Кубинское каприччио Абдуллаев Чингиз
Глава 1
Вечером погода испортилась. Пошел дождь. Не очень сильный, но достаточно неприятный, для того чтобы разогнать большинство случайных прохожих. Он быстро оделся и вышел на улицу. Зонтик он с собой не взял. В Баку вообще люди почти никогда не ходили с зонтами. Не потому, что зонтики здесь не пользовались особой любовью. Их невозможно было использовать. При бакинском северном ветре зонтики просто выбивало из рук или они сразу ломались. Поэтому люди предпочитали укрываться от сильного дождя в подъездах домов, пережидая непогоду. Но он любил такую погоду, любил дождливую осень, которая была столь нечастым явлением в его родном городе. Поэтому он вышел на улицу, чтобы пройтись вокруг дома.
Но, как только он вышел из дома, сразу зазвонил его мобильный телефон. Тот самый, номер которого почти никто не знал. Дронго нахмурился, достал аппарат и услышал голос Эдгара Вейдеманиса, своего друга и напарника.
– Добрый день. Как у тебя дела?
– Идет дождь. А как у вас?
– В Москве холодно. Все как обычно.
– Что-нибудь случилось?
– Тебя срочно ищут. Просили перезвонить по бакинскому номеру. Говорят, что могут вылететь к тебе в Москву. Мы не стали уточнять, что ты сейчас находишься в Баку.
– Кто звонил?
– Твой двоюродный брат. Оставил телефон и просил срочно перезвонить. Продиктовать номер?
– Диктуй, – вздохнул Дронго.
Еще через минуту он перезвонил своему родственнику и узнал, что его ищет по очень важному делу самый близкий друг его двоюродного брата. По кавказским традициям отказать было нельзя. Дронго подумал, что если каждый из его родственников, проживающих в Баку, хотя бы один раз позвонит ему по подобным вопросам, то он должен будет до конца жизни заниматься расследованиями, связанными с друзьями и знакомыми его родных. Но отказаться было невозможно. Они договорились, что он примет этого человека завтра днем. Вечер был безнадежно испорчен. Дронго повернулся и пошел обратно домой. Он думал отдохнуть здесь несколько дней, в тишине своей бакинской квартиры, но теперь нужно было принимать незваного гостя.
На следующий день этот молодой человек появился у него ровно в два часа дня. Незнакомцу было лет тридцать пять или чуть больше. Он был среднего роста, розовощекий, со светло-русыми волосами, немного курносым носом, что было не совсем характерно для местных жителей. Вошедший представился как Борис Измайлов. Дронго провел его в гостиную и, после того как они расположились в глубоких креслах, выразил готовность выслушать своего гостя.
– Извините, что нашел вас таким необычным образом, – сразу начал Измайлов, – но у меня просто не было другого выхода. Я прилетел из Киева только на несколько дней.
– Как раз для Баку это обычный способ, – весело возразил Дронго, – чтобы заставить меня вас принять, вы вышли на моего родственника. Учитывая, что здесь многие дела решаются подобным образом, через родственников и знакомых, то все это в порядке вещей. А вы живете в Киеве?
– Да, у меня там небольшой магазин, – смущенно ответил Измайлов, – но я родом из Баку. Дело в том, что я представитель известной семьи ювелиров Измайловых. Может, вы слышали про моего дедушку – Бориса Ибрагимовича Измайлова, который жил в Баку еще в середине прошлого века.
– Конечно, слышал, – кивнул Дронго, – он был известным ювелиром. Его многие помнят до сих пор. Мне рассказывали, что во время Великой Отечественной войны он кормил сразу несколько семей фронтовиков, помогая вдовам и детям.
– Верно, – обрадовался молодой Измайлов, – меня назвали в честь дедушки Борисом. И я тоже занимаюсь немного ювелирным делом. Как и мой отец. Как и мой дядя.
– Теперь понятно. Я слышал про вашу фамилию. Вы ведь живете в Азербайджане уже много лет. Говорят, что ваш прадед – Ибрагим Измайлов – был ювелиром еще в царской России. Вы ведь горские евреи и родом из Кубы, верно?
– Мы говорим, из Красной Слободы, – улыбнулся Борис Измайлов, – дело в том, что многие просто не понимают, что такое Куба. Они считают, что это тот самый Остров свободы, которым правят братья Кастро. Они не знают, что это довольно известный город в Азербайджане, и он даже был центром знаменитого Кубинского ханства. Поэтому мы обычно уточняем, что мы из Красной Слободы, которая находится на другом берегу Кубы. Вы же знаете, что там живут только горские евреи.
– Я у вас бывал, – ответил Дронго, – поразительно интересное место.
– Спасибо. Мне очень приятно, что вы слышали о моих дедушке и прадедушке.
– А теперь расскажите, зачем вам нужно было меня увидеть, – попросил Дронго.
– Мы потомственные ювелиры, – повторил Борис Измайлов, – и у меня сейчас небольшой магазин в Киеве. У моего старшего брата есть магазин в Санкт-Петербурге. Он должен прилететь в Баку через два дня. У нашего дяди был небольшой магазин в Баку на Торговой улице, как раньше называли улицу имени Низами, но он его продал несколько лет назад. Он намеревался уехать в Израиль, хотел умереть там. Несколько раз туда ездил, даже присмотрел там небольшую квартиру. В Хайфе. Вы, наверно, знаете, что в Хайфе и в Натанье живет большинство евреев, переехавших в Израиль. И не только евреев, там полно азербайджанцев, лезгинов, курдов, которые уезжают туда как родственники евреев.
– Я бывал и в этих местах, – рассмеялся Дронго, – и примерно представляю, какое количество наших бывших соотечественников там живет…
– Мой дядя – Семен Борисович Измайлов – в последние годы тяжело болел. Врачи считали, что у него онкология, но его еще можно спасти. И он добровольно соглашался на химиотерапию. Очень переживал, что лысеет. У нас всегда традиционно были хорошие волосы. Извините, – вдруг испугался Борис, – я не хотел вас обидеть.
– Учитывая, что я лысоват, это неосторожное заявление, – притворно нахмурился Дронго, – но будем считать, что это ваш первый прокол. Давайте дальше…
– Большую часть своего состояния он вкладывал в алмазы, – пояснил Борис, – несколько мелких камней он даже возил с собой в Израиль. Разумеется, об этом никто не знал.
– В это верится с трудом, – сразу возразил Дронго, – насколько я слышал, ваш дядя был очень осторожным и предусмотрительным человеком. Я думаю, что он заранее договаривался с кем-то из таможенников, чтобы ему позволили беспрепятственно провезти свои камни в Израиль. Из Баку летают самолеты в Тель-Авив.
– Возможно, – сразу согласился Борис, – но я его об этом никогда не спрашивал. В общем, там не было ничего особенного. Камни стоимостью от пяти до двадцати тысяч долларов.
«Ничего особенного», – подумал Дронго, но никак не прокомментировал эти слова Измайлова.
– Однако большую часть своего состояния он вложил в алмаз «Шах Аббас». Вы, наверно, слышали его историю?
– Никогда не слышал. И вообще впервые слышу, что есть такой драгоценный камень.
– Это очень интересная история. Дело в том, что в период правления Надир-шаха существовали три самых крупных алмаза, два из которых стали настоящей легендой. Первый был назван в честь Надир-шаха. Второй назывался «Кохинором», а третий, о котором почти не было никаких сведений, был в три раза меньше, и его назвали в честь Аббаса Третьего, который был правителем Ирана, когда Надир-шах был регентом государства. Как вы, наверно, знаете, он правил Ираном больше десяти лет.
– Почти семнадцать, – поправил своего собеседника Дронго, – из них одиннадцать был шахом Ирана.
– Что? – несколько удивился Борис. – Вы так хорошо знаете историю?
– Азербайджан тогда входил в состав государства Сефевидов, – напомнил Дронго, – а затем, после отражения афганского и турецкого нашествий, большая часть вошла в состав державы Надир-шаха. Знать историю своего государства, по-моему, нормально.
– Да, правильно. Но сейчас не все так интересуются историей. В общем, он правил много лет. И эти три драгоценных камня были в сокровищнице Надир-шаха. О них есть упоминание в воспоминаниях французского посла, посетившего Надир-шаха в тысяча семьсот сороковом году. Как раз за два года до этого Надир-шах вторгся в Индию и взял столицу Великих Моголов – Дели. А еще через семь лет против великого правителя Надир-шаха устроили заговор и его убили, – продолжал Борис. – И после убийства Надир-шаха в Иране начались столкновения, феодальные раздоры между двумя кланами – Зендами и тюркской династией каджарских ханов, которые в конечном итоге захватили власть в Иране почти на сто пятьдесят лет…
– У меня есть даже друзья в Баку, которые являются прямыми потомками Каджарской династии, – подтвердил Дронго, – например, ректор нашей музыкальной академии, народный артист СССР Фархад Бадалбейли. Все это очень интересно, но какое отношение имеет к нашей встрече?
– Когда Надир-шах взял Дели, он овладел сокровищницей Великих Моголов. Общеизвестно, что среди ценностей, которые он вывез из Дели, был и знаменитый алмаз, названный в честь Надир-шаха. Спустя почти сто лет этим драгоценным камнем правитель Ирана Фетх-Али-шах расплатился за убийство русского посла Грибоедова. Этот известный камень сейчас находится в Алмазном фонде.
– Познавательно, – вежливо заметил Дронго, – по-моему, я читал об этом у Тынянова. И видел алмаз «Шах» в Алмазном фонде в Москве. Но при чем тут другие алмазы?
– Их было три великих камня. Первый – крупный и самый большой, который назвали в честь Надир-шаха. Второй «Кохинор», история которого тоже очень любопытна. А третий камень был более чем в три раза меньше, и его, словно в насмешку, назвали по имени Аббаса Третьего, который был сыном Тахмасиба и при котором Надир-шах был регентом. Называть оба алмаза «шахами» было невозможно, поэтому их различали.
– Теперь ясно. Что случилось с этим алмазом?
– Он оставался у Каджаров до тысяча девятьсот двадцать пятого года, пока к власти в Иране не пришла династия Пехлеви. И тогда племянник Ахмед-шаха Фаид-хан бежал с этим камнем в Париж. Где он и пребывал до сорок шестого года, пока его не выкупил известный армянский ювелир Ашот Манукян, который и привез его обратно в Иран, точнее в Тебриз, где в это время была революция. Есть сведения, что у Манукяна этот алмаз отобрали. Возможно, реквизировали. О нем вспоминал известный азербайджанский писатель Мирза Ибрагимов, который в это время был руководителем «чрезвычайной тройки», посланной в Южный Азербайджан по предложению самого Сталина. Во время революции в Иране камень пропал, но его, очевидно, вывезли в Северный Азербайджан, когда большая часть революционеров переехала обратно в Баку из Тебриза, после того как революция была подавлена. Говорят, что американцы пригрозили атомной бомбой, если Советский Союз не выведет свои войска из Южного Азербайджана. А Сталин хотел соединить обе части Азербайджана в единое целое.
– Не знаю, как Сталин, но, по-моему, это было бы естественно, – заметил Дронго, – немцам разрешили объединиться, о корейцах все время говорят, а азербайджанцам, разделенным на две страны, не разрешают даже думать об этом. При том, что в Иране живет в два с лишним раза больше азербайджанцев, чем в Северном Азербайджане. И у них нет ни одной школы на родном языке.
– Я знаю, – сказал Борис Измайлов, – у нас традиционно были хорошие связи с ювелирами из Тебриза. Таким образом алмаз «Шах Аббас» оказался в Баку, где и находился до конца восьмидесятых. Затем начались известные события, когда распался Советский Союз и в Азербайджане в течение пяти лет сменились семь руководителей…
Дронго мрачно кивнул. Он хорошо помнил эти времена.
– Мой дядя был самым известным ювелиром в Баку, – продолжал Борис. – Собственно, из известных стариков на тот момент остались только двое – Расул Расул-заде и Семен Измайлов. Первому предложили этот бриллиант, но он сразу отказался. Цена была слишком большой. Мой дядя согласился. К тому времени он уже открыл свои филиалы в Санкт-Петербурге и Киеве, собирался открыть магазин в Москве. В общем, он нашел деньги. Большие деньги. И сумел выкупить этот алмаз.
– Подождите, – прервал его Дронго, – значит, магазины в Санкт-Петербурге и Киеве открывал ваш дядя, а не вы с братом?
– Нет, конечно. Открывал именно он. Вернее, открывали мы, но на его деньги. Он считал, что наша семья должна налаживать такие связи. И послал меня с братом в эти два города. А в Москву собирался сам переехать. Но после того как купил этот алмаз, он решил не торопиться с переездом. Тогда как раз в Баку пришел к власти Народный фронт и многие отсюда уезжали.
– Но он не переехал?
– Тогда многие отсюда уезжали, – повторил Борис, – но мой дядя остался. Дела у нас пошли неплохо, мы высылали ему половину доходов. В начале девяностых было, с одной стороны, очень трудно, так как не существовало вообще никаких правил и законов, а с другой – очень легко, цены были просто смешные. В общем, потом мы выкупили эти магазины. Сначала я, а через некоторое время и мой старший брат. Но через несколько лет наш дядя серьезно заболел. И начал выезжать в Израиль на лечение.
– И вы уже тогда знали, что он купил этот алмаз?
– Конечно, знали. И я, и мой старший брат. К этому времени наш отец умер, и дядя заменил нам его. Мы все очень дружили, часто приезжали к нему. В последние годы он больше жил не в Баку, а в Красной Слободе. Говорил, что там особый воздух. У нас там большой дом, принадлежавший еще его дедушке. И ему там очень нравилось. Алмаз был у него, он несколько раз показывал его нам. Он даже внешне похож на знаменитый алмаз «Шах», как называют камень «Надир-шах». На том камне, который находится в Алмазном фонде в Москве, выгравированы три надписи. Первая относится к концу шестнадцатого века и гласит, что камень принадлежит индийскому правителю Бурхану Низаму. Но есть сведения, что уже тогда этот камень отобрал правитель Великих Моголов Акбар. И следующую надпись на камне сделал его внук Джехан-шах, сын Джахангир-шаха, уже через полвека, в тысяча шестьсот сорок первом году. И, наконец, третью запись сделали по приказу самого Фетх-Али-шаха за пять лет до того, как камень был передан русскому царю Николаю Первому.
Борис достал из кармана записную книжку и посмотрел в нее. Очевидно, ему было необходимо уточнить какие-то даты, которые он мог перепутать или забыть. Положив книжку в карман, он продолжал:
– Второй камень – «Кохинор» – был найден еще в пятьдесят шестом году до нашей эры и находился у индийских правителей почти полторы тысячи лет. В тысяча триста четвертом году он оказался у султана Аладдина Кхина в Дели, а затем в тысяча пятьсот двадцать шестом году завоеватель Бабур вторгся в Индию. Его сын Хумаюн подарил этот камень персидскому шаху. И он оказался тоже в сокровищнице иранских правителей. Говорят, что Надир-шах, увидев этот камень, воскликнул, что это гора света. И с тех пор «Кохинор» так и называли. В переводе с фарси это «Гора света». Но потом Надир-шаха убили, и этот камень один из его полководцев – Абдали – увез в Афганистан. В начале девятнадцатого века лахорский царь Рахат Сингх вернул его в Индию, и, когда там вспыхнуло восстание сипаев, было решено переправить этот камень в Великобританию. Уже в тысяча девятьсот одиннадцатом году этот алмаз был огранен и вставлен в Королевскую государственную корону Великобритании для королевы Марии. На сегодняшний день «Кохинор» один из самых известных камней в мире. И все три камня связаны с именем Надир-шаха, – закончил повествование о камнях Борис Измайлов, – но если первые два известны всему миру, то о третьем почти ничего не известно. Хотя на нем есть одна надпись, относящаяся к периоду правления Великих Моголов. Я видел эту надпись. И видел этот камень.
– Вы хорошо подготовились к нашему разговору. Выписали все даты и названия.
– Речь идет о таком уникальном алмазе, – вздохнул Борис, – я еще тогда начал собирать все материалы. Ведь это такая гордость для нашей семьи, что третий камень Надир-шаха находится именно у нас.
– Тогда давайте закончим с историей и вернемся в наше время, – предложил Дронго. – Значит, речь пойдет о третьем алмазе, названном в честь Аббаса Третьего. Верно?
– Правильно. Все три камня висели над троном Надир-шаха и были окружены изумрудами и рубинами. Как раз о них и писал французский посол. Об этих трех камнях. Но два больших алмаза находятся в Москве и в Лондоне. А третий, самый маленький и самый изящный, был у моего дяди.
– Опасная вещь, – заметил Дронго, – обладание подобным сокровищем редко приносит счастье его владельцу. Скорее наоборот. Чем более известен камень, тем больше на нем крови.
– Поэтому я и пришел к вам, – оживился Борис, – дело в том, что этот алмаз пропал. И поэтому мне нужна ваша помощь.
– Понятно, – уныло сказал Дронго, – теперь я понимаю, почему вы так долго готовили меня к этому известию. И куда он мог деться?
Глава 2
Он начал понимать, что всего лишь пытается найти убежище, в котором можно спрятаться, отсидеться, остаться одному, чтобы ни с кем не встречаться. Одинаковые квартиры в Москве и в Баку, одинаковая мебель, одинаковая посуда, занавески, книги, люстры, обои, постельное белье, телефоны. Иногда он забывал, в каком городе находится. А затем вдруг начинал ловить себя на том, что и в Италии, где жила Джил с детьми, пытается создать некое подобие своих городских квартир. И это его пугало.
Известный всему миру под странным именем Дронго, он предпочитал жить один, стараясь реже выходить из дома, не бывать на различных презентациях и встречах. Но жить затворником не совсем получалось. Слишком большой круг знакомых, достаточное количество людей, которым просто невозможно отказать, и, наконец, его расследования, в ходе которых он знакомился с еще большим количество людей, которые становились его знакомыми и друзьями.
Он не хотел признаваться в этом даже самому себе, но ему нравилось дело, которым он занимался. Ему казалось, что благодаря его усилиям количество зла в этом мире несколько сокращается. И хотя Дронго был достаточно разумным человеком, чтобы не считать себя неким мессией, в душе он полагал, что свои способности просто обязан использовать на благо людей. Хотя в последние годы он разленился и не любил, когда его отвлекали по пустякам.
И если в Москве ему помогали Вейдеманис и Кружков, то в Баку он предпочитал отсиживаться дома, стараясь не принимать незнакомых гостей и тем более не проводить независимых расследований. Здесь ему было даже легче, чем в Москве, он знал гораздо большее количество людей. И одновременно сложнее, так как подобное знание предполагало разумную осторожность в своих действиях, чтобы не обидеть никого из многочисленных родственников или знакомых. Он согласился принять Бориса Измайлова только потому, чтобы не обидеть своего родственника. Но по мере того как этот молодой ювелир рассказывал ему историю драгоценных камней, он понимал, что теперь ему придется заняться поисками алмаза, о котором он никогда ранее не слышал.
– Мой дядя умер три месяца назад, – вздохнул Борис, – вы знаете, как хоронят в Азербайджане. И вообще как принято хоронить у евреев и мусульман. Он умер рано утром, и уже до захода солнца мы должны были похоронить его на нашем старом кладбище в Баку. Он умер в своем доме, в Красной Слободе, но здесь похоронены его отец и два старших брата. Поэтому мы перевезли его в Баку и похоронили рядом с ними. На следующий день. А потом начали искать этот проклятый алмаз. И нигде не нашли. Ни в нашем старом доме в Красной Слободе, где он находился в особом тайнике, о существовании которого никто не знал, ни в его бакинской квартире. Мы перерыли дом и квартиру до последней нитки, вывернули все наизнанку. Даже заплатили специалистам, чтобы они приехали к нам с особой аппаратурой и проверили, где мог быть спрятан этот алмаз. Мы вскрыли ячейку дяди в местном банке, получили разрешение проверить, что там находится. Но там были только его письма и немного денег. Алмаза нигде не было.
– А может, он его продал? Вы же сами говорите, что он несколько раз летал в Израиль, лечился от тяжелой болезни. Вполне возможно, что ему требовались для этого большие деньги. Сколько мог стоить этот алмаз?
– Я думаю, что около полутора миллионов долларов, – осторожно предположил Борис Измайлов, – но он его не продавал. Это мы точно знаем.
– Откуда такая уверенность?
– Вот его письмо, адресованное нам с братом. Мы нашли его в банке. – Измайлов протянул письмо Дронго, и тот стал читать:
«Мои дорогие Асиф и Боря. Спасибо вам обоим за все, что вы для меня сделали за последние три года. У меня не было детей, и я всегда считал вас своими самыми близкими людьми. Вы об этом знаете. Если вы читаете эти строки, значит, меня уже нет в живых. Я оставил это письмо в банке. Завещаю вам все свои сбережения, дом в Красной Слободе, квартиру в Баку и, конечно, тот самый камень, про который вы знаете. Я вложил в него почти все свои деньги и считаю, что сделал хорошее вложение для нашей семьи. Пусть этот камень останется в нашей семье. Ювелиров Измайловых хорошо знали в бывшем Советском Союзе, теперь будут знать во всем мире. И еще у меня есть два небольших счета в израильском и французском банках. Номера счетов я прилагаю. Можете ими воспользоваться. Спасибо вам за все. Я был очень счастлив, что у меня были такие умные и достойные племянники. И деньги, которые я с вас брал, были нужны не мне. Я хотел приучить вас к порядку, к зарабатыванию денег, к умению бережливо относиться к своим доходам и экономно расходовать заработанное. Думаю, что у меня все получилось. Вы оба крепко стоите на ногах, и мне больше ничего не нужно. Прощайте. Мое завещание находится тоже здесь. Сделайте все, как я написал. Ваш дядя Семен».
– Очень достойное письмо, – задумчиво сказал Дронго, возвращая письмо, – он был интересным человеком.
– Очень, – согласился Борис, забирая письмо и бережно складывая его пополам. Затем положил письмо в карман.
– Сколько денег оказалось на счетах? – уточнил Дронго.
– В израильском банке около сорока тысяч долларов, а во французском около семидесяти, – сообщил Борис.
– Солидно, – заметил Дронго, – значит, версию о том, что у него не было денег на оплату лечения, мы сразу отвергаем.
– Конечно. Его пятикомнатная квартира в старом доме в Баку тоже стоит тысяч семьсот или восемьсот. А еще наш дом в Красной Слободе. Двухэтажный дом, который тоже стоит недешево. В общем, он был не самым бедным человеком. Было бы смешно, если бы я не сказал вам этого. Он был ювелиром в третьем, даже в четвертом поколении.
– Это я уже понял. Извините, что буду вынужден задать вам несколько неприличный вопрос. Каково ваше состояние? И состояние вашего брата?
Борис усмехнулся. Провел рукой по непослушным курчавым волосам.
– Все правильно, – сказал он, – мы самые главные подозреваемые. Но зачем нам воровать у самих себя, если этот камень нам все равно завещали. Мы очень обеспеченные люди.
– Вы не ответили на вопрос.
– У меня есть большая квартира в Киеве, свой магазин в центре города, три автомобиля, дача. У брата есть две квартиры в Санкт-Петербурге и магазин даже побольше моего. В общем, я думаю, что я «стою» миллиона два, а мой брат даже больше. Понимаете? Мы совсем не бедные люди. Хотя дядя и отец приучили нас к бережливости. Вы не смотрите на мою одежду или часы, мы просто не привыкли тратить большие деньги на самих себя. Нас совсем по-другому воспитывали.
– Всегда считал, что нужно учиться у евреев воспитывать своих детей и умению зарабатывать деньги, – признался Дронго, – ничего плохого в этом не вижу. Хотя сам бы так не смог, бережливость не по мне.
– У каждого свои проблемы, – улыбнулся Борис, – но я пришел к вам за помощью. Мы хотим найти этот алмаз, хотим его вернуть в нашу семью. Дядя считал, что этот алмаз должен находиться у нас в семье, и поэтому мы обязаны выполнить его последнюю волю.
– Это я уже понял. Как умер ваш дядя?
– В своей постели. Заснул и не проснулся. В последнее время он сильно болел. Я часто бывал у него. Но за два дня до этого… до его смерти… он почувствовал себя гораздо лучше. А у меня были дела в Киеве. Я улетел в Киев. Но с ним оставался Асиф, мой старший брат. Мы договорились, что будем дежурить по очереди. Когда мне утром позвонили, я сразу взял билет и прилетел обратно в Баку. Асиф уже успел распорядиться, чтобы все приготовили к похоронам, сообщил людям, выбрал место на кладбище, рядом с нашим отцом. И перевез тело дяди в Баку, где мы его и похоронили.
– Кроме Асифа, кто-нибудь был в доме рядом с покойным?
– Его сиделка. Она все время была рядом с ним. Очень хорошая женщина, спокойная, работящая, выдержанная. Фатьма-ханум. Я знаю ее с детства. Она работала в местной кубинской больнице санитаркой, но мы уговорили ее оставаться рядом с дядей. Конечно, мы ей платили.
– Ваш старший брат позвонил и сообщил, что дядя умер?
– Да. И я сразу прилетел.
– В момент смерти вашего дяди в доме были только ваш брат и сиделка?
– Нет. Конечно, нет. Кроме них, были еще несколько человек. Он к утру почувствовал себя совсем плохо. И тогда они стали всех обзванивать. Почти сразу приехала наша родственница Хуршида. Ее мать была троюродной сестрой матери моего отца и дяди. И она часто приезжала специально, чтобы за ним ухаживать, как наша родственница.
– Кто был еще? Кто был с ним в момент смерти?
– Непосредственно рядом был врач. Генрих Соломонович Мильман. Он очень известный врач и один из немногих, кто не уехал в Израиль. В последние дни он часто бывал у нас в Красной Слободе. И даже оставался ночевать в нашем доме.
– Ему, кажется, лет сто?
– Только восемьдесят, – улыбнулся Борис, – и он был очень хорошим другом нашей семьи. Очень близким. Вот, собственно, и все. Никто из них не мог взять алмаз, в этом я уверен. Да и мой дядя был не тот человек, который будет всем рассказывать об этом камне.
– Только четыре человека? И больше никого не было рядом с ним?
– В тот момент никого. Но в квартире бывали некоторые люди. Мы составили с братом список, хотели проверить каждого. У дяди был водитель – Иса Ашуров, который работал с ним последние восемь лет. Он тоже часто бывал в бакинской квартире и в доме, который находился в Красной Слободе. К нам часто приезжал сын Хуршиды – Туфан, который живет и работает в самой Кубе. В Красной Слободе дяде обычно помогал по дому его садовник – Гулам Мустафаев. У дяди Семена был помощник, которому он продал свой магазин. Осетин. Зинур Марчиев. Очень способный ювелир, сейчас неплохо развернулся. Но это все люди достаточно близкие нашей семье и нашему покойному дяде. – Борис Измайлов достал список и просмотрел все фамилии. Затем кивнул: – Только эти люди. И еще Валида, женщина, которая жила в Баку, но часто приезжала к дяде в Красную Слободу и оставалась у него в доме. Красивая женщина, вдова. По-моему, она нравилась моему дяде, очень нравилась.
– А вы говорите, что никого не было. Довольно большой список подозреваемых.
– Какие они подозреваемые? Это люди, которые были рядом с нашим дядей все его последние годы, помогали ему жить. Никого из них мы не подозреваем, просто составили список, чтобы понять, куда мог пропасть этот алмаз. Но из них только Марчиев мог знать истинную цену камня. Может, еще Валида, но я не уверен.
– Разве она ювелир?
– Нет, – несколько замешкался с ответом Борис и впервые отвел глаза, – но она была достаточно долго рядом с моим дядей, могла знать цену этому камню.
– Вы чего недоговариваете? Учтите, что, если вы рассчитываете на мою помощь, вам нужно быть со мной предельно искренним.
– Да, – кивнул Измайлов, – недоговариваю. Один раз дядя взял ее с собой в Израиль. Оформил ей визу и повез с собой. Мы об этом узнали только спустя некоторое время. Тогда он еще не болел. И не хотел нам говорить об этом. Наверное, стеснялся. Но мы бы его поняли. Ведь ему тогда не было еще и шестидесяти. Он и умер не очень старым человеком, по местным понятиям. Ему было только шестьдесят шесть. Валида по профессии художник, график.
– А почему Валиды не было в Красной Слободе в момент его смерти? Насколько я понял, они были достаточно близки?
– Хуршида ее не любила. Они знакомы еще по Кубе и всегда недолюбливали друг друга. Хуршида на правах родственницы все время выговаривала нашему дяде за эту связь. Она считала, что Валида, в общем… ведет себя не совсем искренне… пытается устроить свою жизнь…
– Что в этом плохого?
– Ничего. Но это обычная история. Женщинам в любой семье не очень нравится, когда появляется молодая особа рядом с их пожилым родственником. Асиф позвонил ей, когда тело дяди было уже в Баку. Она очень плакала во время похорон.
– И ваш дядя ничего не завещал остальным людям? Например, вашей родственнице? Или этой Валиде?
– Он передал для Хуршиды двадцать тысяч долларов, которые были у него дома. Наличными.
– Кто сообщил вам про деньги? Она сама?
– Нет. Он передал деньги через Асифа. Вообще, дядя был очень предусмотрительным человеком, он все расписал в своем завещании, которое мы тоже нашли в банке. У него было два почти новых автомобиля. Один – «Ниссан» – он просил оставить своему водителю, а другой – джип – передать своему садовнику. Часть своего имущества из дома он завещал Фатьме. В общем, никого не забыл.
– Они знали о его завещании?
– Возможно, знали. Но я не уверен. Повторяю, дядя был настоящим ювелиром, а настоящие ювелиры всегда люди немного скрытные.
– Вы тоже?
– Да, наверное. Во всяком случае, в свои профессиональные секреты я не посвящаю ни жену, ни других людей.
– А старшего брата? Вы ему доверяете?
– Конечно. Мы с ним очень дружим. Асиф был любимцем моего дяди. Это человек, которому я верю больше, чем самому себе. Мы не просто родные братья, мы близкие друзья. Так иногда бывает…
– И Валиде ваш дядя ничего не оставил?
– Конечно, оставил. Он купил ей очень неплохую квартиру и оформил ее на имя Валиды. Трехкомнатная квартира. Тогда она стоила тысяч сто, а сейчас, наверно, раза в четыре дороже.
– Судя по вашим словам, он действительно знал о приближающейся кончине.
– Точно знал. В Израиле, как и в Америке, врачи ничего не скрывают от пациента. Все говорят ему прямо и в лицо. Я все время думал, почему в Америке, в Европе или в Израиле такие бесчувственные врачи. Почему они говорят столь страшные вещи своим пациентам. А у нас такие внимательные и чуткие эскулапы, которые никогда не говорят всей правды даже самым больным пациентам. А потом неожиданно понял. Там верят в Бога. По-настоящему верят. Они считают, что человек должен успеть подготовиться к переходу в иной мир, сделать все свои дела и достойно встретиться с Богом. А наши не верили ни во что. Да и собственности такой у бывших советских людей не было…
– Кроме ювелиров, – иронично заметил Дронго.
– Да, мы были состоятельными людьми и раньше. Но знаете, как тряслись мои дядя и отец каждый раз, когда кто-то стучался в их дверь. Они ведь знали столько секретов.
– И вы пришли ко мне, чтобы я нашел этот исчезнувший алмаз?
– Да. Вы же понимаете, что он для нас значит. Для меня, для моего брата, для всей нашей семьи. Мы просто обязаны его найти и вернуть в нашу семью. Дядя вложил в него почти все свои деньги, отказался от переезда в Москву, продал свой магазин в Баку. Он мечтал, чтобы о нашей семье узнали как о хранителях этого алмаза. Нам нужен этот алмаз. И поэтому я пришел к вам. Мне известна ваша репутация, господин Дронго. Вы намного меня старше, опытнее, умнее. Говорят, что вы видите людей насквозь, умеете читать чужие мысли и нет такого преступления, которое бы вы не смогли раскрыть. Назовите любую цену. Скажите, что вам нужно. Мы сделаем все, что вы скажете. Но только найдите этот алмаз. Найдите его как можно быстрее. Я боюсь, что он может исчезнуть навсегда. Его могут распилить или просто продать как драгоценный камень, не понимая истинной цены этого алмаза. Настоящей цены третьего камня из сокровищницы Надир-шаха. Первые два хранятся в надежных местах, и до них никому не добраться. Ни в Москве, ни в Лондоне. Но этот третий камень был для нас не просто алмазом. Он должен был стать символом нашей семьи, нашего могущества, нашей известности. Вы даже не представляете, что это означает среди ювелиров. Если станет известно, что алмаз «Шах Аббас» находится в нашей семье, мы будем самой известной семьей ювелиров на всем пространстве СНГ, может быть, даже в Европе, в мире. Это как обладание «Оскаром». Или Нобелевская премия для писателей. В общем, нам нужно его найти.
– Прошло три месяца, – напомнил Дронго. – Если его украли, то вполне могли за это время куда-то вывезти. Вам не кажется, что мы несколько запоздали с поисками?
– Мы будем искать по всему миру, – твердо сказал Борис, – чего бы нам это ни стоило. Мы уже разместили в Интернете сообщение о том, что алмаз «Шах Аббас» принадлежит нашей семье и не может быть продан или передан другим лицам. Вы знаете, сколько откликов мы получили со всего мира? Несколько тысяч. Всем интересно, как этот алмаз попал к нам. Просят выслать его снимки. Рассказать о его истории.
– У вас есть его снимки?
– Конечно. У меня сохранились фотографии этого алмаза.
– Вы можете мне популярно пояснить, чем алмаз отличается от ограненного бриллианта?
– Конечно, – кивнул Борис. – У настоящего бриллианта должно быть пятьдесят семь граней. Это классика. Каждый ювелир об этом знает. Алмаз – это драгоценный камень, его название переводится с греческого как «несокрушимый». Индусы называют алмаз камнем, который не разбивается. Хотя на самом деле это не так. Его можно разбить или разрезать. Ограненные бриллианты ценятся больше, но есть камни, которые становятся известны именно благодаря своей ценности и каратам. Например, алмаз «Надир-шах», который находится в Алмазном фонде в Москве. В нем почти девяносто карат.
– Понятно. Еще один нескромный вопрос. Извините, но я должен его задать. В момент смерти вашего дяди рядом находились его домработница и врач. Пока оставим их в стороне. Но рядом все время был ваш старший брат. Он такой же ювелир, как ваш дядя и вы. Он знал об этом камне, знал его истинную стоимость, ему наверняка было известно, что ваш дядя хочет оставить алмаз в семье. Понимаю, что вы можете обидеться, но вы не допускаете мысли, что алмаз находится у вашего старшего брата? Ведь насчет алмаза ничего не сказано в завещании. И вполне вероятно, что ваш старший брат мог опасаться, что именно вы захотите забрать этот камень.
– Нет, – не раздумывая, ответил Борис, – я об этом даже не думал. Нужно знать моего старшего брата. Я вас с ним познакомлю, когда он вернется из Санкт-Петербурга. Я ему верю, как самому себе. Он никогда в жизни не смог бы украсть алмаз, чтобы спрятать его от меня. Он вообще предложил, чтобы камень хранился именно у меня. С самого начала предлагал, чтобы дядя передал алмаз именно мне. Я скорее поверю, что сам украл этот камень, чем в то, что это сделал Асиф. Он его не брал, это абсолютно точно.
– Почему он хотел передать камень именно вам? Ведь он старший брат, и было бы логично, если бы алмаз хранился у него.
– Он старше меня на пять лет, – пояснил Борис, – и давно болеет. У него очень высокое внутричерепное давление. Поэтому он не стал бы забирать этот камень и прятать его от меня. Он вообще написал завещание, чтобы все его состояние в Санкт-Петербурге перешло к моему сыну. А вы еще спрашиваете, мог ли он взять этот алмаз. Не мог.
– У него нет своих детей?
– Нет. Это как какое-то родовое проклятие. В нашем роду всегда бывает такой один неприкаянный. У моего деда был младший брат, который уехал в Америку, жил в Лос-Анджелесе и умер, так и не женившись, хотя у деда было четверо сыновей. Старший умер еще мальчиком, второй погиб на фронте, в Крыму. Третьим был мой отец, у которого было два мальчика, и четвертым – мой дядя Семен, который тоже никогда не был женат, хотя женщины его любили. И он очень любил женщин. Но теперь, уже в третьем поколении, появился мой старший брат, который тоже не собирается жениться. Надеюсь, что в четвертом таких не будет. У меня есть дочь и сын. Правда, еще очень маленькие.
– Вашему старшему брату кто-то помогает в Санкт-Петербурге?
– Да, у него прекрасные помощники. Муж и жена. Иосиф и Света Гинзбурги. Они помогают моему брату, работают в его магазине, ведут все дела в его отсутствие.
– Они приезжали на похороны?
– Нет. Они оставались в Санкт-Петербурге «на хозяйстве». Я же говорю, что брат им очень доверяет.
– Когда в последний раз вы видели этот алмаз?
– За несколько дней до смерти моего дяди. Я держал его в руках. Он такого желтоватого цвета, и его нельзя перепутать с другими камнями. Кроме того, там есть надпись. На самом алмазе. Его не спутаешь ни с одним другим камнем.
– Мне нужно будет поговорить с каждым из тех, кого вы назвали. Я правильно вас понял, что список подозреваемых можно ограничить только этими людьми?
– Больше никто не мог взять камень даже теоретически. Но вся беда в том, что и эти люди вне всяких подозрений. Они даже не могли знать, где находится алмаз, ведь дядя прятал его, а не рассказывал о нем каждому встречному.
– Его домработница, ваша родственница и его… подруга. Три женщины. И пятеро мужчин. Врач, водитель, садовник, сын вашей родственницы и его бывший помощник. Все?
– Да, все. Мы тщательно проверяли этот список. Но сами расспрашивать людей мы просто не можем, они бы на нас обиделись. Каждый из них был рядом с дядей много лет.
– И кроме этих восьмерых… подозреваемых… еще и вы с братом?
– Зачем нам воровать у самих себя?
– А если алмаз был застрахован?
– Он не был застрахован. Если бы дядя вызвал кого-нибудь из страховой компании, мы бы наверняка знали. У нас нет в городе таких крупных компаний, чтобы можно было застраховать на подобные суммы.
– И вы никого не подозреваете?
– Никого. Иначе я бы не стал вас искать. В том-то и дело, что никого.
– Ваш дядя купил алмаз в Баку? Я могу уточнить, у кого именно он купил этот алмаз? Он вам об этом ничего не говорил?
– Конечно, говорил. Но при чем тут прежние владельцы алмаза? Они продали свой товар, и мой дядя его купил. Это было много лет назад.
– У кого он его купил? – терпеливо спросил Дронго. – Поймите, что я спрашиваю не из праздного любопытства.
– Понимаю, – достаточно мрачно сказал Борис, – я знал, что вы спросите. Но они ни при чем. Алмаз хранился в семье Шекерджийских. Его продал нашему дяде Казым Арсенович Шекерджийский.
– Я могу узнать цену?
– Думаю, что за триста или четыреста тысяч долларов. Но тогда это были просто нереальные, абсолютно огромные деньги.
– А сейчас алмаз стоит в несколько раз дороже. Может, Шекерджийские решили, что их обманули с этой сделкой, и захотели вернуть себе этот камень?
– Как это обманули? – возмутился Борис. – Тогда на эти деньги в Баку можно было купить десять хороших квартир. Десять. Скорее они получили неслыханную прибыль. Дядя Семен мог купить его гораздо дешевле. Он оказался очень порядочным человеком, отдал за этот камень все, что у него тогда было. Просто он хорошо знал ему цену и понимал, что это не просто драгоценный алмаз, а историческая реликвия, которая будет только расти в цене.
– Последний вопрос. К вашему дяде приходил раввин перед смертью?
– Нет. Мой дядя был не очень верующим человеком. Хотя в Израиле он соблюдал все правила. Вы готовы нам помочь?
– Придется, – ответил Дронго, – вы ведь пришли ко мне, уже не надеясь, что вам поможет кто-то другой.
– Да, – признался Борис, – мы действительно уже не верим, что найдем этот алмаз. И вы последняя наша надежда. Кто-то из наших знакомых сказал, что вы можете сотворить чудо. Вот поэтому мы с братом и решили обратиться к вам, надеясь на чудо.
Дронго подумал, что ему предстоят сложные поиски без всякой надежды на успех. Он даже не мог предположить, что этот алмаз принесет еще немало горя людям.
Глава 3
Горские евреи, или, как их часто называют, таты, проживают в Азербайджане, и не только в Красной Слободе. Среди татов есть принявшие ислам и есть принявшие иудейство. Многие живут в Баку, в Шемахе, в Сумгаите, в других крупных городах, находящихся ближе к побережью Каспийского моря. История появления горских евреев связана с легендой о Хазарском каганате, в котором иудаизм был государственной религией. Возникшее в седьмом веке нашей эры государство просуществовало в различных вариациях до начала десятого века. Тюркоязычный народ хазар основал свою столицу в городе Семендер, в нынешнем Дагестане. Но затем арабские нашествия разорили южные области государства, и хазары ушли на Нижнюю Волгу, где возникла новая столица, нареченная Итилем.
Арабские завоеватели требовали, чтобы хазары приняли ислам, а византийская империя требовала от них принятия христианства, но правители Хазарского каганата решили принять иудаизм в качестве государственной религии в семьсот тридцать первом году нашей эры. Примерно в это время хазары начали смешиваться с евреями, изгнанными из Ирана и Византии. Государство хазар уже с начала десятого века подвергалось опустошительным набегам соседей, в том числе и русских князей, и уже к концу этого века перестало существовать. Но часть принявших иудаизм тюркоязычных жителей осела в Северном Азербайджане и Дагестане. Постепенно смешиваясь с местными жителями, они образовали новую народность – таты. Большинство из них стали разговаривать на особом диалекте фарси, близкого к талышскому. В бакинских селениях, расположенных вокруг Баку, татов довольно много. Но это люди, принявшие ислам и говорящие в основном на татском и азербайджанском языках. А вот в Красной Слободе, на другом берегу от города Кубы, оказались потомки горских евреев, некогда принявшие иудаизм, но говорящие на языке татов. В отличие от обычных европейских евреев, их стали называть горскими евреями, или кубинскими евреями, ибо они проживали рядом с городом Кубой. Их имена и фамилии почти не отличались от азербайджанских. Они говорили в основном даже не на татском языке, а на азербайджанском, и лишь очень немногие знали иврит или идиш.
В советские времена особых различий между народами и национальностями, проживающими в одной республике, не делалось. И при переписи многие таты, исповедующие ислам, и горские евреи, исповедующие иудаизм, называли себя азербайджанцами, как и талыши или курды, живущие в составе одной республики и говорящие на одном языке. И если коренные азербайджанцы – это потомки тюркоязычных племен, ныне проживающие на территории Азербайджана, то все остальные имели свои национальные особенности и даже языки, например, таты, лакцы, талыши, удины, албанцы, аварцы, курды, лезгины.
Самое поразительное, что в самом городе Кубе, рядом с которым находилась Красная Слобода, проживали мусульмане-шииты, тогда как вокруг Кубы было много сел с населяющими их мусульманами-суннитами. Кроме того, в соседних районах жили удины, лезгины и аварцы. А в самой Красной Слободе проживали горские евреи. Не говоря уже о селениях молокан, перебравшихся на Кавказ еще в прошлые века. Но несмотря на такое перемещение народов и религий, люди жили здесь довольно дружно. Вместе обрабатывали плодородную землю, вместе отмечали праздники, вместе защищали свою землю от врагов. Если бы в Кубе или в Красной Слободе, которые отделяла друг от друга небольшая река Кудиалчай, кто-нибудь рассказал о еврейских погромах, потрясавших царскую Россию в начале двадцатого века, или о фашистских гетто, существовавших в Европе уже в середине века, здесь бы очень удивились и не поняли подобного варварства. Более того. Это было одно из немногих мест в мусульманском мире вообще, где мирно проживали шииты и сунниты. Они дружили, женились, брали девушек из соседних сел, отдавали своих парней и не понимали, как можно убивать друг друга из-за религиозной нетерпимости, столь характерной для всего остального мусульманского мира.
И если повсюду в мире ожесточенное противостояние между шиитами и суннитами было почти запрограммированной нормой, при которой люди убивали друг друга, то здесь ни о чем подобном даже не помышляли. В Азербайджане вообще не совсем понимали, как можно убивать своего соседа только потому, что он мусульманин иного религиозного направления. И даже вспыхнувшая армяно-азербайджанская война из-за Нагорного Карабаха была тяжелым испытанием для мирных азербайджанцев, привыкших жить в мире и дружбе со всеми соседями, населяющими их страну.
Дронго решил, что выедет в Красную Слободу только послезавтра. Сначала он хотел встретиться и переговорить с различными людьми, имеющими отношение к этому алмазу. Кроме других причин, врач, который лечил Семена Измайлова, сам тяжело болел и находился в Баку. Именно поэтому Дронго попросил Бориса Измайлова подсказать ему адреса доктора Мильмана, бывших владельцев алмаза Шекерджийских и Валиды, которая проживала в квартире, купленной ей покойным ювелиром. Борис, не раздумывая, написал все три адреса и три телефона.
– Выедем в Кубу послезавтра утром, – предложил Дронго на прощание.
– Очень хорошо, – почему-то обрадовался Борис, – как раз послезавтра там соберутся все, кого я указал в нашем списке. Некоторые при-едут из города. Все, кроме Валиды.
– Почему?
– Послезавтра будет первый день рождения нашего дяди, который мы отметим без него. Поэтому мы решили собраться вместе в нашем доме в Красной Слободе и поужинать. Вспомним его.
– Ясно. Тогда завтра я поговорю с людьми, номера телефонов которых вы мне дали. А послезавтра утром мы поедем с вами в Кубу, – решил Дронго.
В этот вечер он долго сидел в кресле, вспоминая свой разговор с молодым ювелиром. Затем подсел к компьютеру и работал до четырех утра, разыскивая нужную ему информацию. Но на следующий день он не поехал ни по одному из указанных адресов. Он решил провести еще одну встречу, до того как начнет встречаться с людьми из списка. Поэтому он позвонил своему давнему другу Натику, об отце которого говорил Борис Измайлов. Это был один из самых старых и известных ювелиров Баку – Расул Расул-заде.
– У меня к тебе просьба, – попросил Дронго своего друга, – мне нужно срочно встретиться с твоим отцом.
– Он сейчас болеет, – недовольно ответил Натик. – А зачем он тебе нужен?
– По очень важному делу. Хочу с ним проконсультироваться. И кроме него, мне никто не сможет помочь. Ты позвони отцу, извинись и скажи, что я хочу зайти к нему буквально на несколько минут.
– Ладно, – согласился Натик, – он к тебе всегда хорошо относился. Часто спрашивает меня, где ты пропадаешь, почему не заходишь. Когда ты хочешь к ним поехать?
– Прямо сейчас.
– Я все узнаю и тебе перезвоню.
Натик перезвонил через пять минут и сообщил, что его отец будет ждать Дронго. Еще через полчаса они уже сидели вместе в квартире известного бакинского ювелира. Расул Расул-заде был легендой бакинских ювелиров, одним из лучших экспертов в своем деле, человеком, который начал заниматься ювелирным делом еще в тридцатые годы прошлого века. Он был небольшого роста, суховатый, подтянутый, строгий, с кустистыми бровями и редкими седыми волосами. Он принял их в гостиной, строго глядя на сына и его друга. Сначала разговор традиционно шел о здоровье и родственниках. И только когда на стол подали чай, Дронго осторожно перешел к цели своего визита.
– Извините, что вынужден вас побеспокоить, – сказал он, – я хотел узнать у вас об одном драгоценном камне.
– О каком камне? – улыбнулся старый ювелир. – Я могу рассказывать о любом камне целый день. И всю ночь. Какой камень конкретно тебя интересует?
– Алмаз «Шах Аббас». Его предложили вам купить лет пятнадцать назад, – пояснил Дронго.
Расул-заде нахмурился. Покачал головой:
– Откуда тебе это известно?
– Мне рассказал об этом Борис Измайлов. Его дядя Семен купил тогда этот алмаз.
– Верно, – кивнул ювелир, – все так и было. Семен всегда был очень ловким человеком. Вот он и воспользовался ситуацией. Тогда в городе ни у кого просто не было таких денег. Триста или четыреста тысяч долларов. Очень большие деньги. Люди вообще не держали долларов и не доверяли им, ведь в советские времена за хранение валюты полагался очень большой тюремный срок. И только у Семена Измайлова могли быть такие деньги.
– И он купил этот алмаз? – уточнил Дронго.
– Говорил, что купил. У самого Шекерджийского. Казыма Арсеновича. Это настоящая ценность. Не те бирюльки, которые сейчас привозят из Турции или Ирана. Настоящий алмаз. Очень дорогой.
– Сколько он сейчас может стоить?