Первый к бою готов! Самаров Сергей
...Вертолеты выбросили нас на склон горы, покрытый грязным талым снегом. Около шести утра, как и предписывалось боевым распоряжением... Слишком теплым выдался декабрь, чтобы снег устоялся, и слишком низко нас высадили, чтобы снег здесь оказался горным, многолетним, который никогда не стаивает полностью... И высаживали отряд с таким расчетом, чтобы можно было быстро уйти в лес и потеряться там из поля обзора возможного противника. Но нам предстояло не от противника прятаться среди ущелий, а противника искать и определять его силы, вооружение, методы подготовки и боеспособность, маршруты передвижения, стационарные и запасные базы. То есть выполнять обычную работу армейских разведчиков.
Но и выбросили нас с опозданием на два дня против планируемого, поскольку низкая облачность, дожди, перемежающиеся с мокрым снегом, никак не позволяли вертолетам вылететь. Трижды за два дня нас сажали в вертолеты, трижды начинали шуметь над головами винты, но потом стихали, и объявляли отбой. Подождав еще пару часов на аэродроме, мы возвращались в часть, от ожидания уставшие больше, чем можно было устать от тренировочного марш-броска в полной выкладке и в противогазах...
Думали уже, что операцию отменят. Но потом все же солнце пробилось к земле, реанимировав надежды штабного генерала. Нас подняли ночью, задолго до его восхода, и наконец-то отправили. Этого «наконец-то» жаждали все мы, не воевавшие, но в себе уверенные, рвавшиеся к большому делу. Забылись недоумения, вызванные случайно подслушанным разговором. Мало ли у кого какое мнение. Если посылают, значит, так надо...
«Зачем вы пришли сюда? Это наша земля...» – это прозвучит потом и превратится в рефрен, не покидающий голову. А тогда мы еще были уверены, что эта земля и наша тоже. По крайней мере, так нам говорили с детства про Советский Союз, потом так стали говорить уже только про Россию, и мы не хотели, чтобы Россия повторила судьбу Советского Союза...
Прыгали с высоты метра в полтора, в рассвет и в наползающие со стороны низкие, обнимающие склон хребта облака. Вертолетчики подгоняли, потому что их эти облака пугали своей глубиной и скоростью передвижения. Не было гарантии, что, даже высоко поднявшись, попадешь в чистое небо. А в облачность летать в горах – смерти подобно... Но нас и подгонять не надо было. Мы сами торопились...
Куда же мы так торопились...
А вот этого мы еще не знали...
А торопились мы почувствовать собственную несуществующую вину, потому что не бывает вины объективной, всякая вина субъективна... «Вина – понятие относительное», – скажет потом командир роты капитан Петров в ответ на вопрос кого-то из солдат: «А в чем мы виноваты? Чувствую вину, а в чем виноват, понять не могу...» К тому времени капитан не мог руками махать, как обычно, – его избивали больше других и сильнее, но говорил пока еще все так же быстро и отрывочно, к концу фразы часто забывая, с чего начался разговор, и перескакивая на другое:
– Виноватые для противной стороны всегда найдутся... Перед собой как невиновным быть?..
Он думал только о том, что это он приказал нам сдаться в плен и что он создал ситуацию, когда плен стал неизбежностью. Он принял такое решение. Прав он был или не прав – капитан сам не понимал. Слишком много переплелось в один клубок...
Но вину он чувствовал остро...
Анжелина вроде бы и плакала без слез, и дрожала от горестного возбуждения, и не знала, что ей делать. Я специально так кресла поставил, чтобы иметь возможность на нее смотреть. Мой взгляд добавит ей чувства вины. А я могу себе позволить и порассуждать на эту тему до следующего звонка Волка.
– Если разобраться, то все мы виноваты... И я, и ты... Ты сама —пробовала?
– Пробовала... Кто не пробовал... – она ответила уже чуть озлобленно. Это понятно. Вину на себя она принимать не желает. А надо бы принять не вину, надо почувствовать полностью угнетенное состояние, как мы чувствовали тогда, в Чечне... Вина – она сама потом придет, и в дверь не постучит... До такой степени угнетенное, чтобы не желать ничего, в том числе и избавления от обвинений... И только о спокойствии думаешь. О спокойствии, которое хочешь добыть любой ценой. Но разговор о цене еще впереди...
– Я не пробовал... – заявил я. – Не хочу и не буду... Но и ты, и я, когда видим, как другие «балуются», не обращаем на это внимания. Считаем привычным и почти нормальным явлением. А внимание обращать надо...
– Стучать, что ли?..
– А вот этого я не знаю... Стучать не обучен, а как обращать внимание, не знаю... Только сейчас наркота так уже по стране расползлась, что и тех задевает, кто даже «не пробовал»... Если это национальная беда, следует быть готовым к жизни в нашей обычной национальной действительности. А какая у нас действительность? На протяжении столетий – какая? Это все мы хорошо знаем: «лес рубят, щепки летят...» Вот одна из щепок тебя и стукнула так больно...
– Спасибо, утешил...
А я не утешал. Я «раскачивал» ее... Выше подниматься, больнее падать... «Раскачивание» нервы треплет... Не закаляет их, а калечит...