Трижды преданный Казанцев Кирилл
И этим окончательно снял вопрос, невольные свидетели потеряли к происходящему всякий интерес и двинули дальше.
– Он не умер? – Олег сунулся в салон, откуда разило перегаром и табаком. Воняло от Осипова отвратно, но он был нужен в любом виде, главное – живым.
– Да что с ним сделается? – Морок обшаривал одежду Осипова. – Жив, конечно. Я ему сонную артерию пережал, пятнадцати секунд достаточно, чтобы человека вырубить, а если полминуты держать, то хана – гипоксия, и привет семье. Хороший прием, клиент душится быстро и эстетично, без шума и пены, так что рекомендую, особенно если времени дефицит. Поспит твой Осипов и проснется, никуда не денется. Поехали. Сначала за мной давай, а потом вези куда-нибудь в тихое место, я ваших краев не знаю.
Он жестом профессионального карманника вытащил у Осипова ключи от машины, сел за руль и захлопнул дверцу. Олег догнал его уже на перекрестке перед шоссе, повернул, обогнал и поехал первым, показывая дорогу.
Через четверть часа съехали с главной дороги и еще километров пять гнали по прилегающей вдоль полей и редких островков темного леса. Свет фар выдергивал из мрака валы снега вдоль дороги, насупившиеся елки и бесчисленные колдобины. Морок не отставал, держался позади, аккуратно входил в коварные повороты и следом за «Тойотой» одолел крутой взгорок. Дальше дело пошло легче, далеко, на линии горизонта, показались редкие огоньки, небо подсвечивалось золотым и багровым – там был город. А здесь царила почти первобытная ночь, со снегом и ветром, он шумел в верхушках елей, те раскачивались, цеплялись ветками и чем-то глуховато стучали. Мелькнул полуразвалившийся павильон автобусной остановки, Олег проехал еще метров триста и свернул на бетонку. Собственно, бетонка пролегала тут летом, а сейчас в снегу виднелись две глубокие кривые колеи, уводившие в поле и лес за ним. «Мерсу» эта дорога была нипочем, а вот «Тойоте» пришлось несладко, она скребла днищем о наледь, машину мотало, как лодку в шторм, и Олег едва держал ее на дороге.
Проскочили огромный пустырь с цепочкой темных, необитаемых зимой дачных домиков, свернули еще раз и оказались в лесу. Он начинался от края поля и уходил куда-то очень далеко, чуть ли не до самого Архангельска, превращаясь по дороге в тайгу. Колея петляла дальше между стволов, но Олег остановился и выскочил из машины, побежал к «Мерседесу». Морок то ли не успел затормозить, то ли не счел нужным, но дорогущая машина ткнулась бампером в березу. Он даже ухом не повел, распахнул дверцу, выволок Осипова на снег, подтащил к здоровенному пню и прислонил к нему спиной. Фары не выключил, так что Осипов оказался на виду, ярко освещенный до последнего волоска, до складочки на одежде. Он немедленно повалился боком на снег, Морок поправил его, присел на корточки, всмотрелся тому в лицо, раздвинул веки.
– Ну, – почему-то шепотом спросил Олег, – что там? Он говорить-то сможет?
– Спокойно. – Морок отстранился, поглядел на Осипова и вдруг с силой врезал ему по лицу. Ударил наотмашь, потом еще раз и еще, пока тот не открыл глаза. И сразу же зажмурился от яркого света, завозился, поднял руку, но Морок ударил его по ладони. Поднялся, чуть приглушил «подсветку», вырубив дальний свет, и, хорошенько встряхнув Осипова за грудки, усадил у пня в удобном для разговора положении.
– Валяй, – отошел он в тень. – Пообщайтесь. Можешь не торопиться, времени у нас полно. Фиксировать будешь?
– Да. – Олег подал ему свой мобильник, подождал, пока Морок разберется с камерой, подошел к Осипову.
Тот глупо моргал спросонья и выглядел в точности как невинный, не вовремя разбуженный младенец – такой же пухлый и бестолковый. Только от младенцев не разит шампанским и табаком, часы дорогие они не носят и неприличными словами выражаться пока не умеют.
Затем дернулся, мотнул головой, провел ладонью по волосам, попытался подняться, но Олег толкнул его в живот, чем вызвал порцию ругани.
– Ты хоть понял, с кем связался… – начал Осипов, и тут Морок незаметно оказался позади пня, зажал ему ладонью рот и нос, спокойно сказал:
– Это ты пока ничего не понял. Советую сохранять спокойствие и выдержку, в противном случае целость рожи тебе не гарантирована. И не только рожи, сам понимаешь. У человека к тебе разговор есть, так что сиди и слушай.
– Привет, – вырвалось у Олега, – здорово, скотина! Не узнал меня?
– Нет, – честно выдохнул Осипов, – я же тебя не вижу. Покажись, вдруг признаю.
– Перебьешься. – Олег стоял к свету спиной, разглядывая бледного, взмокшего от страха Осипова. Тот вполз повыше, отодвинулся от пня, но Морок уже стоял за спиной у Олега, готовился снимать.
– Помнишь пять лет назад драку у дома Строгановой? – спросил Олег. – Ты и еще два оленя – Титов и Капустин – на нас напали. Капустин с ножом, Титов так, больше для массовки. Помнишь?
– А, было дело, – щурясь проговорил Осипов. И вдруг направил указательный палец на Олега: – А ты… Покровский! Блин, я тебя вспомнил, ты в «Дубраве» сегодня был! Еще думаю – лицо знакомое…
– Фигово, – прошелестел Морок, – он тебя узнал. Что делать будем? Он же тебя сдаст.
– На здоровье, – шепотом отозвался Олег, – после того как все расскажет, может пойти и сдать, я не против. Что мне предъявят?
– Разберемся. – Морок отошел еще дальше в тень. – Ты мне скажи, когда начинать, а то, боюсь, аккумулятор сядет.
Олег подошел к Осипову вплотную, убрал руки за спину. Странно, но ненависти не было, осталось лишь желание поскорее закончить все и убраться отсюда. И еще – с Осиповым надо поаккуратнее, это единственный свидетель, он понадобится в суде.
– Такой вопрос: это ты тогда следаку платил? Чиркову?
– Да, – продолжая щуриться, ответил Осипов, – мать моя деньги дала и еще на тех двоих, чтобы молчали. А что?
Олег едва сдержался, чтобы не двинуть Осипову промеж ног, благо сидел тот удобно, и как можно спокойнее проговорил:
– Да так, ерунда. Всего-то семь лет мне дали за то, что я на вас с ножом напал.
Осипов скривил губы, полез в карман, достал платок и вытер лицо. Запахнул дубленку, повозился на снегу, устраиваясь поудобнее, и протянул:
– Ну, извини. Я ж не знал, что это столько весит…
– Узнаешь, я тебе обещаю. – Олег пнул его по ноге. – В общем, так: либо ты дашь новые показания, расскажешь все как было: и про драку ту, и про взятку. Или…
– Или что? – ухмыльнулся Осипов. – Что ты мне сделаешь?
Он осклабился в пьяной улыбке и даже покрутил пальцем у виска, показывая, что плевать хотел на все угрозы. Олег отвернулся – соблазн пересчитать Осипову зубы был слишком велик.
– Напряги фантазию, – перекрывая шум леса, заговорил Морок. – Мы тут одни, тебя весной найдут, да и то, если очень постараются. К весне зверье голодное, по косточке тебя растащит. Но это потом, сначала башку маме твоей по почте пришлем… или через забор кинем. Понравится ей, как думаешь? Или в машине тебя поджарим, тоже вариант, но в любом случае хоронить тебя будут в закрытом гробу. Подходит тебе такой расклад?
Осипов малость протрезвел, проморгался и теперь смотрел уже осмысленным взглядом.
– Давайте я вам заплачу, – деловым тоном предложил он, – и будем считать, что ничего не было…
– Семи лет не было? – вкрадчиво спросил Олег. – Да ты волшебник, что ли? Отмотай время назад, тогда и поговорим.
Осипов только разинул рот, хотел что-то сказать, но тут Мороку надоела эта канитель. Он шагнул вперед, наклонился и схватил его за нос:
– Давай, выкладывай, как все было, и живо! Назови себя, сегодняшнюю дату и говори. И не врать мне!
Оттолкнул Осипова назад, тот врезался затылком в пень и охнул от боли. Что-то негромко пискнуло, на телефоне зажегся красный диод – включилась камера.
Осипов медленно, запинаясь и кашляя, начал исповедь, косил глазом то на «оператора», то на Олега и кое-как, по словечку, рассказал все, как было на самом деле. Про Титова, царство ему небесное, не забыл, и скорбного головой Капустина упомянул, и себя в лучшем свете обозначил, и маму свою, прохиндейку. Под конец выглядел вовсе уж нефотогенично, жалостливо кривился и выдавил из себя в завершение интервью:
– Зачем вам это? Давайте лучше так договоримся. Можно полюбовно решить, я понимаю, что виноват, готов заплатить…
Он промямлил еще что-то в том же духе, Олег отошел в сторону, поднял голову. Снег перестал, тучи разорвало ветром, и через прорехи виднелись звезды, мелкие, как крупа. Стало легко и спокойно, голова немного кружилась – так бывает после тяжелой, грязной, сделанной на совесть работы. Найти эту тварь, вытащить сюда, заставить сказать правду – если это не победа, то что тогда? Чиркову теперь точно конец. Это ж надо, что не больной на голову Капустин, не размазанный по рельсам электричкой Титов, а этот слизняк, вернее, его мать дала следователю взятку. Это как чудо, как милость божья: вот они, убойные доказательства, о которых мечтал, жизнь их сама в руки дает, получите и распишитесь, называется. Странно, что радости нет, лишь усталость и брезгливость к этому сгустку биомассы, прижавшемуся к пню.
Осипов поджал колени, подобрался, поднял голову и вдруг сказал, глядя то на Морока, то на Олега:
– Я не знал, что у тебя брат есть, мне Наташка не говорила.
Морок повернулся к Олегу. Тот подошел, остановился в шаге от Осипова, не совсем понимая его, словно тот перешел на китайский.
Осипов покрутил головой, вскинул брови и протянул, не сводя с Олега глаз:
– Погоди-погоди… я только сейчас понял. Ты же тогда из-за Наташки в драку полез, да? А разве ты не знал?
«Что не знал?» – Слова застряли в горле, язык не слушался, и слава богу. Предчувствие не опасности, а какого-то нереального, немыслимого открытия, даже не так – откровения, захлестнуло, как водоворотом. Оглушило, швырнуло головой о корягу на дне, и Олег с трудом успевал за происходящим, просто слушал Осипова, пока не вникая в смысл его слов.
– Она ж со мной крутила года два, пока ты на горизонте не нарисовался. Мать ей хорошую должность в банке обещала. Маман моя там ИО председателя правления была, пока у банка проблемы не начались, к отзыву лицензии дело шло. Тут Натаха на тебя и перекинулась, а до той поры в резерве держала. Заявила мне – все, дескать, забудь, я замуж выхожу. Ну, я как с катушек сорвался, расстроился – любовь, чтоб ее, дурак был, да и «крышу» напрочь сорвало. Решил тебя малость проучить, одноклассников подговорил… Так ты и правда не знал? – уже в открытую смеялся он, лыбился во весь рот, кривил пухлые губы. – Вижу, что не знал, Ромео фигов… Мы с ней прошлым летом… встречались. Она мне намекала, что можно бы заново все начать. Эй, вы оба, вы меня слышите?
Морок опустил телефон, взглянул на Олега. Даже в полумраке, в невесть откуда взявшемся тумане и духоте Олег будто слышал его слова: «Я тебе говорил, а ты не верил…» Говорил, да, говорил, было дело. А насчет не верил… Пять лет, как один день. И какого черта Морок тогда потащился курить на склад, провод бы выдержал, он крепкий…
– Мужики, я все понял, – подал голос Осипов. – Я тебе, Покровский, должен, думаю, вопрос мы решим. Давай на неделе встретимся, найдем выход. Мать у меня сейчас директор департамента в администрации города, у нее знакомств полно. Я тебе позвоню…
Говорил он так, точно у себя в кабинете распоряжался: по-хозяйски, властно, будто вопрос был уже решен. И крутил башкой туда-сюда, улыбался снисходительно, точно мудрый наставник несмышленышу, проколовшемуся на пустяке. Морок что-то сказал, подошел к Олегу, а потом сразу куда-то подевался. В лесу стало очень темно, во тьме исчезли деревья, и снег стал темным – то ли растаял, то ли полили его чем. Олег видел перед собой лишь чертов пень и фигуру рядом с ним, рыхлую, неловкую, она пыталась подняться на ноги, смешно шевелилась на земле и вдруг заорала оглушительно, на весь лес. И – странное дело – от вопля стало легче, малость разжались давившие виски и грудь тиски. Олег глотнул воздуха и ударил еще раз. Попал Осипову по зубам, голова у него запрокинулась, на кору мертвого дерева полетели бурые брызги. И еще раз, еще, еще, от каждого удара становилось все легче и легче. Потом он грохнулся на снег, приложился затылком о грязную резину покрышки.
– Охренел? – заорал Морок. – Ты что творишь? Придурок, что ты наделал!
Он кинул Олегу телефон, бросился к Осипову. Тот стоял на коленях, отплевывался, вытирал с лица кровь и тяжело дышал.
– Уроды, – разобрал Олег, – да я сейчас отсюда… В полицию, вам конец обоим…
Морок схватил его за плечи, рванул назад и швырнул спиной на пень. Наклонился, поднял Осипову голову и рявкнул тому в разбитую физиономию:
– Валяй, звони в полицию! Сейчас звони, прямо отсюда! Только не забывай, что на тебя тоже кое-что есть, и мама твоя мало того, что все продаст, так еще и с должности вылетит! На помойке сдохнете, оба! Звони, скотина!
Осипов замолчал, продолжая сплевывать на снег кровь, а Морок отвернулся и пошел к «Тойоте», по пути дернул Олега за рукав: поехали, хватит. Тот сел на заднее сиденье и закрыл глаза. Слышал шум ветра, стук ветвей, скрип снега. «Зря, все зря, – крутилось в голове, – жизнь прошла впустую, я ошибся и любил не ту. Все было зря: и суд, и зона, и отец… А ведь он предупреждал, сразу разглядел эту дрянь… Дешевая шлюха, гадина, дрянь!..»
Морок сдал назад, развернулся и повел машину через поле, и Олег несколько раз поймал в зеркале заднего вида его взгляд. Потом под колесами появился кое-какой асфальт, и Морок спросил, глядя на дорогу:
– Дальше что?
– Уедем. Завтра же.
Эти слова вырвались сами собой, точно их кто-то другой произнес. Другой, кто решил за него, что теперь делать с этим позором, с потерянной жизнью, с кошмаром, что надолго останется с ним. Уехать – это правильно, уехать, как собирался, вообще незачем было возвращаться, плевать и на машину, и на халупу на окраине. Все равно ничего не выйдет, этой записи грош цена. Чирков будет все отрицать, а Осипову мать наймет штук десять адвокатов, и те влегкую отмажут ее выродка, да еще и потерпевшим сделают. Плюс всплывет история с Наташкой, и в суде позора не оберешься…
– Ладно, – помедлив, отозвался Морок, – как скажешь.
Больше он с вопросами не лез и вообще не сказал ни единого слова, пока не подъехали к старой пятиэтажке на окраине и не вошли в свою «двушку».
– Спать где будешь? – спросил Морок, напоминая, что он тут все-таки гость.
– Все равно.
Олег ушел в самую холодную комнату, плюхнулся на диван и отвернулся, тупо глядя в стену. Все чувства будто сгорели, покрылись золой, но это обманка, шок – организм милостиво отключает боль, как физическую, так и душевную, бережет рассудок. А потом отдаст все, по капле, понемногу, боль вернется, зальет до краев, и остаться наедине с нею немыслимо: тут либо в петлю, либо… К счастью, сон сморил раньше, даже не сон, а забытье, как наркотик.
Очнулся он от странного зудящего звука и не сразу сообразил, что это, сел на диване и вздрогнул от холода. Потом понял: телефон это, звонит где-то в коридоре. Поднялся, потопал, не включая свет, на поиски куртки, нашел, прислонился к шкафу и едва удержался на ногах. Створка обрушилась с жутким грохотом, наверное, и мышей в подвале разбудила. Забыл за две недели отсутствия о коварстве мебели, кое-как удержал равновесие, посмотрел на экран мобильника. Наташка звонила, будь она неладна, и уже пятый раз. А время – половина второго ночи, знать, волнуется, дрянь такая…
Олег отключил мобильник и снова улегся на диван, закутался в плед. Чтобы ни о чем не думать, вспоминал формулы и теоремы, пытался в уме рассчитать скорости, расстояния, длину волны из задач, что решал в институте, и раньше, в школе. Все, что угодно, лишь бы отогнать подступавший кошмар, что исподволь накатывался, представлялся в образах и красках. А когда был почти на грани сна, вдруг послышались тихие шаги, потом потянуло сквозняком.
Олег поневоле прислушался – показалось или нет? Сначала все было тихо, потом звуки повторились уже ближе, за дверью. Она бесшумно распахнулась, и стало тихо, будто кто-то остановился на пороге.
Глаза слипались сами собой, Олег некоторое время боролся с дремотой, потом сдался, заснул. А когда снова открыл глаза – в комнате кто-то был, стоял неподвижно и словно чего-то ждал. «Наташка?» – мелькнула вовсе уж безумная мысль, Олег вскинулся, сел на диване и увидел Морока. Тот смотрел в окно, прижимаясь щекой к стеклу.
– Ты чего? – прошептал Олег.
– Дует зверски, – ответил Морок, глядя вниз, – я думаю, может, окно заклеить? А то холодно, как в вытрезвителе…
– Не надо. – Олег снова лег, уставился в потолок. И стал про себя вспоминать формулу уравнения времени, простую и незатейливую, но она отчего-то успокаивала, вгоняла в подобие транса. Смотрел на потолок, а видел график из учебника, синусоиду, представляющую разность времен, вызванную наклоном эклиптики к небесному экватору. «Уравнение времени обращается в ноль четыре раза в году…» – сон как рукой сняло, слова и цифры были из той, прошлой жизни, потерянной, ушедшей навсегда из-за глупости, чужой алчности и обмана, предательства и лжи, и боль накатила такой силы, что Олег едва не застонал.
– Не надо, – повторил он, – все равно скоро уезжать. Черт с ними, с окнами. Спи.
– Я тебя предупреждал, – услышал Олег и криво улыбнулся в темноту.
– Дурак я, уже не переделать, так и помру. А что с дурака взять…
– Что делать будешь? – по-прежнему не отрываясь от окна, спросил Морок. Олегу уже самому было интересно, что приятель там такое видит, но подняться и самому посмотреть сил не было.
– Уезжаем, как и договаривались, – сказал он. – Пошло все к черту! Квартиру риелтор продаст, деньги на счет кинет. Сегодня же поедем за билетами.
– Лады.
Морок, точно бесплотный дух, проскользнул в коридор и прикрыл за собой дверь. Ледяная, как Вселенная, ночь заполнила комнату, от холода аж скулы свело, по стеклу скользили черно-синие тени, Олег следил за их пляской и никак не мог уснуть. Стоило закрыть глаза, и появлялся Осипов, лыбился паскудно, предлагал все решить деньгами, смотрел жалостливо и с насмешкой. «Сучий ты потрох», – выругался про себя Олег, поднялся и подошел к окну. Дуло, действительно, зверски, отец не поставил новые рамы: то ли денег пожалел, то ли не до того было. Не до того, конечно, сына пытался вытащить с зоны, да не сумел, умер, так и не узнав всей правды. И слава богу, что не узнал…
От недавно пережитой боли и накатившего чувства вины зубы сжались сами собой, Олег прижался лбом к стеклу и прикрыл глаза. «Отец, он из-за меня раньше умер, а мог бы… – мелькнуло в голове. – Нет, дружок, ты все затеял, тебе и разруливать. Да, ошибся, выбрал не ту женщину, но это к делу не относится. И все к лучшему – будет проще заставить Наташку дать новые показания или надавить, если вздумает артачиться. А мать Осипова на адвокатах разорится, все продаст, и дом, и машины, и должность заодно, лишь бы сыночка отмазать. И хорошо, так и надо, скандал получится несусветный, пронырливую бабу живо на пенсию выкинут, ей, судя по возрасту, давно пора…»
Олег снова лег на диван, закутался в плед и не заметил, как заснул, а утро началось ближе к полудню. Морок успел сходить в магазин, но Олег ограничился сладким чаем – в горло ничего не лезло. Посидел в кухне, бессмысленно глядя в окно, вымыл кружку и пошел одеваться. В кармане куртки обнаружил выключенный мобильник, покрутил в руках и нажал зеленую кнопку. Мигнул экран, а через несколько мгновений посыпались эсэмэски: «Этот абонент звонил вам…» Судя по сообщениям, Наташка не могла успокоиться до пяти утра, и вот-вот начнется вторая серия. И точно – телефон задрожал в руке, зазвонил на манер старого дискового аппарата. Номер определился незнакомый, но это ровным счетом ничего не значило – Наташка могла купить новую симку. Ладно, надо поговорить с ней, послать куда подальше раз и навсегда, все равно это придется сделать, или она притащится сюда, с нее станется…
– Слушаю, – сказал он и сжал зубы, приготовившись к неприятному разговору. Наташка молчала, точно воздуха в грудь набирала, и вдруг произнесла:
– Добрый день. Вы просили позвонить насчет Чирковой. Она приедет завтра к полудню…
«Какая Чиркова?» – едва не выпалил Олег, еще раз глянул на номер, поднес телефон ближе к уху.
– Вы слышите? – донеслось из трубки. – Это Вика, вы просили позвонить…
– Вика! Извините, я вас не узнал. Это точно, вы уверены?
– Абсолютно, – негромко сказала Вика. Судя по фону, говорила она с улицы, ее голос временами перекрывали гудки и шум машин. – Марианна отменила все сеансы на завтра, она всегда так делает, когда приезжает вип-клиент, а кроме Чирковой, у нее сейчас других нет. Это точно, не сомневайтесь.
– Хорошо, – ответил Олег, – спасибо вам большое. Я позвоню. И… Вика. Завтра не выходите на работу. Скажитесь больной, придумайте что-нибудь. Я вам заплачу, не сомневайтесь.
– Я поняла. До свидания.
Из трубки понеслись короткие гудки, Олег нажал «отбой» и смотрел то в стену перед собой, то – краем глаза – на вошедшего в комнату Морока. Тот молча стоял напротив и выжидательно глядел на Олега.
– Уезжай, – не выдержал он, – не жди меня или место потеряешь. А я пойду, посмотрю на нее. Если понадобится – душу вытрясу…
– Передумал? – уточнил Морок.
– Передумал, – помолчав немного, проговорил Олег. – И не в Наташке дело, она сполна за все получила. А моя жизнь ничего не стоит, по-твоему? – Он обернулся и в упор посмотрел на Морока. – Мое будущее, наука? А отец – он бы тебе фору дал, а сгорел за год! Чирков, падла, да я его своими руками…
От злости и отчаяния стало душно, Олег расстегнул куртку, скинул ее на диван, сел. Да, ему нельзя уезжать, нельзя оставить все как есть и сбежать на край света, и дело не в Чиркове, а в нем самом. Он уедет, но увезет свой кошмар с собой, и тот не даст ему жизни до тех пор, пока что-то не изменится. Он должен остаться и найти Чиркова, и это желание не мести, а баланса, гармонии, если угодно, между своими бедами и возмездием, которое заслужил капитан. И этот баланс придется восстановить собственноручно, в меру своих сил, способностей и навыков. А потом можно и уехать.
– Я тебе сразу предлагал… – начал Морок, но Олег перебил его:
– Я за ним гоняться не собираюсь. Есть закон, пусть суд решает. Мое дело – доказательства собрать, и я это сделаю, можешь мне поверить.
Морок кивнул как-то отстраненно, зачем-то поглядел на часы, расстегнул куртку и отправился в кухню. Там зашумела вода, а где-то через час запахло так вкусно, что Олег не выдержал и пошел сдаваться.
– Есть хочу, – сказал, завидев его, Морок. Он сидел на корточках перед плитой и рассматривал содержимое духовки, откуда и неслись умопомрачительные запахи. – Я со вчерашнего дня не жравши. Ты тоже лопай, завтра у нас веселый денек. – И поставил на стол кастрюлю с пловом.
Утро выдалось морозное, с солнцем и инеем на деревьях, снежная пыль весело блестела под первыми лучами багрово-красного светила. К бизнес-центру успели проскочить до утренних «пробок», заехали в соседний двор и встали с торца пятиэтажки. Именно здесь, по словам Вики, которой Олег позвонил еще вчера вечером, чтобы кое-что уточнить, потомственная аферистка-ведунья предпочитала ставить свою машину, вишневый «Шевроле». Во-первых, подальше от глаз клиентов, во-вторых, парковка перед зданием всегда была забита до отказа, и выехать с нее, как и заехать, было непросто. Зато во дворе было почти свободно и безлюдно по случаю понедельника, не считая пары-тройки пенсионеров и одинокого собачника с яркой, как дорогая игрушка, жизнерадостной псиной на поводке.
На «Тойоту» внимания никто не обратил, Морок двигатель не глушил, включил печку и осматривался, гадая, откуда появится Марианна. Олег тоже поглядывал то назад, то по сторонам, готовясь в любой момент покинуть машину. Как будут действовать, договорились еще вчера, обсудили, согласовали, но верный себе Морок зудел менторским тоном:
– Как появится – сразу сваливай и топай в кабинет, жди Чиркову. Долго с ней не болтай, времени у тебя будет минут двадцать, если повезет – полчаса, больше не гарантирую. Потом пешком на вокзал, я тебя там подберу. Если что – позвоню, телефон лучше сейчас включи, а то потом забудешь.
Олег так и сделал, включил мобильник, дождался ответа сети. И тут же посыпались эсэмэски: все от Наташки. Он удалял их, не читая, как и вчера, как и сегодня утром. Впрочем, нет, одну-таки прочел, короткую, с безумным количеством восклицательных знаков и рыдающих смайлов: «Ты где? Что случилось?» А ничего не случилось, по мозгам получил и резко поумнел, вот и все дела, и тебе, дорогая, рассчитывать больше не на что, поищи другого дурака. Хотя в твоем возрасте это уже сложно, вид нетоварный, прямо скажем, да и вообще, как говорится, пролетели годики. И это не злорадство, это чистая правда…
– Вот она, ведьма. – Морок, не отрываясь, смотрел в зеркало заднего вида. – Я тебе говорил, что она раньше притащится. Давай, пошел!
Олег открыл дверцу, оглянулся. С проспекта во двор свернул вишневый «Шевроле» и катил вдоль дома, включив правый поворотник. Морок мельком глянул на Олега, тот выскочил из салона и перебежал через дорогу, стараясь не попадаться ведьме на глаза. В тот же миг «Тойота» рывком тронулась с места, заглохла, завелась, дернулась назад и кормой въехала в бампер «Шевроле».
Машины «поцеловались» с жестяным треском, водительская дверца «Шевроле» открылась, и из машины выкатилась рослая бабища с длинными черными волосами. Вся в черном с головы до ног, в накидке с бахромой и сапожищах до колен, Марианна налетела на Морока, и тот совершенно потерялся в этом черном вихре.
– Полиция! – донеслось до Олега. – Дурень, кто так ездит!
Морок, возможно, что-то отвечал, но его голос потонул в этих криках. Марианна махала руками, как крыльями, то зачем-то лезла под машину, то кидалась к «Тойоте», пытаясь настигнуть отбежавшего в сторонку Морока. Тот сам предложил этот вариант: слегка помять ведьме авто, и тем самым продержать ее до приезда дэпээсников, но не знал, с кем придется иметь дело. Марианна разделается с ним в считаные минуты, тем более, у нее вип-клиент на подходе. Олег глянул на часы – до приезда Чирковой оставалось четверть часа. Минут десять у него точно есть, если Чиркова не опоздает.
До кабинета он добежал минуты за три, влетел в предбанник и сразу же наткнулся на Вику. Сегодня она выглядела по-другому: волосы убраны назад, вместо халата – темный брючный костюм, который шел ей гораздо больше, чем серая хламида. Очки на месте, щеки порозовели, глаза блестят, и она улыбается, отчего выглядит совершенно по-детски.
Девушка вскочила из-за стойки, открыла вторую дверь в темное помещение, откуда пахло то ли травами, то ли смолой, запах был тягучим и терпким.
– Вика, вы что тут делаете? – Олег едва сдержался, чтобы не наорать на девушку. Ведь договорились, что ее здесь не будет, и вот на тебе. – Уходите немедленно…
– Я уйду, уйду, – затараторила та. – Чиркова заподозрит неладное, если меня не будет, она привыкла, что я встречаю ее.
– Ладно, – чуть смягчился Олег, – но потом сразу уходите. Вам же не нужны неприятности?
– Смотрите, – пропустила «неприятности» мимо ушей Вика, – вот ключ. Дверь можно закрыть из кабинета, Марианна часто так делает. Держите. – Она подала Олегу небольшой ключ, подошла к своему столу и открыла верхний ящик: – Когда будете уходить, положите ключ сюда. Я уйду сразу, как только провожу к вам Чиркову. И…
– После, Вика, после. Я вам заплачу, не сомневайтесь, все будет, как договорились…
Оба насторожились – в коридоре раздались шаги, шли двое или трое, Олег не мог понять по звукам. Отступать было некуда, он зашел в кабинет, обошел в полумраке стол, сел в мягкое кресло. Вика прокралась следом на цыпочках, зажгла две плоские свечи на этажерке у двери и убежала в приемную. Вспыхнули неровные дрожащие огоньки, отразились на гладкой блестящей столешнице, и только сейчас Олег разглядел на ней огромную семиконечную звезду. В центре и на лучах виднелись непонятные символы и знаки, свечи отбрасывали на них теплый желтоватый отблеск, и знаки подрагивали, шевелились, хотя на самом деле это была всего лишь игра теней.
В приемной послышались голоса, говорили женщины и мужчина. Олег узнал только Вику – та поздоровалась со второй женщиной, что-то ей сказала. Потом приоткрылась дверь, он уселся в кресло и, накинув на голову капюшон, уставился в стол. Чувствовал, что выглядит глупо до невозможности, но терпел, сидел неподвижно и разглядывал две темные тени. Одна – тонкая, гибкая – Вика, отодвинула от стола тяжелый стул, взяла у гостьи то ли шубу, то ли длинное пальто и выскользнула из кабинета. И, прежде чем закрылась дверь, Олег увидел в приемной двух парней, высоких, крепких, в простой, не стесняющей движений одежде. Вика преспокойно закрыла дверь перед их носом, потом снова послышался ее голос. Она, ни больше ни меньше, выставила их в коридор, а потом вышла следом. Стало очень тихо, он слышал лишь дыхание человека, что сидел напротив.
Женщина, высокая, бледная, с темными волнистыми волосами длиной ниже плеч, в темном платье и высоких сапогах. На ней много украшений – длинные серьги, в которых поблескивают камни, кольца на тонких длинных пальцах, широкий тяжелый браслет, еще один, а под ними – Олег присмотрелся – видны тонкие белые шрамы, довольно длинные, уходящие вверх, под рукав. Она пока спокойна, ничего не подозревает, и это хорошо…
Справа раздался тихий мелодичный звон, Олег даже вздрогнул от неожиданности, повернул голову. На полке шкафа стояли золотые часы, накрытые прозрачным футляром. Красивые, сделанные под старину, они пробили ровно двенадцать раз, и тут Олег опомнился. Морок держит Марианну уже минут десять, а то и больше, время идет, в коридоре поджидают два мордоворота, надо спешить.
Он поднялся с кресла, подошел к двери и повернул ключ в замке. Выдернул его, спрятал в карман, и тут Чиркова обернулась. Они смотрели друг другу в глаза, лицо Чирковой изменилось – на нем появилось удивление, но не испуг. Она приподнялась на стуле и тут же опустилась обратно, уронила на пол большую кожаную сумку, но даже не попыталась поднять ее. Все поняла за пару секунд и теперь молчала, ждала объяснений.
А все слова, как назло, куда-то подевались, Олег мучительно вспоминал заготовленные еще вчера отточенные короткие фразы, доказательства и с ужасом понимал, что все забыл, все заготовки вылетели из головы. Вернее, он рассчитывал, что ненависть придаст ему красноречия, но ошибся – он пытался ненавидеть эту женщину, и ничего не получалось. Это была просто чужая, посторонняя, очень красивая женщина, на таких обращают внимание в любой толпе, оборачиваются, смотрят вслед, но и только. Ее красота холодная, неживая, в глазах нет ужаса, будто она ждала этой встречи и готова к ней.
– Вы кто? – спокойным ровным голосом произнесла Чиркова. – Где Марианна? Мы с ней договаривались на двенадцать….
– Ее нет, – перебил Олег и, видя, что она собирается сказать еще что-то, залпом выдал:
– Вы Ольга Чиркова, верно? Ваш муж, Станислав Чирков, работал следователем в УВД. Пять лет назад вы вышли за него замуж, после того как он достал деньги на необходимую вам операцию, а до этого вы пытались покончить с собой. Резали вены, если я не ошибаюсь.
Чиркова побледнела еще больше, отшатнулась так, что еле слышно звякнули ее длинные серьги, сжала кулаки и медленно произнесла:
– А вам какое дело? Вы кто?
Олег обошел стол, уселся в кресло напротив нее:
– Ваш муж не говорил вам, где он тогда достал деньги?
– Он их заработал. – Губы у Чирковой дрогнули, она потянулась за своей сумкой, подняла ее, положила на колени. Чуть опустила голову и повторила с угрозой в голосе: – Вам какое дело?
Олег молчал, разглядывая Чиркову, та смотрела на него в упор, смотрела зло и растерянно одновременно. Она пропустила этот удар, и пока непонятно, знает Ольга правду о том случае или умело прикидывается глупышкой.
Вдруг лицо ее изменилось, она прищурилась, недобро улыбнулась и поднялась со стула. Дернула дверь на себя раз, другой, тряхнула волосами и повернулась к Олегу:
– Что вам надо?..
– Сядьте, – перебил ее Олег. – Сядьте и выслушайте меня. Я вам ничего плохого не сделаю.
А вот это было зря – Чиркова, почуяв слабину собеседника, резко сменила поведение и принялась копаться в сумке, видимо, искала телефон.
– Я вызову охрану.
– Отлично, – Олег следил за ней. – Звоните. Только сделаете хуже себе и вашему мужу. Он работает в «Сотексе», верно? Боюсь, благодаря вам он лишится этого места.
Чиркова отбросила сумку, подалась вперед, уставилась на Олега. И стала похожа на кошку, которую загнали в угол, – напряженная, злая, глаза горят, длинные ногти царапают столешницу. Вот сейчас бы она заорала, но понимает, что нельзя, не тот случай, поэтому глухо произнесла:
– Еще раз спрашиваю – что вам надо?
– Просто ответьте на вопрос: вы знаете, где тогда ваш муж достал деньги?
Женщина поджала губы, отвернулась, смотрела на часы и стенку, увешанную небольшими картинами, смутно видимыми в полумраке.
– Заработал, так он сказал мне. Я не знаю.
Похоже, не врет, слишком трудно дались ей эти слова. Буквально выдавила их из себя, и заметно, что вспоминать о тех днях ей не хочется. Может, забыла уже, да пришлось. Ничего, дорогая, это только присказка, сказка впереди.
– Зато я знаю, – заговорил Олег. – Это была взятка, ваш муж отпустил преступника на свободу, а вместо него посадил невиновного человека. Вы живете взаймы, голубушка, и уже целых пять лет. Пора отдать долг.
Чиркова смотрела на него исподлобья, свела к переносице тонкие темные брови и все порывалась перебить, но не решилась. Потом выпрямилась, подняла голову и принялась крутить на запястье широкий браслет, сжимая его с такой силой, будто хотела смять, как бумагу.
– Не может быть, – наконец произнесла она. – Стас бы так никогда не поступил, он порядочный человек, я его хорошо знаю. Вы врете! Что вам надо?
– Не вру, – отозвался Олег. – Я не вру и докажу это. Смотрите.
Он нашел в телефоне запись разговора с Осиповым, включил просмотр и подал телефон Чирковой. Та осторожно положила его на ладонь и смотрела, не отрываясь, слушала сбивчивую речь поганца. Губы у нее дрогнули только раз, когда Осипов назвал фамилию следователя. «Погоди-погоди, я не понял…» – Олег вырвал у Чирковой телефон, выключил запись, убрал в карман. Раздался тихий вкрадчивый звон, но переливы быстро стихли – часы на полке пробили четверть первого. Чиркова вздрогнула, подняла голову, и Олег увидел ее огромные зрачки, темные, неестественно расширенные, и ему вдруг показалось, что женщина его не видит, что она ослепла.
– У вас же есть дети? – уточнил он, и Чиркова передернулась, точно от холода.
– Да, двое, Светочка, полтора года, и Денис, три, – подтвердила она, глядя на Олега уже безумным взглядом.
– Вы любите их, покупаете им игрушки, одежду – все самое лучшее и дорогое, правда? И не хотите, чтобы с ними что-то случилось, – сказал Олег и вдруг почувствовал странное, необъяснимое удовольствие: он может распоряжаться жизнью и будущим этой женщины так же, как Чирков когда-то поступил с ним. Паскудное чувство, но сильное, влекущее, хочется повторить, испытать его еще раз, чтобы запомнить, каково это – вершить судьбу другого.
– Вы не посмеете, – прошептала Чиркова
– Вы так считаете? – холодно отозвался Олег.
– Что вам нужно? – Она уже умоляла, смотрела ему в глаза и сжимала пальцы. На ее ладонях появились красные полоски, следы от ногтей. Ей больно и страшно, но она держится, пытается спасти своего подонка-мужа и детей, вроде как ни в чем не виноватых, но наследственность никто не отменял…
Олег ничего не мог поделать с собой, да особо и не старался. Какое же это наслаждение – быть хозяином чужой жизни, эта женщина сделает все, что он потребует: отдастся ему прямо здесь, ограбит мужа и принесет деньги, убьет Чиркова своими руками, умрет сама – все, что он попросит. Все, что угодно, отказа не будет.
– Вы добьетесь, чтобы ваш муж сказал правду о том деле со взяткой, доказательства передадите мне. Если откажетесь – я обнародую эту запись, и вы позора не оберетесь, я постараюсь замазать вас по полной, выставлю соучастницей. Сделаете, как я сказал – вы с детьми останетесь в стороне, но ваш муж все равно сядет за должностное преступление. Он же ни живых, ни мертвых не щадит…
И только сейчас почувствовал, как от злости свело скулы, и последняя фраза прозвучала невнятно. Олег лишь сейчас в полной мере ощутил ненависть к Чиркову и пожалел, что отказался от предложения Морока насчет леса. Как бы это было славно – потолковать с ним один на один, припомнить все детали, все подробности тех дней. А еще лучше было бы свести их с Осиповым, вот потеха бы вышла…
– Что это значит? – выдавила из себя Чиркова.
– А то, что по его вине несколько преступников ушли от наказания. И этот случай, и еще один, когда сожитель убил беременную женщину и ее детей, а виновной сделали ее, посмертно объявив сумасшедшей. Ваш муж чудовище, и зона – это самое меньшее из всего, что он заслужил…
На этот раз вздрогнули оба – у Олега в кармане зазвонил мобильник. Это был Морок, и раз он звонит, значит, Марианна уже близко. Олег поднялся с кресла, нашел в кармане ключ, вставил его в замок, повернул. Послышалось, или нет, но в приемной раздались тихие шаги, и снова еле слышно открылась вторая дверь, потом все стихло.
– Я все сделаю, – заговорила Чиркова. – Но зачем вам его признание? Ведь прошлого не вернешь…
Олег повернулся к ней и едва сдержался, чтобы не ударить. «Кто ты такая, чтобы решать, чтобы говорить о прошлом? Красивая безмозглая дрянь, не лезь не в свое дело!» – хотелось ему выкрикнуть, но вместо этих слов Олег взял Чиркову за подбородок, поднял ей голову и, глядя в глаза, негромко произнес:
– Делай, как я сказал, или сядешь как соучастница, а твои дети отправятся в детдом, где твоя дочь станет шлюхой, а сын наркоманом. Ты этого хочешь?
Чиркова молчала, Олег отпустил ее, взялся за ручку двери.
– Как вас найти? – спросила Ольга. Она накинула на плечо ремень сумки и вцепилась в него так, что пальцы побелели.
– Я сам тебя найду, – грубо бросил Олег. – У тебя три дня.
– Стаса сейчас нет в городе. Он вернется через две недели. Командировка…
– Хорошо, я проверю. И если сболтнешь лишнего, то сама понимаешь, что тебя ждет. Света и Денис, да? Я запомнил.
Он открыл дверь, Чиркова вышла в пустую приемную. Сняла с вешалки свою шубу, перекинула через согнутую руку и остановилась. Постояла так несколько секунд и вышла в коридор, откуда донеслись голоса парней, что ждали ее. Сегодня их уже двое, знать, волнуется Чирков за свою супругу, дорожит, раз двоих к ней приставил. «Знал бы ты, что я с ней сегодня мог сделать, и она бы не пикнула…»
Накатил вдруг восторг на грани эйфории, Олег кинул ключ в верхний ящик Викиного стола и вышел в коридор. Там никого, Чиркова и охранники пропали, зато с дальнего конца коридора ему навстречу летела здоровенная бабища в черных одеждах. «Марианна!» – Олег кинулся в другую сторону, пролетел мимо двух кабинетов. Впереди был тупик, но, в случае чего, отсидеться можно в одном из офисов, где торговали какой-то полезной в хозяйстве ерундой, прикинуться покупателем. Олег оглянулся на бегу, но ведьма его не заметила, она ворвалась в свой кабинет и заорала на весь этаж:
– Ольга Георгиевна, простите за опоздание, какой-то дурак мне бампер разбил… – И через секунду: – Вика! Вика, где она! Вика, сюда!
Та на ведьмин зов не торопилась, видимо, ушла, как они и договаривались, или отсиживалась где-то далеко. «Ничего, ее телефон у меня есть, разберемся». Олег прошмыгнул мимо «Центра парапсихологических исследований и психологической правовой помощи», добежал до лестницы и, прыгая через ступеньку, рванул вниз. Выскочил из здания, пошел тише, застегнулся на ходу, оглянулся на окна, на парковку. Серой «Ауди» не видно, зато неподалеку стоит вишневый «шевроле» с покореженным передком. Морок славно постарался, «Тойоте» тоже досталось, но это не смертельно, все равно продавать, или так сгниет – не жалко.
Минут через сорок к вокзалу подкатил Морок на помятой «Тойоте» – задний бампер держался на честном слове и злобно гремел на каждой кочке. Ремонт был плевый, копеечный, но Олег об этом и не думал, наскоро рассказал Мороку, как все прошло.
– Две недели! – досадливо поморщился тот. – Вот сволочь, не вовремя его унесло. А Чиркова не врет?
– Понятия не имею, – ответил Олег, – но можно проверить…
Сам понимал, что это нереально, Чирков мог отсиживаться, где угодно, оставив жену на попечение охраны. Морок скептически скривился и сказал:
– Ладно, ждем, куда ж деваться. Навестим ее как-нибудь, посмотрим, вдруг она вслед за мужем слиняет.
«Не слиняет». Олег отчего-то был твердо в этом уверен, но аргументы находились где-то в области предположений и интуиции, поэтому он промолчал. А Морок включил поворотник, готовясь перестраиваться в правый ряд, и вдруг пожаловался:
– Прикинь, Марианна эта мне чего сказала, пока мы ментов ждали: у меня сбой кармической программы вследствие родового проклятья. Смотрит, сука, в упор и говорит, говорит – не остановишь. Спрашивала, не было ли у меня в роду шизофреников, утопленников, мертворожденных и шестипалых. А откуда мне знать, если я и папу с мамой плохо помню? Я ей так и говорю – сирота я, а она улыбается, ласково так, и говорит: сильные искажения наследственности, нужно провести ритуал по очистке родовой памяти. Я думал, живым от нее не уйду, никогда в жизни так ментам не радовался, веришь?
– Забудь, – посоветовал Олег, – это она тебя напугать хотела.
Морок пробурчал что-то нелестное в адрес Марианны, а Олег думал только об одном: две недели – это очень долго, а деваться некуда, придется ждать, и нет хуже на свете занятия, чем сидеть без дела и считать дни.
– Зато отдохнем, – сказал Морок, ставя машину напротив подъезда, – отоспимся. Все к лучшему…
И, действительно, сразу завалился спать. Олег немного послонялся по квартире, поставил чайник, потом налил себе большую чашку и сидел в одиночестве и тишине, глядя, как над кружкой поднимается дымок. Насчет «спать» он с Мороком был категорически не согласен, больше того, невесть откуда взялось и крепло желание немедленно убраться из квартиры. Не то чтобы боялся прямого «вторжения», напрягало другое – ему не дадут закончить, оборвут на полпути, остановят. Осипов наверняка одними угрозами не отделается, его мамочка, поди, уже всю полицию на ноги поставила, хотя запись – это как поводок, и Осипова он держит крепко, если видео всплывет, мало никому не покажется. А Чирковой он своего имени не назвал, но выяснить это ее муженек сможет легко…
Мысли безостановочно крутились в голове, порождая бесконечные цепочки возможностей и прогнозов будущих событий, Олег устал от них и в конце концов сдался. «Морок прав, надо поспать». Он допил остывший чай, посидел еще немного в пустой холодной кухне и пошел на свой диван. В тишине и заполнивших холодную комнату сумерках уснул мгновенно, а вскочил от резкого звука – кто-то трезвонил в дверь. Жал на кнопку изо всех сил, да еще стучал по створке, и довольно сильно. Олег вмиг оказался у двери, посмотрел в глазок. Тьма кромешная, лампочка то ли сгорела, то ли вывернули ее соседи, а трезвон не прекращался. Морок не показывался, будто ничего не слышал. Олег помедлил еще немного и открыл дверь – будь что будет.
И хоть догадывался, кого именно там увидит, но все ж неприятно екнуло сердце – на площадке стояла Наташка. Перепуганная, растрепанная, глаза на мокром месте, но увидела Олега и тут же облегченно вздохнула.
– Привет! – как ни в чем не бывало шагнула она в квартиру. – Я думала, что-то случилось.
Олег не двинулся с места. Наташка остановилась, недоуменно посмотрела на него и тут же попятилась. Оступилась, привалилась к стенке плечом и тихо спросила:
– В чем дело? Что-то случилось?
– Ты зачем пришла? – грубо перебил ее Олег. Улегшаяся было злость поднялась с новой силой, он пока сдерживал ее, но чувствовал, что надолго его не хватит. Хоть и понимал, что с Наташкой придется поговорить напоследок, но не думал, что этот момент наступит так скоро. Хотя какое там скоро – три дня прошло, как они виделись в последний раз.
– Ты ушел, пропал, на звонки не отвечаешь, – шепотом говорила Наташка, – я волновалась, думала…
– Что ты думала? – снова оборвал ее Олег. А сам даже отступил назад, чтобы не ударить эту дрянь. Некстати вспомнился Осипов, как он ползал на снегу, как плевался кровью и что-то там мычал насчет полиции. Представил себе Наташку и Осипова вместе, скривился – славная парочка, чего уж там… Надо же, какая честь – бросила сынка банкирши и на Покровского переметнулась…
– Олег… Что с тобой? – Наташка подошла к нему, коснулась пальцами его щеки.
Он отшатнулся, оттолкнул ее руку:
– Осипов тебе привет просил передать.
Наташка так и застыла с поднятой рукой, уставилась на Олега с глупым видом:
– Кто? Я не знаю….
– Не прикидывайся! Осипов – это сын ИО председателя правления вашего банка. Какую должность она тебе обещала?
Наташка зачем-то пригладила волосы, потом сжала кулаки, прижала их к груди, подошла к Олегу:
– Олег, о чем ты? Какой Осипов, какой председатель?..
А сама кое-как успела погасить паскудную скользкую улыбочку, сделала вид, что вот-вот заплачет, ну, в точности, как обиженный ребенок, и Олег не выдержал. Врет, сучка, врет, как дышит, и отпирается до последнего, хоть и понимает, что попалась. Какая же дрянь, Господи, ну, почему он раньше этого не замечал?