Капкан для киллера – 2 Карышев Валерий
– Странно, где же она может быть? – спросил следователь.
Я понял, что попал в серьезную ситуацию. А вдруг эта девушка не официантка? Нет, такого не может быть! Я серьезно заволновался...
– Ну так где же эта девушка? Кто может подтвердить то, что вы непричастны к убийству? – снова спросил следователь.
Я пожал плечами:
– Не знаю. Может, она испугалась и ушла.
Вдруг я услышал, как одна из девушек обратилась к следователю:
– Господин полицейский, я знаю эту девушку. Это Марина. Она у нас тоже работала, но у нее документы были не в порядке. Поэтому сразу после того, как все произошло, когда убили нашего хозяина, она быстро покинула ресторан.
– Марина? – переспросил следователь. – А как ее фамилия?
– Фамилии мы не знаем. Но она действительно с этим человеком шла в сторону кабинета нашего хозяина.
Еще несколько официанток подтвердили слова девушки. Я понял, что у меня появился шанс выпутаться.
– И после этого они сразу уехали?
– Да.
Я облегченно вздохнул. Теперь остается доказать, что я не убивал Антона. Мы ведь могли с этой Мариной войти, убить его и разбежаться...
Я вопросительно посмотрел на адвоката. Он, поймав мой взгляд, стал успокаивать меня.
– Не волнуйся, все будет нормально. Мы сейчас все докажем! – сказал он и похлопал меня по плечу.
Но, к сожалению, ничего нормального не получилось. После того как всех девушек отпустили, вернее, снова вызвали на допрос, меня отвели в какую-то комнату и закрыли там. Конечно, это была не тюрьма, но все-таки это был арест.
Я сел на единственный стул, стоящий у стола, и стал смотреть в узкое окно. Вот тебе и попал в переделку! Хорошая картинка получается. Приехали по делу два человека, один сидит за шпионаж, а другой подозревается в убийстве... Хорошая тема для будущих репортажей! Только кто в это поверит? Да и вообще, что об этом говорить, сначала нужно выйти на свободу. Интересно, как дела у Максима?
Примерно часа через полтора меня снова повели на допрос. На сей раз я, войдя в комнату, увидел там ту девушку, которая провожала меня до дверей. Я сразу успокоился и сел напротив.
Следователь стал задавать вопросы: узнаете ли вы его, как все произошло. Девушка рассказала, как мы с ней вместе подошли к двери, как она открыла ее и увидела мертвого Антона. «Повезло, – с облегчением подумал я, – значит, есть какой-то ангел-хранитель на небе!»
Через несколько минут вопросы закончились. Девушку увели в другой кабинет. Я же остался здесь.
– Теперь мы должны задать вам еще несколько вопросов, – сказал следователь. – Сейчас я свяжусь с начальством. С вами хотят поговорить.
– А где мой адвокат?
– Вам сейчас адвокат не нужен. Вы являетесь свидетелем.
Через некоторое время в кабинет вошли двое греческих полицейских. Приветливо поздоровавшись со следователем, они предложили мне пойти за ними. Я пошел по коридору. Мы поднялись двумя этажами выше и попали в просторный холл с огромными окнами.
Здесь все отличалось от интерьера того этажа, где я находился раньше. Было ясно, что тут сидит начальство. Холл был богато убран. На полу постелены дорогие ковры, множество цветов было расставлено на подоконниках больших окон-витрин. И дверей было мало. Они были сделаны из дорогого пластика под дерево.
Остановившись у одной из дверей, полицейские предложили мне войти. Я оказался в просторной приемной, где сидели два секретаря. Одна из девушек встала, также приветливо улыбнулась мне и открыла дверь, показав, что я могу войти.
В кабинете сидел мужчина лет пятидесяти-шестидесяти в гражданской одежде. За ним стоял греческий флаг. Полки были уставлены какими-то значками, статуэтками, напоминающими спортивные призы, по стенам развешано множество свидетельств, окантованных в рамки.
Мужчина холодно кивнул мне головой, не подав руки. Это был не очень хороший знак. Он показал рукой на кресло, дав мне понять, что я могу сесть. Я сел. Напротив меня сел все тот же греческий переводчик.
– Итак, как ваши имя и фамилия?
Я назвался и спросил:
– Я могу узнать, с кем я говорю?
Полицейский переводчик, не переводя моего вопроса, ответил на него сам:
– Вы разговариваете с исполняющим обязанности начальника греческой полиции генералом Янисом Пападакисом.
Я посмотрел на генерала и уловил в его взгляде враждебность. Конечно, такие же взгляды я ловил на себе и во время бесед с муровцами, руоповцами... И я прекрасно понимал свою роль в тех беседах. Я был адвокатом людей, которых они выслеживали, задерживали, арестовывали и сажали в тюрьму.
Конечно, ко мне было недоверие. Но это было в России. А что здесь? Я приехал сюда формально в качестве туриста, и на меня тоже смотрят, как на преступника.
Генерал назвал мою фамилию и поинтересовался, с какой целью я приехал в Грецию. Я тут же сказал, что отвечать буду только в присутствии адвоката. Генерал понял мой ход и сразу же добавил, что это не допрос, а беседа, после которой я буду освобожден. Это меня обнадежило.
– Итак, – продолжил генерал, – нам нужно выяснить, с какой целью вы прибыли в Грецию. Только давайте договоримся, что вы будете говорить честно и откровенно.
Да, ситуация складывалась безвыходная, что и говорить.
– Мы приехали снимать фильм о Солонике, – ответил я.
– Так почему же ваш напарник попался на шпионаже, а вы – как подозреваемый в убийстве? – вопросительно посмотрел на меня генерал.
Я пожал плечами. Раскрывать ситуацию, связанную с Максимом, я не захотел, а то еще, не дай бог, неофициальные контакты с тюремщиками будут истолкованы против нас.
– Что касается меня, не думаете же вы, что я пришел убить Антона как человека, знавшего Солоника.
– Но почему так? Может быть, вы пришли убить его с другой целью.
– С какой же? Какая у меня могла быть цель?
– А вы не знали, что в этот день Антон продал свой ресторан и получил большую сумму наличными в долларах? – Генерал снова внимательно посмотрел на меня, словно ожидая реакции.
– Конечно, нет. Откуда я мог это знать?
– И вас совершенно не удивило, что ресторан сворачивался? И Антон никогда с вами не делился своими планами?
– А почему он должен был со мной делиться? Мы едва с ним знакомы.
– Но вас видели с ним в ночном клубе. – И генерал назвал клуб «78», где мы познакомились с Ликой.
– И что? Мы просто отдыхали.
– Что вас интересует о Солонике? Его давно нет, он умер.
– У нас есть другие сведения.
– Какие?
– Сведения, что Солоник жив.
– И где же он находится? – усмехнулся генерал.
– Вероятно, какие-то заинтересованные лица прячут его.
– Поэтому ваш друг и стал его искать в тюрьме и входить в несанкционированные контакты с греческими полицейскими?
Я пожал плечами, чтобы ничего не отвечать и не подводить Максима.
– Так с чего вы взяли, что Солоник жив? – продолжал генерал.
– Согласитесь, очень много странного. Его мать отсутствовала на похоронах. Да и я не узнал его.
– А где вы его видели?
Господи, вот она, ловушка! Скажу сейчас, что видел его в морге, и опять меня за незаконное проникновение в полицейское учреждение привлекут... Нет уж, лучше я не буду об этом говорить.
– Ну как где – на фотографиях, в кинохронике, что показывали в России...
– И что, вы хотите сказать, что таким способом вы смогли определить, что это не ваш клиент?
– Конечно, не он. Широкие плечи, крупная голова. У него все было меньше.
Генерал усмехнулся, достал из пачки сигарету и тут же протянул пачку мне. Я не курю, но в этот момент я взял сигарету и неумело прикурил. После чего закашлялся. Вероятно, это в какой-то мере его развеселило, но он продолжил свои расспросы.
– Так почему же вы считаете, что Солоник жив? – повторил генерал.
Теперь я решил перейти на другой стиль беседы.
– Прежде всего, – сказал я, вспомнив о том, что писали в наших журналах и газетах, – в свое время российские правоохранительные органы были поставлены в известность, что в Греции в одной из гостиниц живет Солоник. Даже была названа фамилия Константина Эдуардовича Меликова, 1970 года рождения. Потом, насколько мне известно, российские правоохранительные органы проверили через адресный стол, что этот человек жил до 1994 года в Москве, потом неожиданно уехал в Донецк. Потом этот человек получил паспорт, по-моему, в Грузии. Как писали в газетах, – добавил я, – эти серии паспортов были каким-то образом похищены в независимой Грузии, и ими воспользовались люди, которые в дальнейшем получили греческие паспорта. Когда вам российские органы передали эти данные, то вы...
– Да, действительно, – сказал генерал, – я вспомнил эту историю. Было такое. Нам сообщили об этом человеке, что это на самом деле Солоник. Мы вызвали его в один из полицейских участков. Но человек, пришедший на встречу, был не Солоник.
– Конечно же, не Солоник, – кивнул я головой. – Ведь было бы странно – Солоник, которого разыскивали и могли на этой встрече задержать, пришел к вам добровольно на идентификацию!
Генерал, вероятно, не понял моего ответа.
– Я еще раз говорю, что Солоник мертв, – сказал он. – Мы нашли его тело, провели идентификацию и пришли к выводу, что он умер. Более того, он похоронен на Третьем муниципальном кладбище. Вы можете там видеть его могилу.
Я понимал, что в этих словах была, скорее всего, не информация, а установка, которой я должен был придерживаться в дальнейшем. Я пожал плечами, мол, вы можете говорить, а я имею право не верить в это.
Затем мы еще какое-то время говорили о Солонике и на другие темы. Наконец генерал встал, показывая, что беседа со мной окончена.
– Я могу быть свободен? – спросил я.
– Да, конечно, – ответил генерал, протягивая мне руку. – Я советую вам все же как можно быстрее уехать из Афин. Для нас его имя – это тоже в какой-то мере заноза. Греция – достаточно спокойная страна. И все, что произошло у нас, подобно взрыву. И мы сейчас хотим как можно быстрее забыть об этом. А ваш приезд, извините, – соль на рану. Я надеюсь, что мы с вами еще встретимся, но в более благоприятной обстановке.
Через несколько минут я покинул Главное управление полиции.
Вскоре я вернулся в гостиницу. Быстро набрал номер Джурича. Он приехал ко мне буквально сразу же.
– Ну, как твои дела? – поинтересовался он.
– Вроде бы отпустили. – И я коротко рассказал ему о беседе с генералом.
– Ты знаешь, – сказал адвокат, – этот генерал – достаточно известная личность. О нем много писали в газетах. Раньше он работал в одном из районов Аттики. Его подозревали в коррупции в связи с тем, что он покровительствовал многим игральным заведениям. Но в последний момент вместо того, чтобы отправить в отставку, его неожиданно повысили и назначили временно исполняющим обязанности начальника полиции.
После того как Гойко ушел, я сразу же снял трубку телефона, чтобы позвонить Лике. У меня к ней появилось много вопросов. Первый – почему она позвонила мне и так настаивала на встрече с Антоном? Может, она специально хотела подставить меня? И второе – почему она так интересовалась Солоником и при этом мне ничего не говорила о нем? Но эти вопросы я хотел задать ей только при личной встрече...
Но мобильный телефон Лики не отвечал. «Странно, – подумал я, – в чем дело?» Не оставалось другого выхода, как ехать к ней на работу, в ночной клуб, и поговорить с ней с глазу на глаз.
Но в ночном клубе меня ждало разочарование. Я долго искал ее, но Лики нигде не было. Подойдя к бармену, с которым, я видел, она разговаривала несколько дней назад, я не получил у него никакой информации, так как он не говорил по-русски, только пожимал плечами и разводил руками, когда слышал имя Лики. Наконец я увидел, что за одним из столиков сидит и пьет коктейль подруга Лики Аня.
Я подсел к ней. Аня сразу узнала меня.
– А Лика уехала, – сказала Аня, – еще вчера, сразу же, как началась вся кутерьма с Антоном. У нее же документы были не в порядке. Кстати, она вам несколько раз звонила, но дозвониться не смогла.
«Правильно, – подумал я, – и не дозвонилась, я же под арестом сидел...»
Расстроенный, я покинул клуб. Ничего не оставалось делать, кроме как завтра посетить кладбище, посмотреть на могилу Солоника и уехать в Москву.
К концу дня я был на Третьем муниципальном кладбище. Посетителей на кладбище почти не было, не считая нескольких облаченных в траур старых гречанок, стоявших у свежего холмика, да еще двоих мужчин неопределенного возраста.
Я подошел к белому мраморному надгробию, на котором было высечено: «Александр Солоник». Стоя у могилы, я стал размышлять о скоротечности жизненного бытия, о непредсказуемости жизненных сюжетов, о том, что человек еще недавно был жив, а сегодня уже лежит под мраморным крестом... А может, там все же не он лежит?
Постояв некоторое время, я уже собрался уходить, как почувствовал на себе чей-то взгляд. Я резко обернулся. Вокруг меня никого не было. Но я чувствовал, что нахожусь под наблюдением, что на меня, скорее всего, смотрят издалека, через сильную оптику.
Я еще раз осмотрелся и снова никого не заметил. Я решил, что если кто-то наблюдает за мной, то наверняка это греческие спецслужбы. Решив не дразнить гусей, я направился к своей машине, понимая, что нужно ехать в гостиницу. Тронувшись с места, я заметил, что сзади пристроилась все та же знакомая белая «Хонда» с затемненными стеклами. Значит, я не ошибся и «хвост» за мной установлен.
На следующий день я снова поехал в контору Джурича и провел там около двух часов. Мы говорили о перспективе дела Максима. Адвокат заверил меня, что в ближайшее время Максим будет выпущен, просто он в качестве наказания должен отбыть десять суток ареста за незаконное проникновение на территорию американской базы без разрешения, как ему объяснили.
– Такие уж наши порядки, – улыбнулся Гойко. – Больше никаких обвинений, тем более в шпионаже, ему никто предъявлять не будет. Все обошлось.
Я поблагодарил его, расплатился и попросил его все же проводить меня до аэропорта. Джурич понял, что я на всякий случай решил подстраховаться – мало ли что может случиться в последний момент! Он согласился.
Через некоторое время мы с ним прощались в греческом аэропорту. Пройдя беспрепятственно пограничный и таможенный контроль, я очутился на борту российского самолета. Тогда я почувствовал себя спокойно. Но впереди была Москва. Нужно было обязательно встретиться с таинственным Геннадием Михайловичем, который называл себя куратором Максима. Нужно выяснить многие вопросы...
Россия, Москва
На второй день моего пребывания в Москве мне неожиданно позвонил Геннадий Михайлович и попросил срочно с ним встретиться для обсуждения важного сообщения. Встретиться с ним мы договорились в одном из баров в центре Москвы.
Заняв столик в баре, находящемся напротив Госдумы, я сидел, зевая, и ждал прихода Геннадия Михайловича. Надо сказать, что его звонок был достаточно странным. Во-первых, он позвонил утром и дал мне на сборы не более часа. Во-вторых, когда я попросил его описать себя, чтобы я смог его узнать, он сказал, что хорошо меня знает и сам меня найдет.
Вскоре в дверях появился мужчина высокого роста, худощавый, со светлыми волосами. Войдя в зал, он внимательно осмотрел всех посетителей, затем направился к дальнему столику. Я уже повернулся, чтобы снова наблюдать в окно за подъезжающими к бару машинами, как неожиданно мужчина, словно что-то вспомнив, остановился около моего столика и назвал меня по имени-отчеству.
– Да, это я, – ответил я.
– Геннадий Михайлович просил вас подъехать со мной. Он тут рядом.
Я неопределенно пожал плечами:
– А далеко ехать?
– Нет, на моей машине поедем. Потом мы вас привезем. Так получилось, у него важная встреча. Вы смогли бы это сделать? Он очень просил.
– Хорошо, поехали.
Я расплатился, вышел на улицу и сел в черную «Волгу» с тонированными стеклами, которая тут же рванула с места и помчалась в сторону Лубянской площади. Потом мы плутали переулками и остановились у одной из пятизвездочных гостиниц в центре. Мужчина быстро припарковал машину, открыл мне дверь и предложил выйти. Мы вошли в вестибюль.
– Здесь на втором этаже, в одном из баров, – сказал мужчина. Мы стали подниматься по крутой лестнице.
Я обратил внимание, что мужчина, сопровождающий меня, время от времени поглядывает по сторонам, как будто проверяя, не следят ли за нами. Да и тогда, когда он вел машину, я замечал, как он смотрел в зеркало заднего вида. «Черт его знает, – думал я, – чем занимается этот Геннадий Михайлович!»
Может, это и есть тот таинственный Куратор, с которым был связан Солоник? В конце концов, для меня это сейчас не имело значения. У меня были моральные обязательства в отношении Максима, который до сих пор находился в Афинах. А поскольку он являлся непосредственным подчиненным Геннадия Михайловича, то я не вправе был отказываться от этой встречи.
Наконец мы оказались в небольшом баре. В нем было три человека. Двое из них, как я понял потом, являлись охраной. Сам же Геннадий Михайлович сидел за крайним столиком, спиной ко мне. Я подошел к нему и поздоровался.
Геннадию Михайловичу было на вид лет пятьдесят пять. Это был высокий, худощавый мужчина с черными волосами, в темном костюме, белой рубашке с черным галстуком и почему-то в темных очках.
Геннадий Михайлович первым начал разговор.
– Ну, как долетели? – спросил он.
– Все нормально, без приключений. А как Максим? – в свою очередь поинтересовался я.
– Максим? – Геннадий Михайлович сделал паузу, будто раздумывая, какую информацию он может мне сообщить. – С Максимом все в порядке. Через пару дней он будет в Москве. Правда, не обошлось без скандала. – Геннадий Михайлович достал из кармана пиджака газету и протянул мне. Это была греческая газета. Я увидел там фотографию Максима, где было написано: «Русский шпион, сотрудник КГБ».
– Он что, сотрудник КГБ? – поинтересовался я.
– Раньше работал. Но, как вы знаете, КГБ давно нет, а к Федеральной службе безопасности он никакого отношения не имеет. Только меня очень удивляет, как греки смогли раздобыть эту информацию. Он работал в одной из телевизионных компаний. Правда, контингент охраны этой компании составляли бывшие сотрудники КГБ, может, они провели аналогию...
– Я очень рад, что Максим вскоре будет в Москве. Уж больно непросто там все сложилось – его подстава и дальнейшие мои приключения...
– Да, я слышал об этом, – сказал Геннадий Михайлович. У меня сразу мелькнула мысль: «Откуда он мог это слышать?»
– Что вы намерены делать дальше?
Я пожал плечами:
– Что с Солоником? Что вы нашли? Каковы ваши выводы? – засыпал меня вопросами Геннадий Михайлович.
Я стал излагать свою версию. Рассказал о разговоре с генералом, который постоянно внушал мне мысль, что Солоник умер. Сам же все время наблюдал за Геннадием Михайловичем. Тот иногда улыбался какой-то иронической улыбкой.
– И что вы об этом думаете? – спросил он меня.
– Я думаю, что он все еще жив и где-то там.
– И кто его прячет?
Я пожал плечами:
– Не знаю.
Геннадий Михайлович снова улыбнулся:
– Ведь российские спецслужбы отправляли грекам информацию по Солонику. Отправляли они и номер его паспорта, когда он выдавал себя за уроженца Донецка, и пальчики, фотографии – все, даже указывали его местонахождение.
– И что же? – спросил я.
– Представьте себе, греки, как ни странно, никак на это не среагировали. Даже наоборот – стали тут же утверждать, что это не он и тот человек, на которого мы указывали, – не Солоник.
Я тоже иронически улыбнулся:
– Да половина Афин знали, что это он! Он ходил и говорил: «Вот, смотрите, какой я! Все меня ловят, а я в Греции тусуюсь!»
– Вот именно, – сказал Геннадий Михайлович.
– А какая ваша версия?
– Я думаю, что он в руках греческих спецслужб. Представьте себе, человек, которого разыскивают все российские спецслужбы, обладающий колоссальной информацией о заказчиках, о своих объектах, попадает в руки спецслужб Греции. Конечно, у них появится соблазн использовать эту информацию. Поэтому я и думаю, что они инсценировали его смерть, а теперь он является их заложником. Другой вопрос – будет ли он на них работать. Может быть, с него просто скачают информацию, может, попытаются перевербовать. Здесь несколько вариантов. – Геннадий Михайлович бросал на меня взгляды, наблюдая мою реакцию на сказанное им.
На самом деле меня мучил один вопрос – кто этот Геннадий Михайлович? Неужели он на самом деле возглавляет ту таинственную организацию, которая опекала и контролировала Солоника? Может быть, именно они и устроили тот сенсационный побег из Матросской Тишины, а затем использовали его в своих целях?
Геннадий Михайлович словно прочел мои мысли. Он посмотрел на меня в упор и сказал:
– Вы, наверное, интересуетесь, кто мы и кого мы представляем? Действительно, мы знали Солоника, но немного с другой стороны. Вы, наверное, слышали про легенды о «Белой стреле», что есть такая засекреченная организация, которая убирает криминальную элиту?
Я кивнул утвердительно.
– И что эта организация часто использует киллеров из уголовной среды? Так вот, это просто легенда. Нет такой организации.
Я неопределенно пожал плечами:
– А как же, например, фильм «Никита» или российский фильм «Шизофрения», где существует такой киллер и существует такая организация? А фильм этот, кстати говоря, консультировал сам Александр Коржаков, бывший начальник службы безопасности президента?
– Это все журналистские и киношные штучки, – улыбнулся Геннадий Михайлович. – Это красиво рассказанные истории. На самом деле в жизни все не так, все по-другому.
– Но у вас же тоже есть к нему какой-то интерес?
– Да, интерес есть, не скрою. Погиб один человек, близкий нам. Возможно, к его гибели имеет отношение ваш клиент. Вот мы и хотели с ним встретиться, узнать, кто сделал заказ и кто его исполнил, если не он. Не больше того. Никаких планов отомстить или сдать его российским органам у нас нет. Нам только нужна информация. Человек для нас очень важный и дорогой. К тому же с его гибелью кое-что пропало, и необходимо узнать хотя бы что-то.
– У него – вы имеете в виду Солоника? – переспросил я.
– Можно громко об этом не говорить, – сказал Геннадий Михайлович и посмотрел по сторонам. – Вполне достаточно говорить просто «он», и мы будем знать, кого имеем в виду.
Вскоре мы простились. Но через два дня из Греции вернулся Максим, и мы снова встретились, на этот раз втроем. Максим выглядел неважно. Видимо, сказалось нервное истощение.
Из его рассказа я узнал, что непосредственное внимание ему уделял сам генерал Янис Пападакис. Они сразу как-то распознали цель и мотив появления Максима в тюрьме. Все прекрасно знали, что Максим искал Солоника. В то же время генерал, так же как и мне, доказывал, встречаясь с Максимом, что Солоника нет, что он умер и что все эти поиски напрасны. Но Максим тоже пришел к выводу, что все это неспроста и греки просто его прячут. Но самое интересное – выяснилось, что в тон грекам выступают и русские спецслужбы. Они постоянно пишут, что Солоник погиб.
Я согласился с этим.
– Я думаю, что цель у них одна – чтобы побыстрее забыли о Солонике. В этом заинтересованы и греки, и наши спецслужбы.
– Правильно, – кивнул Геннадий Михайлович. – Но наша цель – найти его, так как он сейчас в заложниках у греков. И я хочу предложить вам эксперимент, достаточно рискованный.
Я удивленно посмотрел на него:
– Какой?
– Так получилось, что в силу определенных причин кино про него вы не создадите.
Мы с Максимом согласно кивнули.
– Поэтому единственный шанс – выступить на телевидении, взбудоражить общественное мнение.
– Каким образом?
– Сейчас на НТВ готовится новая передача «Независимое расследование» с Николаем Николаевым. Насколько мне известно, одна из первых тем будет посвящена ему. Вот вы, – он посмотрел на меня, – естественно, примете участие в этой передаче. И у меня будет к вам следующая просьба. Было бы здорово, если вы во время передачи скажете, что он жив.
– А зачем? – недоуменно спросил я. – Во-первых, это неизвестно точно. Во-вторых, какой в этом смысл?
– Смысл тут один: мы взбудоражим общественное мнение. Дальше уже наша работа. Тут есть одна хорошая задумка. Мы хотим загнать греков в угол. Возможно, нам это удастся...
Тогда я еще не понимал всей сложности комбинации, которую задумал Геннадий Михайлович. Но на его просьбу ответил согласием. Хотя, честно говоря, не представлял, в каком контексте я мог бы сделать такое сообщение.
Через несколько дней я действительно был приглашен на телевидение, на съемки передачи «Независимое расследование». Так получилось, что телевизионщики в основном собрали в студии работников правоохранительных органов. Здесь были и следователи, и прокуроры, и оперативники, словом, вся аудитория была промилицейского плана. Сильное впечатление на меня произвели милиционеры, пострадавшие на Петровско-Разумовском рынке, в которых он стрелял. Двое из них были инвалидами, один еле передвигался.
Когда я увидел его, мне стало безумно жаль этого человека, который просто оказался в неподходящий момент в ненужном месте и просто так, безо всякой причины, случайно пострадал. Конечно, я ему сочувствовал очень сильно и совершенно не защищал Солоника.
Дальше началось самое интересное. Передача была построена на том, что Солоник – это злодей, киллер, что это отрицательный человек. И каждый раз, когда выдвигался какой-либо тезис, все время ведущий апеллировал ко мне – мол, каково ваше мнение. Поначалу я отмалчивался, особо в эти беседы не встревал. Но когда заговорили о его первом изнасиловании, в котором он был обвинен спустя год, и дело это было раздутым и шитым белыми нитками, тут я не стерпел и начал его защищать.
Постепенно все негативное отношение к Солонику стало переходить на меня. Солоника-то нет, где он – неизвестно, а зато тут есть его адвокат, который попал в совершенно дурацкую ситуацию. Я – адвокат, и даже если я этого человека не понимаю, я все равно не имею права его критиковать.
Такова адвокатская этика. Я имею право лишь его защищать. Конечно, в каких-то случаях я могу промолчать, например, в связи с перестрелкой на Петровско-Разумовском рынке я не стал комментировать ничего. Но в связи с изнасилованием – я стал говорить, что это сфабрикованное дело, стал приводить различные доводы, то есть невольно стал защищать его. Я видел враждебные взгляды зрителей, которые сидели на трибунах в новой студии НТВ, соответственно, работники правоохранительных органов, приглашенные на передачу, тоже бросали довольно неприятные взгляды в мою сторону. Не знаю, как это получилось, но когда передача была окончена и операторы выключили свои камеры, ко мне неожиданно обратился один из помощников режиссера по поводу письма, которое Солоник прислал в газету «Омония». И тут меня словно прорвало. Я сказал:
– А с чего вы решили, что он мертв? Он жив.
Тогда я не знал, что эта моя фраза была записана. Спустя два дня, когда передача пошла, моя фраза о том, что Солоник жив, была выдана в эфир, причем сделано это было уже после титров.
Через несколько дней, как по команде, в нескольких газетах одновременно появились статьи о том, что Солоник жив. Многие журналисты стали разбирать всевозможные детали его гибели, склоняясь к мысли, что Солоник жив.
Тогда я не мог понять, неужели эту акцию организовал Геннадий Михайлович? Или у журналистов у самих возникли сомнения – вот, мол, адвокат сказал, что он жив, значит, действительно, что-то здесь не то.
Началась шумиха. Чуть позже состоялась очередная моя встреча с Геннадием Михайловичем. На сей раз он был один, без Максима.
– Максим отдыхает, – сказал Геннадий Михайлович. – Полежал сначала несколько дней в госпитале, теперь уехал отдыхать за границу. Слишком для него болезненно все это было. Отвык, бедолага, от экстремальных ситуаций. Ну что, я хочу вас поздравить. Акция, что мы задумали, удалась!
– Я догадываюсь, – сказал я, намекая на статьи журналистов.
– О Солонике стали писать не только российские, но и греческие журналисты, – добавил Геннадий Михайлович. – Короче, все это благодаря вам.
– Да ладно, – улыбнулся я. – Почему мне?
– Это вы сдвинули дело с мертвой точки. Но главное тут другое. Сейчас кто-то сумел поставить вопрос о том, чтобы его тело, в связи с последними событиями, было все же передано в Россию для экспертизы. Так что у нас к вам просьба. Вы могли бы снова выехать в Афины, проследить, чтобы со стороны греков не было никакой химии?
– Как вы представляете себе, что я буду там делать? – спросил я. – Я что, буду их контролировать?
– Нет, зачем же! У вас такой возможности не будет. Но ваш приезд для них будет определенной формой контроля. Они же не знают, насколько вы информированы, понимаете? Здесь это может помочь тому, что тело будет доставлено в Москву. Вы не волнуйтесь. На самом деле ваша роль другая. Но в силу определенных причин, мы пока не можем вам ее открыть.
– Но почему я должен соглашаться?
– Дело в том, что это совершенно безобидно и никакого нарушения греческих законов не будет. Но самое главное – ваш приезд будет истолкован определенными силами в нашу пользу. К сожалению, я пока вам не могу рассказать, – повторил Геннадий Михайлович, – всех подробностей операции, которую мы задумали. Но ваш приезд имеет для нас колоссальное значение. Есть такое понятие, как психологическое давление. Мы хотим вас использовать именно в этом качестве.
– Но на кого я должен давить?
– Я не могу вам этого сказать. Но гарантирую, что вы будете в курсе всех дел.
– Хорошо, – согласился я нехотя. – Но я боюсь, чтобы опять не возникло проблем с этим генералом, как его...
– Янисом Пападакисом? – подсказал Геннадий Михайлович. – Вы не волнуйтесь. С ним вопрос скоро будет решен. А опекать вас будет тот же самый адвокат. Мы ему уже перевели деньги. И переводчик у вас хороший будет.
– Там был хороший переводчик...
– Костя Грек? – неожиданно сказал Геннадий Михайлович.
– Да. А откуда вы знаете?
– Максим рассказывал. Теперь у вас будет другой переводчик, не хуже этого. Ну так что, летите?
Я пожал плечами:
– Оформление займет несколько дней. Они же визу не сразу дают... А так – я не против.
Вскоре мы простились с ним.
Несколько дней заняло оформление документов в Грецию. И вот я лечу в самолете в Афины. Какая-то внутренняя напряженность и неуверенность не отпускали меня. А вдруг сейчас мне готовят очередную провокацию? Уж больно недобрыми глазами смотрел на меня греческий генерал, начальник афинской полиции...
Вскоре самолет приземлился. На аэродроме меня встречал мой коллега, греческий адвокат. Он был предупрежден заранее о моем визите. Мы приехали в город, он разместил меня в хорошем отеле.
Вечером мы ужинали с ним в ресторане. Новостей было очень много. Греческий коллега сам уже интересовался судьбой моего клиента и собрал приличное досье. Оказывается, с момента поднятия шумихи в российской прессе о том, что, возможно, Солоник жив, греческая пресса и журналисты тоже отреагировали неадекватно. То тут, то там стали появляться статьи. В некоторых из них сообщалось, что, скорее всего, похоронен не Солоник, что он – заложник греческих спецслужб или каких-либо других, видимо, намекая на англичан или американцев, проводили параллель с Татаренковым, которого греки запросили обратно к себе, что таких значительных фигур просто так никто не отдает, так как они обладают огромной информацией.
Я привез письмо, где были собраны факты, все было разложено по пунктам. Оно говорило о том, что Солоник жив. Я отдал это письмо своему греческому коллеге, чтобы он перевел его на греческий язык. На следующее утро перевод был готов. Наш первый визит должен был состояться к тому самому генералу, начальнику афинской полиции Янису Пападакису.
Читать бесплатно другие книги:
