Я – пират Кротков Антон
© Антон Павлович Кротков, 2015
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru
Глава 1
13 октября 1999 года я купил турпоездку, которая изменила всю мою жизнь. Через две недели я должен был отправиться в Гонконг. Я с детства мечтал побывать в этом уникальном месте. Гонконг всегда был для меня романтическим и одновременно таинственным городом-легендой. В моём воображении эти несколько клочков суши ассоциировались с суровым климатом, богатым на шторма, цунами и тайфуны, с бешено растущей экономикой «молодого азиатского дракона», и конечно же с китайской мафией – триадой. Впрочем, о мафии я тогда думал лишь, как о специфической местной достопримечательности, не представляющей угрозы для иностранных гостей. Ведь я знал, что современный Гонконг, это настоящий рай для туристов. Ещё несколько лет назад я и представить себе не мог, что настанет время, когда я смогу посетить этот рай лично.
В последний день перед отпуском коллеги по офису устроили мне небольшие проводы. С меня взяли обещание, что я «набью» электронную память своего цифровой фотоаппарата видами самых райских уголков местной природы, чтобы сослуживцы с полным знанием дела могли отправиться вслед за мной по уже проторенному туристическому маршруту. К сожалению (теперь то с позиций своего опыта я благодарю за это Бога), мои домашние в этот раз не могли лететь вместе со мной: у жены на службе решался вопрос с её назначением на должность начальника архитекторской проектной группы, а сын не мог поехать со мной из-за учёбы.
***
В аэропорту Чек Лап Кунг меня встретил представитель принимающей туристической компании. Он отвёз меня в отель. А перед тем, как пожелать мне хорошего отдыха и покинуть гостиничный номер напомнил, что в любой момент фирма готова предоставить мне автомобиль и персонального гида для осмотра местных достопримечательностей. Но я тогда решил, что в первые дни знакомства с городом своей мечты обойдусь без посредников в лице всяких гидов и экскурсоводов.
Итак, я оставил вещи в номере и отправился на свою первую прогулку на новом месте. Реальный Гонконг соответствовал виденным мною фильмам и фотографиям. Те же узкие улочки, заполненные сверкающими витринами магазинов, множество автомобилей, автобусов, пешеходов. И над всем этим броуновским движением сплошной лес неоновых реклам. В первое время у меня было такое ощущение, что я нахожусь в горном ущелье. Казалось, нависающие надо мною, сверкающие стеклом и сталью утёсы небоскрёбов уходят прямо в облака.
Через каждые несколько десятков метров лоточники продавали дымящуюся лапшу и прочие местные деликатесы, которые, впрочем, я не рисковал пробовать. Тогда ещё я был человеком цивилизованного мира, привыкшим к качественной пище и комфортной жизни. Если бы я только знал, что скоро наступит время, когда я буду счастлив, хоть чем-нибудь съедобным набить свой измученный голодом желудок. Впрочем, не буду забегать вперёд.
До 12 ночи я переходил от одного бара к другому. Между прочим, познакомился с очень симпатичной компанией молодых людей и девушек из Риги. Мы договорились через день снова встретиться в этом же баре, так как на следующий день у них была запланирована поездка на острова. Одним словом отпуск начинался более чем удачно.
Следующее утро я начал с того, что плотно позавтракал в ресторане своего отеля. Сытый и довольный жизнью я поймал такси – красную «Тойоту» и поехал к океану. Водитель привёз меня на шикарный городской пляж Repulse Bay. Заходя в приятно тёплую морскую воду, я с чувством злорадного превосходства вспоминал сослуживцев, которые в это самое время изнывали от офисной рутины.
Впереди метрах в ста об берега белели буйки противоакульих решёток. Это тоже была часть приятно щекочущей нервы местной экзотики. Отдельные ограждения защищали пляжную акваторию от проникновения катеров, гидромотоциклов и яхт. Вообще, было приятно буквально на каждом шагу ощущать заботу местных властей о моей безопасности, как гостя их города.
Теперь вспоминая те дни, я могу сказать совершенно точно: никаких дурных предчувствий я не испытывал. Наоборот! Я был даже немного разочарован, что в «городе азиатской мафии» до сих пор не видел ни одного якудза с вытатуированными цветными драконами на предплечьях. Зато в большом количестве встречал на улицах безукоризненно одетых клерков и предупредительных местных полицейских. У меня всё больше создавалось такое ощущение, что самым распространённым преступлением в этом городе считается брошенный на землю окурок. Да и то похоже на этом криминале в основном ловили не привыкших к местным порядкам иностранцев.
Выйдя из моря, я опустился на горячий золотой песочек пляжа. И тут ко мне подошёл пухлый светловолосый мужчина с белёсой веснушчатой кожей и красными обгоревшими плечами. Незнакомец заговорил со мною на довольно приличном английском. Оказалось, что он из Германии. Зовут блондина Вальтером. Он уже неделю находится в Гонконге. Он принял меня за соотечественника и смутился, узнав, что я русский.
Мы разговорились. Оказалось, что мой новый приятель тоже, как и я, планирует совершить морскую прогулку через пролив в знаменитый национальный парк.
Комфортабельные паромы уходили на Лантау каждые пятнадцать минут. Но Вальтер вдруг сообщил, что у него есть знакомый владелец настоящей джонки, отделанной под старину. И если я не против, то мы могли бы с ним вскладчину арендовать эту лодку на весь день.
– А что, эта идея мне нравиться – с энтузиазмом ответил я. – Быть в Гонконге и не воспользоваться случаем прокатиться на одном из местных символов – глупо.
Вальтер тут же позвонил по мобильному телефону какому-то Чэну. Закончив разговор, он весело сообщил мне, что всё в порядке и минут через двадцать владелец экзотического корабля сам подойдёт к нам.
В ожидании лодки мы расположились в одном из ресторанчиков, коих на набережной было великое множество. Фактически вся улица, тянувшаяся вдоль берега до паромного причала, представляла собой один большой ресторан.
Я развалился в плетёном кресле под навесом из пальмовых листьев. Всего в нескольких метрах от меня начиналось море.
Почти мгновенно появившийся у нашего столика официант принял заказ на пиво и предложил выбрать в расположенном здесь же огромном аквариуме лобстера или краба, которых, мол, всего через 15—20 минут приготовят в наилучшем виде. Вальтер вежливо отказался за нас обоих, сославшись на то, что у нас просто нет времени ждать. Вместо этого мы заказали к пиву по порции большущих креветок в сливочном масле.
Сидя в кресле с видом на сверкающий на солнце тысячами бликов океан, я наслаждался тем, что мне нет нужды куда-то спешить, рассматривал съедобных монстров в аквариуме, и неторопливо потягивал холодное пиво. Когда появился хозяин джонки я уже порядком разомлел от пива и общей обстановки праздника жизни. Если бы не уговор с Вальтером, то я бы, пожалуй, и дальше оставался в этом уютном ресторанчике. А потом бы спокойно расположился на верхней палубе ближайшего парома. Признаться, это случайное приятельство быстро начало меня немного тяготить.
Лодка была похожа на красивую игрушку: корпус её был покрыт чёрным блестящим лаком и дополнительно украшен позолоченными вязями причудливых восточных орнаментов. Для пассажиров были установлены удобные кресла красной кожи. Хозяин услужливо продемонстрировал нам небольшой холодильник с холодными напитками и стереосистему.
Вообще, на мой взгляд, корабль был перегружен разными украшениями и современными примочками. Понятно, что это делалось для того, чтобы привлечь богатых туристов, особенно американских, которые, как известно, обожают всё яркое и комфортабельное. Но лично меня внешний вид корабля немного разочаровал. Я то ведь хотел прокатиться на настоящей джонке, или хотя бы очень похожей на таковую, а не на этом туристическом аттракционе. К тому же лодка не имела паруса. Она только внешне, да и то весьма отдалённо напоминала средневековый корабль, а на самом деле питалась бензином и тарахтела своим мотором, словно старый мотоцикл.
Впрочем, я не собирался устраивать скандал и отказываться от услуг местного капитана, хотя бы из солидарности с Вальтером. На немца «тюнингованная» джонка, в отличие от меня, произвела самое благоприятное впечатление.
Пролив был заполнен кораблями. Движение здесь было не менее оживлённым, чем в городе. Вокруг нас деловито следовали своими маршрутами огромные красавцы – круизные теплоходы, частные моторки, торговые суда, парусные яхты. Вдали виднелись серо-зелёные силуэты боевых кораблей 7-го флота США.
Ещё издали мы увидели гигантскую фигуру Будды на вершине интересующего нас острова. Она словно поднималась из океана.
По нашей просьбе капитан джонки не стал причаливать там, где швартуются корабли с туристами, а направил свою лодку вдоль береговой линии. В конце концов мы нашли тихую бухту без признаков человеческого присутствия. Благодаря своей низкой осадке наш корабль смог очень близко подойти к берегу.
Раздевшись до плавок, я свернул одежду в клубок и спрыгнул с борта лодки. Вода здесь оказалась немного холоднее, чем утром на пляже. Сразу чувствовалось, что это не залив, а открытое море. По мелководью я дошёл до берега. Вплотную к пляжу подступала кокосовая роща. Я оделся и зашёл в её тенистую прохладу. Вскоре я обнаружил, что за кокосовой рощей начинаются труднопроходимые джунгли с лианами, гигантскими папоротниками, различными ползучими растениями. Вся эта живая зелёная масса стояла передо мной сплошной стеной. Где-то высоко над головой раздавались причудливое птичье щебетание.
Подошедший Чэн предупредил меня и Вальтера, чтобы мы были осторожны, так как в джунглях полно змей и насекомых, чьи укусы способны всерьёз испортить нам отдых.
– Впрочем, тут рядом расположен маленький монастырь – неожиданно, будто только что вспомнив, сообщил наш гид. – Если хотите, я могу отвести вас туда. Уверен, господам будет интересно…
Тропинка в джунглях появилась как-то внезапно, словно выросла под нашими ногами. Некоторое время мы взбирались по ней в гору, пока не оказались перед покрытой мхом каменной изгородью, больше напоминающей средневековую крепостную стену. Сразу за монастырскими воротами к нам подошёл невысокий человек в оранжевой тоге с фигурой мальчика-подростка и лицом мудреца. Обменявшись парой слов с Чэном, монах чему-то улыбнулся удивительно красивой, какой-то совершенно детской, чистой улыбкой. Потом он проводил нас через уютный, очень обихоженный парк к двум огромным каменным драконам, сидящим у входа в буддийский храм.
У каждого зверя между клыков находилась дюжина каменных шариков разного цвета. Монах достал эти шары и протянул их Вальтеру. Но немец со смущённой улыбкой указал взглядом на меня. Я взял шары. Монах что-то стал мне говорить, видимо, проводил инструктаж. Чэн переводил его слова. Оказалось, что мне необходимо поочередно вложить шары обратно в пасть каменного ящера. Все десять. Ничего не поделаешь. Я начал играть в эту лотерею, чувствуя себя немного клиентом «лохотронщиков» с площади «Трёх вокзалов».
Некоторое время шары вращались между зубами фантастического хищника, издавая тихий шелест. Как только последний шар остановился, монах заговорил со мной. Речь его была быстра. Если бы не спокойный взгляд его тёмных глаз можно было подумать, что выпавшая мне комбинация не на шутку взволновала отшельника.
– Он говорит, что вас ждёт богатая и долгая жизнь – переводил Чэн. – Но при одном условии: боги категорически запрещают вам покидать земную твердь. Стихия океана враждебна вам. Там – в море ваши небесные покровители будут бессильны защитить вас от зла.
Признаюсь, что в эту минуту неприятный холодок дурного предчувствия пробежал по моей спине. Но я постарался придать всему вид забавной шутки. В конце концов, как-то несолидно человеку моего образования и профессионального статуса принимать всерьёз бредовое заявление полуграмотного монаха. К тому же сегодня я уже покинул берег ради морской прогулки, которая привела меня сюда. И ничего страшного со мною не произошло.
Со снисходительной улыбкой я протянул монаху несколько купюр и сделал движение, собираясь уходить, но этот малый вдруг порывистым движением схватил меня за руку. Его тщедушный вид оказался обманчив, ибо я почувствовал, что мой локоть словно попал в стальные тиски. Монах вновь стал что-то быстро говорить мне. Теперь уже речь его звучала громко и гортанно.
– Вы не должны искушать судьбу! – с выражением откровенного ужаса на лице Чэн переводил взгляд с предсказателя на меня. – Он говорит, что редко кому посылаются столь очевидные знаки опасности. По его словам морской дракон уже приплыл к этим берегам и пока притаился в тёмной пучине. Он только ждёт, когда вы покинете землю и окажитесь в его охотничьих угодьях.
«Опять дракон – помню, снисходительно подумал я тогда. – Никто из китайцев никогда не видел это мифическое чудовище, а между тем стоит выйти из отеля на улицу, и ты сразу встречаешься взглядом с выпученными глазищами монстра с телом крылатой змеи, огромными кинжаловидными зубами и острыми цепкими когтями. Вот и теперь в качестве главной страшилки выступает дракон, только на сей раз морской».
Глава 2
Обратно мы возвращались уже затемно. На море поднялось небольшое волнение. Временами мне в лицо летели брызги, порывами налетавший ветер вызывал ощущение тревожного озноба. В море вокруг не было видно ни огонька. Океан, казавшийся при свете солнца дружелюбным, теперь выглядел угрожающе. Мы словно пересекали тёмную враждебную людям пустыню.
Я впервые испытывал ощущение человека, которого ночь застала в открытом море в небольшой лодке. Признаюсь, что чувствовал себя крайне неуютно. Должно быть от качки и страха меня стало немного мутить. Теперь слова буддийского монаха не казались мне таким уж бредом. Мысленно я стал молить Бога, чтобы он помог нам поскорее достичь берега: «Господи, даю слово: остаток отпуска я проведу на суше, и даже в аэропорт (прим. автора: в Гонконге он находится на отдельном насыпном искусственном острове) поплыву не на корабле, а поеду по автомобильному мосту».
Далеко впереди возникло странное красное свечение. Чэн пояснил, что это отражение в небе миллионов огней приближающегося Гонконга. Я сразу воспрянул духом. Вскоре должны были появиться расцвеченные огнями верхушки небоскрёбов, а там – в проливе мы уже будем в полной безопасности. Не помню, как я отключился.
Проснулся я оттого, что вдруг пропал ровный рокот лодочного мотора, под который я задремал. Предательская тишина внезапно обступила нас, словно шайка грабителей в тёмном переулке. Вальтер громко и почему-то по-немецки ругался на нашего капитана. Чэн не отвечал. И было в этом покорном молчании китайца и признание своей вины за случившееся, и бессилие исправить положение. Со своего места под навесом я видел только его низко согнувшийся над мотором силуэт на корме лодки. Иногда оттуда, словно в оправдание доносился металлический стук инструментов.
А между тем потерявшую ход лодку стало сносить в океан. Выяснилось, что на борту джонки нет сигнальных ракет – вообще никакого аварийно-спасательного снаряжения. Даже спасательных жилетов или на худой конец хотя бы простого спасательного круга. Вот когда мы с Вальтером всерьёз пожалели, что не поплыли на большом солидном корабле, а связались с частником. Но что толку теперь было в этих запоздалых раскаяниях! Нас тащило в тёмную враждебную мглу.
Чэн достал вёсла. Мы дружно принялись грести. Но нас продолжало уносить в мрачную неизвестность. Я подозреваю, что, как опытный моряк, с детства знающий местные воды, китаец прекрасно понимал, что выгрести против сильного течения и волн нам не удастся. Просто он решил чем-то занять своих пассажиров, чтобы мы меньше осыпали его проклятиями и раньше времени не впали в панику или в слезливость. До определённого момента это ему действительно удавалось.
Словно зловещие знаки надвигающейся беды над самой водой появились небольшие облачка тумана. Постепенно белая дымка расползалась по окружающему пространству, становилась всё более плотной. Но моей одежде, лице, руках туман оседал крупными каплями.
Не знаю, сколько времени продолжался наш вынужденный дрейф – за часами я не следил. Теперь я думал только о том, как бы согреться. В открытой лодочной кабине, в которой мы сидели, свободно гулял морской ветер. До нас то и дело долетали холодные брызги волн. Чтобы окончательно не околеть, мы с Вальтером прижались друг к другу, закутавшись в предоставленный нам хозяином лодки большой кусок брезента. При этом на капитана было даже холодно смотреть. На нём была только расстегнутая «настежь» «гавайская» рубашка с коротким рукавом и шорты. Но не было заметно, что капитану холодно.
Неожиданно Чэн вспомнил о своём мобильном телефоне и стал кому-то названивать. Я снова с надеждой смотрел на него. Доселе казавшийся мне некрасивым местный гонконгский диалект китайского языка теперь звучал для меня музыкой надежды. У меня тоже был с собой аппарат, но я не знал телефонных номеров местных экстренных служб. Я решил позвонить жене в Москву.
– Алло, котёнок! Это я.
– Привет, любимый, рада тебя слышать. Как отдыхается?
Тут каким-то шестым чувством жена догадалась, что со мной происходит что-то очень нехорошее. По-домашнему благодушный вначале, её голос наполнился тревогой.
– Алло, Егор, что ты молчишь? Ты в порядке?!
– Срочно найди телефон МЧС и передай им, что на нашей лодке сломался мотор и нас уносит в океан – я постарался говорить деловым спокойным тоном, прекрасно понимая, что у меня нет времени на долгие объяснения.
– Запомни или запиши: мы находимся где-то между островом Лантау и Гонконгом. Ты меня поняла?
– Господи! Да что же это такое! Какой океан! Какая лодка! Как тебя туда занесло?!
Я услышал плач в трубке, и тут связь оборвалась.
В этот момент всё и случилось. Волны вынесли нашу лодку из полосы тумана прямо на чёрную громадину какого-то судна. Помню, что первое чувство, которое я испытал, увидев корабль, было огромное облегчение. Пришёл конец нашим страхам.
Теперь можно было расслабиться – нашу джонку тащило прямо на исполинский стальной остров, так что мы могли не опасаться, что корабль пройдёт мимо и с его ходового мостика не заметят крошечную скорлупку за бортом. Чтобы на нас поскорее обратили внимание, мы принялись громко кричать, размахивать руками.
Но очень быстро я понял, что с этим кораблём происходит что-то непонятное: он не плыл и в то же время не стоял на якоре. Было странно видеть, как махина весом в сотни или даже тысячи тонн совершает странные эволюции, медленно поворачиваясь вокруг своей оси. Вдруг меня пронзила неприятная догадка: неизвестный корабль является такой же беспомощной игрушкой, находящейся во власти океана, как и наша джонка! Только эту громадину волны волокли навстречу неизвестности гораздо медленнее, чем нашу лодку.
Правда, внешне корабль не выглядел брошенным «Летучим голландцем». Он был расцвечен яркими огнями, а надстройку капитанского мостика и вовсе заливал мягкий жёлтый цвет. Из трубы корабля поднимался слабый дымок, что указывало на то, что сердце корабля – его машина живёт. Судно называлось «Ганга 2». Название большими буквами было начертано на корабельной надстройке. Это был сухогруз. Хотя в то время я ещё мало, что понимал в морском деле.
Вскоре мы заметили какое-то движение на палубе корабля, но пока ещё находились слишком далеко, чтобы более детально разглядеть, что именно там происходит.
Вдруг я обратил внимание, что море вокруг нас наполнено каким-то странным движением. И дело тут было не в волнах. Немного приглядевшись, я к своему ужасу обнаружил, что это место буквально кишит акулами. Я никогда не предполагал, что эти хищники могут вести себя, словно приманенные чем-то стаи бродячих собак. Вокруг лодки по поверхности моря «ходили» десятки острых треугольных плавников. Некоторые акулы даже высовывали из воды свои острые морды и в лунном свете их немигающие глаза прирождённых убийц сверкали холодным стеклянным светом. Я видел, или мне это только казалось, мелькающие в воде под нами бесчисленные серые тени. Создавалось ощущение, будто океанские монстры целенаправленно окружают нас со всех сторон.
Я тогда впервые видел акул так близко, и с напряжённым любопытством следил за быстрыми перемещениями многочисленных хищников вокруг нашей лодки. Больше всего я опасался, что они выбрали нас в качестве потенциальной добычи. Тогда я слишком мало знал об этих животных и их повадках. Поэтому был даже готов поверить в то, что акулы каким-то образом прознали про наше бедственное положение и приплыли, чтобы общими усилиями атаковать потерявшую ход лодку, перевернуть её, и сожрать трёх беззащитных пассажиров.
Впрочем, очень скоро я убедился, что не мы были предметом акульего интереса. Теперь мы находились в каких ни будь 100 метрах от стальной горой возвышающегося над нами корабля. Неожиданно для себя мы вдруг увидели, как двое молодчиков подтащили к борту человека в белой форменной рубашке офицера торгового флота. Раздался хлопок выстрела. А в следующее мгновение тело моряка тряпичной куклой полетело вниз. В месте, где оно упало в море, вода тут же закипела от получивших добычу акул.
– Что там происходит?! – глядя на меня округлившимися от ужаса глазами, чуть ли не простонал Вальтер. – Этого человека действительно убили?
Не помню, что я промычал в ответ, ибо в голове моей творилась такая же каша, как и у моего потрясённого товарища. Зато бывалый Чэн быстро сообразил, в какую прескверную историю мы вляпались. Теперь он действовал с капитанской решительностью. В пол голоса китаец произнёс только одно слово «пираты» и приказал нам немедленно садиться на вёсла. И сразу всё стало понятно. По нелепой случайности мы оказались очевидцами каких-то страшных событий, после которых живых свидетелей оставлять не принято.
Была лишь одна возможность избежать участи только что застреленного моряка с «Ганга 2», – это попытаться на вёслах обогнуть злополучный корабль. Даже перспектива быть унесёнными в океан теперь уже не казалась нам такой уж безысходно-мрачной. В открытом море при свете солнца у нас будет гораздо больше шансов быть спасёнными, чем уцелеть под дулами бандитских пистолетов.
Я бросился к веслам. Вальтер же повёл себя неадекватно ситуации. Он вновь принялся громко ругаться на своём родном языке. Я попытался по-приятельски успокоить и приободрить «коллегу». Но вместо ожидаемой благодарности Вальтер неожиданно обозвал меня русской свиньёй и стал громко по-немецки орать на меня, словно пьяный эсесовец на взятого в плен партизана. В следующее мгновение я был оглушён внезапным ударом кулака в переносицу. Перед глазами замелькали искры, во рту появился солёный привкус крови. От боли и обиды я даже застонал. Первым желанием было ответить гаду хорошим «крюком» справа в челюсть. Но тут я увидел совершенно безумные глаза немца. Мне стало жаль этого взрослого мужика, так быстро сломавшегося психологически.
Сам я не собирался отдавать свою жизнь без боя. Да, когда я работал веслами от страха и крайнего физического напряжения у меня дрожали конечности. Всё от того же животного ужаса перед грозящей мне смертью мои зубы отбивали друг о дружку мелкую чечётку. Но я боролся и надеялся на спасение!
Скорее всего, нам удалось бы вдвоём с Чэном миновать на вёслах жуткое судно, но мы слишком поздно обратили внимание на то, что творится за нашими спинами. Раньше, чем Чэн бросился к Вальтеру и выхватил зажженную сигару из его рта, предательский огонёк в ночном море заметили чьи-то бдительные глаза.
За кормой нашей лодки внезапно вспыхнул яркий глаз мощного прожектора. Его луч немного пошарил по волнам вокруг нас и вот мы оказались в полосе яркого света. Удивительно, как это раньше мы не заметили тёмный силуэт мощного катера в стороне от сухогруза. Видимо, в задачу его экипажа входило следить за окружающей обстановкой (а проще говоря, стоять «на стрёме»), пока основная часть банды хозяйничала на сухогрузе. Взревел мощный мотор и быстроходный катер рванулся к нам, оставляя за собой струю белой пены.
Помню, что в тот момент я подумал, что надо будет попросить пиратов, как о последнем одолжении убить меня выстрелом в голову, чтобы не быть брошенным в воду ещё живым. Несколько минут назад я собственными глазами видел, как, обезумевшие от запаха крови акулы, рвали на части человеческое тело – мёртвое или только раненое, – не знаю. Поэтому сейчас я больше всего боялся разделить участь несчастного моряка…
Подлетевший катер чуть не перевернул джонку. Четверо вооружённых до зубов бойцов абордажной группы ловко перепрыгнули к нам на палубу. При их появлении мы с Чэном, словно по команде подняли руки. В такой ситуации любое твоё движение может быть истолковано бандитами, как попытка оказать сопротивление. Поэтому, когда меня обыскивали, я старался сидеть не шелохнувшись.
Я даже не оглянулся на громкие крики безумного Вальтера и шум борьбы за своей спиной. Лишь когда над самым моим ухом оглушительно прогрохотала автоматная очередь, я инстинктивно резко нагнулся вперёд и обхватил голову руками. Теперь я мог только слышать то, что происходит рядом.
Послышался грубый смех и шуточки по поводу не слишком симпатичного внешнего вида только что убитого человека. Я зачем-то обернулся. Один из бандитов – бородач с лысым черепом тоном профессионального мясника принялся обстоятельно рассказывать коллеге, в какое место на теле человека лучше всего бить ножом, чтобы мгновенно прикончить жертву и не тратить стоящих денег патронов. Каждое объяснение он сопровождал наглядным действием. Меня чуть не вырвало.
Тогда я узнал, какой отвратительной и одновременно до ужаса обыденной может быть смерть человека. Это открытие потрясло меня. Правда, мне приходилось на специальных курсах в мединституте посещать «анатомичку», а также видеть, как медленно и мучительно угасают безнадёжно больные люди. В конце концов, я несколько раз бывал на похоронах. Да, это выглядело драматично. Но при этом цивилизованный уход из жизни всегда имеет благопристойный вид и так не шокирует тебя. Теперь же я понял, что такое смерть в первобытном животном варианте. А главное впервые мне не была уготована безопасная роль наблюдателя. Поэтому я кожей на загривке чувствовал особый могильный холодок, и напряжённо ждал конца…
К счастью страшный урок продлился недолго. Вскоре властный голос приказал всем уходить. Последним напоминанием о бедном Вальтере стал громкий всплеск его второпях сброшенного за борт тела.
Я весь сжался, втянул голову в плечи, готовясь тоже получить пулю в затылок или нож в спину. Но пока дело ограничилось только грубым тычком автоматного ствола между моих лопаток.
Нас с Чэном погнали на пиратский катер. Бандиты забрали с нашей лодки всё ценное, а напоследок в нескольких местах пробили топором её днище. Когда катер, взревев двигателем, сорвался с места, волна от его гребных винтов накрыла полузатопленную джонку. Таким образом, окончательно терялся мой след в океане. Отныне местным властям проще всего будет объявить меня утонувшим вместе с частным прогулочным кораблём…
Глава 3
На палубе «Ганга 2» хозяйничали около трёх десятков вооружённых бандитов. Причём с первого взгляда их условно можно было разделить на две категории. Первую составляли хорошо экипированные спортивного вида боевики. Это явно была команда профессионалов. Причём состояла она из людей разного цвета кожи и возраста. Но было совершенно очевидно, что эти люди прекрасно понимают друг друга, и данный корабль, является далеко не первым в их послужном списке.
На фоне облачённых в качественное армейское снаряжение и вооруженных по стандартам спецназа «солдат удачи» странно смотрелись худосочные китайские подростки с бамбуковыми копьями и мачете в руках. По всей видимости, это были выходцы из окрестных рыбацких деревушек. Скорей всего, организаторы разбойничьего промысла использовали их в качестве дешёвого пушечного мяса, первыми кидая на абордаж, на тот случай если на борту сухогруза или танкера вдруг окажется оружие.
Ближе к носу судна рядом с мачтой грузовой лебёдки и небольшой надстройкой ждали решения своей судьбы члены экипажа захваченного корабля. Их было примерно столько же, сколько и пиратов. Но моряки даже не помышляли об организованном сопротивлении. Они просто сидели и ждали, когда подойдёт палач с дымящимся пистолетом в руке, задумчиво скользнёт взглядом по лицам пленников, после чего ткнёт пальцем в очередного приговорённого к смерти. Меня поразило зрелище здоровых сильных мужчин, которых страх превратил в покорное стадо жертвенных животных.
Я вновь подумал об акулах, рыскающих сейчас вдоль бортов корабля в ожидании новой порции мяса. Эти твари выполняли роль сообщников пиратов, надёжно скрывая в своих желудках страшные следы творящегося преступления. Тогда я был уверен, что тоже разделю участь членов экипажа злополучного корабля…
Нас с Чэном конвоиры отвели на капитанский мостик. Здесь пахло хорошим кофе и порохом. Первое, что мне бросилось в глаза, было окровавленное тело, лежащее на полу в дальнем конце рубки. На него было страшно смотреть. Этот человек принял мученическую смерть. Лицо покойника было сильно изуродовано, руки вывернуты из плечевых суставов, живот распорот. Судя по его вышитым золотой нитью погонам, убитый был одним из старших офицеров сухогруза.
А ещё я обратил внимание на пулевые отверстия на стёклах и на стене рубки. Значит, кто-то из членов команды всё-таки оказал пиратам сопротивление.
– Кто вы такие? – обратился к нам с вопросом мужчина лет сорока пяти с очень приятным моложавым интеллигентным лицом. Он был очень подтянут физически, а обликом походил на итальянца или на выходца из какой-то другой страны Южной Европы. При нашем появлении смуглолицый джентльмен отвлёкся от мерцающего экрана стоящего перед ним на маленьком столике портативного компьютера.
Кресло, в котором он восседал, будто на троне, было смонтировано на возвышении посередине рубки. Видимо, во время рабочих вахт оно предназначалось для капитана или старшего вахтенного офицера. Возможно даже, что погибший моряк, чьё растерзанное тело лежало на полу, был последним, кто занимал это место по праву. Зато теперь с первого взгляда можно было определить, в чьих именно руках отныне находится корабль, его груз и жизни членов экипажа.
Не было сомнения, что этот господин тут главный. В рубке было много людей. Когда мы только вошли на капитанский мостик, в помещении стоял многоголосый гул. Но стоило красавцу-южанину обратиться к нам с вопросом, как все присутствующие сразу замолчали.
– И как это вас угораздило ночью в прогулочной лодке оказаться так далеко от берега?
В облике смуглолицего не было ничего от предводителя пиратов. Его элегантный деловой костюм, участливые нотки в голосе, благородная проседь на висках совсем не вязались с образом утончённого садиста, по чьему приказанию сейчас методично убивали и скармливали акулам безоружных пленников. Скорее я был готов поверить в то, что пока этот «профессор» занимался оценкой захваченного груза, его подчинённые по собственной инициативе творили произвол.
– Из какой вы страны?
Почему-то смуглолицый обращался с вопросами только ко мне. Ещё в начале допроса бросив короткий оценивающий взгляд на владельца джонки, «профессор» сразу потерял к нему интерес. Вскоре Чэна и вовсе вывели с мостика. Больше я его не видел. Но в тот момент я был озабочен только собственной судьбой и старался убедить собеседника, что не представляю для него никакой опасности.
Я стал рассказывать, что приехал из России как турист, что скоро собираюсь улетать обратно домой и готов забыть всё, что видел этой ночью. В какой-то момент по ходу моего рассказа человек с катера, взявшего джонку на абордаж, подал «профессору» целлофановый пакет с изъятыми у нас при обыске документами и личными вещами. Продолжая меня слушать и поощрительно кивать головой, смуглолицый вытряхнул содержимое пакета перед собой на столик. Моего обручального кольца, мобильного телефона и дорогих часов там уже не было.
Между тем главный пират взял в руки паспорт покойного Вальтера, открыл его, и тут же перевёл удивлённый взгляд на человека с катера. Получив необходимые разъяснения «профессор» отложил немецкий паспорт в сторону, и занялся моими документами. Больше всего его заинтересовал пластиковый пропуск, по которому я прохожу через КПП одной элитной московской клиники.
– Вы врач?
Не успев, как следует обдумать свой ответ, я машинально кивнул головой. Интуитивно я почувствовал, что мне представляется счастливый шанс продлить свои земные часы, а если очень повезёт, то и дни. Дело в том, что пропуск украшала медицинская символика. Но главное – на нём имелась моя фотография во врачебном халате и докторской шапочке. Мне пришлось сфотографироваться в таком виде для пропуска, хотя по профессии я менеджер фармацевтической компании и являюсь дипломированным экономистом.
Правда, несколько лет назад я окончил специальные курсы «всеобуча» при медицинской академии, организованные для управленцев фармацевтического бизнеса, не имеющих фельдшерских или врачебных дипломов. А ещё когда-то давно на военных сборах нас – студентов учили оказывать первую помощь раненым на поле боя товарищам. Кроме того, в силу служебной необходимости я постоянно вращаюсь в медицинской среде, даже несколько раз неофициально присутствовал на сложных операциях, так сказать для общего профессионального развития. Хотя этого, конечно же, совсем недостаточно, чтобы иметь право называться врачом. Но сейчас мне было не до сомнений этического порядка. Волей не волей приходилось посягать на один из главных принципов медицины: «Не навреди!».
– Вы могли бы, если это потребуется, оказать квалифицированную хирургическую помощь раненым с пулевыми ранениями? – поинтересовался «профессор». Мне показалось, что в выражении его лица и в голосе присутствовало недоверие. Необходимо было срочно развеять все сомнения относительно своей персоны. Но я колебался! Даже находясь фактически в положении человека, к затылку которого приставлен заряженный пистолет, я должен был преодолеть серьёзный внутренний барьер, чтобы выдать себя за представителя столь сложного и ответственного ремесла. Наконец, набравшись мужества, а больше наглости, я заявил, что действительно имею определённый опыт проведения различных операций, в том числе и в области военно-полевой хирургии.
При этих словах «профессор» удовлетворённо откинулся на спинку кресла. Лицо его утратило выражение какой-то внутренней сосредоточенности, даже напряжённости; исчезла строгая складка между его бровей. На тонких губах смуглолицего даже заиграла приветливая улыбка. Пират стал рассказывать мне, что трое его людей получили ранения разной степени тяжести и срочно нуждаются в медицинской помощи. А врача на корабле нет.
– В первую очередь меня интересует юноша-европеец. Вы должны спасти ему жизнь, тогда я сохраню вашу. По-моему, это очень честная и выгодная для вас сделка.
Пираты выделили мне в помощь моряка из состава пленённой команды. Этот человек сумел убедить бандитов, что разбирается в специальном медицинском оборудовании и сможет оказать техническую поддержку врачу, то есть мне, во время проведения хирургической операции. Я очень надеялся на профессиональные советы своего помощника. Но едва мы оказались в помещении санчасти ассистент немедленно признался мне, что ничего не понимает в медицинской технике, так как является… инженером по холодильным установкам:
– Вы должны понять меня, док. Я пошёл на это, чтобы выжить.
Мне не оставалась ничего иного, как с грустной улыбкой пообещать напарнику не выдавать его. Да и мог ли я осуждать этого ловкача, ведь сам являлся точно таким же отчаянно цепляющимся за жизнь самозванцем. А между тем гибель раненых должна была стать и нашим смертным приговором. Правда, пока мой помощник, которого звали Мирча Ходжи, светился от счастья. Ведь он был уверен, что я то, в отличие от него – настоящий врач!
Другая моя удача заключалась в том, что санчасть на этом корабле была оборудована и оснащена по первому классу. Не каждая районная больница могла похвастаться таким оборудованием, какое имелось здесь. Я легко нашёл все необходимые мне препараты. Боле того вскоре мне попался на глаза медицинский аварийный комплект одной очень известной фирмы. Именно такой я недавно видел на крупной международной выставке. Одним словом здесь было всё, что необходимое для лечения любых травм: электричество, кислород, функциональное оборудование, фармпрепараты. Надо было отдать должное владельцу судна – он заботился о своих моряках.
Но настоящим счастливчиком я себя ощутил, когда стал внимательно осматривать рану мальчика-подростка лет 17—18-ти, о котором мне говорил главарь пиратов. Я вначале даже глазам своим не поверил, когда обнаружил, что пуля, пробив правую щёку мальчишки и выбив несколько зубов, вышла слева под подбородком, не причинив парню серьёзного вреда! Каким-то чудом не были задеты крупные артерии, питающие кровью мозг; не разбиты кости челюсти. Свинцовый снаряд лишь прошил язык и мягкие мышечные ткани ротовой полости моего подопечного, не задев подъязычной кости.
Такой удаче я и мой главный пациент были обязаны малому калибру пули и её огромной скорости. Она раскалённой иглой прошла сквозь мягкие ткани, не причинив им большого ущерба. Если бы в парня стреляли из пистолета или револьвера 38-го или 45-го калибра какого-нибудь старого образца, то по всем законам баллистики пуля разнесла бы ему половину черепа. А так мне оставалось лишь грамотно обработать входное и выходное отверстия и заткнуть их тампонами, смоченными в специальном растворе.
Правда, внешне раны выглядела довольно жутко. Кроме того, в результате контузии парень потерял сознание. У него были замедлены пульс и дыхание. Иногда мальчик делал глубокие судорожные вдохи. Лицо и шея пациента были вымазаны в крови. Вокруг аккуратной маленькой дырочки на щеке юного пирата образовалась огромная гематома вишнёвого цвета. Не удивительно, что «профессор» посчитал, что жизнь мальчика висит на волоске.
Я тщательно обработал раны, сделал все необходимые инъекции. В моём распоряжении оказались самые современные перевязочные материалы, пропитанные особыми составами, ускоряющими заживление и препятствующими проникновению в рану инфекции. Благодаря тому, что рана находилась в области лица, она не была загрязнена кусочками одежды, так что сепсиса итак можно было не опасаться.
Я очистил дыхательные пути потерявшего сознания мальчика от слизи и сгустков крови, подключил пациента к кислородному оборудованию. В какой-то момент веки раненого дрогнули. Юноша открыл глаза и удивлённо посмотрел на меня, должно быть не слишком понимая, где находится, и как попал сюда. Я ободряюще улыбнулся ему. Теперь я уже не так опасался за своё ближайшее будущее.
У второго пирата – китайского паренька вроде тех, что я видел на палубе с бамбуковыми копьями в руках, была раздроблена правая плечевая кость. Этот бедняга находился в сознании и ужасно мучался от сильной боли. Я сразу вколол ему внутривенно хорошую дозу обезболивающего и наложил на повреждённую конечность специальную фиксирующую повязку. Торчащие из раны кусочки костей не оставляли сомнения, что перелом очень сложный. Спасти руку этому человеку мог только квалифицированный врач-травматолог.
Фактически по уровню профессионализма я мало, чем отличался от судовых врачей 16 века, которые были обучены только ампутациям конечностей. Не случайно моряки за глаза называли их косторезами. Хотя отличие всё же имелось. Я хотя бы имел возможность облегчить страдания своих пациентов с помощью очень эффективных фармакологических препаратов. А в судовых лазаретах военных парусников прошлого для этой цели служил увесистый молоток, которым оглушали пациента перед операцией…
Больше всего не повезло другому китайцу, который получил сразу три пули в грудь и в живот. Уже одно только слепое ранение брюшной полости в условиях отсутствия на корабле настоящего хирурга делало его положение безнадёжным. Всё что я мог сделать для умирающего, это проследить, чтобы он не задохнулся от собственного запавшего в горло языка, поддержать его сердце специальным уколом и снять боль. Откровенно говоря, я испытывал сильные угрызения совести. Рядом имелось великолепное операционное оборудование, но что я мог сделать, не будучи профессиональным хирургом!
Всё время пока я занимался ранеными, осматривал запасы медикаментов, Ходжи не умолкал ни на секунду. По его словам, данный корабль – сухогруз универсального типа, то есть приспособленный под перевозку грузов разного характера – принадлежал судовладельцу-пакистанцу, постоянно проживающему в Германии. Корабль ходил под «удобным» флагом Либерии. В бразильском порту Сантус теплоход принял в свои трюмы сахарный тростник, кофе с лучших бразильских плантаций, бананы, хлопок, сою, металлопрокат, заводское оборудование. Экипаж «Ганга 2» состоял из представителей разных национальностей. Например, погибший капитан являлся норвежцем, а сам Мирча был австрийский цыган. Последнее обстоятельство меня удивило, ибо мой новый товарищ совсем не походил на смуглолицего и черноволосого обитателя табора. Я и не знал, что цыгане бывают кареглазыми шатенами.
А между тем Мирча продолжал свой рассказ. По его словам, всё началось с того, что примерно в пятидесяти милях от гонконгского порта экипаж сухогруза пришёл на помощь китайским рыбакам, якобы, с затонувшего траулера. Со спасательной шлюпки было снято десять человек. Главным у них был вот этот смазливый паренёк с простреленной щекой – Мирча кивнул на главного моего пациента.
– Я был на палубе, когда там появились рыбаки – Ходжи заново переживал всё случившееся с ним. – Наши парни из аварийной партии рассказывали, что их шлюпка дала течь. И к моменту, когда китайцев с неё сняли, уже прилично набрала воды. Запоздай помощь на полчаса, и ребяткам пришлось бы барахтаться в волнах. Спасательных жилетов на них не было. Потонули бы как котята, если бы не мы!
Капитан распорядился немедленно дать радиограмму о случившемся в порт, выдать спасённым сухую одежду, оказать им медицинскую помощь и накормить. После этого мы все разошлись по своим каютам и рабочим местам. Никто не догадывался, что у наших гостей под одеждой приготовлены ножи.
Врача и его помощницу эти отморозки закололи, словно свиней, – наверху в кают-компании главной надстройки. Там не так тесно, как здесь – в санчасти. Видимо, поэтому наш док и решил проводить медосмотр не у себя. Уж не знаю, за что он и медсестра поплатились своими жизнями.
Радиста «рыбаки» тоже прикончили. Потом одуревшие от пущенной крови эти шакалы всей стаей ворвались на капитанский мостик и потребовали от нашего старика, чтобы он немедленно застопорил машину и спустил забортный шторм-трап для приёма их подельников. На это наш старина Хэм, не мешкая, выхватил из кармана малокалиберный пистолет, который всегда носил с собой, и открыл по окружившей его шпане огонь.
– Это его тело лежит в рубке? – спросил я Ходжи.
– Да – сразу помрачнев, кивнул головой Мирча. – Мне знакомый матрос обо всём рассказал. Он был на мостике, когда всё случилось. Старина Хэм успел разрядить в ублюдков всю обойму своего «дерринджера», прежде чем озверевшие бандиты искромсали его ножами…
Мирча также объяснил мне, почему пираты методично уничтожают команду «Ганга 2». Оказывается, таким образом их предводитель мстит за своего сына, раненного во время захвата судна.
Но была и ещё одна причина кровожадности морских разбойников. Оказывается, кто-то из офицеров сухогруза успел сообщить об опасности в машинное отделение и трое механиков забаррикадировались в своём отсеке. Таким образом бандиты не могли быстро покинуть место преступления на трофейном корабле и были вынуждены тратить драгоценное время, пытаясь разрезать автогеном толстую сталь переборочной двери. А чтобы заставить механиков добровольно выйти из своего убежища пираты сообщили им по внутрикорабельному переговорному устройству, что каждые пять минут будут убивать одного члена экипажа…
Оказав помощь своим пациентам, мы с Ходжи перешли в камбуз санчасти, чтобы найти какую-нибудь еду. И только тут Мирча вдруг обратил внимание, что уже давно не слышит пистолетных выстрелов. Они сопровождали нас всю дорогу с верхней палубы до расположенного глубоко в чреве носовой части корабля медицинского отсека. Всё время пока мы колдовали над раненными пиратами, где-то высоко над нашими головами безотказный пистолет в руке палача продолжал отбивать свой страшный ритм. Эти резкие отрывистые звуки подгоняли меня соображать быстрее, лихорадочно вспоминать всё, чему меня учили на военных сборах и специальных курсах.
И вдруг наступила странная тишина. Я подошёл к приоткрытому иллюминатору и прислушался: ничего, кроме плеска ударяющихся в борт корабля волн. Даже громкие крики, хозяйничающих на палубе бандитов отчего-то смолкли. Это было очень подозрительно.
– Может пираты, так и не сумев пробиться в машинное отделение, по-английски не прощаясь, сделали ноги – предположил Мирча. – А что? Ведь уже светает. В любой момент поблизости может нарисоваться катер береговой охраны или патрульный самолёт. Если они угодят в руки китайской полиции, их ждёт расстрел на стадионе при полных трибунах зрителей или четверть века каторжных работ. Я бы на их месте не стал искушать судьбу. Своих раненых бандиты могли просто бросить. Зачем им лишняя обуза. Насколько я знаю уголовников, они как крысы кидают своих подельников при первой же опасности.
Ходжи возбуждённо бросился к двери, чтобы проверить на месте ли конвоир-китаец, что привёл нас сюда. Два часа назад я запретил этому худосочному пареньку заходить внутрь стерильной зоны, чем, кстати, сразу завоевал уважение своего ассистента. Низкорослый бандит осыпал меня проклятиями на непонятном мне языке и даже замахнулся на меня мачете, но всё же не решился переступить порог медицинского блока.
И вот теперь появилась слабая надежда, что его уже и след простыл. Но разведка показала, что китаец по-прежнему терпеливо «пасет» нас в коридоре у дверей санчасти. Окончательно наши надежды были развеяны, когда судно вдруг резко вздрогнуло и пришло в движение. Так началась моя пиратская эпопея…
Глава 4
Незадолго до рассвета умер самый тяжёлый раненый. Агония его была долгой и мучительной. Вообще это была жуткая ночь. До самого утра я не сомкнул глаз, переходя от койки к койке. Теперь у меня осталось только двое пациентов, но их громкие стоны и вскрики ни на секунду не позволяли мне расслабиться. К тому же меня постоянно мутило. И хотя особой качки не чувствовалось – море за стеклом иллюминатора в розовых рассветных лучах выглядело миролюбивым, но мой сухопутный организм не мог не отреагировать на долгое отсутствие под ногами земной тверди. Я подошёл к приоткрытому иллюминатору и немного постоял перед ним, вдыхая свежий прохладный утренний воздух.
Но это не помогло избавиться от ощущения усиливающейся тошноты. Только испытав мучительный приступ рвоты, я, наконец, нашёл время всерьёз заняться собой: отыскал в шкафу с лекарствами средство от морской болезни и бросил в стакан с водой сразу две растворимые таблетки. Потом заварил себе крепкого чая, благо от прежнего хозяина помещения мне в наследство досталась едва начатая большая коробка отличного цейлонского чая. Мой помощник уже давно спал, уютно устроившись на диванчике в смежном с санчастью небольшом помещении камбуза. Мне же оставалось только завидовать его безмятежному сну. Сам я заснуть не мог, ибо мои подопечные постоянно требовали заботы.
К тому же меня взволновали страшные крики, которые вдруг донеслись откуда-то сверху, скорее всего с верхней палубы корабля. Иногда эти вопли нечеловеческой боли переходили в визг и рыдания. Судя по всему, в этот ранний час полновластные хозяева корабля решили поразвлечься средневековыми пытками.
Только к полудню следующего дня, накачав раненых мускульными релаксантами, седативными снотворными препаратами, анестезирующими средствами и прочими успокоительными и обезболивающими лекарствами я получил возможность немного вздремнуть.
Сон мой был тревожен и чуток. Поэтому я сразу среагировал на шум приближающихся голосов. Вскочив с кожаной кушетки, я поспешил к умывальнику. На сладко похрапывающего Мирчу мои призывы срочно встать и принять бодрый вид не произвели никакого впечатления. Мне пришлось выплеснуть ему на лицо стакан с холодной водой, чтобы мой ассистент, наконец, открыл глаза.
– Что происходит? – осведомился он недовольным заспанным голосом.
– Точно не знаю, но, кажется, нам предстоит принять инспекцию.
Эта новость, словно электрическим разрядом подбросила Ходжи. Его будто сдуло с дивана. А вскоре в помещении санчасти появился главарь пиратов с внушительной свитой приближённых. Тогда я впервые услышал, что подчинённые, обращаясь к смуглолицему «профессору», называют его «Дуче».
Главный пират сразу направился к койке, на которой лежал его сын. Он присел у кровати погружённого в глубокий сон юноши, взял его за руку. И тут же поднял на меня встревоженные глаза:
– Как мой Нино?
– Думаю, с ним и со вторым парнем всё будет в порядке, – уверенным голосом ответил я и авторитетно добавил, – но я бы советовал поскорее доставить пострадавших в хороший госпиталь. К сожалению, я не Господь Бог, а на корабле нет условий для дальнейшего лечения таких больных.
Сказав так, я многозначительно перевёл взгляд на накрытое с головой простынёй тело умершего пирата.
– Да, да, я понимаю – закивал головой Дуче и пожал мне руку. – Я очень вам благодарен, доктор. Теперь я знаю, что мне послало вас само Проведение.
Перед уходом пиратский капитан решил осмотреть оборудование санчасти своего нового корабля. В какой-то момент, проходя мимо моего ассистента, он вдруг обратился к Ходжи с неожиданным вопросом, указывая взглядом на один из приборов:
– А это у вас что такое?
Мирча растерянно захлопал ресницами и что-то невразумительное замычал в ответ. При всём своём желании я не мог подсказать товарищу, что пирата заинтересовал электрический разрядник-дефибриллятор, предназначенный для экстренного запуска внезапно остановившегося сердца. Впрочем, моя помощь и не потребовалась. Ловкач-цыган быстро нашёлся, что ответить. Он стал на голубом глазу уверять не в меру любопытного пирата, что перед ним очень мощный резервный аккумулятор на тот случай, если вдруг внезапно выйдет из строя корабельная электростанция и потребуется срочно обеспечить операционную автономным источником питания.
– Очень важно, чтобы лампа над операционным столом не погасла! – важно рассказывал Ходжи, пытаясь даже шутить с высокопоставленным бандитом. – А то ведь в темноте недолго и отрезать что-нибудь лишнее.
Пират внимательно слушал эти сказки и даже понимающе кивал в ответ. На прощание он дружески похлопал моего ассистента по плечу:
– Мне и моему сыну очень повезло, что на этом корабле оказались сразу двое таких отличных профессионалов!
Как только пираты ушли, я бросился к товарищу, чтобы поздравить его с удачным спасением. Но Ходжи остановил меня. Он был очень бледен. По лбу мужчины сбегали крупные капли пота.
– Я пропал! Этот бандит расколол меня.
– С чего ты взял? – удивился я. – Я уверен, что он тебе поверил. С какой стати этот Дуче должен разбираться в медицинском оборудовании.
– Нет, – мрачно продолжал стоять на своём Ходжи, – я физически почувствовал его холодное расчётливое решение избавиться от меня. Видишь это?
Ходжи приподнял полы своей джинсовой куртки, чтобы я мог рассмотреть удивительный ремень с большой по виду серебряной, украшенной чеканкой пряжкой. Почти по всей длине на кожаную полоску пояса были нашиты крупные монеты. Хаджи пояснил, что это старинные австро-венгерские талеры и двадцатидолларовые монеты начала прошлого века, и что этот фамильный ремень в их семье передаётся по мужской линии от отца к сыну.
– Я ведь принадлежу к очень древнему цыганскому роду – каким-то сдавленным унылым голосом пояснил Мирча. – У меня мать и бабка зарабатывали деньги гаданием. Правда, мужчины в нашем роду карты в руки никогда не брали, но всё равно мы умеем чувствовать судьбу, причём не только чужую, но и свою. Теперь я точно знаю, что мне не сойти с этого проклятого корабля. Моё тело не будет похоронено в земле и не попадёт сразу на весёлый пир предков. Могилой мне станет море. Для цыгана это очень плохая смерть. У нас есть легенда, что душа утопленника будет неприкаянно скитаться по тёмным глубинам до тех пор, пока его тело полностью не разложится. И только когда плоть и кости полностью растворяться в воде дух обрётёт свободу и счастье. Но на это может уйти очень много времени.
Я стал уговаривать товарища, чтобы он не придавал значения сомнительным предчувствиям. Но Ходжи остановил меня резким взмахом руки.
– Не трать понапрасну слов, док. Послушай лучше, что я тебе скажу. В портовых кабаках и в судовых кубриках с меня не однажды пытались снять этот ремень. И каждый раз воры уползали прочь, харкая кровью и выплёвывая по дороге выбитые зубы. В нашей семье существует старинное предание: пока мужчина способен сохранить на себе отцовский ремень удача и сила прибудут с ним. Я прошу тебя, док, попытайся сохранить этот ремень и передай его моему младшему сыну. Он живёт в небольшом городке под Веной. Адрес я тебе оставлю. Знаю, что это будет не просто сделать. Этот корабль кишит мародёрами с крысиными повадками, но ты всё же попытайся. Тогда моя бродяжья цыганская душа будет вечно у тебя в неоплатном долгу…
На обед охранник-китаец принёс с камбуза поднос с несколькими дымящимися, аппетитно пахнущими блюдами. Угощение предназначалась только для раненых. Про двух голодных пленников на судовой кухне похоже забыли. Но сына Дуче я перед этим покормил через особую резиновую трубку специальной питательной смесью, предназначенную для ухода за больными с челюстно-лицевыми травмами. А пациент с перебитой рукой от еды решительно отказался.
Мы с Ходжи решили было оставить себе принесённый китайцем суп и жареное мясо, но охранник потребовал, чтобы раненных непременно кормили в его присутствии. Тогда мне пришлось объяснить пирату, что пациенты есть не будут. Скуластое злое лицо молодого охранника вдруг расплылось в довольной улыбке. Видимо, впервые за долгое время этому тщедушному искателю лучшей доли предоставлялась возможность плотно пообедать. Нам же с Ходжи оставалось довольствоваться небольшим кусочком засохшего сыра на двоих и ополовиненной бутылкой минеральной воды – это было всё, что мы нашли в холодильнике камбуза санчасти.
Естественно, что после столь скромной трапезы мы были преисполнены желанием свернуть шею худосочному конвоиру.
– Мне кажется, что на главном камбузе нам выделили хотя бы горсть варёного риса, ведь мы заботимся об их раненых дружках, – размышлял вслух Мирча, – но по дороге этот мешок с костями сожрал нашу пайку. Если мы не прикончим его сейчас, он и дальше будет отъедаться за нас счёт. И вообще, за крысятничество полагается шило в печень.
Подозрение товарища показалось мне более чем обоснованным. Я живо представил себе, как через недельку на наших посеревших лицах заострятся скулы, ввалятся глаза. Мы с трудом будем передвигать ноги. Зато китайский доброволец округлиться и перестанет походить на вечно голодного уличного пса. Скорей всего он уже возносил хвалы своим богам, за то, что они послали ему такую выгодную службу. Словно в подтверждение моих мыслей из-за неплотно закрытой двери санчасти вдруг донеслись довольные мурлыкающие завывания нашего конвоира. Должно быть он пел что-то в том духе, что жизнь удалась и всё такое.
Ходжи возбуждённо заметался по тесному пространству больничного блока, словно тигр по клетке. Цыган явно относился к типу людей, которые, даже взойдя на эшафот, попробуют нокаутировать палача и пробиться через оцепление солдат. А вдруг повезёт? Как говориться, чем чёрт не шутит.
Вчера Ходжи нашёл авантюрный способ избежать расстрельной участи, уготованной большинству его товарищей по экипажу. Сейчас же он попросил у меня хирургический скальпель, чтобы ближайшей ночью вогнать его остро заточенное лезвие в горло вороватого пирата.
Мирча принялся горячо убеждать меня, что прекрасно знает корабль и сумеет найти в хитросплетении его коридоров и трапов безопасный путь, который выведет нас на кормовую шлюпочную галерею.
– Я тут прикинул: пиратов человек двадцать, ну, максимум – тридцать – заговорщицки понизил голос Ходжи. – У этого Дуче просто не хватит людей, чтобы поставить по часовому у каждого трапа, люка и двери. Скорей всего серьёзно контролируется только верхняя палуба, жилые помещения главной надстройки, да капитанский мостик. Но даже если рядом со шлюпками кто-то окажется на свою беду, я его сниму без шума.
Я не сомневался, что при его то широких плечах и мускулистых руках цыган сумеет быстро свернуть часовому шею. Да и в морском деле он явно был не новичок, и, стало быть, знает, как управлять лодкой в открытом море. С таким напарником можно было идти на рискованное дело.
Но мы не успели обсудить в деталях план ночного побега, так как вновь явился китаец. Он выглядел гораздо более благодушным, чем обычно. На ломаном английском языке бывший рыбак объявил, что ему приказано сопровождать нас наверх вместе с телом умершего ночью пирата.
– Труп велено кидать море. Брать его рука-ноги и тащить вверх! Живо, живо!!!
Парнишка с удовольствием использовал каждую возможность покомандовать – почувствовать свою власть над нами. Но нас с Мирчей грозные крики молодого конвоира почему-то не особенно пугали, хотя широкое лезвие мачете в его умелых руках было страшным оружием. Но мы понимали, что мальчишка всего лишь пешка. А жизни наши всецело зависят от другого человека.
– О чём мечтает такой хороший солдат, как ты? – с насмешкой спросил конвоира Ходжи, и тут же получил простодушный ответ:
– Мне осталось резать ещё три голова и тогда большой капитан даст мне «Калашников» и возьмёт в дело. Я стану очень богатый и могу содержать родителей, семья брата и многочисленную родню, которой у меня почти половина деревни. Я единственный из наших парней хорошо знаю язык белых господ, и поэтому только меня одного большой капитан примет на службу, когда я уплачу ему взнос. Мои товарищи получили деньги за этот корабль и разошлись по своим деревням, а я достану ещё три голова и стану уважаемый человек.
Можно было не сомневаться, что бывший рыбак очень хочет заполучить и наши с Ходжи головы, чтобы поскорее стать полноправным членом пиратского экипажа. Он был предан только своей семье и родовому клану. Поэтому, я знал наверняка, что если через какое-то время Дуче прикажет этому охотнику за головами прикончить нас, молить палача о пощаде будет совершенно бесполезно.
Более того, я был уверен, что даже если бы перед ним стояла на коленях плачущая пассажирка туристического лайнера, он всё равно без малейших колебаний намотал бы на руку её волосы и уверенно взмахнул своим мачете – женская голова ведь тоже принимается в «стажёрский зачёт». И не один мускул не дрогнул бы на обветренном, тёмно-коричневом от загара лице азиата. Вряд ли это можно было назвать жестокостью. Скорее парень не испытывал садистского удовольствия от процесса убийства. У меня создалось ощущение, что для него не было особенной разницы между тем, чтобы перерезать горло человеку или, например, заколоть свинью. Это был идеальный исполнитель для грязных поручений.
Я объяснил конвоиру, что даже на короткое время не могу оставить без присмотра своих пациентов. Особенно я подчеркнул, что несу ответственность за жизнь сына Дуче. Последний довод не мог не подействовать на китайца. При упоминании имени большого капитана глаза конвоира наполнились благоговейным ужасом. Он сразу же отошёл от меня.
Для переноса трупа наверх я нашёл в кладовой санчасти складные носилки. Китайцу пришлось на время забыть о своём привилегированном положении надсмотрщика и наравне с Ходжи взяться за ручки носилок.
Глава 5
Мирча вернулся примерно через час в очень мрачном настроении. Я стал расспрашивать его, как прошла похоронная церемония, но цыган лишь махнул рукой:
– Да какая там церемония! Покойника бросили за борт без молитвы и прощальных слов, будто это не человек, а мешок с помоями. Похоже, что наши хозяева не верят ни в Бога, ни в чёрта. Это какие-то выродки!
Ходжи рассказал, что встретил на палубе нескольких своих товарищей по экипажу. Охранника-китайца его начальство сразу отправило по каким-то делам, а Мирчу заставили вместе с другими пленниками-рабами участвовать в ремонтно-уборочных работах – надо было отмыть палубу от следов ночного захвата. От приятелей Мирча узнал о событиях этого утра.
Оказывается, пираты скормили акулам не всех моряков. Нужных им специалистов бандиты пощадили: второго штурмана, электромеханика, помощника кока, котельного машиниста, личного официанта покойного капитана и других. Всего семь человек (не считая меня и Ходжи). Правда, в начале счастливчиков было десять. Но этой ночью двое пленников взломали замок склада запчастей, который пираты приспособили под тюрьму для своих рабов, и попытались покинуть корабль на спасательном плоту.
На верхней палубе корабля в нескольких местах возле бортов имелись специальные крепежи, которые удерживали большие ярко-красные бочки. Это были контейнеры со спасательными плотиками. Стоило сбросить такую бочку за борт, как срабатывал специальный механизм автоматического раскрытия и накачки плота углекислым газом из встроенного в контейнер баллона. Смельчаки, как и мой товарищ Ходжи, видимо, рассчитывали, что у пиратов нет возможности контролировать всю территорию корабля. Но они трагически просчитались.
Одного беглеца часовой застрелил возле гакаборта (кормовая часть борта), когда он уже сбросил в море контейнер с плотом и перелезал через ограждение палубы, чтобы прыгнуть вслед раскрывшейся в волнах красной спасательной палатке. Его товарищ после того, как прогремела автоматная очередь, упал на палубу и притворился мёртвым. Только лучше бы он погиб от автоматного свинца…
– Я хорошо знал этого парня. Его звали Ван Форн – тяжело вздохнул Мирча. – Он был заведующим электромеханической мастерской. Если бы ты только знал, док, какой весёлый это был человек. Просто ходячий цирк! Форн постоянно кого-то разыгрывал и всегда делал это по-доброму, так, чтобы объект розыгрыша не почувствовал себя униженным. А как мастерски он умел рассказывать анекдоты! Какое-то время я делил с ним каюту, но вскоре понял, что два клоуна в одном кубрике ужиться не могут. Через три месяца у него должна была состояться свадьба. Не удивительно, что такой неугомонный жизнелюб решил свалить с этой плавучей каторги. Но ему не повезло…
Мирча помрачнел и на какое-то время замолчал, погрузившись в свои мысли. Его дальнейший рассказ потряс меня. Я сразу представил себя на месте несчастного Ван Форна, ведь мы тоже планировали побег.
Пираты привязали беднягу за руки к брашпилю (прим. автора: электромеханическая лебёдка барабанного типа, предназначенная для наматывания якорной цепи, размещается на носу судна – на баке). Затем распоряжающийся казнью бандит, которого все звали «Далит», приказал троим парням из экипажа «Ганга 2» взять в руки пожарные топоры и отрубить беглецу ноги, «чтобы не так быстро бегал». Но один пленник твёрдо заявил, что не станет участвовать в таком зверстве. Пираты не уговаривали его. Один из бандитов сходил за канистрой с какой-то спиртосодержащей жидкостью, выплеснул её содержимое на принципиального матроса и зажёг.
– Ребята рассказывают, что эти нелюди очень веселились, наблюдая за бегающим по палубе живым факелом – продолжал свой страшный рассказ Мирча.
После расправы над отказником страшная экзекуция была продолжена. Несчастный Ван Форн всем телом извивался на своей плахе: он умолял друзей не калечить его, плакал, просил пощады у пиратов. Но бандитов эти стенания жертвы только веселили. А палачи поневоле боялись даже глаза поднять на нетерпеливо покрикивающего на них Далита:
– Эй вы, толстозадые морские коровы, нельзя ли поживее, а то зрители заждались!
У моряков с сухогруза тряслись руки, в которых они держали топоры. При этом они старались не смотреть на приговорённого товарища. Но парни хотели выжить! Поэтому, когда Далит грозно в очередной раз прикрикнул на них, обезумевшие от ужаса моряки, начали неумело кромсать Форна. Это было омерзительное зрелище! Вслед за ногами голландцу отсекли руки и половые органы. Превращённого в обрубок, потерявшего сознание человека оставили на палубе медленно умирать.
– Господи, они, что тут все маньяки-шизофреники и тупые садисты-Дауны?
– Вряд ли – ответил я. – У меня есть подозрение, что окажись на этом корабле хороший врач-психиатр, он бы обнаружил, что большинство членов банды этого Дуче, включая его самого и этого Далита, являются вполне нормальными людьми. Некоторых наших хозяев я бы даже назвал утончёнными интеллектуалами. Но в силу специфики своей профессии им пришлось подавить в себе многие нормальные человеческие чувства и выпустить на волю демонов собственной души. Чтобы стать настоящим пиратом вовсе не требуется превращаться в психопата или маньяка. Для этого необходимо кардинально изменить систему мотиваций и научиться получать удовольствие от действий, которые нам с тобой, Ходжи, как цивилизованным людям, кажутся отвратительными. А для них это норма. Так что не надо обижать больных синдромом Дауна. Они то, насколько я знаю, как раз отличаются редкой незлобивостью и непробиваемой благожелательностью по отношению ко всем вокруг…
Вечером в санчасть явился человек от Дуче, который приказал готовить раненых к эвакуации. Мы с Ходжи аккуратно переложили пациентов на складные носилки, утеплили их одеялами и закрепили специальными нейлоновыми ремнями, чтобы на крутых трапах наши подопечные не дай Бог не свалились с носилок.
Пиратский капитан прислал людей, чтобы они перенесли раненых на верхнюю палубу. Особая забота была естественно проявлена по отношению к сыну Дуче. Его носилки несли и страховали сразу четверо человек, в то время как покалеченного китайца, как и полагается – двое. Я как судовой врач был поставлен руководить действиями медицинской команды.
Когда мы поднялись на верхнюю палубу, я увидел гидросамолёт, покачивающийся на волнах метрах в ста от нашего корабля. На тёмно-зелёном фюзеляже крылатой машины белыми буквоцифрами был обозначен её бортовой номер, а также красовалась эмблема в виде жёлтой многоконечной звезды на синем поле. Я бы предпочёл остаться в каюте и не видеть самолёта, ибо подобная информация лишь укорачивали мои земные дни, как опасного для пиратов свидетеля. Но моими желаниями тут никто не интересовался.
Вначале на воду с помощью лебёдочного устройства спустили баркас. Затем на специальной подвесной платформе с палубы в шлюпку переместили носилки с ранеными. Экипаж баркаса высадился с корабля по штормтрапу.
– Прошу вас, доктор, проводите моего мальчика до самолёта и проследите, чтобы его носилки там хорошо закрепили – проникновенно заглядывая мне в глаза, и дружески положив мне руку на плечо, попросил Дуче. – А то эти асы привыкли возить мешки, да ящики. Я боюсь, что они просто поставят носилки на пол грузового отсека и забудут о них до самой посадки.
После того как я занял место в баркасе, рулевой завёл мотор, и мы устремились к гигантской стальной птице, присевшей на воду недалеко от сухогруза. По дороге баркас несколько раз взбирался на спины больших, но пологих волн и лихо скатывался с них, чтобы тут же начать подъём на новую искрящуюся на солнце тысячами ослепительных бликов тёмно-синюю в разводах белой пены гору. Вскоре за стёклами высоко расположенной кабины самолёта я разглядел азиатские лица лётчиков.
Когда мы вплотную приблизились к самолёту, я вдруг обнаружил, что из-под эмблемы на его фюзеляже сквозь слой краски слегка просвечивает контур другого опознавательного знака. «Ловко! – восхитился я. – Вот уж настоящий „самолёт-невидимка“. Сейчас он заберёт раненных пиратов, завтра снова примет участие в какой-нибудь тайной операции, а через недельку вновь сменит окраску: поменяет опознавательные знаки и бортовой номер. И будет выполнять самые обычные коммерческие рейсы». Вот только пилоты видимо очень спешили и плохо закрасили следы былой истории своей машины.
Ещё я заметил цветок с нежными фиолетовыми лепестками, застрявший в щели воздухозаборника авиационного двигателя над моей головой. Вид этого цветка неожиданно потряс меня. Я находился в море меньше суток, но за это время произошло столько событий, что мне начало казаться, будто мои океанские странствия продолжаются целое десятилетие, и что на свете больше нет ничего кроме бесконечной водной пустыни и проклятого каторжного корабля. Поэтому цветок, затянутый в двигатель при взлёте самолёта с сухопутного аэродрома, представился мне весточкой из давно покинутого дома. Мне очень хотелось взять его и спрятать под одеждой. Но крыло с мотором находилось очень высоко над водой, и я при всём желании не мог дотянуться до него рукой.