След пираньи Бушков Александр

– В общем, голова. Следи за базаром. И запомни еще, что у него, по недвусмысленным данным разведки, «синдром полковника». Разные бывают полковники. Одному достаточно пары просветов, другой стремится в генералы. Сам понимаешь, а? Мазур кивнул.

– Очень ему хочется в генералы, понимаешь ли, – сказал Кацуба. – Дело, в принципе, житейское, только не за наш же счет? Пусть свою мафию раком и ставит, если такой прыткий… Короче, генерал мне сказал, что с этим Шерлоком должным образом поговорили. Объяснили доходчиво, в общих выражениях, что такое есть наши базы и как чревато их трогать, сиречь мотать нервы нашим ребяткам. Так что этот нюанс учитывай и используй. Не хами, но и не зарывайся. Я тебя в случае чего моментально выдерну, но зацепок лучше не давать, – он мимоходом, одним пальцем потрогал микрофон за отворотом пиджака Мазура. – Главное, что предъявить тебе ему нечего. Самое слабое место было – хата паромщика.

– Почему «было»?

– Сгорела хата, – хмыкнул Кацуба. – Позавчера. Такое вот вышло невезение. То ли шаровая молния залетела, то ли произошло самовозгорание поленницы. По-ученому – полтергейст. Ясно?

– А утром ты мне этого сказать не мог? – недружелюбно бросил Мазур.

Кацуба фыркнул:

– Может, тебе и жопу на ночь? Ты, блядь, будешь веселиться, вендетту устраивать во глубине сибирских руд, а мы тебе – нервишки успокаивать? Нет уж, надо было, чтобы у тебя серые клеточки заработали со страшной силой, чтобы ты извертелся весь, убедительные оправдания выдумывая… – Он пригладил кошачьи усики ногтем большого пальца. – Считай, что это тебе было вместо строгача с занесением по партийной линии – надо ж чем-то компенсировать отсутствие парткомов, легоньким моральным террором разве что…

– Сука ты, майор, – сказал Мазур беззлобно.

– А то, – кивнул Кацуба. – Должность такая. Ты еще с генералом не общался, в роли проштрафившегося, Глагол бы тебе выписал впечатлений на всю оставшуюся жизнь… Словом, нету больше твоих пальчиков у паромщика, поскольку нету хаты. И не был ты там никогда.

– А пижманские менты их снять не могли? По горячим следам? – То-то и оно, что не сняли, – сказал Кацуба. – Там тебе не Скотланд Ярд, там провинция а натюрель… Ладно, шагай и ухо востро держи…

Мазур кивнул, вылез из машины и быстро поднялся по грязным ступенькам. Его уже ждали – навстречу моментально шагнул парень лет тридцати с неприметным лицом и, невнятно пробормотав звание и фамилию, скороговоркой спросил:

– Гражданин Мазур?

Но спросил явно проформы ради, судя по тону, должен был знать Мазура в лицо. Возможно, и был на том допросе в областном УВД – Мазур тогда не особенно приглядывался к лицам, все они выглядели близнецами, и не было ни нужды, ни желания их запоминать…

А вот полковника Бортко Мазур никогда прежде не видел, но опознал моментально: по экстерьеру. Вряд ли их тут имелось двое, таких. Медведеобразный верзила в штатском сидел, отодвинувшись от стола насколько возможно – стол ему был определенно мал, как и сама комнатка, довольно спартанского стиля, украшенная лишь ярким плакатом-календарем с изображением ушастого русского спаниеля и большим прямоугольным зеркалом в довольно новенькой деревянной раме.

Провожатый, стараясь двигаться как можно тише, поставил себе стул в углу и примолк там. Бортко, неуклюже обогнув стол, вышел навстречу Мазуру Физиономия у него была самая что ни на есть простецкая – хоть сейчас засылай тайным агентом к пьющим слесарям, никто и не заподозрит внедренки. Причем, что интересно, Мазур не подметил и тени лицедейства – а это означало, что лицедейство было высшего класса, маска попросту приросла к лицу…

– Мазур, стало быть, Кирилл Степанович? – спросил Бортко с некоторой даже ноткой радушия. – Садитесь вот сюда и доставайте табачок, если курите… – Он вернулся на свою сторону стола и немного помолчал, опустив взгляд к лежащим на коленях широченным ладоням. – Вы уж извините, что снова приходится вам душу бередить, да ничего не поделаешь, служба, как человек военный, понимаете, должно быть…

– Да, – сказал Мазур без всякого выражения.

Стол перед полковником был чист – ни единой бумажки, ничего. Только черная чугунная пепельница в виде ежика с несколькими окурками.

Какое-то время они смотрели друг на друга поверх этого пустого стола, потом Бортко пошевелился, чуть понурился и сказал:

– Мне тут настоятельно советовали вам особо не досаждать, говорят, вы человек невероятно засекреченный, в старое время и словечком бы перемолвиться не дали…

Мазур молчал, поскольку ответить было совершенно нечего – утвердительно кивать как-то глупо, а перечить – еще глупее. Парень за его спиной сидел тихонько, как мышь под веником. В какой-то момент Мазуру вдруг почудился тоненький электронный писк, но оборачиваться он не стал. Зато Бортко живо глянул поверх его плеча, спросил:

– Это не на вас ли микрофончик надет? А то у капитана что-то детектор распищался…

– У меня, – сказал Мазур, пожал плечами: – Правила знаете ли…

– Ну да, – понятливо кивнул Бортко. – Военные секреты, тайная война, фронт без флангов. Я так и подумал, что это на вас клопик, – мой-то кабинетик час назад проверяли по новому печальному обычаю… Честно вам признаюсь, даже некоторую неловкость в организме чувствую: как с вами, таким секретным, разговаривать, чтобы ненароком не нарушить чего?

Произнесено это было столь же простецки, без малейшего притворства или насмешки – и Мазур собрался, как перед прыжком. Сидевший напротив верзила был опасен, как неизвлекаемая мина.

– Жизнь у меня нелегкая, – сообщил Бортко. – И от текущей мелочевки вкупе с текущим крупнячком свихнуться можно – а теперь еще и ваша история…

– Ну, а вас-то кто заставляет? – спросил Мазур. – Вы же, насколько я понял, по организованной преступности работаете?

– Ох… – вздохнул Бортко. – Времена сейчас такие суматошные, что и не знаю даже, кто нынче прямыми обязанностями занимается. У начальства есть милая привычка – взваливать на шею все подряд, не разбирая. А возражать начальству как-то не принято. У вас ведь, должно быть, то же самое, а?

– Да, в общем-то… – сказал Мазур.

– Вот видите. Взвалили – и не пискнешь. Будь вы человеком не столь загадочным, прошло бы мимо меня и вообще мимо нас. Но грохнуло начальство кулаком по столу: «На твоей, говорит, Бортко, территории убили жену заслуженного человека, секретного капитана первого ранга…» Что тут попишешь? Только каблуками щелкнешь… – Он говорил так задушевно, что невольно тянуло ему посочувствовать. – Значит, вы с супругой из Аннинска ехали?

– Да, – сказал Мазур.

– Проведя там в гостях две надели у гражданина Шагарина Виктора Тимофеевича, что означенный гражданин подробно подтверждает… Авторитетный гражданин. Столь же серьезный и засекреченный… Настолько, что не верить ему ну просто-таки невозможно, в особенности если собственное болыпезвездное начальство три раза повторило: ты, Бортко, свои хамские замашки брось и работай, как джентльмен… – Он спросил участливо: – Как же так вышло, что этот негодяй к вашей жене привязался?

– Если бы знать… – сказал Мазур.

– Значит, вы, вернувшись в купе, увидели, что она лежит мертвая, а этот мерзавец стоит над ней с пистолетом?

– Да.

– И вы его…

– Да, – сказал Мазур сухо. – Это я умею. Есть претензии?

– Какие там претензии – законная самооборона плюс особое состояние души от психологического шока… Ничего необычного я тут не вижу. Любой мужик бы… – Он поднял голову и остро глянул Мазуру в глаза. – Я необычное в другом усматриваю. Свидетелей нет, ни единого.

– А что, на такие дела идут, сопровождаемые дюжиной свидетелей? – жестко бросил Мазур.

– Вы не поняли. Я о проводнице говорю. Исчезла проводница после прибытия поезда в град Шантарск. Случайно, не у вас в гостях обретается?

– Вот не знаю, – сказал Мазур. – Я в эти детали абсолютно не посвящен. Сами понимаете: наши особисты мне о своих действиях не докладывают. Я же не начальник, хоть и звезд изрядно…

– Понятно, – протянул Бортко. – А тут еще бригадир поезда загадок добавляет. Опрошенный по горячим следам, показал, что вы, когда пришли к нему, показали милицейское удостоверение…

– Ну, это он напутал, – сказал Мазур. – Я ему показывал свое офицерское удостоверение, вот это самое. Не разобрался сгоряча, надо полагать.

– Надо полагать, – повторил Бортко. – Так он сам и заявил на втором допросе, три дня спустя. Горячо заявил, прямо-таки вращая глазами и махая руками для пущей убедительности. А в глазах-то у него страх стоял, я такие глаза знаю, насмотрелся… Так он мне доказывал, будто в первый раз напутал, что жалко было болезного…

– Ну, это ваши заморочки, – сказал Мазур. – Я вам рассказал, как было. Если у вас есть другая информация…

– Господи, откуда? – развел руками Бортко. – Ошибся человек, бывает. Ну с чего бы вдруг вам милицейским удостоверением размахивать, когда у вас есть свое, авторитетнее? Да и где вы милицейское взяли бы? И зачем? Вы же не гангстер, в самом-то деле, и интересы ваши, как мне намекнули, направлены на зарубеж… Вы уж простите за нескромный вопрос, но в вашей семейной жизни не было ли трений или иных скандалов на разнообразной почве? Мало ли что бывает…

– Куда вы клоните? – спросил Мазур прямо.

– Изучаю проблему, как оперу и положено, – сказал Бортко. – Был у меня, знаете ли, печальный случай. Один тип, к стыду нашему, милицейский капитан, решил убить женушку. Не угодила чем-то, дело житейское. И убил, козел. Три раза ткнул ножом прямо на дому, а потом убеждал всех, что это ему садистски отомстили уголовные клиенты. И убедил почти, знаете ли. Только нашлась в его показаниях крохотная прореха, вовсе даже пустячная, однако отыскался рядом опытный опер, который за эту промашку тут же ухватился, ну, и размотал клубочек.

– Слушайте… – повысил голос Мазур.

– Да бог с вами! – Бортко излучал сочувствие и доброжелательность. – Я никаких параллелей не провожу и ассоциаций не ищу. Только органы, будет вам известно, – механизм громоздкий и разветвленный. И ваши показания, как любые другие, путешествуют по этому механизму достаточно долго. И на многих этапах попадается хмурый, изначально подозревающий всех и вся народ. Рано или поздно появляется какая-нибудь желчная физиономия, набравшаяся хамства задать циничный вопрос: «А отчего это показания вашего потерпевшего основаны на его собственных словах? И только?»

– Уже задали?

– Можно сказать, – неопределенно ответил Бортко. – Тысячу раз простите, я ведь не из пустого любопытства стараюсь, понимаю, каково вам… Но факты – вещь упрямая. В купе – два трупа. И вы – единственный свидетель.

– А как насчет презумпции невиновности? – спросил Мазур сквозь зубы.

– Так никто ж ее не отменял, – сказал Бортко. – Я вам просто объясняю, какие вопросы возникают в иных умах – и не более того. А знаете, из-за чего эти вопросики возникать начали?

За спиной Мазура тихо стукнули ножки стула, чуть погромче стукнула дверь. Он обернулся – парня в комнате уже не было.

– Все предельно упростилось бы, окажись ваш злодей поездным вором или иной уголовной шпаной, – сказал Бортко серьезно. – Но это ведь не уголовник и не ошалевший наркоман – покойный гражданин Денисов, как вам, должно быть, неизвестно, был человечком довольно приличным. Трудился на ниве маркетинга в шантарской фирме с лирическим названием «Синильга». Я бы, конечно, за стопроцентную добродетель покойного не поручился, частные фирмачи – тот еще народ, но признаюсь вам откровенно: компроматом на него не располагаю никаким. И какого черта он делал в том поезде – притом трезвый и наркотиков не кушавший, – никто внятно объяснить не в состоянии. И совершенно непонятно, зачем ему понадобилось убивать вашу супругу.

– Я его в жизни не видел, – сказал Мазур.

– Не сомневаюсь, – кивнул Бортко. – До этого печального случая ваши с ним пути никак пересекаться не могли – вы с супругою обитали в Питере, он – в Шантарске, где ж вам было познакомиться, а тем более на какой почве враждовать? Нигде не могли пересечься засекреченный балтийский каперанг и сибирский коммерсант… А вот взяли и пересеклись. Если б вы до того в вагоне-ресторане поскандалили – все зацепка. Но не было в том поезде вагона-ресторана, и ехал он, согласно билету, за три вагона от вас…

– А отпечатки на пистолете? – Его отпечатки, тут вы правы, – кивнул Бортко. – И кобура от этого пистолетика была у него под мышкой. И пистолетик был насквозь незаконный. Только это ведь ничуть не объясняет странности всего происшедшего…

– Ну, а я уж тем более объяснить не могу, – сказал Мазур. – Только убил ее он. Некому было больше.

– Верю, – сказан Бортко. – Хотя и в толк не возьму, зачем ему понадобилось. Никто у него вроде бы маньяческих наклонностей не замечал. Вот только шефа, увы, не расспросишь: убили хозяина «Синильги» пару дней назад. Так чистенько и грамотно положили вкупе с женой и охраной, что получается классический тупик… Ну, мало ли. Задолжал кому или дорогу перешел. Нынче у нас норовят самые разные проблемы пулей решать… – Он покосился вбок, на стену. – Словом, пошли сплошные загадки, самые неожиданные пересечения… Вы, кстати, во время отпуска по тайге не гуляли?

– Нет, – сказал Мазур.

– А я тут краем уха слышал, что вы в Курумане какой-то плот строили. Основательное сооружение.

– Строил, – сказал Мазур. – Сначала и в самом деле хотели сплавляться. Потом жене что-то разонравилось – и поехали в Аннинск к Вите Шагарину.

– А плот куда делся? Мазур пожал плечами:

– Проплыли мы всего верст пятьдесят – до Кареево. Там сели на поезд и поехали в Аннинск. А плот я пустил по Шантаре – что с ним было делать, не продавать же? Кому он нужен?

– Действительно… Дальше Кареево не добрались?

– Я же сказал.

Теперь и Мазур покосился на стену, точнее – на зеркало. Было в нем что-то неправильное. Рамка чересчур толстая, а само зеркало чересчур уж вровень со стеной. Вполне можно допустить, что это «стекло Гизелла» – зеркало с односторонней прозрачностью. По ту сторону может торчать целый взвод и пялиться на тебя во все глаза – а ты не увидишь ничего, кроме обычнейшего зеркала. А ведь похоже… То-то и парнишка смылся. Свободно могли отыскать кого-то из тех лесных пожарников… ну, а что это им даст? Устные заверения, никакими доказательствами не подкрепленные?

– Значит, по тайге не гуляли… – сказал Бортко.

– Нет.

– Повезло вам, – сказал Бортко. – А то в тайге за последние недели творилось черт-те что… – Он грузно встал со стула, вытянул из ящика стола потрепанную карту, положил перед Мазуром и стал тыкать в нее авторучкой. – Вот здесь – убийство, и здесь, и здесь тоже, под самым Пижманом, да и в Пижмане несколько трупов. Полное впечатление, словно шел какой-нибудь долбаный Терминатор и развлекался от души, ни разу не попавшись… И если мы эту воображаемую линию продолжим, она аккурат в железную дорогу и упрется. Только там все наоборот: там, в поезде, убийца налицо, хоть и мертвый…

– И к чему вы мне все это говорите?

– Сам не знаю, – пожал плечищами Бортко. – Просто выдался этакий вот сезон загадок, сатанеешь, честное слово. – Он нагнулся к Мазуру совсем близко. – И так и тянет вам очную ставочку устроить.

– С кем? – глядя ему в глаза, спросил Мазур.

– С самым разным народом.

– А зачем?

– Вот то-то и оно – зачем? Даже если какому-то обормоту вы и покажетесь знакомым – всякое бывает, – подкрепить это ничем не удастся. Снова меня, болезного, одернут, я рожки и втяну, что та улитка… И поговорить нам совершенно не о чем, а?

– Не о чем, – сказал Мазур.

– Решительно? – Бортко дернул уголком рта. – Вы поймите меня правильно: я вас ни в чем не обвиняю и ничего не пытаюсь пришить. Не столько из врожденной доброты, сколько оттого, что дело безнадежное. Но вот если бы вы мне рассказали совершенно добровольно, я бы даже уточнил, как частное лицо – частному лицу, не наблюдались ли в нашей тайге какие-нибудь нехорошие странности? Не встречалось ли вам чего неприглядного?

– Не был я в тайге, – сказал Мазур. – Не взыщите.

– Точно?

– Точно, – сказал Мазур.

– Я понимаю, что вы насквозь засекреченный и крайне нужный державе человек, – произнес Бортко врастяжку. – Но вот запросто, по-человечески могли бы поболтать? Я же не из любопытства вас пытаю, мне по работе знать надлежит обо всем, что в губернии делается…

Пожалуй, это звучало, как просьба – без лицедейства на сей раз. Но Мазур идти навстречу не собирался. Все было бессмысленно – доказательств нет, а половина свидетелей отправилась к праотцам…

– Ну, а все-таки? – мягко спросил Бортко.

– Нечего мне вам рассказать, к сожалению, – пожал плечами Мазур. – Не был, не видел…

– А если кто-то еще вляпается? Только не будет у него ни вашей сноровки, ни вашей крыши?

– А если доказать ничего нельзя? – в тон ему ответил вопросом Мазур.

– Это уж мне решать.

– Нет, увольте…

– А что там у вас в расположении рвануло? – спросил Бортко, неторопливо пряча карту в стол.

– Представления не имею, – сказал Мазур. – Это уж настолько не мое дело… Я ж не особист.

– Понятно.

Вошел неприметный, вновь бесшумно устроился на стуле и в ответ на взгляд шефа пожал плечами. Не похоже было, чтобы полковника это разочаровало, хотя Мазур ничего не стал бы утверждать с уверенностью.

И спросил, подумав:

– Я вам больше не нужен?

– Как вам сказать… – протянул Бортко. – С одной стороны, больше вроде бы и рассуждать не о чем. С другой – вроде бы очередная странность напрашивается в гости. Я ж говорю – странности у нас косяком пошли… Уж простите за новый нескромный вопрос: у вашей супруги татуировки были?

Вот этого Мазур решительно не ожидал. Поднял голову. Бортко вперил в него тяжелый взгляд. Молчал и ждал.

– Вот ситуация, да? – тихо произнес он, не отводя от Мазура колючих глаз. – Скажешь «нет» – соврешь. Скажешь «да» – придется объяснять…

– Что – объяснять? – тихо и недобро спросил Мазур.

– Ну, хотя бы откуда у молодой женщины из вполне приличной семьи, окончившей далеко не последнее учебное заведение, вдруг взялись наколки на манер зэковских…

– Студенческие глупости, – отрезал Мазур, уже чуя что-то насквозь нехорошее.

– Оно конечно, – задумчиво сказал Бортко. – У самого дочка гранит грызет, всякого насмотришься… Развлекаются, как хотят, акселераты этакие…

– Я могу идти?

– Да нет пока что, – сказал Бортко и сделал какой-то знак адъютанту. Тот мгновенно пересел к столу, вытащил бланк протокола допроса и авторучку. – Боюсь, придется вас допросить по другому делу, где вы выступаете то ли в роли потерпевшего, то ли свидетеля. Уж и не знаю, как сформулировать – загадки вновь ходят косяками… Может, попросту казенную бумагу взять и процитировать?

– Сделайте одолжение, – сказал Мазур.

Бортко извлек из стола папку, из папки – несколько листочков, бегло пробежал их взглядом, переложил – должно быть, согласно нумерации – и, не поднимая глаз на Мазура, принялся бубнить:

– «…в ноль часов шестнадцать минут внимание экипажа патрульно-постовой службы отдельного батальона ГАИ привлекли находившиеся на Кагалыкском кладбище неизвестные. Во время приближения к ним для проверки документов по старшему сержанту Тополькову В. С. и лейтенанту Ильину М. Т. неизвестными были произведены выстрелы из автоматического оружия с причинением множественных пулевых ранений, вызвавших невозможность действий по задержанию…» Коряво написано, что греха таить, но суть ухватываете?

– Ухватываю, – сказал Мазур.

– Короче, ребят положили на месте. Они особо не береглись – решили, видимо, что там опять бичи собрались водку трескать и венки воровать… Шли в рост с зажженными фонарями. Водитель залег у ограды, стал палить, потом начал вызывать подмогу. Только никого взять не удалось – у них там была машина, успели смыться. Несколько дорог, местность сложная… Когда приехала опергруппа, обнаружилось, что могила вашей супруги вскрыта, гроб извлечен и также вскрыт.

– Как… вскрыт? – глухо спросил Мазур.

– Гвоздодером, надо полагать. Или ломиком, – безразличным голосом продолжал Бортко. – По заключению экспертов, подушечки пальцев, все десять, испачканы веществом, аналогичным применяемому в дактилоскопии для снятия и фиксации отпечатков пальцев. Проще говоря, сняли отпечатки. Каких-либо других целей вроде бы не было. Ничего пояснить не хотите?

– Нет, – сказал Мазур, непослушными пальцами выковыривая из пачки очередную сигарету. – Потому что сам ничего не понимаю.

– Так-таки и ничего? Снова совпадение? Или просто так кому-то шизанутому вздумалось с трупами играться? Я ведь вам лапшу не вешаю и на пушку не беру. На парней в морге посмотреть хотите? И как, по-вашему, я еще мог о татуировках узнать? Да оттуда же, из протокола осмотра трупа… – Он вновь навис над Мазуром. – Ну ты ж мужик и офицер, что ты мне тут крутишь сироту казанскую? Я не говорю, будто ты что-то натворил, но объясни ты мне, во что вы с ней вляпались! Что вы такое видели? Был ты в тайге. И она была. И что-то там у вас произошло с мальчиками из «Синильги». Нет? – Он вновь вытащил карту, чуть не порвав, яростно развернул. – Вот здесь – прииск «Синильги». Здесь – их дачка, возле заповедника, собственно, в самом заповеднике… Здесь, на переправе, пришили их людей – и свидетели оч-чень подробно тебя описывают… И жену твою тоже.

– Может, они еще и описывают, как я на глазах у них мочил кого-то? – хмыкнул Мазур, не поднимая глаз.

– Не танцуй. Сам прекрасно знаешь, что они описывают.

– Ну, тогда, может, и проведем опознание по всей форме? – спросил Мазур. Кивнул на стену. – Эти фокусы с зеркалами, насколько помню, совершенно незаконные…

Бортко яростно сопел.

– Сам знаю, – сказал он, немного остынув. – А незаконные они потому, что на законное опознание у меня санкции нет и никто мне ее не даст. Ты ж у нас со всех сторон прикрытый, супермен хренов, из-за тебя меня генералы раком ставить будут… И свои, и чужие. Так что выпорхнешь ты отсюда, весь в белом, а я останусь понятно в чем… – Он окончательно успокоился, сел у стола, закурил. Глядя в пол, громко спросил:

– Все его опознали?

– Все, – сказал сидящий у двери.

– А толку-то от этого… – поднял на Мазура злой и упрямый взгляд. – Так вот, Ихтиандр, – нисколечко не верю, что тут имеют место некие шпионские игрища. Я, конечно, полный болван во всем, что касается шпионажа, но в этой комнатушке сижу давно и этот город знаю вдоль-поперек. Ты мимоходом вляпался в некую уголовщину, вылез из нее благодаря выучке, положил кучу трупов, да вот жену не уберег… Так мне вещует опыт, а опыта у меня богато. Так оно все и было. И никак иначе. Я не требую, чтобы мне выдавали государственные тайны, но обо всем, что касается моих клиентов, хочу знать как можно больше. Усек?

– Я могу идти?

– А ты мудак, – сказал Бортко. – Уж прости за прямоту.

– Какой есть.

– Может, фотографии с кладбища показать?

– Чтобы я озлился и помог следствию? – хмыкнул Мазур, уже успевший встать. – Не пойдет, точнее, не выйдет. Ты уж извини, но что-то мне не верится, будто тебе удастся чего-нибудь путного достичь… Уж мне-то виднее, – усмехнулся он горько. – Право слово, виднее.

Они стояли по обе стороны стола и смотрели друг другу в глаза. Сидевший у двери, казалось, и не дышит вовсе. Мазур и в самом деле чувствовал себя чуточку подонком – но он и впрямь не верил, что Ведмедю удастся чего-то добиться: не тот расклад, не тот народ. Все концы обрублены, иные сам рубил…

– Ну ладно, – сказал Бортко. – Сам попытаюсь. Есть, знаешь ли, опыт…

– Бог в помощь, – вежливо сказал Мазур.

Повернулся к двери. Неприметный парень невольно дернулся, собираясь загородить дорогу, но Мазур краешком глаза отметил, что полковник остановил его жестом. И пробасил в спину:

– Ты запомни для сведения, Ихтиандр: это у себя там ты – король. Морской царь. А если ты в моем городе во что-нибудь такое влипнешь – могут и генералы не спасти. И пока ты здесь, я с тебя не слезу, честно предупреждаю….

– Учту, – сказал Мазур, четко повернулся через левое плечо и вышел.

Шагал по коридорам, не различая встречных, в голове была совершеннейшая каша. Только сейчас ему стало приходить в голову, что игра пошла гораздо серьезнее, чем представлялось. Если профессионализм тех, кто пытался расколоть их вчера, еще можно было свалить на пресловутые «мафиозные структуры», то ночной взрыв (похоже, совпавший по времени с событиями на кладбище) как-то особенно уж неприятно щемил сердце. Стоит только представить, что это не наглость, а уверенность в себе, – многое предстает совсем иначе…

Он чуть ли не запрыгнул в машину, яростно хлопнул дверцей. Кацуба неторопливо вынул из уха черный шарик на кольчатом шнуре, пожал плечами:

– Интересное кино…

– Все слышал?

– Естественно.

– Как думаешь, он не блефовал насчет кладбища?

– Так проверить-то – минута дела, – сказал Кацуба. – И не проходит у меня впечатление, что ты, голубь, нас втравил в паскуднейшую историю…

– А ты на моем месте сидел бы сложа руки?

– Да я ж тебя не упрекаю, – сказал Кацуба. – Просто паскудных историй терпеть не могу – потому что работать заставляют, как папу Карло, чтобы их затушевать… А ты за меня работать не будешь, понятное дело.

– Хочешь, поработаю, – равнодушно отмахнулся Мазур.

– Ох, смотри, голубь, – хитро глянул на него Кацуба. – Поймаю на слове, у меня это запросто, а у генерала еще проще… – Он смотрел насмешливо и непонятно. – Помнишь «Джентльменов удачи»? «Косой, ты нырять умеешь?»

– Ладно, поехали, – нетерпеливо пошевелился Мазур.

– Погоди, – сказал сквозь зубы майор. – Сейчас вся эта орава на красный остановится – я и рвану. И хвостик получится заблокированным… Башкой не верти! – прошипел он. – В зеркальце глянь с равнодушным видом, развались, сигаретку вытащи, словно мы тут еще час проторчать собрались за дружеской беседой – или ждем кого…

Мазур посмотрел в зеркальце, но ничего особенного не усмотрел – поблизости, по обеим обочинам улицы с односторонним движением, стояло несколько припаркованных машин, и люди сидели в трех из них.

– Который? – спросил он тихо.

– Вон та «семерочка» цвета мышиного помета, – оскалился Кацуба. – Только она нас не с самого начала пасла – когда выехали с базы, у зверосовхоза на хвост села совсем другая, а этим нас уже где-то в центре передали… Ребятки наглые, если полезли за нами к самому РУОП, – только это еще ни о чем не говорит, в смысле возможной идентификации… опа!

Мазур ждал рывка, но Кацуба рванул машину в самый неожиданный момент, так что каперанга швырнуло назад, и он выронил за окно едва прикуренную сигарету. С хищной улыбкой под реденькими усиками Кацуба выписал крутой вираж, под отчаянный визг покрышек ушел влево, на красный, разминувшись в паре микронов с дернувшейся было на зеленый «Газелью», из-под колес брызнули воробьями прохожие – это майор с великолепным пренебрежением к правилам хорошего тона проскочил прямо по кромке тротуара. Машина промчалась до очередного светофора, оставляя сзади скрип тормозов и разноголосую матерщину клаксонов, свернула на зеленый, начертила еще пару виражей, наконец неспешно, вполне культурно влилась в поток на Энгельса, уже ничем не выделяясь. Никакой хвост удержаться бы не смог.

– Ну, ты даешь… – покрутил головой Мазур.

– А ты так не умеешь?

– Умею. Только к чему так дергаться было? Они ж прекрасно знают, что мы обитаем на базе. И другой туда дороги, кроме как мимо зверосовхоза, нету. По воде разве что…

– Сам знаю, – сказал Кацуба. – Но едем мы, дружок, не на базу, и мне совершенно неинтересно, чтобы они вычислили ту хату, где нас ждут…

– А-а…

– Обратил внимание – он тебе не задал ни единого вопросика про твои лихие подвиги на тех двух «малинах»? Я про Бортко.

– Пожалуй, он и не знал, – сказал Мазур, подумав. – Иначе держался бы по-другому, несмотря на все ему напоминания о предельной деликатности. РУОП исстари живет в контрах с прочими службами, но есть же у них корпоративная солидарность, не хуже нашей, когда мента хлопнут, они все на дыбы встают…

– Вывод? Никакие это не менты…

– Да знаешь, я это и сам давненько подозреваю… – не без сарказма бросил Мазур.

– А вот интересно, что ты вообще насчет наших виновников торжества подозреваешь? Мафиозники это или контора? – Не знаю, – сказал Мазур. – Даже после вчерашнего. Мы же эту тему уже развивали – я не оперативник, я боевик. Кстати, что там со взрывом?

– У генерала узнаешь, – сказал Кацуба. – А насчет виновников – советую подумать…

– Что, я должен?

– Должен, голубь, должен, – сказал Кацуба тоном, каким майору, даже аквариумному, вроде бы совершенно не полагается разговаривать с тем, кто носит на две аналогичных звезды больше и сам причастен ко многим секретам. – Все равно тебе сегодня до вечера придется извилинами шевелить, гарантирую…

– Ты хоть намекнул бы, что там меня у генерала ждет…

– Увлекательная беседа, – хмыкнул Кацуба.

– Ничего в голову не приходит, честное слово, – серьезно сказал Мазур. – Говорил уже: не ориентируюсь в нынешней практике братских контор, а в трудовых буднях криминала тем более не разбираюсь. Судя по тому, что в газетках пишут о разгуле криминального элемента, все эти сюрпризы нам и мафия подкинуть могла. Не пойдут же они на меня в суд подавать из-за Прохора – а вот вычислить могли…

– Логично, – сказал Кацуба. – В связи с чем сам собой возникает интересный вопрос: если это мафия, почему они тебя примитивно не хлопнули, мстя за своего корешка? К чему им все эти спектакли?

– Вот уж не знаю, извини, почему меня не хлопнули… Меня, признаться, и нынешнее положение устраивает, когда я жив.

– Меня тоже, – сказал Кацуба. – Точно тебе говорю…