33 счастья Хмельницкая Ольга

Мелкая известковая пыль кружилась в воздухе, забивалась в нос и уши и щекотала все тело.

«Это просто ужас что такое, – подумала девушка, – последний раз такая проблема у меня была на концерте классической музыки. Все тело зудело и чесалось. Но тогда это хотя бы не угрожало моей жизни».

Ситуация осложнялась тем, что Ершова боялась шевелиться и старалась не дышать. Человек совсем близко. В пещере было тихо. Малейшее неловкое движение – и похититель Еву обнаружил бы. Чихнуть хотелось все сильнее. Ева зажала рот рукой и перестала дышать вообще. Щекотание в носу нарастало. Наконец девушка не выдержала и оглушительно чихнула. Но именно в этот момент по пещерам опять разнесся дикий вопль. Похититель коротко выругался, повернулся и вышел из комнаты.

Виктория лежала на полу туннеля в кромешной тьме. Во всем ее теле постепенно нарастали боль и оцепенение. Яд разносился по организму, проникая в самые дальние клеточки, и постепенно убивал девушку. Дышать становилось все труднее. В темноте вокруг беспомощной Сушко слышались какие-то шорохи, стук маленьких лапок, шелест.

«Или это мне все кажется? – подумала девушка. – Яд отравляет мозг».

Быстро нарастала дрожь. Тело начал бить озноб. Организм сопротивлялся, как мог, но доза была смертельной.

– Я не хочу умирать, не хочу, – плакала Сушко, – ни за что ни про что, из-за какой-то ядовитой букашки!

Девушка старалась дышать глубже, но верхнюю часть ее тела постепенно сковывало холодом. Шея в месте укуса болела, словно там ее прижигало раскаленное железо. Перед глазами Виктории плыли яркие пятна.

«Я хочу на свежий воздух, – думала девушка, – умереть на воле, а не в этих затхлых казематах, кишащих ядовитой дрянью. Хочу неба, солнца, свежего ветра, вкусных булочек и еще – поговорить с мамой, которую я не видела уже несколько лет. Как же я могу умереть, когда мир так прекрасен, когда я так молода и в моей жизни наконец-то появилась любовь?»

Из ее глаз катились слезы. Двигаться Сушко не могла. Она просто лежала, откинув голову, горько и беззвучно рыдая, и ожидала скорого мучительного конца.

Вдруг в темноте туннеля что-то шевельнулось.

Не паук, не букашка и не летучая мышь. Это что-то было размером с человека и приближалось к лежавшей навзничь Виктории.

– Юрий? – хрипло проговорила Сушко, едва-едва ворочая распухшим языком. – Это ты?

Тень не отвечала. Кто-то, скрытый тьмой, стоял над распластавшейся на полу туннеля девушкой.

– Кто вы? – попыталась спросить Виктория, но не смогла выдавить ни звука.

Человек наклонился. Сушко не чувствовала ни ужаса, ни паники, только удивление. Она все равно была обречена, ей оставалось жить всего несколько минут – до тех пор, пока яд не достигнет сердца.

Чья-то холодная рука коснулась предплечья девушки. Секунду спустя в ее тело вонзилась острая игла шприца.

Бубнова осторожно уложили на носилки.

– Не трогайте живот и не трясите его слишком сильно, – предупредила Марьяна, – если у него перитонит, то это может ему навредить.

– У нас есть градусник, мы можем измерить вашему коллеге температуру, – сказал Защокин, глядя на аспиранта с сочувствием.

Но Слюнько отрицательно покачал головой.

– Это займет некоторое время, – сказал он, – может быть, именно эти драгоценные минуты помогут спасти Дмитрию жизнь.

Манусевич и Алексей взялись за палки и аккуратно подняли носилки вверх. Бубнов продолжал извиваться и стенать. Он уже был не рад своей затее, но признаться в содеянном было невозможно, поэтому цирк продолжался. Молодые люди торопливо пошли под дождем, стараясь по мере сил не трясти человека, которого они считали тяжело больным. Алена бежала рядом и заботливо прикрывала лицо Бубнова полиэтиленом от дождя.

– Держись, – говорила она, сжимая пальцы аспиранта своими холодными ладонями, – скоро мы будем в больнице.

Бубнов страдальчески прикрыл глаза.

– По-моему, он теряет сознание, – в ужасе проговорил Слюнько, – побежали! Ему, похоже, становится все хуже!

Вся четверка перешла на рысь.

– Он просто старается не подавать виду, как ему плохо, – приговаривал профессор, – мой аспирант – мужественный человек.

На бегу профессор, который не бегал уже два десятка лет и обычно ходил медленно и важно, задыхался, хрюкал и сопел.

– Дима, Дима, открой глаза, – говорила Алена, которая бежала рядом с носилками и не спускала заплаканных глаз с искаженного притворным страданием лица аспиранта, – мы с тобой, мы тебя донесем!

Манусевич и Алексей трусили вперед. Дождь хлестал им в лицо. Ноги скользили по мокрому и грязному асфальту. Дул ветер. У Алексея, бежавшего впереди, заплетались ноги. Рук он уже почти не чувствовал. Генетик думал только об одном – как бы не упасть и не уронить ношу.

– Алексей, давайте я вас сменю, – предложил задыхающийся Слюнько, – отдохните!

– Берите одну палку, а я возьму другую, – сказала Алена, – понесем вместе.

Юная девушка и пожилой профессор крепко схватили палки и побежали, стараясь не слишком толкать друг друга. На лице Защокиной слезы смешивались с дождем. Волосы ее намокли. Тощий хвостик болтался по спине.

– Надо проверить, жив ли он еще? – проговорила Алена.

– Нет смысла, – проговорил Игорь Георгиевич, – мы все равно никак ему не поможем. Дмитрия может спасти только хирургия. Так что надо просто бежать вперед как можно быстрее.

Алексей еле поспевал за носилками. Сердце его отчаянно колотилось. Он был абсолютно нетренированным человеком, не занимался спортом ни дня в своей жизни, и сейчас ему казалось, что он получит либо инфаркт, либо инсульт. Передвигаться вперед его заставляла только сила воли.

«Диме сейчас намного хуже, чем мне, – думал Леша, – он может умереть каждую секунду!»

Алексей упал, но снова встал и заставил себя бежать за носилками. Вскоре у него заболело правое колено. Потом захрустело левое. Почти сразу же закололо спину. У Слюнько же, в юности занимавшегося волейболом, казалось, открылось второе дыхание.

– Он так не хотел с нами ехать, – говорил Игорь Георгиевич, – наверное, что-то предчувствовал. А я настаивал! Все хотел помочь ему научную карьеру сделать, совершить открытие, узнать что-то новое. А получилось, что я своими руками поставил молодого человека, почти ребенка, в ситуацию, угрожающую его жизни.

Двадцатипятилетний «ребенок», с комфортом расположившийся на носилках, испустил слабый стон. Он почти успокоился.

«Меня отвезут в больницу и там оставят, – думал он, – а потом я что-нибудь им наплету».

Манусевич продолжал бежать сзади, выполняя добрые две трети работы. Он тяжело дышал. По его лицу струился пот, который почти сразу же смывался потоками дождя.

– Смени меня на минутку, – попросил Манусевич Алексея, – я надену на голову капюшон.

Генетик собрал в кулак все жалкие остатки сил и вцепился в носилки. Они показались ему невозможно, невероятно тяжелыми. Сердце закололо с удвоенной интенсивностью. Слюнько и Алена продолжали бежать вперед, и Алексею ничего не оставалось делать, как бежать за ними, стараясь не упасть. Генетик скрючился и скособочился, но продолжал бежать, не выпуская из пальцев, давным-давно не державших ничего тяжелее авторучки, две толстые палки. Краем глаза он видел, как бегущий рядом Миша натягивает капюшон.

– Давай, – сказал Манусевич, – спасибо.

– Не за что, я еще могу, отдыхай, – храбро проговорил генетик.

– Не надо, я же вижу, как тебе тяжело, – сказал физик. – Береги себя, двоих, если что, мы не донесем.

– Понял, – кивнул Алексей и разгладил усики, поникшие от дождя и льющегося с лица пота.

В этот момент Алена споткнулась о лежавший на дороге камень и упала. Носилки перевернулись. Бубнов вывалился на дорогу и остался лежать неподвижно.

Марьяна вытащила из чемодана небольшой ящичек с инструментами, повесила на шею мобильный телефон, положила в рюкзак немного еды, запасной свитер и сухие носки. Дозиметр у нее был встроен в наручные часы. Все остальное имущество Филимонова оставила в кузове «ЗИЛа». Защокин тоже быстро перепаковывал оборудование, пытаясь определить, что ему нужно забрать с собой в первую очередь.

– Я могу взять еще килограммов десять ваших вещей, – сказала Марьяна. – Очевидно, что дальше нам надо будет идти пешком.

Академик бросил на Филимонову благодарный взгляд.

– Не надо так на меня смотреть, – спокойно сказала Марьяна, – ваша дочь и ваши сотрудники пожертвовали своими интересами и сейчас несут нашего коллегу в больницу. Я готова помочь вам чем угодно.

– Спасибо, – кивнул Защокин. – Я думаю, мы вдвоем сможем что-то сделать. Яйцо надо искать. Я думаю, что оно спрятано где-то на станции или неподалеку.

– Вы, возможно, удивитесь, но я пришла к такому же выводу, – ответила Марьяна, – яйцо барионикса представляет слишком большую ценность для того, чтобы кто-то решил его куда-то нести в такую погоду с риском застудить.

– Конечно, – кивнул академик. – Это очевидно. За одним небольшим исключением. Если его не похитили для того, чтобы уничтожить. Хотя вряд ли, – покачал он головой, – это слишком большие деньги. Просто огромные! Особенно если учесть, что технологии клонирования уже вполне отработаны и из одного барионикса можно будет сделать сколько угодно таких животных.

Он на секунду замолчал, перебирая ящики, пакеты и коробки. Один из ящичков Защокин долго вертел в руках, не в силах принять окончательное решение.

– Честно говоря, не знаю, брать ли с собой автоматический иммунохемилюминесцентный анализатор, – сказал он. – Это достаточно тяжелая вещь.

– Не надо, – отрицательно покачала головой Марьяна, не мотивируя свое мнение.

– Ладно, – согласился академик. – Не будем.

Он отложил анализатор в сторону. Остальное оборудование они перевязали веревками и сделали нечто вроде лямок, с помощью которых ящики можно было крепить к спине. Защокин сложил все в большой мешок, стараясь как можно меньше трясти приборы, и закинул его за спину.

– А остальное куда денем? – задумался академик. – Так и бросим здесь?

– Да, – решительно ответила Филимонова, – спишем потом.

Защокин задумался, а потом вытащил из своего чемодана плед и бутылку водки и сунул их в мешок.

– У вас есть карта? – спросил Александр Павлович девушку.

Марьяна кивнула.

– Есть и карта, и телефон с джи-пи-эсом, – сказала она, – так что не заблудимся. Во всяком случае, направление движения и свои координаты с помощью навигационных спутников мы определить сможем.

Академик посмотрел на девушку с уважением. Сначала он думал, что Филимонова будет ему обузой в долгом пешем переходе через горы, но сейчас академик переменил свое мнение.

Крик постепенно затих. Чихнувшая Ева сидела ни жива, ни мертва и испуганно таращила глаза, но похититель ничего не заметил. Дикий вопль заглушил звуки, изданные девушкой. Хрипло выругавшись, преступник торопливо вышел из комнаты.

«Опять! Кто же это кричал? – думала Ершова. – Неужели преступник захватил кого-то из сотрудников биостанции? И с какой целью?»

Девушка посмотрела на яйцо.

«Мясо, – подумала Ева, – человек – это свежее мясо! И, скорее всего, он ранен. Преступник мог специально сделать это, например сломать человеку ногу, чтобы жертва не убежала».

В груди Ершовой поднялась ярость. Она вылезла из-под стола, схватила тяжеленное яйцо и осторожно вышла из комнаты. Девушке нужно было его срочно перепрятать, причем сделать это так, чтобы, во-первых, яйцо не остыло, а во-вторых, чтобы похититель его не обнаружил.

С трудом держа в руках овальный объект, внутри которого что-то негромко стучало, Ева пошла по туннелю, чутко прислушиваясь. Вокруг не было ни проходов, ни ниш. Крик больше не повторялся.

«Куда, куда мне его спрятать?» – думала Ершова.

Коридор был абсолютно гладким. Похититель мог вернуться в любую минуту. Внезапно девушку осенило. Она вернулась в комнату, откуда взяла яйцо.

– Это последнее место, где преступник будет искать свою прелесть, – мстительно подумала Ева.

В углу комнаты, где расположился преступник, стоял ящик, на котором расположился электрический чайник. Рядом стояла большая бутыль с водой, обогреватель, канистра бензина и аккумуляторная батарея.

«На случай, если кто-то перережет провода, – подумала Ершова, – или с генератором, работающим на биостанции, что-то случится».

Ева поставила чайник на пол и подняла крышку ящика. Внутри лежали свернутое одеяло, пачка соли, несколько пакетов макарон, с десяток банок тушенки, две упаковки крупы и несколько бутылок спиртного.

– Ага, – сказала Ева, аккуратно кладя яйцо на пол.

Потом она вынула одеяло, развернула его, укутала в него огромное яйцо и положила его в ящик.

– Только бы закрылся, – пробормотала Ершова, опуская крышку.

Крышка захлопнулась с глухим стуком.

– Вот так, – улыбнулась Ева. – Найди-ка теперь его!

Девушка обернулась и посмотрела на стену, где чернело пробитое ею большое отверстие.

– Сто процентов: преступник решит, что яйцо похитили через дыру, – пробормотала она, – и пустится в погоню. А я тем временем попытаюсь найти несчастного, который так отчаянно кричал.

И Ева выскользнула из комнаты.

По стенам плясал луч фонарика. Сушко сидела у стены и тупо смотрела на бежавшего к ней Бадмаева. Юрий сначала посмотрел на пол, охнул и лишь затем осветил стены туннеля.

– Вика, – сказал он, падая на колени около подруги. – Вика, антидота в аптечке нет!

Девушка закашлялась. У нее болели голова и шея. С другой стороны, было ясно, что Виктория больше не умирает. Не в силах вымолвить ни слова, Сушко протянула руку. На внутреннем сгибе локтя, в районе вены, виднелся свежий кровоподтек.

– Что это? – спросил молодой человек. – Что это, моя дорогая?

– Антидот, – прохрипела Сушко. – Мне сделали укол.

Брови Бадмаева поползли вверх. Несколько секунд он смотрел на руку подруги. Потом растерянно огляделся по сторонам.

– Кто сделал тебе укол? – спросил он, все еще не веря в происшедшее.

– Я не видела, – ответила Виктория, наконец-то прокашлявшись, – было темно.

Кровоподтек был абсолютно реальным. Так же, как и значительно улучшившееся состояние девушки.

– Я думала, что я умираю, – сказала Сушко, – у меня все тело оцепенело, руки отказались повиноваться, и было все труднее дышать.

– Укус этих тварей вызывает паралич дыхания, – кивнул Юрий.

– Ты побежал за аптечкой, а я легла на пол и приготовилась умирать, – сказала Виктория. – Думала, уже все. И вдруг увидела…

Бадмаев почувствовал, как его волосы помимо воли встают дыбом.

– Его? – переспросил ботаник. – Или ее?

– Я не разглядела, – покачала головой Виктория, – может быть, это был мужчина, а может – женщина. Этот человек ничего не говорил. Он просто взял меня рукой за плечо, а потом всадил в вену шприц.

– Как он увидел вену в темноте? – удивился Юрий. – Он точно ничем не светил?

– Нет.

– Значит, у него есть прибор ночного видения, – кивнул Бадмаев. – Это все объясняет. Он может следить за нами из темноты, оставаясь абсолютно незамеченным. Мы же – как на ладони.

– Кто бы он ни был, этот человек спас мне жизнь, – сказала Сушко.

Юрий несколько секунд молчал.

– Я давно понял, что преступник к тебе неравнодушен, – кивнул Бадмаев, – он оставил тебя в живых, хотя мог убить. А в этот раз он, понимая, что ты умираешь, принес лекарство.

Бадмаев помедлил.

– Вика, – сказал он после паузы, – обычно женщины отлично знают, кто как к ним относится. Если кто-то еще на биостанции, кроме меня, тебе симпатизировал, ты не могла этого не заметить. Я думаю, ты знаешь, кто убил всех наших коллег, а тебя – оставил в живых.

Виктория замялась.

– Ты знаешь, – повторил Бадмаев. – Правда ведь?

– Нет, – ответила Сушко. – Нет, я не знаю, кто это. Я бы сказала тебе правду. Я обязана этому человеку жизнью, пусть он трижды преступник. Тем не менее, я не представляю, кто бы это мог быть.

Она низко опустила голову. Юрий молчал.

– Но найти и освободить несчастного, который так ужасно кричал, мы обязаны, – добавила Сушко, – поэтому идем. Может быть, именно этот человек знает отгадку.

И они пошли по коридору в сторону круглой галереи, из которой выходило множество коридоров. Там оставался еще один туннель, не отмеченный штрихом.

– А-а-а, что я наделала! – закричала упавшая Защокина, вскакивая на ноги и кидаясь к Бубнову. Одна брючина у нее была разодрана в районе колена. Оттуда потекла кровь, смешиваясь с дождем. Асфальт под Аленой стал розовым.

К Диме подскочил Манусевич. Аспирант тщательно имитировал обморок.

– Он потерял сознание, – сказал Миша.

Манусевич аккуратно прижал пальцы к вене, пульсирующей на шее Бубнова.

– Наш друг все еще жив, – сказал Михаил.

Алена заплакала навзрыд.

– Это я во всем виновата, – говорила она, гладя ладонью лицо Димы. – Я не заметила этого камня. Мне в глаза попала вода, да еще и ветер сильный дует…

– Нет, это я во всем виноват, – причитал Слюнько, – если бы не мое упрямство, он был бы сейчас здоров и сидел в Москве, на своем рабочем месте. Я привез его сюда. Я несу полную ответственность за этого человека. Нет мне прощения!

Совершенно здоровый Бубнов негромко застонал и открыл глаза.

– Где я? – спросил он слабым голосом. – Выключите, пожалуйста, телевизор.

– Он бредит! Это агония, – сказала Алена.

– Побежали! – скомандовал Манусевич. – Слезами горю не поможешь. Может быть, его еще можно спасти.

Миша схватил носилки. Спереди за палки снова взялись захромавшая Алена и тяжело дышавший Слюнько, лицо которого стало багровым, как свекла. Алексей, напротив, был бледен как смерть. За Защокиной тянулся розовый след.

Они снова помчались. Брючина девушки промокла от крови. Манусевич тяжело дышал. При этом они старались как можно меньше трясти симулянта.

– Сколько еще до поворота на шоссе? – спросил Слюнько.

– Километров пять, – пробормотал Миша, – примерно сорок минут бега.

– Как долго! – вскричала Алена, снова начиная плакать – от ужаса и от боли в ноге. – Он может не выжить!

В подтверждение ее слов Бубнов горестно завыл. Миша поднажал. Алексей продолжал бежать сзади, не чуя под собой ног и пошатываясь. Все четверо делали все возможное, чтобы быстрее доставить товарища, жизни которого, как они думали, угрожает смертельная опасность, в больницу.

В этот момент одна из веток, из которых были сделаны носилки, слегка хрустнула. Манусевич прислушался, но ветка больше не хрустела. Носилки продолжали выполнять свои функции.

Марьяна быстро шла по дороге. За ее плечами был небольшой рюкзак и две тяжелые коробки, перевязанные веревками. Веревки врезались девушке в плечи, но она не жаловалась. Ее движения были упругими и быстрыми.

– Вы занимаетесь спортом? – спросил Филимонову Защокин, вполне сносно выдерживавший такой темп, несмотря на солидный возраст. – Я вот в проруби зимой плаваю, пост соблюдаю, зарядку делаю. Ходить стараюсь побольше!

Несмотря на тяжеленную ношу, Александр Павлович выглядел бодрым.

– Да, я тоже занимаюсь спортом, – ответила Марьяна после паузы.

Каким именно спортом она занимается, Филимонова уточнять не собиралась. Двое ученых быстро продвигались вперед. Марьяна включила джи-пи-эс. Теперь их вел прибор спутниковой навигации – компактный, похожий на мобильный телефон и умещающийся на ладони.

– Они же вроде запрещены в России, – сказал академик, покосившись на стрелку, указывающую им путь, – или уже нет?

– Недавно на их использование сняли все ограничения, – пояснила Филимонова, – да и раньше, в общем, запрет носил в основном формальный характер.

– А вы точно знаете, где расположена биостанция? – спросил Защокин, вышагивая рядом с Марьяной.

Как и полагается настоящему ученому, он был чрезвычайно любопытен.

– Точно знаю, – ответила Филимонова, слегка улыбнувшись.

В сумочке у нее лежал подробный снимок местности, сделанный разведывательным спутником. Девушка была экипирована прекрасно. Никаких проблем с ориентацией в пространстве у нее не было.

– Это же чудесно! – воскликнул Александр Павлович. – Если вы знаете, куда идти, я надеюсь, мы быстро доберемся до цели.

Они зашагали с удвоенной энергией. Джи-пи-эс при этом четко держал стрелку в направлении на биостанцию и считал, сколько километров им осталось до цели.

Выключив налобный фонарик, Ева пошла по коридору. Иногда девушке казалось, что она слышит шаги. Ершова останавливалась, прислушивалась, но все было тихо.

«Как в склепе», – подумала Ева.

Где-то капала вода. По полу тянуло сквозняком. Ершова приложила ухо к стене. Ничего.

«Ну где же, где же тот человек, который так страшно кричал? Или его уже нет в живых?» – подумала девушка.

Внезапно коридор закончился круглой комнатой. Посредине была заполненная водой каменная чаша диаметром около метра. Сверху текла струя, образующая водопад.

«Тут прохода нет», – поняла девушка.

Ева вернулась, обследовала комнату и снова прошла по коридору. Никаких ответвлений в нем не было. Не было также колодцев, провалов, ниш и хоть чего-нибудь, что могло маскировать выход. Через несколько минут Ершова снова подошла к чаше.

– Ну просто чудеса, – нахмурилась девушка.

Интуиция подсказывала ей, что преступник может вернуться в любой момент. Ева наклонилась и опустила руки в воду по локоть. Ледяная жидкость обожгла ее руки, поцарапанные об острый известняк.

– Преступник был в сухой одежде, – сказала себе Ершова. – Значит, это не тот путь.

Она тщательно обследовала пол в комнате, посреди которой стояла чаша. Интуиция подсказывала Еве, что ход где-то здесь, но он хитро замаскирован.

«Эти ходы продолбило какое-то древнее племя, – размышляла девушка, – главной целью которого было – укрыться от врагов».

Она прошлась по комнате. Конечно, можно было спрятаться и подождать появления преступника, чтобы понять, как он сюда попадает, но это было рискованно. Во-первых, в каменном мешке было решительно негде спрятаться. Во-вторых, вход мог находиться где-то в другом месте.

Ева остановилась у чаши. Ее мозг работал так напряженно, что казалось, был готов закипеть. Через несколько минут Ершову осенило.

– Раз вода постоянно течет, а уровень воды в чаше остается прежним, значит, где-то внизу есть выход, – поняла она.

Девушка взобралась на край чаши и ощупала отверстие, из которого вытекала вода. Справа виднелось небольшое углубление. Там располагался круглый, тщательно отесанный каменный шарик. Ева надавила на него. Ничего. Тогда Ершова сунула в отверстие руку, преодолевая сопротивление воды. Там ничего не было, никакой задвижки. Ева напрягла интеллект, выжимая из своего мозга максимум возможностей, и, протянув руку, потянула шарик на себя вместо того, чтобы на него давить. Раздался тихий скрежет. Струя стала быстро уменьшаться в объеме. Вскоре поток прекратился вовсе. В то же время уровень воды в чаше быстро уменьшался. Еще через несколько минут обнажились ступеньки, ведущие вниз.

Стараясь не поскользнуться на мокрых камнях, Ершова принялась спускаться в узкий проход.

Сушко услышала плач первой. Кто-то рыдал за каменной стеной. Рыдал, видимо, громко, но преграда глушила звуки.

– Кто это? – спросила Сушко, хватая Бадмаева за рукав.

Юрий приложил ухо к стене.

– Там, – тихо сказал он, указывая пальцем, – там кто-то есть!

Виктория тоже распласталась по гладкой поверхности, пытаясь уловить звуки.

– Ну как же так, – причитал голос, – на старости лет пережить такой ужас! Нет, в это невозможно поверить!

Голос Колбасовой Виктория и Юрий узнали практически одновременно.

– Анастасия Геннадиевна! Она жива! – воскликнула девушка.

От облегчения на глазах у Сушко выступили слезы.

– Подожди радоваться, – сказал ботаник, – надо ее сначала найти, а потом освободить.

– Крикнем ей? – спросила Виктория.

– Нет. Нас может услышать убийца. Скорее всего, тебя он не убьет, что бы ты ни делала. Но он вполне может убить меня. Даже странно, что я до сих пор жив.

Девушка смутилась.

– Тогда кричать не будем, – наконец сказала она, – просто пойдем направо или налево, отыщем поворот, и в конце концов обнаружим, где находится Анастасия Геннадиевна.

– Может, постучать ей азбукой Морзе в стенку? – предложил Юрий.

– Давай, – согласилась Виктория.

Юрий постучал.

Никакой реакции. Колбасова продолжала плакать и стенать.

– Она нас не слышит, – вздохнула девушка, – но то, что она не перестает громко рыдать, нам на руку. Мы сможем обнаружить ее по звуку.

– Я думаю, что это будет очень трудно сделать, – медленно сказал Юрий. – Я лично не представляю, как попасть туда, направо. Мы ведь сейчас находимся как раз в самом правом туннеле из всех, выходящих из круглой галереи. Я думал, что правее ничего нет, просто сплошная скала. И вдруг оттуда раздается голос Анастасии Геннадиевны! У меня, если честно, пока нет никаких идей. Может, один из туннелей, формально не находящихся справа, изгибается где-то в скалах и заходит направо выше или ниже того места, на котором мы сейчас стоим, но я не представляю, какой именно это туннель и как туда попасть.

– Может, тут где-то есть проход направо? В какой-нибудь нише, – предположила Виктория.

– Не исключено, – согласился Бадмаев.

Они прошлись по коридору еще раз, внимательно оглядывая все впадины на предмет поиска дополнительного прохода.

– Ничего, – мрачно сказала Виктория.

– Ничего, – кивнул Юрий.

Рыдания и сетования Колбасовой тем временем затихли. Молодые люди вновь оказались в полной тишине.

– Нам надо проверить все другие туннели. Все! – сказал Юрий. – Пойдем.

Они быстро пошли вперед и свернули в одну из галерей, отмеченную штрихом.

– Если здесь штрих, то она не сквозная, – сказал ботаник.

Они прошли по широкому и короткому коридору, который довольно быстро, к их безмерному разочарованию, закончился тупиковым помещением. В центре каменной комнаты располагалась круглая чаша, полная воды. Жидкость слегка колебалась и отражала свет фонарика.

– Такая черная вода, прямо-таки страшно. Словно она хранит какую-то тайну, – тихо сказала Сушко.

К их изумлению, в этот момент уровень воды в чаше начал быстро понижаться.

– И еще поднажмем, – приговаривал Миша.