Искусство Жисе Филип

Глава 1

– Эй, в сторону! В сторону! Пропустите!

Старик посторонился, пропуская в приоткрытые двери здания тройку молодых парней. Среднего роста, в джинсах и толстовках, набросив на головы капюшоны, ребята прошли внутрь, даже не обратив внимания на старика в синих вельветовых брюках и сером пальто, с задумчивым выражением на лице рассматривавшего здание церкви перед собой.

Старик сунул руки в карманы пальто, ссутулился и сделал еще один шаг назад, убираясь с дороги у парочки рослых парней, двигавших руками и головами в такт ритмам музыки, доносившейся изнутри здания. Из-за угла появились девушки и с улыбками на устах направились к деревянным дверям. Старик задержал взгляд на девушках. Улыбнулся, ощупывая взглядом каждую из них. Невысокие, симпатичные, с распахнутыми то ли от удивления, то ли от предвкушения глазами. Одна в джинсах, кроссовках и короткой курточке, вторая – в обтягивающих тонкие ноги черных брюках, так же в короткой курточке и туфельках на низком каблуке.

Старик проводил девушек взглядом до дверей, смотрел, как они исчезают в полумраке здания, то и дело покачиваясь под музыку, продолжавшую литься сквозь окна и двери на улицу, укрытую темным саваном ночи. Разноцветные лучи прожекторов рыскали по фасаду здания, рисуя линии, круги и восьмерки, задерживались на лицах толпившихся на улице молодых людей и возвращались на стены, помнившие еще то время, когда внутри этого здания царили мир и покой. Старик также помнил то время. Давно это было. Тогда он был молод и часто проходил рядом, слышал звуки органа, доносившиеся изнутри и голос священника, читавшего псалмы пастве.

Но времена изменились, и теперь из этого здания с часами на фронтоне доносились другие звуки, звуки, присущие современному миру и той безудержной жизни, что поселилась в нем. Церкви больше не было, осталось лишь здание, некогда бывшее церковью и воспоминания. И музыка. Другая музыка. Сегодня в этом красивом здании с арочными окнами находился ночной клуб, один из самых престижных в Амстердаме и самых популярных.

За спиной старика, дырявя светом фар ночную тьму, пронеслась машина. За ней еще одна, наполняя воздух рычанием двигателей, да запахами бензина. Старик даже не обернулся, все смотрел на здание перед собой, притулясь к одному из столбиков на тротуаре.

– Если бы я тебе не пообещал, Мерел ван дер Хост… Если бы я тебе не пообещал… – шептал старик, укрывая глаза рукой от яркого прожекторного луча света, в какой-то миг соскользнувшего со стены здания и упавшего на его стариковскую фигуру. – Я чувствую, что мир не готов к Искусству, Мерел ван дер Хост. Чувствую, но я обещал, поэтому не хочу больше тянуть время. Ты хотела, чтобы мир узнал об Искусстве. Да будет так.

Старик вздохнул, казалось, взгрустнул, но тут расправил согбенные возрастом плечи, окинул еще раз цветущее в ночи разноцветными огнями здание церкви и зашагал к его дверям.

– Как же здесь шумно, – пробормотал старик, рассматривая людей вокруг.

Его взгляд перескакивал с одного лица на другое, замечал отрешенные, точно находящиеся в наркотическом трансе лица, бежал дальше, чтобы в следующий миг выхватить из толпы грузную фигуру женщины, непонятно каким образом очутившуюся в этом хаосе света, музыки и молодости. На миг старик остановил взгляд на юноше неподалеку. Его руки взмыли вверх, на лице расплылась идиотская улыбка, а тело дергалось под музыку так, словно получало сильные разряды электричества.

Старик отвел взгляд, огляделся. Снова и снова он задавал себе один и тот же вопрос: «Не ошибся ли он, придя сюда?». Он ощущал боль в ушах и ему хотелось уйти отсюда как можно скорее, но он сдерживал себя, надеясь, что пришел сюда не зря.

Старик прижался спиной к стене, стараясь держаться в стороне от беснующейся молодежи, топавшей ногами и дрыгавшей телами, пытаясь попасть в такт музыки.

– Современная молодежь. Современные танцы, – бормотал старик, рассматривая танцующих юношей и девушек. – И что за удовольствие танцевать в одиночестве? Не касаясь рук, кожи, волос партнера. Не вдыхая запаха его тела. Не ощущая дрожь в теле, когда соприкасаешься с его телом своим.

Старик закрыл глаза, погружаясь в омут собственных мыслей и ощущений, воспоминаний, но громкая музыка не давала возможности сосредоточиться. Он открыл глаза, вздохнул.

– Современные танцы, – пробормотал одними губами. – Нет в них того, что заставляет кровь быстрее бежать по телу. Нет в них… страсти. Нет… жизни. Только что-то очень похожее на эпилептическое дергание конечностями.

В дальнем конце помещения старик заметил сцену, залитую ярким светом. На сцене в окружении аппаратуры показывал мастерство диджей. Его руки точно жили собственной жизнью – ястребом устремлялись к кнопкам и клавишам на DJ-контроллере, замирали над вертушкой, атаковали, создавая новый ритм, уносились назад. Одна рука диджея то и дело хваталась за наушник на голове. Иногда ее сменяла другая, а первая возвращалась к пульту.

– Лишь подражание, – старик запрокинул голову. Взгляд его зацепился за балюстраду на втором этаже. И там были люди. Некие бесформенные тени в полумраке помещения. Кто-то стоял неподвижно, как статуя, и рассматривал танцпол внизу, кто-то языком сумасшедшего пламени извивался под музыку.

Старик опустил взгляд, пробежался по толпе и улыбнулся, заметив красивую девушку в короткой юбке и топе, танцевавшую в окружении подруг. Руки девушки извивались над головой. Роскошные волосы разметались по узким плечам, раз за разом взлетая в воздух, когда девушка, следуя внутреннему ритму, опускала голову или, наоборот, вскидывала ее. Полуприкрытые веки девушки говорили о ее сосредоточенности на тех ощущениях, что владели ею в эти минуты. Не отрывая стопы от пола, полусогнув ноги, девушка двигала тазом, заставляя тело, тонкое и стройное, следовать ритму.

Старик почувствовал, как сердце зачастило в груди, рука выскользнула из кармана пальто, поднялась в воздух и устремилась к прекрасной незнакомке, но тут же метнулась назад, когда старик осознал импульсивность своего действия. Смущенная улыбка появилась на его морщинистом лице.

– Ты уже не в том возрасте, Йорис, чтобы пытаться познать ее внутренний мир, – укорил себя старик. – Но она великолепна. Я хотел бы ее увидеть танцующей что-то более… романтичное, интимное. Чувственная девушка, эмоциональная и страстная. Не будь ты девушкой, милая, я хотел бы попробовать обучить тебя Искусству. Но ты девушка, а мне нужен парень. Эх…

Старик облизал сухие губы и расстегнул верхние пуговицы пальто, ощущая жар в груди. Капелька пота скатилась с виска на щеку. Старик смахнул ее рукой и потрепал за концы воротника.

– Жарко. И не скажешь, что на улице март.

Старик поморщил нос, уловив в воздухе сильный запах пота, отступил на шаг в сторону, будто в надежде, что сюда этот запах не доберется. Затем сунул руки в карманы пальто и вновь побежал взглядом по танцующей молодежи.

– Нет. Это не то место, где я смогу найти того, кто мне нужен. Здесь одна молодежь. Неопытная, не умеющая чувствовать, двигаться. Словно стадо слонов пришло на дискотеку, – взгляд старика снова зацепился за девушку в топе. – Но ты великолепна, милая, – прошептал он, заметив, как подрагивают ее губы, а на лице застыла маска не иначе как сладострастия. – Я вижу твою внутреннюю красоту, но… но ты не он. Прости.

Тихий вздох вырвался из груди старика, когда он отпустил взглядом девушку, развернулся и, стараясь не зацепить никого плечами, направился к выходу.

Старик плотнее закутался в пальто, опустил плечи и зашагал по дороге прочь от ночного клуба, провожаемый разноцветными огнями прожекторов. С Маркермера[1] налетел ветер, дернул за короткие седые волосы, но старик не обратил на него внимания. Упали первые капли дождя, но и они, казалось, остались незамеченными. Старик двигался по улочке, погруженный в свои мысли. Изредка его одинокую фигуру объезжал какой-нибудь велосипедист, спешивший куда-то в ночи.

– Все же это была плохая идея, Мерел ван дер Хост, – бормотал старик себе под нос, ступая по каменной мостовой. – Современная молодежь далека от каких-либо чувств. Собственный внутренний мир ее интересует намного меньше, чем то, что ей может предложить мир внешний: деньги, развлечения, комфорт. Что уж говорить о внутреннем мире другого человека. Разве может он быть интересен человеку, если ему безынтересен его собственный мир. Современного человека больше интересуют кофе-шопы, наркотики, грибы, проституция… – старик замер в свете дорожного фонаря, ощутив смущение. – Прости меня, Мерел ван дер Хост. Прости, любовь всей моей жизни. Порой я забываю, что у женщины, торгующей своим телом, может быть прекрасный внутренний мир. Кому как не тебе это знать, моя любимая ночная бабочка. Кому как не тебе и… и не мне, – старик улыбнулся, огляделся и зашагал дальше.

В вышине зарокотало. Белая как вата молния полоснула темное небо и растворилась, будто и не было ее. Дождевые капли застучали сильнее по мостовой. В воздухе запахло сыростью.

– Но вспомни себя, Йорис. Разве тебя интересовало другое? Нет, нет и еще раз нет. Пока не встретил тебя, Мерел ван дер Хост. Ты помогла мне измениться, помогла изменить мою жизнь. Но ты это и сама знаешь… – старик провел рукой по голове, взглянул на мокрую руку и сунул в карман пальто. – Вымокну прежде, чем дойду до дома. Но что поделаешь, не надо было забывать зонтик. В таком «мокром» городе, как Амстердам, это непростительная оплошность.

Старик засеменил по дороге. Голова поникла еще ниже. Взгляд что-то высматривал под ногами.

– Ты не родился с Искусством, Йорис. Годы шел к нему. Вспомни свои сомнения. Вспомни свои размышления. Не сразу понял, что и как. Был таким же, как и другие. Благо у тебя появилась Мерел. Ах, моя любимая Мерел ван дер Хост. Знала бы ты, как мне тебя не хватает! Эх… Перестань, – тут же одернул себя старик. – Судьба на то и судьба, что никогда не знаешь наперед, какой поворот окажется для тебя последним. Мерел уже не вернешь, поэтому перестань горевать. Лучше подумай, где тебе найти преемника. Ведь ты же не хочешь, чтобы Мерел смотрела на тебя с небес с осуждением в глазах, – старик запрокинул голову, подставляя лицо каплям дождя, улыбнулся черному небу и вновь вернул взгляд под ноги. – Будь та девушка парнем, – вспомнил он чудесную незнакомку в клубе, – сегодня тебе не пришлось бы мокнуть под дождем. Ничего. Ничего. Быть может, мне все же повезет когда-нибудь, и я встречу молодого человека, для которого Искусство станет новой жизнью, как для меня некогда… Эх, Мерел ван дер Хост, как мне все же тебя не хватает. Как мне не хватает того удивительного мира, в который ты позволяла мне окунаться, как в целительную купель… Уймись, Йорис. Прошлого не вернешь, а нового не начнешь. Слишком сильно тебя держит память о Мерел, да и стар ты уже стал, чтобы думать о женщинах. Смирение – есть лучшая добродетель для старца.

Косые струи дождя застучали старику по спине с упрямством осла, не желающего везти тяжелую повозку. Холодная вода проникла старику за шиворот, заставила дрожь пробежаться по его немощному телу.

– Нет, Йорис. Это не дело. Ты же не растение, которому вода – божья благодать. Надо бы где-то переждать непогоду, – старик схватил себя за воротник, прижимая его к шее и тем самым препятствуя попаданию воды за шиворот, и засеменил по мостовой.

Слева потянулись красные окна с живыми игрушками за стеклом, ночными бабочками, выглядывавшими клиентов. Кому-кому, а им стоило бы расстроиться из-за погоды, разогнавшей потенциальных клиентов по кофе-шопам. Улица была пуста. И лишь одинокая фигура старика, идущего быстрым шагом по дороге в столь поздний час, могла привлечь их внимание, пробудить удивление, но будила лишь легкое любопытство. Безмолвные лица поворачивались к старику, в подкрашенных глазах на долю секунды вспыхивал огонек надежды, но тут же гас, взгляд устремлялся дальше по мокрой мостовой в поисках более интересного клиента.

Справа мигнула неоновая вывеска. Дождевая стена перед глазами не утаила от старика надписи на вывеске: «Голубая кровь». Старик не медлил, завернул в сторону, спасаясь от надоедливых дождевых капель, и скрылся в полумраке заведения.

Уже внутри старик понял, что оказался в ночном клубе. Приглушенный свет в помещении расслаблял, заставлял забыть о непогоде на улице. Негромко играла музыка, совсем не тот скоростной дурдом, что он слышал не более как час назад. Спокойная, с легкой примесью романтики, она жила в воздухе, ласкала слух, успокаивала сердце.

Старик снял мокрое пальто и отдал в гардероб, прошел внутрь заведения и очутился в небольшом зале с танцевальной площадкой и маленькой сценой. На короткий миг он задержался у входа, заметив, как на него устремились взгляды присутствующих. Поразительно, но ни одной женщины среди посетителей клуба старик не заметил. Мужчины и только мужчины. Они сидели у барной стойки и разговаривали с барменом, танцевали, взявшись за руки на танцевальной площадке, или сидели на маленьких диванчиках в полумраке помещения, потягивая коктейли и поглаживая ладони друг другу. Старик не удивился, осознав, что оказался в гей-клубе. Не все ли равно, где прятаться от дождя. Здесь было тепло и уютно. Немного необычно для истинного гетеросексуала, но вполне приемлемо для жителя Амстердама, города свободной любви.

Старик прошел к барной стойке, заказал стакан яблочного сока и устроился на стуле за маленьким столиком недалеко от сцены. Заметил несколько заинтересованных взглядов, обращенных в его сторону, но не обратил на них внимания. Внутренний мир мужчины его всегда интересовал мало в отличие от внутреннего мира женщины.

Пока пил сок, блуждал взглядом по помещению. Светильники на стенах, небольшие картины. Недалеко от сцены шест на помосте. Несколько геев перебрались с диванов и стульев на танцпол и теперь виляли бедрами друг напротив друга. Еще одна парочка танцевала в обнимку, не заботясь о том, что их медленный танец не соответствует ритму играющей музыки.

Старик вытер губы салфеткой и отодвинул пустой стакан в сторону. Устремил взгляд к выходу, словно интересуясь, закончился ли дождь. Взгляд уперся в закрытую дверь, ведущую на улицу. Но тут дверь распахнулась, и в помещение вошли двое мужчин в мокрых куртках. Старик отвернулся, подумывая, не взять ли себе еще стакан сока. Иногда он любил выпить и что-то покрепче яблочного сока: пиво или даже ром – любил кубинский, но чаще пил женевер[2].

Вновь вспомнил о ней. Мерел ван дер Хост. Она перевернула его жизнь, изменила сознание, увлекла и закружила в нескончаемом танце любви. Больше чем любви. Ураган страсти, мудрой и чувственной, наделившей его тем, о чем он и мечтать не смел – способностью видеть внутренний мир женщины, ее душу, нежную, чувственную и чувствующую, ранимую. Именно с тех пор как он встретил Мерел, судьба повела его в другом направлении и… о, боже!.. Как же он был счастлив, что это произошло именно с ним, а не с кем-нибудь другим. Желающих могло быть много, очень много и… и еще больше было бы после этого разбитых женских сердец. Да. Так могло было быть, если бы Мерел ван дер Хост не обратила именно на него взгляд своих больших, чуть раскосых красивых глаз. Обратила и будто в плен взяла. С тех пор у него не было другой женщины, как и не было желания иметь другую женщину, хотя, что говорить, мог бы иметь их десятками. Нет! Сотнями и даже тысячами. Искусство могло ему это обеспечить, но… но он, и правда, находился в плену, в плену того удивительного и захватывающего мира, что жил и цвел в груди его любимой Мерел ван дер Хост. Искусство не только наделило его способностью видеть и чувствовать, но и стало своеобразной ловушкой, капканом, выбраться из которого он так и не смог. Впрочем, он к этому и не стремился, так прекрасен был внутренний мир Мерел ван дер Хост, державший его крепче деревянных колодок на ногах галерного раба.

Старик закрыл глаза, потянул носом терпкий запах прошлого, улыбнулся. Если бы настоящее было хоть чуточку длиннее, тогда бы, быть может, сейчас ему не приходилось коротать дни в одиночестве. Он бы и дальше наслаждался улыбкой Мерел ван дер Хост, теплом ее взгляда и трепетом души. И неважно, что со временем тело ее состарилось, кожа стала дряблой и покрылась бесконечной сетью морщин. Неважно, ибо спустя годы совместной жизни, спустя множество ночей, проведенных в объятиях друг друга, уделяя бесконечные часы Искусству, он научился видеть больше, чувствовать глубже. Благодаря этому, он стал заложником не женского тела, как часто происходит с мужчинами, а женской души. Человеческому телу свойственно с годами терять красоту, увядать, как листьям на деревьях с приходом осени. Он знал это не только потому, что видел, как вянет некогда божественное тело Мерел ван дер Хост. Он и сам старел. Видел, что старость оставляет след не только на волосах. Но вот человеческая душа, особенно женская ее половинка, наоборот, только расцветает, благоухает из года в год волшебными красками изящности и чувствительности. Он знал это, ибо не только видел, но и чувствовал.

Старик настолько увяз в водовороте собственных мыслей, что не заметил, как танцевальная площадка опустела. Свет, который и так был в помещении редким гостем, окончательно померк, испуганной газелью устремился к сцене, в эти минуты превращавшуюся в маленькую сверхновую. Лишь тусклый свет светильников на стенах не давал остальным частям помещения погрузиться в кромешную тьму. Музыка стихла, точно взяла передышку. Тихий шелест разговоров то и дело тревожил нарождавшуюся тишину, пока не угас, стоило музыке вернуться.

Старик провел ладонью по гладкой деревянной поверхности столешницы с таким трепетом в сердце, словно это было женское тело, никак не желал прощаться с посетившими его в который раз воспоминаниями, такими теплыми, такими… болезненными. Прошлое не знает пощады, ненасытное, всегда голодное, в любой миг готовое отобрать у настоящего и те крохи, что у него имеются. Никак не желает мириться с человеческими желаниями, такими хрупкими, такими кратковременными.

Восторженные крики и свист заставили старика вспомнить о настоящем. Оторвал взгляд от пола и устремил его к сцене. Под музыку в стиле рэп на сцене танцевал стриптизер. Это был юноша среднего роста, с неплохой фигурой, короткой стрижкой и миловидными чертами лица. Оранжевая рубашка с коротким рукавом лежала на сцене, рядом валялись брюки. Очки от солнца скрывали глаза парня от публики. Кожаные перчатки и стринги – единственное, что осталось из одежды на стриптизере. За первым стриптизером последовал второй, с другим номером. За вторым третий. Ковбой, мафиози, полицейский, ловелас. Один образ сменялся другим. Старик смотрел на сцену, приподняв бровь и поджав губы. Происходившее на сцене его не трогало, и не потому, что его больше привлекали женские тела. Не было в выступлениях стриптизеров того, что могло зацепить изощренную стариковскую душу. Пластика танцоров большей частью была очень даже хорошей. Мускулистые тела могли заставить биться быстрее не одно женское сердце. Кто-то из стриптизеров даже пытался показать страсть, но все эти танцы в целом выглядели не более чем желание побыстрее отработать номер и удалиться со сцены. Была игра, но не было чувств. Жалкая пародия на то, что способно зажечь огонь желания в груди зрителя. Хотя многим зрителям выступления стриптизеров нравились, о чем говорили периодические выкрикивания и посвистывания. Кто бы мог подумать, но, глядя на стриптизеров, старик ощущал к ним не что иное как жалость. Для обычного зрителя, мужчины или женщины, их выступления могли быть встречены даже овациями, но для старика, умевшего видеть то, что сокрыто от взглядов других, выступления стриптизеров навевали скуку. Для него в них не было ни грамма искренности. Ребята умели танцевать и, стоило признать, неплохо это делали, но стоило признать и то, что они не умели чувствовать, не были способны разжечь огонь не то что в чужих сердцах, но и в своем собственном.

Старик отвернулся от сцены и положил ладонь на столешницу. Медленно сжал ее в кулак. Пока сжимал, вел кончиками пальцем по поверхности столешницы. Совсем не то, что касаться женского тела. Старик вспомнил о танцевавшей в ночном клубе девушке, ее чувственном лице, отражавшем перипетии ее души. Смотреть на танец мужчины, подобно касанию поверхности стола – никаких приятных ощущений при этом не возникает. Не то что танец женщины, особенно такой, как та девушка. Видеть чувственную женщину в танце, как и касаться ладонью ее кожи – мало с чем сравнимое удовольствие. Старик знал это, так как не раз видел в танце Мерел ван дер Хост, не раз держал в объятиях ее чуткое тело. Она была одной из немногих истинно чувственных женщин. Неудивительно, что старик еще тогда навсегда был покорен тонким очарованием ее внутреннего мира.

Тишина, возникшая в помещении в следующие минуты, привлекла внимание старика. Относительная тишина, так как музыка продолжала тревожить помещение. Исчезли голоса, крики, свист, как будто все живое покинуло этот мир, оставив лишь музыку, как память о себе. Плавно текла она по темному помещению, пробуждая к жизни сердца. По крайней мере, одно сердце она действительно заставила биться быстрее.

Старик скользнул взглядом по столешнице, зацепился за пустой стакан, на миг замер, поднял глаза и посмотрел на сцену. Выражение на лице приняло задумчивый вид. Что-то в танце нового стриптизера заставило старика забыть о прошлом и сосредоточиться на настоящем. Он сощурил глаза, словно пытался лучше разглядеть человека на сцене. Молодой парень, довольно симпатичный, с копной каштановых волос на голове и фигурой молодого бога.

– Вот, – шепнул старик. – Вот тот, кто мне нужен.

Старик привстал, но тут же уселся на стул снова. В груди защемило. На лбу проступила испарина. Старик потянулся рукой за стаканом, но только взяв его в руки, вспомнил, что тот пуст как брюхо нищего. Вернул на столешницу. Взгляд безотрывно следил за парнем на сцене. Правильные, но чуть жестковатые черты лица, волосы длиной по плечи, высокий, на вид не старше тридцати. Но не это заинтересовало старика. Не достоинства фигуры. Не черты лица. Не рост. Взгляд и эмоции на лице. Эмоции, которым старик готов был верить, даже не зная этого человека. Не удивительно, что старик снова вспомнил о девушке из ночного клуба. Похожие эмоции и чувства он видел и на ее лице, в ее глазах. Не было игры, не было имитации, но была жизнь – искренняя, открытая, чувственная.

На миг старик засомневался, может ли мужчина обладать такими чувственностью и чувствительностью. В наличии их у женщины он бы ни минуты не сомневался, но у мужчины… Мужчина и чувства – это действительно было чем-то новым, необычным, особенно в мире, где проявление чувств мужчиной осуждается, так как считается слабостью. Но этот парень на сцене нисколько не стыдился своей «слабости», наоборот, ее было много, возможно, даже больше чем требовалось. Для стороннего зрителя, но только не для старика, который в эти минуты выступления стриптизера пытался сравнить его с собой, правда, сорокалетней давности. Тогда он еще был молод, но тоже был нетипичным мужчиной, хотя и скрывал свою нетипичность за маской бесстрастности. Таился, не желая быть осуждаемым другими, обвиненным в слабости. Только вот Мерел ван дер Хост смогла увидеть за этой маской его истинную душу. Старик часто вспоминал об их первом сексе. По всей видимости, именно тогда это и случилось. Как давно это было. Он тогда пришел к ней, влекомый лишь одним желанием. И она удовлетворила его. Он приходил снова и снова, пока не остался с ней навсегда. Мерел потом ему часто говорила, что увидела в нем нечто большее, чем самца, желающего унять сексуальный голод. В глазах других мужчин, которые к ней приходили, она видела лишь похоть, в его же глазах увидела чувственность. Да, да. Именно ее. Качество, всегда считавшееся женским. Он не верил. И не мог поверить, ведь он был мужчиной, существом, для которого признать наличие у себя чувств, означало признать свою слабость. Этот парень перед ним на сцене, успевший уже снять с себя кожаную жилетку-безрукавку, так же, как и он когда-то, будет отрицать наличие у себя чувственности. По всей видимости, он даже не подозревает о ее существовании, не осознает ее. Но старик видел ее. В его движениях. В его взгляде. В эмоциях, проскальзывавших на лице раз за разом.

Кожаные штаны танцора упали на пол недалеко от жилетки, но старик, казалось, и этого не заметил. Его ищущий взгляд блуждал по лицу парня, замечал то, на что другой вряд ли обратил бы внимание: дрожание губ, расширение крыльев носа при новом втягивании воздуха, блеск в глазах, жестикуляция. Для кого-то это были ничем не примечательные проявления жизнедеятельности организма молодого человека, для старика – говорившие о многом проявления его внутреннего мира. Глядя на полуобнаженного стриптизера, старик пытался понять, достаточно ли этот молодой человек чувствителен? Сможет ли совладать с инстинктами и уделить достаточное внимание Искусству? Ответы на эти вопросы старик не знал, как и не знал ответ на главный вопрос: захочет ли этот молодой человек иметь дело с Искусством?

– Я вижу, вам понравился Эрик.

Старик вздрогнул, поднял голову и увидел юношу. Тот стоял рядом со столиком, за которым сидел старик, сунув одну руку в карман своих черных зауженных чиносов. Джемпер с V-образным вырезом и серые мокасины дополняли наряд. На ушах молодого человека старик заметил каффы в виде маленьких лягушек.

– Могу я присесть? – юноша улыбнулся и кивнул на свободный стул возле старика.

– Конечно. Здесь не занято.

Похожие на женские черты лица юноши дрогнули, когда его тонкие губы вновь поползли в стороны.

– Спасибо, – юноша опустился на стул, положил руки на столешницу и посмотрел в сторону сцены. – Я за вами давно наблюдаю. Сюда такие как вы, такие… пожилые, извините, не приходят, – юноша посмотрел на старика. – Вы первый… Вам понравился Эрик? – юноша кивнул на сцену, где Эрик танцевал уже в одних стрингах. – Он классный, правда?

– В нем есть что-то, необычное, – согласился старик.

– Мне тоже так кажется. Он не такой как другие стриптизеры. Он даже танцует иначе. Без похоти, красиво. В нем что-то есть от женщины.

– У него есть чувства.

– Вот-вот, – обрадовался юноша и придвинул стул ближе к старику. – Я тоже так думаю… Извините. Я не представился. Я Виллем, – юноша протянул руку старику.

Старик взял протянутую руку в свою, пожал слегка.

– Йорис.

– Мне нравится ваше имя, Йорис. И вы мне нравитесь, – Виллем улыбнулся и бросил взгляд на сцену. – Вы так заинтересованно смотрели на Эрика, что я подумал, что вы хотели бы с ним познакомиться, – взгляд юноши устремился к старику. – Если хотите, я могу пригласить его за этот столик. Только необходимо дождаться окончания выступления.

– Я был бы не против познакомиться с Эриком, – признался старик, продолжая наблюдать за движениями молодого человека на сцене, выражением его лица и чувствуя, что обязательно должен познакомиться с ним.

– Здорово. Только я хотел бы вас предупредить, Йорис, что Эрик… О, он закончил выступление, – Виллем заметил, как Эрик подхватил вещи, разбросанные по сцене, и скрылся за кулисами. – Пойду, приведу его. Только вы никуда не уходите. Ждите здесь. Мы быстро.

Виллем поднялся и быстрыми шагами направился за кулисы сцены. Старик проводил его взглядом, попутно заметив, что свет в помещении усилился, а из динамиков понеслась музыка. Несколько парочек геев поднялись со своих мест и двинулись к танцевальной площадке. Какое-то время старик наблюдал за ними, но, заметив, как двое геев слились губами, отвернулся и побежал взглядом по стенам. Что-что, а вид целующихся мужчин вызывал у него неприятие. Для него это было чем-то неестественным, чем-то, что нарушало законы природы. И нарушение это происходило именно тогда, когда проявлялась интимная сторона отношений. Целовать женщину, обнимать ее, ласкать ее тело. Что может быть прекраснее для мужчины? Ничего. И, конечно же, не целовать другого мужчину.

Старик ощутил сухость во рту, поднялся из-за стола, подхватил пустой стакан и направился к барной стойке. Бармен наполнил ему стакан соком, и старик вернулся за столик. Пока пил, блуждал взглядом по столешнице. Даже не заметил, как к столику приблизились Виллем и Эрик.

– Йорис, а вот и мы, – Виллем опустился на стул рядом со стариком и указал на Эрика, успевшего расположиться напротив старика. – Это Эрик.

Старик протянул руку и поздоровался. На миг задержал руку Эрика в своей руке, взглядом встретился с его взглядом. Зацепился за него, словно в надежде заглянуть в потаенные уголки души молодого человека. Тот смутился, тряхнул головой, будто пытаясь сбросить с себя взгляд старика, нахмурился, излишне поспешно забрал руку, едва не опрокинув стариковский стакан с остатками сока.

– Виллем говорил, что я заинтересовал вас своим выступлением, – Эрик кивнул в сторону окутанной полумраком сцены. – Скажу сразу, чтобы прояснить ситуацию. Приватный танец возможен, но есть одно но. Перед мужчинами я не танцую. Этот клуб исключение – друг попросил. И еще. Если я танцую в гей-клубе, это не значит, что я гей. Я – не гей, поэтому никаких предложений встретиться где-нибудь в укромном месте.

– Нет! Нет! Что вы! – старик поднял руки над столом. – Меня не интересует приватный танец и я… – старик улыбнулся, – я тоже не гей.

– Что же вы тогда здесь делаете? – Виллем воззрился на старика с таким видом, словно тот признался в совершении преступления.

– Прячусь от дождя, – расплылся в улыбке старик.

– Вот оно что. А я думал, вы гей, – что-то похожее на разочарование появилось на лице Виллема.

– Вили, да не расстраивайся ты так, – осклабился Эрик. – Не повезло сейчас, повезет в другой раз.

– Эй! А не пошел бы ты! Я что здесь, по-твоему, себе любовника ищу? Если бы и искал, то обратил бы взор на кого-нибудь помоложе. Я не любитель антиквариата… Извините, – взгляд Виллема метнулся к старику. – Я не со злости… Пойду, закажу себе чего-нибудь.

Виллем поднялся, сунул руку в карман штанов, второй провел по волосам и направился к барной стойке.

– Вы не обращайте на него внимания, – сказал Эрик, взглянув на старика. – У него детская травма. Рано лишился отца, которого очень любил. Жил с отчимом… Так что вам от меня нужно? – Эрик откинулся на спинку стула и закинул ногу на ногу.

Старик не сразу ответил, долгую минуту думал, что сказать. Наконец, отпил из стакана и произнес:

– У меня к вам предложение.

– Предложение? Что за предложение? – в голосе Эрика послышалось нетерпение. Рука скользнула вверх и отбросила длинную челку в сторону.

– Даже не знаю, с чего начать.

– Говорите как есть. Сколько я заработаю, если соглашусь на ваше предложение?

– Сколько заработаете? – старик на миг растерялся. – Боюсь, нисколько.

– Тогда ваше предложение мне вряд ли будет интересно.

– Постойте, – старик поднял руку. – То, что я хочу вам предложить, Эрик, способно изменить вашу жизнь.

– Если это не деньги, то не думаю, что то, что вы хотите мне предложить, способно хоть как-то повлиять на мою жизнь, – Эрик сунул палец в рот, ковырнул ногтем передний зуб.

– Я могу предложить вам кое-что получше денег. Искусство.

– Искусство? – Эрик скривился, будто проглотил рыбий жир. – Я далек от какого-либо искусства. Никогда не интересовался картинами, художниками. Разве что танцами, эротическими, – ухмылка скользнула на лицо молодого человека.

– Нет, нет, – старик улыбнулся. – Я говорю о другом Искусстве, об Искусстве, которое позволит вам обрести… власть над женщиной.

При последних словах старика лицо Эрика посерьезнело, взгляд молнией метнулся к собеседнику. Долгую минуту он смотрел на него, не произнося ни слова. Внезапно губы Эрика растянулись в улыбке. Глаза повеселели. Смех, чуть хрипловатый, но искренний, заполнил помещение.

Старик наблюдал за реакцией Эрика на свои слова с легкой полуулыбкой на устах, взгляд рассматривал руки молодого человека, пробежался по рубашке в клеточку, переместился на лицо. Легкая небритость была к лицу Эрику, делала его мужественнее и, безусловно, сексуальнее в глазах противоположного пола… Впрочем, не только. Старик время от времени перехватывал взгляды мужчин в зале, обращенные на Эрика. Заинтересованность. Желание. Влечение. Эрик мог бы иметь популярность среди геев, если бы был геем, но, по его же словам, он предпочитал женщин, что не могло не радовать старика.

– Намекаете на садомазо? Неинтересно. Я не любитель плеток, кожи, доминирования. Хотя мне, конечно же, нравится доминировать над женщиной в сексе. Да и какому нормальному мужчине это не нравится? Но без извращений. Мне больше нравится… – Эрик поместил ладонь себе между ног, сжал пенис на краткий миг. – Думаю, вы меня понимаете, – самодовольная улыбка заиграла на устах молодого человека.

– Понимаю, – кивнул старик. – Садомазо я вам не предлагаю. Назвать это искусством у меня язык не повернулся бы. Я вам предлагаю совершенно иное. То, что заставит женщину броситься в ваши объятия просто потому, что иначе она не сможет поступить. То, что я могу вам предложить, сделает ее наркоманом, но… но наркотиком будете вы, Эрик. Я подарю вам то, что заставит сердце женщины биться во сто крат сильнее уже из-за того, что она видит вас.

Старик замолчал, наполнил грудь воздухом и удобнее умастился на стуле. Взгляд отпустил Эрика и побежал по задрапированным красной тканью стенам клуба. Где-то слышался смех, разговоры, музыка, но старик, казалось, растворился в собственном водовороте мыслей. Как сказать обычному человеку об Искусстве? Как сказать о том, что он просто не способен понять, по крайней мере, сейчас, в настоящем?

– Вы думаете, у меня проблемы с женщинами? – Эрик ухмыльнулся. – Ошибаетесь. Посмотрите на меня. Я не урод, и фигура ничего. Вы думаете, женщины на меня не западают?

Старик вздохнул. Ослиного упрямства его собеседнику было не занимать.

– С женщинами у меня и так все отлично, – продолжил Эрик, улыбнулся и махнул кому-то рукой за спину старику. – Встретились, занялись сексом. Всем хорошо. Все довольны.

– Вы упрямы, Эрик. Осла и того было бы легче переубедить. Вы говорите мне о сексе, обычном животном спаривании, а я вам пытаюсь сказать об Искусстве, об отношениях между мужчиной и женщиной, которым способны позавидовать небеса, где два сердца становятся одним, а женщина не просто самка, желающая чтобы ее хорошенько трахнули – простите за это слово, я не любитель вульгарностей – а женщина, существо, в первую очередь, стремящееся получить душевное единение с партнером, и для которой секс – это способ достичь этого единения… Поступайте, как знаете, Эрик, – старик поднялся из-за стола. – Я не хочу вас переубеждать. Впервые увидев вас, я подумал… даже почувствовал, что вы именно тот, кто мне нужен. Человек, который станет мне достойной заменой или, быть может, даже превзойдет меня в познании женщины, но, видать, я ошибся, вы мало чем отличаетесь от других мужчин, самцовости в вас, обычных животных инстинктов более чем хотелось бы видеть. Простите, больше не смею отнимать у вас время… Пойду. Дождь, надеюсь, уже закончился.

Старик закончил тираду, развернулся и направился прочь от столика к гардеробу.

– Подождите! – остановил его окрик Эрика.

Старик обернулся. Эрик махнул ему рукой, приглашая вернуться за стол.

– Хорошо. Я готов попробовать ваше Искусство, – сказал юноша, когда старик опустился на стул. – Лишний способ охмурить женщину мне не помешает.

Старик улыбнулся.

«Ты даже не представляешь, мой друг, чем это может для тебя обернуться, – подумал. – Даже не представляешь. Женщина станет твоим пленником, но и ты станешь заложником ее внутреннего мира. Но, тем не менее, в выигрыше окажитесь вы оба».

– Но это точно не потребует от меня никаких денежных вложений? – услышал старик голос Эрика.

– Никаких. Об этом вам не стоит беспокоиться. Любые материальные траты – моя забота.

– Если так, тогда по рукам, – Эрик улыбнулся и протянут старику руку.

– По рукам, – старик улыбнулся в ответ и пожал руку Эрика.

Глава 2

Йорис посмотрел на часы. Маленькая стрелка замерла на десятке, большая начала новый круг по циферблату. Старик вздохнул и прикрыл часы рукавом пальто. Вчера они с Эриком договорились встретиться на Принсенграхт[3], ровно в десять утра, но, как оказалось, пунктуальность не входила в арсенал добродетелей Эрика.

– Нужно было хотя бы номер его мобильного телефона записать, – пробормотал старик, разглядывая тихую, чуть рябевшую от налетавшего ветра поверхность канала перед собой.

Рука Йориса соскользнула с металлического ограждения, скользнула под пальто и достала из кармана мобильник. Но старик даже не обратил на него свой взгляд, сунул назад в карман и вновь ухватился за ограждение. Справа послышались голоса. Йорис повернул голову и увидел двух велосипедистов. Те спешились с велосипедов, прислонили их к ограждению неподалеку и поспешили через дорогу к четырехэтажному зданию, на первом этаже которого размещался кофе-шоп.

Издавая тихое кряхтение, по каналу прополз катер. Старик проводил его взглядом, отвернулся и бросил взгляд на небо. Заметил серое одеяло, укрывшее небо, поежился, точно от налетевшего холодного ветра. Рука метнулась к вороту пальто, чтобы поднять воротник. В вышине зарокотало.

Йорис посмотрел по сторонам.

– И где же тебя носит, Эрик? – взгляд устремился к часам на руке. – Пятнадцать минут одиннадцатого… Подожду еще немного. Может, объявится.

Йорис заметил лавочки через дорогу, прямо у входа в кафе-шоп, в котором некоторое время назад скрылись велосипедисты. Старик бросил взгляд влево, вправо – нет ли машин, затем сунул руки в карманы пальто и направился через дорогу. Опустился на одну из лавчонок, вытянул ноги и побежал взглядом по серому небу. Уха достиг звук мотора, но Йорис, задумавшись, не обратил на него внимания. Только когда звук послышался совсем рядом, он отвлекся от созерцания собственных мыслей, опустил голову и увидел, как рядом остановился мотоцикл. Мотоциклист, одетый в кожаную куртку, джинсы и кроссовки, поднес руки к голове, ухватился за мотоциклетный шлем и потянул вверх.

– Эрик! – воскликнул Йорис, увидев знакомое лицо.

– Йорис, – Эрик повесил шлем на руль, спешился с мотоцикла и опустился рядом со стариком на лавочку, зевнул. – Доброе утро. Давно ждете?.. Я тут, немного не выспался. Вчера после нашей встречи поехал к друзьям. Домой вернулся поздно… Кстати, я тут подумал немного о вашем Искусстве. Я думаю, это не для меня. Никак не могу понять, зачем мне это. С женщинами проблем у меня и так никаких нет. Вы говорили о каком-то внутреннем мире. Знаете, никогда не любил философию, копание в недрах себя и тем более в недрах другого. Это навевает скуку, а скучать я ненавижу. В общем, я тут решил – ничего у меня не получится с вашим Искусством.

– Ты готов отказаться от Искусства, даже не узнав, что это? – Йорис оперся спиной о стену здания кафе и повернул голову к собеседнику.

– Конечно, – Эрик пожал плечами. – Мне достаточно того, что вы мне о нем рассказали. Мне уже тошно становится от одной мысли о внутреннем мире. Я же говорил, не люблю философию.

Йорис улыбнулся и побежал взглядом по окрестностям: канал по левую сторону с многочисленными лодками, посаженными на цепи, точно собаки; деревья по берегам канала; люди, спешившие по своим делам по ту сторону канала, кто на велосипеде, кто на машине, а кто и пешком. На миг из-за туч выглянуло солнце, выглянуло и тут же спряталось, будто напуганное живостью поднебесного мира.

Йорис вытащил руки из карманов пальто, устроился удобнее на лавочке. Взглянул на Эрика. Неужели он в нем ошибся? Разве умения чувствовать достаточно для того, чтобы постичь Искусство? Разве желание его постичь не менее важно? По всей видимости, у Эрика такого желания не было. Но, быть может, он просто испугался привнести в свою жизнь что-то новое и все эти разговоры о нелюбви к философии не более чем желание избежать нового?

Внимание Йориса привлек красный «опель», выскочивший из-за поворота. Машина приблизилась, свернула на улицу, где находился кафе-шоп, рядом с которым сидели Йорис с Эриком, и остановилась напротив, у входа в здание банка. За рулем машины Йорис заметил девушку, симпатичную, длинноволосую, с правильным овалом лица. Миг спустя девушка выбралась из авто, огляделась, достала из салона сумочку.

– Эрик, ты видишь ту девушку? – Йорис кивнул в сторону «опеля». – Она тебе нравится?

Эрик отвлекся от созерцания собственных кроссовок и посмотрел в указанном направлении. Какое-то время рассматривал девушку. Не без интереса, как заметил старик.

– Она хорошенькая, – на губах Эрика появилась похотливая полуулыбка. – Мне нравится ее личико, фигурка. У нее классная попка. Посмотрите, какая упругая. Так и хочется… – Эрик умолк, уцепившись взглядом за ягодицы девушки. Та успела хлопнуть дверцей машины, и теперь направлялась к входной двери банка. Старик улыбнулся, рассматривая девушку со спины. Курточка, облегающие ягодицы джинсы, полуботиночки на невысоком каблуке. Старик понимал Эрика. Чувствовал, как внутри пробуждается что-то дикое, что-то, что появилось в этом мире задолго до его рождения, что-то, что заставляет одного бросаться в объятия другого, да с такой силой, словно в последний раз.

Йорис повел носом, точно принюхиваясь. Он любил это чувство. Несведущий назвал бы его обычной животной похотью. Он же называл его страстью, ибо знал, что в основе похоти лежат инстинкты, а в основе страсти – чувства. Рука дернулась в сторону девушки. На краткий миг старику захотелось почувствовать внутренний мир этой симпатичной незнакомки, но тут же усмирил желание – он уже не в том возрасте, чтобы наслаждаться внутренним миром женщины, да и память о несравненной Мерел ван дер Хост была свежа, память о том удивительном внутреннем мире, который она открыла ему, тем самым навсегда сделав его своим заложником.

Йорис проводил девушку взглядом, дождался, пока та скроется в здании банка и произнес:

– Что тебе хочется, Эрик? Ты не договорил.

– Трахнуть ее, – Эрик осклабился. – У нее аппетитная попка. Так бы и… – Эрик умолк, бросил взгляд на закрытые двери банка, отвернулся и побежал взглядом по дороге, скользившей вдоль канала.

– Ты смотришь на эту девушку, как самец смотрит на самку, испытывая только одно желание – спариться с ней. Ты хочешь, как ты говоришь, трахнуть ее и, по большому счету, забыть. Тебя не интересует, что эта девушка чувствует, что думает. Ты как маленький ребенок, тебя тянет к обертке конфеты больше, чем к ее содержанию. Но я тебя не виню, – Йорис поднял руки в примирительном жесте. – Таковы мы все, мужчины. Такими нас создала природа. Мы – самцы, при виде готовой к спариванию самки теряем рассудок, бежим к ней, высунув язык от вожделения, желая как можно быстрее погрузить пенис в ее лоно.

– Вот-вот, – Эрик хмыкнул и скосил на старика глаз. – Вы правильно сказали. Такими нас создала природа, поэтому это нормально, когда мужчина хочет женщину.

– И я ничего не имею против, – Йорис посмотрела на Эрика, улыбнулся. – Только вот мужчина давно не самец, не животное, а женщина давно не самка. Сегодня женщинам хочется большего, чем банальный секс.

– Секса они хотят не меньше нашего, – заметил Эрик.

– Хотят, но, ты думаешь, в сексе женщина ищет только удовлетворение плотских желаний? Мужчина, по большому счету – да, но женщина… – Йорис откинулся на спинку лавочки, взгляд побежал по серому небу, на лице появилось мечтательное выражение. – Ты мне говорила, Мерел. Говорила, но я тебе не верил, – забормотал старик. – Не верил, пока не увидел, не почувствовал…

– Что вы говорите? – Эрик повернул голову к старику.

– Нет, нет, ничего. Не обращай внимания… Я только говорю о том, что некогда, быть может, мы и были животными. Нас интересовал секс сам по себе, как возможность зачать потомство, продолжить свой род, при этом не забыв, конечно же, получить удовольствие. Но сегодня секс может быть, даже должен быть чем-то большим, чем обычное спаривание самца и самки, банальное удовлетворение похоти.

– Но такими нас создала природа. Вы сами об этом говорили.

– Да, говорил, но это не значит, что мы обязаны быть такими, какими нас создала природа. Сегодня мы можем быть другими и должны быть другими. Быть игрушкой в руках матушки-природы достойно обычного животного, но недостойно того, кого называют венцом творения… Но не будем об этом. Тебе это вряд ли интересно. Ты сам сказал, что тебе не нужно Искусство, поэтому не буду тебя задерживать, – старик улыбнулся, поднялся на ноги. Про себя он давно решил, что никому и никогда не будет навязывать Искусство, ибо знал, что навязывание убивает желание, а без желания деяние – как машина без бензина – мертво.

– Йорис, подождите!

Старик обернулся. Эрик поднялся вслед за ним. Взгляд забегал по мостовой.

– Вы так и не сказали, чего хочет женщина. Любви?

– Нет, не любви. В действительности любовь, как и секс, выдумана природой, чтобы соединить тела для зачатия. Женщина, я подозреваю, что часто она сама этого не понимает, хочет… хочет быть женщиной.

– И это все? – на лице Эрика отобразилось разочарование. – Я думал…

– Она хочет быть женщиной в руках мужчины, женщиной, а не самкой.

Эрик опустился на скамейку. Разочарование на лице сменилось задумчивостью. Минуту-другую он водил взглядом по мостовой, затем поднял голову, посмотрел на старика и произнес:

– Я не понимаю, Йорис. Что вы хотите этим сказать?

– Неважно, Эрик. Совершенно неважно. Для того, чтобы понять, о чем я говорю, необходимо иметь иное восприятие женщины, необходимо из самца превратиться в мужчину. Всего тебе хорошего, Эрик, – Йорис поднял руку в прощальном жесте, развернулся и зашагал прочь от кофе-шопа.

Не успел он пройти и десятка метров, как услышал за спиной топот ног по мостовой.

– Йорис! Godverdomme![4] Да подождите вы!

Старик остановился, улыбнулся, поправил шарфик на шее и сунул руки в карманы пальто. Эрик остановился в метре от него, шумно потянул носом воздух.

– Я передумал, – сказал он. – Точнее, я передумаю по поводу Искусства, если вы мне все же скажете, что значит иметь иное восприятие женщины и… и что значит превратиться из самца в мужчину.

Громкий смех Йориса заполнил улицу, спугнул голубей на мостовой, привлек внимание прохожих и велосипедистов.

– Нет, Эрик. Я ничего тебе не скажу, – сказал старик, и тут же добавил. – Ты сам найдешь ответы на свои вопросы, когда познакомишься с Искусством ближе.

– Хорошо, Йорис, – сдался Эрик. – Пусть будет так. Что я должен делать, что познакомиться с вашим Искусством ближе?

– Пока ничего, мой друг. На сегодня достаточно и того, что ты согласился на это знакомство.

– Это точно необходимо? – спросил Эрик, когда они встретились на следующий день снова.

Эрик нервничал. На скулах играли желваки, руки то устремлялись к карманам джинс, то к карманам куртки, не находя себе места ни там, ни там. Эрик то и дело поглядывал на мотоцикл, едва ли не подпиравший собой стену здания на одной из улиц в квартале Красных фонарей.

– Тебя смущает, что я буду все видеть?

– Да. Я как-то не привык заниматься сексом при эээ… посторонних.

Эрик набрал полную грудь воздуха и тихо выдохнул, про себя подумывая о том, что этот старик явно ненормальный, если предложил ему такое, заняться сексом с проституткой с ним в качестве зрителя.

– Пусть тебя это не смущает, – Йорис улыбнулся. – Я же тебе говорил, что прежде, чем мы двинемся дальше по пути знакомства с Искусством, мне необходимо увидеть тебя в постели с женщиной… И я не старый извращенец с замашками вуайериста, как ты мог подумать. Это действительно необходимо. Зачем? Я объясню тебе это позже. Сейчас просто доверься мне и делай то, о чем я тебя попрошу, конечно, в пределах разумного. Надеюсь, ты не прислушаешься к моему совету прыгнуть в канал с камнем на шее, – улыбка на губах старика стала шире. – Расслабся, мой друг, – Йорис похлопал Эрика по плечу. – Представь, что ты снимаешься в порнофильме.

– Всегда хотел попробовать себя в роли сантехника в порнофильме, – Эрик ухмыльнулся. – Ладно, пусть будет по-вашему, Йорис. Но вы же не будете против, если я… – Эрик запнулся и скосил глаза на старика, – выпью немного женевера, чтобы убрать лишнюю скованность? Черт! Никогда не думал, что мне это может понадобиться.

– Нисколько, Эрик.

Они зашли в ближайшее кафе, где Эрик заказал себе небольшой стаканчик женевера, после чего вновь оказались на улице, наполнили грудь прохладным сырым воздухом и, не спеша, двинули по набережной канала. Редкие путаны в окнах старых домов, кто с журналом в руке, кто с губной помадой и зеркальцем, и они двое – старик и молодой человек, были едва ли не единственными живыми существами на тихой и узкой улочке, льнущей к берегу канала как младенец к груди матери. Но в этом не было ничего удивительного, так как время было раннее, а жизнь в районе Красных фонарей начиналась ближе к вечеру, когда вспыхивают уличные фонари, загораются неоновые вывески, а из окон на каменную мостовую начинает литься красный свет порока.

– Как тебе эта? – Йорис кивнул на девушку в окне в одном нижнем белье, державшую косметичку в руке. – У нее милое личико. Тебе так не кажется?

Эрик приблизился к окну, желая лучше рассмотреть девушку. Невысокая ростом, курносая, с тонкими губами и чуть полноватой талией. Едва заметив Эрика, девушка отложила косметичку в сторону, улыбнулась и поманила его пальчиком.

– Иди ко мне, милый, – услышал Йорис мягкий голос девушки. – Я подарю тебе такое наслаждение, о котором ты и мечтать не смел.

Йорис заметил, как Эрик ухмыльнулся, окинул девушку взглядом сверху-вниз, на какой-то миг задержал взгляд на ее бюстгальтере, за которым прятались небольшие груди, скользнул по трусикам, отмечая полноту на талии и бедрах.

– Как нибудь в другой раз, дорогая, – Эрик подмигнул девушке, развернулся и направился к Йорису. Путана недовольно повела плечами и вернулась к косметичке, утратив к Эрику какой-либо интерес.

– Слишком толстая, – сказал Эрик старику.

– Толстая? – Йорис, казалось, удивился. – Что ж, тебе виднее. По мне, так очень хорошая девушка с неплохой фигурой.

– Не мой вкус, – Эрик пожал плечами и двинул вверх по улице.

Йорис лишь улыбнулся, по привычке сунул руки в карманы пальто и последовал за Эриком.

Они оставили позади еще несколько домов, в витринах которых, словно игрушки в магазинах, красовались путаны. Эрик рассматривал их на расстоянии, не приближаясь к витрине. Наконец, приняв решение, развернулся и зашагал по улице.

– Идемте, – махнул он рукой Йорису. – Лучшие девушки появляются здесь только ближе к ночи… Я знаю одну путану. Работает здесь неподалеку. В прошлом пользовался ее услугами.

– Не все ли равно, с какой девушкой заниматься сексом? – поинтересовался старик у Эрика, пока они шли по узкой улочке, зажатой с одной стороны разноцветной стеной из домов, с другой – тонкой полоской канала.

– Когда-то, когда был моложе, было все равно. Было неважно, с кем спать, главное – удовлетворить сексуальный голод. Сейчас стал более разборчив.

– Судя по девушке, которую мы видели вчера, тебе нравятся девушки среднего роста, стройные, худощавые, ухоженные, красивые на лицо. Так?

– Верно, – кивнул Эрик, улыбнувшись. – А еще не люблю девушек с короткими волосами и очень большой грудью, как и тех, у кого небольшая грудь. Глаз радуется, когда есть на что посмотреть.

– Когда есть на что посмотреть, что потрогать, – на лицо старика скользнула мягкая полуулыбка, взгляд устремился к молодому человеку, шагавшему рядом.

– Конечно. Именно так. Когда есть, на что посмотреть и есть, что потрогать… Мы пришли… Нам сегодня везет. Моя знакомая путана сегодня работает, – Эрик устремил взгляд вперед, кивнул на серое здание, расположившееся между двумя белыми. – Что вы скажете об этой девушке? Вон в окне, с журналом в руках.

Йорис посмотрел в указанном направлении. В одном из окон здания заметил девушку, сидевшую на стуле и листавшую со скучающим видом журнал. Длинные светлые волосы девушки волнами ниспадали на ее обнаженные плечи. Высокая, среднего размера грудь выглядывала из-под тонкой полоски красного бюстгальтера. Такого же цвета трусики красовались на бедрах. Правильные черты лица делали девушку не просто симпатичной, а красивой. Да и фигура у нее была на зависть другим: тонкая талия, плоский животик, ни грамма лишнего жира на бедрах. Было заметно, что девушка следила за своей внешностью. Быть может, даже посещала фитнес-центр. Она могла бы быть моделью, если бы не была той, кем была – представительницей древнейшей профессии.

– Скажу, что она довольно-таки красива – и лицом, и фигурой. В такую легко влюбиться, но тяжело забыть. Но я вижу красоту ее внешнего мира и ничего не могу сказать о красоте мира внутреннего. Если он так же красив, как и внешний, то… – Йорис улыбнулся, – …я советовал бы тебе познать его. Возможно, он понравится тебе настолько, что ты не захочешь променять его ни на один другой. Как я некогда.

– Йорис, вы думаете, у путаны может быть красивым внутренний мир? У женщины, продающей свое тело за деньги? У порочной женщины?

– Конечно, Эрик. Красота внутреннего мира женщины не зависит от того, как она зарабатывает на жизнь. Ты мыслишь общественными предрассудками, мой друг, поэтому для тебя люди делятся на хороших и плохих. Если человек занимается чем-то, что осуждается обществом, значит, он плохой. Если его деятельность соответствует общественным нормам морали, он праведник и обязательно попадет в рай, – Йорис рассмеялся. – Брось, мой друг. Если ты будешь жить чужими ценностями, тебе не суждено узнать о собственных, истинных лично для тебя. Порочность человеческой натуры – не более чем один из критериев, принятых в обществе для деления людей на хороших и плохих. Человек, который занимается сексом за деньги, считается порочным. Тот же, кто это делает только ради удовольствия – не вызывает у общественности каких-либо серьезных нареканий, при условии, что это не афишируется и не пропагандируется. Почему так? Почему быть писателем или ученым хорошо, а быть проституткой или даже вот стриптизером – плохо? Неужели только из-за того, что деятельность связана с сексом? Но ведь это глупо. Глупо осуждать то, что является неотъемлемой частью человеческой жизни. И, тем не менее, секс, несмотря на то, что им занимается каждый, и более того, он причина нашего, человеческого появления на этой планете, негласно, а когда и гласно обществом осуждается. Когда-то я также полагал, что секс – это что-то пагубное, порочное и даже мерзкое, и, тем не менее, продолжал им заниматься. Возможно, потому, что не знал о том, что секс может быть чем-то большим, чем банальным спариванием идущих на поводу у своей похоти самца и самки. В действительности, он и есть нечто большее, но люди не знают об этом, так как большей частью движимы животными инстинктами.

– Никогда не думал, что секс – это больше, чем сунул-высунул и доволен, – Эрик хмыкнул.

– Это действительно больше, чем сунул-высунул, – печальная улыбка появилась на лице старика. – По крайней мере, для человеческих существ, коими мы с тобой являемся… Ладно. Об этом мы поговорим с тобой как-то в другой раз, сейчас же, давай сделаем то, для чего мы сюда пришли. Как зовут твою подругу? – Йорис кивнул на девушку, продолжавшую листать журнал.

– Не знаю, – Эрик пожал плечами. – Вы думаете, я интересуюсь именами путан, с которыми сплю? Нет. У меня как-то не возникает желания знакомиться с ними ближе, водить в рестораны или строить отношения. Поэтому не вижу смысла спрашивать их имена. Встретились, перепихнулись, расстались. Ни имен, ни телефонных номеров. Никаких обязательств, никаких условий. Правда, с этой… – Эрик кивнул на окно… – одним разом не ограничилось. Раза два к ней захаживал. Но толком никогда даже не разговаривали. Только «привет», «как дела?». Так проще жить, – Эрик осклабился. – Для меня.

Старик кивнул. Откуда ни возьмись налетел холодный ветер, дернул за полы пальто, потрепал штанину, взъерошил волосы на голове. Вверху зарокотало. Старик запрокинул голову. По небу ползла серая, откормленная точно на убой туча.

– И снова дождь, – пробормотал Йорис, повернул голову к Эрику и сказал:

– Что ж. Тогда пошли познакомимся. Быть может, услугами этой девушки тебе придется воспользоваться неоднократно.

Сопровождаемые гулкими раскатами грома, они направились к витрине, где, словно выставленная на продажу, сидела белокурая девушка и листала журнал.

Глава 3

Йорис сидел, притаившись серой мышкой на стуле в углу небольшой комнаты, в доме на одной из улиц в районе Красных фонарей, и наблюдал за тем, что происходило на кровати в нескольких метрах от него. В комнате царил полумрак. Занавешенные шторами окна не пропускали дневной свет, и лишь маленький ночник, горевший на стене над кроватью, не позволял тьме стать здесь полноправной хозяйкой.