Трижды преданный Казанцев Кирилл

© Чистова Т., 2015

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2015

После секса все быстро меняется, и та, кто полчаса назад готова была вонзить в тебя зубы и когти, сейчас мурлычет под боком и говорит глупости. Олег поначалу пытался отвечать, но хватило его ненадолго, и он провалился в сладкую томную дрему, липкую, точно свежий мед, а потом и вовсе заснул под шорох, как показалось сначала, дождя за окном. Оказалось, ошибся, это шумела вода в ванной, а Наташки рядом не было. Подушка и простыня пахли ее духами, на спинке кресла висело легкомысленное цветастое платье. Занавески на окне шевелились, это бился о стекло толстый сердитый шмель, рвавшийся на свободу. Олег следил за ним, пока снова не задремал, а проснулся от прикосновения мокрых теплых ладоней, потянулся, чтобы схватить Наташку за руку, но та ловко увернулась. Отодвинулась на край дивана, села, скрестив ноги, и целомудренно прикрылась полотенцем, которое мало что скрывало. Знает, как себя подать – спину выпрямила, голову чуть наклонила, плечом недовольно так повела – глаз не оторвать, даже небольшой животик ее не портит, наоборот, выглядит более чем аппетитно.

Олег откинулся на подушку и затаился, выжидая момент. Наташка сняла заколку, помотала светлыми кудряшками, откинула волосы назад и спросила с самым невинным видом:

– Может, передумаешь?

Он сделал вид, что не расслышал. Нет, не передумает, это не обсуждается, и Наташка это отлично понимает, а гнет свою линию чисто из вредности или надеется на что-то. Непонятно, на что, даже ради этой светловолосой красотки с высокими скулами, длинными ногами и прочими приятными глазу и руке формами он не передумает.

– Нет, – сказал Олег, – не могу. Работа такая.

Девушка с надеждой и мольбой смотрела на него, но он лишь слегка покачал головой. Ну, сколько можно говорить одно и то же, известно, чем все закончится – очередной ссорой, а все потому, что Наташка вбила себе в голову, что их свадьба должна пройти в Праге, и все тут. Насмотрелась в соцсетях фотографий, где новобрачные позируют на мостах и улицах таинственного средневекового города, и все уши Олегу прожужжала – давай так же, чем мы хуже. Не хуже, понятное дело, и деньги бы нашлись, но будущий инженер-радиотехник Олег Покровский уже проходил проверку на допуск к секретным и совершенно секретным документам отдела разработок в сфере радиоэлектронной борьбы, так что о Праге не могло быть и речи. Олег Наташке вчера напомнил об этом, и они снова поцапались. И благополучно помирились час или два назад.

Наташка вздохнула и отвернулась, села боком и вроде как в последний момент подхватила скользнувшее вниз полотенце. Олег рывком сел, дернул его из рук девушки и, подбираясь ближе, пробормотал:

– Ну, зачем тебе эта Прага? Что тебе тут не нравится? Не могу я, понимаешь? Не отпустят. Зато в Москве будем жить, ты же сама хотела.

Хотела – это мягко сказано, все уши прожужжала, когда да когда переедем. Но между ними обоими и вожделенным жильем на подступах к столице стояли пять лет учебы, защита диплома – красного, между прочим, – поиск вакансии, три собеседования. И еще две «беседы», как назвал их общение высокий тощий «сотрудник» с ленивыми манерами и острым взглядом. Сам он почти ничего не говорил, в основном слушал Олега, листал его документы, а если и задавал вопросы, то будто невпопад и к теме разговора не относящиеся. О родителях спросил, хотя мог бы и в анкете прочитать – мать умерла одиннадцать лет назад, отец на пенсии по выслуге лет. Покровский-старший тоже в свое время на оборону страны изрядно потрудился, ученое звание имеет и две награды, которые принято держать в скромных коробочках и убирать в шкаф или на полочку. А на премию приобрел просторную теплую «трешку» в центре и эту самую дачу, где они с Наташкой второй день развлекаются, двухэтажную, просторную, здесь можно и зимой жить, благо отопление и водопровод имеются.

Только отец волновыми процессами в жидких и твердых средах занимался, что в переводе означает распространение ударных или взрывных волн на суше и на море, а Олегу радиоразведка оказалась по душе. Он уже со школы знал, чем будет заниматься, и шел по предназначенному ему пути, даже мысли не допуская, что может быть по-другому. Школа, полтора года в армии, институт, диплом – и вот она, вожделенная работа. Есть, правда, неприятные нюансы, но плевать на них, главное – впереди.

– Ладно, – надула губы Наташка, – уговорил. Но переедем сразу, как только на работу выйдешь. Я тут больше оставаться не хочу.

Она слегка ослабила хватку, и полотенце поползло вбок. Шмель на окне зажужжал еще громче, шумно стукнулся об стекло, Наташка обернулась и потеряла бдительность. Олег дернул ее за руку на себя, отшвырнул мокрое полотенце и уложил на спину.

– Да пожалуйста, – тихо сказал он, наклоняясь к ней, – переедем, не вопрос. Проверку пройду, и сразу вещи собирай. После свадьбы.

Наташка улыбнулась, что-то сказала, но Олег ее не слышал – не тот момент, чтобы разговоры разговаривать. И вообще весь мир мог пока постоять в сторонке, обоим стало не до него. А потом в комнате стемнело, и на улице зашумел самый настоящий дождь. Наташка лежала рядом и обнимала его обеими руками. Неожиданно отстранилась, приподнялась на локтях и прошептала:

– Мне домой надо. Поехали.

– Домой? – поразился Олег. – Как домой? Завтра же суббота…

И осекся – Наташка работает посменно, она кассир в банке, так что суббота запросто может быть у нее рабочей. Они в этом самом банке и познакомились, когда он пришел новую карту получать, и увидел это зеленоглазое кудрявое чудо за бронированным стеклом. Карту забрал, расписался, а потом в металлическое корыто под этим самым стеклом записку кинул: «Давай познакомимся. Я – Олег». Чудо улыбнулось и написало в ответ: «Давай. Я Наташа, освобожусь в семь». Два года назад дело было, много чего за это время случилось, чуть не расстались и даже месяц не звонили друг другу. Но все прошло, и вот финал, вернее, начало – заявление в загс подано, день свадьбы назначен, фасон платья одобрен Олегом, Наташкиной матерью и подружками, кольца заказаны, осталось только забрать их у ювелира. А после уехать из родного для обоих крохотного городка в вожделенную Москву, зажить своей жизнью, завести детей…

– Поменяйся, – попросил Олег. Он расстроился от Наташкиного вероломства, ведь рассчитывал еще и на завтрашний день, а тут такой облом. И что теперь делать прикажете до понедельника – дома сидеть или с отцом в шахматы играть? Тоска же…

– Не могу. – Наташка вскочила с дивана, подняла полотенце и встала перед ним обнаженная, не считая нужным прикрыться. – Светка звонила, у нее зуб заболел, его вырвали, и теперь щека распухла, ей в таком виде с клиентами работать нельзя. Отвезешь?

И, не дожидаясь ответа, пошла в ванную, там снова зашумела вода.

Да, кто-то звонил, он сквозь дрему слышал слабое пиликанье и приглушенный Наташкин голос. Как не вовремя все это – и Светка, и ее зуб, и сырость на улице… Но ничего не поделаешь, придется ехать. «Куда ж я денусь?» – вздохнул Олег, поднялся с дивана, выгнал обессилившего шмеля под мелкий дождь и пошел в кухню. Тут, как ни странно, был порядок – Наташка успела все прибрать, даже посуду вымыла. На подоконнике стояла пустая бутылка из-под вина, на столе – ополовиненный коньяк. Олег убрал все в шкафчик, дождался, когда Наташка приведет себя в порядок, после душа оделся и повез ее домой.

Дверь оказалась хлипкой только с виду: под ударами филенчатая светлая створка дрожала, смачно потрескивала, огрызалась мелкими щепками, но не поддавалась. Стас зажмурился от летевшей в лицо мелкой деревянной трухи, с силой крутанул и дернул на себя ручку, но бесполезно – та едва заметно шелохнулась, лязгнула тихонько, но и только, шурупы крепко держали ее на месте. Тогда Стас еще раз врезал кулаком по створке так, что дверь загудела, и крикнул:

– Ольга! Открой дверь, открой сейчас же! Открой, кому говорю!

Ударил по двери уже раскрытой ладонью, невольно поморщился и прислушался: все по-прежнему, внутри тихо, слышен только шум воды, да и тот какой-то странный, будто напор ослаб, или струя падает на что-то мягкое и глушит звук. Ни голоса в ответ, ни шума – ничего, будто пусто там.

Стас оглянулся на шорох – в коридор выглянула пожилая женщина, невысокая хрупкая блондинка с короткой стрижкой, одной рукой придерживаясь за косяк, а другой показывая на дверь ванной.

– Полчаса прошло, – почему-то шепотом заговорила она. – Я ее звала-звала, она молчит. Потом тебе позвонила…

Мать Ольги говорила что-то еще, но Стас не обращал на женщину внимания. Полчаса – это много, очень много, за полчаса можно таких дел натворить, что исправлять будет поздно, ни «Скорая» не поможет, ни реанимация. Он ударил по двери еще раз, та гулко ухнула в ответ, с притолоки посыпалась пыль. Не дверь в ванную обычной «двушки», а натуральный сейф, который с налету не открыть, тут навыки особые нужны и инструмент подходящий. Как назло, у Стаса Чиркова не было ни того, ни другого. Он осмотрелся еще раз, с досады прикусил губу – дверь открывается в коридор, где и развернуться-то негде, уж больно узкий он, тесный, да еще у стены напротив громоздится раритет – швейная машинка «Зингер», семейная реликвия, и трогать ее не моги, ибо ей лет больше, чем всем присутствующим, вместе взятым. Прислушался к звукам из-за двери и сквозь шум воды услышал легкий звон, будто сосулька разбилась. И звон этот вмиг подстегнул, заставил соображать, подсказал выход. Стас ринулся в кухню, толкнул женщину плечом, та едва удержалась на ногах, охнула, но извиняться времени не было. Он выдернул один ящик стола, другой и, наконец, нашел, что искал – разделочный топорик, довольно увесистый, с удобной резиновой ручкой. Прикинул его в руке, ухватил половчее и вылетел обратно в коридор.

Мать Ольги и слова не сказала, больше того – ушла от греха в комнату и теперь выглядывала оттуда, Стас краем глаза видел ее отражение в большом зеркале шкафа. Их взгляды встретились, она едва заметно кивнула и зажмурилась, прижимая ладонь к губам.

– Ольга! – рявкнул Стас. – Ольга, открывай! Или я дверь сломаю!

Ответа не последовало, в ванной звонко шумела вода, определенно громче, чем пару минут назад. Там что-то произошло, изменилось, и явно не к лучшему, поэтому он повернулся к двери боком, сжал ручку топора обеими руками и ударил по створке чуть выше замка.

Дело сразу пошло на лад: щепки летели во все стороны, дверь трещала и дрожала, по филенке поползли трещины. Над ручкой скоро образовалась дыра, Стас парой хороших ударов расширил ее, просунул руку, нащупав, повернул задвижку, рванул на себя дверь и невольно отстранился. В лицо ударил тяжелый запах сырой штукатурки и чего-то сладко-душного, до того омерзительного, что к горлу подкатила тошнота, а в глазах помутилось, от пара, густого и липкого, перехватило горло. Стас шагнул через порог и сразу увидел Ольгу. Она сидела на полу, перевесившись через край ванной так, что видны были только обтянутая футболкой спина и темные пряди длинных волос, тяжелых, влажных, густых, как грива.

– Ольга! – позвал ее Стас, но девушка не шелохнулась. Тогда он подошел ближе, наклонился, глядя вниз, и все никак не мог сообразить, что он такое видит в духоте, полумраке и клубах пара. Получалось, что Ольга решила подстричься, и лучшего места, чем ванная, для этого не нашла. Сделать успела довольно много – дно ванны и ее стенки покрывали темные длинные полосы, издалека похожие на пряди волос. Тяжелых, темных, густых… Стас наклонился ниже, пригляделся… На дне ванной лежал небольшой, похожий на скальпель, нож, а по светлой эмали стекала темная кровь.

«Черт!» – чуть не вырвалось у него, но в последний момент он прикусил язык. Еще не хватало перепугать Ольгину мать – кто знает, как отреагирует пожилая женщина, увидев разрезанные вены на руках дочери. В лучшем случае в обморок грянется, а если в истерику сорвется – что тогда? На двоих ему не разорваться.

«Зачем, глупая, зачем? Вот же дура, прости, Господи, – пробормотал Стас, схватил Ольгу под мышки, приподнял и потащил в коридор. Навстречу сунулась ее мать и, сразу все поняв, побледнела еще больше. Стас уж решил, что его будущая теща сейчас потеряет сознание, но женщина держалась молодцом.

– В «Скорую» звоните! – хотел крикнуть он, но голос сорвался, и получилось хрипло и как-то невнятно.

Но та все отлично поняла, побежала к себе в комнату, где находился телефон, и через несколько мгновений Стас услышал:

– Человек без сознания, приезжайте скорее! Что? Двадцать три года, девушка! Побыстрее можете? Адрес…

А он тем временем дотащил тяжелую неподвижную Ольгу до дивана, уложил на спину, поднял обе ее руки, быстро осмотрел. Кровь еще не свернулась, текла по белой тонкой коже уже нехотя, багровые струйки сбегали от запястий к локтям, извивались, точно побеги странного растения. Живые и алчные побеги, их стало слишком много, и смотреть на них было неприятно, Стас вытер кровь попавшимся под руку Ольгиным халатом и увидел длинные разрезы. Располосовала она себя знатно – на правой руке три параллельных борозды, на левой две, одна – короткая, кривая, будто водила карандашом по листу, да уснула, а острие сорвалось, ушло вбок. Уснула, понятное дело, при острой кровопотере снижается поступление кислорода в мозг, и человек теряет сознание. Даже в полутьме комнаты лицо Ольги было бледным и неживым, волосы на его фоне – каштановые с рыжиной – казались черными и напоминали неряшливую груду мокрых водорослей.

Стас опустил руки девушки, и кровь побежала быстрее, била небольшими фонтанчиками из глубоких порезов и будто вскипала над раной. Стас бросился обратно в ванную, подобрал скальпель, на обратном пути вырвал из Ольгиного халата пояс, разрезал его и перетянул обе руки выше локтя. Девушка не шелохнулась, не издала ни единого звука, Стас опустился рядом с ней на колени, всмотрелся в ее лицо, прислушался – вроде дышит. Потянулся к запястьям, но они были все в крови, тогда он осторожно коснулся ее шеи, припоминая, что пульс можно проверить и так. Делал это неловко и неумело, но все же почувствовал под пальцами еле уловимое движение в венах и немного успокоился – слава богу, жива, но без сознания.

В коридоре послышались тихие быстрые шаги, приоткрылась дверь. Стас успел бросить скальпель под диван, повернул голову, увидел Ольгину мать. Та, бледная, как дочь, шагнула в комнату, но тут раздался резкий звонок в дверь. Она вздрогнула, зачем-то прижала палец к губам и пошла открывать. Стас поднялся на ноги и отошел к стене. В коридоре послышались громкие голоса, потом звуки шагов, и дверь распахнулась. Первым вошел плотный невысокий человек в белом халате, за ним суетливо двигалась мать Ольги, но врач ловко оттеснил ее, оглядел Стаса с головы до ног, задержался на погонах, оценил звание и его растерянный – чего уж там – вид и скомандовал:

– Посторонних попрошу выйти!

Мигом оценил обстановку, шагнул к дивану и, поставив на пол объемистый пластиковый чемодан, принялся деловито копаться внутри, позвякивая чем-то.

«Я не посторонний», – подумал Стас, но вслух ничего не сказал, тем более что формально он был именно посторонним. Пока посторонним, и еще сегодня утром думал, что скоро перестанет быть таковым, но Ольга решила по-другому. Решила в своей манере – за себя и за него, хорошо, что ее мать сразу позвонила будущему зятю, как только почуяла неладное, и тот успел примчаться, хоть и в последний момент.

Стас прошел мимо женщины, направился в кухню и, выйдя на балкон, подставил лицо солнцу. Тепло, хоть и конец августа, но в запахе ветра уже чувствуется близкая осень. А вот и тучи, как по заказу, ползут с севера, тянутся вереницей, несут дождь и ненастье. Стас посмотрел вниз, на свою серую «Ауди», верную развалюшку, латаную-перелатаную, но еще готовую послужить ему верой и правдой. Рядом стояла белая «Газель» с красным крестом, водитель, распахнув дверь, курил, сидя боком на сиденье и сбрасывая пепел на асфальт.

Стас вздохнул, ведь они с Ольгой собирались в конце августа подавать заявление, но сегодня все пошло к чертям. Хотя нет, не сегодня, а раньше, гораздо раньше. Лет семь назад все началось или даже больше…

Минут через двадцать в коридоре послышались голоса – один громкий, уверенный, мужской, а женский на его фоне шелестел бледно и неуверенно. Мать Ольги явно просила врача о чем-то, но тот был непреклонен:

– Не могу, обязан по долгу службы. Вашей дочери головой думать надо было, прежде чем с жизнью счеты сводить. Не могу, – с расстановкой повторил он, попытался обойти ее вдоль стены, но она преградила ему дорогу. Врач переложил чемодан в другую руку, шагнул вбок, но та повторила его маневр. Впрочем, шансов против здоровенного дядьки у нее не было никаких, и она отлично это знала, но продолжала наседать на врача. И Стас понимал, в чем тут дело. Он вышел в коридор, улыбнулся как можно дружелюбнее и сказал:

– Можно вас на минуту?

– Я спешу, у меня вызовов много, – буркнул врач, но, подумав, шагнул навстречу Стасу, вошел в кухню и поставил чемодан на табуретку. Ольгина мать умоляюще смотрела на Стаса, прижимая ладони к груди, и казалось, что она близка к обмороку.

– Я сейчас, – сказал ей Стас, плотно закрыл дверь с толстым матовым стеклом посередине и повернулся к врачу.

Тот смотрел недовольно и даже ногой притопывал, точно собирался бежать с места в карьер. Удерживало его одно – полицейская форма на собеседнике, оружие в кобуре на левом боку и настойчивый тон – это Стасу, наконец, удалось. Он вытащил из нагрудного кармана и показал врачу свое удостоверение. Тот прищурился, вытянул шею, прочел шепотом: «Капитан Чирков», и отодвинулся, еще раз оглядев его с ног до головы.

– Как она? – спросил Стас, пряча «корочку».

– Нормально, угрозы для жизни нет, крови потеряла много, но это не критично. Голова у нее пока будет кружиться, но это пройдет. Пару дней пусть дома посидит, фрукты, орехи ест, гречку, мясо. Успокоительное, само собой. Сейчас я ей вколол, до вечера хватит. Потом пусть на перевязку сходит, и вам, возможно, позвонят, может быть, потребуется госпитализация в стационар…

– Не надо, – тихо сказал Стас, и врач отлично его понял. Набычился, засопел, но промолчал. Оба отлично знали порядок – о неудачливых суицидниках принято сообщать в ПНД, психушку, проще говоря. Ничего страшного в этом нет – подержат недельку-другую в отделении для тихих, понаблюдают и отпустят с миром. Но в базу внесут, на учет поставят, а это клеймо на всю жизнь: и о водительских правах можно забыть, и на приличную работу никуда не возьмут.

– Не надо, – повторил Стас, – мужик, будь человеком. Ну, ПМС у нее, ну, психанула, напугать меня хотела, чтобы женился побыстрее…

– Когда у баб ПМС, они посуду бьют, а не вены режут, – заявил врач и прошипел, глядя Стасу прямо в глаза: – Надо сообщить… А что я, по-твоему, в журнале укажу? Палец порезала?

– Придумай что-нибудь, ты же врач, тебе виднее. – Стас прикидывал, сколько у него с собой наличных. Сумма получилась смешной, ее даже неприлично предлагать этому не злому, но упертому мужику. Оставалось давить на жалость: – Сам подумай – ты же ей всю жизнь испортишь, ей двадцать три всего. Прикинь, что с ней будет, когда она из этого стационара выйдет, чего она там насмотрится. Зачем ей это? Она же не психопатка, в самом деле, не пойдет людей резать…

– А если пойдет? – исподлобья глянул на Стаса врач. – Или с крыши кинется? Что тогда?

– Не кинется, – уверенно проговорил Стас, – не кинется. Я прослежу. Да будь человеком, ты же врач, ты людям помогать должен, ты клятву давал!

С улицы раздался длинный гудок, и врач, подхватив чемодан, взялся за ручку двери. Стас вытянул руку, преграждая ему дорогу, и посмотрел мужику в глаза. Тот отвернулся, потоптался на месте, коротко ругнулся и произнес:

– Ладно, капитан, договорились. Оформлю как бытовую травму, неосторожное обращение с… По дороге придумаю. Но учти, если еще раз, рецидив… Сразу спецбригаду вышлем, адресок я запомнил. Мне проблемы не нужны.

– Не будет проблем. – Стас открыл дверь, пропустил врача в коридор, проводил до входной двери, закрыл ее и вернулся в квартиру. В кармане зазвонил мобильник, он взглянул на экран – звонил напарник, опер Макс Матвеев, он остался «на хозяйстве», звонить обещал только в крайнем случае, и, похоже, этот край уже пришел или вот-вот наступит. Стас сбросил звонок и вошел в комнату Ольги.

Та лежала, уткнувшись лицом в диванные подушки, мать сидела рядом и поправляла на дочери полосатый плед. Увидев Стаса, поднялась и отошла в сторонку. Хотела что-то сказать, но вместо этого махнула рукой и как-то очень поспешно вышла из комнаты, громко стукнув дверью. Стас посмотрел ей вслед и сел на краешек дивана. В комнате было тихо, сумрачно и очень душно, резкий запах лекарств еще не выветрился – шторы были задернуты, а окно, судя по звукам, приоткрыто самую малость. С улицы доносились голоса, гул машин и лай собак, потом где-то далеко запиликала сигнализация. Ольга не шевелилась, похоже, она спала. Стас наклонился к ней, прислушиваясь к ее дыханию, и вдруг услышал:

– Зачем? Зачем ты влез? Кто тебя просил?

От этих слов ему стало не по себе, он попытался обнять Ольгу, но та дернула плечом и плотнее закуталась в тонкий плед. Но перевязанные руки слушались плохо, двигались резко, как у марионетки, которую дергали за нитки. Стас поправил плед, Ольга почти исчезла под ним, виднелась только всклокоченная макушка и бледный, покрытый испариной лоб. То ли успокоительное так действует, то ли шок сказывается, то ли то и другое, вместе взятое.

– Я люблю тебя, – прошептал он, – ты мне нужна.

Снова стало тихо, только из коридора доносился легкий шорох и слабое потрескивание: похоже, мать Ольги решила там прибраться. Веник шуршал по полу, за окном лаяли собаки, а потом раздался мерный негромкий стук – это капли дождя упали на подоконник. Ольга всхлипнула и плотнее прижалась к спинке дивана. Стас положил руку на плечо девушке и сказал:

– Зачем ты это сделала? Зачем, объясни…

– Ты сам знаешь, – злым шепотом перебила его Ольга, – так будет лучше для всех.

И затихла, прижав перебинтованные руки к груди. Стас поднялся, раздвинул шторы и распахнул окно. Полумрак рассеялся, в комнате запахло дождем и мокрой пылью. Прятавшийся от ливня на подоконнике воробей покосился на Стаса и, решив, что жизнь дороже, вспорхнул и улетел куда-то сквозь дождевые струи. «Лучше для всех…» – ну, кто это ей сказал, кто вбил в голову, откуда эта дикая мысль? Для кого – для всех? Для матери, для него, Стаса Чиркова, для самой Ольги?

– Утром я пошла в магазин, – тихо заговорила Ольга, – в самый ближний, надо только перейти через дорогу. Я шла, и вдруг на меня вылетела машина. Затормозила в последний момент, из нее выскочил водитель и орал на меня так, будто я что-то украла у него или собиралась это сделать, он был готов убить меня. На самом деле он испугался, что собьет меня – я же не заметила его и вышла на дорогу. Рядом стояли люди и подтвердили, что я сама кинулась под колеса. Одна женщина так и сказала – ей жить надоело, вот и решила с собой покончить. А я не видела его, не видела, понимаешь!

На успокоительное врач не поскупился, за что Стас мысленно его поблагодарил и пожелал всего наилучшего в этой жизни. Истерика с Ольгой не случилась, она просто смотрела в спинку дивана и разговаривала будто сама с собой, а по лицу ее текли слезы.

– Я не видела его, честное слово. Все разошлись, человек уехал, а я подумала, что не хочу вот так, на улице, чтобы меня сбила машина, чтобы собралась толпа, чтобы все глазели на меня. Лучше уж дома…

Стас присел рядом, легонько сжал плечо девушки. Ольга вздрогнула, зажмурилась и попыталась отодвинуться, но места не было. Он сидел рядом и молчал, ибо сказать было нечего, да и эмоции раздирали на части – жалость к девушке и злость на самого себя. Помочь он ей ничем не мог, и от бессилия аж скулы сводило, но тут хоть головой о стену бейся – бесполезно. Ольга постепенно начинает слепнуть, она уже в школе неважно видела, а потом болезнь стала прогрессировать. Нужна была операция, и ее сделали, но неудачно, местные врачи исправлять ошибку коллег отказались, а их московские коллеги запросили такие деньги, что тогда он впервые услышал от Ольги: «Мне дешевле умереть». Отругал ее и забыл, а она запомнила и сегодня решила повторить попытку.

– Не говори глупости, – не оборачиваясь, сказал Стас, – это можно исправить.

Ольга сжалась в комок и неожиданно спокойно, даже рассудительно сказала:

– Ты знаешь, сколько это стоит. У нас нет таких денег.

Денег у них не было. Гараж и машину продали два года назад, чтобы Ольге, наконец, поставили верный диагноз. Остатки ушли на «подарки» врачам, взамен получили осложнение и новые проблемы: слезы, ненавистные очки, «вам без меня будет лучше»… Самое поганое, что выход был, его подсказали те же эскулапы: московская клиника, где такие проблемы щелкают как орешки, за плату, разумеется. И даже направление дали, да толку с того направления… Три банка в кредите отказали – слишком мал был доход Ольгиной матери, музыкального работника, и самой девушки, логопеда. В долг им никто не давал по той же причине, а Стас сам изворачивался, как мог, но половина неплохой, что уж там, зарплаты уходила на съемную квартиру и машину. Родительское жилье в полусотне километров от города досталось сестре, да он на жалкую «однушку» и не претендовал. Слишком хорошо помнил, откуда вырвался, чудом, можно сказать, вернее, не без помощи близких людей – родственников со стороны отца. Мать с папашей пили в режиме нон-стоп, что на общем фоне было еще нормально. В соседней квартире помещался наркопритон, и посетители часто путали балкон барыг и семейства Чирковых. На втором этаже варили самогон, сосед через стенку, вернувшись из колонии, через неделю прирезал жену и повесился во дворе на разломанных качелях. И тогда, что до этого дня лишь смутно шевелилось в душе, что не давало покоя, все предчувствия и мысли о будущем вдруг исчезли, остался один вопрос, он же ответ: выбирай. Сам видишь, что тебя ждет. Или ты уезжаешь и пытаешься стать человеком, или остаешься, но тогда винить, кроме себя, будет некого. От этой гранитной обреченности и спокойствия четырнадцатилетнему Стасу стало страшно и неуютно, но он приказал мыслям заткнуться, в тот же день собрал вещи и уехал в город к родственникам. Те не сказать, чтобы обрадовались, но, зная его родителей, из дома не выгнали, приютили по доброте душевной. Денег вечно не хватало, приходилось подрабатывать и вообще выкручиваться, зато жизнь уже была другая и люди другие.

В новой школе Стас и познакомился с Ольгой – та, на фоне ярких, безвкусно и вызывающе одетых ровесниц, выглядела дворянкой с картинки из старой книги. И вела себя соответствующе – вежливая, строгая, неприступная, волосы убраны в косу, на носу вечные очки. И никаких джинсов, только юбки и платья длиной строго до середины колена – ну, Снежная королева, ни больше ни меньше. Он тогда полгода за Ольгой хвостом ходил, а потом сам себе поверить не мог, когда услышал от нее «ты мне тоже нравишься». Будущее как-то сразу само собой определилось: учеба, работа, свадьба, дети, свой дом. До второго пункта все шло гладко, а после программа дала сбой, затем и вовсе застопорилась, а сегодня все едва не закончилось для них обоих.

– Все будет хорошо, – сказал Стас, – вот увидишь. Мы поженимся, у нас будут дети…

Ольга то ли снова всхлипнула, то ли хрипло рассмеялась. Стас повернул ее к себе и заглянул в глаза. Спокойная, бледная, зрачки расширены, губы кривятся то ли в улыбке, то ли в гримасе, на лбу капли пота. Стас потянулся смахнуть их, но Ольга увернулась и сказала:

– Зачем тебе слепая жена? Что ты врешь мне, зачем вы все мне врете? Я на улицу боюсь выйти, чтобы под машину не попасть. Мне не муж, мне собака-поводырь нужна…

Теперь отвернулся Стас, не вынес полного слез и боли взгляда. Собака-поводырь – надо же такое выдумать… Господи, ну, за что им все это? Знал бы, что так все обернется в жизни – не в полицию бы пошел, а в банкиры, что ли, хоть кредит можно взять без проблем. А сейчас повышения ждать еще год, концы с концами еле сводит – и за жилье плати, и престарелой тетке помогать надо: как-никак единственный родной человек остался, что в беде не бросил, мать с отцом давно на тот свет отправились…

Зазвонил мобильник, Ольга зажмурилась, словно от яркого света, и закрыла глаза, Стас посмотрел на экран. Снова Матвеев, значит, дело срочное, он не стал бы попусту дергать приятеля. Стас его сам сколько раз прикрывал, выкручивался, как мог, но тут, видимо, Макса допекло. Придется ответить.

– Стас, давай быстрее сюда, – раздался в трубке приглушенный голос напарника, – тут драка с поножовщиной…

– Пострадавшие есть? – тоже шепотом спросил Стас, поглядывая на Ольгу. Но ей было все равно, она снова отвернулась к подушкам и, казалось, заснула.

– Есть один, помощь оказали, – прошипел Матвеев, – у меня три человека на очереди, четвертый, вернее четвертая, в дверь ломится. Давай мухой сюда…

– Сейчас приеду.

Стас убрал телефон в карман, шагнул к Ольге, сел рядом. Надо что-то сказать, и бежать надо, тоже срочно, за такую «самоволку» можно и выговор от начальства схлопотать, и тогда – прощай, премия. Макс не сдаст, но если его самого накроют, то деваться напарнику будет некуда. Драка с поножовщиной, как не вовремя… Всегда так в выходные: напьются и давай за ножи хвататься, алкаши чертовы…

– Мне надо идти, – чувствуя себя донельзя погано, сказал Стас, – я сегодня дежурю, сутки.

– Иди, – легко согласилась Ольга, – иди, работай. Мне все равно.

Злость, жалость и почему-то обида захлестнули на мгновение, да так, что жарко стало. Стас справился с собой, коротко выдохнул, наклонился к Ольге и поцеловал ее в висок. Кожа была горячей и сухой, на ней билась тонкая жилка.

– Не делай больше глупостей, пожалуйста, – проговорил он. – В следующий раз я могу и не успеть. Подумай и обо мне тоже, ладно?

Вот сейчас она разревелась, громко, по-настоящему, и закрыла лицо перевязанными руками. В коридоре послышались торопливые шаги – это спешила мать Ольги, которой Стас приготовился сдать свой пост. Давно надо было бежать, заводить старую «Ауди» и мчаться в УВД, а он медлил, гладил Ольгу по волосам, а когда ее мать распахнула дверь, прошептал на ухо:

– Все будет хорошо, вот увидишь. Не плачь, не надо. Я достану деньги.

Поднялся с дивана и, не попрощавшись с пожилой женщиной, вышел из квартиры, побежал по ступенькам вниз. Открыл машину, но не рискнул сразу трогаться с места – перед глазами все аж плыло от злости и лютой ненависти к самому себе. Стас положил ладони на «баранку», сжал пальцы и прикрыл глаза, ждал, пока успокоится стучавшая в висках кровь. От бессилия даже скулы сводило. Деньги…. Все зависит от них, а взять их негде. Стас будто забрел в тупик, куда ни глянь – отвесные бетонные стены, и выхода нет. Хоть головой бейся, это не поможет. Помогут деньги, и если чуда не произойдет, в следующий раз Ольга – а у нее теперь есть опыт – выберет более удачный момент, и у нее все получится.

Пока ехали к городу, пока стояли в «пробке», стемнело, дождик закончился, тучи разошлись, и сквозь прорехи на небе поблескивали звезды. Затор на проспекте рассасываться не собирался, и Олег, не выдержав, свернул на прилегающую улицу и поехал дворами. Дороги тут были ужасные, зато добрались быстро, и через какие-то четверть часа черная «Тойота» Олега остановилась у Наташкиного подъезда. Он заглушил двигатель, взял девушку за руку, притянул к себе. Та нехотя позволила обнять себя.

– В понедельник? – спросил он, и Наташка, кивнув, улыбнулась. Выглядела она при этом до того беспомощно и потерянно, что Олег обхватил ее за плечи, сгреб ей волосы на затылке и наклонился к ее лицу.

– Ой, смотри, звезда упала, – невпопад пискнула Наташка, – надо желание загадать…

Олегу на сгорающие в атмосфере Земли метеориты было наплевать, не стоили они и секунды внимания, а уж исполнение желаний от этих обломков инопланетной породы, ну, никак не зависело. Он поцеловал Наташку в губы и вдруг подумал, что на работу она завтра может поехать и с дачи, просто надо будет встать пораньше, и они прекрасно доедут по пустым дорогам до центрального офиса банка. «Дурак, раньше не догадался…» Оторвавшись от Наташки, Олег уже собрался тронуть машину с места, как в лобовое стекло влетело что-то темное, тяжело шмякнулось и повалилось на «дворники», а на стекле появилось большое пятно. Стукнула дверь подъезда, раздались голоса, Наташка сжалась, глянула на него, потом по сторонам, но там ничего страшного не усматривалось. Разросшиеся за лето кусты, пятиэтажка за ними, светящиеся окна, сломанная лавочка у подъезда, приоткрытая дверь. Зато впереди перед капотом «Тойоты» появились три темных силуэта, постояли так недолго и принялись обходить машину. По центру остался самый здоровый, высокого роста жирный тип. Он шагнул вперед, пнул «Тойоту» по бамперу, машина качнулась, и Олег приоткрыл дверцу.

– В чем дело? – Он старался говорить спокойно, хотя внутри все кипело, очень хотелось дать этому жирному по физиономии, но присутствие Наташки заставляло держать себя в рамках.

Детина точно и не слышал его, пнул машину еще раз. Олег уже собрался выйти, но Наташка вцепилась в него обеими руками, как клещ в собаку, и зашептала быстро и испуганно:

– Не надо, черт с ними. Я его знаю, у него с головой проблемы. Он на втором этаже живет, не работает, то ли пьет, то ли колется… Давай уедем.

Меньше всего Олегу хотелось вот так взять и уехать, сбежать, попросту говоря, но голос девушки звучал не только умоляюще, того и гляди, она сейчас расплачется. «Черт с ним!» – Олег захлопнул дверцу, потянулся к ключу зажигания, глянул в зеркало заднего вида и понял, что опоздал. Дорогу позади преграждали двое, один – маленького роста, плотный, другой – повыше, упитанный щекастый блондин в джинсах и тонкой светлой кожанке – он то ли скалился, то ли кривлялся, оба размахивали руками, демонстрируя неприличные жесты. Дорога перед домом узкая, двум машинам не разъехаться, по бокам кусты, если через них продираться, все равно далеко не уйти – впереди детская площадка и забор. А бугай тем временем подобрал с капота темный сверток и с силой швырнул его в лобовое стекло, практически размазал по нему. И тут Олег понял, что это пакет с мусором, что он порвался, и гнилые объедки облепили стекло и капот. Детина проорал что-то невнятное, пнул «Тойоту» еще раз, и Олег, не выдержав, выскочил из машины и оказался с толстым нос к носу. От того разило потом и перегаром, криво усмехаясь, он ринулся навстречу Олегу, да так неаккуратно ломанулся тушей, что задел брюхом зеркало заднего вида, но оно, смачно хрустнув, все же удержалось на месте.

– Что надо?! – выкрикнул Олег и захлопнул дверцу, чтобы помешать Наташке выйти. Та перегнулась через водительское сиденье и опасливо смотрела снизу вверх – глаза распахнуты, нижняя губа прикушена, лицо бледное, но слез не видно.

– От тебя – ничего, – донеслось слева.

Олег обернулся и увидел приземистого парня, черноволосого, с квадратным лицом и наглой ухмылкой на нем. Третий, щекастый, стоял неподалеку и щедро крыл Олега отборными матюками, но делал это как-то неуверенно, без огонька, и постоянно оглядывался на эти самые кусты, точно присматривал себе тропу к отходу, если что-то пойдет не так.

– От тебя – ничего, – повторил чернявый, – проваливай! А вот девочка с нами пойдет. С тобой, гляжу, ей скучно, а мы ее мигом развеселим, сначала все втроем, а потом по очереди.

Он рванул на себя дверцу машины и выволок Наташку из салона, буквально выдернул ее оттуда одним движением, протащил к подъезду, повернул к себе спиной и схватил за локти. Наташка дергалась, рвалась, пыталась лягаться, мотала головой, но парень держал ее крепко, да еще, вдобавок, перехватил ее локти одной рукой, а второй полез под платье.

– Отвали! – завизжала Наташка, ее цветастая юбка задралась вовсе уж непотребно.

Парень радостно скалился и откровенно лапал ее. Подоспел и второй, закрыл Олегу обзор, но там явно происходило нечто донельзя поганое, Наташка визжала так, что с березы с шумом взлетели угнездившиеся там на ночь вороны. Перед глазами все на миг поплыло от злости, Олег ринулся было вперед, но жирный перегородил ему дорогу. Здоровенный, вонючий, маленькие глазки то косят влево, где двое держат Наташку, то на Олега. Вдруг он, неожиданно легко, двинулся вперед, раздался негромкий щелчок, и в руке у детины что-то блеснуло. Олег глянул вниз, и не успел сообразить, что именно сейчас видит, как жирный проговорил:

– Стой, где стоишь, и ничего тебе не будет. Поиграем с девчонкой и отпустим. Ей понравится, гарантирую. Ну, давай, садись в машину и проваливай.

Наташка закричала уже во весь голос, державшие ее парни заржали, раздался треск ткани. Олег глянул в ту сторону, перехватил полный слез и ужаса Наташкин взгляд и покорно поднял руки.

– Хорошо, – открыл он дверцу «Тойоты», – как скажешь. Развлекайтесь, я не против.

Пригнулся, делая вид, что собирается включить двигатель, но вместо этого основанием ладони с силой врезал жирному в подбородок. Голова бугая мотнулась, его отбросило назад, и он с чисто кабаньим треском повалился в кусты. Двое, державшие Наташку, обернулись на шум, одного перекосило от боли – Наташка, извернувшись, лягнула его острым тонким каблуком. Мат, вопли, треск кустов, ругань – все это перекрыл недовольный крик сверху:

– Хорош орать, или сейчас в полицию позвоню!

«Было бы неплохо», – подумал Олег, вырывая у детины нож, отшвырнул его подальше, обогнул машину и оказался нос к носу с чернявым. Тот разом все понял, отпустил Наташку, та отбежала в сторонку и принялась поправлять платье, блондин же метнулся к кустам.

– Ты что творишь, сучий потрох! – пробубнил чернявый, сделал выпад, но Олег успел уйти от удара, выпрямился и ударил парня головой под нижнюю челюсть. Удар получился сокрушительным, тот плашмя рухнул на асфальт и не шевелился. Наташка отпрыгнула в сторону, глянула на Олега и вдруг завизжала не своим голосом:

– Там, смотри, он там!

– Наташа! – раздался голос сверху. – Наташа, в чем дело? Иди домой…

Высокая полная женщина перегнулась через перила балкона, но ничего толком в темноте разглядеть не могла, зато Олег отлично видел Наташкину мать, вернее, ее темный силуэт на фоне ярко освещенного дверного проема. «Сейчас придем!» – хотел крикнуть он, не желая из-за пары придурков портить отношения с будущей тещей, как ребро слева точно обожгло, а на рубашке появилось темное пятно. Олег прижал к нему руку, ладонь стала влажной и липкой, а все тело пронзила страшная боль. Но она тут же исчезла из-за захлестнувшей его злости. Жирный, оказывается, уже выбрался из кустов и двигался перед ним как в тумане, бестолково махая «финкой», клинок со свистом резал воздух. Олег, прижимая локоть к ране, подобрался, как мог, близко к бугаю, выждал момент, сделал бросок и перехватил его за руку. Вывернул в болевом приеме, крутанул похожего на бесформенную сардельку придурка почти в балетном фуэте, коротко размахнулся и врезал ему промеж глаз. Удар получился смазанным, пришелся в переносицу, но силы и размаха хватило – жирный повалился на дорогу перед бампером «Тойоты», упал на бок и пропал из виду.

– Олег! – обернулся он на Наташкин крик. Блондин, пригнувшись, пытался проскочить мимо – в кустах у него что-то не задалось, и он пытался прорваться по флангу. Но Наташка успела поставить ему подножку, и щекастый буквально рухнул Олегу в объятия и притих рядом с чернявым. Тот уже пришел в себя и блевал под лавочку, уткнувшись в нее лбом.

И вдруг Олега мотнуло, он кое-как удержался на ногах, привалился спиной к дверце «Тойоты», согнулся и посмотрел на свою рубашку. В сумерках она казалась черной, перед глазами все плыло, и его чуть не вывернуло, но он сдержался.

– Что с тобой? Как ты? Жив, цел? – металась рядом Наташка, а у подъезда уже собралась небольшая толпа. Выскочила из дверей Наташкина мать, охнула, схватила дочь за руку, но та вырвалась, вцепилась в Олега, присела рядом с ним на корточки.

– Сейчас, сейчас, – бормотала она, – сейчас «Скорая» приедет… Тебе плохо?

Платье у нее было разорвано на плече, обрывок дрожал при каждом движении. И вдруг Наташкино лицо стало сначала синим, потом красным, Олег закрыл глаза и почувствовал, как его бьют по щекам.

– В сознании, – проговорил кто-то в темной одежде, – грузи с остальными.

Его грубо дернули за ворот, подняли на ноги, и Олег увидел перед собой полицейского, уставшего и злого невысокого сержанта, а его напарник сноровисто, без тени галантности, заталкивал в «уазик» чернявого. Тот особо и не сопротивлялся, только никак не мог попасть в дверь, все норовил «войти» мимо, чем довел полицейского почти до бешенства.

Олег только собрался сказать, что на них напали, как перед глазами все снова потемнело, блестящий бок «Тойоты» стремительно рванулся навстречу, пропали образы и звуки, и последнее, что он слышал, был Наташкин крик «помогите!» и чей-то недовольный голос:

– Черт, у него ножевое, по ходу. В «Скорую» звони, еще помрет в машине, не дай бог.

Пока ехал через город, пока стоял на светофорах и в небольшой «пробке», Стас почти пришел в себя. Злости поубавилось, она стремительно таяла под напором мыслей, неотрывно крутившихся у него в голове. Уже подъезжая к зданию УВД, Стас решил, что свою часть скудного родительского наследства он у своей сестренки отберет, как бы та ни визжала по этому поводу. Он тоже родственник первой очереди, и имеет такое же право на убитую в хлам квартирушку. Пусть сеструха или выкупает его долю, или они продают халупу, делят навар пополам и разбегаются, чтобы до конца жизни не иметь друг с другом ничего общего. Денег этих на операцию Ольге все равно не хватит, но остальное можно занять, это будет уже не та неподъемная сумма, какой она кажется сейчас. От этих мыслей стало легче, и Стас почти успокоился, поставил «Ауди» на парковку перед зданием, вошел внутрь, кивнул дежурному и побежал к себе на второй этаж, где, не покладая рук, третий час вкалывал за себя и напарника старший лейтенант Максим Матвеев.

И вкалывал так усердно, что Стасу достался последний из всех задержанных, собственно потерпевший, высокий темноволосый сероглазый парень, по виду – ровесник или на пару лет моложе, да и ростом малость пониже. Худой, но не тощий, скорее, поджарый, видно, что спорт для него мимо не прошел, смотрит и говорит уверенно, лицо бледное, взъерошенный, но испуга нет и в помине. «Покровский Олег Сергеевич», – громко прочитал Стас, закрыл паспорт парня, подтянул к себе пыльную клавиатуру и представился:

– Я – капитан полиции Чирков Станислав Игоревич, дело о нападении на вас поручено вести мне… – Он вдруг осекся и участливо спросил: – Вы как себя чувствуете? Я могу вас позже опросить.

Сказал так, надеясь, что Покровский тут же смоется домой зализывать раны, вернее, рану, как указано в медицинском освидетельствовании, нанесенную острым режущим предметом, то есть «финкой», заточенной до бритвенной остроты и покрытой темными пятнами крови этого самого Покровского. Потерпевший придет завтра или через пару дней – это все равно терпит, а Стас пока прикинет, как поговорить с сестрой насчет дележа наследства. Он уже предвидел, какие вопли начнутся по этому поводу, и заранее был к ним готов. Но Покровский помотал головой, откинул волосы со лба и аккуратно прижал локоть к левому боку. Рубашка там была покрыта темными пятнами, а через прореху виднелась свежая белейшая повязка.

– Я в порядке. Спрашивайте, – сказал он, и Стас, мысленно вздохнув и глядя в основном на монитор, начал допрос.

– Вы – Покровский Олег Сергеевич. – Он двумя пальцами набирал текст, поглядывая на парня. Тот снова кивнул и потянулся за своим паспортом.

– Адрес?

– Озерная, восемь. – Покровский открыл паспорт на странице со штампом о прописке.

Озерная – отличный район, почти элитный, а уж десять лет назад именно таковым и считался. Две кирпичные девятиэтажки с прекрасной планировкой в тихом уютном городском центре, да еще и на берегу реки – мечта, а не дом. И все рядом: магазины, школы, до вокзала можно пешком дойти. Живут же люди.

Стас заполнил эту строку и добрался до следующей:

– Работаете?

Покровский положил ладонь на повязку, поморщился и ответил:

– Пока нигде, оформляюсь. Недавно документы для проверки на допуск сдал.

– Куда оформляетесь? – Стас смотрел на потерпевшего, прикидывая, не станет ли тому плохо. Надо было все же отправить его домой, а вызвать уже позже. Что, если он сейчас сознание потеряет – как быть? Макса звать, который уже озверел, допросив троих задержанных, дознавалок, дежурных снизу? Но Покровский держался молодцом, выпрямился на стуле и сказал:

– Название сказать не могу, это оборонное предприятие. Если вкратце, то профиль его деятельности – разработка радиолокационной и радиотелеметрической аппаратуры, средств спутниковой связи, антенной техники…

– Ух ты! – не выдержал Стас. – И что, прилично платят?

– Более чем, – улыбнулся Покровский. – В Москве менеджером я бы столько не получал, да и работа не в пример интереснее и важнее. Плюс квартиру сразу дают, служебную, правда, но почти что в Москве, сразу за МКАД. Плюс перспективы роста на должность заместителя начальника отдела примерно через полгода.

Стас двумя пальцами набрал текст, корректируя его на ходу, и спросил, глядя в монитор:

– А кем работать будете? В смысле, должность как называется? Мне в протоколе указать надо.

– Инженер в отдел радиоэлектронной борьбы, – без запинки выдал Покровский.

– Образование высшее? – добрался до следующей графы Стас.

– Конечно, – подтвердил потерпевший. – Физтех, специальность инженер-физик, квантовая радиофизика и квантовая электроника. Как и отец, но он доктор физико-математических наук, сейчас на пенсии… А диплом я защитил на тему «Влияние черных дыр»…

– Черные дыры? – оторвался от монитора Стас и с интересом уставился на Покровского. – Это же в космосе?

– Именно, – отстраненно ответил тот и уставился куда-то в стену перед собой с таким видом, будто видел сквозь кирпич и перекрытия. – Черная дыра – это такая область в пространстве-времени, гравитационное притяжение которой настолько велико, что покинуть ее не могут даже объекты, движущиеся со скоростью света, даже кванты самого света. Образуются эти области как конечный этап жизни звезды…

Покровский говорил еще что-то умное и о таких во всех смыслах высоких и непостижимых материях, что к Стасу вдруг вернулась былая злость, накрыла с головой, и он, делая вид, что слушает лекцию о космических процессах, на которые любому смертному плевать со своего холодильника, едва не сломал в пальцах авторучку. Опомнился, когда согнул ее, засунул под кипу бумаг на столе и перевел разговор на другое, снова уставившись в монитор и стараясь поменьше глядеть на Покровского:

– Хорошо вы Капустина приложили, да и всех остальных.

– Кого? – Покровский непонимающе смотрел на Стаса, и тот пояснил:

– Тот парень, который вас порезал.

– Толстый? – уточнил потерпевший, и Стас кивнул:

– Ну, да.

И принялся просматривать документы, которые успел передать ему Матвеев: опрос трех задержанных, включая этого самого Капустина, которого Стас мельком видел в кабинете напарника – омерзительно жирного монстра с качественно разбитой физиономией. Впрочем, превышения пределов самообороны не усматривалось, о чем имелась справка травматолога: ушибы мягких тканей, ссадины и прочая мелочь. Чувствовалась работа если не профессионала, но уж точно не любителя, и Стас краем глаза посматривал на Покровского, прикидывая, как ему удалось стреножить этого Капустина, в котором было под центнер живого веса.

– Что ему будет? – довольно равнодушно спросил Покровский.

– Статья сто двенадцатая часть первая, я думаю, – вслух прикидывал Стас тяжесть содеянного Капустиным, – года два получит на первый раз. Но это как суд решит. Ловко вы с ними, все свидетели говорят, что видели, как они на вас напали.

Покровский снова улыбнулся, как человек, хорошо сделавший трудную работу, и чуть смущенно пояснил:

– Я в школе и в институте «рукопашкой» занимался, первый юношеский разряд получил.

– А почему бросили?

– Травма, разрыв сухожилия и сотрясение мозга. Долго восстанавливался, потом врачи посоветовали бросить…

– Я понял. – Стас оторвался от монитора, посмотрел в окно, глубоко вдохнул и выдохнул, чтобы успокоиться. Он сжал «мышь» так, что та чуть слышно хрустнула, отпустил и глухо сказал, не глядя на довольного собой Покровского:

– Хорошо, перейдем к делу. Как вы оказались у дома номер семь по улице Мира?..

Закончили они через час с небольшим, Покровский отвечал охотно, говорил быстро и уверенно, Стас едва поспевал за ним, быстро стуча по клавиатуре. Потом распечатал и дал потерпевшему на подпись. Покровский вдумчиво изучил документ, попросил карандаш и аккуратно подчеркнул ошибки, расставил пропущенные запятые. Стас молча все исправил, распечатал заново и снова подал физику бумаги. На этот раз тот не выпендривался, все подписал, забрал свой паспорт и поднялся со стула.

– Пойдемте. – Стас повел его на выход и бросил вслед, когда добрались до сонного дежурного, дремавшего за стойкой: – В суд вас вызовут повесткой. Возможны очные ставки, я вам сообщу, если понадобитесь…

Но Покровский, если его и слышал, то тут же обо всем таком и думать забыл – на него вихрем налетела кудрявая блондинка в коротком платье, порванном на плече. Подскочила с кресла в углу, накинулась, едва с ног не сбила, обхватила, повисла на шее и, не стесняясь окружающих, поцеловала прямо в губы. Покровскому на невольных зрителей было, мягко говоря, плевать, он одной рукой обнимал блондинку за талию, второй прикрывал повязку на ребрах. Дежурный стыдливо и завистливо посматривал на слившуюся в поцелуе парочку, из-за стекла выглядывали сонные сотрудники. Стас отвернулся и пошел в свой кабинет. На лестнице набрал номер Ольги, из трубки понеслись длинные гудки. Один, два, три – и все, дальше пошла череда коротких. Набрал еще раз – то же самое, дальше можно не стараться, девушка не хочет с ним разговаривать. Зато ответила ее мать, поведала приглушенным шепотом, что от еды Ольга отказалась, выпила горячий чай, а сейчас просто лежит и смотрит в потолок.

– Если что – я услышу, – пообещала женщина, – я за ней слежу. Ты когда приедешь?

– Завтра, – сказал Стас, – как только сменюсь. Я еще позвоню. Вы только…

– Я знаю, Станислав, я все знаю и понимаю, – перебила она его, – и очень надеюсь на тебя. Доброй ночи.

Прозвучало то ли с издевкой, то ли с отчаянием, Стас попрощался, положил телефон в карман и посмотрел в окно. Там под мелким дождем в обнимку шла парочка – темноволосый парень, слегка согнутый на левый бок, и миниатюрная девушка в легком платье.

– Я так испугалась! – шептала Наташка в ухо Олегу. – Ужас, кошмар! Думала, они тебя убьют… А ты молодец, так ловко их всех троих… Красавец! Самый лучший! Черт с ней, с Прагой, плевать на нее, не хочу!

«Слава те Господи!» – Олег вовремя прикусил язык, поставил Наташку на пол, обернулся – все пялятся, понятное дело. Впрочем, сразу сделали вид, что ничего не происходит, отвернулись, разошлись, кто куда, кроме дежурного за стойкой. Он деликатно смотрел в стол и поглаживал приклад укороченного «калашникова», лежавшего на коленях.

Олег взял Наташку за руку, вывел на крыльцо и остановился. Шел мелкий дождик, задувал ветер, и Наташка в своем легком платьице мигом замерзла, даже вздрогнула, но смотрела весело и хищно, того и гляди, снова накинется. Олег, в общем-то, был не против, но место к проявлению чувств не располагало. Вот если бы вернуться на дачу – это другое дело. Наташка словно читала его мысли, подошла, обняла, прижалась щекой к щеке:

– Поехали обратно, я тебя одного не оставлю.

– А как же работа? – напомнил ей Олег.

– Не пойду, без меня обойдутся, – отмахнулась Наташка.

– Да ладно? – не поверил Олег, положил руку ей на шею, сгреб волосы в ладонь и заставил поднять голову. Наташка улыбнулась ему, потянулась к его губам и ответила:

– Я Маринке позвонила. Сказала, что меня оса укусила, в глаз, и что я ничего не вижу…

Оба рассмеялись, и тут Олег сообразил, что тут не так:

– А здесь ты как оказалась? С ментами ехала?

Сам он поездку в «уазике» помнил слабо, да и вспоминать не хотелось, как и все остальное. Наташки в этих воспоминаниях не было, и все же она сейчас стояла перед ним.

– Такси взяла, – призналась она, – и за вами поехала. Потом потребовала, чтобы меня пустили к тому, кто вас допрашивал, сказала, что я свидетель, и заставила меня допросить. Все рассказала, как было, подписала протокол и ждала тебя. Этого козла теперь посадят, да?

– Да, года на два. – Олега меньше всего сейчас волновало будущее Капустина, донимало настоящее, а также дождь и ветер. С этим надо было что-то делать. Такси – отличный выход.

– Пошли. – Он потянул Наташку за собой к дороге, – машину поймаем, «Тойоту» заберем.

– И к тебе? – Девушка схватила его под руку, глянула снизу вверх чуть ли не умоляюще.

– Разумеется, – кивнул он и прислушался к себе, вернее, к боли в левом боку. Ныло, но терпимо, и нет ничего страшного, это просто царапина, это пройдет.

Олег вышел на обочину и поднял руку, второй прижимая Наташку к себе.

Ночь выдалась суматошной и бестолковой, поспать не удалось ни минуты, и утром Стас выглядел не краше зомби. Зато навалившаяся работа отгоняла мысли – сплошь тоскливые и мрачные, – а заодно и подступавшее временами отчаяние. Он все порывался позвонить Ольге, наплевав на позднее время, ему почему-то казалось, что самое страшное уже произошло, а ее мать не звонит только потому, что угодила в реанимацию с инфарктом. Или инсультом – Стас в этом плохо разбирался. «Дурак, – осадил он себя, – про любой суицид ты бы уже знал». За сутки в городе еще двое пытались свести счеты с жизнью, и оба после изрядного количества употребленной водки. Один сиганул с эстакады на рельсы, правда, не рассчитал – товарняк прошел минутой позже. Но приземлился бедолага так неудачно, что передвигаться без посторонней помощи уже не сможет до конца своей никчемной жизни. А второму все удалось – он удавился втихую, повесился на полотенцесушителе в ванной, где на рассвете его и обнаружила собиравшаяся на работу супруга.

В остальном все было типично и уныло – несколько драк, попытка проникновения в салон сотовой связи – безуспешная, два угона и еще кое-что по мелочи. Эта мелочовка съела остатки сил, и в десять утра Стас вышел на воздух с одним желанием – добраться до дома и лечь спать. Ольга трубку снова не взяла, просто скинула звонок, а мать шепотом сообщила, что ночь прошла спокойно, Ольга ни с кем не разговаривает, из дома выходить тоже не собирается, благо в садике, где она работает, пока каникулы.

Это затишье показалось Стасу нехорошим предзнаменованием, и он с трудом отказался от мысли поехать и поговорить с Ольгой немедленно. Но дело предстояло не из простых, надо сначала самому прийти в себя после бессонной ночи, умыться, переодеться и все такое.

Мокрая после ночного дождя «Ауди» ждала в дальнем от выезда с парковки углу. Он сел в машину, завел двигатель и только собрался тронуться с места, как в боковое стекло постучали. Стас аж вздрогнул от неожиданности – он не видел, как человек оказался рядом и вообще откуда взялся. Точно помнил, что не было тут никого, а вот, поди ж ты. Он повернул голову влево и встретился взглядом с женщиной – полной растрепанной блондинкой с помятым бледным лицом. Выглядела она, мягко говоря, неважно, будто «квасила» всю ночь, а теперь собирала копейки на опохмел. Одета, правда, была прилично – кожаная куртка, джинсы, сидевшие на ней как на барабане, шея кое-как замотана платком, под которым видна толстая золотая цепочка с большой круглой подвеской, тоже желтого цвета. На бомжиху тетенька никак не походила, Стас опустил стекло и спросил:

– Вам чего?