День рождения мертвецов Макбрайд Стюарт
Я ответил:
— Мишель, сейчас не самое подходящее время…
— Из школы, звонили.
Какая-то тяжесть выдавила из меня глубокий вздох:
— Что она опять натворила?
— Кети подралась. Они держат ее в офисе. Кто-то должен прийти туда и поговорить с директором.
Молчание.
— И?
Из телефона на полную громкость донесся голос мисс Джин Броди:[88]
— Ты что, не понимаешь, что я не могу? Я на совещании до семи вечера.
— Да, а вот я, к примеру, занят тем, что пытаюсь поймать серийного убийцу, который похищает и пытает молодых девушек. И ты думаешь, что твое совещание…
— Ладно, хватит. V тебя всегда было достаточно времени, чтобы встречаться со своей шлюхой-журналисткой во время дежурства, не так ли? Кети твоя дочь только тогда, когда тебе удобно!
— Это не…
— Они говорят, что хотят исключить ее, Эш. Я занята до семи. Будь хорошим отцом — хотя бы для разнообразия. — И все, отключилась.
Я закрыл глаза, прислонился спиной к стене и пару раз стукнулся о нее головой. Спасибо, Эш, ты мой спаситель.
Получите, пожалуйста.
Я посмотрел на доктора Макдональд. Она смотрела на меня:
— С вами все в порядке?
Бум. Дверь со стуком отворилась, и из морга вышел Альф, толкая перед собой большую металлическую каталку.
— Биип, биип! Осторожно. — Дверь снова захлопнулась. — Клиента надо забрать из онкологии. — На секунду остановился, стукнув колесом каталки по бетонному полу. — Никогда эта хреновина прямо не ездит… — Посмотрел в глубину коридора: — Это ты, Лиза?
Крысолов уставилась на него, прижимая к груди мертвого грызуна.
Альф улыбнулся:
— Как дела? Все в порядке? Да, и у меня тоже все хорошо. Дела идут помаленьку, понимаешь?
Моргнула.
— Ну, пойду, куда шел. Дурная голова ногам покоя не дает.
Она встала, открыла клетку, приделанную к тележке с колесиками, и положила тело мертвой крысы внутрь:
— Идут дела помаленьку.
— Вот и молодец.
Крысолов Лиза сгорбилась над своей тележкой и зашаркала прочь по коридору, освещаемому скудным светом работающих через одну электрических ламп.
Доктор Макдональд переступила с ноги на ногу:
— Она очень… кхм…
— Не скажите. — Альф еще пару раз врезал ногой по колесу каталки. — Вы за Лизу не беспокойтесь, она здесь дольше, чем я, работает. Без блеска, конечно, но с ней все в порядке. Вы уже уходите?
— Занятия в школе уже четверть часа как закончились, мистер Хендерсон.
Директриса стояла спиной к комнате и смотрела из окна своего кабинета на грязные прямоугольные блоки Академии Джонстона, в темноте ярко светились окна классной комнаты. Обозревала свои владения.
Ее кабинет совсем не походил на те кабинеты, которые показывают но телевизору — ни тебе деревянных панелей на стенах, ни массивного стола из тикового дерева, ни горки с призами. Вместо этого кабинет был заставлен железными ящиками для хранения документации и поддонами с входящей и исходящей корреспонденцией. Стены, крашенные потрескавшейся белой краской, исписанная неразборчивым почерком белая доска и пробковый планшет с приколотыми к нему записками.
Перед рабочим столом два стула. На одном примостился лысеющий мужичонка в вельветовом пиджаке с хмурым выражением лица. Его лежавшие на коленях руки сами но себе сплетались и расплетались.
Я без приглашения опустился на другой стул. Ждать, когда тебя пригласят сесть, бесполезно. Директрисы — они как детективы-старшие инспектора, выше себя не прыгают.
— Вы, несомненно, понимаете, чем я занимаюсь, миссис… — Бросил взгляд на деревянную дощечку с привернутой к ней бронзовой пластинкой, стоявшую на заваленном бумагами столе. — Элрик. Мы очень заняты в настоящее время — пытаемся поймать серийного убийцу.
Ее спина напряглась.
— Я понимаю. Да… конечно. Нам нужно поговорить о Кети.
Вельветовый поерзал на стуле, еще быстрее заработав руками:
— Да, несомненно, мы должны это сделать, иначе это будет просто неприемлемо.
— Ваша дочь подает дурной пример в классе, мистер Хендерсон. Я боюсь, что у меня не будет другого выхода, кроме как просить вас найти альтернативные возможности для продолжения образования Кети.
— Это просто неприемлемо…
Я мрачно взглянул на него, и он захлопнул рот, клацнув зубами так, что это было слышно.
— Она смышленый ребенок — ей становится скучно, когда приходится дожидаться других детей, которые соображают медленнее, и если вам…
— Пожалуйста, мистер Хендерсон, освободите нас от ваших родительских заблуждений.
— Она смышленый ребенок.
— Нет, к сожалению, и в этом вся проблема. — Глубокий вздох. — Мистер Хендерсон, ваша дочь ведет себя подобным образом потому, что не может интеллектуально реализоваться. — Директриса покачала головой, она все еще стояла спиной ко мне и смотрела в окно, как будто ей влом было совершать какие-либо движения. — Иногда это является причиной, но итоги ее работы за академический год этого не подтверждают. Она отстает почти но всем предметам. Возможно, вам следует посмотреть на это как на возможность перевести ее в другое место, с более… индивидуальным подходом к учащимся.
Вельветовый кивнул:
— И нельзя сказать, что мы не пытались что-нибудь сделать, мы чрезвычайно долго мирились с ее поведением, принимая во внимание сложившуюся в семье ситуацию, но просто не смогли…
— Что значит «сложившуюся в семье ситуацию»?
Он вздрогнул:
— Как сказать… разрушенная семья, сестра пропала, вы — офицер полиции.
Ну все, сейчас зубы этого мелкого засранца провалятся в глотку.
— Слушай, ты, высокомерный…
— Мистер Хендерсон, мы не говорим здесь о разговорах на уроке или беготне по коридорам. За последние шесть недель Кети была у меня в кабинете двадцать раз. И если принять во внимание то, что ее посещаемость просто ужасающа, это можно считать чем-то вроде рекорда. Откровенно говоря…
— Ну, возможно, она слишком резвая…
Директриса продолжала смотреть в чертово окно, как будто я был плохо воспитанный ребенок.
Я встал:
— Не будете ли вы столь любезны смотреть на меня, когда я с вами разговариваю?
Миссис Элрик повернулась. Она была старше, чем казалась, если смотреть на нее сзади. Усталое, покрытое морщинами лицо, длинный нос, редеющие спереди волосы. Вдоль левой скулы тянулся кровоподтек, поднимись он чуть выше, под глазом уже был бы синяк. Вся шея в царапинах — четыре параллельные линии, ярко-красные на фоне бледной кожи.
— Последние три года мы мирились с враньем, обманами, появлениями на занятиях с запахом алкоголя изо рта — если она вообще удосуживалась прийти на занятия, — драками и воровством. Мы понимали, что она пыталась справиться с исчезновением сестры и вашим разводом. Но сегодня я заметила, что она издевается над другими детьми. И не из ее класса, а над первоклассниками.
— Это не правда, другие дети обманывают. Кети никогда бы не…
— Я поймала ее, когда она силой заставляла маленькую девочку, вдвое меньше ее, съесть горсть грязи. — Директриса вздернула подбородок, демонстрируя царапины на шее. — Вот что получилось, когда я попыталась ее остановить.
Вельветовый опять кивнул, словно болванчик на приборной доске:
— Это просто неприемлемо.
Я схватился за ручку его кресла:
— ЗАТКНИ СВОЙ ГРЕБАНЫЙ РОТ!
Директриса сложила руки на груди:
— Ну, теперь мы видим, откуда что берется.
— Это неправда, папочка, они врут! — Кети, словно дохлую крысу, прижимала к груди портфель.
Она снова перекрасилась — волосы прямые и черные, как смоль, заправлены за уши, большие голубые глаза покраснели и опухли, на шее шнурок с металлическим распятием. Белая рубашка помята и в грязных пятнах, зелено-желтый школьный галстук приспущен.
— Садись в машину. — Я открыл пассажирскую дверь.
— Почему ты веришь им, а не мне?
— Садись в эту чертову машину, Кети.
С заднего сиденья выглянула доктор Макдональд:
— Все в порядке?
Кети плюхнулась на пассажирское кресло, обернулась и, улыбнувшись психологу, протянула руку:
— Привет, я Кети, дочь Эша, очень приятно с вами познакомиться, мне очень нравятся ваши волосы, просто великолепные.
— Спасибо, твои мне тоже очень нравятся — очень готические.
— Вы не поверите, что случилось — училка местная меня вообще не любит, к тому же это не школа, а фабрика для взбалтывания лентяев с усохшими мозгами. Просто какое-то полное недопонимание.
Я сел за руль и захлопнул дверь. Ткнул ключ в замок зажигания:
— Ремень накинь.
Свет фар вонзился в темноту.
— Честно, папочка, я ничего не делала, это все…
— Ты избила девочку, которая младше тебя на два года Ремень!
— Это совсем не так было!
Я вдавил ногой педаль газа и рывками вывел «рено» на дорогу.
— Это то, чему тебя учили? Придираться к тем, кто младше тебя? Так что ли?
— Да не делала я ничего такого… — Глубокий вздох. — Ну да, я подралась, но слышал бы ты ее, она говорила, что все полицейские фашисты и расисты, что все вы коррумпированы и не можете поймать настоящих преступников, потому что издеваетесь над обычными людьми. А я точно знаю, это потому, что ее отца забрали за вождение в пьяном виде на прошлой неделе. Я просто за тебя заступалась.
— Ты заставляла ее есть грязь.
На круговую развязку, посигналил — поторопил покойника в кепке, заснувшего за рулем «вольво».
Кети во все глаза смотрела на меня, я это чувствовал.
— Что?
— Это ты заставил дядю Итана грязь есть. Вытащил его на задний двор и заставил грязь есть, пока ему не стало плохо, а потом вымазал лицо в грязи.
— Не так все было.
— Сломал ему нос и руку.
— Ты знаешь, что это было не так!
Я несся по Барнсли-стрит, в окнах машины мелькали дома.
— И вообще, он не твой дядя, черт бы его побрал. Не называй его так.
— Мама его так называет. — Руки сложены на груди, нижняя губа выпячена.
— Вообще-то, — пискнула доктор Макдональд с заднего сиденья, — мы не могли бы ехать помедленнее? В смысле, здесь ограничение скорости до двадцати, а мы делаем почти сорок, и я не хочу погибнуть в автомобильной аварии, так что не могли бы вы, пожалуйста…
— Мать знает, чем ты занимаешься? Пьешь, издеваешься, дерешься? Твоя учительница показала мне письма из местных магазинов — тебя туда не пускают, потому что ты крадешь! Моя дочь — вор!
— Я не…
— Все это время я защищал тебя, а ты… Я тебе верил.
— Они врут. Они все врут!
— Осторожно, автобус!
Я резко крутанул руль вправо — какой-то придурок-водитель автобуса стал тормозить не глядя. Проревел мимо него. А ублюдок оказался такой наглый, что фарами мне поморгал.
— Обманываешь, крадешь, пьешь… что потом — наркотики? Или ты уже?
— Кто бы говорил! Ты сам на наркотиках всю мою жизнь сидишь!
Твою же мать…
— Это лекарства, это совсем другое!
— Как только тебя касается, «это совсем другое», так, что ли? НЕНАВИЖУ ТЕБЯ!
Откинулась на спинку кресла — ноги скрестила, руки скрестила, смотрит в окно. Желваки играют, губы шевелятся, как будто за ними скрывается какая-то обида, пытающаяся вырваться. По щеке покатилась слеза, а она даже не попыталась ее вытереть.
Выехали на Крейгхил-драйв, с ее высокими домами из песчаника и линией бутиков.
Маленькое неблагодарное отродье.
Все это время держала меня за чертового идиота.
Доктор Макдональд откашлялась:
— Я понимаю, что сейчас все кажется довольно-таки непримиримым, но если бы вы оба просто поговорили о том, что вы на самом деле чувствуете, в смысле, честно и открыто, я уверена, мы смогли бы решить эту проблему.
Кети сидела с дрожащими губами, рта не раскрывала. Я тоже ничего не сказал.
— Я знаю, Кети, что ты на самом деле не испытываешь ненависти к своему отцу, тебе плохо, потому что…
— Заткнись, а? Просто заткнись. Ты меня не знаешь. Меня никто не знает.
Вот и все, поговорили.
Доктор Макдональд попыталась встрять еще пару раз, но все было бесполезно — все равно, что писать против ветра, — и она оставила нас в покое.
30
Ботинки Кети протопали по ступенькам лестницы, хлопнула дверь ее спальни.
Обои на стене в холле охладили мой лоб, но кровь так и не перестала пульсировать.
Доктор Макдональд закрыла входную дверь. Переступила с ноги на ногу. Потерла ладонью плечо:
— Отличный дом.
Куда лучше проклятой кучи дерьма в Кингсмите.
Бросил ключи Кети в чашу, стоявшую на столике в прихожей, пошел на кухню. Здесь был полный комплект — заставил того парня, который был мне должен, полностью обновить ее. Это стоило бы мне кучу денег, не застань я его крадущим стройматериалы со строительной площадки. В углу сверкающим серым обелиском стоял холодильник, я вытащил молоко и поставил пакет на гранитную столешницу. Хмуро посмотрел на него:
— Чаю хотите?
— Она на самом деле не может вас ненавидеть — она огорчена и поэтому бесится. — Доктор Макдональд стояла, прислонившись к дверному косяку. — Вы раньше всегда ее поддерживали, а сейчас вы на их стороне, и совсем не важно, правы они или нет. Все равно она воспринимает это как предательство.
В холодильнике было вино и бутылка джина. Давненько я не прикасался… Это все из-за таблеток. Закрыл дверь холодильника и, не запивая, проглотил пару таблеток диклофенака.
— Эш, хотите я поговорю с ней?
Ворует, врет, дерется… Да еще и заявляет, что мои разборки с Итаном Бакстером — это то же самое, что для нее над малышней издеваться.
Доктор Макдональд переступила с ноги на ногу:
— Пойду попробую выяснить, что на самом деле ее беспокоит. Это, конечно, не моя специализация, но если я могу залезть в голову серийному убийце, то, наверное, смогу то же самое проделать с двенадцатилетней девочкой, ведь все мы, по сути дела, одинаковы…
Я пил чай, посматривая в окно на сад, который когда-то был моим. В тусклом сиянии отраженного солнечного света все превратилось в силуэты — собственными руками построенный детский игровой городок, вишневое дерево, которое мы посадили вместе с Ребеккой и которое не принесло ни единой вишенки, собачья будка, в которой никогда не было собак, навес, который свалился после того, как я его поставил…
Сверху доносились вопли Кети, за каждым из которых слышался голос доктора Макдональд, говорившей что-то успокаивающее настолько тихо, что невозможно было разобрать. Мало-помалу крики стихли и превратились в едва слышное бормотание.
Кажется, доктор Макдональд была права насчет двенадцатилетних девочек и серийных убийц.
Взял с базы домашний телефон, полистал список номеров, пока не наткнулся на: МАМА — РАБОТА.
Никто не ответил. Конечно, кому было отвечать — Мишель была на совещании.
Вытащил мобильник и послал сообщение:
Кети исключили из школы.
Издевалась над первоклассницами.
Напала на учителя.
Сейчас дома (роуэн драйв).
Получилось что-то вроде воплей со второго этажа.
Выплеснул остатки чая в раковину. Снова включил чайник.
Может быть, доктор Макдональд сможет помочь Кети? Мысль хорошая.
Освободите меня от ваших родительских заблуждений.
В одном из ящиков за стопкой чайных полотенец лежала пачка печенья — гарантированное место, в котором Кети не могла их найти. Этого ящика она сторонилась, как чумы, — как бы ее не заставили тарелки вытирать. По крайней мере, что-то в этом мире не меняется.
Зазвонил домашний телефон — несколько экстравагантная версия мелодии вальса. Я побыстрее схватил трубку, на тот случай, чтобы Кети меня не опередила.
Мишель:
— Кети Джессика Николь, как так получилось, что тебя исключили из школы? Ты о чем, черт бы тебя побрал, думаешь?
— Это Эш.
— О-о… Я не…
— Так, значит, она теперь Кети Николь, да? Кажется, мы обо всем договорились.
Пауза.
— Как ты мог позволить, чтобы ее исключили из школы?
— Директриса ее остановила, когда та избивала первоклашку, ну, тогда Кети бросилась на нее, попыталась горло вырвать. И каким образом я мог это дело прикрыть?
В саду на заднем дворе на перекладину детского игрового городка села сорока, защелкала, зацокала.
— Ты вот что скажи этой юной леди: когда я вернусь, она очень дорого за все заплатит.
— Ты домой едешь?
— Ради бога, Эш, сколько можно говорить, я должна быть на совещании.
— Я не могу остаться, Мишель, и ты понимаешь почему. А она слишком мала, чтобы ее можно было оставить без присмотра.
Бог знает, что ей может в голову прийти.
— Ну… — Молчание. Наверное, кусает кончики пальцев. — Я вернусь домой в половине восьмого, так что придумай что-нибудь.
— Мишель, я не могу…
— В половине восьмого. Я позвоню маме. Она приедет из Эдинбурга в понедельник.
— Кети это очень понравится.
— Кети уже двенадцать, и она будет делать то, что ей скажут, черт возьми. И если она думает, что на следующей неделе ее ожидает вечеринка по поводу ее дня рождения, то ей придется поду лгать о чем-нибудь еще.
— Не беспокойтесь, все в порядке. — Пухлая женщина в твиде, с длинными седыми волосами, похлопала меня по руке. — Идите себе.
— Спасибо, Бетти.
Оставив ее стоять в дверном проеме, я прошел по тропинке, сел в ржавый «рено» и вернул его к жизни.
Доктор Макдональд, безвольно уронив руки, сидела на заднем сиденье.
— Брр… Кажется, я перебрала с подростковыми страхами.
Я выехал на дорогу, Бетти помахала рукой, зашла в дом и закрыла за собой дверь.
Доктор Макдональд закрыла глаза:
— Кажется, она очень милая.
— Потеряла мужа лет двадцать назад и приняла нас вроде как приемных детей, когда мы с Мишель сюда переехали.
Если будет держаться подальше от холодильника с джином, то все будет в порядке до тех пор, когда Мишель вернется домой.
— Вы уверены, что хотите вернуться к поквартирному обходу? — спросил я.
— Есть какие-то возражения?
— Мы должны сосредоточиться на Стивене Уоллесе.
— Ну… мы, конечно, можем это сделать, но все-таки существует возможность, что он не Мальчик-день-рождения. То, что он совпадает с психологическим портретом, совсем не делает его виновным.
Я открыл рот, потом закрыл. Что-то слишком уж я зациклился на Стивене Уоллесе — так настоящий Мальчик-день-рождения от нас уйти сможет. Вон что с Филиппом Скиннером получилось.
— Да, может быть, вы и правы.
Я проехал через Блэкволл-хилл, пересек мост Колдервел и повернул на Касл-хилл. Ни звука с пассажирского кресла.
— Не хотите рассказать мне, о чем вы с Кети говорили?
Доктор Макдональд пожала плечами:
— Нужно время, чтобы со всем этим разобраться.
Господи, это явно было самым коротким из ее высказываний.
Мистер Билли Вуд, Макдермид-авеню, дом 25, квартира 4.
— И вы уверены, что никого и ничего подозрительного вчера не видели?
Мистер Вуд поскреб бороду. На футболку с логотипом Университета Дандас посыпалась перхоть.
— Нет, у сестры был почти до двенадцати ночи. Слушай, у тебя карточка есть, на случай, если чего случится? Эти засранцы из дома напротив все время мою мусорку поджигают.
Мистер Кристофер Кеннеди, Джордан-плейс, 32, первый этаж, направо.