Досье на адвоката Борохова Наталья

Все! У растерявшегося Климова никто из присутствующих не удосужился даже уточнить некоторые небезынтересные детали. Фамилия и имя, а также место жительства добровольного помощника милиции оказались почтенной милицейской публике безразличны, как, впрочем, и то, что делает он на месте преступления. Его отпустили, помахав на прощание ручкой.

Зато сыщики провели поквартирный обход нескольких четырнадцатиэтажных домов, расположенных в радиусе километра от места происшествия. Информации было собрано много, но она не имела ни малейшего отношения к ночному убийству. Так, например, пудель восьмидесятилетней бабули выл на луну, чувствуя покойника. Дворовый пьяница Колян куда-то пропал аккурат в вечер трагедии, что рождало нехорошие подозрения местных старушек о его возможной причастности к громкому убийству. Кто-то слышал звон разбитой посуды, кто-то выстрелы… Ничего утешительного для доблестных сыскарей.

Дело на глазах возмущенной общественности могло превратиться в очередной «висяк». Но тут пришли результаты экспертизы… На картонной иконке и бумажнике были обнаружены отпечатки пальцев. Думаете, кого? Правильно, того самого добровольного помощника милиции! Пропустив результаты дактилоскопии через компьютерную поисковую систему, сыщики без труда установили его данные. Им оказался Климов Алексей Александрович. Сгубило беднягу то печальное обстоятельство, что он уже попадал в поле зрения правоохранительных органов и, стало быть, пальчики ему в свое время откатали.

Зря бедняга кричал о своей невиновности, кто бы его стал слушать! Есть данные дактилоскопии, и точка! Найденные вещи принадлежат убитой, стало быть, брать их в руки мог только маньяк.

В довершение всего этого безумства из квартиры Климова была изъята кое-какая одежда. И вот ужас! На брюках подозреваемого нашли несколько джинсовых волокон, идентичных тем, которые имелись на сумочке жертвы. Напрасно бедный Алексей Александрович говорил что-то о том, что эти брюки он не надевал с прошлого лета и что джинсовой одежды в его доме – пруд пруди! Дело оставалось за малым – убедить Климова, что он все-таки виноват и страшно раскаивается в содеянном.

Как имела возможность увидеть Елизавета Дубровская, это правоохранительным органам удалось. Пусть для осуществления благородной задачи потребовалось сделать некоторое внушение несознательному Климову. Но в конце концов цель оправдывает средства!

…Несмотря на то что в конце тоннеля забрезжил свет и в деле Климова появились хоть какие-то обнадеживающие моменты, праздновать победу было еще рано. В этом Елизавета смогла убедиться очень быстро. Отдавая в руки следователя Вострецова письменное ходатайство о проведении в отношении ее подзащитного медицинского освидетельствования, Дубровская, конечно же, не надеялась на чудо. Но по крайней мере она ожидала, что сумеет смутить рыжего наглеца и поставит его в затруднительное положение. Происхождение кровоподтеков на теле Климова необходимо будет объяснять, и здесь вряд ли поможет сказочка про падение с нар. Но через пару дней Игорь Валентинович, ехидно улыбаясь, передал ей в руки какие-то бумаги.

– Что это? – спросила она.

– Уважаемая Елизавета Германовна, – торжественно произнес следователь. – После нашей последней встречи, когда от вас поступил тревожный сигнал о состоянии здоровья вашего… нет, нашего подопечного, я, признаюсь, не спал всю ночь! Я все думал, как же так получилось, что вверенная нам хрупкая жизнь бедняги Климова оказалась под угрозой? Неужели в наших следственных изоляторах такие непрочные спальные места? Неужели так сложно обезопасить каждого заключенного специальным предохранительным бортиком, чтобы он, потеряв во сне бдительность, не свалился ненароком на пол и не расшиб себе нос? Вы согласны со мной, Елизавета Германовна?

Темно-карие глаза Дубровской давно уже стали угольно-черными. Ей казалось, что через мгновение у нее, как у сказочного Змея Горыныча, изо рта повалит едкий дым. Она испепеляла Вострецова взглядом, но толстокожий следователь был неуязвим.

– Давайте не будем разыгрывать комедию! – Ее голос даже охрип от негодования. – Вы видели телесные повреждения Климова? Я, конечно, не специалист, но следы, оставшиеся после применения резиновых дубинок, разглядела. Кажется, я просила вас провести освидетельствование, а вы мне что даете? – Она потрясла печатными листами перед носом Вострецова.

Тот изобразил вид примерного первоклассника, взял из рук Дубровской бумаги и с выражением прочитал:

– «Рапорт. Составлен пятого июля сего года… Обвиняемый Климов А.А., содержащийся под стражей в учреждении СИ 70/4, неоднократно нарушал режим, что выражалось… Это вам неинтересно. М-м-м, вот!., так, пятого июля, не подчинившись законным требованиям работников оперчасти Галиулина, Мешкова, Корыстина и Фролова, производящих досмотр всех лиц, находящихся в камере номер сто двадцать, отказался добровольно отдать им четки. На уговоры и предупреждения реагировал агрессивно. В результате к Климову АА. были применены спецсредства в виде резиновых дубинок. О случившемся своевременно было доложено начальнику следственного изолятора. Действия Галиулина, Мешкова, Корыстина и Фролова были признаны законными и обоснованными…»

Он победно взглянул на Елизавету:

– Вопросы есть?

– Конечно. Что такое четки?

– А это, уважаемая… пардон! Елизавета Германовна, по-вашему, по-женски, такие бусинки на ниточке, которые заключенные катают из хлебного мякиша. Люди религиозные используют сей предмет для отсчитывания поклонов во время молитвы. Наши же заключенные в массе своей безбожники, крутят этот шнурок в руках просто из баловства. Нервы себе успокаивают.

– Да я десятки раз видела эти шнурки у подсудимых в зале заседаний! – воскликнула Елизавета. – Насколько я помню, ни суд, ни конвой ничего против этих вещей не имели. Какая была необходимость четырем здоровым лбам из изолятора отбирать эти бусы у худощавого, доведенного до ручки Климова? Что, важнее дела не нашлось?

– Я прочитал вам рапорт. Желаете обжаловать действия оперсостава?

Глаза Вострецова излучали прямо-таки неуемное веселье.

– Я поняла, что в этом случае буду похожа на Дон Кихота.

– Простите?

– Это все равно что бороться с ветряными мельницами. Так?

– Так, Елизавета Германовна! Не берите близко к сердцу всю эту историю. За что бы ни получил по мозгам ваш Климов, поверьте, он получил за дело…

«Особенно если учесть, что после этого он добровольно взял на себя вину в убийстве трех девушек…»

– Пожалуй, меня трудно назвать удачливым человеком, – с горькой улыбкой на губах рассказывал Климов. – Но в одном мне повезло бесспорно. У меня была потрясающая мама…

Светловолосая, голубоглазая, с нежной, почти прозрачной кожей, она казалась маленькому Алексею воплощением Божьей Матери на земле. Ее кроткий нрав и ангельское терпение делали ее непохожей на всех других представительниц слабого пола.

– Ты мой малыш, – говорила она маленькому Алеше. А тот, замирая от счастья, прижимался к ней. Так они проводили долгие вечера. А по ночам бедный мальчик вскакивал в холодном поту и на цыпочках приближался к постели матери. Ему казалось, что она не дышит. Мысль о том, что его мама может умереть и оставить его одного в этом неуютном, злобном мире, приводила в ужас. Его отец был очень известен и материально благополучен. По этим же причинам его вклад в воспитание сына был чисто символическим. Он вечерами пропадал на различных мероприятиях со всякими нужными людьми, неделями не вылезал из командировок и месяцами не общался с женой и ребенком. Но Алеша не роптал. Его вполне устраивало, что самую лучшую на свете маму не нужно делить с каким-то мужчиной, пусть даже с собственным отцом.

Женское воспитание наложило отпечаток на формирование характера мальчика. Он не доставлял хлопот педагогам, не очень жаловал спорт, а свободное время предпочитал проводить за книжкой. Девчонки вились вокруг смазливого подростка с предложениями вечной любви и дружбы, но ни одна из них в этом не преуспела. Все они казались Алексею поверхностными, хвастливыми, помешанными на тряпках и заграничных фильмах. Лишь мать, единственная и неповторимая женщина всей его жизни, гордо стояла на недосягаемом пьедестале, а суетливые девчонки-одноклассницы не были достойны даже смахивать пыль с ее туфель…

Причины такого нетипичного для подростка поведения крылись в характере взаимоотношений между матерью и отцом. Алексей подрос и стал замечать то, на что раньше не обращал внимания. Он слышал приглушенные рыдания матери по вечерам, которые она пыталась скрыть, уткнувшись лицом в подушку.

До него долетали обрывки разговора между родителями, когда раздраженный отец срывал дурное настроение на ни в чем не повинной супруге. Как-то раз, вернувшись из школы раньше времени, он увидел у ворот дома служебный автомобиль отца. Из спальни доносились странные звуки. Алексей уже был взрослым мальчиком и в общих деталях представлял, чем могут заниматься мужчина и женщина, оставшись наедине. Поэтому он, взяв на кухне яблоко, забрался с ногами в кресло и стал терпеливо ждать, когда все закончится.

– Лешенька, – раздался вдруг знакомый голос. – Ты почему так рано?

Его мать зашла в комнату в плаще. Судя по мокрым волосам и зонтику в руках, она только что откуда-то вернулась.

Он вытаращил глаза, тщетно пытаясь понять, как его мама смогла оказаться в двух местах одновременно. Из спальни по-прежнему доносились стоны. Когда ужасная догадка пришла к нему в голову, он долго не рассуждал. Схватив мать за руку, он потащил ее к дверям комнаты.

– Мама, ты должна это остановить. Там…

Она остановила его:

– Не надо, сынок, я все знаю.

Из спальни вышла пунцовая горничная, на ходу застегивая юбку. Следом за ней появился отец. Он как ни в чем не бывало спросил сына о школьных отметках и засобирался на работу. Когда за ним захлопнулась дверь, Алексей обратился к матери:

– Зачем ты все это терпишь?

– Так надо, сыночек. У тебя должен быть отец.

Такого самопожертвования он не понял. Одно лишь усвоил четко: женщин на свете много, но таких, как его мать, больше нет…

В престижном институте, место в котором выбил для него влиятельный отец, Алексей сразу же попал в поле зрения потенциальных невест. Особенно он приглянулся красавице Ларисе, студентке юридического факультета. Будучи свободной от всякого рода комплексов и предрассудков, девушка вела почти богемную жизнь. В ее поклонниках числилась большая часть студентов курса и некоторые преподаватели. Лишь Алексей, красивый и воспитанный юноша, оставался слеп по отношению к подобному чуду природы. Однажды предприимчивая красавица во время одной из студенческих вылазок на природу очень кстати подвернула себе ногу. Желающих помочь страдалице было, как всегда, хоть пруд пруди, но сама Лариса отдала предпочтение Алексею. Тот, неискушенный в женских хитростях, воспринял ее просьбу как нечто естественное. Когда они переправлялись через лесной ручей, девушка теснее прижалась к нему, а потом вдруг внезапно поцеловала. Неизвестно, что чувствовала в тот момент сама соблазнительница, но Алексей ощутил лишь влажную податливость ее губ да вкус только что съеденных во время привала макарон по-флотски. Ошеломленный внезапной атакой, юноша выпустил из рук драгоценную ношу, и Лариса, в модном комбинезоне и дорогих кроссовках, полетела в холодную воду. Алексей как ни в чем не бывало продолжил свой путь дальше…

После этого случая вопреки ожиданиям многих безответная любовь Ларисы не только не угасла, а переродилась в стихийное бедствие, лесной пожар. Она сходила с ума по упрямому Алексею, преследовала его бесконечными телефонными звонками и любовными письмами. Развязка оказалась неожиданной…

Мать Алексея сильно расхворалась. Она и раньше не отличалась особым здоровьем, а фарфоровая бледность ее щек объяснялась болезнью. Но, жалея сына, женщина предпочитала молчать. Однако настал тот черный день, когда скрыть истинное положение вещей стало невозможно. Правда разверзлась перед Алексеем со всей своей страшной и пугающей прямотой. Матери требовались операция и последующее дорогостоящее лечение. Отец формально выполнил свой долг: сунул ее в неплохую клинику, оплатил лечение. Но в палате жены он практически не появлялся. Дежурный пакет яблок привозил раз в неделю шофер. А врачи, почувствовав полную бесконтрольность, особого рвения не проявляли. Мать угасала на глазах.

Получилось так, что единственным собеседником, кому Алексей смог пожаловаться на равнодушного отца, стала по случайной прихоти судьбы Лариса. Та же судьба-злодейка уложила их в первый же вечер в одну кровать, а несколькими неделями позже преподнесла неожиданный сюрприз. Узнав новость, мать прослезилась:

– Ты должен на ней жениться, сынок. Она носит твоего ребенка, значит, это предопределено свыше. Будь к ней снисходителен, дорогой. Женщину так легко обидеть.

Отец был категоричен:

– А ты, оказывается, болван! Девка воспользовалась тобой, чтобы на своем брюхе заползти в приличную семью. Ты хоть поинтересовался, кто ее родители? Мне это пришлось сделать за тебя. Спешу тебя поздравить! Ты имеешь все шансы стать полноправным членом пролетарской семьи.

Алексей решил проявить твердость и пойти наперекор воле родителя. Он чувствовал ответственность перед жизнью крошечного существа, зародившегося в утробе не любимой им женщины.

Отец в конце концов смирился и преподнес молодым в качестве подарка отдельную квартиру и серебристый «Опель».

Мать умерла через два месяца после злополучной свадьбы. Алексей рыдал в холодном больничном холле, а юная медсестра, светловолосая и голубоглазая, чем-то неуловимо похожая на мать, утешала его как могла.

Через неделю после похорон сюрприз преподнесла молодая супруга.

– Знаешь, дорогой, у меня случился выкидыш, – молвила она. – Но у нас еще все впереди. Мои родители, пожалуй, были правы, нам еще рано думать о ребенке. Тем более могу себе представить, во что превратит беременность мою великолепную фигуру…

Если после смерти матери Алексей почувствовал себя ослепшим от слез, то в тот момент, когда Лариса, невинно хлопая огромными глазищами, огорошила его неожиданным известием, он ощутил глухоту. Нет, он не любил жену и даже нисколько не привязался к ней за период короткой супружеской жизни. Он навел необходимые справки и узнал то, что поразило его еще больше. Беременность Ларисы была вымыслом от начала до конца. Кроме того, внушительное число абортов, перенесенных бедняжкой в прошлом, ставило под сомнение ее способность к деторождению в принципе.

После такого чудовищного обмана Алексей потерял всякое влечение к молодой супруге…

Жизнь катилась по привычному кругу. Климов получил неплохую работу в банке. Теперь он мог себе позволить роскошный автомобиль, а серебристый «Опель» перекочевал к Ларисе.

Его супруга между тем маялась бездельем: салоны красоты, уроки тенниса и шейпинг, болтовня с подружками и сон до обеда. Каждый из них жил автоматически, не желая что-либо менять в уже установленном ими укладе жизни. Прожит день – и хорошо…

Однажды, обратившись в поликлинику с какой-то пустячной болячкой, Алексей в кабинете врача увидел ту самую юную медсестру, которая утешала его в день смерти матери. Правда, теперь она уже была врачом-терапевтом и превратилась в очаровательную молодую женщину. Сходство с матерью казалось просто нереальным. Анна, так ее звали, казалась такой же милой и кроткой, как некогда его мать. Их роман был предопределен свыше…

Анна не желала разбивать чужую семью, о чем сообщила Алексею не мешкая. Доводы о том, что его семья давно уже существует только на бумаге, женщину оставили непреклонной. Алексей поспешил переговорить с женой. То, что началось после этой беседы, напоминало извержение вулкана. Лариса использовала все мыслимые и немыслимые средства, чтобы вернуть заблудшего супруга в лоно семьи: несколько попыток суицида, звонки и жалобы на работу Алексея, давление родителей, разговоры с коварной разлучницей. Все было тщетно. Тогда Лариса, заручившись помощью знакомых врачей, сказалась тяжелобольной. Вместо спортивных клубов и дискотек она сутками лежала теперь на диване, несчастная и умирающая. Со слезами на глазах она просила Алексея не бросать ее, во всяком случае до ее смерти. Принимая очередную выходку жены за чистую монету, одураченный супруг и представить себе не мог, как далеко может зайти женское коварство. Разумеется, ни о каком разводе с умирающей не могло быть и речи. Алексей и Анна, конечно, встречались, но свадьбу решили отложить до лучших времен…

Между тем Анна забеременела. Алексей просто светился от радости. У них не было сомнений в том, что когда-нибудь они все равно будут счастливы. Шли месяцы. Живот Анны становился все круглее, а Алексей – нетерпеливее. Они придумали имя малышу, купили приданое. За три месяца до родов произошло несчастье…

Анна переходила дорогу возле женской консультации. Иномарка серебристого цвета появилась внезапно. Сбив женщину, водитель на большой скорости скрылся. Очевидцы происшествия оказались на редкость бестолковы. Их показания разнились между собой, и цельную картину произошедшего составить было просто невозможно. Номер машины был залеплен грязью так основательно, что никто не сумел его прочесть. Не было ясности и в вопросе о том, какой марки была машина. Сошлись на том, что в России таких автомобилей не выпускают. На «Волгу» она была не похожа, на «Жигули» тем более.

Анна погибла на месте. Алексей оплакивал смерть ее и еще не рожденного малютки. Он едва выжил тогда, едва не наложил на себя руки. Жизнь для него потеряла всякий смысл.

Лариса после ужасного происшествия начала поправляться на удивление быстро. Казалось, смерть соперницы вдохнула в нее новые, живительные силы. Если бы не случайность, Алексей так бы и оставался в неведении…

Навещая в выходной день родителей жены, Алексей зачем-то зашел в гараж тестя. Помещение было просторным: «Запорожец», два неказистых велосипеда, куча старых автомобильных покрышек, а на почетном месте – серебристый «Опель» жены. Скорее повинуясь какому-то необъяснимому предчувствию, чем логике, Алексей осмотрел автомобиль. Так и есть! Правое крыло было смято. Смутная догадка шевельнулась в душе. Он залез в салон. В бардачке лежали любимые сигареты Ларисы, ее перчатки, губная помада. Сомнений оставалось все меньше: в последний раз автомобиль вела жена. Но ведь она никуда не выходила в течение как минимум полугода? Внутренний голос насмешливо твердил: «Ну да, конечно! Не выходила в твоем присутствии. Но без тебя? Знаешь ли ты, что она делала тогда, когда оставалась одна?» А ведь она бывала одна довольно-таки часто. Алексей вдруг припомнил все: хитрые уловки жены и ее способность ко лжи, желание вернуть его во что бы то ни стало, внезапное выздоровление, а еще… показания очевидцев. Машина преступника была серебристой. Номер был заляпан грязью. Но откуда ей было взяться? Ведь тогда была зима!

Алексей вздрогнул. Похоже, никто не потрудился отмыть автомобиль. Номера в самом деле проступали нечетко. На глаза опустилась пелена…

Он не помнил, как пришел домой. Он не помнил, что говорил жене. Кажется, он ее несколько раз ударил. У них гостила подруга Ларисы. Она прибежала на крик. Соседи вызвали милицию…

– Она отделалась ушибами, – усмехнулся Климов. – Убедившись, что я знаю все, она поспешила забрать заявление. Дело было прекращено. Вообще она стала даже покладистой. Во всяком случае, на развод согласилась без всяких уговоров.

Он замолчал. Елизавета, потрясенная услышанным, тоже молчала.

– Жизнь довольно жестокая штука, – сказал он наконец. – Догадываетесь, в чем ирония моей судьбы?

Дубровская покачала головой. Климов продолжил:

– Мою жизнь спасти можно. У меня есть твердое алиби. Первые два эпизода моего обвинения могут быть легко опровергнуты моей бывшей женой. Я только не могу решить для себя, нужно ли мне это?

Они долго молчали.

Елизавета подошла к окну, которое, как часто бывает в следственных изоляторах, выходило не на улицу и даже не на тюремный двор, а на глухую стену. Но ей было не до пейзажей. Рассказ Климова тронул ее настолько, что непрошеные слезы уже были готовы побежать по щекам.

Дубровская, несмотря на кажущуюся романтичность, была девушкой неглупой и трезвой в суждениях. Короткая адвокатская карьера научила ее настороженно относиться к душевным излияниям ее подопечных. Тюремная лирика и прочие образцы подневольного творчества вызывали у нее снисходительную усмешку. Как-то уж так получалось, что матерые уголовники лишь за решеткой вспоминали, что у них на свободе есть старенькая мать и брошенные дети. Они давили на психику слезливыми письмами и такими песнями, что у людей непосвященных только дух захватывало. Девушки по переписке, так называемые «заочницы», сходили с ума от поэтического слога и глубоких чувств своих несчастных возлюбленных, волею злой судьбы оказавшихся в камере. Оставалось удивляться, как быстро испарялась тюремная романтика после возвращения «невинно осужденных» на свободу…

А вот теперь сама Дубровская прятала глаза, чтобы скрыть от своего клиента слезы. Ей не хотелось выглядеть перед ним этакой меланхоличной дурочкой, у которой глаза на мокром месте. Она – адвокат, и у нее есть другие способы помочь ему, нежели размазывать сопли и лепетать несвязные соболезнования. Она сделает все, что от нее зависит, пусть для этого придется похоронить зловредного Вострецова в кипе жалоб и ходатайств.

Но найти в себе силы повернуться и взглянуть в глаза Климову было почти невозможно. Она видела его отражение в оконном стекле. Он опустил голову и сгорбился, как немощный старик. Исповедь далась ему нелегко.

– Почему вы не заявили на нее в милицию? – голос Дубровской звучал глухо.

– Зачем?

– Ее бы привлекли к ответственности за убийство, осудили. Она бы получила по заслугам, в конце концов!

– Вы полагаете, это бы воскресило Анну и нашего малыша?

– Нет, конечно! Но должна же быть какая-то справедливость.

– Мертвых не вернуть, а справедливость, о которой вы говорите, не имеет смысла. В этот день Лариса убила и меня тоже. Теперь я не живу, теперь я доживаю.

Он наконец поднял голову. Елизавета кожей чувствовала его взгляд. Она обернулась. Его глаза были сухими, но странно безжизненными. Она и впрямь говорила с мертвецом.

– …Я хотел уйти из жизни, – признался он. – Даже пытался это сделать, но неудачно. Присоединиться к моей невенчанной жене и моему нерожденному ребенку – это все, что я хотел. Но я не желаю покидать этот мир как серийный убийца. Я ни в чем не виноват. Снимите с меня это пятно, Елизавета Германовна. Клянусь, на мне нет крови.

– Я постараюсь вам помочь, но обещать что-либо не могу, – тихо произнесла Дубровская.

– Спасибо и на этом, – печально улыбнулся Климов.

Лиза ненавидела себя. Каково чувствовать себя такой беспомощной! Ей страшно хотелось утешить Климова, сказать что-нибудь ободряющее. Например, то, что они обязательно докажут его невиновность или же что будущее воздаст ему сторицей за все перенесенные им страдания. Но она молчала.

«Ни в чем нельзя быть уверенной заранее. Жизнь бывает чертовски несправедлива. Пока я знаю лишь одно: обвинительный приговор Климову – это приговор моей адвокатской карьере. Пусть меня никто не осудит, но такое бремя не для моих плеч».

Лиза и Андрей условились о новой встрече по телефону.

– Я буду ждать тебя во дворе, – предложил он.

– Не проще ли будет, если ты зайдешь ко мне домой?

– Благодарю покорно! Но я просто обожаю свежий воздух…

Лиза, разумеется, все поняла. Он не хотел встречаться с ее матерью. На его просьбы позвать к телефону Лизу старшая Дубровская реагировала так, будто он отрывает дочь от очень важных дел.

– Право, я не знаю, – вздыхала она. – Лизонька трудится над диссертацией. Вам, конечно, не понять, но научная работа требует полной самоотдачи и сосредоточенности. Правда, в последнее время покой нам только снится…

В этот момент Лиза, чья начатая диссертация пылилась где-то в дальнем ящике стола, отбирала у матери трубку и пыталась шутками сгладить неловкость. Но Андрея было трудно обмануть.

Вот и сегодня, сбегая вниз навстречу другу, девушка продумывала, как верно выстроить стратегию взаимоотношений с матерью так, чтобы и не обидеть чрезвычайно ранимую Веронику Алексеевну, и обеспечить себе полную свободу действий.

Андрей ее уже ждал под раскидистым тополем. Одет он был, как всегда, без особых изысков: рубашка с короткими рукавами и неизменные джинсы. Никаких цепей на шее, дорогих часов и золотых браслетов. Правда, сильные мускулистые руки, аккуратная прическа и белозубая улыбка без всяких иных аксессуаров делали его привлекательным для женского пола, но на вкус Елизаветы, привыкшей к пестрому окружению «золотой молодежи», ему недоставало шика. «Мои родители живут в деревне, – как-то сказал он. – Возможно, я тебя с ними познакомлю. Они удивительные люди». После подобного заявления Вероника Алексеевна ушла принимать сердечные капли, видимо, представив свою дочь в обществе крестьян и на фоне коровника.

– У тебя есть автомобиль? – удивился Андрей, заметив в руках девушки ключи.

– Есть, – засмеялась Лиза. – И сегодня вечером я тебе продемонстрирую свои водительские способности. Надеюсь, ты не против?

– Ничего не имею против женщин за рулем. Знаешь, я всегда хотел приобрести машину и думаю, что в скором времени смогу себе это позволить…

Он с таким восхищением рассматривал Лизиного «железного коня», что девушке стало неловко. Конечно, у парня не было солидного родителя, способного купить ему все, что душе угодно. А Лиза уже не понаслышке знала, как нелегко рассчитывать только на собственные возможности…

Впрочем, показать Андрею свои автомобильные таланты девушка не успела. Раздался визг тормозов, и, чуть не задев зазевавшуюся пару, перламутровый «Рено» занял место прямо перед машиной Елизаветы.

Дверца открылась, и босоножки на двенадцатисантиметровом каблуке коснулись асфальта. Эффектная девица, грациозно поправив роскошную лавину золотистых волос, вызывающе покачивая бедрами, направилась к подъезду. До неприличия обтянутая попа, с анатомической четкостью выступающая сквозь тонкую ткань того, что, по всей видимости, называлось юбкой, позволяла видеть весь процесс движения в деталях. На девушке, как на экспонате, можно было изучать работу ягодичных мышц.

Андрей, как любой представитель класса самцов, адекватно среагировал на раздражитель. Челюсть его подалась вниз, а дыхание стало поверхностным. Елизавета, возмущенная до глубины души безобразной картиной, постаралась взять себя в руки. Не хватало еще, чтобы ее друг заподозрил у нее какие-нибудь комплексы. Но для начала нужно было поставить на место нахалку.

– Марина! – окликнула она девицу, придав своему голосу грозную решимость. – Нельзя ли ставить свою машину куда-нибудь в другое место? Двор почти пустой!

Красотка не остановила свой победный демарш. Она поправила солнечные очки и, выдув из жвачки огромный розовый пузырь, громко хлопнула им.

– Учись водить машину, Дубровская, – развязным тоном заявила она соседке. – А если не можешь, попроси своего приятеля. Здесь выехать сможет даже ребенок.

Если говорить честно, кое в чем она была права. Стоило включить заднюю передачу и проделать несколько замысловатых маневров, и тогда путь автомобилю был бы свободен. Но Лиза не слишком владела этими премудростями, и поэтому ее откровенно злила необходимость пыжиться, стараясь никого не задеть, на тесной парковке.

– Нет, ты видел? – возмутилась она, призывая в свидетели Андрея. – И это не первый раз…

– Не беспокойся, – с улыбкой произнес он. – Ты позволишь?

Он взял из рук Елизаветы ключи, сел в машину, и через несколько секунд «Пежо» уже стоял на дороге. От девушки не укрылось, как послушно ее железный любимец выполнял команды незнакомого водителя.

– Ну надо же, – выдохнула она. – А я не знала, что ты водишь машину. Да еще так хорошо…

– Дорогая, машину умеет водить любой уважающий себя мужчина.

Они выехали со двора. Елизавета, немного раздосадованная недавним происшествием, молчала. Андрей уверенно вел автомобиль.

– Экзотическая девица, – усмехнулся он.

– Ничего особенного, – заявила Елизавета и тут же прикусила язык. Не стоит показывать Андрею, что его внимание к сексапильной соседке было для нее неприятно. Так ведь недолго и подогреть интерес к этой вертушке. Но женское естество все-таки взяло верх: – Между прочим, она работает стриптизершей в одном из ночных клубов.

К великому сожалению, выданный ею компромат на распущенную девицу не вызвал отвращения у молодого человека. Он понимающе хмыкнул.

– Не слишком достойное занятие для молодой красивой девушки, но что поделаешь? Мы ведь не из полиции нравов и не какие-нибудь там Чулочники…

– Ты знаешь о Чулочнике? – удивилась Лиза.

– А кто о нем не знает? Смотрю телевизор, в том числе и криминальную сводку. Жуткий тип, правда? Я слышал, что его наконец арестовали.

– Не совсем, – заметила Лиза.

– Что ты хочешь сказать?

– Понимаешь, я являюсь адвокатом Чулочника. Вернее, не его…

Андрей во все глаза смотрел на Лизу.

– Ты?!

– Да, я. А что здесь такого?

– Но, Лиза, это же серийный убийца.

– А-а, ты про это… Если ты имеешь в виду моральную сторону вопроса, то…

– Да бог с ней, с моралью! Лиза, ведь это может быть опасно! Ему терять нечего, вдруг он нападет на тебя. Ведь были же подобные случаи.

– Нападет? Это навряд ли. Знаешь, чем больше я работаю по этому делу, тем все больше убеждаюсь в том, что арестовали невиновного.

– Ты шутишь? Я смотрел телевизионный репортаж. Все улики указывают на него. Ты в плену заблуждений!

Девушка печально посмотрела на него.

– В том-то и дело, что нет. Я не могу ошибаться. Настоящий Чулочник на свободе!

Она начала рассказывать историю Климова. К ее великому удивлению, семейная драма ее подзащитного была воспринята Андреем очень спокойно.

– Лиза, будь внимательна. Это, должно быть, опасный человек. Мало ли какие истории он вешает тебе на уши.

– Ты считаешь меня легковерной вороной? – Дубровскую это слегка задело. – Нет ничего проще. Все это легко проверяется. Вот увидишь, даже если я не смогу доказать его невиновность на следствии, я разгромлю обвинение в суде. Да присяжные будут плакать!

– Ладно, ладно, не кипятись. Я вовсе не хотел тебя обидеть. Думаешь, приятно сознавать, что девушка, которая мне небезразлична, проводит время с каким-то маньяком?

Лиза уже остыла. Такая формулировка проблемы нравилась ей куда больше.

Вечер пролетел незаметно. Они гуляли по набережной, катались на лодке. Андрей веселил ее замечательными историями из жизни своих знакомых. О себе говорил скупо: любит работу, но не хочет загружать девушку ненужными и неинтересными подробностями о скромной жизни рядового программиста. В гости позвать ее не решается. Он снимает скромную квартирку вместе с другом. Родителей рядом нет. Они в деревне.

«Его зовут мистер Инкогнито», – усмехнулась Лиза.

«Будь осторожна, дорогая, так недолго и влюбиться», – шептал ей внутренний голос. Но ей почему-то совсем не хотелось прислушиваться к его совету…

Квартиру бывшей жены Климова Елизавета нашла без особого труда. Дверь ей открыла высокая молодая женщина в спортивном костюме. Как и говорил Алексей, его бывшая жена была весьма привлекательна. Пожалуй, ее можно было бы даже назвать красивой, если бы не выражение какой-то хищности, обесценивающее тонкие черты ее лица. Темные выразительные глаза с чуть заметной косинкой, иссиня-черные волосы делали ее похожей на дьяволицу. В ее внешности не было ничего мягкого, нежного. Воплощение порока, вот как можно было бы охарактеризовать внешний облик этой особы.

– Адвокат Алексея? – удивилась она, и ее брови, как крылья черной птицы, взметнулись к вискам. – Я догадываюсь, зачем вы пришли. За деньгами! От меня вы не получите и сотни…

Дубровская почувствовала запах алкоголя. Это ее удивило, ведь на часах еще не было и одиннадцати утра.

Узнав, что нежданная гостья вовсе не нуждается в деньгах, Лариса сменила гнев на милость и позволила Елизавете войти.

Обстановка жилища молодой женщины вряд ли могла считаться респектабельной. Просторная комната напоминала скорее зал торгового павильона, где выставляются образцы мебели на любой вкус и кошелек. Рядом с мягким уголком вполне современной конструкции расположились ветхие книжные шкафы, заполненные всякой всячиной: старыми журналами, хрустальными бокалами, аляповатым столовым сервизом. Посередине стоял стол, покрытый несвежей скатертью, а вокруг – несколько колченогих стульев. Судя по всему, поддержание образцового порядка не являлось страстным увлечением хозяйки. На полках лежал толстый слой пыли; хрусталь и оконные стекла выглядели уныло из-за мутного налета; пепельницы были полны окурков. Радовала взгляд разве что початая бутылка «Реми Мартэн», к которой Лариса прикладывалась время от времени. Лимон, нарезанный толстыми неаккуратными дольками, составлял, по-видимому, закуску.

– Зачем пожаловали? – осведомилась Лариса, наполняя бокал.

– Алексею нужна ваша помощь, – просто и бесхитростно сообщила Елизавета. – Скажите, вам известно, в чем его обвиняют?

– Конечно. В том, что он – сексуальный маньяк. Боже правый, вот потеха!

– Значит, вы не верите, что он виновен?

– Нет, конечно. Если вы думаете, что он – Джек Потрошитель, то не тратьте зря времени! – Лариса пьяно рассмеялась.

Елизавета поняла, что, если она хочет добиться от бывшей женушки Климова хоть какого-нибудь результата, нужно приступать к делу немедля. Не ровен час, дама упадет лицом в тарелку с остатками лимона.