Русский адат Самаров Сергей
– С ними ты меня познакомишь? – Владимир бутылку, наконец-то, оставил в покое.
– А я сам с ними знаком? Это я так, тебе подумать предлагаю… Ты все равно с полгода здесь торчать будешь… Никак не меньше…
– Я подумаю… – согласился лейтенант и налил уже большую дозу, чем в первый раз.
Выпили. Молча закусили, подумали…
– И как шли ночью-то?
– По отделениям… Я под скалами по отделению выслал и сам с одним отделением понизу, чуть отстав… Так безопаснее, если засаду устроят…
У лейтенанта были уже почти пьяные глаза, как-то неожиданно заметил Пашкованцев. Конечно, и ночь бессонная сказывается, и вообще, кажется, слаб относительно грешного дела… Да и рассказывает, как вел отделение… Наверняка это сержанты объяснили лейтенанту, как вести следует… Показали опробованный вариант… Ладно, молод, показать себя хочет… Но пить ему больше не следует…
Пашкованцев встал и на костыль оперся.
– Ну, ладно, лейтенант, поехал я в госпиталь… Обход через полчаса… Ты отдыхай…
– Может, на дорожку… – кивнул Медведев на стол.
– Я же говорю, обход… А то буду, как ты, выглядеть…
Это было сказано умышленно, чтобы лейтенант о своем виде задумался и не стал в одиночку заканчивать начатое совместно…
Через три дня в госпиталь к старшему лейтенанту Пашкованцеву пришли сержант Коля Собакин и страшный сержант Сережа Лопухин. Принесли цветы и яблоки…
– Каждое яблоко на пятнадцать минут жизнь продляет, – сообщил Лопухин. – Можно все не есть, но хотя бы надкусить обязательно, товарищ старший лейтенант, чтоб соседи не съели… Надкушенное потом доедите… Автоматически…
– А цветы-то зачем… Как женщине… – сказал Алексей.
– На цветы деньги товарищ лейтенант выделил… Даже сказал, где купить… Ему местная баба нравится, что цветами торгует. Даже нас просил сказать, что лейтенант из спецназа нас к ней прислал…
– Медведев… Как он вам? Не гоняет сильно?
– Загонял… – сознался Собакин, – не хуже, чем вы. Только с вами мы больше ползали бегом, с ним больше на рукопашку нажим… В полный контакт… Все с синяками ходим, кто под глазом, кто на ребрах, кто на ногах, кто на руках, и где только нет… Рядом «краповые» тренируются… Те в перчатках, и шлемы на голове… Мы с голыми руками, и на голове только косынка… «Краповые», глядя на нас, радуются… А мы стараемся для них… «Показуху» устраиваем… Жесткую… Зачем?
– Это лейтенант, думаю, от скуки… – решил Пашкованцев, принципиально не очень одобряя нажим на рукопашку, который сейчас в частях спецназа стал уже обычным проявлением. – Вот вы оба… Много раз за службу рукопашку применяли?
– Один раз… – сознался Коля Собакин. – Еще в срочную службу… В увольнении… С гражданскими поцапался… В бою – ни разу…
– Я сам за всю свою службу дважды… – сознался старший лейтенант. – И можно сказать, по собственному желанию, потому что оружие откладывать меня никто не заставлял… Но рукопашка характер воспитывает… Это тоже хорошо…
Характера парням из его взвода и без того было не занимать. Характер воспитывается не только в контактных занятиях по рукопашке, когда приучаешься терпеть и превозмогать боль, но лучше и сильнее в изматывающих марш-бросках, когда приучаешься превозмогать себя… Просто бывший командир взвода не хотел подрывать авторитет командира настоящего и потому смягчил свое неодобрение.
Поговорили о взводных пустяках. Сержанты что-то мялись, видел Пашкованцев, хотели что-то спросить, но не решались. Наконец уходить собрались.
– Вы, говорят, товарищ старший лейтенант, после госпиталя к нам не вернетесь? – спросил-таки напоследок Лопухин.
– После госпиталя я получаю отпуск по ранению. Это долго получается… А потом… А потом меня обещают отправить командовать ротой в другой батальон… Может быть, даже в другую бригаду… Мне еще не сказали конкретно… Сказали только, что есть на меня такие виды… А вы против моего повышения?
Он улыбнулся, показывая этим, что расставание так и так неизбежно, и надо и солдатам, и сержантам привыкать к новому командиру взвода. Тем более парень он, кажется, совсем неплохой, и сержанты против него ничего не имеют.
– Но попрощаться-то перед отъездом к нам зайдете?
– Обязательно… – это Пашкованцев мог пообещать твердо, потому что сам чувствовал в этом необходимость…
К концу первой недели старший лейтенант Пашкованцев пришел на перевязку уже без костыля, чем очень рассердил лечащего врача и удивил медсестру.
– Ты что, сухожилие растянуть хочешь? – сердито сказал врач. – Простое дело – шов разойдется, и все… И все лечение наше насмарку, а ты хромой… Или снова ногу резать придется и заново сшивать сухожилие… И никакой гарантии, что оно теперь срастется…
Он осматривал ногу долго и тщательно, давил везде, где, по его мнению, должна быть боль. Боль была, но когда хирург спрашивал:
– Больно?
Пашкованцев отвечал миролюбиво:
– Чуть-чуть…
Хотя в действительности боль была по-прежнему сильной, но успела уже превратиться в привычную. Когда боль становится привычной, от нее так не страдаешь. Но госпиталь уже утомил старшего лейтенанта основательно. Настолько основательно, что он готов был и боль терпеть, только бы побыстрее отсюда выписаться. Тем более что с лекарствами в госпитале большая напряженка была, а все лечение для старшего лейтенанта сводилось только к ежедневным перевязкам.
Врач, закончив осмотр, на свои мысли отвечая, плечами пожал. Он не понимал, как может заживать так быстро нога. Рана – да, рана может заживать очень быстро, и это хирурга только радовало бы. На рану только посмотришь – и видишь, как она затягивается, насколько гноится, если гноится вообще, и даже можешь сделать достаточно точный прогноз, когда заживет полностью. А вот сухожилие – это всегда большая проблема. С сухожилием шутки плохи. Даже рентген не в состоянии показать, что с сухожилием происходит в реальности, как мог бы показать, что происходит с костью. И потому к рентгену стараются лишний раз не прибегать. Но этот раненый не показывал боли. Может, просто организм такой не чувствительный… Встречаются порой люди с пониженным болевым порогом… Толстокожие, грубо говоря… И старший лейтенант может оказаться как раз из таких… Тем не менее шву предстояло еще долго сухожилие стягивать, пока сама нитка не растворится без остатка. Для сухожилий специальные нитки применяются, которые потом растворяются в организме… И все это время сухожилие будет болеть… И долго после этого еще будет болеть, когда человек нечаянно, без напряжения мышц, заденет за что-то, скажем, каблуком. Когда он просто ногу при шаге будет ставить, соответствующие мышцы будут напрягаться и заблокируют сухожилие. Боли не будет. А случайно попадется камушек на дороге, чуть-чуть только заденешь за него каблуком, когда мышцы расслаблены, и все… Несколько дней на ногу ступить больно… Это последствия порванного сухожилия… И так – несколько лет…
– Простую повязку ему на эластичный бинт смени… – приказал врач медсестре и вышел.
С эластичным бинтом ходить было легче, потому что он и ногу стягивал, держал ее собранной, всегда слегка напряженной и бинту сопротивляющейся, и мышцам все равно давал работать. Значит, нога разрабатывалась быстрее. Это Алексей понял, когда шел к своей палате, у дверей которой толпились врачи и медсестры.
– Не иначе генерала какого-то привезли в соседи… – сказал Пашкованцев малознакомой медсестре.
Она посмотрела на него сердито.
Оказалось, что генерала не привезли. Просто в палате умер тот подполковник, который постоянно храпел. Ранение у него было в живот, и лечение после операции проходило почти удачно. А потом вдруг остановилось сердце, и хватились этого только перед врачебным обходом. Спит, думали, человек и пусть себе спит, никому не мешает…
То-то в эту ночь и Алексей спал на удивление крепко, и храп подполковника уже не мешал и ему. Оказывается, он уже не помешает спать никому… Сам подполковник был дядька большой и добрый. И его было жалко. Но почему-то эта смерть не оставила гнетущего впечатления. Наверное, потому, что умер человек не от того, с чем в госпиталь попал… Когда рядом умирают от ранений и ты в это время ранен тоже, невольно о себе думаешь, аналогии ищешь, переводишь чужую смерть на свою жизнь. А когда кто-то умирает от сердечного приступа, начинаешь вспоминать, кто и когда еще где-то точно так умер где-то далеко… И это тоже кажется далеким и к тебе отношения не имеющим…
Но стабильность болей в ноге, не обещающая скоро закончиться и предполагающая лечением временем, начинала утомлять. Если здесь нет никакого лечения, нет никаких лекарств, нет физиотерапевтических процедур, то какой смысл так бездарно убивать время… И уже в середине второй недели госпитальной жизни старший лейтенант Пашкованцев начал задавать лечащему врачу сакраментальный вопрос:
– Может, пора выписывать?
– На войну хочется? – кривился врач.
– В отпуск хочется… Что здесь время терять… Перевязки я и сам себе делать могу… Дома в поликлинике физиотерапевтический кабинет есть… Там процедуры какие-то назначат…
Это был сильный аргумент в убеждающей политике старшего лейтенанта. Лечащий врач сам жаловался вслух на условия отдаленного военного госпиталя, не позволяющего проводить полноценное лечение. Конечно, где-то в большом городе у больного больше средств к скорому выздоровлению. Но врачу хотелось дать разорванному сухожилию пройти хотя бы основную стадию сращивания в покое. Он не хотел торопиться и рисковать, по опыту зная, что вояки не имеют склонности вести спокойную жизнь, и потому вполне возможны рецидивы.
Такая настойчивая торопливость, в самом деле, была вызвана только усталостью старшего лейтенанта от утомительного бездействия. От бездействия Алексей всегда уставал больше, чем от самого активного, самого напряженного действия, но дающего при этом удовлетворение. И так было, насколько он помнил себя, всегда. С ранней молодости невыносимо ему было ездить в поездах, где действия нет никакого, только длительное ожидание. И потому всегда предпочитал самолеты или автомобиль. В самолете ждать приходится не так долго. Нет длительного утомления ожиданием. В автомобиле, который пусть и ненамного быстрее поезда, сам активно действуешь, сам устаешь. И потому не скучаешь.
Нога же, как сам Пашкованцев чувствовал, заживала плохо. Но его предупреждали, что заживать будет долго, и он с этим смирился. И хромать меньше положенного удавалось только за счет усилия воли. Волю Пашкованцев в кулак собирать умел всегда и сейчас старался особенно. Но полностью справиться с хромотой тоже не мог. Лечащий врач настаивал, чтобы Алексей ходил с костылем. Тогда он сам сходил в аптеку и купил простейшую стариковскую тросточку, какие в каждой аптеке на видном месте висят. И сам удивился, что эта тросточка оказалась такой действенной. С ней ходилось легче, даже легче, чем с утомляющим и громоздким костылем, и старший лейтенант стал совершать по госпитальному двору длительные прогулки, чтобы разрабатывать ногу вопреки наставлениям врача, который требовал большего покоя. Просто у них подход к здоровью был разный. Один считал, что бездействие помогает выздороветь полностью, второй считал, что прилив крови к больным участкам гораздо полезнее отдыха. К мнению врачей старший лейтенант прислушивался, как обычно, только половиной одного уха, предпочитая полагаться на способность каждого организма к самовосстановлению.
Но вопрос о выписке после многих разговоров все-таки был решен к исходу второй недели…
– Взвод, смирно! Равнение налево! – скомандовал лейтенант Медведев.
Как раз с левой стороны к взводу приближался одетый уже не в госпитальную пижаму, а в свою привычную форму, хотя и не выпускающий из руки тросточку, старший лейтенант Пашкованцев. Старший лейтенант созвонился с лейтенантом, чтобы не приехать не вовремя, когда хотя бы части взвода могло не оказаться на месте. Попрощаться хотелось со всеми.
– Вольно, поскольку я не могу ходить перед строем строевым шагом… – скомандовал Алексей и двинулся вдоль шеренги солдат и сержантов, чтобы каждому по отдельности пожать руку…
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
1
Попутную армейскую машину до батальона, как сказал комендант, пришлось бы ждать три дня, автобусы здесь вообще ходили только два раза в неделю, и очередной только что ушел, и старший лейтенант Пашкованцев договорился с соседями, парнями из отряда спецназа внутренних войск, чтобы его отправили с каким-то попутным гражданским транспортом. «Краповые береты» держали постоянный пост на перевале? рядом с вышкой сотовой связи, охраняя одновременно и дорогу? и вышку. Каждый день несколько машин проходило в одну и в другую сторону. Проблема состояла единственно в том, чтобы в этих машинах были свободные места. И уже утром следующего дня вместе со сменным нарядом «краповых» Пашкованцев отправился на перевал.
– Обычно все стараются еще в поселке попутчиков взять… – говорил командир наряда старший лейтенант Сережа Луговой. – И заработок небольшой, и безопаснее с людьми… Но в день обязательно бывает хотя бы одно – два места… Здесь мало ездят…
– Я по жизни везунчик… – сказал Пашкованцев. – Долго ждать не придется, чувствую…
Однако первая машина, грузовая, взять пассажира могла только в кузов, поскольку места в кабине были заняты двумя пожилого возраста дагестанками с большими сумками. Ехать по сложной дороге в кузове было рискованно – рану так растрясет, что хромать на обе ноги начнешь… Пришлось снова ждать…
Но ждал старший лейтенант Пашкованцев, в отличие от «краповых», в легком напряжении. «Краповые» держали на посту свою собаку, мощного кавказского волкодава [6] Казбека, который с подозрением относился, кажется, ко всем, береты не носящим, и откровенно недолюбливал гражданских. Казбек прохаживался среди спецназовцев внутренних войск и с недоверием поглядывал на старшего лейтенанта спецназа ГРУ, как-то выделяя его среди других. И хотя обнюхал Алексея в момент знакомства, все же за своего не признал.
– Ты, главное, не жестикулируй и не говори громко, – посоветовал старший лейтенант Луговой. – Его твоя клюка смущает… Так он всех в форме обычно принимает вежливо…
Как Казбек принимает тех, кто не в форме, Пашкованцев уже видел, когда «краповые» проверяли первый грузовик. Пожилые дагестанки, слыша рычание собаки, вообще отказались покинуть кабину и протягивали паспорта проверяющим с места, а когда водителю потребовалось показать, что он везет в кузове, грозного Казбека вообще посадили на брезентовый поводок.
Впрочем, сам Казбек к спецназовцу ГРУ не совался, и эксцессов между ними никаких не возникало. Повышенную агрессивность пес проявил, когда наряд остановил старенький микроавтобус «Фольксваген» с четырьмя пассажирами. Пришлось опять взять его на поводок, как только вышел слегка подрагивающий при виде собаки водитель.
– Сережа, кажется, место для меня есть… – показал Пашкованцев на микроавтобус.
– Сейчас посмотрим… – Луговой сам решил поинтересоваться документами пассажиров. – Пойдем, поговорим…
Алексею в это время опять позвонил отец, и потому он в досмотре участия не принял, хотя досмотр вообще был не его делом, и «краповые» справлялись с ним лучше.
– Здравия желаю, сынок. Я звонил в госпиталь, там сказали, что тебя выписали «исключительно по твоей настоятельной просьбе»… Не понимаю я таких выписок… Как дела?
– Сижу на перевале вместе с «краповыми», жду попутную машину, чтобы до батальона добраться… Наш район отдаленный… С транспортом проблемы…
– Нога как?
– С тросточкой хожу… Наверное, это надолго… Заживает медленно…
– У меня есть в Москве подходящий тебе врач. Планы не составил? И мама ждет…
– Приедем, думаю… Чуть попозже… Сначала попробую, как за рулем… Нога не подведет, приедем быстро…
– Ты в бригаду поедешь?
– Нет, только в батальон… Отпускные документы уже оформлены, ждут меня…
– Добро, сынок… У меня, кажется, оказия выпадает… Может, я к тебе домой загляну… Примешь отца в гости?
– Рад буду, папа… Когда ждать?
– Меня тут запрягли как ветерана… Перед призывниками выступать буду… В нескольких городах… Я попросил, чтобы ваш город в список включили… Возражений не было… Дома сам когда будешь?
– Сразу, как только в батальоне дела закончу, домой… На самолет и… Папа, извини, меня зовут… Машина свободная подошла…
– С богом… До встречи…
– До встречи…
Убрав трубку, Алексей забросил за плечо ремень спортивной сумки с личными вещами и, опираясь на трость, двинулся к старшему лейтенанту Луговому, который уже повторно делал приглашающий жест.
– Дело, значит, такое… – сказал «краповый» старший лейтенант, морща лоб. – Четыре пассажира, просто попутчики, машина не их… В райцентре сели… Морды очень подозрительные, хотя по «розыску» в нашем районе таких не помню… У меня на «розыск» память тренированная… Не помню… Но могут по «розыску» в другом районе проходить… Паспорта в порядке… Только от них дымом пахнет… Это вовсе не говорит, конечно, что каждый, посидевший у костра, непременно бандит, но морды мне не нравятся, и все тут… Взгляды угрюмые, недобрые… По-русски говорят плохо… Решай сам…
– Доеду… Ехать-то всего полтораста километров… Доеду… Мордой лица меня не напугаешь… Я сам кого хочешь напугать могу…
– Ладно, я на всякий случай данные их паспортов перепишу…
– Зачем? – не понял Пашкованцев. – Если это бандиты, они поддельные паспорта имеют… С настоящими «светиться» не будут даже бандиты… А от того, что ты номера поддельных запишешь, толку мало…
– На всякий случай… Можно, конечно, и осмотр машины провести, и личный обыск, но это только тебе дополнительную «напряженку» создаст… Да и не думаю, что найти что-то удастся… Через посты с оружием предпочитают не ездить… Водитель наш, из райцентра… Я эту машину пару раз видел…
– Я тоже, – подтвердил Алексей. – Еду…
И шагнул к дверце микроавтобуса.
– Где тут свободное место?
Ему никто не ответил, только посмотрели недобро. Да, встретив такие взгляды, Луговой должен был испытать неприятные чувства. Но угрюмый взгляд вовсе не говорит о том, что эти люди опасны.
– На заднее сиденье устраивайтесь… – вежливость проявил только один водитель. – Там можно ногу вытянуть…
Пашкованцев бросил на водителя короткий взгляд, и ему показалось, что тот как-то непонятно подмигнул. Наверное, показалось. Подмигивают обычно игриво. С чего водителю быть игривым с офицером спецназа…
С перевала спускались медленно. Водитель ехал осторожно, хотя машина, наверное, позволяла вести и более динамичное движение. Единственно, что-то постукивало под днищем. Похоже, крестовина требовала к себе внимания, как определил Алексей по звуку. Но это уже заботы водителя, он сам должен знать, что у него может в машине из строя выйти. Судя по стилю езды, за рулем не новичок и чувствует себя на дороге уверенно…
Четверка пассажиров впереди старшего лейтенанта молчала, даже между собой не переговаривались, словно они не знакомы, хотя могло вполне оказаться так, что они в самом деле только попутчики. А может, просто по характеру люди такие. Многословие вовсе не есть признак общепринятого достоинства. Часто, глядя на телевизионные передачи, Пашкованцев думал, что всем без исключения нашим телеведущим стоило бы поучиться у кавказских мужчин молчанию. Тогда, по крайней мере, телеведущие выглядели бы умнее. Излишняя болтливость здесь, в кавказских республиках, всегда считалась и считается признаком глупости и пустоты человека. И значительная доля правды в этом присутствует.
Но если никто не лез с ним знакомиться, Пашкованцев тоже не рвался к дружескому разговору. И потому просто сидел, вытянув с удобством ногу в проход между двумя рядами сидений и поглядывая за окно. Местный пейзаж, правда, старшему лейтенанту уже давно надоел своим однообразием и скудной суровостью. Бурые скалы, и даже зелень на кустах такая же бурая… И все это молчаливое, сдержанное, без выплесков неуместного восторга. Наверное, потому здесь и люди такие же сдержанные…
Сверху, с перевала, да и до середины склона, вид открывался величественный, даже несмотря на однообразие пейзажа. Конечно, перевал был не самым высоким в этих горах, дальше и более высокие лежали, и по другую сторону лежали более высокие, но до них было далеко. С перевала было видно даже такие вершины, с которых снег не сходит даже самым жарким летом. И одно это уже наполняло грудь воздухом полностью. И хотелось дышать глубоко…
Но, уже спустившись по склону ниже середины, пейзаж радовать переставал. Близкий бурый цвет надоедал и начинал утомлять. Уже и за окно смотреть не хотелось. А монотонность движения заставляла слипаться глаза. Так и ехали в молчании и полудреме. Главное было в том, чтобы эта полудрема и на водителя не перекинулась. Сам старший лейтенант Пашкованцев, если ехал за рулем на дальние расстояния, предпочитал, как и большинство водителей, разговаривать. Разговор все-таки как-то сгоняет дремотное состояние. Если один ехал, то порой сам с собой говорил, себе что-то рассказывал и рассуждал о давно разрешенных проблемах…
Глаза то закрывались, то открывались. В очередной раз они закрылись, и Алексей, кажется, даже заснул и проснулся от разговора, как казалось, уже и неуместного здесь, в этом микроавтобусе, со своим микроклиматом отношений. Говорили по-дагестански или еще на каком-то из местных языков, не знакомых Пашкованцеву. Но голос звучал не совсем обыденно. Даже не зная языка, можно было понять, что слова произносятся с откровенно угрожающими интонациями.
Алексей открыл глаза и сразу увидел перед собой лезвие ножа, направленное к горлу. Но человек, держащий нож, видимо, устал ждать, когда старший лейтенант проснется, и обернулся, вперед посмотрел. Происходящее впереди и Пашкованцев за долю секунды увидел и оценил. Другой бандит из молчаливых попутчиков держал свой нож возле горла водителя, заставляя того, видимо, остановиться. А на дороге, чуть ближе к обочине, стоял человек с автоматом, желающий остановить микроавтобус.
Реакция сработала быстрее, чем Алексей успел подумать. Ближний бандит уже начал поворачиваться. Но рука спецназовца захватила кисть с ножом цепким захватом и резко, до хруста, заглушенного криком, вывернула ее. Нож упал старшему лейтенанту на колени. И тут же стариковская трость превратилась в оружие. Второй бандит пытался прийти первому на помощь, согнувшись под низким потолком машины, пытался в проход шагнуть, но сразу получил удар рукояткой трости в нос – удар не отключающий, но вызывающий кратковременный болевой шок. Брызнула кровь. А Пашкованцев, успев ухватиться за рукоятку ножа и выставив вперед вооруженную правую руку, просто заставил приходящего в себя бандита с разбитым носом отпрыгнуть через сиденье на спину тому, что угрожал ножом водителю.
– Я не с ними!.. Я не с ними!.. – закричал испуганно четвертый мрачный пассажир неожиданно высоким голосом, опасаясь, видимо, что старший лейтенант предпримет что-то против него.
Но Алексей не против него предпринял действия. Ближний бандит с порванными связками на руке пытался за сиденьем встать, и тут же получил скользящий удар ножом по лбу. Кровь сразу залила глаза, лишив бандита возможности видеть.
Однако нож – это оружие в тесноте слишком опасное для обеих сторон. Машина вильнула несколько раз, и двое бандитов, что оказались к водителю ближе, потеряли равновесие. А Пашкованцев сидел, и потому ему удержаться было легче. Но моментом он воспользовался и успел, отбросив нож, вытащить пистолет как раз в тот момент, когда «Фольксваген» проезжал мимо человека, поднимающего автомат, чтобы начать стрелять. Выстрел через стекло с близкой дистанции и на невысокой скорости не мог доставить проблем такому хорошему стрелку, как старший лейтенант. Пуля, кажется, попала автоматчику в голову, отбросив его, раскинувшего руки и уронившего оружие, на скалу.
Но один из передних бандитов уже в размахе занес нож над водителем, и второй выстрел был направлен бандиту в спину. Его товарищ с разбитым носом вытер рукавом кровь с лица, может быть, не вытер, а только размазал, и сел на пол, не желая рисковать под стволом пистолета. Но рискнуть пожелал ослепленный и уже, по сути дела, однорукий бандит. Он пожелал вскочить, чтобы прыгнуть на старшего лейтенанта через спинку своего сиденья, стукнулся головой о потолок, но не остановился. И третий выстрел был тоже неизбежен. Пистолет Макарова, при всех своих недостатках оружия для прицельной стрельбы, обладает все же одним хорошим и важным качеством – он наделен мощной останавливающей силой. Выпущенная с близкого расстояния пуля сразу сбросила бандита со спинки сиденья в узкое пространство между сиденьями, и только высунувшаяся нога еще несколько секунд дергалась в конвульсиях.
– Тормози… – приказал Пашкованцев водителю.
Того уговаривать было не надо. Микроавтобус остановился, водитель обернулся, и Алексей увидел его раскрасневшееся, как после парилки в осатанело горячей бане, потное лицо.
Тот пассажир, что испугался ножа в руках старшего лейтенанта, и кричал, что он непричастен к нападению, по требованию Пашкованцева и под его, конечно, присмотром, связал руки бандиту с разбитым носом. Бандит, впрочем, вел себя вполне спокойно, если не сказать, что даже пристойно. По крайней мере, не пытался пинаться или угрожать будущими карами, местью друзей или высокопоставленной родни, как это часто случается. Он совсем не боялся того, что с ним будет дальше, хотя мог предвидеть даже то, что его просто пристрелят и сбросят с обрыва. Много ходило слухов о таких расправах, когда находили под обрывами тела местных жителей. Говорили, что это дело рук федералов, хотя сам старший лейтенант Пашкованцев не только никогда в подобных акциях не участвовал, но даже не слышал, чтобы такие методы использовали военные. Скорее, это или бандиты между собой разборки проводили, или расправлялись с теми, кто не хотел им помогать. И сами же бандиты распространяли слухи про федералов.
Алексей вытащил трубку мобильника и сразу позвонил дежурному по комендатуре, чтобы доложить о происшествии. Дежурный сказал, что за перевалом начинается уже соседний район, там есть своя комендатура, и он сейчас же с ней свяжется. Рекомендовал ждать на месте и обещал передать в соседнюю комендатуру номер мобильника Пашкованцева.
Связь между комендатурами, видимо, была плохая, потому что ждать звонка пришлось долго. Водитель вытаскивал из машины тела двух убитых бандитов и по-русски ругался, возмущаясь тем фактом, что в людях, оказывается, неприлично много крови. Здесь помыть машину нечем, а пока доберутся до воды, кровь в сиденья впитается, и тогда ее уже не отмоешь.
– Холодной водой, сначала без стирального порошка, потом со стиральным порошком… – посоветовал Алексей, усаживаясь против связанного бандита. – Потом можно и горячей… Отлично отмывается, и никаких следов… Только сразу горячей нельзя… Иначе совсем не отмоешь…
Непричастный пассажир тащил за ноги тело убитого автоматчика.
– Автомат потом забери… Не надо на дороге мусорить…
– Подари мне автомат, командир… – попросил пассажир, укладывая тело рядом с дорогой. – Давно мечтаю…
– На охоту ходить? – поинтересовался старший лейтенант.
– На охоту…
Старая история. Если у кого-то в тайнике во дворе дома находили автомат, хозяева всегда утверждали, что купили оружие для охоты, хотя охотников среди местных жителей было мало. Но сама страсть к охоте, видимо, была у всех, даже у почтенных стариков, которые дальше своего двора не выходили. Собирались, видимо, кур стрелять…
– Скоро комендатура приедет, у комендатуры попроси… – предложил Алексей. – А пока тащи его сюда… Чтобы у меня под рукой был на всякий случай…
И повернулся к пленнику.
Мужественное суровое лицо с расплющенным палкой носом смотрелось не слишком мужественно. Тем не менее глаза смотрели со спокойным достоинством.
– Ты хоть расскажи мне, чего вы хотели… – сказал Пашкованцев вполне легким тоном, почти с просьбой обращаясь, и совсем без угрозы, присущей обычно допросам. – А то вот так зарезали бы меня во сне, и я даже не знал бы, за что…
– За то, что ты пришел сюда, в нашу землю… – сказал бандит. – Ты – русский… Всех вас уничтожать будем, согласно законам адата [7]… Всех, кто на нашей земле живет…
– Ты не знаешь, похоже, что такое адат…
– Кровь за кровь…
– Не только… В адате много хорошего… Больше хорошего, чем плохого… Адат – это честь воина, а не честь убийцы…
– Ты ничего не понимаешь в адате… И отойди подальше, иначе я с собой не справлюсь и пинану тебя по больной ноге… Характер у меня ой какой горячий, знаешь… Бывает, сделаю что-то, а потом сам жалею… Вот пинану, а потом стыдно будет, что раненого и увечного обидел…
Бандит сначала психанул, потом взял себя в руки и откровенно насмехался.
– Пинанешь – я тебе ногу прострелю… Которой пинался… – спокойно возразил старший лейтенант. Вроде бы и добро сказал, без угрозы, но сомневаться не приходилось, что слова с делом не разойдутся. И даже пистолетом, который еще не убрал, поиграл для подтверждения серьезности своих намерений.
– А у меня еще одна нога останется… – словно на базаре торговался, сказал бандит.
– А у меня запасная обойма есть… – сообщил Пашкованцев. – А чем тебе мое присутствие здесь не нравится?
– А кому понравится, когда чужие в его домашние дела суются… – Бандит поднял связанные руки и промокнул нос рукавом рубашки около плеча. А под рубашкой прорисовывались такие мощные бицепсы, что старшему лейтенанту могло не поздоровиться, если бы бандит в машине сумел добраться до него.
– Приятно услышать такую глупость… – позволил себе не согласиться Алексей. – Значит, когда пользоваться Россией, то вы все «за», двумя реками гребете и добавки требуете, а в другое время русские к вам не суйся… Так, что ли?… Вы тут всех мирных жителей поубиваете, а вас к порядку и призвать нельзя… Так?… Его вот, водителя, за что убить хотели?
Алексей глянул на водителя, прислушивающегося к разговору.
Бандит ничего не ответил, только носом опять зашмыгал. Удар тростью оказался жестким, кровь никак не хотела останавливаться, а сам нос расплывался во всю ширину лица. Старший лейтенант знал, что хотя сейчас под кровью не видно посинения, но если бандита умыть и причесать, то видно будет, что синева расплылась не только по носу, но и по половине лица. Обычное явление после подобного удара.
В это время Пашкованцеву позвонили, не дав закончить разговор.
Пришлось объяснять, где они сейчас находятся. Сам старший лейтенант, плохо знающий местность по эту сторону перевала, если не сказать, что совсем ее не знающий, и объяснить толком не мог, и потому прибегнул к помощи водителя. Тот объяснил быстро.
Дежурный помощник коменданта сообщил, что высылает боевую машину пехоты и грузовик, чтобы забрать «груз 200». На месте будут ориентировочно через час, плюс-минус десять минут. А следственная бригада прокуратуры сейчас выехать не может, и придется составлять протокол со слов старшего лейтенанта уже в самой комендатуре, куда следователь подойдет, как только машины вернутся. Такой вариант развития событий Пашкованцева устроил больше всего. Значит, не придется ждать на месте и, возможно, уже сегодня удастся выехать дальше – до батальона теперь рукой подать…
Алексей посмотрел вдаль, туда, куда уводила дорога. Хотелось побыстрее закончить все дела здесь и уехать из мест, где убить желают только за то, что ты русский…
2
Из районной комендатуры к месту происшествия транспорт доставил таких же «краповых», что и на перевале сидели. Может быть, даже из одного региона. Но «краповые» протокол не составляли, просто быстро и профессионально прочесали участок рядом с дорогой, где машину встречал человек с автоматом. И почти сразу нашли среди кустов четыре рюкзака и три автомата с большим запасом патронов. В рюкзаках оказалась целая база тротиловых шашек и коробка с радиоуправляемыми взрывателями. И все остальные принадлежности для устройства и приведения в действие взрывных устройств. Не было в рюкзаках продуктов питания, из чего легко было сделать вывод, что теракты готовились не где-то на горных дорогах, а непременно в населенных пунктах, где бандиты и собирались устроиться. Об этом же говорило и их желание захватить машину для перевозки взрывчатки.
– Богатая добыча… – сказал командующий «краповыми», высокий скуластый капитан, то ли татарин, то ли башкир по национальности. – Ребята всерьез повоевать решили… А мне что-то физиономия вон того знакома…
Он подошел ближе к пленнику, но сломанный нос и размазанная по лицу кровь идентификации личности не способствовали. Осмотр убитых дал больше. Только того из бандитов, которого Пашкованцев перед выстрелом ножом по лбу полоснул, узнать было нельзя. Кровь все лицо залила. Другой, получивший в спину пулю, когда пришлось экстренно спасать водителя, имел вполне фотогеничный вид, только скалился по-собачьи, когда к удару готовился, и с этим оскалом на лице остался навсегда. Но оскал не сильно черты лица изменил.
– Ну, вот, – сказал капитан. – Теперь понятно… Джамаат Горного Пасечника… Так их звали… Они из нашего района… А то я уж думал, хлопот с залетными будет… Пока определишь, кто это, пока то да се… Не люблю хлопоты… Спасибо, старлей… Поубавил нам работы…
– А за старание вы должны сегодня же меня дальше отправить… С любым транспортом… – не упустил Алексей шанс.
– Ну так… На той же машине, наверное, и поедешь… – посмотрел капитан в сторону водителя «Фольксвагена».
Водитель радостно закивал. Все-таки с охраной ездить спокойнее.
– Как протоколы подпишете, так и поедете…
Здесь при районной комендатуре не оказалось спецназовцев ГРУ. Это, впрочем, старший лейтенант Пашкованцев и раньше знал, но здесь стоял большой отряд «краповых» во главе с бритоголовым подполковником со звездой Героя России на груди. С подполковником, только прошедшим через проходную комнату дежурного, Алексей не познакомился, но что-то, кажется, слышал про него. Крутой, кажется, мужик…
Дежурный помощник коменданта торопился по каким-то своим, видимо, делам и следователя прокуратуры тоже поторапливал, все закончилось гораздо быстрее, чем можно было ожидать. Через час микроавтобус готов был выехать. Случайный пассажир дальше ехать не собирался, и потому его допрашивали последним. Он был обижен, что остался без автомата, который уже в руках держал, и на вопросы отвечал скучно и односложно…
Дальше дорога уже шла по равнине, и до городка, где стоял батальон спецназа ГРУ, доехали меньше чем за час. На равнине водитель гнал вполне прилично для неновой машины, хотя на скорость спорткара и не претендовал. Он довез старшего лейтенанта Пашкованцева прямо до КПП, хорошо зная, видимо, городок и хорошо ориентируясь на его узких пыльных улочках, так не похожих на широкие цветущие улицы дагестанских сел. Городок в войну строили беженцы из подручного материала и при этом не слишком заботились об эстетике.
– Ты подожди пять минут, – расплачиваясь с водителем, попросил Алексей. – Может быть, я и дальше с тобой поеду… Если быстро все оформлю… Если нет, я выйду, скажу… Или пришлю кого-то…
– Давай… – согласился водитель. – С тобой как-то безопаснее… Да и веселее вдвоем…
Но ехать дальше на машине не пришлось. Комбат, как сообщил дежурный, собирался вылетать на вертолете, и Пашкованцев, прямо от дежурного позвонив, напросился в попутчики к подполковнику Скоморохову. Пришлось послать первого попавшегося солдата к водителю, чтобы тот не ждал без толку.
Канцелярия и все службы батальона еще работали, документы были уже готовы, и за них нужно было только расписаться. Даже отпускные удалось получить в финотделе. Потом пришлось сдать пистолет в оружейную комнату. И старший лейтенант Пашкованцев был готов отправиться в дальнейший путь. Хотелось бы, конечно, отправиться в путь без этой уже надоевшей не меньше, чем раньше костыль, тросточки. Но нога после вынужденных резких движений во время схватки в машине разболелась, и без тросточки даже просто ходить по ровному месту было больно. Да и сама тросточка была, как оказалось, неплохим оружием…
Подполковник Скоморохов встретил старшего лейтенанта в коридоре рядом со своим кабинетом. Хотел было куда-то пойти, посмотрел в торец на окно, махнул рукой сначала на свои предварительные намерения, потом махнул рукой приглашающе:
Читать бесплатно другие книги:
