Полет шершня Фоллетт Кен
«Я усомнилась в тебе, – винилась она, – а ты оказался самым смелым из нас…»
Но вот слезы кончились и она тяжело поднялась на ноги. Промокнула лицо рукавом. У нее дел невпроворот. Повернулась, чтобы уйти, и заметила высокую худую фигуру отца Арне. Он стоял в нескольких шагах, смотрел на нее. Подошел неслышно и ждал, когда Хермия выплачется.
– Хермия, – произнес он. – Благослови тебя Бог.
– Спасибо, пастор. – Хотелось обнять его, но она не решилась, просто пожала руку.
– Ты опоздала на похороны.
– Я нарочно. Нельзя, чтобы меня видели.
– Тогда пойдем в дом.
Хермия пошла за ним по жесткой траве. Фру Олафсен была в кухне, в кои-то веки не у раковины, сидела за кухонным столом в черном платье и шляпке. Видимо, соседки прибрались после поминок, вымыли всю посуду. Завидев Хермию, мать Арне разрыдалась.
Они обнялись, но Хермия сделала это вполсердца. Того, кто ей нужен, в комнате не было. Как только представилась возможность, она сказала:
– Я надеялась застать здесь Харальда.
– Его тут нет, – вздохнула фру Олафсен.
Хермию охватило ужасное предчувствие, что все это долгое и опасное путешествие предпринято зря.
– Разве он не приехал на похороны?
Мать покачала головой. Стараясь справиться с нетерпением, Хермия поинтересовалась:
– Так где же он?
– Присядь-ка, – подал голос пастор.
Хермия призвала на помощь выдержку. Пастор привык, чтобы ему подчинялись. Если прекословить, ничего не добьешься.
– Выпьешь чашку чаю? – предложила фру Олафсен. – Правда, не настоящий, конечно…
– Да, с удовольствием.
– А бутерброд съешь? Тут еще много осталось.
– Нет, спасибо. – Хермия, у которой весь день крошки во рту не было, даже думать о еде не могла. – Но где же Харальд?
– Мы не знаем, – ответил пастор.
– Как такое возможно?
Пастор, небывалое дело, смутился.
– Мы с Харальдом обменялись резкими словами, я в упрямстве не уступил ему. С тех пор Господь послал мне напоминание о том, как драгоценно время, которое человек проводит с сыновьями. – По щеке его скатилась слеза. – Харальд покинул дом в гневе, отказался сообщить, куда направляется. Через пять дней вернулся, всего на несколько часов, и мы в некотором роде примирились. В тот раз он сказал матери, что погостит у одноклассника, но когда мы туда позвонили, его там не оказалось.
– Думаете, он все еще обижен на вас?
– Нет, – покачал головой пастор. – То есть, конечно, это не исключено, но прячется он не поэтому.
– Что вы имеете в виду?
– Сын соседа, Акселя Флемминга, служит в полиции в Копенгагене.
– Помню, – кивнула Хермия. – Петер Флемминг.
– Ему хватило совести явиться на похороны! – с несвойственной ей горечью вставила фру Олафсен.
– Петер утверждает, что Арне шпионил на Англию, а Харальд продолжает то, что он не доделал.
– Вот как?
– Ты, похоже, не удивлена.
– Не буду лукавить, – призналась Хермия, – Петер прав. Я попросила Арне сфотографировать военную базу, которая расположена тут, на острове. Пленка сейчас у Харальда.
– Как ты могла! – воскликнула фру Олафсен. – Из-за этого мы потеряли сына, а ты – жениха!
– Простите меня! – прошептала Хермия.
– Идет война, Лисбет, – одернул жену пастор. – Много молодежи погибло, сопротивляясь нацистам. Разве это вина Хермии?
– Мне непременно нужно забрать пленку у Харальда, – вздохнула Хермия. – Мне надо его найти. Неужели вы мне не поможете?
– Я не могу потерять второго сына! Я этого не вынесу! – простонала мать.
Пастор взял ее за руку.
– Арне боролся с нацистами. Если Хермия и Харальд смогут закончить то, что он начал, тогда наш сын погиб не напрасно. Мы должны помочь.
– Я понимаю, – покивала фру Олафсен, – я понимаю. Просто мне страшно…
– Так куда, Харальд сказал, он поехал? – спросила Хермия.
– В Кирстенслот, – ответила фру Олафсен. – Это замок под Копенгагеном. Там живут Даквитцы. Их сын, Йозеф, учился в одном классе с Харальдом.
– Но они сказали, что его там нет.
– Да, но он где-то неподалеку. Я разговаривала с сестрой Йозефа, Карен, они близняшки. Между ними, Карен и Харальдом, что-то есть, какое-то чувство.
– С чего ты взяла? – поразился пастор.
– С того, как звучит ее голос, когда она о нем говорит.
– Мне ты об этом ничего не сказала!
– Ты бы не поверил.
– Пожалуй, ты права, – покаянно улыбнулся пастор.
– Значит, вы думаете, Харальд где-то в окрестностях Кирстенслота и Карен знает, где он? – спросила Хермия.
– Да.
– В таком случае мне нужно туда.
Пастор достал часы из кармашка жилета.
– Последний поезд уже ушел. Останься на ночь, а утром я доставлю тебя к первому парому.
– Как это возможно, что вы так добры? Ведь из-за меня погиб ваш сын! – тихо, почти что шепотом выговорила Хермия.
– Бог дал, Бог и взял, – отозвался пастор. – Благословенно будь имя Господа.
Глава 26
«Шершень» был готов к полету.
Харальд установил провода, которые добыл в Водале. Последней его серьезной заботой стала прохудившаяся шина. Воспользовавшись домкратом от «роллс-ройса», он приподнял самолет, снял колесо и, доставив его в ближайший гараж, заплатил механику за работу. Кроме того, придумал, как можно дозаправиться в воздухе: придется вынуть стекло из окна кабины и через него дотянуть шланг до отверстия бензобака. И наконец, расправил крылья и специальными стальными штырями укрепил их в позиции для полета. Теперь самолет заполнил собой всю ширину церкви.
Он выглянул из окна. День был тихий, с легким ветерком и сквозными низкими облаками, которые помогут спрятать «шершень» от люфтваффе.
Сегодня они взлетят. Живот сводило от беспокойства, стоило ему об этом подумать. Даже полетать над Водалем в тренировочном «мотыльке» выглядело приключением, от которого волосы дыбом. А теперь он намерен тысячу километров пролететь над открытым морем!
Самолет такого типа задуман, чтобы лететь, не удаляясь от берега, и в случае неполадок спланировать на землю. Таким образом, маршрут отсюда до Англии следовало проложить над береговыми линиями Дании, Германии, Голландии, Бельгии и Франции. Но они с Карен полетят прямо в море, подальше от стран, оккупированных нацистами. Если что не так, садиться им будет некуда.
Харальд раздумывал над этим, когда в окно проскользнула Карен с корзинкой в руке, словно Красная Шапочка. У него сразу потеплело на сердце. Весь день, работая над самолетом, он думал о том, как они целовались сегодня утром, после кражи бензина, и то и дело прикасался к губам, чтобы оживить воспоминания.
Карен посмотрела на самолет и выдохнула:
– Вот это да!
Такая реакция была ему очень приятна.
– Хорош, правда?
– Но в таком виде ты не выведешь его через дверь.
– Знаю. Придется сложить крылья, а снаружи опять расправить.
– Так зачем ты расправил их здесь?
– Для тренировки. Второй раз я справлюсь с ними быстрее.
– И за сколько управишься?
– Не знаю.
– А солдаты? Если они нас увидят…
– Они будут спать.
– Значит, мы готовы, правда? – торжественным тоном проговорила она.
– Готовы!
– И когда полетим?
– Конечно, сегодня!
– О Боже!
– Если выжидать, только увеличишь шанс, что нас обнаружат еще до того, как мы взлетим.
– Я понимаю, но…
– Что?
– Наверное, я не ожидала, что это случится так скоро… – Она вынула из корзинки сверток и рассеянно подала ему. – Вот тебе холодное мясо.
– Спасибо. – Он внимательно на нее посмотрел. – Ты ведь не передумала, нет?
Она решительно затрясла головой.
– Нет. Просто вдруг вспомнила, что уже три года не правила самолетом.
Он подошел к верстаку, выбрал небольшой топорик и моток крепкой веревки, уложил их в ящик под приборной доской в кабине.
– Зачем это? – поинтересовалась Карен.
– Если свалимся в море, думаю, самолет потонет – мотор ведь тяжелый, – но крылья, когда они сами по себе, останутся на плаву. Так что если сумеем их отрубить, можно будет связать их вместе, и получится плот.
– Это в Северном-то море? Да мы сразу замерзнем.
– Все лучше, чем утонуть.
Ее передернуло.
– Ну, тебе видней.
– Еще хорошо бы печенья и пару бутылок с водой…
– Я возьму на кухне. Кстати про воду… мы пробудем в воздухе гораздо больше, чем шесть часов.
– И что?
– А писать как?
– Откроем дверь и будем надеяться на лучшее.
– Да, тебе хорошо!
– Ну извини! – ухмыльнулся он.
Она огляделась и нашла пачку старых газет.
– Вот, сунь их куда-нибудь.
– Зачем?
– Вдруг мне приспичит…
– Что-то я не пойму… – вскинул он бровь.
– И моли Бога, чтобы не довелось понять.
Он послушно положил газеты на сиденье.
– А карты у нас есть? – спросила Карен.
– Нет. Я решил, что мы просто полетим на запад, пока не долетим до земли, и земля эта будет Англия.
Карен покачала головой.
– В воздухе довольно трудно понять, где ты находишься. Я несколько раз терялась, просто летая тут по окрестностям. Вдруг нас снесет с курса? Чего доброго, сядем во Франции.
– Ого! Об этом я не подумал!
– Единственный способ сверить свое положение – это сравнить территорию, которая под тобой, с картой. Я посмотрю, может, у нас что есть дома.
– Давай.
– Пойду-ка я сразу и принесу все, что нужно. – Она вылезла в окно, теперь уже с пустой корзинкой.
Харальд так нервничал, что не смог куска проглотить. Отложил мясо, которое принесла Карен, и принялся складывать крылья «шершня». По задумке конструкторов, процедура должна быть несложной, чтобы владелец летательного аппарата мог проводить ее каждый раз, прежде чем поставить его в гараж рядом с автомобилем.
Чтобы верхнее крыло не задевало крышу кабины в сложенном положении, внутренняя часть подвижного сегмента была на петлях, поэтому первым делом Харальд отомкнул и поднял эти сегменты.
У верхних крыльев с нижней стороны имелась скрепа, которую Харальд сначала отсоединил, а потом зафиксировал ею внутренние края нижних и верхних крыльев, чтобы не бились один о другой.
В летной позиции крылья удерживали Г-образные штыри в лонжеронах всех четырех крыльев. В верхних штыри удерживались на месте той самой скрепой, которую Харальд теперь вынул, так что оставалось только повернуть штырь на девяносто градусов да сантиметров на десять потянуть на себя.
В нижних крыльях штыри удерживались на месте кожаными ремнями. Харальд отсоединил ремень на левом крыле, повернул штырь и потянул его.
Едва штырь вышел, как крыло поехало, начало двигаться.
Харальд понял, что этого следовало ожидать. В припаркованном положении самолет стоял криво, с носом, устремленным вверх, и теперь тяжелое двойное крыло пошло назад, движимое силой земного притяжения. Он стал цепляться за него в ужасе, что, ударившись о фюзеляж, оно причинит разрушения. Попытался взяться за ведущий край нижнего крыла, но тот оказался слишком толст, чтобы ухватить ладонью.
– Черт! – выкрикнул он.
Шагнул вперед, следуя за крылом, и схватился за стальные тросы, соединяющие верхние и нижние крылья. Нашел точку опоры и замедлил движение, но трос впился ему в кожу, да так больно, что Харальд вскрикнул и машинально разжал пальцы. Крыло поползло дальше и остановилось, лишь когда громко стукнулось о фюзеляж.
Браня себя за беспечность, Харальд кинулся к хвосту, двумя руками взялся за законцовку нижнего крыла и потряс так, чтобы понять, нанесен ли урон. Слава Богу, вроде нет. Края крыльев вроде бы целые, и на фюзеляже никаких вмятин. Все цело, кроме распоротой кожи на правой руке.
Слизывая кровь с ладони, Харальд перешел на правую сторону. На этот раз, чтобы крыло не поехало само по себе, подпер его снизу ящиком со старыми журналами. Вытащил штыри, обошел крыло, оттолкнул ящик и придержал крыло так, чтобы оно сложилось мягко и медленно.
Вернулась Карен.
– Все взяла? – беспокойно спросил Харальд.
– Мы не можем лететь сегодня! – Она бросила корзинку на пол.
– Как?! – опешил Харальд. – Почему?
– Я завтра танцую.
– Танцуешь?! – вышел он из себя. – Да как ты можешь ставить это выше нашего дела?
– Это особая история. Я говорила тебе, что готовлю ведущую партию. И вот теперь половина труппы слегла с каким-то желудочным заболеванием. У нас два состава, и обе примы больны, поэтому назначили танцевать меня. Это потрясающая, невероятная удача!
– На мой-то взгляд, это чертовская неудача!
– Я буду танцевать на главной сцене Королевского театра, и знаешь что? Сам король придет на спектакль!
– Не могу поверить, что это говоришь ты… – В полной растерянности он причесал волосы пятерней.
– Я заказала тебе билет. Получишь его в кассе.
– Я не пойду.
– Да не будь ты занудой! Полетим завтра вечером, после спектакля. Следующий спектакль только через неделю, к тому времени какая-нибудь из прим выздоровеет.
– Да плевать я хотел на ваш чертов балет! Сейчас война! Хейс считает, что британцы готовят большой налет! Наши снимки должны попасть к ним раньше! Подумай о том, сколько жизней стоит на кону!
Глубоко вздохнув, Карен заговорила мягче:
– Я знала, что ты так к этому отнесешься, и подумывала о том, чтобы отказаться… Но я не могу. Понимаешь, не могу, и все. И потом, если полетим завтра, мы будем в Англии за три дня до полной луны.
– Оставаясь здесь еще целые сутки, мы смертельно рискуем!
– Но послушай, ни одна душа не знает о самолете – с чего вдруг его завтра найдут?
– Это возможно.
– Да не выдумывай ты! Мало ли что возможно!
– Это я выдумываю? Меня ищет полиция, ты знаешь. Я вне закона и хочу как можно скорей убраться отсюда!
Тут уже и она разозлилась.
– Ты тоже должен понять, как серьезно я отношусь к этой роли! Как много она для меня значит!
– Нет, я не понимаю.
– Послушай, да я могу погибнуть в полете!
– Я тоже!
– И в тот момент, когда я буду тонуть в Северном море или замерзать до смерти на твоем самодельном плоту, прежде чем умру, я хочу думать о том, что чего-то добилась в этой жизни, что танцевала перед королем и имела успех на сцене Королевского театра! Ты можешь это понять?
– Нет, не могу.
– Ну и иди к черту! – бросила она и исчезла в окне.
Харальд как оглушенный смотрел ей вслед. Не меньше минуты прошло, прежде чем он пошевелился. Потом заглянул в корзинку, которую она принесла. Там было две бутылки минеральной воды, пачка сухого печенья, фонарик, запасная батарейка к нему и две запасные лампочки. Карты не было, зато валялся старый школьный атлас. Он открыл книжку. На пустом листе было написано: «Карен Даквитц. 3-й класс».
– Вот черт, – вздохнул Харальд.
Глава 27
Петер Флемминг стоял на причале в Морлунде и дожидался последнего парома с Санде в надежде встретить таинственную незнакомку.
То, что Харальд не появился на похоронах брата, огорчило, но не удивило его. Петер внимательно разглядел присутствующих. Большинство – местные жители, которых он знал с детства. Интересовали его как раз другие. Когда после церемонии все собрались в доме пастора выпить чаю, он переговорил с каждым из незнакомцев. Несколько школьных товарищей, сослуживцы по армии, друзья из Копенгагена, директор Янсборгской школы. У него имелся список всех, кто приехал, составленный патрульными на пароме. Переговорив с человеком, он помечал его имя галочкой. Без галочки осталось только одно имя: фрекен Агнес Рикс.
Вернувшись к причалу, он справился у патрульного, переправлялась ли Агнес Рикс на «большую землю».
– Пока нет, – покачал головой тот. – Я бы ее точно запомнил. У нее тут, знаете, все в порядке, – ухмыльнувшись, жестом обозначил высокую грудь.
Петер отправился в отцовскую гостиницу, где выяснил, что Агнес Рикс там не объявлялась.
Он был заинтригован. Кто эта фрекен Рикс и зачем она здесь? Шестое чувство подсказывало, что без Арне Олафсена тут не обошлось. Возможно, эта ниточка никуда не ведет, но других нет.
Околачиваться на причале в Санде было бы подозрительно, поэтому Петер переправился в Морлунде, где был крупный торговый порт и затеряться не составляло труда. Фрекен Рикс, однако, не появилась.
Когда причалил последний ночной паром, Петер направился на ночевку в гостиницу «Остерпорт». Там в вестибюле имелась телефонная будка, куда он зашел, чтобы позвонить Тильде Йесперсен в Копенгаген.
– Ну как, был Харальд на похоронах? – первым делом спросила она.
– Нет.
– Черт…
– Я проверил всех, кто там присутствовал. Никаких зацепок. Есть сведения только о некой фрекен Агнес Рикс, я сейчас ее и отслеживаю. А что у тебя?
– Весь день провисела на телефоне, обзванивала полицейские участки по всей стране. Поручила проверить каждого из одноклассников Харальда. Завтра начнут поступать отчеты.
– Ты сбежала с задания, – резко переменил он тему.
– Но ведь это не нормальное было задание, так ведь? – Тильде определенно подготовилась к разговору.
– Почему это?
– Ты взял меня, потому что хотел переспать.
Петер скрипнул зубами. Поступившись профессиональными принципами, вступив с ней в связь, он не мог отчитать ее как следовало.
– Это что, твои извинения? – зло бросил он.
– Это не извинения.
– Ты сказала, что не одобряешь, как я допрашивал Олафсенов. Для полицейского это не повод бросать работу.
– Я работу не бросила. Просто не хотела спать с человеком, который мог так поступить.
– Я просто исполнял свой долг!
– Не совсем, – произнесла она изменившимся голосом.
– Что значит «не совсем»?
– Я бы поняла, если бы ты держался напористо, чтобы добиться результата. Но тебе нравилось причинять боль. Ты терзал пастора, запугивал его жену и испытывал радость. Ты упивался их горем! Такого человека я любить не могу.
Петер бросил трубку.
Почти всю ночь он не спал. Злился и думал о Тильде. Представлял, как идет к ней домой, вытаскивает из постели в одной рубашке, бьет по лицу, наказывает. Она молит о пощаде, но он холоден к ее воплям. Они борются, рубашка рвется, им овладевает желание, он берет Тильде силой. Она кричит и сопротивляется, но он сильнее. А потом она со слезами просит прощения, но он встает и уходит, не сказав ей ни слова.
Заснул он только к рассвету, а утром отправился в порт встречать первый паром с Санде. Агнес Рикс оставалась его последней надеждой. Если она ни при чем, непонятно, что делать дальше.
С парома сошла кучка пассажиров. Петер собирался спросить полицейского, есть ли среди них фрекен Рикс, но необходимости в этом не возникло. Среди мужчин в рабочей одежде, спешащих в первую смену на консервный завод, он с первого взгляда заметил высокую женщину в темных очках и головном платке. Она подошла ближе, и он сразу ее узнал. Из-под платка выбивались темные волосы, но выдал ее в первую очередь крупный, с горбинкой, нос. Шагала она широко, уверенным мужским шагом, и он вспомнил, как отметил за ней эту особенность в первую же встречу, два года назад.
Хермия Маунт.
По сравнению с женщиной, которую ему представили как невесту Арне Олафсена, выглядела она похудевшей и постаревшей.
– Попалась, вероломная сука, – пробормотал он.
Петер поспешил за ней на вокзал, нацепив очки в толстой оправе, чтобы она его не узнала, и поглубже нахлобучив шляпу, прикрывая предательскую рыжину.
Хермия купила билет до Копенгагена.
После долгого ожидания она села в старый, медленный, пыхтящий на угле поезд, который зигзагами пересекал всю Данию с запада на восток, останавливаясь на деревянно-кирпичных станциях в пропахших водорослью курортных и сонных рыночных городках. Хермия сидела в соседнем, третьего класса, вагоне. Пока они в поезде, ей от него не уйти, но и он, со своей стороны, продвинуться никуда не может.
Только после полудня поезд дополз до Нибурга на срединном острове Дании, Фин. Здесь им пришлось переместиться на паром, который пересек пролив Большой Бельт, и на Зеландии, острове самом крупном, пересесть на другой поезд, до Копенгагена.
До Петера дошли слухи об амбициозном плане заменить паром мостом почти в двадцать километров длиной. Традиционалисты высказывались в пользу многочисленных датских паромов, утверждая, что неспешное продвижение – особенность национального характера, но, считал Петер, – пусть бы паромы все уничтожили. У него полно дел, он спешит и предпочитает мосты.
Читать бесплатно другие книги:
