Любовница авторитета Колычев Владимир
– Отвечу, – кивнул Конюх.
И спокойно вынул из-за пояса ствол.
– Эй, ты чего? – шарахнулся от него Армяк.
Он споткнулся о корягу, плюхнулся на задницу. В этот момент Конюх и нажал на спуск. Грохот выстрела вспугнул спящую лесную птицу; сквозь звон в ушах было слышно, как захлопали крылья. А где-то вдалеке ухнул сыч, оплакивая новопреставленного.
– Брат, зачем? – простонал Аскар, в диком изумлении глядя на мертвого друга, который все еще конвульсивно дергал ногой.
– Извини, брат!
И снова прозвучал выстрел. Одним покойником стало больше.
– Конюх, ты чо, съехал? – Лютый резко сдал назад, но путь ему преградила машина.
Послышался глухой звон, с которым он стукнулся об кузов.
Репень тоже испугался, но не дрогнул. Он схватился за волыну, но Конюх его опередил, направив на него ствол.
– Спокойно, пацаны! Вас я не трону!..
Он объяснил, в чем провинились Армяк и Аскар. И не перед ним провинились, а перед всеми. И как он догадался о ментовских ориентировках на них, сказал. Мент предъявил Чебуку только их двоих, на остальных у него ничего не было. Да и быть не могло. Лютый – отличный боец, но с терпилами он практически не работал. Он больше по части угонов. А Репень чисто технарь – взломать сигнализацию, вскрыть машину. И жучки в гараже он устанавливал…
– На вас, пацаны, сторожков нет, – возвращая ствол на место, успокоительным тоном сказал он.
– А если будут? – Зато Репень продолжал держать пистолет, правда, в опущенной руке.
– Если будут, разбежимся. Просто разбежимся.
– А мы не разбежались? – спросил Лютый. – Чебука с Юршой приняли, Аскара с Армяком завалили…
Лютый был среднего роста, худощавый и сутулый. Лисье лицо, рысий взгляд. Движения у него в обычной обстановке неторопливые, плавные, как у сытого кота. Но из состояния легкой заторможенности он в любой миг мог перейти к тигриной агрессии. Хоть и не впечатлительной он комплекции, но удар у него быстрый и пробивной.
– Мало нас, – кивнул Репень.
Этот был ростом повыше, в плечах пошире, но не атлет. И вид у него не был устрашающий. Правильные, отдающие интеллигентщиной черты лица, умный вдумчивый взгляд. Шесть лет на строгом режиме отмотал, но на уголовника не похож. Хотя и ботаником его не назовешь. Черты у него мягкие, но в случае опасности лицо становилось жестким, твердокаменным, взгляд леденел. Дрался он не очень хорошо, зато ножом ударить – без проблем. И стрелял он отлично.
– А вы целой бригады стоите, – польстил Конюх. – Еще бы Аскара сюда…
Еще жаль было потерять Юршу. Он пацан тугодумный, неповоротливый, зато исполнительный. И сильный как буйвол – мог в одиночку оторвать от земли задние колеса «Волги». Впрочем, найти ему замену будет нетрудно. Был бы скелет, а мясо нарастет.
А скелет – это Конюх, Репень и Лютый.
– Аскара хоронить надо, – покачал головой Лютый. – И Армяка…
– Как в Древней Греции хоронили, – вздохнул Репень. – На костер, а пепел по ветру.
– Так и сделаем, – кивнул Конюх.
Погода стояла жаркая, дождей давно уже не наблюдалось, поэтому сухого хвороста в лесу было много. Через полчаса постамент для погребального костра был готов. На него положили тела, для верности облили бензином.
Сухие, взбрызнутые бензином ветки вспыхнули мгновенно, с угрожающим шумом. Затрещало вдруг и в голове у Конюха. Дошло до него, что на этом костре надо было бы сжечь и Репня с Лютым. И себя самого… Если не было у ментов ориентировок на них, то теперь появятся. Тот же Чебук видел их всех в лицо, а за фотороботами дело не встанет. А еще пальчики на квартире остались. И Репень срок мотал, и Лютый, да и сам Конюх побывал за колючкой. Все они по ментовским базам проходят…
Конюх заскрипел зубами, до хруста сжимая кулаки. Таких пацанов угробил… Аскара особенно жаль…
Но дело сделано, не стоит наматывать на кулак сопли. Ехать пора. Огонь запросто мог перекинуться на сухие деревья, а погибать в лесном пожаре Конюх не хотел.
– И куда теперь? – спросил Репень, когда машина выехала из леса.
– Есть одно место.
С Шершнем Конюх встретился случайно. Заглянул в бар горло промочить, а он там за барной стойкой в одиночестве упивался. Когда-то Шершень ему очень здорово помог в зоне. Рамсы у Конюха с отморозками были, а Шершень его поддержал. Да он сам его не раз выручал… Они тогда вдвоем надрались, а на следующий день в кабак зарядились. Погульбанили, телок сняли, в общем, весело было.
Шершень не говорил, где живет, и в гости не приглашал, но Конюх выследил его – для него это как два пальца. Тот жил в Гузеевке, дом на окраине снимал, старый, но немаленький, полутораэтажный. Там для всех места хватит…
Небо уже светлело, когда машина остановилась возле дома. Легкий туман, бодрящая прохлада, петухи голоса подают, собаки брешут. И за воротами с рычащим хрипом залаял бойцовский пес. А вскоре послышался голос.
– Конюх, ты, что ли? – недовольно спросил Шершень.
– Пришла беда – открывай ворота.
– Может, лучше картечью?
– Ты так не шути, брат, – с улыбкой, но совсем не весело, сказал Конюх.
Дом закрывали железные ворота, пригнанные плотно, не видно, кто за ними. И с чем. Может, Шершень вышел к нему с дробовиком. И своего пса он мог запросто с цепи спустить.
– Что за беда?
– Менты хату накрыли.
Наступила пауза, после чего ворота приоткрылись. Конюх зашел во двор с опаской. Шершень был без ружья, но на цепи держал страшную кавказскую овчарку. Мало не покажется, если он разожмет руки.
Шершень кивком показал на приоткрытую дверь. Дескать, проходи.
Внешне это был довольно мощный мужик. Массивная, крепко влитая в могучую борцовскую шею голова, широкие покатые плечи, сильные кривые ноги с крупными икрами. Высокий, прорезанный глубокой морщиной лоб, надбровья как скальные выступы, маленькие, глубоко посаженные глаза, широкий нос. Развитые скулы с играющими на них желваками, широкий прямоугольный подбородок. Взгляд был настороженный, въедливый.
– Нам бы машину поставить.
Шершень скривил губы в язвительной улыбке. Сначала Конюх сам к нему во двор втерся, теперь вот машину пристроить некуда. Но никуда не деться от старого друга.
– Давай, – проговорил он.
Лютого Шершень знал: водку с ним в кабаке пил, а за Репня пришлось сказать слово. Мол, нормальный пацан, все такое…
Репень и Лютый загнали во двор свой «Ланд Крузер», потеснив машину Шершня – не первой молодости «А-четвертый» «Ауди». Конюх направился в дом, увлекая их за собой. Последним зашел Шершень.
В доме у Шершня было довольно уютно, мебель хоть и старая, но добротная. На кухне гарнитур, в зале стенка, плазменный телевизор на тумбочке. Обои свежие, полы недавно покрашенные… В общем, все в цвет.
– Не хило ты здесь устроился, – осмотрев зал, сказал Конюх.
Ноги сами понесли его к дивану. Сейчас бы на боковую завалиться, но Шершень взглядом показал наверх. Он провел Конюха на второй этаж, показал комнату, которая должна была стать его спальней. Там и приставил нож к горлу, перед этим закрыв на замок дверь.
– Как узнал, где я живу? – зло спросил он.
– Так это, пацаны тебя выпасли.
– Зачем?
– Ну, чисто намастыриться. Они у меня терпил выпасают, мы их потом на гоп-стоп ставим. В этом деле тренировка нужна…
– Мне тоже. Давно кровь никому не пускал. Навык теряю, поможешь?
Конюх почувствовал, как нож сдвинулся в сторону, острием вспарывая кожу. Леденящий холод растекся по животу, по ногам слился в пятки. Убить Шершня, как плюнуть, и Конюх это хорошо знал.
– А если менты за нами сейчас подвалят? Спалиться хочешь?
– Ты меня ментами не пугай. – Шершень презрительно ухмыльнулся, но хватку ослабил.
– Не пугаю. И сам не боюсь. Чистые мы.
– А чего тогда бегаешь?
– А пацаны со мной были, на которых сторожок. Разошлись наши дорожки. Они теперь сами по себе. А мы чистые, нас не ищут…
– Кто знает, кто знает, – задумчиво проговорил Шершень.
– Ты не бойся, если что, я против тебя слова не скажу. Ты не при делах.
– Так я и не сомневаюсь.
Шершень резко повел в сторону рукой, и нож с глухим стуком вонзился в деревянную дверь. Конюх невольно вздрогнул. Если Шершень хотел произвести на него впечатление, ему это удалось.
– Ну, здорово, братан!
Благодушно улыбаясь, Шершень распахнул объятия. Конюх облегчено вздохнул, по-братски с ним обнимаясь. Наконец-то он почувствовал себя на равных с ним. Но чувство это, возможно, обманчивое…
Глава 4
«Скорая помощь» опередила следственно-оперативную группу и увезла потерпевшего еще до того, как Одинцов прибыл к месту преступления. В подъезде блочной десятиэтажки было гулко и душно. Пахло свежей краской. Ремонт здесь недавно сделали, площадку перед лифтом плиткой застелили, стены побелили. Плитка светло-серого цвета, на ней хорошо видна была лужа крови.
– Здесь он лежал, на спине. Соседи думали, что покойник, а я пульс нащупал, «Скорую» вызвал.
Старший лейтенант Зорин ожесточенно скреб щеку. Кто-то от волнения ногти начинает грызть, а кого-то на чесотку пробивает. Зорин в патрульно-постовой службе уже давно, Одинцов одно время с ним в одном экипаже работал. Казалось бы, Яша столько крови на своем веку увидел, а нет, разволновался мужик, разнервничался. А ведь он далеко не трус, уж кто-кто, а Максим точно это знал. Просто натура впечатлительная.
Как бы ни волновался Зорин, он свое дело знал. И еще до прибытия группы мелком вычертил на полу силуэт потерпевшего, создал, так сказать, картинку.
– Врач сказал, перелом основания черепа, – сказал Зорин. – Голову проломили, чем, непонятно. Может, арматуриной. Я тут походил, посмотрел, не было ничего такого.
– Документы при потерпевшем были? – вежливо спросил следователь Мирошкин.
Культурный он мужчина, вежливый, начитанный, эрудированный, в театры ходит, музеи посещает, но его внешность вряд ли соответствовала внутреннему содержанию. Простецкое лицо, крупные, невнятные черты лица, блеклые глаза, нос картошкой. И волосы вихрятся, как их ни укладывай. Уж лучше бы налысо побрился.
Глядя на эти белобрысые вихры, Одинцов невольно провел рукой по своей лысине.
– Да нет, не было ничего.
– Ключи от машины?
– Ничего не было. Непонятно, кто он такой. И карманы вывернуты. Ограбили его… Даже часы сняли. Ну, если они были. А должны были быть! Костюм дорогой. Я в них, в этих костюмах, особенно не разбираюсь, но точно дорогой… Рубашка шелковая… Точно шелковая… – Зорин, казалось, разговаривал сам с собой. – Женщины тут подходили, я спросил, может, они его знают. Не знают.
– А кто знает? – Одинцов нажал на клавишу звонка ближайшей квартиры.
Дверь открыла заспанная женщина с шапочкой для душа на завитых волосах. Максим обрисовал ей ситуацию, но ничего не узнал. Женщина выразила сожаление, сказала, что у нее все дома, и закрыла дверь. И жильцы следующей по счету квартиры ясности не внесли.
Но Максим не сдавался. Он поднялся на этаж выше, позвонил в следующую дверь, опросил жильцов… А в пятой по счету квартире его ждал сюрприз. Дверь ему открыла сексуальная блондинка Люба, с которой он имел дело в городском парке не далее как месяц назад.
Открыла она ему не сразу. Сначала глянула в глазок и только минуты через две предстала перед ним. Тепленькая, только что из постели, на щеке след от подушки угадывается. Но эта же щека слегка припудрена, как и все лицо. И губы наспех подкрашены. Есть женщины, которые ни за что на свете не покажутся мужчине на глаза без косметики.
– Вы? – спросила она, стараясь сдержать улыбку, наползающую на губы.
Судя по ее взгляду, Люба даже не знала, что произошло в подъезде. Но это неудивительно. Второй час ночи, как-никак. Спала она крепко, когда все происходило. Окна ее квартиры во двор не выходили – сирены подъезжающей «Скорой» она могла и не слышать. Потерпевший был ее мужчиной. У женщины имелось еще и два любовника, возможно, кто-то из них гостил у нее. Одинцов не должен был исключать такой вариант.
– Разговор есть, – строго сказал капитан.
– В такое время?
– Примерно час-полтора тому назад в подъезде вашего дома было совершенно нападение на мужчину предположительно сорока лет. На нем был дорогой костюм и белая шелковая сорочка, – пристально глядя на женщину, сказал Максим.
– И где он? – встрепенулась она. – Что с ним?
– В больнице он. С черепно-мозговой травмой… Кто у вас сегодня гостил?
– Э-э… Глеб Евгеньевич был…
– Когда он ушел?
– Ну… После двенадцати… Часы уже пробили, когда он уходил.
– Дорогой костюм, белая шелковая сорочка?
– Да.
– Часы?
– Да, «Ролекс». Из новой коллекции…
Одинцов уловил движение на лестнице, повернул голову и увидел Мирошкина. Грузный Валерьян Михайлович страдал одышкой и повышенным потоотделением. И это чувствовалось – тяжелое прерывистое дыхание, лоб в крупных каплях, мокрое лицо.
– Работаешь? – с интересом глянув на Любу, спросил он.
– Уже наработал. Осталось только фамилию узнать. И отчество. – Максим выразительно посмотрел на женщину.
– Батыгин. Батыгин Глеб Евгеньевич, – сомкнув на груди кулачки, торопливо проговорила она. И, немного подумав, выразила сомнение: – Если это он.
– У вас есть номер его телефона?
– Да, конечно! – спохватилась Люба.
Максим и моргнуть не успел, как дверь захлопнулась перед самым его носом – настолько стремительно исчезла женщина.
Он нажал на клавишу звонка. Разговор еще не закончился, он только начинается.
– А я хотел обойти тут, посмотреть, может, окурки свежие остались, – сказал Мирошкин. – Может, жертву поджидали.
Одинцов одобрительно кивнул. Грамотная версия, актуальная. Грабители могли поджидать в подъезде первого встречного, а могли охотиться конкретно на Батыгина. Он человек богатый… А возможно, его собирались убить. Просто чуточку сил не хватило. Или остроты ударного момента. Да и не ясно еще, выживет ли жертва…
Дверь распахнулась, и Люба отступила вглубь квартиры, приглашая Максима в дом.
– Ой, извините! Не подумала! – В одной руке она держала мобильный телефон, а другую прикладывала к груди, подчеркивая чувство вины.
– Дозвонились?
– Телефон абонента выключен или находится вне зоны действия сети.
– Там же, где «Ролекс» находится, – переступая через порог, сказал Одинцов.
Он остановился, повернулся к следователю и выразительно посмотрел на него. Мирошкин имел приоритетное право побеседовать с Любой, и если он настаивает, то пусть заходит. Максим готов был подвинуться, но Михалыч качнул головой. Он ничуть не сомневался в компетентности Одинцова, доверял ему, поэтому и не стал мешать.
– У вас есть фотография Батыгина? – спросил Максим.
Неплохо было бы показать снимок Зорину, который видел потерпевшего. Вдруг все-таки какая-то ошибка.
– Нет! – Люба сначала ответила и только затем задумалась. – Хотя нет, есть… Только фотография старая… Я сейчас.
Она скрылась в спальне, а Одинцов осмотрел прихожую, гостиную, заглянул на кухню. В квартире был евроремонт, но делали его уже давно, как минимум, лет пять назад. Мебель стильная, но не дорогая и не новая, хотя смотрелась очень хорошо. В гостиной беспорядок. Покрывало на диване смятое, на журнальном столике стояла недопитая бутылка шампанского, остатки мясного салата остались в вазочке, конфеты, фрукты. Не догадалась Люба убраться после того, как выпроводила кавалера, на утро это дело перенесла. Или спать ей хотелось, или просто лень было порядок наводить.
Женщина принесла фотографию в пластиковой рамке, показала Максиму.
– Вот, Глеб здесь и Валера, – пояснила она.
На фотографии юная Люба стояла под ручку с Батыгиным, а ее саму обнимал за талию какой-то крепко накачанный мужчина лет тридцати. Бровастый, широколицый, крутоскулый. На вид ему лет двадцать пять, может, чуть больше. И сам Батыгин был того же примерно возраста. Стройный, статный, брюшко еще только угадывалось.
Бровастый снисходительно улыбался, прижимая к себе Любу, а Батыгин был невесел и смущен. Стоял так, как будто готовился отскочить от девушки по первому окрику. И Люба держалась от него на предельно возможном удалении. Вроде бы и держала она его за локоток, но рука у нее была вытянута. Не жалась она к Батыгину – не хотела, или Валеру боялась.
– Где это вы? – уточнил капитан.
– Да по Сокольникам гуляли. У Валеры было хорошее настроение…
– А у Глеба не очень.
Одинцов рассматривал Валеру. Мощный парень, с золотой или латунной цепью на бычьей шее. Черная рубашка с широким и наглаженным коротким рукавом, широкие джинсы, не стесняющие ударные движения. Уж не бандитом ли был этот Валера?
– Ну да, кислый он, – кинула Люба.
– Чего так?
– Ну, были причины…
– А Валера этот сейчас где?
– В земле… Убили его, – тоскливо вздохнула Люба. – В зоне убили. Давно уже, лет восемь назад…
– Разберемся.
Максим взял фотографию, вышел из квартиры, нашел Зорина, тот опознал в потерпевшем Батыгина. Ошибка исключалась.
Дверь в квартиру Любы была всего лишь прикрыта, она сама находилась на кухне, стояла у открытой форточки с сигаретой в руке.
– Почему не закрываетесь? – сухо спросил он.
– Так вас ждала, – пожала она плечами, недоуменно глянув на него. – Если полиция в доме, то бояться нечего…
– А если бы я задержался? Если бы к вам пришли незваные гости?
– Какие гости?
– А кто Батыгину голову проломил?
Люба вздрогнула и встревоженно глянула на Максима.
– Все-таки он?
– Он.
– Беда какая! – Люба сокрушенно всплеснула руками.
Максим внимательно смотрел на нее. Было видно, что она действительно переживала за Батыгина, но все же угадывалась какая-то наигранность. Печаль была, сострадание – все искреннее, а стонущего трагизма – нет. За какого-то Валеру, который давно уже погиб, она и то переживала больше.
Но ведь Батыгин ей не муж, и она не должна убиваться по нему.
– И как он?
– Состояние очень тяжелое. В Москву повезли, в Склиф.
– Надо бы его жене позвонить! – спохватилась она. – Там, наверное, деньги нужны.
– Так позвоните.
Люба цокнула языком, скривив губы.
– А какой у нее номер? Я не знаю!
– А кто знает?.. Насколько я помню, у Батыгина был телохранитель.
– Телохранитель?.. – Женщина округлила глаза. – Почему был? Должен быть!
– И где он?
– Я откуда знаю?
– Он к вам с телохранителем приезжал?
– Не знаю. Я Костю обычно не вижу. Глеб заходит, а где Костя, кто его знает. Он мне про него не говорит, я не спрашиваю…
– А машина у Глеба какая?
– Внедорожник у него, «Лексус». Большой, люксовый…
– Номера?
– Три семерки… И два нуля за ними… А машина где?
Максим не ответил. Он вышел из квартиры, спустился во двор. Видел он внедорожный «Лексус», когда подъезжал к дому, но не посмотрел на номера.
Черный «Лексус» находился на месте, три семерки, два нуля… Машина была закрыта, внутри никого.
Одинцов невольно вспомнил о бандитах Конюха. Эти ребята тоже грабили своих жертв в подъездах – забирали у них документы, деньги, а главное, ключи от машины. И у Батыгина, если он был без телохранителя, похитили ключи. Но машина осталась на месте.
Если бы на Батыгина напали бандиты Конюха, они бы обязательно увели машину. Значит, не они… Да и не стали бы эти ребята работать в Бочарове, где их ищут с особым пристрастием. Им сейчас на дно залечь надо – и чем глубже, тем лучше.
Зря Максим умывал руки, когда за Чебука взялись муровцы. На следующий день он получил реальную взбучку за самодеятельность. Поспешил, оказывается. Надо было брать бандитов разом, всей бандой, а он смог захватить только двоих. Остальные ушли. Оказывается, «жучки» у них в гараже стояли, поэтому и получили они сигнал об опасности… В принципе, Максим согласился с начальством. Не надо было спешить.
Ушли конюховские недобитки, где их искать, пока не ясно. Вряд ли они остались в окрестностях Бочарова, но Максим все равно держит руку на пульсе событий. Есть у него люди, которые маякнут в случае чего… И с Лукомором неплохо было бы пообщаться на эту тему. Вдруг этот жук действительно пригрел отморозков?.. Но к вору на пустой козе не подъедешь, для разговора с ним доказательства нужны.
Максим осмотрел машину и вернулся в дом. Надо было задать Любе несколько вопросов. Но сначала неплохо было бы осмотреть подъезд самому, поговорить со следователем, который уже там работал. И опрос жильцов дома надо бы продолжить, может, кто-то видел преступника…
Глава 5
Кофе должен быть таким же крепким, как сигарета, тогда сонные мухи разлетаются, как бабочки от дихлофоса. А кофе у Любы Суконцевой отменный, и сигареты у Максима что надо.
– Я вообще-то стараюсь не курить, – сказала она, с удовольствием выпустив под потолок струю дыма. – Сами понимаете, волнение.
– Значит, Батыгин не говорил вам про телохранителя? Где он, что с ним – вы, Любовь Викторовна, не в курсе?
– Нет, он ничего не говорил. Открыл дверь, зашел. Я его ждала, у меня все было готово, – сказала она, скупым кивком головы показав на холодильник.
– Дверь, говорите, открыл. Своим ключом?
– Да, своим.
– Вы доверяли ему ключ от своего квартиры?
– Ну-у… – слегка замялась женщина. – Это его квартира. Он ее для меня снял.
В ее словах прозвучал вызов. Да, она такая, и ничуть не стесняется жить на содержании любовника. Но в этом вызове угадывалась печаль одинокой женщины.
– Тогда все понятно.
Максим окинул взглядом кухню. Подвесные потолки, приличный гарнитур, двухкамерный холодильник. Хорошую квартиру снял Батыгин для любовницы, ничего не скажешь. И дом относительно новый, почти в центре города. Только вот подъезд не охранялся, не было здесь консьержки. Кодовый замок, и все – для опытных преступников это как орешки для белочки.
– Так уж вышло, что я видел вас в парке с неким Лешей. Потом появился Глеб… – Максим взял паузу.
Женщина, конечно же, все это помнила…
– Да было такое… Я бы не хотела об этом говорить, – Она нервно затянулась.
– Насколько я помню, Леша… Как его фамилия?
– Карцев. Карцев Алексей Севастьянович. – Суконцева всем своим видом давала понять, как нелегко даются ей эти слова.
Но Максим не первый встречный, он представитель закона, и раз уж она оказалась в эпицентре события, придется потрудиться.
– Давно вы с ним? – спросил капитан.
– А это имеет отношение к делу?
– Насколько я помню, Карцев грозился разобраться с Батыгиным, – продолжал Одинцов.
– Да это несерьезно! – усмехнулась Суконцева.
– Почему?
– Леша человек неконфликтный, а сгоряча всякое можно сказать, – с пренебрежением к своему бывшему махнула она рукой.
– Я так понимаю, вы расстались с Карцевым?
– Да, расстались. – Люба ответила четко, без раздумий.
– Из-за Батыгина?
– Из-за него.
– Батыгин ревновал вас к Карцеву, – догадался Максим.
– Да, он мужчина ревнивый… До ужаса ревнивый. Выслеживал меня, хотел знать, как я тут без него. А я с Лешей встретилась, хотела сказать, что нам больше встречаться не надо, – одними губами усмехнулась женщина. – А тут Глеб… Некрасиво все вышло, что уж тут говорить…
– Но ведь вышло. А сегодня на Глеба покушались. Или ограбить хотели, или убить. Или и то и другое…
Читать бесплатно другие книги:
