След пираньи Бушков Александр
– Будем обходить? – спросила Джен.
– Погоди, – процедил он. – Надо же посмотреть, кто это тут пикник устроил, чтобы не оставлять за спиной неизвестно кого…
– Может, сторожа?
– Вряд ли, – мотнул он головой. – Обогнали нас и устроились перекусить? Они бы по следу шли. Двое суток уже не беспокоят…
Они двинулись вперед. Мазур тихо приказал:
– Ты руками особенно не размахивай, держи ближе к телу – в лесу в первую очередь горизонтальное шевеление в глаза бросается…
Тихонько перешли вброд узенький неглубокий ручей и пошли по отлогому склону, в густом кедраче. Направление Мазур выбрал верно – приятный запашок усиливался, распространяясь с легоньким ветерком.
– Птица, точно, – прошептал он. – Она в эту пору упитанная…
– Тс!
– Ага, сам вижу…
Далеко впереди меж деревьев мелькнуло ярко-алое пятно. И еще одно. Потом пятна замерли, больше не перемещались.
Мазур нагнулся к ее уху:
– Схоронись за тем кустиком и притворись пеньком. Я один пойду. Если что, свистну, подойдешь. Ни слова не говори, сиди с умным видом, но спину мне держи…
– А вдруг…
– Если «вдруг» – буду один справляться, – отрезал он. – Ну, живо скройся!
Сделал два шага вперед, оглянулся и, не увидев ее за кустами, уверенно стал красться к неподвижным алым пятнам, от ствола к стволу, бесшумными перебежками, напоминавшими плавные балетные движения. Отклонился с курса, взяв левее, – чтобы подойти со стороны громадного поваленного ствола, замшелого, даже на вид трухлявого. Идеальное укрытие.
Опустился за ствол так, чтобы меж ним и сидящими вокруг костерка – кое в чем разбираются, развели из сухих сучьев, практически не дающих дыма, – был не только ствол, но и густые заросли краснотала.
Их было четверо – все в ярко-красных, чертовски мешковатых костюмах с капюшонами, предназначенных, надо думать, для людей гораздо более основательной комплекции. Костюмы крайне похожи на рыбацкие непромокаемые робы, неуместные в самом сердце континента, посреди тайги. Один поворачивает на импровизированном вертеле из длинного сучка и двух рогулек какую-то большую птицу, то ли глухаря, то ли тетерева, ощипанную кое-как, наспех, еще двое следят за ним так жадно, что с первого взгляда видно: голодны до крайности. Четвертый сидит чуть поодаль, время от времени озирается, держит на коленях «Калашников» образца 1947 года, давно замененный в самых отдаленных гарнизонах более современными моделями. Уверенно держит, видно, что привык обращаться с этой штукой. Он тоже то и дело косится на дичину – а та уже почти готова, вон как жареным тянет…
Глядя на их охваченные голодным азартом лица, Мазур поневоле сглотнул бесшумно слюну. Что интересно, все четверо были азиатами – раскосые глаза, густые черные волосы, суть желтоватые лица. Но – не местные. Не эвенки, уж за это-то Мазур мог поручиться. Сагайцы? Хакасы? Якуты?
Тянулись минуты, а четверка сидела на прежнем месте и в прежних позах, никого больше не появилось. Что за черт? Если не считать птицы на вертеле и автомата, при них не было ничего. Вообще ничего. Ни ружей, ни рюкзаков, ни даже шапок. Полнейшее отсутствие всех и всяческих вещей, изголодавшиеся лица… Либо заблудившиеся туристы, либо сорвавшиеся в побег заключенные. Второе вероятнее – туристы в тайгу автоматы не берут, да и браконьерам они ни к чему… Нет, оставлять эту компанию в тылу решительно не годится. Куртки распахнуты – татуировок на груди ни у кого не видно. На руках – тоже. Но это еще ни о чем не говорит.
Джен, должно быть, изнервничалась, пора кончать…
Мазур уже хотел отползти, но тут вдруг задумался: а почему костюмы красные? С каких это пор таким манером наряжают зэков? Да ну, не растекайся фантазией по древу, одернул он себя, – две «Заимки», подобные Прохоровой, в одном месте ну никак не могут оказаться… Против теории вероятности.
Но делать нечего – надо поболтать… Он бесшумно обогнул по дуге странную компанию, пожиравшую глазами аппетитную птичку, на корточках преодолел последние метры – и выскочил из-за дерева за спиной типа с автоматом, рыкнул:
– Всем сидеть! Руки!
Часовой вскочил – но Мазур без труда выбил у него автомат ногой, вторым ударом подшиб под коленную чашечку, третьим отправил в горизонтальное положение. Бил щадяще, вполсилы. Те трое и не шелохнулись – сбились в кучку, сидя на корточках, прижавшись друг к другу, вжав головы в плечи и подняв руки. Теперь Мазур рассмотрел, что все они худые до крайности, можно изучать анатомию по четко обрисовавшимся ребрам и ключицам.
Переместился влево, держа их под прицелом, быстрым взглядом оглянулся по сторонам. Никого. Тишина и благолепие. Стоя на безопасной дистанции, поднял обшарпанный автомат, отсоединил магазин и большим пальцем выщелкнул патроны в свою шапочку. Дернул затвор, присовокупил выскочивший патрон к остальным. Всего набралось одиннадцать.
Лежащий уставился на него с такой ненавистью, что Мазур для пущей надежности отступил еще на шаг. Полная противоположность тем трем – они взирают с грустной покорностью судьбе, пресловутым азиатским фатализмом… Сунув два пальца в рот, Мазур громко свистнул. И, глядя на лежащего, спросил спокойно:
– Откуда, куда, зачем?
– С-сука… – прошипел лежащий. Лицо, впрочем, самую чуточку изменило выражение, словно он все-таки не понимал чего-то до конца.
– Это тебя так зовут? – спросил Мазур, повел стволом. – Лежать!
Показалась Джен, с револьвером наготове, в левой руке она, склонившись в противоположную сторону от тяжести ноши, волокла рюкзак Мазура, напоминая сейчас простую русскую бабу, собравшуюся к колодцу за водой. Мазур кивнул ей на пленных. Она поняла, аккуратно поставила рюкзак и двинулась к костру. Негромко свистнув, Мазур мотнул головой, показал взглядом на лежащего – он выглядел самым здесь решительным, опасным, и потому следовало его обшмонать в первую очередь.
– Руки за голову, – сказал ему Мазур, придвигаясь для подстраховки поближе. – Дернешься – капут…
Джен выпрямилась, показала ему на ладони полупустую коробку спичек. Перешла к остальным – те без команды повалились в мох лицами вниз, старательно сплетя пальцы на черноволосых затылках. У тех не оказалось вообще ничего. Положительно, странная компания…
Потянуло горелым. Сняв с рогулек птицу, Мазур отложил ее в сторону, на чистый мох. Присел на корточки, левой рукой вмиг отщелкнул крышку затворной коробки, вытащил затвор, снял с него боевую пружину, сложил детали кучкой. Закурил и, держа автомат дулом вверх, сказал:
– Можешь перевернуться. Сесть. Руки на колени. – Повернулся к тем трем. – Вы тоже садитесь, но смотрите у меня.
Они не шелохнулись.
– Кому сказал? – повысил голос Мазур. – Сесть, руки на колени. По-русски не понимаете, что ли?
И увидел, как лицо у разоруженного мгновенно изменилось: на нем мелькнула словно бы яростная надежда. Смотрел, как человек, которому предложили дернуть за кольцо при совершенно неизвестных последствиях, – то ли чека гранаты окажется выдернутой, то ли это откроется банка пива…
– Кто такие? – спросил Мазур. – Они что, в самом деле по-русски не понимают?
Тот закивал. Чуть подумав, Мазур высыпал патроны рядом с полуразобранным автоматом, натянул шапочку и коснулся пальцами виска:
– Майор Сергеев. Прапорщик Савельева. Вэчэ двадцать один восемьсот семьдесят пять, рота охраны. Как попали в расположение объекта и что тут делаете?
Он ожидал любой реакции, но не взрывоподобного всплеска эмоций – пленника прямо-таки подбросило, как от удара током, он не воскликнул даже, радостно заорал:
– Товарищ майор! – и попытался вскочить.
– Сидеть! – приказал Мазур. – Кто такой?
Тот плюхнулся наземь с блуждавшей по лицу улыбкой идиотской радости, зачастил:
– Товарищ майор, капитан Кутан Жаксабаев, Советская Армия… то есть была… потом немного в киргизской, только там пошли такие сокращения…
– Спокойно, – сказал Мазур, опустив дуло автомата чуть пониже. – И конкретнее.
– Капитан Жаксабаев, Тракайская воздушно-десантная дивизия, командир роты разведки… Командир дивизии – генерал-майор Рудницкий, начальник штаба – полковник Архутин, последнее место дислокации перед расформированием – Завьялово Тульской области…
Увы, Мазур проверить это никак не мог – не настолько хорошо знал наименования дивизий бывшей Советской Армии и фамилии командиров. Другое дело – кое-какие иностранные армии, тут он в момент поймал бы на вранье любого…
– А эти? – кивнул Мазур на троицу.
– Это китайцы, товарищ майор, – он повернулся к спутникам и громко сообщил: – Ребята, все в порядке, это военные, мы куда-то к военному объекту вышли…
Мазур поднял брови – капитан произнес это на английском, пусть и далеком от совершенства, безусловно не позволившем бы выдать себя за аборигена где-нибудь в Австралии или графстве Кент. Но все же это был довольно сносный английский, изучавшийся определенно не в рядовой советской школе.
Для проверки он громко сказал остальным по-английски:
– Сесть. Руки на колени.
Они моментально выполнили приказ – правда, только двое, а третий, по всему видно, всего лишь равнялся на товарищей, команды не понял.
– Имя, подданство, место жительства? – Мазур дернул стволом в сторону того, что поднялся первым.
Тот торопливо, где-то даже подобострастно ответил:
– Ван Ши-кай, господин офицер. Китайская Народная Республика, город Байцзы. По торговая делам пришел в Советский, родственник, которым здесь, никогда не шпион…
– Хэнь хао[23] , – нетерпеливо сказал Мазур, знавший с дюжину китайских слов. Продолжил по-английски: – Довольно. Остальные?
– Остальный тоже китайца. Приходили по-через граница…
– Дома людей много-много-много, работа меньше… – вежливо щурясь, вмешался второй. – Советски хороший, земли много-много-много, работа… Господин офицер, наша согласен сидеть в тюрьме сколько надо, посадите настоящая зона…
– Странное желание, – хмыкнул Мазур. – Что, согласны?
– Согласны, согласны! – горячо подтвердил китаец. – Посадите все настоящая зона, где государство…
– Помолчите пока, – сказал Мазур, повернулся к тому, кто назвал себя капитаном. Вспомнил, что безошибочный способ проверить кое-что все же есть. – Кто командовал дивизией в семьдесят девятом?
– Генерал-майор Ерпылев.
– Начальник штаба?
– Подполковник Семыко.
– Где он сейчас?
– Как это? Его ж в цинке привезли из Кунене…
Это уже было гораздо интереснее. Названный Жаксабаев говорил чистую правду. В семьдесят девятом, когда к гидроузлу в Кунене практически прорвалась мощная колонна бронетехники и под ударом отборных юаровских десантников рухнула кубинская линия обороны (а так называемая ангольская армия попросту улетучилась куда-то в небытие, учинив грандиозный драп), именно Тракайская дивизия была в пожарном порядке, при полной секретности выброшена навстречу. И показала потомкам буров, что почем. Правда, потери были такими, что не подходили даже под стандартно-обтекаемый термин «значительные». Как раз в те веселые времена Мазур и резался под водой с «тюленями» Ван Клеена…
– Вообще-то это ничего еще не доказывает, – сказал Мазур.
– Товарищ майор, ведите на объект! – заторопился Жаксабаев. – Я же не требую, чтобы вы мне на слово верили, пусть особый отдел разбирается, сколько положено. Должны же остаться копии всех документов в Москве… в военно-учетном… – он даже привстал. – Я одного прошу – доставьте в особый отдел, или в КГБ, как там оно теперь называется… Только в милицию не надо. Милиция тут ни при чем, но дело такое, что лучше в госбезопасность…
– Вы что, голубки, с каторги бегали? – спросил Мазур.
– Вот то-то и оно, что с каторги. С частной.
– Это как? – спросил Мазур. Перехватив жадный взгляд, бросил капитану зажженную сигарету – Рассказывайте подробно, но не размазывайте.
– А может, сразу в особый отдел?
– Я здесь решаю, – сказал Мазур командным тоном.
– Есть… В общем, дивизию вывели из Литвы в чистое поле. И пошло расформирование – ну, не мне вам объяснять… Все рассыпалось за неделю. Ни техники, ни материальной части, ни самой дивизии, а какое было подразделение… Кол бы осиновый Меченому в жопу…
– Давай без лирики, – поторопил Мазур.
– Есть… Вызвали, сунули документы и объяснили, что я теперь вольный, как ветер. Семьи не было, я холостой, погулял немного по Туле, съел знаменитый пряник, посчитал оставшуюся денежку – как раз хватило на билет до суверенной Киргизии. Пришел в министерство обороны, сначала обрадовались, сулили золотые горы и генеральские погоны, только эйфория быстренько прошла, и оказалось, что настоящая армия Киргизстану не по карману и не по зубам… Но послужить я там успел. Полтора месяца. Потом опять вызвали, опять сунули документы, объяснили, что снова свободен, только на сей раз по-киргизски, вот и вся разница… Ветерку хорошо, он жрать не хочет… А делать я ничего не умею. Кроме грамотного командования ротой разведки. Звали в охрану к одному баю, который в Чуйской долине ударными темпами поднимает сельское хозяйство…
– Конопельку сеет? – усмехнулся Мазур.
– Ее, родимую… Эти золотых гор не обещали, но в качестве аванса предлагали пачку денег толщиной с верблюжье копыто. Ну, отказался. Не хотелось как-то в «черные жигиты». И компания не та, и Советский Союз, прежде чем развалиться, напихал в голову всяких глупостей, из-за которых теперь болтаешься между небом и землей и не можешь через некий порожек переступить…
– Короче, – дружелюбно посоветовал Мазур.
– Короче, прибился к челнокам. У нас в Киргизии теперь есть огромный перевалочный пункт – из Пакистана, из Турции, из Индии везут оптом барахло, а наши набивают сумки и разъезжаются по всей Сибири… Киргиз – человек скотоводческий и торговлей вразнос раньше как-то не занимался, но нужда и не такому обучит. Благо занятие нехитрое. Муж сестры с братом возили вещи в Шантарск, я к ним, можно сказать, нанялся. На роль грузчика и телохранителя. С рэкетом отношения налаженные, но сейчас ведь развелось неисчислимое множество беспределыциков, которым даже неписаные законы не писаны…
– Ну и как, прибыль есть? – не без любопытства спросил Мазур, уже встречавшийся с «челноками» на знаменитой шантарской барахолке по прозвищу Поле чудес.
– По сравнению с тем, что творится в Киргизии, – жить можно. Муж сестры даже «Жигули» купил – подержанные, но ездить могут. В общем, я сюда ездил полгода. А с месяц назад попался без документов этим… Я же думал сначала, это настоящая милиция, а ведь мог бы расшвырять и сделать ноги. Потом, конечно, дошло. Когда засунули в этот «КАМАЗ», якобы рефрижератор, в компании с дюжиной китайцев, и поперли на севера…
– Короче.
– Километрах в двухстах, примерно вон там, – он показал в тайгу, – у какой-то речки стоит зона. На вид самая настоящая, все, как полагается. Колючка, бараки, вышки, собаки, автоматчики… Но это частная зона, понимаете? Там человек триста. В основном нелегальные китайцы, которых искать не будет ни одна собака. И немного таких, как я. Меня-то прихватили по ошибке, приняли за китайца, но они и русских бичей отлавливают по всей губернии. А потому тамошняя каторга – бессрочная. С выходом через трубу – я в прямом смысле, есть там котельная, где сжигают мертвых. А иногда и живых, случается… Нам все быстренько объяснили, чтобы не питали никаких иллюзий и не вздумали играть в борцов за права человека. Со мной разобрались быстро, поняли, что никакой я не китаец… Ну и что? Расхохотались в лицо: мол, не отпускать же теперь…
– Лесоповал? – спросил Мазур.
– Да вы что?! Стоило бы из-за лесоповала огород городить… Там прииски. Какой-то беловатенький металл, тяжелый. Я так подозреваю, платина. Никогда не видел платины, но на золото, бичи говорили, совершенно не похоже – кто-то из них работал раньше в старателях, разбирался… А серебро, я точно помню, самородным не бывает, его выплавляют из руды… Говорят, чуть подальше к северу есть еще один прииск, там вроде бы алмазы. У нас считалось, что там еще хуже, туда отправляют в виде последнего наказания, вообще край света и преддверие ада… Не верите, товарищ майор? Я-то вам верю, будь вы оттуда, давно бы положили всех, не разбираясь…
– Я в последнее время всему верю, – задумчиво сказал Мазур. – А вы, значит, в побег сорвались…
– Так точно. У Вана, – он кивнул на китайца, – была идея. Эти двое – его земляки. А я там оказался единственным из русских, кто с ними мог объясниться. Китайцы туда попадают специфические – русского не знает никто, многие только через недельку-другую врубаются, что это не настоящий лагерь… Меня сначала не спрашивали о биографии, а потом хватило ума промолчать, назвался автомехаником. Вот и решились…
– Вертолеты там есть? – спросил Мазур.
– Я только один видел. Ка-26, бело-синий. Но слышал, как другие летали. Дело поставлено с большим размахом – вы представьте, какая экономия на зарплате, любые затраты на… – он горько усмехнулся, – на благоустройство лагеря сто раз окупятся. Ну вот… Прошли, я так прикидываю, километров двести. За пять дней. Пока вроде бы оторвались… Товарищ майор, пойдемте на объект! Или… Можно, поедим сначала? Кишка к кишке липнет. Сначала боялись стрелять, шли на ягодах и червивых грибах, их тут полно…
– Ладно, – сказал Мазур. – Лопайте птичку.
Хотел было достать из рюкзака что-нибудь из своих запасов, но вовремя сообразил: после ягодно-грибной диеты набросятся на суперкалорийные продукты, как ни останавливай, понос прошибет такой, что с места не сдвинутся. А птичка не такая уж большая, не пронесет…
Он невольно отвернулся, глядя, как четверо, разодрав птицу на неровные куски, принялись вгрызаться в жестковатое мясо. Хрустели косточки. «Вот теперь понятно, что искал над тайгой тот вертолет», – подумал Мазур. В общем, ничего удивительного. В нашем нынешнем искаженном мире только сытые романтики используют людей в качестве живой охотничьей дичи – более приземленные прагматики быстренько смекнули, сколь выгодны бесплатные рабочие руки. А риск не так уж велик – кто будет искать бичей или беспаспортных китайцев, нелегально просочившихся в страну?
Капитан с набитым ртом пробубнил:
– Мы первые, кому удалось оттуда сбежать. С одной стороны, приятно даже, а с другой – душа в пятки уходит…
«Логично, – подумал Мазур. – Если вспомнить, что где-то неминуемо должны быть купленные чиновники, менты и прочие холуи, – без таких нелегальный прииск просто не выживет. Судя по рассказу, пусть беглому и отрывочному, это, конечно же, сложившаяся система, отлаженный механизм… Какой нелегал или бич, даже вырвавшись из тайги, сунется с жалобой к властям? Забьется поглубже или сбежит подальше…»
– До Шантарска рассчитывали добраться? – спросил он.
Капитан кивнул, проглотил огромный кусок, едва не поперхнувшись:
– А куда же еще? До Шантарска – и домой со всех ног. Вы уж простите, как-то не тянет искать правду. Я здесь – иностранный подданный, коробейник с видом на жительство. Сломают, как сухое печенье. Они там завели настоящие досье – сфотографировали, сняли отпечатки пальцев, заставили подписать контракты – мол, добровольно просим принять на работу в какое-то там старательское товарищество с ограниченной ответственностью, обязуемся под угрозой неустойки отработать три года. Контракты, что характерно, с открытой датой. Мы многое успели обсудить – от скуки и от голода остается только разговаривать. Ли, – он показал на одного из китайцев, – хотя и нелегал, а дома был инженером, мужик начитанный, интеллигент… И пришли к выводу, что жаловаться бесполезно. Если даже туда и поедут власти – там наверняка, зуб дать можно, обнаружится самое культурное хозяйство…
– Уж это точно… – проворчал Маэур. – А что же в КГБ стремились?
– Чтобы не приняли за настоящих зэков. Не сомневайтесь, я все могу подтвердить… если только Жамолай, муж сестры, еще в Шантарске. Мог и уехать с моими документами. Поискал меня по моргам и уехал – что тут еще сделаешь?
Мазур покосился в сторону – Джен, судя по глазам, умирала от любопытства, но дисциплинированно молчала. Из редких реплик на корявом английском она, конечно, суть дела уяснить не могла…
– Все в таких робах? – кивнул он на одежду.
– Да. Для надежности…
– А автомат? Я так понимаю, одному из охранничков очень не повезло?
– Двум, – сказал Жаксабаев с застывшим лицом. – Только у второго оружие забрать уже не удалось, некогда было. Предпочли синицу в руках и рванули в тайгу… Следы табаком посыпали – там в пайке выдавали понемножку. Но табак кончился давно… – Он не стал просить, но с глазами ничего поделать не мог.
Мазур протянул ему полупустую пачку:
– Забирай. Погоди, сейчас еще зажигалку достану, у вас спичек осталось с гулькин нос…
– Так мы же сейчас… – сказал Жаксабаев, осекся, взглянул на Мазура как-то странно, то ли испуганно, то ли зло. – Мы же сейчас пойдем на объект? Товарищ майор…
Он еще ни в чем Мазура не подозревал – просто обострившимся чутьем загнанного зверя улавливал сбой в том варианте будущего, что сам себе успел нарисовать на радостях…
– Какие у них поисковые группы? – спросил Мазур.
– Серьезные группы, – сказал Жаксабаев. – Мордовороты, как на подбор, и кое-кто, могу вам точно сказать, отслужил в хороших войсках… Я таких сразу узнаю. За месяц, что там надрывал пуп, было два побега. В первый раз беглых назад приволокли в тот же день, во второй – сутки провозились, но все равно всех выловили. Вот только меня не предусмотрели… Я сначала сделал крюк, повел ребят на север, а они, ручаюсь, сгоряча рванули на юг, им и в голову не пришло, что кто-то побежит к Полярному кругу. Иначе бы не оторваться, несмотря на табак. Овчарки как на подбор – я про настоящих собак. И парочка каких-то импортных гончаков. Гадом буду, им охрану кто-то весьма понимающий ставил.
– Бело-синий вертолет… – задумчиво повторил Мазур. – Все сходится. Видел я, как этот вертолетик над тайгой порхал. Последний раз он мне попался примерно вот здесь… – Он вытащил из бокового кармана карту и встряхнул, разворачивая. – А вы сейчас вот здесь приблизительно. Изучите карту как следует, я на вашу зрительную память полагаюсь… а, ладно! – Он махнул рукой, извлек свой водонепроницаемый компас и протянул капитану. – Карту отдать не могу, а без компаса перебьюсь.
Жаксабаев, взяв у него квадратную черную коробочку, смотрел с тем же пытливым недоумением в раскосых глазах. Тем временем Мазур, откинув клапан рюкзака, извлекал пакеты с обезвоженным мясом, тяжелые бруски шоколада. Положил рядом гранату с вывинченным запалом. Жестом подозвав Джен, снял у нее с пояса темно-зеленую плоскую флягу, сунул туда же.
– Вот, чем могу… – сказал он. – А вот это – от собак, наверняка имели дело с чем-то подобным. Лучше бы вам, капитан, побыстрее отсюда убираться.
– Товарищ майор…
– Насчет объекта я вам соврал, каюсь, – сказал Мазур. – Некуда мне вас вести, уж не посетуйте…
Китайцы непонимающе таращились на них, порой перекидываясь короткими щебечущими фразами.
– Товарищ майор… – капитан напоминал сейчас ребенка, которого жестоко обманули.
– Извини, – сказал Мазур. – Ничего не могу поделать. У меня свое задание, и на хвосте у меня, если уж откровенно, висят волки еще почище твоих. Так что прости, разбегаемся…
Он встал, махнул Джен и подхватил рюкзак. Держась к сидящим вполоборота, отступил в чащобу, и, широко размахнувшись, бросил поодаль от капитана запал к гранате. Когда за деревьями уже не видно было алых пятен, перешел на бег. Джен не отставала. Описав небольшую дугу, они легли на прежний курс.
Особенных угрызений совести Мазур не испытывал. Он был профессионалом, моряком к тому же прекрасно знал, сколько на свете возникает нештатных ситуаций, которые можно охарактеризовать избитой фразой: «Каждый сам за себя, один Бог за всех». Есть во флоте флажный сигнал, для понимающих жутковатый и зловещий – «Следую своим курсом». Случается, в бою или при торпедной атаке просто нет возможности застопорить ход и спасать качающихся на волнах людей, поскольку четкий приказ это недвусмысленно запрещает, у капитана другое задание, которое он обязан выполнять в первую очередь, что бы ни творилось вокруг. И тогда на мачте взвиваются флаги, составляющие звучащий смертным приговором сигнал, корабль идет, не сбавляя хода и не меняя курса – прямо по чернеющим в воде головам…
Глава двадцать первая
Следую своим курсом
Настроение у него было мерзейшее – история незадачливого капитана настолько походила на его собственную, что хотелось взвыть от злобы на эту жизнь и эту страну, летевшую, такое впечатление, в бездонную пропасть, где внизу похохатывал кто-то черный и рогатый, а за спиной у него колыхались отблески багрового огня.
«А не рвануть ли подальше? – подумал он вдруг, удивляясь будничной простоте этой мысли. – Законно. Выйти в отставку, выправить визу на Украину… нет, туда даже визы не надо. Сесть на кораблик с «челноками», добраться до Стамбула… а дальше и не обязательно. С руками оторвут профессионала подводной войны, за которым не тянется хвост в виде сотрудничества с иностранной разведкой, выдачи военных секретов и прочих ужасов. Пожалуй, и гражданство получить можно. Со знанием языков, с хорошей профессией…» Нет, не выйдет. Непременно привяжутся спецслужбы, добрый десяток, у которых все они, начиная с Морского Змея и кончая Лымарем, давно значатся под всевозможными кодовыми номерами.
Он выругался вслух. Хотелось надавать себе оплеух за то, что вообще осмелился об этом думать и даже взвешивать все «за» и «против». Все от усталости. Но, мать вашу, что же должно было случиться в стране, чтобы верные офицеры Империи допускали для себя такой вариант даже в мыслях!..
– Он действительно офицер? – спросила Джен, успевшая к тому времени выслушать в кратком изложении отчет о происшедшем.
– Не сомневаюсь, – сказал Мазур. – Мы друг друга нюхом чуем, как собаки…
Показалось, она непременно отпустит какое-нибудь язвительное замечание о русских нравах. Мазур приготовился ответить откровенным хамством. Однако Джен, помолчав, вдруг сказала:
– Надо же, как похоже…
– На что? – На то, что у нас в южных штатах случается с мексиканскими нелегалами, – задумчиво призналась она. – «Мокрые спины», слышал?
– Ага.
– Косяками идут через границу и попадают в лапы к предприимчивым ребятам. Конечно, до такого размаха – колючая проволока, частные тюрьмы – у нас никогда не допустят, но и общего больше, чем поначалу кажется…
– Ты детективы читаешь? – спросил Мазур.
– Изредка.
– Ле Карре?
– Только «Лудильщик, портной, солдат, шпион».
– Жаль, – сказал Мазур. – У него есть романчик с великолепным, я считаю, названием. «Зеркальная война». Если попадется, пробеги на досуге. Нет ни хороших парней, ни плохих. Есть отражение в зеркале. И не надо мне опять твердить про американские свободы и перечислять поправки к конституции, очень тебя прошу…
Она вздохнула, кивнула едва заметно. Хороший признак – с недельку назад обязательно бы устроила дискуссию на предмет безусловного превосходства американских свобод. Бледно улыбнулась:
– Чего доброго, ты меня скоро коммунисткой сделаешь…
– Ерунда, – сказал Мазур. – Чтобы тебя сделать коммунисткой, надо самому быть коммунистом, а я себя ни в чем таком не замечал… Просто ты у меня в конце концов накрепко усвоишь парочку простых житейских истин. Жизнь – это выбор наименьшего из зол. И не более того. Вот и вся премудрость, что бы там ни твердили философы с обеих сторон, отрабатывающие жирные гонорары.
– А как это согласуется с христианским взглядом на мир?
– Не знаю, честное слово, – сказал Мазур. – Наверное, плоховато согласуется. Вовсе даже не согласуется. Но я, с прискорбием должен признать, никудышный христианин. А ты?
– Аналогично, – пожала она плечами. – Отец меня водил к методистам, но мать вообще ни в какую церковь не ходила. А там и отец рассорился с методистами, но ни к кому другому не прибился… Как думаешь, хорошо это или плохо, что мы с тобой такие? – А черт его знает, – сказал Мазур. – Я же тебе не гуру. Что, начала ощущать… – он помолчал, не зная, какое слово и подобрать. – Позывы?
– Как тебе сказать… – протянула она. – Здесь, в этих ваших лесах, постепенно понимаешь, какой ты крохотный, и какая огромная планета. – Джен приостановилась, огляделась вокруг. – А знаешь, что самое жуткое? Если вдруг случится какой-нибудь катаклизм, не ядерная война, а просто катаклизм… Все исчезнет: и небоскребы Манхэттена, и мост Золотые ворота, и ваш Кремль, и «Шаттлы» с мыса Канаверал – а здесь все останется в точности таким же. Как будто никогда и не было человека.
– Я тебя поздравляю, – сказал Мазур. – Еще неделя странствий – и ты начнешь понимать, отчего именно русская душа испокон веку считается загадочной. Станешь загадочным посреди таких просторов.
– Пожалуй…
– Если поймешь русскую душу, сделаешь карьеру. Перейдешь в ЦРУ, лекции будешь читать…
– А ты меня и в самом деле изнасиловал бы?
– Тьфу ты, – сказал Мазур, сбившись с шага. – Если иностранец еще способен когда-нибудь понять русскую душу, то женскую логику понять немыслимо…
– Нет, правда?
– А что, хочется?
Она возмущенно замолчала, и они долго шли локоть к локтю в напряженной тишине. Чтобы разрядить обстановку, Мазур спросил:
– А как насчет Нью-Гэмпшира? Рэмпол и Дреймен там победили на первичных?
– Вот то-то и оно, – сказала Джен. – Помимо всего прочего… – и спохватилась: – А ты откуда знаешь про…
Мазур досадливо поморщился:
– Пойми ты наконец, что мы не встречаем на улицах медведей и тостер с кофемолкой не перепутаем…
Была в американских предвыборных играх некая полумистическая закономерность: кандидат в президенты, получивший большинство голосов на первичных выборах в штате Нью-Гэмпшир, с железной непреложностью обосновывался вскоре в Белом Доме. За последние полсотни лет нашлось одно-единственное исключение, как водится, лишь подтвердившее правило…
– Странный вы народ, американцы, – сказал Мазур. – Я не говорю, что непременно следовало пускать в ход винтовку с оптическим прицелом, чтобы остановить этого типа… Но девочку-то могли подсунуть? И щелкнуть в инфракрасных лучах? Или выдумать еще что-нибудь коварное? Я о ФБР был лучшего мнения – а вы что-то напоминаете то ли институт благородных девиц, то ли помешанных на чести рыцарей без страха и упрека…
Джен повернулась к нему и, глядя с непонятным выражением, усмехнулась:
– А если у человека прекрасно подобранная группа охраны, на дальних подступах отсекающая все разработки по компрометации?
– Ах, во-от как… – сказал Мазур удовлетворенно. – Ну, извини. Я о вас хуже думал. Слушай, меня всю жизнь немножечко дразнила историческая загадка: был ваш Гувер педиком или нет?
– Иди ты!
– Ладно, не обижайся. Извращения всякие бывают: Андропов стихи писал да вдобавок, если верить нашему доктору Лымарю, иногда использовал кое-какие магические приемчики…
– Что, серьезно?
– Вернешься, поговоришь с доктором. У него на этот счет есть целая теория. Со ссылками на старинную магическую практику. Видишь ли…
Замер, перебросил автомат под руку.
Метрах в сорока от них стоял высоченный зверь, палевый, с черной спиной, вывалив широкий розовый язык и насторожив уши, вглядывался в путников, прямо-таки подрагивая всем телом в охотничьем азарте. «Опять?» – пронеслось в голове у Мазура. То ли волк, то ли собака, пойми его…
Потом зверюга повернула голову, Мазур увидел у нее на шее черный широкий ошейник с жуткими стальными шипами, способный разодрать пасть и медведю, так что любо-дорого будет посмотреть. Все-таки овчарка – великан-восточноевропеец, из той породы, что захирела и почти исчезла после того, как подсократили северные лагеря… Мазур опустил язычок предохранителя напротив латинской буквы «Е» – одиночный огонь – и молча ждал.
Пес в неуловимый миг переменился, пропала злая напряженность, шерсть на загривке улеглась. Он широко махнул хвостом, гавкнул, взрыв передними лапами мох – и помчался дальше, обогнув стоявших. Слышно было, как он азартно лает, проламываясь сквозь кустарник.
– Фу ты, – вздохнула Джен. – Я думала, волк…
– Тут похуже, – сказал Мазур, нахмурившись. – Помолчи-ка…
Стал прислушиваться – далеко впереди похрустывал валежник, раздавался едва слышный лай.
– Ну-ка, в сторону! – распорядился Мазур, круто забирая вправо.
– Поняла, кажется, – сказала Джен, поспешая следом. – Камуфляж?
– Ага, – ответил Мазур. – Те, кто одет в камуфляж, для него – свои. По виду мы, надо полагать, от его хозяев не особенно отличаемся… А это плохо в любых смыслах… Ложись!
Они залегли за поваленным деревом. Почти повторяя путь пса, промчались еще двое, столь же огромные. Блеснули в проникших под густые кроны солнечных лучиках стальные шипы, окаймлявшие ошейники. Мазур терпеливо ждал. Показалась еще собака – но эта, визжа и подскакивая в тщетных попытках угнаться за далеко опередившей ее сворой, была на длинном, выпущенном во всю длину, поводке. Поводок держал рослый малый в пятнистом комбинезоне и кепочке-афганке, козлом скакавший через колоды. За ним редкой цепочкой бежали еще человек десять, одетые точно так же, с «сорок седьмыми» наперевес. У одного раскачивался над головой гибкий зеленый прутик антенны – висевшая на спине рация, Мазур рассмотрел, была довольно компактной. Они промчались метрах в пятидесяти, хрустя валежником, тяжело дыша, – а гораздо дальше, где-то у горизонта, стрекотал вертолет…
– Не за нами? – прошептала на ухо Джен.
– За ним и, – сказал Мазур.
– А как ты думаешь…
– Ничего я не думаю! – рявкнул он яростным шепотом. – Следую своим курсом… Лежи!
Еще с четверть часа они лежали в укрытии: Мазур справедливо опасался, что охрана частного лагеря (а это, несомненно, она) при встрече с непонятными путешественниками моментально поддастся соблазну разрубить узелок старым таежным способом – нет человека, нет и проблемы. Так гораздо проще. Трупы можно искать до скончания века, в старые времена бесследно исчезали целые обозы, но с тех пор возможности органов правопорядка увеличились ненамного, в той их части, что касается тайги…
– Ну, кажется, можно… – сказал он. – Полежи, осмотрюсь…
Он приподнялся над бурым замшелым стволом, достигавшим стоящему человеку чуть ли не до пояса.
Тупой удар под левую лопатку слился с сухим хлопком винтовочного выстрела. Не успев ничего понять – подсознание сработало само, – Мазур на миг замер в неуклюжей позе, медленно завалился направо без стона и вскрика. Упал щекой в жесткую сухую траву, сделал яростную гримасу – Джен уже округлила глаза, собираясь крикнуть – прижал палец к губам и медленно потянул к себе автомат. Под лопаткой ныло, но Мазур знал, что невредим: пробей пуля бронежилет и попади прямехонько в сердце, он бы сейчас уже потихоньку остывал… Неизвестный стрелок метил наверняка, и не его вина, что Мазур остался жив. Сколько их может быть?
Джен замерла столь же недвижно. В глазах стоял немой вопрос, но Мазур пока что не мог сообразить, что делать. Уверен был в одном: стрелок видел его одного, выстрел раздался, как только Мазур поднялся над кустами…
И потому он лежал, сдвинув предохранитель на «F» – огонь очередями. Прислушивался, не хрустнет ли ветка под ногой: бить белку в глаз и передвигаться по тайге совершенно бесшумно – две большие разницы. Таежные кочевники ходят тихо – и не более того. Не было у них жизненной необходимости перенимать навыки коммандос или ниндзя, овладевать искусством превращения в бесшумные тени – да и индейские таланты с легкой руки Фенимора Купера преувеличены до полной невозможности…
Один он там или несколько? Значит, все это время хранители пещеры неутомимо шли по следу – кто еще будет палить из винтовки? Очень похоже, противник занервничал – выстрелил, едва завидев Мазура, даже не дав себе труда проверить, где второй беглец. Они вряд ли перепутают следы двух со следами одного, просто обязаны знать, что беглецов все еще двое…
Значит, торопятся. Надо полагать, населенные места совсем близко, быть может, деревня даже ближе, чем Мазур рассчитывал. Собачьего лая не слышно, это уже лучше…
Он осторожно вытянул руку, прикоснулся к карману Джен. Она поняла, осторожно извлекла револьвер, взвела курок. Автоматчики с собаками уже далеко, вряд ли услышат одиночные выстрелы – в чащобе их глушит моментально, не получается эха…
– Пальнешь пару раз в том направлении, – показал он, касаясь губами ее уха. – Повыше, над головой… В белый свет. Как только я скроюсь с глаз… Понятно? Досчитай до шестидесяти – и снова…
Она кивнула, не отрывая щеки от земли, взгляд изменился, стал цепким и сосредоточенным. Мазур, елико мог бесшумнее, прополз метров десять – пока не кончилось толстенное поваленное дерево. Дважды бабахнул револьвер, слышно было, как пули прочертили след по вершинам елей. Посыпались иголки.
Мазур перекатился под защиту толстого ствола, замер на полусогнутых. Затем осторожно переместился левее. Еще два выстрела из кургузой фэбээровской игрушки, пули чиркнули в кронах, звонко полетели щепки. Полное впечатление со стороны, будто потерявший голову, ошеломленный смертью напарника человек лупит наобум. В голове у Мазура лихорадочно, словно спятившая кинопленка, перематывались сцены схватки у святилища. Поняли ли охраннички Золотой Бабы, что на дерзких визитерах были бронежилеты? Вообще-то не должны были догадаться, единственное попадание, когда Мазуру влепило в броник над поясницей, в горячке первой схватки могло сойти и за промах… Не коммандос, в конце-то концов?
Успокаивая себя этими мыслями – и помня в то же время, как опасно считать противника дураком, – он преодолел зигзагами еще метров тридцать, от ствола к стволу, огибая сухие кусты и колоды. Над головой сердито зацокали, посыпался какой-то мусор – это возмущалась белка.
Он не особенно удивился, когда понял, что вышел в тыл противнику. Противник был один-единственный, его выгоревшая короткая брезентовая куртка четко рисовалась на фоне темно-коричневого ствола, за которым он притаился с карабином наперевес. Никакого камуфляжа – как и у тех его соплеменников, кто гнался за беглецами прежде.
Читать бесплатно другие книги:
