Хранитель пограничной крепости Голотвина Ольга
– Сиганул что надо! – восторженно сипел в ответ Шайса. Усилием воли Ворон заставил себя успокоиться и убрать руки с шара.
– Отдохну, он пока сам управится. И пусть поест, заслужил. А потом уведу его, пока мужчины не вернулись.
– А зачем уводить? Пускай порезвится!
– Там девятеро крепких мужиков. Увидят, что он натворил, рассвирепеют. В другой ситуации разбежались бы, а тут… Вдруг захотят отомстить да всей ватагой забьют зверя?
– Подумаешь, беда какая! Он что, последний в Подгорном Мире?
– Все-таки, Шайса, ты глуп. Девять победителей Подгорной Жабы! Как ты думаешь, много им понадобится времени, чтобы вообразить себя героями? И каждый будет врать, что он чуть ли не в одиночку… не ведая страха… И родится из этого вранья девять самостоятельных легенд, друг на дружку не похожих. И бродячие певцы начнут голосить об этих подвигах по всем кабакам Грайана и Силурана… Ну, нет! Народ должен считать Подгорных Тварей непобедимыми. Всех! И Людоедов, и Жаб, и Ежей-Визгунов, и драконов…
Джилинер поднялся и, разминая занемевшие от напряжения мускулы, медленно прошелся по комнате. Шайса провожал его взглядом. Наемнику вспомнилось, каким он видел хозяина в фехтовальном зале. Там этот вялый, с ленивыми движениями человек превращался в опасного бойца – быстрого, сильного, точного… Впрочем, Шайса тут же с удовольствием напомнил себе, что всеми видами оружия – от меча до удавки – сам он владеет лучше хозяина. Так и надо, каждому – свое.
– С драконами у меня хуже всего получается, – задумчиво сказал маг. – Такие непослушные! А они мне просто необходимы. Жабы хороши на открытой местности, но при осаде города от них толку мало. А вот десяток драконов, пикирующих с небес…
– Трудно, небось, стаей управлять? – посочувствовал слуга.
– Трудно научиться приказывать одному. К каждому виду тварей нужен свой подход. А как его нащупаешь – дальше уже не имеет значения, десяток или сотня… Правда, Большой Шар стал слабеть, пора снова напитать его Силой. Придется навестить Подгорный Мир… что, кстати, и мне на пользу пойдет. Отправишься со мной, а?
Шайса промолчал.
Джилинер улыбнулся краешками губ, глядя на позеленевшее лицо слуги. Ворон любил чужой страх – особенно страх действительно смелых людей.
– Шучу, шучу… – Маг вернулся в кресло и положил ладони на шар. – Давай, красавчик, выбирайся из сруба… Я кому сказал, скотина ты наглая, прыгай!.. Запиши, Шайса: сытая Подгорная Жаба слушается хуже. Потому что хочет спать. – Маг подавил зевок. – А из-за этой твари и я спать хочу.
– А в прошлый раз гроза все дело испортила, – озабоченно откликнулся Шайса.
– Да, гроза очень мешает. И сильный ливень… Ага, выпрыгнул, мой хороший! Ну, пойдем к озеру, пойдем…
Вдруг Джилинер замолчал и выпрямился в кресле.
По зеркалу пробежала рябь. Когда она исчезла, маг увидел яростную горную реку. Беззвучный водопад кружил потоки меж большими валунами, взбивал над ними высокую шапку пены. Казалось, сумасшедшая немая вода сейчас плеснет через резную раму прямо на колени чародею.
За спиной шумно вздохнул Шайса.
– Господин… это… это еще что такое?
– Не знаю, – бросил маг, не сводя глаз с зеркала. – Оно зачастую само выбирает, что показать. И ничего не делает зря, поэтому гляди в оба.
Водопад отодвинулся, ушел вниз. С высоты птичьего полета смотрели господин и слуга, как на обрывистом берегу, в зарослях орешника, метались человеческие фигурки.
– Река Бешеная, – определил Джилинер. – Такое течение только у нее да у Дикой…
– Но Дикая поуже будет, – подхватил Шайса. – А что за люди-то?
Зеркало будто услышало его вопрос. Земля придвинулась ближе, мелькнул и исчез бородатый воин с красно-белой перевязью на груди.
– Цвета Клана Орла, – ответил чародей.
– Стало быть, это где-то возле Анмира творится, – прикинул Шайса. – Хранитель Анмира – Сын Клана Орла… Ну, ясно: стража разбойников ловит!
Зеркало тем временем показало одного из тех, кого преследовали стражники. Молодой парень с шапкой растрепанных каштановых волос метался, как заяц, среди кустов. На бегу он скинул кожаную куртку, сбросил перевязь с ножнами, но меч не выронил – и держал его не как что-то чуждое, мешающее бежать, а как привычную вещь, ставшую почти частью тела.
– И чего наше зеркальце к этому щенку привязалось? – сипел голос за спиной мага.
– В стекле – моя волшебная сила, – негромко объяснил Джилинер. – Раз зеркало что-то показывает – не сомневайся: это «что-то» имеет отношение ко мне… Ты когда-нибудь видел этого юношу?
В это мгновение парень вылетел из расступившихся зарослей – и замер на вытянутой над водой голой вершине утеса. Внизу плясала смертельный танец река Бешеная.
Зеркало крупно, во все стекло, показало красивое молодое лицо, искаженное отчаянием. Влажные каштановые волосы сбились над высоким лбом, густые брови были страдальчески сведены.
– Нет, – отказался Шайса от подобного знакомства, – сроду его не видел.
– Я тоже. И тем не менее…
На утес выплеснулась погоня – десяток уставших, обозленных стражников.
Тут же из карих глаз разбойника ушел страх. Юноша легко и привычно вскинул перед собой меч.
Двое преследователей с разбега налетели на парня, как псы на волка. Беззвучная схватка длилась несколько мгновений. Джилинер увидел только, как оба стражника, обливаясь кровью, рухнули к ногам молодого разбойника. Шайса успел разглядеть больше – и тихо зашипел от восторга:
– Мастер, какой мастер!.. Это старый прием, «радуга над лугом»…
Ободренный победой, разбойник ринулся вперед – и оборвал атаку: прямо на него смотрело несколько арбалетов. Тяжелые стрелы готовы были сорваться с тетивы, свистнуть по прицельной канавке и впиться в добычу.
Парень отступил к самому краю утеса и бросил короткий взгляд в хищную реку. Похоже, одного взгляда ему вполне хватило…
– Почему они не стреляют? – поднял бровь Джилинер.
– Правильно делают, – объяснил Шайса. – Мертвого – только на костер, а живого можно продать.
Один из стражников начал что-то примирительно говорить парню.
– Сдаться предлагает, – перевел Шайса, хотя все и так было ясно.
Высокие скулы разбойника напряглись, твердо очерченные губы сжались в злой, презрительной усмешке. Левой рукой он сделал непристойный жест.
Стражник продолжал говорить. Заинтересовавшись, Джилинер положил ладонь на сиреневый шар. В комнату ворвался рев водопада, в который был вплетен рассудительный басок:
– …И мы, приятель, прямо удивляемся: ну чего ты из себя героя корчишь?
– Правда? – перебил его дерзкий звонкий голос. – Ты ожидал, что я закачу глаза и рухну в обморок?
– А мальчик не из крестьян! – удивился Джилинер. – Если судить по его речи…
Стражник начал терять терпение.
– Не зли меня, гаденыш! Мне рукой махнуть – и в твоей шкуре шесть новых дырок будет!
– А что ее беречь, шкуру-то мою? Не соболь, не куница…
– Не дури, – посоветовал стражник, с трудом сдерживаясь. – Молод еще помирать. Сдавайся по-хорошему…
– По-хорошему? – В глазах парня плеснулось горькое отчаяние. – Чтоб на всю жизнь в рудник, под землю? Нет, собака ты гончая, живым ты меня не возьмешь, лучше попробуй себя за ухо укусить…
– Ну все, – тяжело выдохнул стражник. – Шутки кончились. Или клади меч на землю, или стреляем!
Лицо разбойника вдруг стало серьезным, словно он вспомнил что-то важное.
– А раз шутки кончились, – изменившимся голосом сказал он, – попробую сказать кое-что всерьез. Показал мне как-то учитель одну штуку…
Договорить парень не успел.
Шайса охнул. Его зоркие глаза первым заметили расширяющуюся у ног юноши черную змейку трещины.
Крупный обломок скалы с грохотом съехал в водопад. Разбойник извернулся, как кошка, перепрыгнул было на уцелевший край утеса, но под ногой осыпались камни, и юноша, взмахнув руками, сорвался в клокочущую воду. Потрясенные стражники на безопасном расстоянии вытягивали шеи, стараясь заглянуть в кипящую бездну.
– Смелый парень, – уважительно сказал Шайса.
– Смелый дурак, – уточнил Джилинер. – Заработал смерть без погребального костра.
Шайса зябко передернул лопатками.
– Однако, – задумчиво сказал маг, – пора заставить зеркало вспомнить, кто его хозяин.
Он ласково и легко провел пальцами по деревянной раме, приложил ладони к стеклу. Вокруг зеркала вспыхнуло белое сияние. Изображение исчезло, словно стекло залило молоком.
Джилинер повернул к слуге потрясенное лицо:
– Шайса! Змей ты мой ручной! Знаешь, что это было? Будущее! Мы заглянули в будущее!
– То есть… это как? Разве такое бывает?
Джилинер отвел ладони от стекла и заставил себя успокоиться.
– У моего прадеда было зеркало, которое показывало будущее. Перед смертью он это зеркало разбил. И я его понимаю… Но ты видишь, как возросла моя мощь? Много ли на свете осталось такого, что мне не под силу?
– Мастерство господина потрясает меня. Но… если знать все наперед, нельзя ли изменить будущее?
– Шайса, ты смотришь в самую суть. Прадед утверждал, что можно. Но ему самому это ни разу не удалось.
– А этот разбойник… Почему зеркало показало нам его смерть?
– Хотел бы я это знать… То, что мы увидели, произойдет где-то… где-то в начале Звездопадного месяца.
– Меньше чем через два месяца, – прикинул Шайса. – Может, мне найти это место, отбить парня у стражи и дознаться, с чего он так понравился нашей стекляшке?
Ворон немного подумал.
– Пожалуй, не стоит. У нас большие планы и мало времени. Конечно, любопытно было бы узнать, как судьба этого мальчишки связана с моей судьбой… – Тонкие губы тронула усмешка. – Может быть, этот щенок – мой незаконный сын? И зеркало решило, что я ринусь его спасать?
Шайса фыркнул при мысли, что кто-то – хотя бы и безмозглое стекло – может заподозрить его хозяина в подобной чувствительности.
– Нет, – принял решение Джилинер. – Все равно мальчишка погибнет, не успев ни помочь, ни помешать мне. Мы не можем ставить под угрозу великие замыслы, пытаясь изменить будущее ради сомнительной цели. – Узкая кисть сделала небрежный жест, словно смахнула на пол что-то нестоящее. – Кем бы ни был этот парень – о нем можно забыть.
У Шайсы было на этот счет свое мнение, но он не посмел его высказать.
5
Колокол на Драконьей башне королевского дворца гулко ударил три раза. Третий светлый звон – полдень.
Тайверан, столица Великого Грайана, жил привычной жизнью, чопорной и размеренной.
Впрочем, в эти дни столица слегка изменила обычной своей степенности и солидности. Цветущий месяц веселым завоевателем ворвался в тесные, кривые улочки и тут же посрывал с горожан теплые плащи. Солнце высушило последние лужи и разлилось по плоским крышам домов, где в деревянных ящиках рвались вверх перья лука, курчавилась морковь, весело вилась вокруг высоких палочек фасоль. Хозяйки с удовольствием отложили домашние дела, которые все равно до конца никогда не переделаешь, и выбрались наверх (якобы для того, чтобы прополоть и полить рассаду, а на самом деле – позубоскалить и посплетничать, перекликаясь от крыши к крыше).
Даже у старух в эти дни голоса помолодели и летели над городом, как птичий щебет. И веселым чириканьем отвечали им стайки ребятишек, снующих по всем улочкам и залезающих в каждую щель.
Пританцовывая, весна шла по Тайверану – но робко обошла стороной ворота, преграждающие путь к большому каменному дому, что грозной крепостью встал на одной из улиц, выходящих к дворцовой площади.
Казалось, мрачная зима еще простирает над этим домом свою руку. Ни один лучик не смог бы пробиться в окна, наглухо как в Лютом месяце, закрытые ставнями. На каждом из этих тяжелых дубовых щитов был вырезан сокол со сложенными крыльями.
Никто с улицы не видел ослепшие окна – высокий забор укрывал дом от любопытных взглядов. Но редкие прохожие, боязливо ускорявшие шаг, и так знали о траурных ставнях.
Ни один торговец с лотком не смел заорать здесь, нахваливая свой товар. И не только потому, что на улицах, ведущих к дворцовой площади, разносчикам торговать было запрещено (запрет этот часто нарушался), а потому, что сегодня на барыши тут рассчитывать не приходилось.
И бродячие певцы не затягивали здесь баллад о героях Огненных Времен в надежде получить пару медяков (если не за песню, так хотя бы за то, чтоб певец заткнулся и убрался прочь). В любой миг в доме могли начаться события пострашнее тех, о которых сложены баллады.
И не крутились у ворот нищие, которых обычно здесь было что комаров на болоте, поскольку Мудрейший Клана Сокола славился щедростью. Даже у нищих не хватило наглости сунуться туда, куда властно вошла смерть – причем смерть неотомщенная, кричащая о крови, стали и огне…
Двое стражников, препоясанных зелено-красными кушаками, тоже не собирались задерживаться у ворот, над которыми была прибита громадная еловая лапа (хотя десятник строго-настрого приказал почаще наведываться именно к этому дому и быть при этом настороже).
– Лишь бы при нас заварушка не началась, – опасливо бормотнул один.
А второй хмыкнул:
– Клянусь патлами Серой Старухи, не хотел бы я сейчас быть на месте здешнего хозяина!
И если бы Мудрейший Клана Сокола слышал эти слова, он бы хмуро усмехнулся. Все правильно. Его место было сейчас не из уютных.
Худой, с глубоко запавшими глазами старик в тяжелой, шитой золотом одежде тронул высохшими пальцами приколотую на груди маленькую еловую веточку, поправил на лбу серебряный обруч с чеканным изображением сокола, удобно устроил руки на резных подлокотниках кресла, вздохнул и тяжело взглянул на людей, ожидавших его слова.
Четверо крепких, рослых мужчин угрюмо стояли перед ним. Они были одеты в бархат и шелк, на камзоле у каждого была вышита оскаленная волчья морда. Прямая осанка, спокойные, отрешенные лица… а ведь эти люди знали, что могут больше никогда не увидеть дневного света!
Пятый опустился перед креслом на колени. Голова низко склонилась, скрещенные в запястьях руки были вскинуты ко лбу, длинные волосы скрыли лицо. Эта унизительная поза раба совсем не подходила сильному, плечистому, едва начавшему седеть человеку в дорогом плаще, скрепленном на плече застежкой в виде волчьей пасти.
– Говори, Волк! – сдержанно разрешил старец. – Я, Даугур Глубокое Озеро из Клана Сокола, Ветвь Клюва, слушаю тебя.
В ответ зазвучал хриплый голос, с усилием выговаривающий каждое слово:
– Я, Каррао Смертоносный Ураган из Клана Волка, Ветвь Серой Лапы, молю тебя: не дай вспыхнуть смертной вражде! Да, по вине одного из наших погиб Сокол, и погиб не в честном поединке. Но ты же знаешь, Мудрейший, как было дело! Санльен Ясный Луч – пятнадцатилетний мальчик, впервые оказавшийся один в пути, да еще ночью! Любой придорожный куст казался ему разбойником! Волей Хозяйки Зла он принял случайного путника за грабителя – и от страха нанес удар первым… Я знаю, Клан Сокола может взять жизнь за жизнь. Тогда мы вынуждены будем ответить… польются реки благородной крови… Вспомни, что произошло некогда между Вепрями и Орлами! А ведь мы живем не в Огненные Времена, наши законы начертаны железом и кровью. Король не потерпит резни в Кланах, он обрушится на нас, не щадя ни правых, ни виноватых…
Каррао продолжал говорить, но Мудрейший уже не слушал его, обводя тоскливым взглядом комнату, освещенную коптящими факелами. Вдоль стен стояли воины с каменными лицами, их арбалеты были направлены на Волков…
На Волков? Ну нет! Даугур до боли почувствовал, как глядит ему в сердце стрела. Он тоже сейчас на прицеле! Какое бы решение он ни принял – ему не сохранить на голове обруч Мудрейшего. Объявить кровную месть? В глазах короля он будет виновником бойни, которую учинят Соколы. Примириться с Волками? Его не поддержит собственный Клан. Все скажут «Даугур выжил из ума, подарил Волкам жизнь родного внука! Может ли старикашка, равнодушный к жизни и чести своих родичей, быть Главой Клана?»
О, какая же это шаткая лестница – власть! Как трудно удержаться на верхних ступеньках, что раскачиваются и пляшут под ногами!
Совершить преступление против короля – или против своего Клана? Приятный выбор!
И все же в первую очередь он – Сокол. Он не имеет права делать Волкам такие подарки.
Стоп… Почему – «подарки»? Почему не заключить сделку, приемлемую как для Волков, так и для Соколов? Уж тогда он, Даугур, сумеет заткнуть рты недовольным!
Лицо старика на миг просветлело.
– Довольно. Не продолжай, Волк. Я принял решение.
Проситель тут же замолчал и легко поднялся на ноги. Раз Глава Соколов говорит, что принял решение, значит, изменить уже ничего нельзя, а Каррао не собирался унижаться больше, чем это было необходимо.
Даугур не без зависти взглянул на ладную, крепкую фигуру Волчьего Вожака. «А ведь мы однолетки! Конечно, это говорит в нем кровь Магов… жаль, не всем нам достается в наследство дар долгой молодости. Говорят, Каррао – такой грозный воин, что даже старость боится приблизиться к нему. Глупо делать этого человека своим врагом».
– Подать стул Главе Волков! – возвысил он голос.
Из полумрака возник слуга с низким деревянным стулом. Каррао сел, взглядом поблагодарив за разговор на равных. Четверо его родичей быстро переглянулись, оценив благоприятный знак.
– Все, что ты сказал, правда, – вздохнул Даугур. – И законы крепки, и власть короля сильна… и ваш Санльен – сопливый мальчишка. Он хотя бы понимает, что натворил?
– Казнит себя, покоя не находит!
– Поделом… Не забывайте, Волки, кого лишился наш Клан. Шайшер Быстрое Крыло был отважным воином, отцом маленькой дочери и… и моим внуком. Что ж, мы возьмем за него выкуп – и выкуп дорогой!
– Скажи – сколько, а золото мы достанем! – отозвался повеселевший Каррао.
Даугур усмехнулся, вспомнив слухи о том, что Волки не расстались со старой, идущей из Огненных Времен привычкой разбойничать на ночных дорогах.
– То, что мы возьмем за жизнь Шайшера, будет стоить дороже, чем все золото, которое вы могли бы наскрести в своих лесных замках… – Сокол помолчал немного. – Скажи, Волчий Вожак, ты слышал о нашем позоре, нашем мучении… об этом молодом негодяе, что каждый день, с утра и до вечера, порочит доброе имя Клана развратом и жестокостью?
– Ты говоришь, Мудрейший, о Ралидже Разящем Взоре из Ветви Левого Крыла, – с легким недоумением отозвался Каррао. – Я уверен в этом, потому что больше ни об одном молодом Соколе я не слышал ничего дурного.
– Спасибо за попытку утешения… Этот мерзавец – проклятие моей старости. В моем доме его стыдится даже дверь! Я долго не хотел верить отвратительным слухам. Говорили, что он способен потехи ради замучить человека, что устраивает для всякого сброда многодневные пьянки, на которые его слуги силой затаскивают девушек. Я думал… заставлял себя думать, что речь идет о простых, хотя и буйных, забавах молодости. А что не любил я этого наглого щеголя – ну, мало ли кого я не люблю! Но последний случай… это невозможно! Наш подлец изнасиловал девушку из Рода. Не из Семейства, не из Отребья – из Рода! Я надеялся, что Ралидж как-то оправдается, объяснит эту ужасную историю… Знаешь, что он сказал мне? Повторяю слово в слово: «А если она из знати, почему ходит по улицам без слуг?»
– Вот тварь… Это же может дойти до короля!
– Уже дошло… Волк, ты только что стоял передо мной на коленях. Вот так и я два дня назад ползал перед Джангиларом, умолял пощадить этого гаденыша, которого мне бы лучше удавить своими руками! Конечно, король замял скандал, уладил все с Родом девушки… Ты слышал последний указ?
– Нет еще… не до того было.
– Джангилар послал нашу радость в Лунные горы – Хранителем маленькой крепости. А негласно запретил возвращаться в Тайверан и вообще высовываться из своей глухомани… Вот змееныш себя покажет без присмотра старших! Воля, власть… что хочешь, то и вытворяй!
– Прости, Мудрейший, ты сказал – в Лунных горах? Но это же на границе с Силураном?
– Ничего. Нуртор ведет себя тихо. А если начнутся неприятности, то не в горах же!
– Да, верно… Значит – почетная ссылка?
– Нельзя же с потомком Первого Сокола расправиться как с преступником из Отребья… Но горе не в этом, Волк! Наш негодяй – последний в своей Ветви! Кроме него, в Левом Крыле остался лишь двоюродный дед Ралиджа. Увы, Безликие не послали ему дара долгой молодости. Если Ралидж во время какого-нибудь шального похождения свернет себе шею – Ветвь оборвется.
Каррао сочувственно цокнул языком. Оборвавшаяся Ветвь – трагедия для всего Грайана. Даже в неистовые Огненные Времена, когда Сыновья Кланов в безумной сваре истребляли друг друга, известие о смерти последнего в Ветви заставляло враждующих на время опомниться. Бывшие враги закрывали ставнями окна своих домов, прикалывали к одежде еловые веточки и печалились о том, что исчезла еще одна нить, соединяющая их с Двенадцатью Великими…
Каррао стряхнул невеселые мысли и от души посоветовал:
– Так женить его скорее! Пойдут дети – укрепится Ветвь. А наследники могут вырасти хорошими Сыновьями Клана, если их с детства воспитывать как следует.
– Полгода ищу для него невесту. Дурная слава обгоняет Ралиджа на три полета стрелы. Вот ты, Волчий Вожак, отдал бы за такого внучку?.. Молчишь? Мы уже согласны на хорошую девушку из достойного Рода… намекнули даже одному почтенному отцу. Представь себе, он сделал вид, что не понял нас!
– А эта… которую изнасиловал Ралидж… может быть, она?..
– С ее родителями говорил король, обещал девушке хорошее приданое. Но ее отец поклялся, что скорее убьет дочь своими руками, чем навсегда отдаст негодяю.
Каррао вновь цокнул языком – на этот раз неодобрительно.
– Да, иные Роды в гордости не уступают Кланам. Я так полагаю, очень уж они занеслись…
– Это верно… Однако вернемся к нашим бедам. Ты, наверное, уже понял, чего я от тебя потребую.
Каррао закусил губу и шевельнул носком сапога разбросанную по полу хвою.
Глава Клана Сокола возвысил голос:
– Это мое последнее слово, Волки. Я согласен взять жизнь за жизнь, человека за человека. Нам нужна Волчица, достаточно молодая и здоровая, чтобы рожать сыновей. Красота не так уж важна. Лишь бы подарила Ветви Левого Крыла наследника, а там пусть Ралиджа хоть Подгорные Твари сожрут, я и слезинки не оброню. Если ты найдешь такую девушку, я объявлю в своем Клане, что мой внук погиб в честном поединке, и волей Мудрейшего запрещу месть. Если откажешься – пусть говорят мечи и стрелы.
Каррао приподнял ладонь. Повинуясь этому жесту, Волки обступили своего вожака и начали что-то тихо обсуждать. Наконец Мудрейший опустил ладонь. Волки тут же замолкли и почтительно отошли в сторону.
И вновь Даугур почувствовал укол зависти, на этот раз при виде послушания и сдержанности молодых Волков. «Мои Соколы, – подумал он с досадой, – начали бы орать друг на друга, доказывая свою правоту, мне пришлось бы на них рявкнуть…»
Каррао помолчал, размышляя, затем медленно произнес:
– Арлина Золотой Цветок из Ветви Логова. Она осиротела, не получив наследства. Ей девятнадцать лет. Насколько мне известно, она вполне здорова и хороша собой.
– Но согласится ли она? Дочь Клана – не рабыня…
– Я все ей объясню. Она истинная Дочь Клана и, безусловно, согласится. Но как быть со Сроком Помолвки? Невеста должна не меньше месяца прожить с женихом под одной крышей. А ведь ему скоро в путь…
– Не так уж и скоро. Ралидж тянет с отъездом – ссылается на нездоровье, но я думаю, у него в столице остались какие-то делишки… Словом, он думает быть в Лунных горах в начале Звездопадного месяца. Девушка может поехать вместе с ним.
– Ну уж нет! Он не прислужницу в дом везет! Волчица прибудет в крепость сама, как и подобает высокородной госпоже. Я дам ей охрану… В начале Звездопадного месяца? Ладно, так тому и быть. Завтра же выезжаю в Барсучий Дол, где девушка живет в замке своего дяди. Поговорю с родственниками, соберем невесту в дорогу… – Помолчав, Каррао добавил неохотно: – Клан мог бы дать ей небольшое приданое…
– Незачем, – великодушно отозвался Даугур. – Еще и приданое ему, ублюдку! Он ее и так с радостью возьмет, пусть у меня только попробует не взять!
Главы Кланов без смущения глядели друг другу в глаза. Двое Мудрейших порядком подзабыли, что значат слова «совесть» и «жалость», зато слова «благо Клана» звучали для них громче молитвы и повелительнее боевых рогов.
Оба Вожака одновременно поднялись на ноги. Самый юный из Волков сунул в руку Каррао серебряный обруч с изображением волчьей морды. Мудрейший возложил его себе на голову в знак того, что он больше не проситель.
– Задержитесь, Волки, вы – мои гости, – радушно сказал Даугур. – Сейчас нам подадут вина. И, во имя Безымянных, пусть уберут наконец эти проклятые арбалеты!
6
Вей-о-о! И зачем, спрашивается, Безымянные сотворили эти дебри? Кому нужна дурная каша из стволов, листвы, коряг, валунов, обломков скал, веток, противно хлещущих по спине… Ладно, по спине – пусть, все равно спина такая, что черепаха от зависти сдохнет. Рубец на рубце, не то что ветка – плеть не возьмет… Но ведь эта зеленая дрянь и в глаза лезть норовит!
О Хозяйка Зла, куда же затащила его проклятая река? Далеко ли позади осталась погоня?
В ушах еще гремит водопад, перед глазами вертится бешеная пена. Не выплыть бы, ни за что не выплыть, если бы не ствол дерева, игрушкой плясавший в неистовой воде. Какое счастье, что рука не соскользнула с сука, надежно сомкнулась на мертвой ветке… Ох и лупило его по камням! Никогда в жизни ему так не доставалось… впрочем, нет: один-то раз пришлось побывать и в худшей передряге…
Но и сейчас ему весьма неплохо. Избитое тело пытается взбунтоваться, изрезанные в кровь босые ноги не согласны брести по острым камням, а в животе бултыхается столько воды, что хватило бы на небольшое лесное озерко. При каждом резком движении вода рвется наружу так бурно, словно до сих пор остается частью водопада.
А холодно-то как! Сапоги пришлось сбросить – тянули ко дну. Штаны уплыли по течению вместе со спасительным бревном – не удалось отцепить их от настырной ветки. А жалкие клочья рубахи наотрез отказались держаться на плечах и потому остались на берегу…
Подкошенный сильным головокружением, молодой бродяга опустился на четвереньки и помотал головой.
Перед глазами плавали разноцветные пятна. Вставать на ноги не хотелось. Жить тоже не хотелось.
И тут подоспела помощь из прошлого: вспомнились бесконечные, мучительные часы обучения карраджу – искусству владеть мечом. Тогда тоже невыносимо ныли мускулы, жгло легкие, и только железная воля – учителя, а не своя собственная – приказывала двигаться дальше.
Это было так свежо в памяти! Но Аунка рядом уже не будет никогда. Пришлось самому скомандовать себе: «А ну, Орешек, вставай! Вперед!»
С коротким стоном измученный человек выпрямился, тряхнул мокрыми каштановыми волосами и зашагал по мшистым валунам. Не сразу Орешек поймал себя на том, что не просто тащится вперед, но еще и делает на ходу заученные некогда движения – руками, плечами, шеей… Тело само, без приказа, вспомнило уроки Аунка! Это было тяжело, зато кровь быстрее побежала по жилам, ровное тепло пришло на смену ознобу, а вскоре притупилась боль в мышцах, умолк гул в ушах, прояснились мысли…
Ну и рожи, наверное, были у стражников! Решили скорее всего, что он героически прыгнул в водопад, лишь бы не попасть к ним в лапы. Скоро в тавернах Анмира начнет сплетаться легенда об отважном разбойнике, что предпочел смерть плену.
И никто не узнает правды о недотепе, у которого над обрывом из-под ног посыпались камни. И который сумел выбраться из воды, поскольку кое-что не тонет.
Знать бы, как там его дружки? Погибли? Схвачены?.. А-а, ладно, дружки – не друзья! Вот Аунка жаль, но ему уже ничем не поможешь.
Важнее сообразить, куда его занесло потоком. Может быть, ночью, по звездам… впрочем, нет, плохо разбирается он в звездах. Хотя и учили дурака…
От этой мысли на миг стало теплее. Когда-то о нем заботились, его учили…
Поеживаясь, беглец огляделся. Мысль о ночлеге под открытым небом была неприятной и пугающей. В разбойничьей ватаге Орешек знавал людей, для которых лес был живым, добрым и уютным, как обжитой дом. Для него же это нагромождение незнакомых деревьев, трав и кустов было лишь декорацией – причем декорацией пьесы, играть в которой ему совсем не хотелось. Ну не знает он этой роли, и все! Однако выбора нет: спектакль идет, актер уже на сцене, из зрительного зала без особого интереса глядят боги. Прикидывают со скуки: выживет ли в дремучей чаще герой пьесы, этот безнадежный горожанин?..
Да, горожанин! И он не намерен провести остаток дней своих в этом мерзком месте!
Можно, конечно, построить здесь хижину (кстати, как это делается?), собирать себе в пищу травы и коренья (кстати, как отличить съедобные от всякой ядовитой погани?), ловить силками птиц и зайцев (а это уж и вовсе дело немыслимое, скорее какая-нибудь зверюга его самого изловит)…
Но даже если поднапрячь воображение… Вот сидит он у порога этой самой хижины, благостный, как раскормленная свинья, грызет какой-то стебелек и умиленно слушает птичек. Сегодня, завтра, всю жизнь…
Вей-о-о! Ну уж нет! Он культурный человек! Начитанный! Городской! Он к людям хочет!
Хотя люди скорее всего наденут на него ошейник, а также устроят множество других крупных и мелких неприятностей…
Орешек остановился. Губы тронула невеселая усмешка.
«Что ж, приятель, раз ты такое стадное животное – думай, как отсюда выбраться! Ну-ка, вспомни, куда впадает река Бешеная, с которой ты только что обнимался? Пра-авильно, в Море Туманов, которое по сути своей не море, а гигантское пресноводное озеро, как о том сообщает в „Описаниях земель“ мудрый Алзур Полевой Кузнечик из не-помню-какого-Рода. По пути река проходит сквозь Черную Пустошь… нет, Пустошь должна остаться позади, а это должно быть… Вей-о! Это Лунные горы! Дебри, дикость, зверье со скверными манерами и… и Подгорные Твари. Самые разные. Ох и любит же меня Хозяйка Зла, любит, стерва старая!»
Сначала Орешек пытался брести берегом, рассчитывая рано или поздно добраться до Моря Туманов и отыскать рыбачью деревушку. Но путь то и дело преграждали скалы, рухнувшие деревья, непролазный кустарник, коряги жуткого вида. И все это надо было обходить. Река пропала из виду и ревела где-то вдали. А вскоре бродяга заметил, что этот окаянный ландшафт нависает над ним слева и справа, и сделал справедливое заключение, что попал в ущелье. Спрашивается, зачем он туда залез? Вот уж истинно говорят: «Боги ведут, а Хозяйка Зла водит».
Вечерело. Небо затягивали скверного вида облака. Только бы не хлынул ливень! Чего-чего, а воды ему на сегодня хватит!
Орешек вспомнил, как карабкался из реки, цепляясь за склонившиеся над потоком ветви, как потом рвало его на прибрежных валунах…
Нет, хватит над собой издеваться! Все равно в темноте он далеко не уйдет, а уже начинает темнеть. Надо куда-нибудь забиться до утра. Ливень так ливень, звери так звери, Подгорные Твари так… ох нет, не надо про них на ночь глядя!
Вот тут он и устроится, под елочкой. Кстати, место подходящее: траурное, похоронное дерево…
Орешек втиснулся меж большим замшелым валуном и древесным стволом, устало прислонился щекой к зеленой моховой подушке – и вдруг с воплем вскочил на ноги.
Из камня глядел на него огромный глаз и тянулась когтистая лапа.
Бродяга коротко хохотнул. С ним сыграли злую шутку усталость и нервное напряжение. Он протянул руку и сорвал с валуна пласт мха, обнажив второй глаз изваянного из гранита чудовища.
– Ну, морда! – сказал парень вслух. – И кто же тебя, такого раскрасивого, здесь водрузил, среди леса?.. Вей-о! Клянусь всеми обликами Хозяйки Зла, это же меня занесло в Храм Крови!
И тут же хлопнул себя ладонью по губам и вытянул руки в жесте, отвращающем беду. Не стоило поминать Тысячеликую в месте, где она царила многие века.
Та-ак, что писал о Храмах Крови мудрый Ваасгир Широкий Ручей из опять-не-помню-какого-Рода? (Стыдно, кстати, забывать имена больших ученых!) Воздвигались эти храмы в чащах, вдали от людских поселений (это сходится). Не было у храмов ни стен, ни крыш – лишь чудовищные статуи и жертвенники. (Насчет крыш – это жаль: дождь все-таки начинает накрапывать.) Жрецы не жили здесь, как при обычных храмах, а по известным только им тропам приводили в это страшное место тех, кому суждено было стать жертвой, – связанных, или обманутых, или одурманенных колдовскими зельями. А кто-то шел на смерть добровольно. И лилась кровь во славу хищных древних богов, которым люди поклонялись еще в Темные Времена…
Покончил с этим варварством Авибран Светлая Секира, дед нынешнего короля. Вызнал, где находятся святилища, поверг наземь статуи и казнил жрецов. И правильно сделал. Богам статуи воздвигать, дурь какая! Даже малому ребенку известно, что Безымянные никакого облика не имеют. Это незримые силы, господствующие над миром. А в плотских обличьях является только эта… которую на ночь и в лесу лучше не поминать…
Но осмотреться все же не мешает. Может, удастся устроиться поуютнее.
Вот за статуей и щель подходящая. Пра-авильно – вход в пещеру.
Пещера – это хорошо. Ее, надо полагать, боги специально для него в скале вырубили. Они мудрые, прозорливые, вот и разглядели сквозь века, что придет в эти края бездомный, голый, продрогший человек. И позаботились, спасибо им… Вот только не засела ли в пещере какая-нибудь четвероногая или ползучая пакость?
Орешек осторожно заглянул в щель, просунул туда руку и плечо. Никто не прыгнул и не вцепился – уже приятно. Мелькнула запоздалая мысль: надо было выломать в кустах палку да пошуровать в щели, прежде чем самому лезть туда! Впрочем, трудно ожидать сообразительности от человека, которого било головой о речные валуны…
Шаг… еще шаг… Тьма нависла, окутала, взяла в плен… Во имя Серой Старухи, что за мерзкие мысли лезут в голову! Сроду он темноты не боялся! Нет, дело не в темноте, а в каменных стенах, что окружили, стиснули, вот-вот опрокинутся и задавят… Вспомнились слышанные в детстве жуткие рассказы о рабах, заживо засыпанных обвалом в рудниках и шахтах. Брр, страшнее ничего и не придумаешь! Впрочем, ему ведь не надо лезть вглубь до самого сердца горы! Вот пройдет еще немножко, убедится, что нет опасности, потом вернется к выходу, нарвет травы на подстилку…
Но тут босая нога поехала по плесени, каменный пол вздыбился, превратился в наклонную стену – и бродяга заскользил вниз.
Спуск оборвался так быстро, что Орешек не успел испугаться. Впрочем, страх взял свое, когда парень понял, что очутился на дне узкой каменной «кишки» со скользкими крутыми стенами.
«Спокойно! Не паниковать! Возьми себя в руки, ты, ничтожество! Хочешь – повизжи немного от ужаса, все равно никто не услышит… Ах не хочешь? Тогда думай, как отсюда выбраться. Что говорил Аунк про страх? Он полезен, когда придает силы и заставляет мускулы двигаться быстрее, но нельзя допускать его в голову и позволять ему путать мысли».
Пахло сыростью и плесенью – тоскливый, безнадежный запах. Гладкий камень, пятна мха, никаких трещин, не за что зацепиться. Склон хотя и не отвесный, но все же слишком крутой, чтобы выкарабкаться…
Но колодец узкий, верно? Может, удастся вылезти, упираясь руками в противоположную стену?
Орешек обернулся – и отпрянул, больно ударившись лопатками о холодный камень.
Читать бесплатно другие книги:
