Снайпер Чейз Джеймс
Я стянул с себя рубашку.
– Ничего особенного.
– Что случилось?
Я ей все рассказал.
– Он просто псих. – Я снял ботинки. – Угораздило же нас связаться с ним.
Ее глаза широко раскрылись.
– Не может быть! Он тебя ударил?
– Кулаки у него что надо. В таком состоянии он ударил бы и собственного отца.
Я снял брюки и ушел в ванную. Холодная вода привела меня в чувство. Я вытерся насухо и вернулся в спальню.
Люси, уже в платье, сидела на кровати и смотрела, как я надеваю брюки и рубашку.
– Почему он тебя ударил, Джей?
– Он перегрелся. Не знаю. Он выглядел так, будто у него вот-вот начнется припадок.
– Что ты ему сделал?
– Ничего! – проорал я и тут же одернул себя. – Извини, Люси. Я, похоже, тоже перегрелся. Что у нас на ужин?
– Что-то тут не так. Он не мог никого ударить. Меня это тревожит.
– Во всяком случае, меня он ударил. Он – невротик. Забудем о нем. И так я возился с ним целый день. Что у нас на ужин?
Люси встала.
– Могу поджарить яичницу с ветчиной. Или ты хочешь чего-нибудь повкуснее?
– Сойдет и яичница. Пойдем, я тебе помогу.
На кухне я сел к столу, а Люси достала яйца из холодильника.
– Он придет ночевать?
– Не думаю. Надеюсь, что нет.
Она молча поставила сковородку на плиту.
– Не заводись, Люси. Он – сумасшедший. Я в этом убежден. Мне следовало сразу отдать его Раймондо. Мы с тобой ошиблись, решив, что найдем к нему подход. Раймондо говорит, что завтра утром он будет стрелять. Это все, что мне нужно. Забудем о нем на сегодняшний вечер. Он и так мне надоел.
Люси повернулась ко мне.
– Он запуган до смерти.
– Ты называешь это так. Я – иначе. Ради бога, больше ни слова о нем!
– Хорошо, Джей.
Она разбила яйца над растопленным маслом.
– Ты забыла ветчину.
Люси покраснела и начала дрожать. Выключила газ и повернулась ко мне.
– О, Джей, я так волнуюсь! Что все это значит?
– Не порти мне аппетит. Прошу тебя, Люси, забудем о нем.
Я поднялся и вышел на веранду. Может, я был излишне резок, но Тимотео Саванто изрядно попортил мне кровь, и у меня болела челюсть.
Вскоре Люси принесла две тарелки. Яйца пережарились, ветчина подгорела. Пока мы ели, я рассказал Люси, где закопана жестянка из-под печенья.
– Ты слушаешь, Люси? Это важно.
– Да.
– Это большие деньги. Не дай бог их украдут.
– Да, конечно.
Я не съел и половины яичницы.
– Извини, Джей. Она сегодня невкусная.
– Приходилось есть и похуже. – Я закурил. – Что сегодня по телевизору?
– Не знаю. Я не смотрела.
Из гостиной я принес «Ти-ви гайд»[3]. Вечером показывали вестерн шестилетней давности с Бертом Ланкастером в главной роли. Челюсть болела все сильнее. Я вернулся в гостиную и включил телевизор.
Люси унесла тарелки на кухню. По экрану мчались всадники, падали с гор огромные валуны. Гремели выстрелы, сверкали ножи. Я поглаживал распухшую челюсть, сидя перед телевизором.
Как и большинство вестернов, фильм закончился кровавой резней. Едва пошли заключительные титры, я выключил телевизор.
– Пойдем спать, – сказал я.
– Можно ли оставить окно открытым?
Я знал, что она думает о Раймондо.
– Почему бы и нет? Я же с тобой.
Мы ушли в спальню. По очереди приняли душ. Когда мы легли в постель, поднялась луна, освещая море и далекие пальмы. Челюсть по-прежнему болела, но я старался о ней не думать.
– Что будет завтра, Джей? – спросила Люси из темноты.
Я обнял ее и притянул к себе.
– Стоит ли думать об этом? Посмотри лучше, какая сегодня луна.
Глава 4
Я пришел в тир за несколько минут до девяти, и ждать мне пришлось недолго. Ровно в девять я увидел приближающихся Раймондо и Тимотео.
Раймондо уверенно вышагивал впереди. Тимотео с поникшей головой и в темных очках плелся сзади. Его рубашка взмокла от пота.
Ружье я уже зарядил. Я не знал, чего ждать, и настроение у меня было паршивое. Болела челюсть, синяк налился черным. Такой неумеха и такие кулачищи, вновь удивился я.
Когда нас разделяла дюжина ярдов, Раймондо что-то сказал Тимотео, и тот остановился как вкопанный, словно вол по команде погонщика. Раймондо подошел ко мне.
– Забирай его. Он будет делать все, что ты скажешь. Учи его стрелять, солдат. Не разговаривай с ним. Только учи стрелять.
Я подозвал Тимотео. «Буду обращаться с ним, – решил я, – как с новобранцем в армии: ничего лишнего, только дело».
Не взглянув на меня, ученик вошел в пристройку и застыл, обреченно уставившись на далекие мишени.
– Сними очки! – рявкнул я.
Он сжался, но очки снял. Хотел положить их в нагрудный карман рубашки, но тут рядом возник Раймондо.
– Дай их мне.
После короткого колебания Тимотео вытянул руку с очками. Раймондо взял их, посмотрел на Тимотео, затем бросил очки на песок и растоптал ногой. Я бы не смог этого сделать, но одобрил действия Раймондо. Этот болван прицепился к ним, как маленький ребенок к соске-пустышке.
– Ружье заряжено. Начинай стрелять, – приказал я.
Тимотео взял ружье. Лицо его превратилось в маску. Меня пронзила внезапная мысль: а вдруг он выстрелит в меня или в Раймондо? Хороши же мы тогда будем! Я даже вспотел, но все обошлось. Я понял, что Тимотео не мог даже подумать об этом. Он повернулся и пошел к барьеру. Впервые увидел он мишень в телескопический прицел. Я заметил, как напряглась его спина, когда мишень оказалась у него чуть ли не перед самым носом.
– Не торопись, – поучал я. – Поймай в перекрестье центр мишени. Не дергай спусковой крючок, тяни его на себя! – Я дал ему пару секунд, чтобы сосредоточиться. – Стреляй, когда будешь готов.
Выстрел раздался секунд через пять.
Мы с Раймондо вгляделись в мишень. Он попал в самую середину.
– Хороший выстрел. Так и надо стрелять. Продолжай.
Стреляя с телескопическим прицелом по неподвижной мишени, промахнуться можно, лишь страдая болезнью Паркинсона. Тем не менее из десяти следующих пуль только две легли в центральный круг.
Но Тимотео продолжал стрелять. Я заряжал ему ружье, наставлял, советовал. Раймондо сидел на скамье и курил. После первого выстрела он не смотрел на мишени, но я понимал, что лишь его присутствие заставляет Тимотео продолжать.
Через час, после того как из шестидесяти выстрелов он десять раз попал в центральный круг, я решил дать ему передохнуть.
– Ладно… давайте прервемся. – Я взглянул на Раймондо. – Пусть он пройдется. Жду его через час. – И я направился к бунгало.
Люси счищала с двери старую краску. Увидев меня, она прервала свое занятие.
– У нас перерыв, – пояснил я. – Как идут дела? У меня есть час. Могу тебе помочь.
– Не надо. Мне это нравится. – Она встала. – Хочешь пива?
– Еще рано.
Я прошел на веранду и плюхнулся на один из парусиновых стульев. Люси села рядом.
– Почему не слышно выстрелов? – поинтересовалась она.
– Ружье с глушителем.
– А как Тимотео?
– Нормально. Он стреляет. Для нас это главное.
– Этот человек с ним?
– Раймондо? Да, конечно. Сидит в пристройке. Он – та смазка, которая заставляет этого болвана двигаться.
– О, Джей! Неужели у тебя нет сердца? Неужели ты не видишь, что этот мальчик запуган до смерти? – Она заломила руки. – Неужели ты не видишь, что этот ужасный человек застращал его?
Я потер шею, сдерживая закипающее во мне раздражение.
– Я не смог уговорить его стрелять. Ты – тоже. Ладно, Раймондо запугал его, но он стреляет. Он должен стрелять. Мне обещали заплатить пятьдесят тысяч, если я научу его стрелять…
Люси резко встала и исчезла в бунгало.
Опять все сначала, вздохнул я. Посидев пять минут, я поднялся и последовал за ней. Люси сидела на стуле перед камином, закрыв лицо руками.
– Люси, пожалуйста, постарайся мне помочь, – сказал я. – Мало мне этого психа, так еще и ты дуешься на меня. Я занят важным делом! Я стараюсь заработать…
– Перестань! – взвизгнула она. – Эти деньги свели тебя с ума! Разве ты не видишь…
– Люси! – рыкнул я. – Что между вами произошло? Ты что, влюбилась в него?
Она покраснела, ее глаза округлились.
– О чем ты говоришь?
– Я тебя спрашиваю. С чего ты защищаешь этого слизняка? Кто он тебе?
– Он – человек! Он испуган! Я его жалею. Вот и все.
– Ладно… жалей его, но не более. Я просил тебя, Люси, держись от этого подальше. Пожалуйста, не суй мне палки в колеса. У меня и так хватает забот.
– Деньги для тебя – все, не так ли?
– Мы говорим не о деньгах. Мы говорим об этом болване.
– Для тебя это одно и то же.
– Мне платят за то, что я учу его стрелять. Именно этим я и хочу заниматься.
– Он не хочет стрелять. Он говорил мне.
Я едва не взорвался.
– Что он говорил тебе и что он будет делать – две большие разницы! Пожалуйста, предоставь это мне.
– Что же ты не спросишь у него, почему он не хочет стрелять? Почему ты не хочешь увидеть в нем человека? Почему ты позволяешь этому бандиту командовать собой и им? – Она вскочила. – Я тебе скажу! Потому, что ты думаешь только о деньгах, которые можешь заработать!
– И в этом есть что-то постыдное?
– Я думаю, да.
Круг замкнулся, мы вновь вернулись в исходную точку.
– Мне жаль, что у тебя сложилось такое мнение, Люси. Я тебя выслушал, но тем не менее хочу закончить порученное мне дело. Я прошу тебя потерпеть еще восемь дней.
Не дожидаясь ответа, я вышел из бунгало.
Я хотел, чтобы Тимотео начал стрелять по движущейся цели. От Ника Льюиса мне досталась специальная допотопная установка, изготовленная бог знает когда. Иногда она работала, иногда – нет. Она приводилась в движение маленьким электромотором, вращающим одно из двух зубчатых колес, соединенных замкнутой цепью. К цепи крепились шесть болтов. На них навешивались жестяные птицы, мишени, банки из-под пива и прочий хлам. Обороты мотора и, следовательно, скорость движения цепи регулировались. Цели могли ползти как черепахи или мелькать перед глазами, словно столбы в окне мчащегося поезда.
Я возился с установкой, когда Раймондо и Тимотео вошли в тир.
– Сегодня ты снова будешь стрелять по мишеням. – Я протянул Тимотео ружье. – Завтра попробуем движущиеся цели.
Не знаю, услышал ли он меня. Вид его мне не понравился, но я уже не обращал на это внимания. Мне наскучил его затравленный взгляд.
Он стрелял до полудня. Число попаданий во внутренний круг увеличилось. Но в начале первого качество его стрельбы резко ухудшилось, и я понял, что пора прерваться.
Я повернулся к Раймондо. Тот как раз поднес зажигалку к очередной сигарете.
– Он пообедает со мной. Мы продолжим в два часа.
Раймондо встал.
– Мы сами накормим его, солдат. Он останется со мной. Пойдемте, мистер Саванто, посмотрим, что приготовил для нас Ник. – Он насмешливо посмотрел на меня. – Я приведу его в два часа.
Я не возражал. Поменьше иметь дело с этим болваном меня вполне устраивало.
Я проводил их взглядом, а затем ушел в бунгало.
Следующие дни ничем не отличались от этого. Раймондо приводил Тимотео ровно в девять, в двенадцать они шли обедать, в два снова появлялись в тире и оставались там до семи вечера. Все это время Тимотео стрелял, извел кучу патронов, делал то, что ему говорят, но устойчивого прогресса в результатах не наблюдалось.
Мне пришлось сдерживать себя, когда он начал стрелять по движущимся целям. Пули то обгоняли их, то пролетали сзади, но несколько часов спустя он таки начал попадать в банки из-под пива, ползущие с наименьшей скоростью, какую только могла обеспечить установка.
Люси все эти дни красила бунгало. О Тимотео она не спрашивала. Она не могла даже видеть его. Но в наших отношениях наступил кризис. Мы были предельно вежливы друг с другом и часто подолгу молчали, сидя в одной комнате, чего не случалось раньше.
Я знал, что она волнуется и обижена, но продолжал убеждать себя, что после отъезда Тимотео все забудется и наша жизнь пойдет, как прежде.
После третьего дня я почти физически ощущал, как истекает отпущенное мне время, и еще сильнее навалился на Тимотео. Он уже попадал в две банки из пяти, ползущих со скоростью улитки, но я считал, что этого недостаточно. Я смазал цепь машинным маслом и добавил оборотов мотора.
Банки из-под пива поползли в три раза быстрее. Из пятидесяти пуль ни одна не попала в цель.
– Целься перед банкой! – в отчаянии кричал я. – У тебя все пули пролетают позади!
Как он потел! Я даже не представлял, что человек может так потеть. Тимотео старался, это несомненно, но толку не было. Он продолжал промахиваться. По выражению его лица я понял, что он на грани истерики.
– Ладно, хватит. – Я повернулся к Раймондо. – Уведи его. Пусть он отдохнет. – Я выключил мотор. – На сегодня достаточно.
Раймондо зло глянул на меня.
– У него нет времени отдыхать, солдат. Мистер Саванто приезжает послезавтра, чтобы узнать о его успехах. Возможно, отдыхать придется тебе, если он не будет стрелять лучше.
Только глухой не услышал бы угрозы в его голосе. И Тимотео стрелял до сумерек. Из сотни выстрелов он попал разве что в три банки. Ему едва хватало сил поднимать ружье.
– Все, – отрезал я. – Больше он стрелять не может. Уведи его.
Вспотел и я. Если до приезда Саванто оставалось сорок восемь часов и он рассчитывал, что ему покажут товар лицом, то время работало против меня.
Когда они ушли, я вернулся в бунгало. Пахло жареным луком. Люси я нашел на кухне. Она готовила жаркое… одно из моих любимых блюд.
– Привет!
Она обернулась через плечо и слабо улыбнулась:
– На сегодня все?
– Да, пойду приму душ.
– Обед через двадцать минут.
– Пахнет хорошо.
Люси кивнула и отвернулась к плите. Я хотел подойти и обнять ее, но, взглянув на ее застывшую спину, понял, что она не одобрит мой порыв.
«Все уладится, – сказал я себе. – Должно уладиться».
После душа я надел чистые рубашку и брюки.
Мы пообедали. Жаркое удалось, но я ел без аппетита. Она тоже.
– С движущимися мишенями у него ничего не выходит. Только чудом я смогу научить стрелять этого сукина сына.
Она ничего не ответила.
– Его отец приезжает послезавтра, чтобы узнать, как идут дела.
Люси подняла голову, ее глаза широко раскрылись.
– Правда?
– Да. Лучше бы я не брался за эту работу.
– У тебя еще есть время. – Она положила вилку на тарелку. – Нельзя получить такие деньги, не отработав их. Это же твои слова, не так ли?
– Верно.
Мы помолчали.
– Забыла сказать тебе. Приезжал полковник Форсайт. Я объяснила ему, что школа закрыта.
– Он не возмущался?
Плевать я хотел в тот момент на полковника Форсайта, как, впрочем, и на остальных своих бывших клиентов.
– Нет.
Вновь долгая пауза.
– От такой жары даже есть не хочется. – Я отодвинул тарелку.
Люси вообще едва притронулась к жаркому.
Не глядя на меня, она встала из-за стола и вышла на веранду. По привычке я включил телевизор. Блондинка с огромным, как корзина, ртом пела о любви. Я выключил телевизор.
Через открытое окно я увидел Люси, идущую к пляжу. После короткого колебания я последовал за ней.
Бок о бок, молча, мы шли по пустынному берегу.
Потом я взял ее за руку.
На следующий день, когда подошло время ленча, я уже был уверен, что чуда не произойдет.
Три часа Тимотео стрелял по движущимся банкам и не попал ни в одну. Он старался, но его словно парализовало. Он не смог поразить ни одной банки, даже когда я снизил скорость их движения.
Наконец я забрал ружье из его потных рук.
– Присядь, Тим. Давай поговорим.
Он стоял, понурив голову, его лицо посерело, осунулось. Выглядел он, как бык с пиками в холке, ожидающий последнего удара матадора.
– Тим! – рявкнул я. – Сядь! Я хочу поговорить с тобой!
Мой рык заставил его поднять голову. Глаза его светились отчаянием и ненавистью. Затем он повернулся, вышел на солнечный свет и, волоча ноги, зашагал к далеким пальмам.
Я посмотрел на Раймондо, наблюдавшего за нами со скамьи.
– Значит, так. Я сдаюсь. Признаю свое поражение. Стрелять он не будет. Я хочу поговорить с твоим боссом.
Раймондо отбросил окурок.
– Да, пора поговорить с боссом. – Он встал. – Сейчас и поедем к нему. Я только починю машину.
Лопнула моя мечта заработать пятьдесят тысяч долларов, но, к моему удивлению, я не испытывал ничего, кроме облегчения. Никакие деньги не могли компенсировать то, что мне пришлось пережить за последние дни. Если бы дело касалось только Тимотео, я бы еще мог жалеть о том, что не удалось научить его стрелять. Но мысль о деньгах так загипнотизировала меня, что я чуть не разрушил свою семью.
– Увидимся у бунгало, – кивнул я.
Люси на кухне готовила ленч.
– Я сейчас поеду к Саванто, – сообщил я. – Верну деньги. Через несколько часов мы снова будем одни.
Люси замерла, затем повернулась ко мне.
– Что случилось?
– До меня внезапно дошло, что эта работа нужна мне, как рыбке зонтик, – ответил я. – Он никогда не научится стрелять. Я сдаюсь, мы возвращаемся на исходные позиции. – Я улыбнулся: – Я отлучусь на минутку, дорогая, вырою деньги.
Я вышел через дверь черного хода, разрыл песок, вытащил жестянку и достал из нее облигацию. Раньше я обращался с ней трепетно, а теперь сложил вчетверо и сунул в карман. Для меня она стала клочком бумаги.
Вернувшись на кухню, через окно я увидел подъезжающий «Фольксваген».
– Я приеду через пару часов, – сказал я. – Подождешь меня?
– Да, – в ее голосе слышалась тревога. – О, Джей! Ну почему ты не понял этого раньше!
Раймондо, сидевший за рулем, посигналил.
– Мы еще поговорим об этом. Мне пора ехать. Жди меня.
По выражению лица Люси я понял, что обнимать ее не стоит. Я послал ей воздушный поцелуй и вышел из бунгало.
Ехали мы молча. Раймондо вел машину на максимальной скорости, а я думал о том, что скажу Саванто. Из головы не выходили слова Раймондо: «Если вам это не удастся, вы не только потеряете деньги, вас ждут личные неприятности».
Дешевый гангстерский блеф?
Я взглянул на него. По его профилю невозможно было угадать его мысли, даже если он о чем-то и думал. Лицо суровое, волевое. К таким надо относиться серьезно.
Личные неприятности?
На душе стало нехорошо.
«Сейчас век чудес», – говорил Саванто.