Между двух войн Чекалов Денис

27

– Люди, – повторял человек на площади. – Тысячи людей. Все мертвы. Старики, дети. Все. Я убил их. Все из-за меня.

– Это чувство вины, – произнесла Франсуаз. Девушка стояла за моей спиной.

– Майкл, ты сам говорил – проклятая магия Золотого леса основана на раздвоении. Твой друг чувствовал себя чудовищем. Но в душе он оставался таким же ребенком, каким ты его знаешь – каким его все знают.

Эдди не произнес больше ни слова.

Даже те, которые он выдавил из себя, явно дались ему с трудом. Теперь он просто сидел, опустив лицо в спасительную чашу ладоней, и не замечал никого вокруг.

– Два существа – доброе и злое – не могли постоянно быть вместе, – говорила Франсуаз. – Поэтому время от времени они раздваивались. Вот почему мальчик всегда находился рядом с монстром. Мы думали, что они сообщники, но нет, между ними не было ничего общего. Именно поэтому они и должны были разделиться.

– Чувство вины? – воскликнул я. – Бог мой, Эдди, в чем ты можешь себя винить? В Лернее ты был полевым врачом. Ты спасал людей, а не убивал их. Ты даже ни разу не брал в руки оружие. Я помог ему встать.

– Что же до этого… этого раздвоения, оно никому не причинило вреда. Не успело. Советник Баркальдо в этом уверен, иначе вся Равнина уже наполнилась бы слухами. Посмотри на меня, Эдди! Ты ни в чем не ви­новат. Что ты там навыдумывал?

– Командир…

Лицо доктора было искажено мукой, и я с ужасом понял, насколько оно похоже на распоротые страданиями лица грешников, насаженных в Аду на железные прутья.

Человек, стоявший передо мной, сам создал для себя преисподнюю, и раскаяние, которого не знали мучимые в геенне страдальцы, было тем штырем, который пронзал Эдди насквозь.

– Вы не понимаете… Драконья пыль. Им так и не удалось перехватить Дорроса Бланко, когда тот спускался с гор. Он отнес бочонок тем, кто ему заплатил. Знаете, что эти люди сделали с ядом? Знаете?

Эдди кричал, но ни он, ни я этого не замечали. Он словно стал выше ростом; я смотрел в его глаза и падал в них, как в огненную бездну.

– На краю бол от стояли деревни. Несколько деревень. Они никому не принадлежали, их жители хотели быть свободными. Помните, командир?

Его пальцы вцепились в отвороты моего камзола.

– Но в тех топях можно было добывать драгоценные камни… Чертовы холодные камни. И они развеяли яд над деревнями. Все, как говорил Бланко. Я был там несколько дней спустя. Они уже пригнали бульдозеры, чтобы рыть карьер…

– Эдди!

Я обнял его.

– Кто вам это сказал?

– Командование все скрыло. Ведь война уже кончилась. Никто не хотел портить торжества. Я узнал об этом совсем случайно… Двое офицеров, зашедших в мой ла­зарет. Лучше бы мне не слышать их разговора.

– Эдди! Но почему вы не рассказали всего мне? Отчего молчали все эти годы?

– Рассказать вам, командир? И взвалить вам на плечи ношу, которую пришлось нести мне? Нет, я даже не думал об этом.

– Боже, Эдди.

Слезы текли по его лицу. Наверное, по моему тоже.

– Нельзя было молчать об этом. Вы слышали только часть правды. Да, один из королей – наших союзников нанял Бланко и его головорезов. Да, он хотел завладеть драгоценными камнями. Но у него не хватило решимости самому пачкать руки. И тогда Высокий Совет сумел перехватить инициативу.

– Совет?

– Да, мы предложили королю, что сами сделаем всю грязную работу, если он вернет нам бочонок. В обмен на солидную долю в прибыли, разумеется. Он поверил. Все, что нам оставалось – это эвакуировать жителей и распылить над болотами совершенно безвредный поро­шок.

– Безвредный?

– Это была мука, Эдди. В полковых столовых еще оставались запасы – надо было же их куда-то деть, не везти же обратно. К тому же мы не могли просто не сдержать слова, данного королю, – следовало убедиться в том; что он не повторит попытку захватить прииски.

– А как же люди?

– Их переселили на другой конец болота. Но главное не это. Маги Черного Круга заранее извлекли из земли все драгоценные камни и передали их жителям деревни. Король так ничего и не получил, даже еще и остался должен Высокому Совету.

– Майкл, – насколько я помнил, врач впервые назвал меня по имени, – так вы говорите, люди не пострадали? Действительно удалось вывезти всех?

– Эдди, – ответил я, – я сам командовал этой операцией.

Силы оставили доктора; это произошло так внезапно, что я пошатнулся. Франсуаз и Тафар Дуэрбо подошли к нам. Они отвели врача в сторону, я знал, что теперь он в надежных руках.

Меня трясло, как после болотной лихорадки.

Я снова пережил те ужасные дни, и я не мог понять, как Эдди смог выдерживать такое напряжение – один, все это время.

Мне хотелось подойти к ручью и вымыть лицо чистой, прохладной водой.

Но я не мог сейчас заниматься своими переживаниями.

Я повернулся и встретился взглядом с Джоэлом Лин-деном.

28

Новый правитель Золотого леса посмотрел на людей, собравшихся вокруг – и не нашел там друзей.

– Пойдем, Джоэл. – Я положил ему руку на плечо, как только что поддерживал потерявшего силы Эдди. – Мы должны решить это вдвоем.

Я подтолкнул его в спину.

Мне не хотелось ждать, пока горожане и гвардейцы Вестпека придут в себя и перейдут к действиям.

Джоэл обернулся, чтобы обвести площадь прощальным взглядом. И я понял – он смотрит не на людей, а на постамент, где простоял так недолго.

Коридоры Форта собраний давно опустели. Казалось, что здание было заброшено людьми много веков назад.

Здесь пахло смертью и плесенью.

Я открыл дверь какого-то помещения, и Джоэл вошел внутрь. Здесь, наверно, трудился один из городских со­ветников. Несколько толстых папок лежало на рабочем столе.

Линден отошел к окну. Его правая рука лежала на эфесе клинка.

– Здесь мы и расстанемся, Майкл, – произнес он. – Я уйду так, что никто этого не заметит.

Рядом со мной стоял шкаф, набитый разными бумагами.

Мне пришло в голову, что для обладателя этого кабинета каждый листок, каждый документ на этих полках имеет особенное значение.

Этот человек знает, где что лежит, о чем говорится в каждом из разделов. Некоторые бумаги наверняка связаны для него с яркими историями – порой смешными, порой трагическими.

Ая видел лишь книжный шкаф, набитый макулатурой.

Мне стало стыдно перед владельцем этого кабинета, словно своим незнанием я как бы подчеркивал, сколь пуста и бессмысленна его жизнь, навсегда утопленная в ворохе мелких документов.

Но Дархм был прав – страны процветают именно благодаря усердным работникам, а не героям, каким считал себя Джоэл Линден.

– Ты уйдешь, – сказал я. – А потом?

Он вынул из ножен шпагу; я тоже потянулся к поясу, но все, что я мог достать, – это наградной пистолет.

Комендант усмехнулся.

Он знал, что здесь, на колдовских землях, мое оружие – всего лишь безвредный кусок металла.

– Потом я вернусь.

– Ты сумасшедший, Джоэл. У тебя больше нет твоего оружия – ручного монстра. Армии свободных городов раздавят твой мятежный отряд. Впрочем, я сомневаюсь, что многие гвардейцы пойдут сейчас за тобой.

– Мне и не нужно.

Его голос звучал негромко, но с прежней уверенностью.

– Я люблю эту страну, Майкл. Что бы ты обо мне ни думал. Я вижу, как страдают здесь люди. Тяжелая работа, слепая вера в традиции. Ни у одного из них нет шанса оторваться от проклятой рутины, поднять голову и увидеть мир, как видим его мы, эльфы. Они – такие же рабы, как и несчастные броненосцы, которых разводят на мясо.

– И война их освободит?

– Нет. Но для того, чтобы помочь им, мне нужно объединить страну. Как ты не понимаешь? Да, не обойдется без жертв. Но все это временно. В конце концов, лучше погибнуть на войне, чем всю жизнь прожить, как тягловый вол.

Его голос не повышался, в глазах не загоралось огня. Он не был фанатиком, этот Джоэл Линден.

Скорее подвижником.

– Когда я стану правителем, все изменится. Я введу новые законы. Займусь просвещением. Культурой. Мы посжигаем к троллям древние уродливые здания и построим новые, современные и прекрасные. Так и будет, Майкл – просто не стой у меня на пути.

– Ты забываешь главное – у тебя нет армии.

– У меня она есть. Я вернусь в столицу. Подам доклад в Высокий Совет. Со времен Лернея прошло только два года, Майкл. Эльфы еще помнят, что такое храбрость и честь. Они не разучились помогать другим народам.

– Скорее они научились убивать…

– Это все слова. А дети, которые с пяти лет работают на полях, – это реальность, Майкл. Ты ее не видишь, тебе приятней вести прекраснодушные разговоры. А эти люди чуть не развязали гражданскую войну из одной только мелкой крестьянской жадности.

– И новая война их отучит от этого?

– Ты все переворачиваешь с ног на голову. Но это не важно. В столице много бывших офицеров, которые думают так же, как я. Если нас не поддержит Высокий Совет – мы соберем деньги и наймем армию. Люди, которые живут здесь, достойны лучшего.

Я повертел в руках свой наградной пистолет.

– Знаешь, Джоэл, ты прав, – произнес я. – Многие в столице тебя поддержат. Поэтому я не могу выпустить тебя.

Линден посмотрел на меня, потом на клинок, который держал в руках. Взмахнул им – не угрожая, а просто для того, чтобы послушать свист.

– Это лишено смысла, – сказал он. – Эльф не может убить эльфа. Разве ты не помнишь, за что мы сражались?

– Не понял.

– Никто не погибнет, все вернутся домой. Никто не верил, что это возможно, – ведь шла война. Но мы смогли, мы не потеряли ни одного солдата. Неужели ты сей­час…

– Джоэл… – прошептал я. – Бедный, несчастный Джоэл.

Он вскинул голову, в его глазах впервые появилось живое человеческое выражение, а не отрешенность подвижника.

– О чем ты говоришь, Майкл? – спросил он.

– А мне казалось, что Эдди немного странный… Да он полностью нормален по сравнению с тобой.

Я не мог больше стоять. Рядом со мной стоял стул, обитый потертой кожей, и я опустился на него.

– Думаешь, почему мою команду выбрали, чтобы маршировать через всю столицу? И почему после этого я не смею показать туда носа? Мой отряд был один из немногих, который вернулся весь. Другим повезло меньше.

– Что ты такое несешь, Майкл? Или ты тоже свихнулся, как твой друг Фокусник?

В голосе Джоэла появилась резкость, которой не было в нем, даже когда комендант отдавал приказы солдатам.

– Тысячи, тысячи эльфов погибли во время Лерней-ской кампании. Они дохли, как мухи, в этих проклятых топях. Шла война, Джоэл, как могло быть иначе?

– Ты сошел с ума, – сказал Линден. – Ты болен. Болота ли так на тебя подействовали или твое одиночество, к которому сам ты себя приговорил в Пустыне, – не знаю. Откуда ты взял всю эту ерунду?

– Я хоронил их, Джоэл. Собственными руками я зарывал их в землю. Я даже не знал их имен…

– Хватит повторять вздор! Я тоже был там. Через меня проходили все документы.

– Документы? – спросил я. – Значит, ты видел документы…

– Мне жаль тебя. Ты был хорошим офицером. А теперь прочь с дороги, мне нужно в столицу.

– Совсем недавно, – сказал я, – я слышал слова про заговор. Так оно бывает – все все знают, но делают вид, будто ничего не произошло.

Линден покачал головой.

– Тебе нужна помощь, Майкл, – сказал он. – Здесь, сейчас ты предаешь самое ценное, что было у нас во время войны. Нашу веру. Нашу надежду. Но я вернусь. Я и другие. И мы поможем тебе.

Я поднял пистолет.

– Я бы хотел дать тебе шанс, Джоэл, – произнес я, – но не знаю как.

– Ты безумен. Это же просто игрушка. Спущенный курок щелкнул.

Линден прислонился к стене. Из его правого глаза вытекала струя крови.

– Ты не мог сделать это, – прошептал он.

– Мог. Это арбалет.

Я повертел оружие в руках:

– Маленький, но с мощной пружиной. Встроен в пистолетный корпус.

– Ты не мог сделать это, – повторил Линден. – Ты не мог убить эльфа.

Он произнес еще что-то, но его слышали только боги, перед которыми он предстал.

Я встал перед ним на колени и закрыл ему глаза.

– Тысячи эльфов погибли во время Лернейской кампании, – пробормотал я. – И один – два года спустя.

29

Я поднял глаза.

Только сейчас я понял, что никогда не слышал, как поют птицы Золотого леса.

Раньше их пение было не для меня.

– Мы будем скучать по вам, – сказал шериф Уотер­таун.

На его голове красовалась высокая шапка Председателя собрания лендлордов.

– Я тоже, – ответил я.

Он говорил искренне; я лгал.

Люди собрались на площади, чтобы проводить нас. Были здесь и сворки, и коронеты, пришли даже трое гоблинов, в нарядных беретах, с алыми бархатными бабочками.

Мне почему-то казалось – они пришли удостовериться, действительно ли мы покинули их город.

Впрочем, я был несправедлив к ним. Я знал, что оставляю здесь друзей. Как бы мне хотелось вот так же оставить здесь и воспоминания – о том, что не должно было произойти ни с кем, но произошло.

Немного в стороне стоял с опущенными глазами Тафар Дуэрбо. На его правой руке темнела черная повязка.

Теперь, когда трагедия отошла в прошлое и занавес пал, скрывая мертвых от взоров живых, отец, лишившийся двоих сыновей, мог носить траур.

– Вот что, мы тут решили внести кое-какие изменения, – говорит Уотертаун.

Он бросает взгляд на Старейшину сворков и Великого Масконосца.

– Будем приглашать их на наши собрания. Оно, знаете ли, и к лучшему, что они мысли читают. Пусть все знают – мы люди мирные и ни против кого зла не за­мышляем.

А ведь это и в самом деле его идея…

– Приезжайте к нам в Каменную пустыню. Кстати… Уотертаун немного понижает голос.

– Почему они называют ее равниной Драконов? Никак не могу понять.

Отец Игнасио смотрит на меня мудрым, понимающим взглядом священника. Он хочет напомнить, что скоро в ратушу привезут драгоценные камни, а мой параплан уже готов.

Франсуаз трогает меня за рукав.

Наконец-то я слышу пение птиц.