Капкан для киллера – 1 Карышев Валерий

Предисловие автора

Я никогда не собирался писать подобное художественное произведение. Но волею судеб мне пришлось выступить в качестве защитника по делу Александра Солоника, одного из самых знаменитых и загадочных российских киллеров, обвиняемого в ряде заказных убийств криминальных авторитетов, а также работников милиции.

Попав после ареста в специальный корпус следственного изолятора «Матросская тишина», А. Солоник не чувствовал себя в полной безопасности. Над ним «висело» – ни много ни мало – три смертных приговора: первый – судебный, второй – работников милиции за смерть своих коллег и третий – воров в законе за убийства криминальных авторитетов.

Реально оценивая ситуацию, Солоник разработал собственную систему безопасности, одним из элементов которой было ежедневное посещение его адвокатом.

Одни называют Солоника преступником и убийцей (хотя суда над ним не было), другие – Робин Гудом, выжигающим «криминальные язвы» общества. Но так или иначе Солоник – личность, способная на Поступки. Три его побега из мест заключения, включая последний из «Матросской тишины», сделали его легендой криминального мира.

Солонику посвящены многочисленные статьи в газетах и журналах, главы документальных книг, фильмы. Но кто может знать его лучше, чем его адвокат, единственный человек с воли, которому он доверил свою судьбу, а также завещал в случае смерти и свои воспоминания, записанные на аудиокассеты. Их мне передали в Греции, где при весьма загадочных обстоятельствах погиб Солоник.

Идея подобной книги впервые пришла Солонику во время следствия.

Вечером, накануне моего очередного посещения, по телевидению показывали какой-то остросюжетный детектив. И тут он, пренебрежительно отозвавшись о фильме, заметил, что если бы, мол, про него написали, то получился бы суперостросюжетный роман. Тогда я в шутку ответил – кто тебе мешает, сам и напиши... А он, помолчав, покачал головой – нет, это можно сделать только после моей смерти, и уточнил: иначе прольется море крови, да и мне самому не жить.

Прошло время, события приняли стремительный оборот.

Понимая, что может не дожить до суда, Солоник совершает побег из «Матросской тишины» и почти полтора года прячется за границей.

Моего напарника по этому делу, адвоката Алексея Завгороднего, вскоре после побега Солоника жестоко избивают у подъезда.

За мной начинается тотальная слежка. Мне устраивают два официальных допроса. Правоохранительные органы проводят обыск на моей квартире. От оперативников я получаю советы «беречь свое здоровье».

Зато в криминальном мире мой «авторитет» растет, круг моих «крутых клиентов» резко расширяется. После ряда публикаций в периодике за мной чуть ли не закрепляется кличка «адвокат киллеров», «адвокат мафии». Но жизнь продолжается. И каждый из нас, причастных к этому делу, живет своей жизнью.

Затем происходят новые непредсказуемые события: в конце января 1997 года мне неожиданно звонит Солоник и просит в случае его смерти опубликовать то, что записано им на пленку. Затем приходит известие о его гибели. Вскоре я еду в Грецию и знакомлюсь с этими записями.

Я до мелочей запомнил тот день, когда закрылся в номере греческой гостиницы и несколько дней в шоковом состоянии слушал исповедь Солоника.

Да, он был прав на сто процентов – прольется море крови, снова начнутся мафиозные разборки...

С другой стороны, мне, доверенному лицу Солоника, следовало выполнить его последнюю волю.

Поэтому я решился написать роман, изменив ряд имен и событий (чтобы не было больше крови).

Наверное, многие узнают иных персонажей этой книги, встретят знакомые эпизоды и события. Есть здесь и фрагменты моей биографии, отсюда подзаголовок: «Записки адвоката». И тем не менее я прошу считать эту книгу художественным произведением, ее содержание не может быть использовано на следствии или в суде.

Я благодарен экспертам, помогавшим мне работать над этой книгой, представителям правоохранительных органов, четко осуществлявшим свои должностные обязанности, братве, которая все «оценила с пониманием», и тем, кто помог «не до конца», так как оказался в СИЗО и на зоне.

Отдельная благодарность – съемочной группе Центрального телевидения во главе с Олегом Вакуловским, автором документального фильма «Красавица и чудовище», снятого при моем участии в Греции.

«Александр Солоник – киллер на экспорт» – вторая книга из задуманного цикла. Первая – «Солоник – киллер в законе», изданная недавно, вызвала большой интерес и сразу стала бестселлером.

Хочется верить, что эти книги найдут своего читателя.

Пролог

Любое городское кладбище, как и мегаполис, делится на центр, периферию, окраины и предместья. Богатая и престижная центральная часть – для хозяев жизни, более скромные районы, опоясывающие этот центр, – для среднего класса, запущенные и невыразительные «пригороды» – для люмпен-пролетариата.

Богатый человек может позволить себе не только красиво жить, но и быть достойно похороненным: роскошные, зачастую безвкусные мраморные склепы, напоминающие виллы, в которых жили владельцы при жизни, строгие трехметровые кресты черного гранита, трогательно-печальные ангелы и вычурные стихотворные эпитафии на огромных стелах – таков обычный кладбищенский центр.

Те же кресты, лишь поменьше, поскромней, те же ангелы, но не столь изысканные, не каррарского мрамора, а гипсовые, иногда с отбитыми руками и носами – в кварталах среднего класса.

И на окраине, у самой ограды, – типовые стандартные столбики или покосившиеся кресты, где нет не только никаких эпитафий, но зачастую и медальонов-фотографий: лишь полустертые даты рождения-смерти, имена и фамилии усопших...

Третье муниципальное кладбище, расположенное далеко не в самом лучшем месте греческой столицы, никогда не считалось престижным. Правда, традиционное разделение на сектора для богатых, средний класс и бедных сохраняется и тут. Но людей, по-настоящему богатых, предпочитают здесь не хоронить. На окраине Афин, как правило, находят последнее пристанище аутсайдеры жизни: сезонные рабочие, безработные учителя, разорившиеся мелкие торговцы, изгнанные со службы государственные чиновники, списанные на берег моряки, дешевые проститутки, албанские, болгарские, румынские, югославские и советские иммигранты, прочие неудачники. Довольно большой участок зарезервирован Министерством общественного порядка под захоронения погибших при несчастных случаях, чьи тела по каким-то причинам не востребованы родственниками.

Именно в таком секторе Третьего муниципального кладбища Афин, пожалуй, самом бедном и унылом, в начале марта 1997 года появился огромный беломраморный крест с надписями по-гречески и по-русски, извещавший, что под ним покоится Александр Сергеевич Солоник, ушедший из жизни 1 февраля этого же года в возрасте тридцати семи лет. Крест этот – несуразно большой, роскошный, с благородной темной позолотой – странно смотрелся на фоне бедных стандартных надгробий и покосившихся стел, словно роскошный коттедж, невесть почему выросший среди типовых трущоб рабочего предместья.

Цветы у подножия креста давно увяли, превратившись в мусор. Ржавчиной окрасились металлические венки. Наверняка после похорон на могиле не было ни единого человека. Тишина, тоска и уныние...

Пятое марта 1997 года выдалось пасмурным и ветреным. По ртутно-серому афинскому небу пробегали низкие рваные облака, раскачивались с печальным шумом верхушки кипарисов и пиний. Со стороны Пирея медленно и неотвратимо надвигалась огромная сизая туча, предвещая скорый дождь.

День клонился к закату. Посетителей в этой части кладбища почти не было, не считая нескольких облаченных в траур старых гречанок у свежего холмика да еще мужчины неопределенного возраста. У мужчины были маловыразительные, словно стертые, черты лица, ординарная, незапоминающаяся фигура, одежда без особых деталей и излишеств. Весь его облик невольно воскрешал в памяти обтекаемые, но тем не менее устрашающие слова «секретные спецслужбы». Глядя на «серенького», можно было подумать, что он скорбит над заброшенной могилой с потрескавшимся женским медальоном, но этот человек то и дело бросал быстрые взгляды на уходящую в перспективу аллею памятников, на белеющий крест каррарского мрамора.

И неудивительно: имя Александр Солоник, выведенное на беломраморном кресте тусклым золотом, вот уже два года не сходило со страниц газет в России и за ее пределами. Имя Александра Солоника почти ежедневно звучало с экранов телевизоров, на планерках РУОПа и МУРа, в камерах следственных изоляторов и в фешенебельных апартаментах «новых русских». Его без конца повторяли и на сибирских зонах, и на новомодных испанских да кипрских курортах. О Солонике писали книги, снимали документальные фильмы, а число убийств, приписываемых этому человеку, множилось с каждым днем.

Его имя внушало ужас многим: от седых, состарившихся на службе следователей прокуратуры до заматерелых на зонах и пересылках воров в законе; от не в меру оборзевших авторитетов новой формации, именуемых чаще «отморозками», до респектабельных, уверенных в себе и своей охране банкиров и бизнесменов. «Киллер номер один», «безжалостный наемный убийца мафии», «самая загадочная фигура современной криминальной истории России», наконец, несколько претенциозное «Александр Македонский» – так именовали того, чьи останки покоились теперь на Третьем муниципальном кладбище Афин.

Александр Македонский задавал загадки при жизни, и совсем неудивительно, что смерть его сделалась еще большей загадкой... По этой причине с самого дня похорон за беломраморным крестом с русскоязычной надписью было установлено скрытое дежурство неприметных соглядатаев. Впрочем, одним дежурством дело не ограничивалось...

В конце кладбищенской аллейки хрустко зашуршал гравий под подошвами. Соглядатай насторожился, попытался рассмотреть посетителя, но вечерние сумерки и причудливые темные тени кипарисов, упавшие на дорожку, не дали такой возможности. Да и в погожий, солнечный день вряд ли бы ему удалось как следует рассмотреть этого человека. На нем были массивные черные очки, воротник куртки поднят, натянутая по брови вязаная шапочка скрывала цвет волос и прическу. Так мог одеваться и пирейский докер, и мелкий лавочник, торгующий шубами, и любой праздношатающийся, каких в Афинах не счесть. Впрочем, как сразу же определил соглядатай, этот человек явно не был лавочником, равно и не праздношатающимся. Да и наверняка не местный житель. Характерный профиль, пружинистая походка невольно воскрешали в памяти соглядатая нечто знакомое...

Он вздрогнул, тряхнул головой, словно стараясь прогнать навязчивое наваждение. Но человек в темных очках, несмотря на маскировку, казался ему до боли знакомым, никаким не наваждением.

Запоздалый посетитель кладбища подошел к роскошному кресту-надгробию с русскоязычной надписью. Извлек из-под полы куртки смятый букетик цветов и, расправив его, положил у подножия. Постоял, о чем-то размышляя, а затем, подойдя поближе и приподняв черные очки, долго и пристально рассматривал надпись.

Даже теперь, в сумрачный вечерний час, было заметно: скорби, приличествующей посещению последнего места успокоения, в облике посетителя могилы Александра Солоника явно не наблюдалось. Наоборот, в каждом движении сквозили спокойствие и деловитость. Так мог вести себя разве что судебный исполнитель, желающий убедиться в стопроцентном свершении того или иного факта.

Серенький продолжал внимательно наблюдать за посетителем. В какой-то момент ему показалось, что губы того скривились в злорадной усмешке. Конечно, можно было подойти поближе, но ему явно не хотелось выдавать своего присутствия. Он извлек из кармана портативную рацию, нажал кнопку, что-то тихо произнес.

А обладатель черных очков тем временем, бросив в сторону могилы прощальный взгляд, быстро пошел прочь. Но не в направлении центральной аллеи, ведущей к выходу, а в глубь кладбища.

Наблюдатель уже было направился вслед за странным посетителем, но, заметив в конце поперечной аллеи еще одну темную тень, решил подождать. И не ошибся: появился еще один посетитель могилы Александра Солоника.

Впрочем, в отличие от предыдущего, тот, второй, отнюдь не маскировался, и наблюдатель сразу же узнал его. Это был Адвокат – человек, который при жизни защищал того, на чьей могиле ныне высился огромный беломраморный крест. По непонятной иронии судьбы Адвокат стал одним из немногих, кто принял участие в своем бывшем клиенте и после смерти.

Адвокат – обычно вежливый, улыбчивый, корректный и обходительный, – а именно таким знал его серенький соглядатай, – на этот раз выглядел уставшим и проявлял нервозность. Он то и дело оглядывался по сторонам, раздраженно вертел головой, словно воротник длинного черного плаща натирал ему шею. Так может вести себя человек, которому кажется, что его преследуют.

Соглядатай немного расслабился и закурил. Перед выходом на дежурство ему сообщили, что Адвокат, специально прилетевший в Афины проездом в Москву с Кипра, непременно должен посетить могилу своего самого знаменитого клиента. Знал, что завтра утром он улетает в Москву, вследствие чего, очевидно, пробудет у могилы совсем недолго...

Адвокат и впрямь пробыл у могилы всего несколько минут. Неизвестно, к чему склонило его посещение кладбища – к размышлениям о скоротечности бытия, непредсказуемости жизненных сюжетов, а может быть, к мыслям о том, что своей смертью человек, лежащий под этим беломраморным крестом, задал самую большую загадку из всех, которые задавал?

Адвокат постоял, помолчал, поправил старые венки и, осмотревшись по сторонам, двинулся к выходу.

На тихие, безмолвные могилы опускались синие вечерние сумерки. Контуры мраморных крестов и надгробий призрачно вырисовывались в темном обрамлении кладбищенской зелени. Высоко, в кронах деревьев, гортанно кричали, дрались, шумно хлопая крыльями, птицы. Незаметно приползла туча, и первые дробные капли упали на сухую каменистую землю.

Серенький, докурив сигарету, осмотревшись по сторонам, двинулся к надгробью. Зайдя к кресту сзади, он нагнулся и извлек из скрытого тайника у старого дерева портативную видеокамеру. Достал кассету, профессионально быстро зарядил другую, вновь установил камеру на прежнее место, после чего спрятал отснятую пленку во внутренний карман. Посмотрел на часы и двинулся к выходу с кладбища.

До конца его дежурства оставалось две минуты – смена ждала его за оградой.

Кассета, извлеченная из замаскированной портативной видеокамеры, была просмотрена спустя полчаса. Именно столько времени потребовалось серенькому соглядатаю, чтобы добраться до здания в центре греческой столицы, принадлежащего, судя по вывеске, российскому торговому представительству в Греции. Уже на выходе с кладбища он выяснил, что посетителя в темных очках «наружка» не засекла – одного лишь Адвоката, который был зафиксирован всеми наблюдателями. Ничего удивительного тут нет: посетитель в темных очках соблюдал элементарные законы конспирации, согласно которым желательно не входить и не выходить через одну и ту же дверь. Уходя, он направился не к главному входу, через который вошел на кладбище, а куда-то в сторону. А расставить наблюдателей по периметру забора этого огромного кладбища весьма проблематично.

Кассету просматривал один из начальников серенького. Он чем-то неуловимо напоминал самого соглядатая – такое же стертое лицо, скупые, выверенные движения, неприметность черт и отсутствие запоминающихся деталей в одежде.

Большая часть видеоматериала не дала ничего – неподвижное белое пятно креста, который, будучи зафиксированным камерой снизу, с земли, казался еще крупнее, чем на самом деле. В объектив камеры попала пушистая ветвь пинии, приземистые стелы на других могилах.

Впрочем, появление человека в темных очках, о котором успела доложить «наружка», также заставило начальника серенького вздрогнуть. В кладбищенской полутьме его изображение получилось несколько смазанным, и хотя черные солнцезащитные очки, вязаная шапочка и поднятый воротник куртки маскировали внешность, но странный посетитель Третьего муниципального кладбища оказался необыкновенно похож на того, чье тело лежало под беломраморным крестом с русскоязычной надписью. Человек, просматривавший видеоматериал, знал Солоника не год и не два и потому никак не мог ошибиться. В отличие от некомпетентных журналистов ему, непосредственному куратору Солоника, об Александре Македонском было известно все. Или почти все.

Куратор вновь и вновь перематывал кассету, возвращая ленту к моменту появления у могилы Солоника странного посетителя, нажимал на «стоп-кадр», всматривался в его лицо, выглядевшее на экране очень размытым, но так и не мог ответить на вопрос, кто же такой этот человек.

Да, он был очень похож на того, чью могилу пришел посетить: рост, фигура, походка. Приглядевшись, можно было найти сходство и в чертах лица.

Кто же это был?

В который уже раз зафиксировав изображение «стоп-кадром», Куратор выдвинул ящик стола и извлек толстую папку алого сафьяна. Раскрыл, зашелестел бумагой, достал свидетельство о смерти, протокол посмертного осмотра тела, результаты дактилоскопической экспертизы и акт патологоанатомического вскрытия.

Отпечатки пальцев совпадали, как и особые приметы: послеоперационные шрамы в районе поясницы, слепки нижней челюсти, антропометрические данные, даже иголка, забытая врачами после удаления почки, была, если верить акту, найдена в теле трупа...

Все говорило о том, что под мраморным крестом покоится Александр Сергеевич Солоник.

Но сегодняшний видеоматериал если не свидетельствовал об обратном, то, по крайней мере, наводил на определенные размышления.

Кто этот странный человек, посетивший сегодня Третье муниципальное кладбище?

С какой целью он приходил на могилу убитого киллера?

Почему он странным образом похож на покойного?

Вопросов было куда больше, чем ответов, и Куратор, вновь и вновь просматривая посмертные документы и видеоматериал, понимал, что сегодня не сумеет ответить хотя бы на один из них. Но вряд ли теперь найдется человек, который со стопроцентной уверенностью будет утверждать, что под мраморным крестом покоится тот самый Александр Солоник, чье имя еще недавно наводило ужас на самых крутых хозяев жизни – тех, кто на виду, и теневых. В Александра Солоника уже играют дети. Наряду с Сильвестром, Япончиком и Михасем он стал криминальной эмблемой новой, постперестроечной России!

Куратор просматривал видеоматериалы долго. В какой-то момент ему даже показалось, что посетитель кладбища и есть Александр Солоник, но, в который раз взглянув на посмертные документы, он усилием воли отогнал от себя эту навязчивую мысль.

Мертвые никогда не оживают – афоризм. Впрочем, согласно другому афоризму, мертвые тянут за собой на тот свет живых. В справедливости этого утверждения Куратор неоднократно убеждался.

Щелчок пульта дистанционного управления – кассета медленно вылезла из узкой щели видеомагнитофона.

Куратор взял трубку мобильного телефона и набрал номер.

– Его адвокат что, по-прежнему здесь? – спросил он неведомого собеседника.

– По дороге с Кипра, на сутки. Завтра вылетает в Москву, – последовало объяснение. – Уже и билеты купил. Продолжать наблюдение?

– Можете снять, – бросил Куратор. Отложил мобильный телефон и вновь вставил кассету в видеомагнитофон...

Примерно в то самое время, когда Куратор покойного Александра Македонского сосредоточенно просматривал видеоматериалы, Адвокат прибыл в гостиницу и поднялся в номер.

Он действительно вымотался за эти дни – наверное, никогда еще за свою жизнь он не уставал так, как тут, в Греции.

Все началось в Москве, сразу же после скандального побега его подзащитного из СИЗО № 1, более известного под названием «Матросская тишина». Газеты взвыли, телевидение едва ли не ежедневно крутило материалы о дерзком беглеце. Падкие на сенсации журналисты множили слухи, а Региональное управление по борьбе с организованной преступностью взяло в оборот его, Адвоката, в качестве крайнего.

Раз бежал из тюрьмы преступник, стало быть, виноват адвокат. При всей абсурдности этого утверждения его можно обосновать и аргументировать.

Кто самый близкий человек для подследственного? На кого может рассчитывать в тюремных стенах тот, кого не сегодня завтра приговорят к высшей мере – а именно «вышка» светила Солонику за убийство сотрудников милиции на Петровско-Разумовском рынке (не говоря уже о других, более громких)? Рассчитывать можно было лишь на защитника, положенного подследственному по Конституции: на его знание Уголовного и Уголовно-процессуального кодексов, его связи, жизненный и профессиональный опыт, наконец, на обычное везение. Так у подследственного рождается пусть зыбкая, но все-таки какая-то надежда.

А уж если подследственный, не дождавшись, пока самый гуманный в мире суд «намажет ему лоб зеленкой«, бежит, то виноватым оказывается, естественно, тот, кто помогает узнику в тюремных стенах.

Короче говоря, у Адвоката начались проблемы, и весьма крупные.

Конечно, до прямых обвинений в пособничестве побегу не доходило, но пришлось испытать сильный прессинг, притом очень жесткий.

Недавнего защитника дерзкого беглеца напрягали все кто угодно: высокопоставленные руоповцы и администрация следственного изолятора, лидеры оргпреступных группировок, чьих паханов в свое время завалил именитый клиент, и журналисты, прокуратура, ФСБ, еще какие-то структуры, о существовании которых Адвокат до того момента мог лишь смутно догадываться...

Наверняка последние и установили за защитником Солоника «наружку». Бежевая «шестерка» без зазрения совести преследовала его «БМВ» по всей Москве, и недавний адвокат Македонского был внутренне готов к самым серьезным неожиданностям.

Впрочем, вскоре Адвоката оставили в покое, и тому были свои причины. А еще через несколько месяцев скандал поутих, и о Солонике вспоминали все реже. Помнили о загадочном киллере, стрелявшем без промаха, кандидаты на киллерское «исполнение» – все эти воры, паханы, авторитеты. Помнили о нем и те, кто законными средствами боролся с клиентами Македонского: РУОП, прокуратура, МУР, ФСБ...

Помнили и тоже искали, но найти, естественно, не могли. Умный, опытный, отлично подготовленный профи умело уходил из расставленных ловушек.

И вот второго февраля 1997 года в Москву из Греции пришло известие, будто бы труп великого и ужасного Солоника найден на пустыре вблизи Афин со следами удушения. Адвокат, помня о профессиональном долге, тут же вылетел на Балканы.

В Афинах он нанес визит в Министерство общественного порядка, провел долгие, но, увы, безрезультатные переговоры с греческими властями о выдаче тела. Оформи7л документы для матери покойного Солоника, вылетевшей в Афины из Кургана. Состоялись утомительные беседы в российском посольстве, в местном отделении «Интерпола», встречи с людьми, знавшими Македонского хорошо, шапочно или не знавшими вовсе, но тем не менее утверждавшими, что знали. Наконец, последовал визит в морг, печальная необходимость.

И он, Адвокат, видел труп, найденный в окрестностях Афин.

Вроде бы в морозильной ячейке действительно находилось тело его бывшего клиента. Во всяком случае, имело место формальное сходство. И послеоперационный шрам, и черты лица, и фигура, и рост... Но уже в морге что-то подсказывало Адвокату, что все не так просто, как может показаться на первый взгляд.

Удивила мать Солоника – Адвокат мельком видел ее на ступеньках морга, сразу же после опознания. Ее лицо было непроницаемо, и на щеках не было слез.

Так кто же лежит на Третьем муниципальном кладбище Афин под беломраморным крестом?

Солоник?

Или же он, предвидя неизбежные преследования, сумел-таки подсунуть вместо себя двойника. И не просто подсунуть, но и убедить потенциальных убийц, что это и есть тот самый человек, крови которого они так жаждут...

Адвокат закурил, откинулся на спинку кресла, развернул газеты, купленные им еще до отлета в Грецию...

«В Греции давно ловили живого Солоника, а нашли мертвого», – писали влиятельные «Известия» 5 февраля 1997 года.

«В Афинах убит Александр Солоник, он же Саша Македонский. Греческие средства массовой информации наперебой рассказывали о том, что прибывшая в страну таинственная „группа захвата“ из Москвы пыталась арестовать преступника, разыскиваемого более полутора лет после бегства из столичного СИЗО № 1 „Матросская тишина“, однако обнаружила лишь его труп.

Между тем из скупых и весьма расплывчатых комментариев официальных лиц в российских правоохранительных органах невозможно, хотя бы с малой долей вероятности, предположить, кто и при каких обстоятельствах «убрал» Солоника. Как, впрочем, нельзя точно утверждать, что найдены останки именно этого человека...»

А «Коммерсант-Дейли» от 4 февраля 1997 года сообщала:

«Пока афинская полиция рассматривает три версии о мотивах убийства Солоника. По одной из них, с Сашей Македонским расправилась русская мафия. Речь скорее всего идет о бауманской преступной группировке, двух лидеров которой, Глобуса и Бобона, Солоник застрелил в 1993 и в 1994 годах.

По второй версии, смерть курганского авторитета – разборки внутри обосновавшихся в Греции русских преступных группировок. Они слишком трепетно относятся к своему бизнесу и не терпят чужаков.

Третья версия – наиболее скандальная. Солоник, как считают греческие полицейские, давний агент КГБ, и с ним расправились российские спецслужбы. В ФСБ, правда, заявили, что к Солонику и его преступной деятельности не имеют никакого отношения.

Нельзя не отметить, что смерть Александра Солоника была на руку как МВД, так и прокуратуре. Уголовное дело по факту убийства Солоника российские милиционеры расследовать не будут: он был убит на территории иностранного государства...»

Что правда, то правда: смерти этого человека жаждали многие, очень многие. И Солоник, человек, безусловно, неглупый, хитрый и расчетливый, прекрасно понимал, что его смерть станет выгодна для всех. И уж наверняка прогнозировал дальнейшие события. И не только прогнозировал, но и готовил собственный сценарий.

Адвокат вновь зашелестел газетным листом – концовка материала в газете «Сегодня» за 5 февраля была созвучна его соображениям:

«Не секрет, что труп Солоника хотят увидеть очень многие. Вот только вопрос: а мертв ли он? Допустим, что Саша Македонский «скорее мертв». Вот только «мифы и легенды» Греции заставляют в этом усомниться...»

Сигарета, зажатая между пальцами, неслышно тлела, пепел падал на полированный стол, но Адвокат не замечал этого. Сунул руку во внутренний карман пиджака, извлек диктофончик и четыре микрокассеты, вставил одну из них, нажал на воспроизведение.

Это были предсмертные воспоминания Александра Солоника. Хотя, как знать, может быть, и не предсмертные?

Кассеты эти хранились в специальной ячейке банка в Лимасоле. Адвокат специально летал на Кипр, чтобы извлечь их оттуда. Недавнему посетителю Третьего муниципального кладбища очень не хотелось вспоминать, кто, как и при каких обстоятельствах сообщил ему об этих аудиозаписях. Да и могли ли они теперь что-нибудь изменить?

Тихо, почти неслышно шелестела магнитная лента, и знакомый голос, который он столько раз слышал в кабинете «Матросской тишины», неторопливо, обстоятельно повествовал о жизни Саши Македонского. О том, как простой, ничем не примечательный курганский парень стал грозой и ужасом русской мафии. О том, почему МУР, РУОП, специальные поисковые группы ГУИНа, прокуратура и ФСБ с их воистину неограниченными возможностями так долго не могли выйти на след «курганского Рэмбо». И конечно же, о тех, кого ему, Александру Солонику, приходилось «исполнять». Правда, рассказчик старался не упоминать о тех людях, которые стояли за киллерскими отстрелами, – о тех, кто заказывал ему убийства, о тех, с чьей помощью он был извлечен из СИЗО «Матросская тишина», кто организовал ему бегство в солнечную Грецию. Когда же монолог подходил к самому главному, к кукловодам, незримо дергавшим за ниточки из-за кулис, голос рассказчика становился каким-то тусклым, речь сбивчивой – так может говорить лишь человек, который рассчитывает в будущем никогда с теми кукловодами больше не встречаться.

Но тогда получается, что Солоник скорей жив, чем мертв.

Это была не исповедь и не мемуары, и уж тем более не крик души. Кому, как не Александру Македонскому, знать: за его именем тянется шлейф догадок, домыслов, слухов и сплетен, порой самых неправдоподобных и жутких. И, наверное, он посчитал своим долгом изложить события таковыми, какими они виделись ему самому.

Удивительно, но повествование велось от третьего лица: не «я, Саша», а «он, Александр». Словно Юлий Цезарь в «Записках о Галльской войне». Когда-то, еще во время заключения в «Матросске», Солоник сказал своему защитнику: «Я хотел бы, чтобы обо мне написали книгу или сняли фильм. Впрочем, что толку? Ведь мне не придется ни читать ее, ни смотреть».

В гостиничном номере сгустились сумерки. Давно уже зажглись фонари, окна домов, вспыхнули огни реклам, но Адвокат, сидя в полумраке, словно завороженный слушал голос давно уже мертвого человека...

Да, когда-то Александр Солоник действительно хотел, чтобы Адвокат написал о нем книгу, и желательно правдивую. Он оставил исходные материалы. Рассказал обо всем, что касалось собственного появления на свет, но в другом качестве – Александра Македонского.

Что-то Александр Солоник знал наверняка, о чем-то лишь догадывался, а что-то приходилось ему и домысливать.

Впрочем, за последнее никто не мог поручиться в точности, даже он сам...

Глава 1

Белоснежный океанский лайнер «Королева Елена» – огромный, грузный, величественный, пришвартованный толстенными, едва ли не с человеческую руку толщиной, канатами, стоял у причала афинского порта Пирей в ожидании таможенного и паспортного контроля. Слабый ветерок шевелил греческий флаг на корме. На причале появились портовые рабочие, толпились встречающие, суетились торговцы вразнос с лотками сигарет, прохладительных напитков, презервативов и местных сувениров.

Лайнер недавно прибыл из Стамбула. Пирей был транзитным портом по пути в Александрию, но большинство пассажиров выходили на берег именно тут. Среди них и верткие коммивояжеры, и беззаботные туристы с фотоаппаратами и видеокамерами, влекомые в Элладу школьными воспоминаниями о Парфеноне, Перикле и «трехстах спартанцах», и скромные религиозные паломники по святым местам Греции...

На верхней палубе, особняком от толпы, томимой жарой в ожидании момента, когда можно будет сойти на берег, стояли двое. Первый – серенький, неопределенного возраста мужчина то и дело бросал настороженные взгляды на толпу пассажиров. Скупые, уверенные движения, стертое, словно на старой монете или медали, лицо, неожиданно хищный прищур глаз. Второй пассажир «Королевы Елены» также ничем особым не выделялся: рост ниже среднего, лицо овальное, прямые светло-русые волосы. А вот взгляд угрюмый, настороженный, исподлобья.

Этих людей вряд ли можно было причислить к коммивояжерам или туристам, тем более к паломникам. Так могут выглядеть разве что люди, путешествующие по служебной надобности.

Рядом с «Королевой Еленой» лениво покачивались на ласковых волнах залива катера, фелюги и яхты. Погожим солнечным днем вода в бухте была пронзительно-синей. Солнечная дорожка слепила глаза, и серенький, достав из нагрудного кармана рубашки солнцезащитные очки, надел их.

– Ну что, Александр Сергеевич, не ожидали очутиться после тюрьмы на курорте? – не глядя на спутника, поинтересовался серенький. – Вы ведь когда покинули гостеприимную «Матросскую тишину»? – Он сознательно избегал слова «бежал». – Пятого июня? А сегодня всего лишь тринадцатое июля. Получается, всего-то чуть больше месяца прошло. Запомните этот день.

Его сосед ничего не ответил, а серенький продолжил:

– Ничего, немного отдохнете, наберетесь сил на этом курорте. А потом – за работу. – Видимо, солнце, море и беззаботная толпа настраивали обладателя черных очков на легкомысленный лад.

Тот, кого он назвал Александром Сергеевичем, подошел к поручням и взглянул на набережную. Фигурки стоящих в оцеплении полицейских, казавшихся с борта «Королевы Елены» игрушечными, заставили его прищуриться.

Спутник перехватил этот взгляд.

– Не волнуйтесь, паспорт у вас самый что ни на есть настоящий. Надеюсь, помните, что теперь вы не Александр Сергеевич Солоник, а Кесов Владимирос, сын Филаретоса и Марии, греческий репатриант из Рустави?

– Да уж помню, – вздохнул собеседник, тронув сумку, в которой лежали документы.

– Вот и отлично. Ну, давайте к трапу, на берегу нас ждут.

Паспортный контроль прошел без проблем. Спустя полчаса юркий «Фольксваген-Гольф» катил по запруженным машинами улицам в сторону тихого пригорода...

Рельефно выпуклая серебристая тарелка спутниковой антенны пронзительно-ярко блестела в лучах полуденного южного солнца, отбрасывая в стороны серебристые блики. Под залитой солнцем крышей красной черепицы расчирикались вездесущие воробьи. Они почти не отличались от родных, российских, и это была первая мысль, которая пришла в голову Саше Солонику на новом месте.

Серенький, бывший не кем иным, как Куратором, сразу же по прибытии поселил знаменитого еще недавно арестанта следственного изолятора «Матросская тишина» в загородном коттедже, небольшом, но уютном, а главное, безопасном. Комнаты с кондиционерами и вентиляторами, отнюдь не лишними в июльскую афинскую жару, маленький, но радующий глаз садик с дорожками, аккуратно посыпанными желтым песком, неглубокий чистый бассейн – все это находилось под наблюдением хитроумной системы сигнализации и скрытых наружных видеокамер.

– Располагайтесь, отдыхайте, теперь это ваш дом. – Серенький сделал по-хозяйски приглашающий жест. – На акклиматизацию и реабилитацию после тюрьмы вам дается две недели. Думаю, хватит. Ну пока, если что – звоните, телефон вы знаете...

Куратор, вежливо попрощавшись и пообещав позвонить, ушел, а Солоник, осмотревшись на новом месте, решил несколько дней посвятить отдыху.

Теперь, после всего пережитого, он имел право хоть немного расслабиться – наверное, впервые в жизни. А расслабляться было от чего...

Уже на следующий день, заметно отдохнувший и посвежевший, Саша уселся перед телевизором – спутниковая антенна отлично принимала российские программы: ОРТ, РТР, НТВ. Запасся он и газетами – «Коммерсант-Дейли», «Новая газета», «Московские новости», «Известия», «Сегодня». И во всех писали о нем – великом, ужасном и загадочном киллере, грозе российской мафии. Газетам вторили телевизионные каналы. Правда, сообщения зачастую противоречили друг другу, да и вряд ли хоть одно из них могло претендовать не только на объективность, но и на простую правдивость в изложении фактов.

Респектабельные «Московские новости» за 8 июня 1995 года всерьез утверждали:

«Рецидивист, профессиональный убийца и бывший спецназовец Александр Солоник 5 июня 1995 года совершил дерзкий побег из элитарного 9-го блока „Матросской тишины“ (где содержались в недавнем прошлом путчисты образца 1991 и 1993 годов), что до него не удавалось сделать никому.

Понятно: осуществить подобное он мог только при поддержке очень влиятельных людей. Ответить на вопрос, кто стоит за побегом, сегодня сложно. Но «послужной список» киллера позволяет сделать некоторые предположения.

В сентябре прошлого года в центре Москвы взлетел на воздух «Мерседес-600». В салоне сгоревшей машины нашли труп якобы ореховского авторитета Сильвестра (Сергей Тимофеев). Однако позже поползли слухи, что Сильвестр жив. Его вроде бы видели в Одессе, Москве и Вене. Если версия о живом Сильвестре верна, то побег Солоника может оказаться делом его рук...»

Киллера столетия, Александра Македонского, натаскивали на ликвидацию руководителей Североатлантического блока. Таково было предположение «Новой газеты».

«Еще до начала службы в милиции он служил в привилегированной воинской части в Группе советских войск в Восточной Германии, точнее, в бригаде спецподразделения военной разведки, сотрудников которой на Западе звали „красными дьяволами“. Эту бригаду тренировали для нападений и ликвидации высших военных руководителей стран – членов НАТО».

На самом деле срочную службу он проходил в обычной танковой части, пусть и гвардейской, пусть и в ГСВГ, но никакой не спецназовской. Сейчас из него делали едва ли не русского Джеймса Бонда, вездесущего загадочного агента «007». Естественно, ничего, кроме саркастической улыбки, у Солоника это не вызывало.

Наверное, ближе всех к правде оказалась «Комсомольская правда», писавшая несколько позже, 7 июля 1995 года:

«Призрак Солоника бродит по России. Нет, не жителя Кургана, бывшего милиционера и беглого зэка. А призрак отчаянного одиночки, неуловимого мстителя, пытающегося остановить уголовный беспредел, прогрессирующую криминализацию общества и государства.

Да неужели же больше некому?»

Саша отложил газеты, задумался, морща лоб.

Да, наверное, больше действительно некому. Если бы было кому, то вряд ли бы загадочная структура, стоявшая за ним, стала вытаскивать его, Александра Македонского, из «кагэбэшного» Девятого спецкорпуса «Матросской тишины». Вряд ли бы с ним стали возиться, выправлять дорогостоящие документы. Вряд ли бы переправили сюда, в Грецию. На него и теперь делали ставку.

Он, Александр Солоник, был не просто киллером. Из него создали монстра, эдакого «крошку Цахес», именем которого было удобно пугать. И им пугали. И он, Александр Македонский, прекрасно знал это...

Саша смежил веки и, вытянув ноги, отключил звук телевизора, щелкнул кнопкой вентилятора. Ощущение полной безопасности, которое он испытывал тут, в уютном коттедже под Афинами, успокаивало. Конечно, ближайшее будущее туманно, но даже такая неопределенность лучше грядущего суда с хорошо предсказуемым приговором к высшей мере. Впрочем, приговор этот может быть заменен на пожизненное заключение, но и перспектива провести остаток жизни в спецтюрьме для «пожизненников» на острове Огненном, конечно же, не могла радовать.

Воздушные волны, вздымаемые мощными лопастями вентилятора, навевали прохладу лицу, шевелили волосы, и Александр, расслабившись, скрупулезно воскрешал в памяти события, предшествовавшие сегодняшнему дню. Он неторопливо перелистывал книгу жизни, и печального в ней было куда больше, чем радостного...

В 1978 году уроженцу города Кургана Александру Сергеевичу Солонику исполнилось восемнадцать. Это значило, что он имел полное право жениться, избирать и быть избранным в органы власти, но также пришла пора призваться в армию.

О женитьбе он тогда и не помышлял, тем более о выборных должностях, зато повестка из военкомата не заставила себя ждать. Призывник с кристально чистой, назапятнанной анкетой и стопроцентным пролетарским происхождением (отец – железнодорожник, мать – медсестра), Саша Солоник в числе немногих попал за границу, в ГДР, которая в то время была членом Варшавского Договора и надежным стратегическим союзником Советского Союза.

Два года службы пролетели быстро, и, вернувшись домой, счастливый дембель встал перед естественным вопросом: что делать дальше?

Учиться пять лет в вузе на правильного стосорокарублевого инженера или учителя средней школы?

Ехать по комсомольской путевке на БАМ, таскать шпалы и кормить собой таежный гнус?

Устраиваться в бригаду шабашников, специалистов по покраске фасадов высотных зданий на Дальнем Востоке, или каменщиков, виртуозов мастерка и отвеса где-нибудь на Крайнем Севере?

Учиться его тогда не тянуло. Даже строительный техникум, в котором он был вроде бы на хорошем счету, пришлось бросить. Таскать шпалы на участке Беркакит—Тында не было желания, так же, как горбатиться по десять-двенадцать часов, пусть даже и за большие деньги, в зонах с тяжелыми климатическими условиями.

А потому дальше была милиция – пресловутая ППС, патрульно-постовая служба.

В ментовку Солоник попал скорей по инерции, нежели по твердо осознанному желанию: купился на дешевую романтику в духе крутых детективов, которые в те времена вовсю печатались в популярном журнале «Человек и закон». В них воспевались беззаветное служение законности и порядку, романтическая игра в полицейских и воров, сыщиков и бандитов, где все правила игры неукоснительно выполняются обеими сторонами. На самом деле в нелегкой милицейской службе не было никакой романтики, и это новый сотрудник понял меньше чем через месяц. Свободное время короталось в коллективных пьянках, игре в подкидного дурачка и рассказах о постельных победах над местными девицами, по большей части сочиненных на скорую руку. В ментовке царил грубый мат, чинопочитание, подозрительность, тихое стукачество друг на друга, исподволь поощряемое начальством, которое едва ли не в открытую собирало компромат на всех без исключения подчиненных.

Короче говоря, месяца через два Солоник окончательно разочаровался в своем первом жизненном выборе. Но писать заявление «по собственному желанию» не спешил: и впрямь, куда пойдешь на работу, если успел послужить поганым ментом? Если лишить человека в погонах привычных символов власти: полосатого жезла, «уазика» канареечной раскраски, кабинетика в РОВД с телефоном, табельного «макарова», давно не утюженной формы и служебного удостоверения – что от него останется?

Вопрос риторический...

Новый сотрудник ППС был отнюдь не глуп и быстро понял эту нехитрую, но справедливую истину. Равно и суровые реалии своего теперешнего бытия: жизненный опыт скуден, образования, считай, никакого, настоящее серо, однообразно и потому неинтересно, будущее туманно. А главное – налицо полное несоответствие возможностей и желаний, причем желания превосходили возможности.

И молодая энергия, не находя выхода на милицейской службе, обратилась в иную, совершенно естественную сторону: недорогие, но душевные бабы стали едва ли не смыслом жизни сержанта МВД Саши Солоника.

Баб у него было много – счет шел на десятки, если не на сотни. Курганские бляди, молодые и красивые, отличались непритязательностью и, как следствие, не в пример московским сравнительной дешевизной. Если женщина не ценит себя, ее всегда можно купить, главное – угадать с ценой. Аксиома сия столь же верна, как и народная мудрость: «сучка не захочет – кобель не вскочит». А цена в условиях развитого социализма в русской провинции была стандартной: накрыть «поляну», выставить бухло позабористей, чего-нибудь наплести о любви, женской красоте и высоких чувствах. Намекнуть, что эта встреча не последняя – в следующий раз можно и в кабаке посидеть. После всего этого можно со спокойной совестью переходить к совокуплению с очередной телкой до полного изнеможения.

Покупались, как правило, все или почти все. Наверное, с тех пор Саша и относился к женщинам как к глупым, продажным тварям, которых жестоко презирал, но без которых тем не менее обойтись не мог.

Жизнь текла по накатанной колее: дежурства в родной ментовке сменялись выходными, одни телки – другими. Составлялись рапорты о дежурствах, выносились благодарности и порицания начальства...

Женился, родился сын. Затем, как и водится, развод. Вновь женитьба, еще один ребенок...

Вскоре в ментовку пришла очередная разнарядка на поступление в «вышку», Высшую школу милиции. Как ни странно, пэпээсник Александр Солоник был на хорошем счету, и через несколько месяцев на его погонах, рядом с сержантскими лычками, блестели буквы «К», означавшие, что он стал курсантом Высшей школы милиции в городе Горьком.

Жизнь вдали от родного дома имеет свои преимущества, и Саша, любивший блядовать не меньше, чем многие из его коллег брать взятки и вытряхивать содержимое карманов подобранных пьяниц, вскоре уяснил для себя основную ценность такой жизни. Большой город, где нет ни родных, ни знакомых, давал замечательную возможность заняться любимым делом – траханьем телок. Тем более что приволжские бабы выглядели куда более свежими и незатасканными, нежели курганки.

Естественно, это увлечение курсанта «вышки» не могло не укрыться от милицейских педагогов, и вскоре Александр Солоник с отрицательной характеристикой был отправлен домой.

Пришлось возвращаться на родину. Безусловно, моральный разложенец вынужден был уйти из милиции. Курганское милицейское начальство в ответ на полученную из Горького «свинью» отправило туда рапорт: такой-то в органах внутренних дел больше не числится.

Но крест на милицейской службе тем не менее поставлен не был. После недолгой работы в автоколонне Солонику вновь предложили надеть погоны: на этот раз во вневедомственной охране. Впрочем, и там он прослужил недолго. После очередного скандала (естественно, с участием телок) ему пришлось снова уйти из системы МВД. На этот раз – навсегда...

Как ни странно, но бывший мент быстро нашел себя на другом поприще – на городском кладбище. Работа землекопа в «Спецкомбинате» таила в себе немало преимуществ, главным из которых был высокий и относительно стабильный заработок. Телки в его однокомнатной квартире менялись чаще, чем автокатафалки у ворот кладбища.

Возможности постепенно сравнивались с желаниями. Точнее, наоборот: желания с реальным положением дел. Саша купил машину, пусть «жигуль», пусть подержанный, зато свой. Потихоньку обставил квартиру, доставшуюся в наследство после смерти одного из родственников. А главное – вел тот образ жизни, который считал для себя вполне приемлемым и который ему, естественно, нравился. Он регулярно тренировался в спортзале, выезжал на природу с приятелями, гонял на собственной тачке по ночному Кургану. Не стоит и говорить, что молодые жительницы города по-прежнему оставались далеко не последним пунктом его жизненной программы.

А тучи над головой Солоника тем временем сгущались, и он даже не мог предугадать, насколько серьезно...

Однажды в спортзале, где Саша регулярно занимался атлетизмом, к нему подошел молодой человек, представившийся старшим следователем ГУВД. Небрежно продемонстрировав молодому человеку служебные корочки и вспомнив о милицейском прошлом завсегдатая спортзала, мусор без обиняков предложил Солонику стать внештатным сотрудником милиции, иначе говоря – стукачом.

Естественно, ответ был категорически отрицательным. Солоник заявил, что с ментовкой в его жизни покончено, что быть стукачом противно его убеждениям. А чтобы до мусорского следака побыстрей дошло, предложил тому отправляться подальше. Кладбищенский землекоп был оставлен в покое, но до поры до времени. Разобиженный следователь затаил злобу, видимо, поклявшись продемонстрировать полноту собственной власти, и оказался на редкость мстительным. Спустя несколько недель гр. Солоник А. С. получил повестку в городскую прокуратуру, где Саше было предъявлено обвинение сразу же в четырех изнасилованиях, якобы совершенных им год назад. Актов медицинского освидетельствования в уголовном деле не оказалось, так же как очных ставок и прочих процессуальных формальностей, но из здания городской прокуратуры Солоник вышел уже не простым гражданином, а подследственным.

А дальше был самый гуманный в мире советский суд, на котором у него не было ни грамотной защиты, ни серьезного алиби (какое алиби через год?). Зато у судьи, толстой, дебелой тетки, открылось вполне понятное женское сочувствие к «потерпевшим» и пресловутое «внутреннее убеждение», стоившее подследственному по статье 117 частям II, III восьми лет лишения свободы с отбыванием срока наказания в колонии усиленного режима.

Солоник, подогреваемый чувством собственной правоты, бежал прямо из зала суда и, грамотно обманув преследователей, скрылся в неизвестном направлении. Впрочем, спустя несколько месяцев он всплыл в Тюмени, где и был задержан милицейскими операми.

Состоялся еще один суд. На этот раз за побег Саше навесили дополнительно еще четыре года, и он с клеймом мусора, залетевшего за «решки» по «мохнатке», то есть за изнасилование, был отправлен в один из многочисленных лагерей Пермской области.

Естественно, с таким букетом не подходящих для зоны качеств Солонику пришлось несладко. Зона была не «красная», а «черная» – то есть масть там держали блатные. Они и приговорили его к «петушатнику»: после ритуального «опущения» новый зэк, по мнению истинных хозяев зоны, должен был пополнить ряды Светок, Танек, Машек, Клавок и прочих изгоев лагерного мира.

Первая же попытка загнать его в «петушатник» провалилась с треском: Саше это стоило семнадцати шрамов на голове, сотрясения мозга и обширной гематомы, но он отстоял себя. Как ни странно, блатные пострадали сильнее: несколько нападавших с переломами рук и ног были доставлены на «крест», то есть в медсанчасть, а «смотрящий» зоны за то, что не сумел привести приговор в исполнение, был разжалован в «мужики».

Вскоре Солоник был переведен от греха подальше в Ульяновскую «восьмерку», ИТК 78/8. Непонятно, каким образом он попал в поле зрения некой загадочной, но, судя по всему, могущественной структуры. Равным образом непонятно, чем именно заинтересовал ее, но вскоре состоялась встреча с ее представителем. Тот без обиняков предложил зэку побег, но в обмен на свободу Саша должен был отдать себя в полное распоряжение этой самой структуры.

Тогда Солоник подумал, что на него вышла «контора», то есть вездесущий и могущественный КГБ, но он ошибался: это была не «контора», а нечто похуже.

Терять осужденному менту, который не сегодня завтра обречен получить заточку в печень, было нечего. Александр, которому предстояло «откинуться» аж после двухтысячного года, принял предложение. Он вновь бежал, и побег оказался удачным, потому что план побега был разработан специалистами и на воле его уже ждали. Но с тех пор душа и тело беглеца были внесены в реестр этой самой загадочной структуры (он и сам не знал, какой именно). Так Солоник, купивший спасение столь дорогой ценой, сделался заложником собственной свободы.

Он понял это спустя несколько месяцев – в специальном тренировочном центре в Казахстане. Там его вместе с несколькими десятками других (большинство из них были с уголовным прошлым) готовили по ускоренной и усиленной программе. В нее входили акции по физической ликвидации, которые никогда не будут раскрыты, производство взрывчатых веществ, казалось бы, из совершенно безобидных вещей, вроде тех, что продаются в магазине «Бытовая химия». А еще – изготовление одноразовых глушителей из подручных материалов: от картона до капустной кочерыжки, методика установки и пользования прослушивающими устройствами, основы слежки и конспирации, театральная гримировка, прикладная медицина. Вдобавок ко всему – курс атлетизма, изматывающие кроссы, полоса препятствий, стрелковый тир, спецкурс по вождению автомобиля.

Там, в Центре подготовки, состоялась его первая встреча с немолодым уже начальственного вида мужчиной, известным под псевдонимом Координатор. Судя по всему, он и стоял за кулисами этой загадочной и могущественной организации. Состоялась долгая, утомительная беседа, и Солоник так до конца и не понял, чего от него хотят.

«Александр Сергеевич, скажите, вам нравится, когда вас боятся? – спросил тогда Координатор, испытующе глядя на недавнего узника ИТК. – Ну вспомните – может быть, в школе, может быть, в армии или потом, в милиции. Или в Ульяновской ИТК. Ваше имя внушает страх – пусть не слишком сильный, но все-таки страх. Вас сторонятся, с вами не хотят встречаться даже взглядом, и прежде чем что-нибудь вам сказать, люди долго думают. Приятно?»

Тогда он, человек, лишенный прав, человек вне закона, который имеет лишь обязанности перед теми, кто даровал ему свободу, не понимал всей глубины этих заданных ему вопросов. Не знал, естественно, и ответов на них.

«Это дает ощущение собственной значимости, – со странной улыбкой резюмировал тогда Координатор, – чувство независимости. Скорей, даже не чувство, а иллюзию. Она защищает, создает невидимую оболочку. При этом вы сильно возвышаетесь в глазах окружающих...»

Страх имеет свою цену. Солоник понял это лишь через несколько лет, после окончания курса спецподготовки, где и его, и таких же, как он, курсантов натаскивали для физического устранения лидеров российского криминалитета.

Первые выстрелы прозвучали в Тюмени – Саша на удивление легко завалил двух местных авторитетов, после чего сразу же выехал в Москву. Куратор, безусловно, бывший чекист, приставленный к нему в качестве инструктора, оперативного руководителя и соглядатая одновременно, готовил Солоника к очередным отстрелам грамотно, не спеша и с толком. За короткий срок от руки киллера пали влиятельный вор в законе Валерий Длугач, известный также как Глобус, его правая рука Владислав Абрекович Выгорбин (он же Бобон), несколько авторитетов рангом пониже.

Видимо, теневая структура, стоявшая за этими загадочными убийствами, готовила из Александра Македонского (получившего это странное на первый взгляд прозвище за умение стрелять с обеих рук) не только киллера, но и настоящее пугало преступного мира, эдакого «крошку Цахес». Он был нужен не столько в качестве ликвидатора, сколько в образе «бича божьего». Саша понял это позже, когда на него стали вешать убийства едва ли не всех преступных авторитетов Москвы. Куратор готовил его к убийству Отари Квантришвили, но вскоре «исполнение» хозяина «Ассоциации XXI век» было по непонятным причинам отложено. Тем не менее Отарика убили грамотно и профессионально. Уже потом, спустя несколько месяцев, это убийство навесили на него так же, как завал нескольких серьезных московских авторитетов и влиятельных воров в законе.

Так уж получилось, что вскоре Солоник вплотную сошелся с шадринскими: с середины девяностых эта преступная группировка стала в Москве притчей во языцех, грозой и ужасом столицы. Точно так же, как в свое время люберецкая или чеченская.

Как ни странно, но сотрудничество профессионального киллера с шадринскими стало выгодным всем без исключения. Теневой структуре, которая стояла за Александром Македонским, поскольку агент-ликвидатор вроде бы занимал в преступном мире Москвы определенную нишу. Это отлично маскировало Солоника под наймита оргпреступности, и заказные убийства можно было списать на бандитов. Ну а в случае провала агента теневая структура автоматически выводилась из-под удара. Шадринским контакты с Сашей тоже в плюс, потому что присутствие в «бригаде» столь серьезного человека придавало ей вес, да и стрелком он действительно был от бога. Ну а самому Солонику – потому, что заказ на «исполнение» зачастую дублировался и Куратором, и шадринскими бандитами, от которых киллер, естественно, получал деньги (как, например, за ликвидацию того же Бобона).

Жизнь текла своим чередом, и Саша волей-неволей проникался мыслью, что он наконец-то пришел к соответствию умозрительного и реального, возможностей и желаний. Правда, подсознательно он понимал: никакая пролитая кровь не остается безнаказанной, и человек, вступивший на путь заказных убийств, рано или поздно сам рискует быть «заказанным» и получить пулю в затылок. Да и сколько веревочке ни виться, а конец всегда будет. Киллер был далеко не так глуп, чтобы не осознавать справедливость столь банальных утверждений, но старался отгонять от себя эти мысли. К тому же разум – гибкий утешитель: не я «исполню», так кто-то другой. Вон она, целая структура под меня работает!

Да и судьба больше не оборачивалась к нему задом. Наоборот, тащилась за ним с покорностью восточной рабыни. Роскошные тачки, несколько квартир по Москве, круизы по экзотическим курортам, красавица Алена – женщина, к которой он возвращался всегда, какими бы бурными ни были его приключения на стороне. А главным оставался все-таки тот самый страх, который внушало его имя...

Как известно, жизнь изменчива и непредсказуема, а судьба, еще вчера так благоволившая к Македонскому, неожиданно отвернулась от него и, как показалось тогда, – навсегда...