруг всегда спокойный и уравновешенный отец Андрея, Папа Леша, сидевший на соседней скамеечке, и было видно, что нервничал старик. – Он давно уже мужик! Офицер! Наград, вон, до пупа, что у этого придурка, Лени Брежнева!.. Давно привык сам решать! Посмотри, какие мужики под его командой служили!.. Ты это понимать должна! Раз решил ехать – значит, так надо... Не на всю же жизнь...

– Вы, бля!.. – Женщина срывалась на мат крайне редко, да и то только при сильном волнении, и только в их узком семейном кругу. – Мужики, мать вашу!.. Решают они!..

– Мама! Не ругайтесь! – Андрей не мог не вмешаться. – Я уезжаю не просто так...

– И шо ж тебя туда гонит? Сладкая жизнь?

– Зря ты так, Ма... Знаешь ведь – я такой жизни никогда не искал... Легкой...

– А какого ж тогда?.. Если твоя семья и так развалилась почти?

– Ма... В нашей семье сидел кто-нибудь?

– Где сидел?

– ТАМ!

– Нет... – Женщина непонимающе уставилась на сына. – Сам знаешь...

– Знаю... Потому и не хочу портить семейную традицию...

– А ты что?..

– Лучше быть «невозвращенцем» из Израиля, чем зэком с длительным сроком, лет на двадцать... Если еще дадут им стать...

– Что значит «дадут»?.. Ты что?..

– Я сейчас, Ма, выбираю меньшее из двух зол...

– Наворотил что-то в своем ресторане, а теперь бежишь!

– Я никогда ни от кого не бегал, Ма! – Андрей задумался на секунду. – Просто иногда бывают такие ситуации, когда умнее отступить и даже спрятаться для «меньшей крови»... Поверь уж моему офицерскому опыту... Вот я и отступаю...

– Что ж ты такое?..

– Да уж наворотил...

– А твой Коля? Он помочь не может?

– Это он предложил мне этот «вариант» как самый «бескровный»...

– Ты что, убил кого-то, Андрюша? Господи!..

– Перестань, Ма! Все хорошо... Будет...

– Когда же уже, наконец!..

– Скоро... Поживу там, в этой земле обетованной, годик-полтора, и вернусь...

– Все вместе?

– А вот это уже, Ма, думаю, и сам господь не знает... Но, я вернусь – это-то точно!

– Дай-то бог!..

– Иди, Андрей. Иди, сын, – проговорил Папа Леша. – Попрощайся со своими друзьями... Кто знает, доведется ли еще свидеться?.. Да и тезка вон твой ковыляет, бедолага... А мы тут с матерью посидим по-стариковски да посмотрим на вас издалека... Вояки... Мать вашу...

Ах, как прав был тогда его отец!

Папа Леша тоже был разведчиком... В далеком 41-м десятилетний пацаненок пришел в партизанский отряд, да так и провоевал разведчиком полных четыре года... А медаль его нашла только в 92-м, через 47 лет после окончания войны!.. Преступников, объявленных во всесоюзный розыск, находили быстрее, даже самых отпетых, максимум лет за десять-двенадцать... Видать, они были нужнее этой власти, чем пацаненок-разведчик, которого наградили-таки на 61-й год от рождения...

Провидцем был его отец...

Двоих боевых братьев из своей группы Андрей больше не увидел никогда – Змея и Тюленя.

Они были единственными, кто после всех коллизий не нашел свое место на гражданке и остался служить в уже Российской армии. Да так и остались в ее рядах навсегда...

Первый погиб в Сербии через год, в 96-м... Второй в Чечне, в 97-м, через два...

...Да... Странным и непонятным было тогда, весной 95-го, его решение ехать в Израиль. Странным для всех, потому что все те, кто его знал тогда, все знали и другое: он категорически не хотел ехать в эту страну и уж тем более оставаться там жить... Но так тогда сложились обстоятельства... Которые иногда бывают намного сильнее нас... Понятным и оправданным этот его отъезд был только для очень узкого круга его друзей... Даже его родители не знали и не понимали, что происходит!.. Судьба!.. А потом его понесло... По городам и весям... И началась вся эта сумасшедшая свистопляска 8 марта 1998-го...

...Андрей опять побродил по кухоньке, ровно два шага «туда» и два «обратно», и «его мысли – его скакуны» неожиданно опять свернули «на старую дорогу»...

«...Чего достиг, чего достиг!.. Эх, Ма! Лучше бы ты никогда не задавала мне этого вопроса в надежде на то, что твой сын „выйдет в люди“!.. Ведь вы с батей всю жизнь положили на это... И вы считали всегда, что именно так должен поступать и я, ваш сын... Да я, если честно, именно так и поступал всегда! Только вот подробности этих поступков... Они не для вашего возраста и не для ваших нервов, теперь уже... Так уж сложилось... Ну, не рассказывать же вам, что ваш сын был представлен к званию Героя Союза и не получил его только из-за внутриминистерских коллизий, в самом деле!.. Ну не рассказывать же вам то, что ваш сын почти шесть лет пробегал по джунглям и горам двух континентов, когда вы думали, что он „сидит“ в Израиле и трудится на каком-то заводишке!.. И не рассказывать же вам, что ваш „дебильный“ сын самолично отказался от высшей награды Франции и дворянского титула вкупе с ним из-за своих, русско-офицерских понятий чести!.. Да вы бы мне такое в жизни не простили!.. Хотя... Наверное, и догадываетесь, что та моя пенсия, от которой перепадает ежемесячно и вашему внуку Максиму, и внучке Машеньке, и вам, назначена мне не за красивые глаза и греческо-орлиный „фамильный“ профиль...»

Нет, не сиделось ему сегодня на месте!

Андрей вставал из-за своего «домашнего психиатра» все чаще и чаще... И бродил по кухне, размышляя...

«...Чего достиг?.. Да ни хрена я не достиг, Ма!.. Из того, что ты хотела бы видеть в своем сыне... Генералом я не стал... Своего угла не заработал... Пишу книги? Ну, да, пишу... И даже уже выпустились первые три – „Сделать невозможное“, „Огненный торнадо“ и „Железный прапор“ про моего Медведя, про моего Игорешку Барзова. Скоро выйдут и остальные, про мои „похождения“ в Легионе... Так разве же это „достижения“?.. Хотя... Для кого как... Мне, по крайней мере, есть что вспомнить и о чем рассказать в своих книгах... А вообще, если честно, эти десять лет... Потерянные, никому не нужные годы... Хотя... Есть в этих годах и „светлые, солнечные пятна“!.. Мой сынишка, Максимка, который родился 21 октября 2002-го, моя „надежда и опора“, я надеюсь... Моя любимая и такая долгожданная женщина, моя „поздняя“ любовь, моя половиночка, моя жена Иришечка Бокова, которая сама меня „нашла“ 8 июля 2004-го на пляже Лузановка, когда я через семь лет пришел туда поздороваться с любимым с детства морем в моей любимой Одессе... И есть друзья-легионеры, которые всегда, в любой миг, готовы прийти на помощь, если таковая понадобится, своему командиру, стоит только „свистнуть“!.. Не такие уж они, наверное, и потерянные, эти годы!.. А достижения... Ну, так у каждого они свои! И критерий оценок, „кто чего достиг“, у каждого тоже разный!.. Просто надо жить дальше! И идти своим путем! А достижения... Жизнь, она сама рассудит всех спорщиков и все расставит на свои места... Простите меня, Ма, батя, что, возможно, не оправдал ваших надежд, что лишил вас радости нянчиться с внуками, которые есть, но которые так далеко от вас... Живите! Живите долго! И мы, с моей Иришечкой, еще подарим вам эту радость!.. И не спрашивайте своего сына ни о чем, пожалуйста!.. Мне опять придется придумывать „ложь во благо“, а я так не люблю врать! Особенно вам, моим родным старикам...»

Андрей дописал эти последние строки и захлопнул крышку своего испытанного ноутбука:

«...Все! „День Памяти“ закончен! Сегодня праздник! Женский праздник! А значит, надо веселиться! Иришечка уже проснулась, и сегодня – ее день! А воспоминания... Ну, так им еще будет время... Теперь только и остается, что вспоминать и записывать... А те редакторы, которые эти мои записи теперь читают... Остается им пожелать только одного! Чтобы они мои книги, как это было и до сих пор, расценивали, как сказку и полный вымысел! Потому, что пережить все это заново я и сам, наверное, не захотел бы! Тяжко!.. Да и не верит никто, если рассказывать! И пусть так и будет! Просто миф... Просто сказка...»

1 сентября 2000 г. – 3 марта 2001 г. Израиль.

«Хождения по мукам...»

...Через два часа после прилета в Израиль, проехав в такси по шикарной, современной, скоростной трассе Аялон семьдесят километров, Андрей оказался в Нетании.

Маленький, всего-то на тридцать тысяч населения, компактный город был очень похож на его родную Одессу. Именно из-за этого сходства Андрей и переехал сюда почти три года назад, после развода... В Израиле вообще все города, вернее, русское население этих городов, образовывались по принципу землячества. Кто-то когда-то приезжал сюда «первым», потом за ним тянулись из Союза его близкие родственники, ну не на пустое же место ехать, в самом деле, а так, родственники помогут, не чужие. Потом подтягивались родственники дальние, потом, через несколько лет, друзья, знакомые, друзья друзей и так далее... Снежный ком с горы!.. А к середине 90-х, когда и Андрея судьба занесла в эту страну, в городах уже было четкое разделение на землячества. В Нацерете, к примеру, основная масса эмигрантов была из Биробиджана, Иерусалим стал грузинским, Тель-Авив – дагестано-русским, Арад – украинским, Эйлат – азербайджанским, Ашдод и Ашкелон были израильской Москвой, а вот Нетания стала израильской Одессой... Сюда, в эту «Одессу», и переселился тогда Андрей, и познакомился с неплохими людьми, которые тоже когда-то были одесситами...

...Было сонное, обеденное время, когда из-за изнуряющей жары закрывались даже продуктовые магазины. С 13.00 до 15.00 – во всем Израиле «тихий час»...

Он вышел из такси, огляделся по сторонам и подошел к какой-то крохотной уличной кафешке. Не успел он усесться в пластиковое кресло, как к нему подошла девочка-официантка (это было и есть общеизраильским явлением – официантами в таких забегаловках, как правило, работают старшеклассницы или студентки, чтобы иметь «карманные деньги»):

– Роце лаазмин ма шегу, адони?

– Кэн! – ответил Андрей, не колеблясь.

– Шомэа?

– Бира бвакаша...

– Эйзе бира?

– «Туборг» им еш эцлашем.

– Бэтах, ше еш! Кама? Эйзе кос?

– Хэци литр.

– Бэсэдэр! Хаке рак дака!..[40]

Она убежала куда-то внутрь этой кофейни, а Андрей сидел пораженный... Пораженный тем, что только что услышал от самого себя!

«...Твою мать! Я же еще пять часов назад не мог вспомнить ни единого слова на иврите! Ни единого!.. А теперь... Потарахтел с официанткой, да так лихо, словно никогда отсюда и не уезжал!.. – Он отер ладонью пот со лба и жестко потер виски. – Ну почему же так?! За два месяца так и не сумел вспомнить ни французский, ни английский, родной украинский „возродился“ в башке еле-еле, а этот „еврейский“ всплыл в одну секунду!.. Хотя... Давно известно, что всплывает везде и всегда в первую очередь... Да вот только... На хрена мне это надо! Что же ты, башка моя дурная, меня так подводишь-то? Какие это у тебя такие планы, которые даже мне еще не известны?..»

Андрей потягивал мелкими глоточками ледяное пиво, «Туборг» израильского розлива, редкостная дрянь, по правде говоря, и напряженно думал, как ему быть, «Куда пойти, куда податься?», а поморщить мозг было над чем... Он, «перекати-поле», за пять лет «жизни в Израиле» так ничего своего и не нажил. Жил по принципу «все свое ношу с собой»... Он успел сменить массу съемных, меблированных квартир, которые и подыскивал с помощью своих знакомых по одному-единственному критерию – «У меня нет ничего, кроме меня самого и пары-тройки джинсов, футболок, но я хочу жить как человек!..» И самое странное, что ему это удавалось, – здесь можно было купить все, только успевай раскрывать свой кошелек... Проблема заключалась в другом... На то, чтобы найти такую «коморку Папы Карло», чтобы она была отдельная, без соседей, уходило довольно много времени. Иногда даже месяц-полтора!.. Все это время ему надо было где-то перекантоваться. А вот где?!

«...Идти к Генке?.. Он меня, конечно, примет... Только вот... Жена у него... Алиса, мать ее!.. „Девушка из высшего общества“, как в песне у Валерия Меладзе... Большая проблема!.. Да и сопьюсь я с ним! Как пить дать, сопьюсь на хрен!..»

Его товарищ, друг, можно сказать, одессит Генка Калюжный, работал музыкантом в одном из русских ресторанов, коих не только в Нетании, а и во всем Израиле было великое множество. Они, собственно говоря, именно так и познакомились в январе 98-го. Через ресторан «Одесса», в котором играл одессит-музыкант и пил пиво забредший в ресторан на огонек одессит-посетитель... Они были практически одного возраста – Генка на год младше – и имели массу общих интересов. А когда Андрей узнал еще и то, что гитарист «младший сержант Калюжный» в составе военного оркестра МО СССР летом 88-го побывал в Кабуле, где, так уж случилось с простым «одесским лабухом», умудрился заработать медаль «За боевые заслуги», а через год, в Нагорном Карабахе, в Степанакерте, медаль «За отвагу» – вот тут-то их дружба переросла в нечто, что было на порядок выше, – они стали братишками!..

«Это же что такое надо было сделать, где и как давать свои „гастроли“, чтобы за год заработать две самые уважаемые во все времена солдатские медали? – думал тогда Андрей. – С гитарой наперевес он на „духов“ ходил, что ли?! И сооружал ею „испанские воротники“, не иначе!..»

В общем... Генка его, конечно же, принял бы, даже не задал бы вопроса, на какое время! Проблема была с его теперешней женой... Алиса... Дочка каких-то там московских профессоров-доцентов, которые на земле обетованной себя не нашли, тут своих, «таких умных» девать было некуда!.. Доця их рванула во все тяжкие: «секс, водка, рок-н-ролл», пока не столкнулась нос к носу с Генкой. Который и заделал ей ребенка... Как говорят в Одессе, «дурное дело – не хитрое!»... В 99-м... Ей 19, ему 30... Пацан родился классный! Никитка! Крепкий, умный, смышленый... И Геныч любил его от всего сердца!.. А вот Алиса... Превратилась почему-то из милой, веселой девчонки в мегеру! Она «пилила» своего мужа «тупой пилой» и требовала все больше и больше денег... А он на этой «благодатной почве» все чаще прикладывался к «беленькой», благо в ресторане этого добра было завались...

«...Нет, к Генычу идти нельзя! Без вопросов!.. Алиска нас двоих до смерти запилит! Да и бухать с ним каждый день, как раньше бывало, я сейчас просто не смогу – сдохну!..»

Он посмотрел на опустевший бокал и подозвал девушку-официантку:

– Еще одно пиво, пожалуйста...

Закурил, посидел бездумно, пытаясь отвлечься от «проблем насущных», закурил, какую уже по счету, сигарету, и... опять окунулся в свои раздумья, притронувшись к холодному, запотевшему бокалу:

«...Значит, к Генке нельзя – это понятно и решено!.. А что тогда? Куда идти? К кому попроситься пожить?.. Вот это ты приехал, Андрюха!.. Дурак ты, капитан, другого слова и нет! Куда ты ехал? К кому?!. Что же ты с Маришкой в Обани не остался?!»

Он пил пиво и курил... Так, в тяжелых раздумьях, прошел час... Потом второй... Четвертая «поллитруха» пива и вторая пачка сигарет... Он перебирал в своем мозгу то совсем небольшое количество знакомых и раз за разом отбрасывал в сторону очередного кандидата, «готового принять его на постой»...

«...Ну, что?.. Выбора-то, как оказалось при „ближайшем рассмотрении“, особенного-то и нет... Придется идти к ней... – Он опять с силой потер свой лоб ладонью. – Но как же не хочется-то!!! „Дела давно минувших дней, преданья старины глубокой“... Есть только один „плюс“ – она тоже одесситка... Может, и поймет, и впустит землячка...»

Он подозвал официантку, рассчитался за выпитое и, выйдя из-за столика, медленно побрел по улице в сторону ненавистного ему дома... Стрелки его часов показывали «местное» время – 15.30...

... – Та-а та-та-та-та та-та та-та та-та та-та-та-а-а!!! – пропиликал звонок мелодию «Ламбады».

Он стоял и ждал, когда откроется дверь, бесконечно долго – минуты три, никак не меньше... Наконец-то щелкнул замок, открылась дверь – и... в дверном проеме стояла Лина и смотрела на него совершенно заспанными и абсолютно ничего не понимающими глазами...

– О!.. – Она «навела резкость», потерев глаза ладонью. – Явление свалилось!.. Чего надо?..

Лето... Лето было жаркое... А эта «мадемуазель» и так вообще никогда не страдала излишними комплексами... То есть вообще никогда, наверное, с самого рождения...

Она стояла в дверном проеме совершенно голая, давая понять всем своим видом «незваному гостю», что ей абсолютно все равно, кто к ней пришел в такой неурочный час...

– Воды попить не дадите, девушка...

Она осмотрела Андрея с головы до ног:

– Ага!.. А то так жрать хочется, шо аж переночевать негде?..

– Ну... Типа того...

Она еще раз «оценила перспективы», смерив Андрея пытливым взглядом, и отступила в сторону:

– Заходи!..

Через минуту Филину пришлось пройти «экспресс-допрос» голого «следователя» на тему: «Где тебя носило с прошлой зимы? Что делал все эти девять месяцев? Что думаешь делать дальше? И... Надолго ли тебя принесло на мою голову в этот раз?!.»

Ответив кое-как, он, было дело, присел на краешек стула, но...

– Ты шо там, на стул, свою жопу тулишь, «бедный родственник»? – прокричала она[41]из кухни. – Не хера мне тут мебель гадить! Разделся – и бегом под душ! Шаромыжник!..

...Холодные струи воды освежили Андрея, освежили его голову, и он вышел из ванной комнаты уже «совсем другим человеком»...

– Жрать хочешь?

Это было ее «С легким паром!»...

– Я в последний раз...

– Короче, хочешь!.. – перебила она его. – Так, и шо щелкаешь клювом, как голодный баклан? Сел и жри!..

Она так и слонялась по кухне голяком, пока Андрей ел еврейские национальные блюда – куриный бульон и «гефелден фиш»[42] ... Которые, положа руку на сердце, он совершенно не любил – «жирная водичка» и «какая-то жеваная дрянь под рыбьей шкурой», как называл он всегда эти «блюда»!.. Ему бы сейчас пару шматков родного, хохлятского копченого почеревочка, да с чесночком!..

– Пить будешь?

Андрей посмотрел на Лину:

– Не знаю... Я пива жахнуть успел пару литров... Окосею под жару...

Только его согласия никто и не спрашивал!.. В высокие, стограммовые рюмки уже наливалась водка «Keglevich»... Поганое, вонючее пойло, если честно, рассчитанное на «израильский рабочий класс» «ниже среднего». В общем, гадость редкая, но «била по шарам» здорово!.. А что еще надо простому работяге со стройки? Дешево и сердито...

И Андрея повело... Здорово повело!.. Да и не удивительно же нисколько!.. Все его предыдущие события-мытарства, ослабленный «до невозможности» организм, усталость от перелета, пиво и уже успевшая стать непривычной израильская жара...

Лина взяла его за руку и потянула почти невменяемого в спальню:

– Давай! Бегом! Щас быстренько потрахаемся, а то мне на работу надо! Чего встал, как «Три тополя на Плющихе», а? Или уже так привык в кулак гонять, что забыл, как живая голая баба выглядит и как с ней обращаться?!. И это, скажите вы мне, шо, тоже одессит?..

...А потом...

...Потом все пошло каким-то своим, странным путем-загогулиной...

Андрей нашел для себя через старых знакомых махонькую, странно уютную отдельную меблированную квартирку через две недели и совсем уже было собрался туда въехать, но Лина вдруг встала на дыбы.

– Ну! И сколько стоит эта конура?

– 300 долларов в месяц, – честно ответил Андрей.

– У тебя шо, совсем с мозгами туго? Я за свою четырехкомнатную 650 плачу! Тебе некуда денег девать?

– Почему? Очень даже есть куда... Только ведь все равно за хату платить придется...

– А ты и плати!.. Только мне... Ну, типа я тебе комнату сдала...

– Лин... У меня свои привычки...

– А я тебе еще и жрать буду готовить! – Девушка по-деловому, по-одесски, брала быка за рога. – Вот сколько ты будешь тратить на еду? Ты знаешь?

– Ну... – вопрос застал Андрея врасплох. – Тысячи полторы шекелей, если буду готовить... А если покупать уже готовое, то две, наверное...

– Угу... А готовить ты себе сам не будешь! Это я точно знаю! – Она улыбнулась как-то странно, словно подловила мужика на чем-то нехорошем. – Да еще и к Генке своему в кабак таскаться будешь!.. Водку жрать!.. Да сигареты, да пиво!.. Итого не меньше трех, а то и четырех выйдет, все вместе!..

– Ну, четыре – это ты уже совсем загнула! – возмутился Андрей.

– Ну, три... А это, между прочим, семьсот пятьдесят баксов!.. Плюс триста баксов за квартиру... Всего тысяча пятьдесят получается!..

– И что? – Андрей все никак не мог понять, куда она клонит.

– ...А по бабам сходить? Ну, хоть разок в неделю? Наверняка потянет, а? – Она прищурилась. – А это, между прочим, за месяц еще на тысячу шекелей потянет... Или двести пятьдесят зеленых «тугриков»... Итого, Андрюха, на жизнь с блядством, но без шика у тебя уйдет тысяча триста баксов, а я думаю, что все полторы!.. И где ты такое бабло собрался зарабатывать?!!

У него были кое-какие сбережения из Легиона... Не очень большие, правда... Награды наградами, а лечился Андрей, соблюдая условия своего же договора, за свои деньги, а сутки пребывания в госпитале Обани стоили около 1200 евро... И это без учета операций там всяких и специальных процедур... И если честно, то тех 25 дней, что он находился там в последний раз, да плюс общее переливание крови, которое тоже пришлось оплатить, да медикаменты и другие медицинские штучки-дрючки уменьшили бюджет Андрея тысяч на сорок, никак не меньше... Потому и сбежал он из госпиталя до срока в родной медсанбат в Абажеле – здесь хоть денег не брали... В общем... Если «денежные расклады» Лины были верны, то у него оставалось денег, чтобы прожить, так, как она «предрекала», месяцев четыре-пять... Ну, если очень экономно, то полгода... Нет! Была еще и небольшая пенсия «кавалеру ордена „Военный Крест“, однако положения она не спасала... Но в тот момент Андрей, неизвестно почему, решил обо всем этом ей не говорить...

– Ну... Работу найду...

– На полторы «штуки» баксов? Шесть тысяч шекелей?!! Ты чего? С луны свалился? Ты где сейчас в Израиле такие бабки заработаешь, если не имеешь друзей или если не криминалом?!. Слушай, а ты вообще в Израиле ли был почти весь последний год? Что-то ты ни фига не сечешь в обстановке?..

– В Израиле... В Эйлате... На стройке...

– А-а... Тогда понятно... Там деньгу хорошую платят... «Свободно-экономическая зона»! «Порто-франко»...

– И что? К чему ты это все вела?

– Ну, ты у нас умный, институтов накончал аж две штуки... Считать умеешь!.. Короче!.. Если имеешь желание, то... Будешь давать мне в месяц четыре тысячи, ну, «штуку» баксов, короче говоря, и будешь иметь себе все, о чем мы говорили!..

Андрей даже улыбнулся этой ее «практичности» и желанию «иметь в доме пару копеек лишних денег»... Улыбнулся и спросил:

– Мы так много считали... А что конкретно?

– Ты совсем поц или придуриваешься? – Девушка выпятила вперед сразу две «вещи» – нижнюю губу и грудь. – Будем жить гражданским браком! У тебя будет хата, вкусная еда и куда засунуть, когда захочешь!..

– А в обмен на это...

– Будешь работать и приносить зарплату в дом!.. Все, как у людей!.. Че непонятного, бля?!

– А если мне захочется «засунуть» куда-нибудь в другую сторону, налево?..

– Я отрежу тебе яйца!..

– О! Вот теперь все стало совершенно определенно!..

– И шо тебе стало ясно?

Мучился Андрей недолго... Хотя... Если честно... Мучился он потом и ОЧЕНЬ долго!.. То его, как оказалось через очень продолжительное время, далеко не мудрое решение аукнулось ему еще не один раз и будет аукаться еще много и много лет, до самой смерти, наверное... Но... Знать тогда о том, что случится дальше, не мог никто, и сам Андрей в том числе...

«Нам не дано предугадать, чем наше слово обернется!»... Ах! Каким же мудрым человеком был тот, кто сказал эти слова!..

Страницы: «« ... 89101112131415 »»

Читать бесплатно другие книги:

О том, что виноград растет не только на юге, но и в более северных широтах, известно многим. Но тем ...
Эта книга – попытка соединить древние практики и современные научные знания с целью понять, что на с...
Работа представляет собой исследование современного автора идей религиозного реформирования. Исследу...
Они оставили нам Мудрость, передали нам Знания. Они ничего не скрыли от нас…Суждения и беседы Конфуц...
Юров Владислав – профессиональный IT-менеджер с более чем 20-тилетним стажем.Труд, вложенный автором...